Текст книги "Курск-43. Как готовилась битва «титанов». Книга 1"

Вплоть до развала СССР в научной литературе обороне Понырей особого значения не придавалось. Ни гражданскими, ни военными учеными не было подготовлено ни одной отдельной научной работы по этой проблеме. Обошли стороной сражение и средства массовой информации. Первая официальная, причем правдивая, версия начала событий у станции была опубликована в 1953 г. в Большой Советской Энциклопедии. В ней отмечено, что «утром 5 июля 1943 г… два танковых корпуса 9-й немецко-фашистской армии направили свои удары на Ольховатку и Поныри, стремясь прорваться к Курску на кратчайшем направлении. Вспомогательный удар нанесли армейский корпус северо-восточнее Понырей в 5 час. 30 мин и танковый корпус северо-западнее от Ольховатки в 7 час. 30 мин.»[249]249
  Большая Советская энциклопедия. Т. 24. М., 1953. С. 116.


[Закрыть].

Однако уже в начале 1960-х гг. подход резко изменился и начало сражения стали описывать по-иному: противник нанёс главный удар только в направлении Ольховатки, но, встретив здесь упорное сопротивление, через несколько дней после начала битвы развернул основные силы на Понырях (чего в действительности не было). Однако и этот манёвр врага также успехом не увенчался благодаря стойкости и мужеству советских воинов. Такая трактовка событий приведена, например, в Советской Исторической энциклопедии[250]250
  Советская Историческая энциклопедия. Т. 8. М., 1965. С. 322.


[Закрыть], вышедшей в 1965 г., в Большой Советской Энциклопедии[251]251
  Большая Советская Энциклопедия. Т. 14. М., 1973. С. 42.


[Закрыть] (1973 г.) и других фундаментальных работах 1970–1980 гг.[252]252
  Напр.: Великая Отечественная война 1941–1945. Энциклопедия. М., 1985. С. 394.


[Закрыть]. Кроме того, в этих изданиях утверждалось, что основная заслуга в отражении удара противника принадлежала якобы 307 сд. И немудрено, начиная с 1960-х гг. главным источником информации о боях у станции стали публикации и мемуары её комдива генерал-майора М. А. Еншина[253]253
  Курская битва. Воспоминания участников. Воронеж, 1968. С. 141–148; Курская битва. Воспоминания, статьи. Воронеж, 1973. С. 241–247; Кочетков А. Огненный июль. Документальные рассказы, очерки. Воронеж, 1984. С. 52–59.


[Закрыть]. Небольшие по объёму, но крайне тенденциозные, наполненные хвалебными славословиями в адрес соединения. Красочно описывая, безусловно, достойные боевые дела подчиненных, автор и словом не обмолвился о своих соседях, двух мощных корпусах: 3-м танковом – генерал-майора М. Д. Синенко и 18-м гв. стрелковом – генерал-майора И. М. Афанасьева, которые, как и его дивизия, сыграли определяющую роль в обороне района ст. Поныри. Поэтому длительное время участие их воинов в одном из ключевых сражений Курской битвы находилось в тени.

Существенный вклад в закрепление ошибочного представления об общем ходе наступления немецких войск на поныровском направлении внёс К. К. Рокоссовский. В его мемуарах также утверждалось, что «не добившись успеха 6 июля в центре и на левом фланге нашей 13-й армии, противник с утра 7 июля перенёс основные усилия на Поныри»[254]254
  Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1997. С. 271.


[Закрыть]. С чем было связано резкое изменение в трактовке этих событий в 1950-х и 1960-х гг., непонятно. Возможно, с желанием идеологических структур, ответственных за освещение исторических событий, показать, что советская оборона под Курском на всех направлениях была непреодолимой для врага. Полагаю, что именно точка зрения К. К. Рокоссовского, имевшего большой авторитет в обществе и армии, изложенная в его публикациях, впервые появившихся ещё в конце 1950-х гг., была принята как единственно верная, без критического анализа и глубокого изучения документов.

Действительно, бои за эту крохотную станцию носили крайне ожесточённый характер и длились непрерывно несколько суток. Лишь одна деталь: в ночь на 10 июля 1943 г. командование ГА «Центр» из-за высоких потерь было вынуждено сменить наступавшую на станцию 292-ю пехотную на 10-ю моторизованную дивизию. Подобного случая не было нигде за весь период проведения операции «Цитадель». Удержание советскими войсками этого мощного узла сопротивления имело важное значение для срыва планов неприятеля. Тем не менее сравнивать боевые действия у Понырей с событиями под Прохоровской неверно, т. к. их масштаб был совершенно иным. За Прохоровку вели бои два танковых корпуса противника (каждый сравним по численности с советской общевойсковой гвардейской армией), три советские общевойсковые армии плюс гвардейская танковая армия, а в Понырях – один немецкий танковый и два советских (стрелковый и танковый) корпуса. Таким образом, по численности группировки противоборствующих сторон, действовавшие у этих станций, отличались в разы. Следовательно, и задачи, решавшиеся ими, существенно отличались по значению и размаху.

Важным фактором, склонившим чашу весов в сторону прекращения попыток мифологизации сражения за Поныри, стало отсутствие серьезной основы для этого. Если легенду о Прохоровке начали сознательно формировать уже через несколько недель после сражения с сугубо практической целью – прикрыть «дымовой завесой» просчёт и высокие потери, а окончательный вид она приобрела стараниями всей пропагандистской машины СССР лишь через 30 лет после рождения, то создавать миф о Понырях изначально практической надобности не было. Если не считать понятного желания областных властей создать на месте сражения достойный мемориал её защитникам за счёт средств союзного бюджета. Это сражение прошло в основном по намеченному командованием Центрального фронта плану и оказалось вполне успешным. При тех силах и средствах, которые сосредоточило здесь советское командование, по-другому и быть не могло. Создавать же легенду без исторического фундамента практически на ровном месте через десятилетие – дело крайне сложное и неблагодарное. Поэтому затея и провалилась.

Вторыми по численности тиражей после мемуаров в это время становятся книги о боевом пути соединений и объединений[255]255
  В этот период вышли: По приказу Родины. Боевой путь 6-й гвардейской армии в Великой Отечественной войне 1941–1945. М.: Воениздат, 1971; Караваев А. В. Сердце в броне. М.: Воениздат, 1971 (о 112 тбр); Бабаджанян А. Х., Попель Н. К., Шалин М. А., Кравченко И. М. Люки открыли в Берлине / Боевой путь 1-й гвардейской танковой армии. М.: Воениздат, 1973; В сражениях за победу. Боевой путь 38-й армии в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М.: Наука, 1974; Рязанский А. П. В огне танковых сражений. М.: Наука, 1975 (о 5 гв. мк); Самчук И.А, Самчук П. Г. Атакуют десантники. Боевой путь 9-й гвардейской Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова Полтавской воздушно-десантной дивизии. М.: Воениздат, 1975; Кравченко И. М., Бурков В. В. Десятый танковый Днепровский (Боевой путь 10-го танкового Днепровского ордена Суворова корпуса). М.: Воениздат, 1986; Егоров В.Ф, Казаков А.Я, Коченюк А. С., Яраев Р. Ш. Рождённая в боях: Боевой путь 71-й гвардейской стрелковой Витебской ордена Ленина, Краснознамённой дивизии. М.: Военизад, 1986; Амиров К. В. От Волги до Альп: Боевой путь 36-й гвардейской Верхнеднепровской Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова 2-й ст. дивизии. М.: Воениздат, 1987; Чумаков М. Закалённая в боях. Боевой путь 67-й гвардейской стрелковой Витебской Краснознаменной дивизии. М.: Издательство Московского горного института, 1988; Гвардейский Уманский. Военно-исторический очерк о боевом пути 9-го танкового Уманского орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова корпуса. М.: Воениздат, 1989; Смирнов А.Ф, Оглобин К. С. Танки за Вислой: Боевой путь 31-го Висленского танкового корпуса. М.: Воениздат, 1991; Секирина М. К., Белкина И. М., Дорошенко В. М. Через всю войну: Очерки о воинах 13-й армии. М.: Наука, 1991; Стальная 201-я / Очерки о боевых действиях 201-й отдельной танковой бригады. Белгород, 1991; Под гвардейским знаменем: Боевой путь 66-й гвардейской стрелковой Полтавской Краснознамённой дивизии. М.: Воениздат, 1992.


[Закрыть]. Давать оценку им непросто. Хотя писали их и авторские коллективы, и отдельные исследователи, публиковали их разные издательства, тем не менее между собой они были очень схожи и по компоновке, и по серому, безликому тексту. Главной особенностью и их основным недостатком являлось чрезмерное, ничем не оправданное восхваление авторами заслуг и роли в войне своих дивизий, корпусов и армий. В сочетании со схематичным, часто ошибочным изложением оперативной обстановки и общего хода боевых действий, в которых принимало участие соединение (или объединение), истории которого посвящалась книга, эта особенность превращала её в сомнительный источник исторической информации.

Однако из этой серии встречались и относительно качественные работы, хотя и они в полной мере не были лишены отмеченных недостатков. К таким, например, можно отнести книгу генерал-майора А. П. Рязанского «В огне танковых сражений». Для своего исследования о родном соединении, 5-м гв. Зимовниковском механизированном корпусе, он привлёк большой объем архивных документов и детально выстроил ход боёв южнее Прохоровки с 12 по 16 июля 1943 г. С большой достоверностью автор показал вклад, который внесли воины корпуса в это сражение. К сожалению, не обошлось в книге и без грубых фактических ошибок. Так, используя документы штаба 5 гв. ТА, автор не сопоставил отдаваемые командармом приказы с донесениями соединений в ходе контрудара 12 июля 1943 г., поэтому ошибочно утверждал, что юго-западнее станции против 2 тк СС в этот день были введены часть сил 5-го гв. Змк[256]256
  В период Курской битвы соединение входило в состав 5 гв. ТА.


[Закрыть]. Это дало основание некоторым исследователям утверждать, что на «танковом поле» якобы действовали не два, а все три «родных» корпуса 5 гв. ТА. Из этого вытекало: утверждение П. А. Ротмистрова о столкновении 1200 танках в этом районе не выдумка, а обоснованный факт.

Интересной была и работа И. М. Кравченко, В. В. Буркова «Десятый танковый Днепровский»[257]257
  Кравченко И. М., Бурков В. В. Десятый танковый Днепровский. Боевой путь 10-го танкового Днепровского орденов Суворова корпуса. М.: Воениздат, 1986.


[Закрыть] о боевом пути 10 тк. Она также насыщена интересной и полезной для исследования информацией о его участии в Курской битве. Корпус в основном действовал у обоянского шоссе в наиболее напряжённый период, когда армии Катукова и Чистякова понесли тяжёлые потери и из последних сил держали свои рубежи. Как свидетельствуют рассекреченные сегодня документы, его вклад в оборону этого района весом, особенно большую роль он сыграл при отражении удара ГА «Юг» с 9 по 12 июля 1943 г. Однако до публикации этой книги по ряду причин участие корпуса в тех боях оставалось в тени. Во-первых, об этом соединении никто из его командиров не оставил воспоминаний, а в книгах М. Е. Катукова и И. М. Чистякова, в подчинении которых он находился летом 1943 г., его боевая работа описана поверхностно. Командармов понять можно: они стремились в первую очередь вспомнить ратный труд своих бойцов и командиров. Во-вторых, боевая работа корпуса мало освещалась в литературе, во многом из-за противоречивых действий генерал-лейтенанта В. Г. Буркова, командовавшего в ту пору соединением, которого лишь ранение и активное заступничество заместителя командующего Воронежским фронтом генерала армии И. Р. Апанасенко спасло от жёсткого дисциплинарного взыскания. Поэтому появление этой работы явилось существенным прорывом. В достаточно сбалансированном между описанием боя и героикой войны тексте книги приведено много неизвестной ранее информации. Например, детали захвата 11 июля 1943 г. разведотрядом 11 тд противника на обоянском направлении заместителя командира корпуса по политчасти полковника Ф. Ф. Малинина и нескольких офицеров (как выяснилось позже с секретными документами), что само по себе было событием нерядовым и в советской исторической литературе не афишировалось[258]258
  Там же. С. 68–70.


[Закрыть].

Вместе с тем авторы обошли молчанием бездействие корпуса в ходе контрудара 8 июля 1943 г. и попытку его командования уклониться от участия в контрударе 12 июля 1943 г. Среди исследователей существует мнение, будто бы это связано с тем, что один из авторов работы – сын комкора В. Г. Буркова. Не секрет, что наличие родственных связей у авторов книг с их героями часто приводило и приводит к необъективным оценкам, искажению или замалчиванию неудобных исторических факторов. В данном случае тоже нельзя исключать этот фактор. Допускаю, что из общения с ветеранами соединения члены авторского коллектива знали об истинных причинах отстранения от должности генерал-лейтенанта В. Г. Буркова летом 1943 г. Однако в тот период документы об этом были за семью печатями. Да и после, когда мне удалось их обнаружить[259]259
  Подробнее о ситуации в 10 тк перед фронтовым контрударом утром 12 июля 1943 г. см.: Заумлин В. Н. Засекреченная Курская битва. М.: Яуза, Эксмо, 2008. С. 522.


[Закрыть] в ходе работ над книгой о Прохоровке, лежали они не на поверхности, в фонде 10 тк, а в архивном деле штаба 1 ТА, перемешанные с другими оперативными материалами. Поэтому при подготовке рукописи о боевом пути корпуса столь острый вопрос без документального подтверждения авторы, вероятно, поднимать не решились. Хотя и было это уже на излёте советской эпохи.

Следует отметить и положительную сторону подобного рода изданий для исследователей событий под Курском. В них приводился краткий обзор боевого пути соединений и объединений до начала битвы, что позволяло сформировать определенное представление о них. Кроме того, в ряде трудов публиковалось много уточняющих деталей, интересные эпизоды и трактовки отдельных боев и сражений их очевидцами, воспоминания которых найти сегодня практически невозможно. В силу этого и в настоящее время эти исследования не потеряли своей ценности.

Таким образом, хотя на протяжении всех трёх периодов историографии с различной степенью активности велась работа по изучению Курской битвы, однако вплоть до развала Советского Союза у отечественных историков не было реальной возможности глубоко, всесторонне изучить и объективно оценить битву на Огненной дуге в целом, а результаты своей работы донести до широкой аудитории. Практически вся литература по данной теме была существенно «отлакирована» цензурой, провалы и недоработки заретушированы, документальные источники засекречены, а отдельные неудачные бои по-прежнему подавались как выдающиеся победы советского оружия. Характерной особенностью третьего периода историографии были четыре крупные тенденции, которые прослеживаются даже при беглом анализе этих двадцати лет.

Во-первых, сокращение выпуска изданий научного характера и стремление цензурных органов выхолостить до предела открытые публикации, придав им поверхностно-описательный характер. Мемуары полководцев и военачальников «чистились» и правились с задачей убрать из рукописей любые оценки и обобщения, которые могли вызвать у читателей сомнения или недоверие к официальной трактовке Курской битвы.

Во-вторых, усиление давления властных структур на авторов и творческие коллективы с целью не допустить появления «идеологически вредных» работ, т. е. с глубоким всесторонним анализом событий и адекватными выводами. Поэтому, несмотря на минувшие 30 лет после тех событий, свободный доступ в военные и государственные архивы для исследователей, как и прежде, был закрыт. Хотя на Западе к этому времени значительная часть документов минувшей войны была уже рассекречена. Всё это привело к тому, что за весь период не было издано ни одного научного труда, в котором излагалась бы история Курской битвы в целом. Единственная достойная книга, Г. А. Колтунова и Б. С. Соловьёва «Курская битва», не только не была ни разу переиздана в полном объеме, а наоборот, в 1983 г. сокращена до брошюры и напечатана незначительным тиражом.

В-третьих, открыто игнорировались результаты работы историков и мнения участников битвы, опубликованные в 1960-е гг., существенно расширился масштаб мифологизации событий под Курском, особенно Прохоровского сражения, помимо средств массовой информации, военно-исторической и мемуарной литературы, более активно и широко начали привлекаться к этому процессу киностудии и музеи.

В-четвёртых, ушла в небытие традиция выпуска документальных сборников по истории Великой Отечественной войны для специалистов (преподавателей академий, военных историков) и публикаций в открытой печати подлинных материалов по Курской битве. Эффект же от тех архивных источников, что всё-таки были напечатаны к 40-летию Победы в «Военно-историческом журнале», оказался сравним с эффектом капли влаги, упавшей на выжженную солнцем почву, так как к этому времени научная разработка её истории советскими учёными практически прекратилась.

Словом, из драматических событий (50 суток тяжелейших испытаний) для всей нашей страны была сделана «праздничная открытка», прославлявшая мудрость коммунистической партии, под чутким руководством которой к лету 1943 г. была создана несгибаемая мощь, разгромившая фашистских захватчиков. Монополия КПСС на освещение прошлого, закрытость военных архивов, наличие двойной цензуры (военной и гражданской) делали невозможными всякие попытки ученых отойти от односторонних оценок и «парадности», выработать новый взгляд на это грандиозное событие Второй мировой войны. Всё это имело крайне негативное влияние на развитие исторической науки в СССР и надолго подорвало доверие народа как к публикациям по теме Курской битвы, так и к официальной военно-исторической и мемуарной литературе в целом. Так, согласно данным всесоюзного социологического исследования, проведенного в 1987–1988 гг. кафедрой идеологической работы Академии общественных наук при ЦК КПСС, только 3 % опрошенных читали журнал «История СССР»[260]260
  Журавлев Г. Т., Меркушин В. И., Фомичев Ю. К.Историческое сознание: опыт социологического исследования. Вопросы истории. 1989. № 6. С. 127.


[Закрыть], который на тот момент считался одним из самых авторитетных академических изданий. Схожая картина складывалась и по другим историческим журналам. Хотя в этот момент наблюдался небывалый всплеск интереса нашего общества к прошлому страны и печатным изданиям, которые публиковали статьи по этой проблематике.

Четвертый период (1993 г. – до наших дней) был ознаменован качественным изменением в подходе к изучению всей отечественной истории, и прежде всего Великой Отечественной войны. Он пришёлся на время разрушения социально-экономического строя в нашей стране и характеризовался широким плюрализмом мнений, поиском новых форм и методов работы исследователей. Большинство прежних оценок и выводов подверглись серьёзному пересмотру, начали формироваться новые взгляды и на Курскую битву, на роль отдельных полководцев и военачальников в ней. Поворотным моментом стал 1993 г., именно в это время произошли три ключевых события, запустивших процесс честного, глубокого и всестороннего изучения сражений на Огненной дуге.

Во-первых, в ЦАМО РФ был снят гриф секретности с боевых документов Красной армии за 1943 г. (до фронта включительно), в том числе и соединений, участвовавших в отражении летнего наступления гитлеровцев на Курск. Это дало возможность работать с архивными материалами гражданским исследователям, привело к широкому обсуждению результатов сначала наиболее спорного события битвы, контрудара 12 июля 1943 г., а затем и всего комплекса проблем, связанных с боями на Огненной дуге в открытой печати, на основе новых данных.

В 1993 г. был опубликован сборник «Гриф секретно снят» под редакцией Г. Ф. Кривошеина, в котором приводились ранее секретные статистические данные о потерях живой силы РККА по операциям в годы войны. И хотя этот труд уже в то время подвергся справедливой критике за политическую ангажированность и неточности (в частности, по потерям Воронежского фронта в Курской оборонительной операции), он стал своеобразным ориентиром в работе историков. «Долго бились, да и по сию пору иногда бьются историки в шершавых наручниках сталинско-ежовско-бериевских инструкций, – писал доктор исторических наук, полковник О. Ф. Сувениров. – И все же лед тронулся. Очевидно, не будет преувеличением сказать, в 1992–1995 гг. наступило самое настоящее половодье – неизвестные дотоле исторической науке документы и факты вырывались из недоступных ранее ведомственных архивных могильников. Бурный поток новизны хлынул на поле советской истории. Нередко он перехлестывает через края, приводит к односторонним трактовкам тех или иных исторических событий. Но, как любил говорить М. С. Горбачёв, «процесс пошёл»[261]261
  Сувениров О. Ф. Трагедия РККА 1937–1938. М.: ТЕРРА, 1998. С. 104.


[Закрыть].

Во-вторых, вместе с исчезновением Советского Союза с мировой карты ушла в небытие и цензура, у исследователей появилась реальная возможность делать выводы, давать оценки событиям и историческим персонажам, опираясь не на принцип политической целесообразности, а на результаты анализа источниковой базы.

В-третьих, в Москве была проведена научная конференция, посвященная 50-летию битвы под Курском, с участием зарубежных учёных. В ходе её работы отечественные историки смогли напрямую пообщаться с коллегами, обменяться мнениями, обсудить целый ряд важных проблем и событий по теме. Как отмечал в беседе со мной профессор Ф. Д. Свердлов: «Главным результатом конференции стало установление прямых и устойчивых связей с американскими исследователями Второй мировой войны, что дало возможности получения информации по германской армии и трофейных источников из Национального архива США, где хранились и уже давно были доступны для изучения, документы вермахта, в том числе и его войск, участвовавших в Курской битве».

Следующей важной вехой на этом пути стал выпуск издательством «ТЕРРА» в 1997–1999 гг. документов НКО СССР, Генерального штаба, Ставки ВГК и фронтов за 1943 г. К этому моменту в открытой печати было опубликовано лишь около 200 подлинных советских документальных материалов, относящихся к событиям на Огненной дуге. Бо́льшая часть, примерно 60 единиц, вышла в периодических журналах[262]262
  Военно-исторический журнал, 1983. № 5; Советские архивы, 1978. № 4; 1983. № 4; Коммунист. 1983. № 4 и 10; Молодой коммунист. 1978. № 8.


[Закрыть], это преимущественно документы Ставки ВГК и командования фронтов. Около 40, в основном оперативно-тактического характера, были включены в ряд выпусков «Сборника боевых документов Великой Отечественной войны». Чуть больше 40 – помещены в трёх томах закрытого издания «Сборник документов Верховного Главнокомандования за период Великой Отечественной войны»[263]263
  Сборник документов Верховного Главнокомандования за период Великой Отечественной войны. М.: Воениздат, 1968.


[Закрыть]. Кроме того, около двух десятков документов, касающихся крупных вопросов стратегического планирования и хода отдельных сражений, публиковались в книгах мемуаров советских военачальников и полководцев Г. К. Жукова, А. М. Василевского, К. С. Москаленко и др. Значительный массив документации, главным образом о деятельности тыла войск и их повседневной жизни, печатался в сборниках областных издательств[264]264
  Курская область в годы Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941–1945 гг.: Сборник документов и материалов. В 2 т. Курск, 1960–1962; Орловская область в годы Великой Отечественной войны Советского Союза (1941–1945 гг.): Сборник документов и материалов. Орёл, 1960; Трудящиеся Харьковской области в годы Великой Отечественной войны Советского Союза (1941–1945 гг.): Сборник документов и материалов. Харьков, 1953 и 1960; Воронежская область в годы Великой Отечественной войны Советского Союза: Сборник документов и материалов. Воронеж, 1948.


[Закрыть]. Столь мизерное относительно масштабов битвы количество подлинной документации, естественно, не способствовало её всестороннему изучению. Вместе с тем каждая из упомянутых подборок, как правило, готовилась под заранее разработанную и нередко тенденциозную концепцию, призванную обеспечить не научную, а идеологическую задачу. В силу этих причин среди них и не было таких, которые бы свидетельствовали об ошибках и просчетах советского командования, помогали выяснить причины высоких потерь и т. д. Поэтому эти материалы, хотя и давали некий толчок к поступательному движению по осмыслению истории битвы, не помогали формировать целостное, а главное, правдивое представление о ней, и даже наоборот, их использование вело к однобокому, искаженному видению событий коренного перелома.

Материалы, включенные в многотомное издание «ТЕРРА», оказались многочисленнее, объемнее и шире по охвату различных вопросов этой темы и, что очень ценно, не были подвергнуты предварительной цензуре. Только в пятнадцатом тематическом томе[265]265
  Русский архив: Великая Отечественная: Курская битва. Документы и материалы 27 марта – 23 августа 1943 г. Т. 15 (4–4). М.: ТЕРРА, 1997.


[Закрыть], полностью посвящённом Курской битве, было собрано 358 документов, в том числе и трофейных. Ещё по несколько десятков было включено в 13, 16-й и 23-й тома[266]266
  Русский архив: Великая Отечественная: Приказы Народного комиссара обороны СССР (1943–1945). Т. 13 (2–3). М.: ТЕРРА, 1999; Русский архив: Великая Отечественная. Ставка Верховного Главнокомандования: Документы и материалы. 1943 г. Т. 16 (5–3). М.: ТЕРРА, 1999; Русский архив: Великая Отечественная. Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны: документы и материалы. 1943 г. Т. 23 (12–3). М.: ТЕРРА, 1999.


[Закрыть]. В них раскрывалась огромная, сложная и вместе с тем творческая работа по планированию, подготовке и проведению трёх крупнейших операций: Курской оборонительной, «Кутузов» и «Полководец Румянцев». Этот большой массив источников, впервые опубликованных в открытой печати, давал уникальную возможность взглянуть на перелом в войне со стратегической высоты, детально проследить процесс формирования замысла Ставки ВГК на лето 1943 г. в динамике и до его воплощения. Попутно отмечу, что часть этих документов была известна советским военным историкам, так как ранее уже были опубликованы в 1969 и 1975 гг. Воениздатом в сборниках, которые имели гриф «Для служебного пользования». Теперь же они не только стали доступны широкому кругу исследователей, но и появилась возможность без ограничений использовать информацию из них в книгах и публикациях.

Хотя уже в течение первых двух-трех лет после начала относительно свободного доступа к материалам в ЦАМО РФ у большинства исследователей оптимизма поубавилось. Стало ясно, что хотя к подавляющему большинству дел с момента их поступления из действующей армии не прикасалась рука историка и никаких глобальных «чисток» не было, тем не менее выстроить правдивую и подробную картину боевых действий лишь на их основе, даже в ходе крупных операциях, не удастся. Причин этого несколько. Первая – низкая исполнительская дисциплина и штабная культура офицеров действующей армии. Из приказа командующего Брянским фронтом от 26 июня 1942 г. «О ведении военно-исторической работы в частях и соединениях фронта»: «Опыт показал, что наряду с хорошим ведением военно-исторической работы и культурой документов в некоторых частях и соединениях фронта всё ещё налицо имеется ряд недочётов и недостатков:

1. Журналы боевых действий ведутся формально, поденные записи чрезвычайно коротки, сухи, не дают полной картины боевого дня: зачастую не включают в себя даже выдающиеся подвиги (…); иногда записи делаются карандашом, неразборчиво и неряшливо; на титульном /первом листе/ не указывается, кто персонально ведёт «Журнал»; требуемые штабом фронта копии «Журналов боевых действий» за истекший месяц не всеми штабами предоставляются; необходимые схемы – хода боевых действий, сводки – донесения о боевом и численном составе своих сил и сил противника, сведения о потерях и трофеях к «Журналу» не прилагаются.

2. Требуемые «Отчёты» о проведённых боевых операциях своевременно не предоставляются.

3. Отчётные карты /оперативного и разведывательного отделов/ отделений, ведутся не систематически. Составители карт иногда «забывают» поставить дату, собрать нужные подписи – заверяющие карты, как отчётный документ.

4. Фото /иллюстрационные/ документы не собираются, необходимые фотоснимки не делаются. В частях, как правило, отсутствуют фотодокументальные альбомы.

5. Многие телефонные переговоры командармов, начальников штабов, командиров корпусов и дивизий, имеющих огромный исторический интерес, не записываются…

9. До сих пор не обеспечена достаточная сохранность документов, в особенности при перевозке в условиях боевых действий…»[267]267
  ЦАМО РФ. Ф. 48. Оп. 5. Д. 218. Л. 2.


[Закрыть]

Подобные проблемы были не только в войсках Брянского фронта, схожая ситуация наблюдалась по всей действующей армии практически до конца войны.

Вторая – рутинные правила делопроизводства в войсковых штабах, которые требовали по истечении определенного периода боевых действий накопившуюся документацию сортировать «по степени исторической значимости» и отправлять одну часть в архив, а другую – уничтожать за ненадобностью. Для примера приведу выдержку из распоряжения начальника штаба 70A № 1/0254483 от 21 июля 1943 г.: «Командующий приказал: во исполнение приказа командующего Центральным фронтом за № 024 от 10 июля 1943 г. в целях разгрузки управлений, служб и отделов армии от архивных дел за первое полугодие 1943 г. и оставленных за ненадобностью дел за другие периоды создать по каждому управлению, службе и отделу армии распоряжением своего начальника (!) комиссию, на которую возложить:

1. Просмотр и отбор на хранение в Центральный архив дел и материалов, имеющих практическую надобность и историческую ценность, а дела, не имеющие исторической ценности и утратившие практическую надобность, уничтожить (!) путем сожжения с оформлением установленного приказа»[268]268
  ЦАМО РФ. Ф. 427. Оп. 11103. Д. 8. Л. 24.


[Закрыть].

Анализом накопившихся документов занимались офицеры, как правило, не имевшие высшего образования[269]269
  Например, из всего штаба знаменитой 5 гв. ТА лишь один старший офицер – начальник оперативного отдела полковник Ф. М. Белозоров – к началу Курской битвы окончил Академию моторизации и механизации им. И. В. Сталина.


[Закрыть], а тем более необходимой подготовки, чтобы по достоинству оценить этот массив источников, да и желания особо разбираться в тонкостях исторической науки тоже. Кроме того, по итогам операций, где были крупные провалы или серьёзные неудачи (высокие потери соединений и т. д.), во всех соединениях проходили проверки и изымались первичные документы в качестве приложения к отчету комиссий, и потом они, как правило, не возвращались в прежние штабы, а уходили «наверх». Поэтому многие ключевые события, например, сражений на Курской дуге, даже сейчас анализировать крайне сложно.

В то же время нельзя не отметить, что в 1990-е гг. наряду с открывшимися широкими возможностями существенно снизилось внимание научно-исследовательских учреждений к разработке истории Великой Отечественной войны. На это повлиял ряд факторов. В стране бушевал кризис, она находилась в стадии слома старой и формирования новой общественно-политической системы. Тема минувшей войны, являвшаяся одной из основных в идеологической работе КПСС, теперь считалась неактуальной, а те, кто её пытался вывести на серьезный научный уровень, попадали в разряд в лучшем случае реакционеров и ретроградов.

Наряду с этим произошёл разрыв между поколениями, нанесший сильный удар по исторической науке. Когорта советских военных историков-фронтовиков по естественным причинам отошла от активной научной работы. А молодежь, которая шла им на смену, лишь начинала путь в профессии, но, к сожалению, учить её уже было некому. Поэтому началось сокращение числа квалифицированных и опытных специалистов по военной тематике. Да и желающих стать учеными-историками тогда оказалось немного. Волна негативной информации о нашем прошлом, в том числе и о событиях Великой Отечественной войны, захлестнувшая общество, острые споры о трагических страницах истории Советского Союза заставляли молодых людей, планировавших посвятить жизнь науке, задумываться о возможности реализовать себя именно в области истории. Военная же тематика казалась особенно политизированной, непрестижной и бесперспективной. Поэтому, даже избрав профессию историка, значительная часть аспирантов и молодых ученых старались заниматься «безопасными» проблемами Древнего мира, Средневековья, в крайнем случае дореволюционной Россией, которые гарантировали от негативного влияния идеологических течений и обвинений в «очернительстве нашего светлого прошлого». Таким образом, хотя в 1990-е гг. возможности вывести, в том числе и историю Курской битвы, на качественно новый уровень значительно расширились, научный анализ Второй мировой войны, и особенно Великой Отечественной, оказался в загоне и был отдан на откуп дилетантам, «идеологическим флюгерам» и коммерсантам.

В результате особенностью значительной части российской военно-исторической литературы, появившейся в этот период, стали поверхностный подход к проблематике, отсутствие глубокого анализа, примитивизм в оценках, некритический подход к используемым источникам и откровенное передергивание фактов, т. е. всё то, что объединяет определение «исторический дилетантизм». Трудно не согласиться с академиком А. О. Чубарьяном, который справедливо отмечает: «Очень многие книги, выходящие в наше время под названием «исторической беллетристики», несут на себе печать именно такого опасного для общества дилетантизма. Выражаясь предельно деликатно и мягко, можно заметить, что подобные сочинения основаны на крайне слабом знании исторических фактов и процессов и весьма обширном привлечении различных мифов и откровенных домыслов. В особенности это относится к освещению событий ХХ века. Когда из книги в книгу, даже проникая в некоторые учебники, кочуют недоказанные достоверными источниками версии»[270]270
  Чубарьян А. Навстречу новому учебнику. Родина. 2013. № 7. С. 57.


[Закрыть]. Наглядным примером этого может служить тот факт, что до сегодняшнего дня в учебниках по истории России для 11-го класса по-прежнему фигурируют придуманные в июле 1943 г. штабом 5 гв. ТА формулировки и цифры: «12 июля советские войска нанесли встречный контрудар. В районе деревни Прохоровка произошло крупнейшее танковое сражение Второй мировой войны: на поле боя одновременно (!) находилось свыше 1200 танков и самоходных орудий»[271]271
  История России 1900–1945 гг. 11-й класс. Учебник для общеобразовательных учреждений / Под редакцией А. А. Данилова, А. В. Филиппова. 2-е изд. М.: Просвещение, 2012. С. 357.


[Закрыть]. Эти же байки повторяются и в учебных пособиях для студентов высших учебных заведений[272]272
  История России с древнейших времён до конца ХХ века: Учебное пособие для студентов вузов. 3-е изд., испр. и доп. М.: Дрофа, 2001. С. 487.


[Закрыть].

На этом фоне и внутри страны, и за рубежом предпринимались попытки фальсифицировать историю ХХ века, заменить старые мифы на новые, использовать неоднозначность трактовки отдельных событий, в том числе и Курской битвы, как инструмент политической борьбы и влияния на подрастающее поколение.

Тем не менее коренные изменения в жизни страны вызвали бурный интерес общества к своему прошлому. Уже через пять лет после начала четвертого этапа начали появляться первые обнадёживающие результаты. Институтом военной истории и отделением истории Российской академии наук был выпущен четырёхтомник «Великая Отечественная война». Во второй книге, «Перелом», З. А. Шутовым и Н. М. Романичевым были даны важные оценки по крупным проблемам оборонительной фазы Курской битвы, которые существенно отличались от принятых ранее. Хотя общее представление о книге было неоднозначным, и вот почему.