Текст книги "0,5"

Глава 5
Голод

Питерский папаша легким движением руки убил двухлетнюю дочь: распаковывал метадон на кухне, а после того, как принял дозу, смахнул остатки на пол.

Что было дальше, сейчас устанавливают следователи. По предварительной версии, девочка нашла и проглотила кристаллы, а спустя несколько часов умерла.

(новостной портал «Санкт-Петербург», 17 марта)

Лето всегда проходит быстро. Не знаю, как на юге, но на севере – однозначно. Только футболку постирал, погладил, а уже все, надо было раньше. Особенно если ты не то что отпуск на солнышке, ты не можешь позволить себе жить. Когда кончается детство, когда последняя его любопытная ниточка выбивается из полотна и остается только грубая ткань без единого дефекта, начинаешь понимать: чтобы быть человеком – нужны деньги. Когда они перестают казаться тебе приятным бонусом, а становятся нужны для функционирования в обществе – ты стал взрослым.

Настоящий ценник на любую вещь чуть ли не в десятки раз ниже того, какой продавцы по утрам вставляют в топпер, синхронизировав компьютер с центральной базой. Эх, опять подорожало. Опять переклеивать. Почему? Нужно заплатить НДС, заплатить работнику, логисту, таможне, рекламщикам, в пенсионный фонд отдать, страховку и на лапу кому-нибудь важному, чтобы торговать спокойно не мешали или пассивно закрывали глаза на что-то из вышеперечисленного, на что денег жалко. Минута сияния на федеральных телеканалах стоит столько, сколько даже и не унесешь, чтобы передать лично. Только переводом на банковский счет. Навязчивые баннеры на каждом сайте заманивают тебя на один-ха-бет и азино три молотка. ИНТЕГРАЦИЯ В КНИГУ – идеальная, бессмертная бизнес-модель. Ведь шестнадцать экземпляров ее издания точно будут жить, пока не развалится Россия. По закону я должен отправить их в какие-то органы, а они передадут их в какие-то реестры и библиотеки.

Апатия.

Солнце светит в глаза, но жара от него никакого. Только слепит. Солнце слепит, а ты из себя слепить кого хочешь – не можешь. Не получается. Вот есть ты такой, и все, и ничего ты не сделаешь. Не поменяешься, как бы ни старался.

Деньги, которые привез из армии, улетели в мгновение, как Андрей ни силился ограничить себя в расходах: туда, сюда и как-то… пуст кошелек. Дни платежей за аренду квартиры отныне нависают гильотиной.

Музыкальное оборудование продано, и хорошо, что сейчас, а не до армии. Любят люди говорить, что доллар вырос, совсем не подозревая, что это рубль упал. Повезло продать по цене большей, чем это барахло новым стоило пару лет назад.

Скоро захочется рассесться дома, в тепле, или как минимум возвращаться туда, чувствуя пальцы. Повторять то, что прошел этой зимой и весной, – никакого желания.

Кое-что из фриланса Андрею, смыслящему, куда тыкать в фотошопе, подвернулось. Работа заключалась в том, чтобы нарезать gif-картинки для грязных сайтов. Кликбейт, на который нажмет похотливый дурачок, поверив, что за ссылкой его ждет красотка, ну или, на худой конец, отменное порево. Платили регулярно: пять рублей за файл. Долго за этим занятием не просидишь – начинает выворачивать. Смотреть порно – одно. Находить в нем эпичные моменты, вырезать эти фрагменты, кадрировать и лепить глупые грязные надписи – нечто совершенно иное. Особенно с осознанием, зачем это делается. Особенно совсем без денег. Особенно без верящей в тебя женщины в постели.

Нищета. Перспективы светят не в ту сторону: завтра будет хуже. Ботинок порвется – придется нести в мастерскую. Кончится пачка растворимого кофе. Проезд в автобусе подорожает. Какой-нибудь внутренний орган даст о себе знать. О росте цен разговоры по городу уже ползли пауками. Как они появляются? Одна старуха расскажет другой, та – еще парочке, парочка – внукам, внуки кинутся в социальные сети, и на следующее утро весь город галдит об этом, даже не догадываясь, что известие-то всего лишь плод нездоровой фантазии одинокой старой женщины. И люди уже подготовлены, так почему бы и не повысить? Все равно забудут через пару месяцев.

Когда ты живешь в однокомнатной квартире, сердце тоже трансформируется в однокомнатное. Там не поместится галдящая толпа, много вещей не влезет тоже. Одного-двух людей втиснуть можно, но не более того. Однокомнатное сердце – для одного.

Доводилось много передвигаться пешком. От центра города до съемной квартиры – примерно час. Андрею подобные прогулки не доставляли особых неудобств. Воткнешь наушники и улетишь в свои мысли, тайком пялясь на симпатичных девушек, еще не закутавшихся в длинную и теплую одежду, делающую их, будем честны, менее соблазнительными. Лишь немногие из них идут куда-то со своими молодыми людьми, мужьями или друзьями. Больше – либо в гордом одиночестве, либо с такой же подругой, улыбаясь и о чем-то перешептываясь. Подойти? Познакомиться? Зачем? Кому ты нужен, без гроша в кармане? Дай женщине уверенность в безопасности, исполняй ее прихоти – и она даст тебе то, что хочешь ты. Она будет, конечно, отнекиваться – все, мол, не так. Но если ты беден, а ей подвернется вариант интереснее, то, с большей долей вероятности, бедствовать ты продолжишь один. Исключения бывают. Исключение – женщина, верящая в твой будущий успех. Никакого успеха Андрею ждать пока не приходится. Верить в него – некому. Сам в себя-то не веришь. Даже в Деда Мороза верится больше.

Маршрут до дома всегда одинаков не по собственному желанию, просто иначе к жилищу не подобраться: короткая серая набережная, ряд типовых рассыпающихся пятиэтажек, натыканных небрежно каскадом, рестораны и кафе, дома под снос. Жители деревянных гнилых развалин грезят переселиться в хрущевки. Спят и видят, пишут обращения в правительство. Жители хрущевок мечтают переселиться в новостройки, свежие, только-только сданные в эксплуатацию. Высокие, яркие. Корнями вросшие в землю пятиэтажки с тесными комнатами, пахнущими сыростью, их не устраивают. С лужами во внутреннем дворе. С бабками на скамейке у подъезда. О чем мечтают жители новостроек и снятся ли андроидам электроовцы?

Никакого желания возвращаться к себе, а вернее, не к себе даже, а в съем Андрей не имел. Свернуть бы, пройти еще километр-полтора и остановиться там. В трехкомнатных квартирах, пахнущих непросохшей краской, в пентхаусах на верхних этажах, в комнатах с панорамными окнами. Но ноги всегда механически несут на четвертый этаж ультрабюджетного дома, населяемого в большинстве отбросами, которые не щадят свое жилище. Мышцы знают, что тебе отведено всю жизнь вот так барахтаться. Да и странное это чувство – снимать квартиру. Нет в таком жилье ощущения дома, крепости. Как в старинной игре «Симс»: строишь, уют создаешь всеми доступными методами, а персонажи все равно недовольны. А потом случайно смотришь: «Е-мое. Батюшки. Да я же крышу-то забыл поставить!»

Андрей присел на скамейку. По обе стороны бесконечно тянулась самая оживленная улица города, ее бы даже можно было назвать гордым слово «бульвар». Про ее бесконечность я, конечно, загнул – она росла лишь от свежеокрашенного и обшитого сайдингом железнодорожного вокзала, потерявшего теперь хоть какую-то эстетическую ценность, и упиралась в набережную, тоже потихоньку разваливающуюся: плиты проседают год от года. Никто ремонтировать не спешит. Вдоль этой градообразующей улицы теснятся девятиэтажные дома, деловые и торговые центры, разноцветные салоны сотовой связи, кафе с огромными стеклами. Наблюдать в эти окна, покрытые тонким слоем воды, сползающей вниз, оставшейся после только кончившегося дождя, за людьми – спокойно, наступает какое-то необъяснимое умиротворение. Фигуры, искаженные тонкими струйками и паром, превращаются в абстрактные образы. Веет оттуда каким-то недосягаемым теплом.

В какую сторону ни отворачивайся, ветер метит точно в шею, хочет соскользнуть под тонкую ветровку, предназначенную для европейской, а не русской осени. Осень на север приходит раньше, чем положено даже в этой ледяной стране. Только это и доставляет дискомфорт, а то было бы и ничего еще. Жить здесь.

Андрей изучил содержимое своих карманов: два часа простояв у входа в торговый центр и с улыбкой всовывая листовки всем, кто умел проявлять жалость, он не заработал почти ничего. Сам он только искоса взглянул на одну из них лишь тогда, когда в руке осталось всего ничего – реклама какого-то автомобиля по суперакции. Вы экономите до пятисот тысяч рублей! Шанс, что хоть кто-нибудь прочитает то, что написано на листовке, – невероятно мал. Шанс, что хоть кто-то прочитавший отправится в автосалон, – стремится к нулю. Расклад, при котором хотя бы одна машина обретет владельца таким путем, – невозможен. Так к чему все это?

Пятьсот рублей стоит участие человека в борьбе за присутствие бренда в уме случайного прохожего. Две сотни еще оставалось с прошлого раза. Горсть мелочи считать не было желания. Четыре косаря в книге вместо закладки. Вот и все сбережения.

Андрей зашел в торговый павильон на остановке, купил два пирожка с капустой, чай в одноразовом белом стакане из непонятного материала. В этих забегаловках окна в полный рост другие: чтобы все пассажиры автобуса пялились на тебя, чтобы проезжающие мимо автомобили из раза в раз создавали ощущение, что тебя вот-вот обольет грязью из огромной лужи, простирающейся от одного тротуара до другого. Чтобы ты чувствовал себя еще менее комфортно – ешь стоя. Ни столов, ни стульев. Длинный стеллаж, один на всех. И чай в этих забегаловках всегда пахнет одинаково противно.

Бездомный, до этого державший дверь, бросил свое бесполезное занятие и теперь понуро сидел на остановке, вяло копаясь в своих сумках, медленно перебирая что-то в недрах, не обращая никакого внимания на мир. В таком положении он был больше похож на какой-то едва копошащийся мешок, рядом с которым замерли мешки поменьше, в которых он хранил весь свой скарб – дом на колесах (без колес).

Допив чай, Андрей снова прошел к кассе и справился о наличии больших стаканов. Купил двойную порцию чая, отсчитывая мелочь прямо на монетницу, отчего деньги подскакивали с неприятным звуком, а продавец морщилась, выжидая, когда же это закончится. Долго заваривал пакетики. Обжигаясь, нырнул в шум города, чтобы отдать напиток бомжу.

В ответ тот сердечно благодарил Андрея, как-то странно связывая слова, желал ему столько благ, сколько не желали и друзья в день рождения. Голос его был такой же, какой был бы у обычного мешка картошки, если бы тот умел разговаривать. Толстая тетка в фартуке наблюдала через стекло, и во взгляде читалась необъяснимая злость.

Каждый день безделье буквально пожирало – непостоянная работа занимала голову и руки лишь на очень непродолжительный срок. Все остальное время было заполнено пустотой, с которой хоть чуть-чуть помогали справляться книги и фильмы, накопившиеся на ноутбуке. И вот такие маленькие добрые дела никак не могли заглушить совесть, не помогали убедить ее, что все превосходно, что все идет так, как задумано.

Праздный человек – не совсем человек. Первое время себя им ощущаешь, да еще каким! А потом руки чесаться начинают, хочется работать. Без дела мотаешься как юродивый и уже не совсем человек. Только «чело». «Чел», как говорят среди молодежи. Серьезных людей так не назовут, а вот балбеса с района – всегда пожалуйста.

Иногда Андрей придумывал что-то полезное, вроде отжиманий раз в три часа, но подобные начинания заканчивались очень быстро. Хиленькими и трясущимися ручонками отталкивался от пола. А потом просто забывал. Наводил порядок в квартире, но и поддерживать его забывал, и квартира снова обрастала мусором. Как-то он сам по себе появлялся. Следил за людьми, за въезжающими во двор машинами и курил сигареты, которые удавалось настрелять за день. Да, на табаке он теперь экономил, а бросать не хотел. Хоть голодать пока не приходилось, но и рацион разнообразием не блистал – Андрей выискивал продукты с красным или желтым ценником и частенько бродил от магазина к магазину, держа в заметках стоимость одних и тех же товаров. Благо этих супермаркетов на перекрестке неподалеку от дома оказалось целых три. Придумал даже идею для стартапа по этому поводу – приложение-агрегатор скидок и акций в продовольственных магазинах. Покопался в Сети. Оказалось, такое есть. Добрые люди о тебе позаботились. Теперь деньги зарабатывают. Стал пользоваться. Пельмени по тридцать семь рублей за полкилограмма показались не такими уж и отвратительными, а отыскать их теперь стало куда проще.

Конечно, хотелось чего-нибудь вкусного, хотелось зайти в «Макдональдс» и заказать целый поднос фастфуда, который желудок переварил бы уже через час, но Андрей боролся с этим желанием, корча гримасу отвращения, когда взгляд цеплялся за огромную очередь к кассе, которую обслуживал усталый работник, пытающийся замаскировать эту свою усталость под улыбку и трудолюбие, прописанное в корпоративных стандартах. По камерам ведь смотрят. И не дай бог жалобу накатают. Хули не улыбаешься, черт? Без премии остаться хочешь?

Объявления на «Авито» иногда давали результат: Андрей оказал скорую компьютерную помощь деду, починил компьютер какой-то женщине с двумя детьми, просто почистив блок от пыли и переставив провода, установил пиратскую «винду» на ноутбук, который исправно подлагивал, но работал, регулярно напоминая владельцу о необходимости произвести активацию. Всех этих людей можно было развести на деньги, как в многочисленных случаях, частенько описываемых на форумах, но Андрей душил в себе это подлое желание, глядя на небогатую жизнь каждого из этой троицы, и брал не так уж и много – по полторы тысячи рублей за выезд.

Дед жаждал посмотреть порно, но не знал как: порнуху он искал старческую, такую, где ничего особо и не показывают, из суровых восьмидесятых и девяностых. Такая, оказывается, даже на «Ютубе» есть. Эротикой называется. Старик спотыкался о просьбу авторизоваться, так как видеосервис очень уж хотел убедиться в совершеннолетии пользователя. Андрей показал седому старцу «Порнхаб» и удалился, прикрыв дверь, оставив старика с сияющими глазами листать ленту с роликами, которыми на этой неделе больше всего интересуются юзеры из России.

Наслаждение Андрей испытывал в те дни, когда к нему обращались за помощью со смартфоном. Он мог несколько дней проковыряться в телефоне, последовательно выполняя работу: разблокировать загрузчик, прошить рекавери, накатить какую-нибудь авторскую прошивку, откуда вырезано все лишнее, выжать максимум из ее оптимизации, поставить несколько модов. Все клиенты оставались довольны. Жаль, что таких любителей тонкой настройки находилось не много.

От безделья он даже начал изучать азы дизайна, стягивая с торрентов видеокурсы, за которые кто-то заплатил немалые деньги. Но пока никаких материальных плодов это не принесло: так, сделал одну обложку какому-то рэперу за сто пятьдесят рублей, которые даже выводить-то было жалко на карту с электронного платежного сервиса – комиссия сорок. Почти треть заработанного. Поэтому настойчиво продолжал клепать порнобаннеры, потому что там ограничения не было: сколько делаешь – столько и получишь, с выплатой сразу на банковскую карту.

Есть бездельники по своему складу характера, а бывают бездельники поневоле. Они сгорают от жажды действовать, но не могут. Бывают ленивцы за выслугу лет. Бывает, что тунеядцем не был, а очень даже наоборот, но выгорел, стал. Найдешь себя?

Все лето Андрей натыкался на наркоманов: по два-три человека, в узких спортивных штанах, кепках, с сумками через плечо, в солнцезащитных очках, с зажженными сигаретами, вечно копающиеся в своих смартфонах. Худые и длинные, маленькие и толстые. В основном сталкивался он с ними во дворах. Вечно ждущие, рыскающие, когда кажется, что ничей взгляд не прикован к ним, и спешно уходящие, когда закладка найдена.

Один раз Андрей чуть не споткнулся о паренька, который в сумерках жадно раскапывал клумбу, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг.

– Ключи потерял?

– Типа того… – ответил тот, не поднимая лица, продолжая рыть яму голыми черными руками.

Отныне подобные стычки не шокируют – потребители оборачиваются частью городской экосистемы: как магазины, открывающиеся в десять, а продуктовые – в восемь, как ждущие автобуса люди, как светофоры, как прибывающие на вокзал поезда. Наркоманы идут утром за дозой, куражат ночью, и когда начинает попускать – выходят за новой. Другие – употребляют по выходным, не считая себя системниками. Третьи – всего лишь раз в месяц. «Наркоманы выходного дня – самая распространенная категория потребителей» – так гласит самый свежий учебник по наркологии.

Среди молодежи почти нет «старой школы» – никаких плантаций в квартирах, никакого ультрафиолета и вялых кустиков с вожделенными шишками, которые медленно тянутся к лампам. Может быть, на юге… Здесь все прозаичнее – результат работы химика-самоучки, снабжающего крупными партиями магазины по всей стране, распространен гораздо сильнее. По полкило зараз, в свертке спрятанном на федеральной трассе. Из половины килограмма можно сделать чуть ли не пятьдесят килограмм конечного продукта, если речь идет о курительных смесях. Тут все зависит лишь от желания и клиентуры магазина. Дешевле. Быстрее. Убойней. Доступней.

Главный из главных кладменов, именуемый чаще всего «складом», разваривает эти полкило, разбивает на закладки по пятьдесят-двести граммов, отправляет адрес оператору, а оператор – рядовым кладменам, которые должны тут же рвануть на место и обнаружить пакет. Чтобы и его разбить на пятнадцать, двадцать, тридцать, пятьдесят закладок, и готовые к потреблению наркотики мог забрать конечный покупатель. Через оператора, естественно.

С Костей Андрей продолжал общаться, хоть и редко: списывались «Вконтакте», пару раз встречались, чтобы накатить по бутылке пива. Было видно, что он продолжает употреблять. Исхудал, хоть ряха и осталась той же. Только былые мышцы сдулись, зубы почернели, черты лица приобрели необъяснимый злой оттенок. Может быть, естественный для него от природы. Может, теперь его тело соответствовало личности, в нем обитающей. Даже волосы, бывшие когда-то белыми, стали желтыми, выцвели. Будто и их теперь можно оторвать, покрошить и выкурить. Настроение у него хронически оставалось безразличным ко всему. Только когда речь заходила о дури, он оживлялся и пускался в длинные монологи, рассказывая истории из собственного опыта. Если раньше он слыл в компании главным юмористом, то теперь, чтобы выдать хохму, ему следовало нормально так поднапрячь извилины, но все равно в большинстве случаев шутки эти оказывались не смешными и сводились к бабам, к наркотикам. Если раньше он был человеком «так себе», то сейчас стал совсем ни на что не годным.

– Что у вас с Таней? – поинтересовался Андрей, когда они вдвоем шли по набережной, в один из последних дней лета. Еще вальяжно прогуливались люди, впитывая солнце, уже переставшее давать тепло, излучавшего только его иллюзию. Почти все бордюры вокруг бессовестно испоганены ссылками на интернет-магазины с наркотиками. Предлагается везде идентичный ассортимент: MIX СК АМФ, а ниже значится ссылка на чат во всем известном мессенджере.

– Расстались.

– Давно?

– Когда я подсел по-серьезному, – честно признался друг.

Говорят, наркоман никогда не признает себя таковым, но это брехня. Когда разговор заходит о дорогих и близких людях – запросто. Правда сама наползает на глаза, осознание несется на тебя поездом. А когда беседа поворачивается в другое русло – поезд, еле достав до тебя потоком ветра, уже умчался прочь, и след простыл. В этот раз повезло. Продолжаешь идти по тем же рельсам. По рельсам всегда удобней, чем по болоту вокруг. Но знающий по этой топи еще и срежет.

В отношениях со своей бывшей пассией Костя провел три года. Андрей видел Таню лишь несколько раз, когда доводилось бывать в общей компании на какой-нибудь тусовке, чаще всего – у Ёзы, или просто слоняться по квадрату района. Костя особо ничего не рассказывал и даже сложно было представить, как они выстраивали отношения. Со стороны смотрелись довольно мило: Костя даже переставал материться, становился каким-то нежным и ласковым. Она же Андрею показалась боевой: если ей что-то не нравилось, она говорила прямо, а в случае конфликта могла и ударить, без предупредительных истерик и совестных перепалок, без пустого многочасового выяснения отношений и подкидывания говна на вентилятор. Ей было у кого научиться.

Андрей Косте даже немного позавидовал, ведь и характер, и мозги, и фигура – все на месте и в нужном количестве у нее имелось. И родословная есть.

Таня все детство занималась гимнастикой, практически не вылезая из зала. В большой спорт не ушла, в старших классах разменявшись на другие интересы. Работала теперь в одном из самых «топовых» салонов красоты – взяли парикмахером сразу после двухгодового обучения. Связи решают все. У кого, как не у нее, связям быть, если отец работает в структурах? И трудится он против Костиного блага, вместо него борется с его слабостью. Победить только все никак не получается. Костя тоже в своем роде боец. Делает так, чтобы этой гадости в мире было меньше.

В то время, когда любовь еще теплилась, он употреблял, делая это с опаской, как по причине близкого знакомства с Таниным отцом, сначала принявшим парня радушно, так и не желая получать по лицу от девушки, которой он как-то, неожиданно для самого себя, успел сделать предложение, на которое получил согласие. Вот только свадьба была назначена на никогда: женитьба для Кости означала выход из-под мамкиного крыла во взрослую жизнь, к которой он был категорически не готов. Мама подводила его за ручку к Тане, и та стальной хваткой брала его за яйца: работай, еби, ешь, работай, еби, ешь, в выходной – в гости к моим родителям. Вот чем бы обернулся их совместный быт. Они даже квартиру снять не стремились, чтобы уединиться, встать на рельсы, ведущие к этой женитьбе. Она хотела сразу, а он вроде бы и не хотел ничего. Ему было комфортно.

Спасло Костю только то, что Таня узнала, что жених-то – наркоман. Запас терпения был большим, до этого парень не косячил. Так что сработало уверение, что делает он это крайне редко, что никакой системы нет и, вообще, употребляет только настоящую марихуану или гашиш, но, увы, одолеть свою слабость он не мог. Наоборот, делал поступательные движения и стал пропадать чаще. После каждого прощания с Таней он ехал кутить. Даже оброс кучей знакомств в том районе, где она жила. Мог спокойно шабить в соседнем доме среди ночи, и ничто его, кажется, не смущало.

Последовали бесконечные уговоры, в которых семья Кости и Таня объединились, угрозы разрыва, в ответ на которые Костя лишь убегал от реальности все дальше и дальше, уже и жалея, что когда-то начал эти отношения, теперь доставлявшие лишь головную боль. Тане надоело, Таня расписала ситуацию своему отцу, и тот, поговорив по-мужски, запретил Косте, недавно такому любимому, приближаться к дочери, которая и сама теперь была в Косте разочарована. Поняла, все его желание «казаться» иссякло, и отныне он просто «был». Принимайте, мол, меня таким. Кредит доверия исчерпан, восполнять его никто не спешил.

С разрыва прошло уже больше года. Таня о бывшем возлюбленном больше не вспоминала, вычеркнув его, будто позорную главу, из своей биографии, и отдалась новой любви, где не было подобной проблемы, но, разумеется, имелась масса других. В частности, у ее нового молодого человека был очень маленький член, который Таня даже не чувствовала в себе. Только тссс. Ну а Костя после освобождения ушел в двухмесячный марафон, из которого его вытащили родители, отвезли в деревню, где из всех развлечений – только алкогольное отравление в компании не самых смышленых парней. Вытащили, чтобы сделал глоток и нырнул опять. О бывшей он вспоминал чаще всего ночью, когда оказывался дома, если совсем голяк был и не находилось денег, чтобы вымутить покурить. Тогда он предавался рукоблудству, вытряхивая из дырявой памяти сцены. В свое время он старался быть в постели отличным любовником – отоварился даже какими-то таблетками с невыговариваемым названием, чтобы Таня была довольна, но не все в жизни сводится к постели.

Временами его по-настоящему размазывало от тоски, посещало просветление: он тратит жизнь впустую, он потерял такую женщину. Помотав с вечерок сопли на кулак, Костя приходил в себя и брался за старое. Он был неисправим.

Помимо Ёзы, с Костей часто употреблял его сосед: парняга метра под два ростом, который всегда таскался со своим лучшим другом – щуплым очкариком, всеми почему-то называемым «Ичей». Ича тоже был прожженным наркоманом: взял пару кредитов общей суммой триста тысяч рублей и все прокутил. Только вот эти двое, в отличие от Кости, совмещали график рабочий с расписанием отправления на аттракционы, умудрялись как-то согласовывать жизнь обычную и ночную.

Соседа все звали Илей. Не Ильей, как это принято среди нормальных людей, а именно Илей. Так и говорили: «Иля, здорова». Хотя по паспорту он был, конечно, Ильей. Дмитриевичем. Как богатырь какой-нибудь. У Или «по-убитке» просыпался настоящий инженерный и дизайнерский талант: он смастерил пару десятков видов бульбуляторов, совершенно разных по конструкции, пуская в ход все, что покоилось поблизости; он сделал «парашют» из четырех бутылок, сплавив одну с другой и отыскав где-то очень необычный пакет, идеально для этих бутылок подходящий. Только днем все эти наклонности дремали где-то внутри: работал он в ангаре, где чинили общественный транспорт, и там решать Иле приходилось типовые проблемы.

Вчетвером компания как-то раз зависала в гараже, за домом, где все и были прописаны. Замыкал квартет Костин младший брат, пяти лет от роду. Старший вывел малого на прогулку, когда упрекнули, что никаких домашних обязанностей у него нет. На улице было знойно и скучно, поэтому, оставив брата в этом мире, Костя решил улететь в иной, решив, что Макс еще ничего не понимает. Улетел, но обещал вернуться.

Реагент с каждым годом становится все убойней, – это знает любой употребляющий миксы. Сначала так происходило потому, что формула попадала в список запрещенных веществ и торговать продуктом было нельзя легально. Умелый химик быстро добавлял один атом углерода, и цепочка менялась. Лабораторных исследований никто, конечно, не проводил. Какие исследования, если все это делается лишь с целью наживы? За пару месяцев новое вещество наводняло всю страну, а когда и новый наркотик попадал в перечень – его модифицировали вновь. Приход усиливался, менялся, появлялись новые эффекты. Вместе с эффектами повышалась и токсичность. Бывали случаи, когда ошибка в несколько мизерных миллиграммов при изготовлении приводила к моментальному отключению дыхательной системы потребителя. Что, жаловаться производителю побежишь? Судиться будешь?

Просто в один момент товар, который ты берешь у анонимного барыги, становился мощнее в два-три раза, но об этом никто, как правило, не предупреждает. Забираешь закладку и видишь абсолютно идентичное предыдущему белое вещество. Ты же знаешь дозировку, ты проделывал это сотню раз! Высыпал в тарелку двадцать граммов сушеной ромашки, продающейся в аптеке, на глаз. Залил муравьиным спиртом, купленным уже в другой. Э-ге-гей, не палиться же так глупо, да? А если спирта нет, но горит и не терпится, то и ацетоном приправить можно. Порошок туда, и все это мешать-мешать-мешать. Остается только полчасика посушить, и можно первую хапку снимать. Первая хапка – самая жадная. Ну еще бы, ты столько ждал! А можно даже не варить, просто послюнявить сигарету и макнуть в порошок.

Зная свою дозировку, такую, чтобы сразу в мясо, но полностью контроль над организмом не терять, ты всасываешь этот густой и вонючий дым, предпочитая про себя называть его сладким – как в песнях русских рэперов, как в фильмах про растаманов. На деле же вдыхаешь через силу, потому что рецепторы при неаккуратной затяжке могут очень быстро кинуть тебе клич, послать команду согнуться пополам, и подавить в себе это ощущение – дело титанических усилий, каждый раз как в первый. К этому невозможно привыкнуть.

Вместо знакомого чувства легкого удара по голове получаешь порцию новых: впадаешь в полный коматоз, настигающий мгновенно, будто выходишь из-за угла, а тебя на полном ходу внедорожник сбивает. Даже бутылку передать не успеваешь, которую обезьяны-приятели уже и сами выхватывают своими лапами, завидуя твоему состоянию. Хорошо, что хоть бокс изнутри закрыт. Догоняйте.

Вдоволь наигравшись в припаркованном внутри «опеле», который Иля кому-то из своих знакомых обязался покрасить, ребенок выполз из автомобиля и начал трясти «прилипшего» к стене старшего брата, который широко раскрытыми глазами таращился на рельефную грязную стену, силясь сообразить хотя бы, кто он такой. В мозгу происходило что-то неописуемое: мир казался квестом с миллионом вариаций выбора, но любой перекресток предлагал лишь несколько исходов, одно из двух, трех, четырех. Вернуться к предыдущей ветке нельзя. И каждый сделанный выбор приведет тебя к следующей уникальной развилке, за которой прячется еще одна и еще.

– Костик, пошли домой. Костик, ну пошли.

И у Кости появилось два варианта ответа: «пошли» и «пока не пойдем». Он выбрал первый, но высказать вслух не смог. Будто недобросовестные локализаторы квеста не стали записывать русскую озвучку при переводе, а предпочли просто вырезать звук оригинальной. Тишину в гараже разрывало только редкое кряхтение кого-то из троих друзей и жалобный голос мальчика. Костян молчал, но и система не сдавалась, выдумывая новые доводы:

– Костик, я писать хочу…

Костик не отвечает. Он думает о том, что его брат – заскриптованный НПС, который ждет реакции игрока, повторяя одни и те же фразы. Смеется этим мыслям, но сам понимает, что выглядит страшно: глаза навыкате, морду перекосило.

Что будет, если ребенок захочет попробовать на вкус эту отвратную бяку? Отравится ли он, если лизнет языком, к которому мигом прилипнет этот опилок? Нет. Макс не попробует. Макс – молодец. Он в свои пять уже понимает, куда лезть не стоит.

Через пятнадцать минут, испуганный и зареванный, мальчик прибежал домой, сумев отодвинуть скрипучую и тугую щеколду на двери гаража, и взволнованно рассказывает родителям, что Костик «завис», как это случается с игрушками на планшете. Никаких других слов, описывающих это состояние, он подобрать не смог. Довольно точная метафора получилась.

Ваши родители когда-нибудь собирались вас убить? Костины бы обязательно это сделали, если бы он попался здесь и сейчас, но к тому времени, как нашлась бейсбольная бита, к тому моменту, как старики доковыляли до бокса, пыл прошел.