Электронная библиотека » Валерий Туринов » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Смутные годы"


  • Текст добавлен: 8 мая 2023, 09:40


Автор книги: Валерий Туринов


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Государь, – обратился он снова к Шуйскому и развернул свиток, – за прошлые годины обитель не раз помогала казной Москве. Царю Борису заимообразно были даны пятнадцать тыщ четыреста рублей на ратных против Расстриги. Безбожник и вор, именуемый Гришкой Отрепьевым, насильно взял тридцать тыщ. Кроме того, двадцать тыщ были даны, – келарь глухо кашлянул и посмотрел на Шуйского, – тебе, государь… Разновременно, на ратные и государевы дела…

– Знаю, знаю, что сейчас об этом говорить! – недовольно поморщился Василий.

– Знамо, государь, а напомнить надобно, ибо то монастырской казне в убыток вышло. И в ней едва ли наберётся на возведение разбитых башен, стен и иных зданий. Да и новый архимандрит Дионисий [18]18
  Дионисий – новый архимандрит Троице-Сергиева монастыря.


[Закрыть]
открыл ворота обители для сирых и калек: и на сей день обитель кормит, поит и одевает столь многих, как не бывало в иные времена.

Василий нетерпеливо завертелся в кресле. Ему не было никакого дела до монастыря и тех убогих, которых призрел и лечит сердобольный Дионисий. Ему нужны были деньги: царская казна была пуста. Платить иноземным наёмникам было нечем. Из Можайска же приходили тревожные вести: под Смоленском готовится войско для соединения с разрозненными полками тушинцев.

– Отец Авраамий, – начал он, – тяжёлые времена для обители миновали не только с помощью небесных сил. Но ворог силён и идёт снова на Москву. Казна же оскудела от великих расходов. Да как не стало племянника нашего – князя Михаила, так иноземец плату затребовал вперёд. И прошу я святую обитель: помочь государству и вере православной! – умоляюще сложил он руки и, казалось, вот-вот готов был встать на колени перед келарем.

Авраамий, почувствовав эту зависимость царя от него, от келаря, внутренне затрепетал, сложил на животе руки и пустился долго, витиевато и красочно говорить, чтобы отказать Шуйскому и в то же время продлить это своё торжество:

– Государь, обитель Сергия сильно обнищала от мора, что явился от тесноты, от скверной воды, от недостатков зелени и корений. В утробах гной пошёл у монастырских, зловонный дух, повсюду язвы. И жутко стало в обители. Лёжа гнили, ещё живые, по келиям – и ратные, и крестьяне… И умирали на дню по двадцать и по тридцать, а потом по пятьдесят и по сто. И множилась смерть от духа людей. И велий храм Пресвятой Богородицы честного и славного Успения наполнился мёртвыми. За могилу давали сперва по рублю за выкоп, по два, потом по четыре и по пять. Но некому было копать, и некому хоронить, и некому успокаивать. И хоронили в одну могилу по десяти, а потом и по двадцати… И померли в осаде Живоначалъной Троицы старцев, и ратных людей побито, и померло своею смертью от осадные немощи слуг, и служебников, и стрельцов, и казаков, и пушкарей, и затинщиков, и галичан, и датошных, и служилых людей две тысячи сто двадцать пять человек, опричь женского пола, недорослей, маломощных и старых…

Авраамий замолчал и посмотрел на Василия.

Тот сидел глубоко в кресле, по-старчески сморщился и плакал. В глазах у него, полных слёз, была видна искренняя скорбь о страданиях троицких сидельцев.

– Хорошо, отец Авраамий, хорошо! – сказал Василий, растроганный до умиления, утёр слёзы платком, который услужливо подал ему дьяк Никита, и громко высморкался. Просветлев лицом, он зябко поёжился, как будто в комнате было свежо, и повторил: – Хорошо!.. Обитель Сергия понесла великую нужду, и надобность в покое у неё немалая…

– Семён, проводи келаря! – строго велел он Самсонову. – А потом зайди – нужен будешь!

Палицын ушёл от царя уверенный в успехе своего визита, думая, что оградил Троицу от разорения, как неоднократно наказывал ему в отписках архимандрит. Келарь знал Шуйского, его чувствительную, слезливую натуру. Но он не предполагал, что тот поплачет, успокоится, отойдёт сердцем, а затем пошлёт в Богоявленский монастырь и в саму обитель дьяков со стрельцами. И те опишут и заберут всё самое ценное, что найдут. И по совету того же дьяка Янова отчеканит Шуйский более лёгкую монету, чтобы выжать из изъятого церковного серебра как можно больше денег для оплаты наёмникам.

Авраамий отписал Дионисию о своём визите к царю. Но его известие не успело дойти до Троицы, как туда с обозом нагрянул Самсонов.

Телеги прогрохотали по брёвнам мостков, вкатились в ворота Водяной башни и остановились у игуменской.

Дьяк перешагнул порог кельи архимандрита и громко поздоровался:

– Здорово, отче!

За ним туда же вошли приказчик и стрелецкий сотник.

– Доброго и тебе здравия, – сдержанно ответил Дионисий.

Самсонов прошёлся по тесной келье, окинул ироническим взглядом скудную обстановку. Затем он достал из-за пазухи грамоту и протянул Дионисию.

– Договорная запись великого князя Василия Ивановича Шуйского! Государь повелел забрать из монастыря деньги, золотые и серебряные кубки, всякие вещицы, что на потребу царской казне годны будут!

Дионисий побледнел, прижал к сердцу руку, опустился на лавочку и тихо пробормотал:

– Это святотатство… Обитель разоряли поляки, а теперь свои – православные… Когда же бог смилостивится и пошлёт нам успокоение?..

Дьяк равнодушно посмотрел на него.

– Это указ государя – и мы его исполним! Где казначей, ключи?.. Ну-ка, Андрюшка, сбегай, сыщи Гурия! – велел он приказчику.

– Не надо, – остановил его архимандрит. – Иноки сходят…

Самсонов принял по описи от казначея деньги, кубки и иконное окладное серебро, приказал погрузить всё на подводы. И обоз под охраной стрельцов покинул стены обители.

Вывозя из Троицкого монастыря казну, дьяк оставил там ропот и возмущение на царя Василия, который подрубил этим сам себе немалую опору.

Глава 7
Клушинское сражение

Для похода на Смоленск Василий Шуйский формировал под Можайском полки. Туда был послан Андрей Голицын со вторым воеводой Данилой Мезецким. На сход с ними из Погорелова Городища пришёл Василий Бутурлин с Григорием Пушкиным. Из Москвы по указу государя с полком выступили сокольничий Гаврило Пушкин и Якоб де ла Гарди. Но до Можайска наёмники де ла Гарди не дошли: они разбили на полпути стан и потребовали у Шуйского выплаты жалованья.

А под Можайском все с нетерпением ждали нового большого воеводу, гадая, кто же им будет. Наконец в начале июня к своей армии прибыл Дмитрий Шуйский и привёз с собой деньги и меха. Часть окладов он отослал де ла Гарди, с условием выдачи остального после соединения всего войска.

Известия о подготовке русских к походу на Смоленск дошли до короля Сигизмунда. И у него в ставке было решено: собрать под началом Жолкевского гусарские полки, раздробленные междоусобицами и разбросанные по разным городам, но представляющие немалую силу. В Вязьме обосновался полк Казановского. Впереди него, прикрывая дальние подступы к Смоленску, в Царёвом Займище укрепился Дуниковский, при нём было семьсот гусар и столько же пахоликов. В Шуйском расположился Зборовский с тремя тысячами тушинцев.

И вот в конце мая Жолкевский выступил из лагеря короля, чтобы создать из полков вольных гусар заслон русским на пути к Смоленску и одновременно освободить гарнизон крепости Белой, которую осаждали наёмники во главе с Эвертом Горном и полком Якова Барятинского. Когда Горн и Барятинский узнали от лазутчиков о движении его войска, они сняли осаду и стали отходить ко Ржеву. Жолкевский послал за ними в погоню из-под Вязьмы полк Млоцкого, придав ему ещё две тысячи казаков Заруцкого. Но стрельцы и шведы бежали так быстро, что гусарам удалось настичь только отставшие отряды. Они частью погромили их, а частью захватили в плен. Подо Ржевом Горн и Барятинский соединились с полком Ивана Хованского и ушли в Можайск. В ответ на этот поход Жолкевского Дмитрий Шуйский послал под Царёво Займище Валуева с ратниками. Валуеву было приказано занять городок и держать его до подхода главных сил. К Царёву Займищу Валуев пришёл с нарядом и двумя тысячами пеших воинов, покрыв скорым маршем сто пятьдесят вёрст от Волока Ламского. На соединение с ним из-под Можайска двинулся Фёдор Елецкий с полутысячей конных. При их приближении к городку Дуниковский оставил его и отступил в Шуйское, к Зборовскому. Через два дня туда же подошёл Жолкевский с двумя тысячами гусар и тоже разбил лагерь неподалёку от Зборовского. Вслед за ним пришли два полка вольных казаков Ивашина и Пясковского.

Устроив стан, Жолкевский вызвал к себе в палатку тлуматского старосту Николая Гербурта, двоюродного брата своей жены, и велел сходить к Зборовскому: переговорить с ним, будет ли тот сражаться под знаменем короля.

От тушинцев Гербурт вернулся ни с чем. Там его даже не стали слушать, а попросту выставили из лагеря.

– Они не намерены воевать. Говорят, король не выплатил обещанное жалованье даже за четверть. Пан Станислав, не советую туда ехать. Гусары не пойдут с вами на коло, чтобы не оскорблять отказом вашу честь.

– Пан гетман, не мешало хотя бы забрать с собой казаков Ивашина, – посоветовал Жолкевскому полковник Николай Струсь.

В таборах вольных казаков осел всякого рода сброд, ищущий лёгкой наживы. В критической ситуации они могли не только подвести, но и были бы опасны.

И Жолкевский резко отказался от них: «Плохо с такими в бою! Оставьте и этих в покое!»

Он свернул лагерь, двинулся в сторону Царёва Займища, но не дошёл до него и приказал разбить новый стан. Сам же он, взяв тысячу всадников, пошёл осмотреть городок и разведать местность.

* * *

В это время Валуев, подгоняя воинов, спешно ставил острожек. Он был неутомим, подбадривал, ругал и торопил всех, зная о большой опасности, что накапливалась неподалёку, о которой ему непрерывно доносили дозорные.

Острожек рубили с четырьмя башнями, ставили под прикрытием густого, непроходимого для конницы леса, что вплотную примыкал к острожку слева и позади. Справа от него находилось обширное топкое болото, а перед ним простиралось поросшее яркими луговыми цветами поле. Оно тянулось до самой плотины, которая перегораживала неглубокую, но илистую речушку Сеж. На ней некогда был огромный пруд, сейчас спущенный, за ним раскинулся сам городок Царёво Займище. Наиболее опасный открытый участок перед острожком Валуев велел одёрнуть частоколом из брёвен, а со стороны леса заметать тыном.

Дав этот наказ сотникам, он поехал с Фёдором Елецким в городок. Когда он вернулся назад, вокруг острожка уже высился земляной вал, а впереди него, со стороны поля, зиял глубокий ров. Стрельцы и даточные заканчивали возводить сторожевые башни. Из леса же, покрикивая на лошадей, казаки подтаскивали брёвна. Слышались возбуждённые голоса и громкий перестук топоров.

Григорий осмотрел острожек, работой остался недоволен: по бокам и со стороны леса острожек укрепили слабо. Немного успокаивало то, что успели срубить башни. Они придавали острожку внушительный вид. Но всё равно душа была не на месте. И он, распекая сотников, забегал вокруг острожка, стал тыкать пальцем в их огрехи.

– А это что?! Кто рубил?! Какой…?! Почему так?..

В этот момент к нему подошёл Тухачевский и подтолкнул вперёд служилого:

– Перебежчик от поляков! Говорит, сюда подошёл коронный гетман!

Валуев, невольно обратив внимание на большие мозолистые руки перебежчика, грубо спросил его:

– Кто такой?!

– Из ярославских, сын боярский, – дрогнув голосом, ответил тот.

– За что же ты, дерьмо собачье, поляку продался?!

Перебежчик смолчал, однако глаза не опустил перед хмурым воеводой.

– Где гетман?

– Разбил стан: отсюда вёрст с пятнадцать будет…

В это время со стороны городка послышался крик, и на широкую равнину выскочил всадник. Он быстро покрыл расстояние от плотины до острожка, подлетел к Валуеву и выпалил:

– Поляк идёт! Конные – гусары!

– Ты что караул орёшь, как на майдане! – одёрнул Григорий его и обернулся к Елецкому: – Ну что, князь Фёдор?

Елецкий всё понял и согласно кивнул головой: «Давай!»

– Гони в городок, – приказал Валуев Тухачевскому. – И передай Корнейке, пускай поджигает его к чёртовой матери! Дуй вот с ним! – похлопал он рукой по холке коня боярского сына, прискакавшего с плотины. – И без паники у меня! – погрозил он им кулаком.

Яков вскинулся в седло, сорвал в галоп своего мерина и пошёл к плотине, слыша за собой топот копыт коня и горячее дыхание боярского сына. Они прошли мост и скрылись на другой стороне реки.

Вскоре из городка к небу потянулись клубы дыма. И стрельцы, поджигая за собой избы, отошли за плотину. Маленький городок не успел выгореть, как там, в просветах дыма, показался передовой разъезд гусар. Они погарцевали у русских на виду и исчезли. Вслед за тем к плотине подошёл большой отряд всадников.

Валуев и Елецкий при виде крупной силы неприятеля подняли всех воинов в сёдла и выступили навстречу ему. Конные стрельцы и гусары сошлись на плотине. Стрельцы оттеснили гусар, выбили их за плотину и пустились преследовать их.

– Назад, назад! – вдруг понеслось по рядам русских, увлечённых погоней. – Валуев приказал отходить!.. Назад – к острожку!..

– Григорий, ты что – сдурел?! – подскакал Елецкий к Валуеву. – Гусары бегут! Вперёд, только вперёд!

– Куда?! – вспылил Валуев. – Там же коронный гетман – засада! Побьют, как…!

Валуев знал, что это не простой противник, впереди может быть всякое, поэтому велел разобрать добротный мост через плотину, отрезая острожек от городка.

На следующий день Жолкевский подошёл уже с основным войском к выжженному городку и встал на высотах перед ним. К плотине он выслал пехоту, остальным велел занять позиции на пепелище городка. Полк казаков Заруцкого он расположил подле речки, ниже городка, у самого болота. Ивана Салтыкова и Ураз-Мухаммеда с их воинами он оставил при себе. Не отпускал он также от себя Урусова с его ногайцами. Войско изготовилось к бою, но Жолкевский не спешил отдавать приказ о переходе через плотину.

– Передай пану Струсю и Казановскому: в стычки не ввязываться, – приказал он вестовому. – Стоять, ждать темноты.

Он подозревал, что русские приготовили какую-нибудь хитрость. Они не могли воевать без этого. И он велел наблюдать за местностью около плотины и за ней.

Но разрушенная плотина выглядела обезлюдевшей.

«Это не в их правилах, – решил он. – Они обязательно попытались бы отстоять её».

Вдали, у леса, виднелся острожек. На той же стороне речки, ниже плотины, тянулся густой кустарник. Он закрывал берег и часть луга.

«Вот там я бы и укрыл пехоту. И она ударила бы во фланг наступающим», – подумал он, ставя себя на место Валуева.

– Наблюдать вон за тем кустарником! – распорядился он. – И стоять – на плотину ни шагу!..

Да, действительно, Валуев подготовил Жолкевскому сюрприз, засаду. Два десятка стрельцов сидели в промоинах подле плотины, не менее сотни затаилось в кустарнике.

Время тянулось медленно, до ночи было далеко. Солнце припекало, и стрельцы изнывали от жары и тоски.

Вот один из них подхватил самопал, вылез из промоины, стремительно, как заяц, проскочил к приятелю и плюхнулся рядом с ним.

Стрельцы засмеялись, повеселели, загораясь от его прыти. Вскоре побежали и другие…

– 3убы вышибу, стервецы! – прорычал Валуев и громко выругался, увидев, что стрельцы не выдержали томительной сидки и выдали себя.

Стрельцов в промоинах заметили с польской стороны. Эта засада меняла планы Жолкевского. Он решил очистить плотину от русских ещё до ночи и вызвал к себе Заруцкого.

– Пан Иван, пройди выше плотины и ударь в тыл засаде, – стал он объяснять ему. – Оттуда они не ожидают нападения…

– Добро, пан гетман! – сухо сказал Заруцкий и уехал к своему полку.

Там он отобрал нужных для такого дела казаков. Хоронясь за кустарником, он прошёл с ними к плотине, перебрался на её другую сторону по дну спущенного пруда. Там он собрал в кучу казаков и с криком: «За мной!» – бросился с саблей к промоине, где сидели стрельцы.

Неожиданная атака казаков ошеломила тех… И они побежали в кустарник. За ними устремились казаки. Стрельцы, которые сидели за кустарником, тоже побежали, когда увидели бегущих из промоин своих товарищей, а за ними донских казаков.

– Немедленно выводите за плотину пехоту! – приказал Жолкевский полковнику Вейеру.

За плотиной тем временем поднялась паника, и стрельцы толпой ринулись к острожку.

Валуев чуть не взвыл в бешенстве оттого, что натворила засада, и тут же вывел из острожка пехоту и конницу, чтобы спасти от гибели бегущих.

Трёхтысячное войско русских столкнулось с жолнерами и казаками, стало теснить их к плотине. И те медленно покатились назад.

– Куда, куда?.. Стоять! – заметался по полю Заруцкий.

У плотины всё смешалось. Стрельцы прижали к ней неприятеля и попытались сбросить его в речку. Но жолнеры и донские казаки упёрлись и стояли.

– Пан Николай, немедля наведите мост и перекиньте к ним на помощь гусар! – приказал Жолкевский полковнику Струсю; он опасался, что пехотинцы не выстоят долго.

И на плотину двинулись мастеровые: застучали топоры, замелькали брёвна и доски. Через десяток минут мост был готов, и по нему на ту сторону пошли тяжеловооружённые, закованные в панцири всадники. Они ощетинились копьями и атаковали пехотинцев Валуева. Стрельцы под их ударом сломались и побежали к острожку, а гусары легко настигали их и сшибали, сшибали копьями… На подходе к острожку гусары напоролись на залп полковых пищалей. Их густо осыпало картечью, и они откатились назад.

Валуев воспользовался этим, быстро завёл своих воинов за стены и укрепился.

В свою очередь, свободно почувствовал себя и Жолкевский. Это сражение, непредвиденное, чуть было не обернулось для него большими потерями. Вечером он ушёл назад в свой лагерь. Для охраны же занятой плотины он оставил большой отряд пехоты и конных. На другой день, вернувшись под Царёво Займище, он перешёл плотину, обогнул с войском острожек и раскинул позади него лагерь. Так он отрезал Валуеву путь к отступлению на Можайск. В тот же день к нему подошёл полк Зборовского. В ставку гетмана полковник явился с ротмистрами и у его палатки попросил его поручика доложить о себе.

– Проходите, панове! – пригласил Жолкевский тушинцев, когда они вошли к нему.

Быстро окинув их взглядом, он уловил перемену в их настроении, спросил:

– Что привело вас ко мне?

– Пан гетман, гусары раскаиваются, что оставили вашу милость в трудную минуту, – сообщил ему Зборовский. – Просят забыть размолвку и приглашают на коло!

– Хорошо, панове, я приеду! – заверил Жолкевский тушинцев.

Для встречи с ним гусары собрались на большой лесной поляне и его появление приветствовали громкими криками.

– Панове, – обратился Жолкевский к гусарам, – принимая вашу помощь, я хочу напомнить: его величество обещал платить вам за службу, начиная с ухода от Димитрия. Вперёд он никогда не платил и платить не имеет права. Это выходит за рамки общевойскового соглашения и будет несправедливо по отношению ко всему королевскому войску…

Он прошёлся глазами по рядам гусар.

– Хотелось бы думать, что мы и другое одинаково понимаем с вами… Республика находится в тяжёлом положении… Валахию и Молдавию постоянно грабят набегами турки и крымские татары. На севере в боевой готовности стоят войска шведов. При малейшем ослаблении нашего государства они тут же отторгнут Ливонию. Поэтому, панове, король возлагает в войне с Московией большие надежды на вас, опытных воинов, преданных своей родине! Её же он начал для укрепления могущества нашей с вами родины, Посполитой!..

К себе в ставку он вернулся в хорошем расположении духа.

На военном совете полковых начальников объединённого войска он прямо спросил их, что делать с острожком, что они думают об этом.

– Брать их надо немедленно! – громко заговорил Дуниковский. – Пока напуганы! Окопаются – не выбьем!

Резко повернув голову в его сторону, он посмотрел с вызовом на него, на гетмана, ожидая, как он отреагирует на это предложение.

– Да, русские хорошо дерутся в окопах, – согласился с ним Жолкевский. – В этом пан Дуниковский прав. Но при штурме мы понесём большие потери. Перебежчики говорят, Валуев пришёл с малым запасом. Дня за три всё съедят. Кроме того, мы отрежем их острожками от воды. Вот так, панове, считаю, будет вернее!..

За два дня они построили шесть маленьких острожков и обложили Валуева, как медведя в берлоге: перекрыли ему все пути к воде.

Всё это время Жолкевский интенсивно собирал сведения и о войске Шуйского.

В стан к нему в очередной раз пахолики привели из дозора пленных, по виду – мелких служилых. Те по неопытности забрели далеко от своего войска, да не в ту сторону, и угодили прямо в руки пахоликам.

Их допросили. И они сообщили, что Дмитрий Шуйский только что соединился с наёмным войском де ла Гарди.

После полудня же в стан гетмана прискакал ротмистр Бобовский с гусарами. Они уходили разъездом по Можайской дороге. Вместе с ними прискакали несколько шведов из войска де ла Гарди. Наёмники пробирались под Вязьму. Там, как они слышали, стояли полки короля. И они собирались перекинуться на его сторону, к своему королю Сигизмунду из шведского дома Вазов, и в пути наткнулись на гусар.

У палатки гетмана они спешились.

– Перебежчики, пан гетман! – доложил Бобовский, когда пахолики впустили его в палатку гетмана. – Из войска де ла Гарди. Желают служить его величеству!

– Пусти.

Гусары ввели в палатку наёмников. Тех допросили, и они подтвердили показания русских пленных.

И вот все эти сведения стекались к гетману.

В этот же день Жолкевский собрал всех полковников у себя в ставке, огласил последнюю новость и попросил их высказаться.

– Шуйский не пойдёт на открытое сражение, – заявил Зборовский. – Будет теснить нас острожками…

Его поддержали Струсь и пан Балабан: «Зачем им драться в поле? Они вынудят нас и так уйти!»

– Иван, ты что отмалчиваешься? – спросил Жолкевский своего зятя Даниловича, мужа старшей дочери Софьи.

– Вы хотите услышать мое мнение? Дмитрий Шуйский – не Скопин. На его стороне большой перевес сил, и он не будет осторожничать.

– Да, но попытается, проигрывая, укрепиться! – возразил ему Казановский.

– А вот этого нельзя допустить!..

– Для нас большая помеха – Валуев, – напомнил всем князь Парыцкий. – Уйдём на Шуйского – ударит из острожка!

Жолкевский выслушал всех, подчеркнул позиции полковников:

– Итак, панове, либо укрепляем лагерь и ждём подхода Шуйского. Для проверки боем вышлем передовые отряды. Либо идём навстречу ему и навязываем сражение, когда он этого не ждёт! Господа, о своём решении я сообщу позже. Ждать моего приказа! Полкам и станицам быть готовыми выступить в любую минуту.

Полковники разошлись.

Он же прилёг на походную койку, чтобы отдохнуть перед ночным походом. У него не было сомнения, выступать или нет. В этом его укрепил и совет военачальников. Впереди, до рассвета, предстоял бросок и с марша атака. Он предвидел, что будет тяжёлое, с большими потерями сражение. Нужно будет не только выстоять, но и заставить противника бежать с поля боя.

Он был далеко не молод: ему было уже шестьдесят три года. Однако выглядел он моложаво, был подтянутым, хотя как ни бодрился, а возраст всё равно давал себя знать. Отчасти спасала старая закалка. Да и сейчас, при удобном случае, он садился на коня, не пренебрегал фехтованием и пешей ходьбой. К этому он приучил себя ещё с юности, в немалой степени из-за слабого здоровья.

Он заворочался на походной койке, чувствуя усталость и не в состоянии заснуть. В памяти, будоража, всплывали картины прошлого…

* * *

Войско Дмитрия Шуйского выступило из-под Можайска и двинулось на Ржев, чтобы обойти с севера укрепившиеся в городках по Смоленской дороге польские гарнизоны и так выйти к Смоленску. Когда же князю Дмитрию донесли, что Валуева в Царёвом Займище осадил Жолкевский, то он распорядился идти на помощь Валуеву. Войско резко повернуло на юг и двинулось просёлочными дорогами на Царёво Займище. На третий день пути полки Дмитрия Шуйского, измотанные жарой и топкими лесными дорогами, выползли наконец-то из лесной чащи на широкую равнину. Тут, подле леса, стояла какая-то деревушка, совершенно пустая. Задолго до их подхода крестьяне бежали в глухой лес: с женщинами, детьми, скотом и житейским хламом.

Подле этой деревушки, называемой Клушино, как донесли ему, князь Дмитрий и разбил свой лагерь. В утомлённом дневным переходом войске никто не стал возиться с укреплениями. Наспех обнесли рогатками только воеводские шатры да кое-как обозы, и то со стороны, где встали лагерем наёмники.

Вечером к Шуйскому на ужин явился с офицерами де ла Гарди. Удивившись беспечности, с какой русские расположились на ночлег, он осуждающе покачал головой, что-то насмешливо проронил по-шведски, отчего его спутники заухмылялись.

Большой шатёр князя Дмитрия, куда они вошли, весь был выстлан персидскими коврами. Воздух же внутри шатра благоухал ароматом восточных пряностей. Посреди шатра стоял роскошный стол. Подле него выстроились рядком лавки. А в переднем углу, у стола, возвышалось кресло, обитое алым бархатом. В этом кресле сидел Шуйский на подушечке из норников, в небрежно накинутом шёлковом кафтане, украшенном гурмыцким жемчугом[19]19
  Гурмыцкий – название жемчуга лучшего качества. Льяник (льянец) – стекло, подделанное под драгоценный камень или жемчуг. Сибарит – праздный, избалованный роскошью человек.


[Закрыть]
. Дородный, с кольцами на руках, среди которых сразу бросался в глаза массивный перстень с редким синим льяником, он походил на средиземноморского сибарита. Немножко нос, однако, подкачал, белее была кожа. К тому же подле кресла, на шестке, болтался сиротливой тряпкой лик православного Николы.

На столе шеренгой выстроились серебряные блюда с пирогами со всякой начинкой, бог знает с чем ещё. Горками лежали огромные куски копчёностей. Здесь же были звенья осетрины, а в ковшиках пузырилась красная и чёрная икра.

Два стольника встречали и рассаживали гостей.

И вот только здесь наконец-то свиделся Гаврило Григорьевич Пушкин со своим братом Григорием, после того как только что наёмники соединились с Шуйским. За стол они уселись вместе.

– Ты что – чесотка напала? – толкнул его в бок Григорий, когда он нервно заскрёб бороду.

Гаврило Григорьевич односложно отговорился: на душе-де скверно.

– Князь Андрей, ты генерала-то угощай! – крикнул Шуйский Голицыну, который сидел на другом конце стола рядом с де ла Гарди. – Для того ведь и посажен!..

К столу подали по чарке водки.

– Якоб Пунтосович, рады ли воины государеву жалованью? – спросил князь Дмитрий генерала.

Он не доверял ему из-за его прошлой близости со Скопиным.

– Веселятся, Дмитрий Иванович! – ответил де ла Гарди. – Поклоны бьют великому московскому князю!

«Врёт, пёс!» – проскользнуло у князя Дмитрия, и он, чтобы скрыть эти свои мысли, с заискивающей улыбкой спросил его:

– Мужество их, стало быть, увидим в сражении, а?

– Искуснее шведских мушкетёров нет в пешем бою! – уверенно заявил де ла Гарди, хотя и уловил в его голосе скрытую неприязнь.

Князь Дмитрий понял, что генерал догадался о его отношении к нему, быстро встал и поднял кубок: «Господа, предлагаю тост за генерала и его офицеров!»

Он выпил вино, поклонился де ла Гарди и снова сел в своё кресло, аккуратно расправив складки шёлкового кафтана.

Де ла Гарди тут же поднесли кубок с вином. И он тоже поднял его за здоровье Шуйского, поклонился ему, но вяло и равнодушно.

Его мысли перескочили на Жолкевского. И у него зародилась шальная затея: написать тому дружескую записку по-русски: иду, мол, на вы! – и отправить с гонцом. Он усмехнулся и оставил эту затею.

Рядом с ним, подвыпив, завозились воеводы.

– Душа моя, Иван Андреевич, ты что горюнишься? – обнял одной рукой Яков Барятинский князя Хованского. – Веселись! С поляком не скоро столкнёмся. Гетману сейчас не до нас!

Князь Иван легонько отстранился от него, и рука Барятинского безвольно упала, как мягкая и толстая плеть.

– Ему хотя бы Валуева взять, – задумчиво обронил Данило Мезецкий, покручивая тонкими, но сильными пальцами кудрявую бородку и не замечая ничего вокруг.

Он, князь Данило, был старшим сыном князя Ивана Мезецкого. А тот-то дослужился даже до боярства при Грозном, был способным в дворцовых и посольских делах. Сам же князь Данило ходил не так давно в любимцах у Бориса Годунова. Он, средних лет, уже полнеющий, был высокий ростом и внешне броский.

– Мы Григория Леонтьевича не отдадим! – пьяно выкрикнул Барятинский и повёл широко руками, словно хотел защитить находящегося сейчас где-то далеко от них Валуева. – Гетмана прижмём – побежит к Смоленску! Ха-ха-ха!

– Якоб Пунтосович, а каков гетман как противник? – поспешно спросил Андрей Голицын генерала, чтобы отвлечь его от того, что происходило в шатре: ему было неловко за своих…

За столом все сразу замолчали и обернулись в сторону генерала.

Де ла Гарди пробежал взглядом по лицам воевод, невольно сравнил подтянутого и подвижного Жолкевского с ними, русскими воеводами: широкими в поясе, бородатыми и от этого выглядевшими дремучими.

– В сражениях ещё никому не удавалось нанести ему урон… Под Валмером в столкновении с польской армией удача отвернулась от шведов, и я попал в плен вместе с генералом Карлом Гилленгиёльмом. И там пробыл два года. Гетман как мог поддерживал меня всё это время. А на прощание, в знак расположения, он подарил мне рысью шубу. Я же собираюсь отдарить его собольей. Как говорят у вас: долг платежом красен!.. Вот я и полагаю, что завтра мы пленим его! Для этого я и приготовил соболью шубу!

В шатре все громко засмеялись.

– Дмитрий Иванович, ты счастливый человек! – с пафосом воскликнул де ла Гарди.

На лице у Шуйского мелькнула самодовольная улыбка.

«Попался, клюнул! На такое-то!» – удивился и мысленно усмехнулся де ла Гарди.

* * *

Чтобы не вызывать подозрений у Валуева, на шанцах под острожком жолнеры поделали чучела из веток и конопли. Не стали прекращать они и земляные осадные работы, возились с ними только для видимости. Уходящие с гетманом роты снялись с позиций и присоединились к нему.

Из лагеря полки выступили тихо, без барабанного боя, со свёрнутыми знаменами. Они прошли по Можайской дороге вёрст пятнадцать, свернули на север и двинулись по какой-то глухой лесной дороге. Жолкевский ехал в крытой повозке вслед за полком Януша Парыцкого. За ним шёл гусарский полк Струся. Далее двигался Зборовский с тушинцами, две сотни ногайских татар Урусова. С большой массой конных был Ураз-Мухаммед. Затем шёл отряд Ивана Салтыкова и донские казаки с Заруцким. Позади всех тащились пехотинцы Людвига Вейера с двумя фальконетами и всё больше и больше отставали, чем дальше уходило войско.

Когда наступила короткая июньская ночь, войско прошло более половины пути. Темнота замедлила, но не остановила его продвижение.

На рассвете головной отряд подошёл к опушке леса и остановился.

Жолкевский вылез из повозки, пересел на коня и выехал с полковниками на опушку.

Впереди, на противоположной стороне широкой равнины, лежала деревушка, а подле неё лагерем раскинулись русские полки. Ни вдали, ни вблизи деревушки нигде не было разъездов и не заметно было ни малейшего движения. Только у редких сторожевых костров дремали часовые.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации