Текст книги "Гражданская война батьки Махно"

Валерий Волковинский
Гражданская война батьки Махно

Советский век

© Волковинский В.Н., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

Начало пути

Клонился к закату последний день жаркого лета 1921 г. В небольшой душной комнате одной из румынских погранзастав за столом сидел человек в одежде полувоенного образца. Он был ниже среднего роста, его светло-русые длинные волосы, посеребренные сединой, были гладко зачесаны назад, на измученном маленьком лице выделялся вздернутый нос, в быстрых карих глазах таилась тоска и смертельная усталость. Это был известный крестьянский «батько» Нестор Иванович Махно, который, спасаясь от преследования Красной Армии, с жалкими остатками своих некогда грозных войск 28 августа 1921 г. перешел румынскую границу. Перед ним лежала стопка чистой бумаги, обыкновенная перьевая ручка и наполненная до краев граненая чернильница.

Махно слегка склонил голову и сидел с таким видом, будто сейчас бросит все и уйдет. Комнату молча мерял мелкими шагами румынский офицер в надвинутой на лоб фуражке с несуразно большим козырьком. Так же нелепо выглядели большие железные шпоры на блестящих сапогах и болтающаяся сбоку длинная сабля. У двери, переминаясь с ноги на ногу, стоял часовой.

Махно резким движением взял ручку, опустил ее в чернильницу и начал писать круглым размашистым почерком:

«Отец мой – бывший крепостной помещика Мабельского, жившего в одном из своих имений в деревне Шагаровой, что в семи верстах от села Гуляйполе Александровского уезда Екатеринославской губернии. Большую часть своей жизни он прослужил у того же помещика то конюхом, то воловником. Ко времени моего рождения (27 октября 1889 года) он оставил уже службу у помещика и поступил кучером к гуляйпольскому заводчику, богатому еврею – Кернеру. Отца своего я не помню, так как он умер, когда мне было только 11 месяцев. Пятеро нас братьев-сирот, мал мала меньше, остались на руках несчастной матери, не имевшей ни кола ни двора. Смутно припоминаю свое раннее детство, лишенное обычных для ребенка игр и веселья, омраченное сильной нуждой и лишениями, в каких пребывала наша семья, пока не поднялись на ноги мальчуганы и не стали сами на себя зарабатывать. На 8-м году мать отдала меня во 2-ю Гуляйпольскую начальную школу. Школьные премудрости давались мне легко. Учился я хорошо. Учитель меня хвалил, а мать была довольна моими успехами…».

Махно остановился. Кто бы мог подумать, что через много лет, когда о нем придумают множество легенд и историй, самую невероятную из них свяжут именно со школой, превратив знаменитого крестьянского «батьку» в бывшего учителя. Она была наиболее нелепой, а поэтому, наверное, самой живучей. Белогвардейский журналист А. Ветлугин писал: «Громадное промышленное село, богатое, бойкое, многотысячное, помнит батько Махно еще пятнадцать лет тому назад маленьким широкоплечим блондинчиком, в должности учителя низшей школы». Потом были изданы воспоминания белогвардейского офицера Н. В. Герасименко, который утверждал, что с помощью известного анархиста Волина (В. М. Эйхенбаума) юный Нестор, овладев курсом городского училища и сдав экстерном экзамены, в 1903 г. получил место учителя в одном из сел Мариупольского уезда. Эта версия перекочевала во многие советские работы.

Махно же никогда не был учителем, ему было невдомек, что легенду о его «просвещенном прошлом» начала создавать белогвардейская пропаганда, чтобы найти хоть какое-то оправдание поражениям своих генералов осенью 1919 г. от крестьянского войска, которым руководил такой же простой малограмотный крестьянин. Чтобы скрасить этот позор, они решили распустить слух, что предводитель махновщины был более или менее просвещенным человеком. С другой стороны, контрреволюционная пропаганда хотела показать, что против Советской власти активно сражаются якобы представители украинской интеллигенции, выражавшие чаяния и стремления просвещенной части народа Украины.

Первыми еще в годы гражданской войны развенчали эту версию гуляйпольские рабочие. Обнаружив анкету Н. Махно, заполненную им в марте 1917 г., и собрав сведения тех, кто знал и вместе работал с будущим «батькой» на заводе сельскохозяйственных машин «Богатырь», они выпустили листовку «Кто такой Махно», в которой убедительно доказали, что он никогда не был учителем.

Всю жизнь Махно приходилось много лгать, изворачиваться. Делал он это легко и часто, главным образом для того, чтобы скрыть свои истинные цели и стремления, свалить на других неудачи и провалы, усыпить бдительность противника и даже утаить до поры от ближайших сподвижников свои планы и замыслы, наконец, чтобы хоть как-то оправдать кровавые злодеяния махновщины.

Любопытно, что даже дату своего рождения, сам не зная того, Махно указывал неверно. По-видимому, до конца своих дней он так и не узнал, что родился не 28 октября 1889 г., как это было зафиксировано во всех его документах и вошло во все посвященные ему работы, а годом и двумя днями раньше. В совсем недавно обнаруженной метрической книге регистрации актов гражданского состояния Крестово-Воздвиженской церкви г. Гуляйполя за 1888 г. под № 217 зафиксировано, что Нестор Махно родился 26, а крестился 27 октября. Родителями его были «государственный крестьянин с. Гуляйполя Иван Родионович Михно[1]1
  В этом и многих других дореволюционных документах его фамилию искажают – Михно, Михненко.


[Закрыть] и законная жена его Евдокия Матвеевна. Оба православные». По всей видимости, мать Нестора, как это делали многие крестьяне, которые имели слабых и больных детей, умышленно уменьшила своему сыну возраст, продлив тем самым хоть трудное, но все-таки детство на год, отсрочила начало изнурительной трудовой жизни, призыв в армию и т. д. Не ведая того, именно этой своей безобидной хитростью в 1910 г. она спасла ему жизнь.

Хотя односельчане и забыли год рождения будущего «батьки», но помнили, передавая из уст в уста, легенду о том, что при крещении младенца у священника загорелась риза. По всему Гуляй-полю разнеслась весть, что, согласно древней примете, новорожденный должен стать большим разбойником.

Итак, Махно было 30 лет, когда волей судьбы и стечением субъективных и объективных обстоятельств он в годы гражданской войны оказался в зените славы. Известный французский общественный деятель, писатель, делегат II конгресса Коминтерна Раймон Лефевр, побывавший в 1920 г. на Украине и даже, по некоторым сведениям, чуть не попавший в руки бандитов, как-то сказал, что в пятнадцать лет человек обычно представляет собой карикатуру того, каким он станет в тридцать. Махно трудно представить в пятнадцатилетием возрасте, ибо во всех его биографиях и даже в автобиографии допущено множество ошибок, неточностей, есть попытки приукрасить или, наоборот, показать только в темных тонах юношеские годы этой одной из наиболее колоритных фигур контрреволюционного лагеря периода гражданской войны. Детство и юность Махно окутаны различными легендами. Однако все же привлечение малоизвестных, а также архивных документов и других источников позволяет воссоздать начало жизненного пути Махно и его первые шаги на бунтарской стезе, которые во многом объясняют его непредсказуемые действия, постоянные колебания, а затем открытый переход на сторону врагов трудового народа.

Время и место, где родился любой человек, в определенной степени дает ключ к пониманию его личности, помогают объяснить, почему в той или мной ситуации он поступал так, а не иначе, откуда черпал силы и вдохновение в самые трудные моменты жизни. Гуляйполе – родина Н. Махно – на рубеже XIX–XX столетий было большим промышленным и торговым селом с многотысячным населением разных национальностей. Оно славилось не только в своем Александровском уезде, но и во всей Екатеринославской губернии.

В Гуляйполе функционировало около 80 торгово-промышленных предприятий, на которых в начале века работало несколько сот рабочих. В 18 лавках торговало 30 купцов, ежегодно проводились ярмарки. Вблизи села проходила железнодорожная линия Чаплино – Бердянск, которая также способствовала развитию промышленности и торговли в уезде и селе. Появившиеся в Гуляйполе предприятия хотя и не очень, но все же изменили крестьянский облик села. Первое поколение рабочих было ближе к крестьянству, чем к пролетариату, и не порывало с землей. Крестьянство степных районов, в том числе Гуляйполя, жило намного богаче, чем в других регионах страны. Разорившиеся сельские жители уходили на работу в близлежащие города Донбасса и в Екатеринослав и не создавали тех огромных армий батраков, которые переполняли села Правобережья Украины. Вокруг Гуляйполя находилось 50 крупных кулацких хуторов, которые с основном принадлежали немецким колонистам. «Наше село, – с гордостью писал один из местных репортеров в губернскую газету «Народная жизнь», – … находится в наилучших условиях по отношению к другим селам, потому что вокруг него живет огромное количество богатых земледельцев, среди которых наибольше немцев. Поэтому и село наше сделалось значительным центром культуры. Если его сравнить с каким-нибудь другим наилучшим селом, то Гуляйполе победит его. У нас в селе жители не похожие на крестьян, а горожане да и только.

У нас есть заводы, паровые мельницы и фабрики, достаточно было и есть школ…».

Из окрестных деревень в Гуляйполе шло много крестьян в надежде найти работу. Это были преимущественно те, кто хотел заработать себе на жизнь, но боялся навсегда порвать с землей, страшился набиравших силу и мощь городов. Рабочих мест в Гуляйполе было не так уж много, и те, кто их получил, находились под постоянной угрозой потерять работу, а поэтому терпели жестокую эксплуатацию, тяжелые условия жизни, оскорбления и унижения хозяев, полицейских, чиновников всех званий и рангов. Работали много, но были и минуты, когда, собравшись вместе, гуляйпольцы вспоминали своих свободолюбивых предков, пересказывали друг другу истории о легендарных походах запорожских казаков против татар, поляков, турок и даже во Францию. С раннего детства глубоко в душу молодого Махно и его ровесников запали рассказы о казацкой вольнице и Запорожской Сечи.

В годы гражданской войны, сражаясь против австро-германских оккупантов и гетмана Скоропадского, войско Махно рядилось под казачество, пыталось возродить некоторые его традиции и напоминало во втором десятилетии XX в. больше балаган, чем армию. В то время Гуляйполе постоянно сравнивали с Запорожской Сечью. Побывавшая в январе 1919 г. в махновской столице А. М. Коллонтай с восторгом говорила: «Село Гуляйполе стало главной базой всех «партизанских войск имени батько Махно> и приняло вид укрепленного лагеря, напоминающего древнюю Запорожскую Сечь». «Настоящей Сечью» и «картинкой украинского XVII века» назвал Гуляйполе и Л. Б. Каменев, в качестве чрезвычайного уполномоченного Совета Труда и Обороны встречавшийся с Махно 7 мая 1919 г.

Рассказы о героических и славных традициях вольных казаков породили в душе вспыльчивого, злого и упрямого от природы юного Нестора упорное сопротивление всякой власти без разбора, нежелание кому-либо подчиняться.

В детстве мальчик испытал все тяготы эксплуатации как помещиков, так и буржуазии, кулаков, торговцев. «Летом, – вспоминал он, – я нанимался к богатым хуторянам пасти овец или телят. Во время молотьбы гонял у помещиков в арбах волов, получая по 25 копеек в день». К своим хозяевам он испытывал одно чувство – смертельную ненависть, его буквально разрывала жажда возмездия за оскорбления и унижения, и мстил он им как только мог.

Купец Тупиков, выгнав Нестора из своего магазина, рассказывал потом односельчанам: «Это был настоящий хорек: молчаливый, замкнутый, сумрачно смотревший на всех недобрым взглядом необыкновенно блестящих глаз. Он одинаково злобно относился как к хозяину, служащим, так и к покупателям. За три месяца его пребывания в магазине я обломил на его спине и голове совершенно без всякой пользы около сорока деревянных аршинов. Наша наука ему не давалась».

Махно часто менял место работы. Попав в малярную мастерскую Будка, он очень быстро освоил красильные премудрости, которые давались ему легко. Через год он стал подручным мастера, но однообразие процесса, одни и те же лица быстро надоели молодому человеку. В 1903 г., «поднявшись немного и окрепнув», Махно поступил чернорабочим на чугунолитейный завод Кернера. И здесь его не покидало болезненное стремление быть в центре внимания, выделяться любой ценой. Узнав, что на заводе есть любительский театральный кружок, руководителем которого был Назар Зуйченко, Махно попросил записать его в труппу. «Однажды подходит ко мне Нестор Махно, – вспоминал позже Зуйченко – и просит принять его в артисты. Ну, чего раздумывать… Смешить, так смешить публику. А он – что мальчик с пальчик, вот так, по пояс мне… Приняли…». Однако театр не смог целиком захватить Махно. Он рано пристрастился к водке, часто появлялся пьяным на улицах села, лез во все драки.

Грянула революция 1905 года. Известие о расстреле рабочих на Дворцовой площади в Петербурге 9 января 1905 г. долетело и до провинциального Гуляйполя. На его улицах появились листовки, осуждавшие «Кровавое воскресенье» и призывавшие к борьбе с самодержавием. В считанные недели и даже дни политика стала интересовать всех, она стучала в двери и окна и захолустного Гуляйполя, где жизнь раньше протекала размеренно и более или менее спокойно. Энергичный, жаждущий деятельности Нестор Махно не мог оставаться в стороне. Он вихрем носился по селу, жадно вслушивался в разговоры односельчан, которые они вели на базарах, улицах, предприятиях, впитывал без разбора и анализа различные рассуждения и мнения, искренне верил самым фантастическим и невероятным слухам, которые возникали и расползались по Гуляйполю.

В период революции 1905–1907 гг. в Александровском уезде и в Гуляйполе большевистские группы и ячейки были малочисленны, временами революционную работу вели лишь отдельные члены партии, за которыми полиция смотрела, что называется, в оба и жестоко пресекала все попытки развернуть активную деятельность. Поэтому большевики не могли оказать существенного влияния на широкие слои рабочих и крестьян в этом регионе. Махно попытался как-то определиться в революционном водовороте. Не имея осознанных целей и стремлений, он сперва примкнул к малочисленной и слабой меньшевистской организации. Но ее беспомощность и хилость быстро разочаровали обуреваемого страстями и жаждой деятельности Нестора.

На улицах села появились антиправительственные листовки, проходили сходки и митинги. До Гуляйполя доходили слухи о событиях в Петербурге, Москве, Екатеринославе, Александровске, соседних селах, которые подталкивали его жителей к более активным выступлениям. 22 февраля 1905 г. забастовали рабочие заводов Кернера и Кригера. Их основными требованиями были: улучшение условий труда, отмена штрафов, которых существовало почти 15 видов, и сверхурочных работ. Среди бастовавших был и чернорабочий Махно. Из этой забастовки он вынес ложное представление о том, что подавляющее большинство рабочих хочет лишь улучшения своего экономического положения. Такого мнения он стойко придерживался и в последующие годы и руководствовался только им. Выступление это было стихийным, плохо организованным. Гуляйпольские рабочие – вчерашние разорившиеся крестьяне – не имели опыта политической борьбы, среди них не велась агитационная работа.

Для усмирения беспорядков в Гуляйполе прибыли казаки и усиленные полицейские наряды, было арестовано несколько социал-демократов, которые вели революционную борьбу в селе.

Нестор Махно

В годы революции в Гуляйполе развернула интенсивную деятельность группа анархистов-коммунистов, которая действовала с 5 сентября 1906 г. по 9 июля 1908 г. Возглавили ее братья Александр и Прокопий Семенюты и Вольдемар Антони. Свою организацию, которая преимущественно занималась экспроприацией, они назвали «Союз бедных хлеборобов». Идеи анархии, деформированные до уровня крестьянского понимания, нашли определенную поддержку среди населения южных районов. Они были принесены сюда различными революционерами, которых царское правительство на протяжении длительного времени ссылало в южные районы страны. Истоки распространения анархизма, понимавшегося в основном как «вольная жизнь», лежали в глубине веков. Среди крестьянства юга анархия ассоциировалась с казачеством, запорожской вольницей. И не зря главари анархистского «Союза бедных хлеборобов» радужными красками рисовали гуляйпольским молодым рабочим и крестьянам конечную цель их борьбы, когда наступит «время степным орлятам погулять на мирском поле за вольную жизнь, за волю и счастье». А. П. Семенюта, напутствуя своих друзей на грабежи и убийства, постоянно говорил: «Великая честь и слава вам – сынам народа, славным правнукам запорожцев».

Анархисты-террористы совершали дерзкие нападения на банки, почтовые отделения и зажиточных граждан, проводили акты «безмотивного террора», когда убивали представителей господствующих классов с целью якобы запугать буржуазию и не дать погаснуть пожару революции. Имея крупные суммы денег, они желали во весь голос заявить о себе и поэтому пытались связаться с анархистами Москвы и Петрограда, предлагая им даже финансовую помощь. Им ничего не стоило посылать своих людей в Вену для покупки оружия. К экспроприаторам тянулась молодежь, которая таким способом пыталась бороться с существующей несправедливостью, за улучшение своего социального положения. Убийство полицейского, чиновника, помещика оставляло деревню на некоторое время, хотя и непродолжительное, «без всякой власти». Эти несколько дней анархии представлялись крестьянам легкой, хотя и кратковременной победой, прообразом будущей жизни, за которую боролись члены «Союза бедных хлеборобов».

Махно попытался вступить в организацию экспроприаторов, но ее руководители сначала отказали ему в этом. Они боялись, что отличавшийся непредсказуемостью действий, болтливостью и хвастовством Махно может раскрыть организацию. Лишь благодаря тому, что братья Семенюты часто уезжали из Гуляйполя в другие города, Махно в их отсутствие все-таки стал членом «Союза бедных хлеборобов».

Сделал это Махно довольно просто: выследил экспроприаторов, когда те собрались идти на очередное дело, и решительно заявил: «Или убейте меня прямо здесь, или возьмите с собой».

Тем ничего не оставалось, как взять с собой настырного юношу.

Случилось это 14 октября 1906 г. В ту же ночь Махно принял участие в ограблении дома местного торговца И.Брука, у которого экспроприаторы взяли 151 руб. на нужды, как они заявили, голодающих. Ровно через месяц он вместе с другими членами организации ограбил гуляйпольского промышленника М. Кернера, отобрав у него 400 руб.

Вступив в организацию, Махно сразу же попытался завоевать популярность и лидерство, доказать руководителям гуляйпольских анархистов, что они допустили ошибку, отказав ему ранее в приеме в организацию. Стремясь как можно быстрее создать себе репутацию решительного, смелого и беспощадного экспроприатора, Махно всегда вызывался первым идти на любое дело, был готов выполнить любое приказание анархистов. Но вместо серьезных заданий ему на первых порах поручили отливать бомбы на заводе, где он работал в это время в литейном цехе.

Махно практически было все равно, в кого стрелять – то ли в чиновника, то ли в полицейского, то ли просто в неугодного ему или его друзьям человека. Получив оружие (пистолет «бульдог»), он применял его по своему усмотрению. В конце 1906 г. – служащий земской больницы Михеев, обуреваемый ревностью к своей невесте, поведал ему свою личную драму. Махно за небольшое вознаграждение совершил покушение на мнимого соперника, но, будучи пьяным, промахнулся. Дело это получило большую огласку. Махно был арестован за хранение оружия, но вскоре отпущен.

Слава о нем разнеслась по всему Гуляйполю. А в полицейских протоколах появилась еще одна фамилия потенциального преступника.

Еще много раз после этого Махно мог погубить организацию. Однажды в пивной он начал стучать по столу пивной кружкой и громко кричать: «Я анархист…, я анархист…». С большим трудом предводителю гуляйпольских анархистов удалось увести его с людного места.

Зная натуру Нестора, полиция подослала к нему провокатора. Под видом приезжего, ищущего работу в Гуляйполе, тот поселился в доме Махно. Вскоре молодой анархист рассказал «квартиранту» об организации. Чтобы взять налетчиков с поличным, полиция организовала в имении Гольца засаду, а новый друг Нестора начал подбивать его сделать налет и сорвать крупный куш с богатого колониста. План этот не удался, но полиция получила много ценных сведений о планах гуляйпольской организации.

Тактика экспроприаторов была хорошо отработана. Нападали они, как правило, довольно большой группой – до 10 человек. Лица их в одних случаях были вымазаны сажей или грязью, в других – они надевали бумажные маски или темные очки. Из-за этого полиция долго не могла установить личности нападавших. Все экспроприаторы были вооружены браунингами и бомбами, при помощи которых они выбивали двери касс или банков, взрывали сейфы. Нападали всегда наверняка, имея численное преимущество. Никогда не рисковали и при появлении полиции или жандармов быстро уходили. Даже один стражник вызывал у них страх и панику, и они, как правило, не вступая с ним в перестрелку, уходили, чтобы при удобном случае все-таки повторить акцию.

Махно раздражала такая нерешительность и осторожность анархистов, и он поставил себе целью поломать укоренившиеся в организации приемы борьбы, доказав на деле свою смелость и решительность. Вскоре такой случай представился. Махно вместе с бывшим урядником Лепетченко было поручено ограбить почту в Гуляйполе.

Он с волнением готовился к новой операции. Ощущая в кармане приятную тяжесть револьвера, допоздна ходил по прилегающим к почте улицам. В его воображении разыгрывались различные сцены, которые могли возникнуть во время ограбления. Нестор то и дело выхватывал оружие и по-мальчишески имитировал стрельбу по невидимым врагам налево и направо. Темной ночью 27 августа 1907 г. Махно вместе с двумя своими товарищами – М. Маховским и А. Ткаченко – шел по главной улице села. Внезапно из темноты выросли силуэты двух стражников, которые суровым окриком приказали остановиться молодым людям. Охваченные страхом, бандиты сразу же предложили Нестору бежать, но тот, не раздумывая долго, выхватил пистолет и выстрелил в стражников и лишь затем бросился вслед за товарищами.

Возле земской больницы беглецов окликнул услышавший выстрелы крестьянин С. Назаренко. Не останавливаясь, Махно разрядил в него свой браунинг.

После этого случая Махно принял участие в еще нескольких мелких ограблениях, в том числе кассы на станции Гуляйполе. На этом его участие в экспроприациях закончилось. Он был задержан гуляйпольским приставом Караченцевым как подозреваемый в нападении на стражников. Вместе с ним был арестован и один из руководителей «Союза бедных хлеборобов» Вольдемар Антони, который был в свое время против приема Махно в организацию. Теперь Нестор был с ним как бы на равных и своим пренебрежением к опасности мог доказать, чего он стоит. Задержанные были доставлены в Александровский полицейский участок. На очной ставке охранники Захаров и Быков заявили, что В. Антони они не знают, а в Махно сразу же узнали одного из стрелявших. Антони был отпущен, а Махно посажен в тюремную камеру. Руководитель гуляйпольских анархистов успел шепнуть Нестору, что члены организации в беде его не оставят. Эти слова Антони Махно расценил как наивысшую награду и признание его полноправным членом организации. Это придало ему сил и уверенности.

Антони сдержал слово. Путем угроз и шантажа анархисты заставили потерпевших изменить свои показания. Когда была проведена вторая очная ставка с участием раненого С. Назаренко, тот заявил, что никогда не видел Махно. Изменил свои показания и один из стражников Быков. «Степан Назаренко, – занес в протокол судебный пристав, – в предъявленных ему Махно и Антони стрелявшего в него человека не узнал. Передопрошенный мной затем… стражник Быков дополнительно показал, что он не может узнать в Махно стрелявшего в него человека и что Махно только похож на того человека».

И тем не менее Махно по-прежнему оставался мелкой сошкой в организации, и поэтому выдать его властям или специально подставить под удар полиции не считалось среди анархистов большим преступлением. 19 октября 1907 г. экспроприаторы совершили вооруженное нападение на почту в Гуляйполе, убив при этом почтальона и десятского. Когда началось следствие, фамилия Махно появилась первой в полицейских протоколах, причем как самого активного участника. Не столько ради восстановления истины, скорее, чтобы не дать завести следствие в тупик, судебный следователь заступился за Махно. «Махно участвовать в нападении на почту не мог, – писал он прокурору Екатеринославского окружного суда, – так как в это время содержался в Александровской тюрьме по постановлению моему от 5 октября 1907 г.»

В тюрьме распространялись все новые слухи о делах анархистов. Особенно заинтересовала Махно история с ограблением завода «Б. Кернер и сыновья», где он работал. Днем 9 февраля 1908 г. в обеденный перерыв злоумышленники, подобрав ключи, проникли в заводскую контору и похитили из сейфа 200 расчетных книжек рабочих с вложенной в них зарплатой, которую должны были выдавать в конце дня. Пропажу 2265 руб. заметили сразу же, и полиции не составило труда найти грабителей и вернуть деньги в кассу.

Махно не знал, что эта, казалось бы, не имевшая никакого к нему отношения, история обернется для него большой бедой. Один из участников – А. Ткаченко, попав в руки пристава Караченцева, выдал Махно как участника вооруженного нападения на охранников. «Наконец 15 февраля 1908 г., – писал на радостях, что дело все-таки удалось закрыть, следователь своему высшему начальству, – названный выше пристав доставил мне дознание, коим устанавливается, что задержанный им по делу о вооруженной краже с завода Кернера – Андриан Ткаченко был очевидцем покушения на убийство стражников Быкова и Захарова, причем стреляли Нестор Махно и Михей Маховский. <> На сделанной мной очной ставке Ткаченко с Махно и Маховским Ткаченко подтвердил свои показания».

Теперь власти имели в руках все улики против Махно и других участников организации. 4 апреля 1908 г. Екатеринославский губернатор обратился к командующему войсками Одесского военного округа с просьбой предать гуляйпольских анархистов военному суду.

Но по каким-то, только ему известным, причинам Махно внушил доверие и вызвал сострадание у судебного следователя, и тот пообещал выпустить Нестора из-под стражи под залог. Узнав об этом, мать Махно в поисках денег стала обивать пороги гуляйпольских богачей, где служил ее муж, а затем и Нестор.

Евдокия Махно не только сетовала на свою вдовью судьбу, многодетную семью, но и постоянно твердила, что сын ее не профессиональный преступник, какими были практически все местные анархисты-коммунисты, а рабочий чугунолитейного завода, которого по неопытности втянули в преступное дело. И действительно, Н. Махно был единственным из организации, кто не бросал работу, а продолжал совмещать ее с анархистской деятельностью. Уговоры матери Махно подействовали, и заводчик И. Д. Виглинский выделил ей под поручительство 2 тыс. руб., и 4 июля 1908 г. Махно вышел на свободу. Он не пошел домой, а поехал в Екатеринослав, где узнал, что организация ушла в подполье и преследуется охранкой.

Другой, более опытный и искушенный в борьбе с государственными преступниками уездный исправник, изучив еще раз все документы, прозорливо увидел в молодом Махно опасного для режима человека, которого не так просто запугать и заставить свернуть с избранного им пути. Поэтому во избежание новых преступлений 11 июля 1908 г. он послал на имя Екатеринославского губернатора рапорт, в котором говорилось: «Привлеченный к следствию в качестве обвиняемого по делу о разбойном нападении на стражников Захарова и Быкова в с. Гуляйполе в августе 1907 г. крестьянин этого села Нестор Махно, ныне следственными властями освобожден из-под стражи под поручительство в сумме 2000 руб. 4 сего июля. Принимая во внимание, что преступление, совершенное во время состояния губернии на положении усиленной охраны, а также в силу имеющихся против Нестора Махно улик и ожидания им тяжелого наказания, до смертной казни включительно, я нахожу, что пребывание его, Махно, на свободе может повлечь за собой новые, более тяжелые преступления, не исключая и убийства чинов полиции, почему покорно прошу разрешения вашего превосходительства об изменении принятой против Махно меры пресечения – заменою поручительства на личное содержание под стражей или же об аресте его до суда в порядке положения о Государственной охране».

Через два дня, узнав, что охранка направила свои основные силы в Гуляйполе для окончательного разгрома организации, Махно вернулся туда. Когда 28 июля на конспиративной квартире собралось 17 членов организации для того, чтобы обсудить дальнейшие свои действия, дом окружила полиция. Начался настоящий бой. Имея оружие и бомбы, анархисты сумели вырваться из западни. Собравшись на окраине Гуляйполя, они приняли решение уходить отдельными группами.

Участие в бандитских налетах и убийствах под прикрытием идейных убеждений сформировало у Махно специфические взгляды на революционную борьбу. Основным ее содержанием он считал убийство полицейских чинов, различного рода должностных лиц, офицеров и других представителей власти, захват силой денег и материальных ценностей, принадлежащих как государству, так и представителям эксплуататорских классов. Как и другие члены организации анархистов, Махно в порядке вещей считал использование экспроприированных средств в своих личных целях. Эти взгляды он материализовал в годы гражданской войны, расширив границы экспроприации, включив в ее орбиту также мирное население.

В уголовном мире свои законы – беспощадная расправа с предателями, изменниками и отступниками. По приказу П. Семенюты во всех провалах экспроприаторов был обвинен и убит один из членов организации – крестьянин Гура. Махно хорошо усвоил эти законы и в будущем всегда находил жертву, которую обвинял во всех своих неудачах и промахах, убирал бывших сообщников.

Полиция все-таки арестовала всех гуляйпольских членов организации. Сперва попались в основном мелкие сошки. 26 августа по приказу пристава Караченцева был взят Махно. Подготовка и сам арест Махно убедительно свидетельствовали, что полиция уже усматривала в нем особо опасного преступника и даже предпочла в первую очередь задержать его, а не руководителя организации В. Антони. Последний, скрываясь от преследования, оказался в Гуляйполе и, к своему несчастью, встретился лицом к лицу с приставом Захаровым. Однако полиция, как он сразу же заметил, готовилась к какой-то серьезной операции и на Антони особого внимания не обращала. Благодаря этому предводитель гуляйпольских анархистов бежал за границу. Вернувшись спустя 60 лет на родину, он так рассказал об этом эпизоде: «В полночь на ст. Гуляйполе одновременно приходили поезда из Екатеринослава и Александровска. Захарову был дан приказ арестовать Махно, выпущенного на поруки… потому он и оставил меня в покое. Как только подошел александровский поезд, полицейские кинулись к нему и, при выходе Махно из вагона, арестовали его. А я, воспользовавшись этим, тем же поездом удрал в Екатеринослав».