Текст книги "Лев Яшин. Вратарь моей мечты"

Глава третья

СССР, Москва

1950 год

После сильнейшего удара из-за штрафной мяч пушечным ядром летел в ворота. В красивом акробатическом прыжке Алексей Хомич поймал его и, мягко приземлившись на газон, зафиксировал. Трибуны взорвались аплодисментами.

Дерби двух московских команд «Спартака» и «Динамо», проходившее на стадионе «Динамо» второго июля 1950 года, комментировал советский спортивный журналист и радиокомментатор Вадим Синявский.

Вадим уютно расположился в комментаторской кабине на самом верху центральной трибуны. На столике рядом с микрофоном стоял термос с кофе, из которого известный на всю страну спортивный комментатор изредка подливал в стакан горячий напиток. За спиной Синявского в уголке кабины скромно устроился его молодой коллега – Николай Озеров. Он только начинал карьеру комментатора и ловил каждое слово учителя.

– …Капитан «Спартака» Игорь Нетто в техничном подкате отбирает мяч у динамовского нападающего и переводит его по диагонали на противоположный фланг атаки… – красочно описывал Синявский каждый игровой момент матча. Телевидение в те годы делало лишь первые шаги, основным средством передачи информации являлось радио, поэтому комментаторам и приходилось дотошно описывать происходящее на футбольном поле. – Анатолий Ильин мягко, «по-кошачьи» обрабатывает мяч и делает передачу Исаеву. Тот играет в «стеночку» с Паршиным и отправляет мяч на фланг Никите Симоняну. Нападающий «Спартака» Симонян аккуратно пробрасывает мяч мимо динамовского защитника Кузнецова, набирает скорость и рвется вдоль бровки к воротам соперника. Можно сделать острую передачу!..

Момент на поле у динамовских ворот действительно вышел опасным. Симонян выполнил навес на штрафную площадь. Хомич своевременно вышел на перехват и в последний момент снял мяч с головы спартаковского нападающего Паршина.

Запасные игроки обеих команд эмоционально переживали происходящее на зеленом газоне. Динамовцы, среди которых находился и Яшин, расположились на первых двух рядах центральной трибуны – правее от входа. Спартаковцы – левее. После каждого момента игроки и зрители вскакивали со своих мест, хватались за голову, кричали. Одни это делали в порыве радости, другие от отчаяния.

– …Хомич, по прозвищу Тигр, как всегда, на высоте – в прямом и переносном смысле. Он снова выигрывает верховую борьбу у рослых спартаковских нападающих и вводит мяч в игру, – продолжал репортаж Вадим Синявский. – Мячом завладел капитан «Динамо» – Константин Бесков. Он пасует Трофимову. Тот на левый край – Савдунину. Ну, Савдунин, где твой пушечный удар?! Вот он – этот удар! Штанга! Штанга в этом матче давно уже стала главной защитой спартаковских ворот. Жаль только, забивать ею нельзя. А счет на табло остается прежним: один – ноль в пользу «Динамо»…

На поле и впрямь разгорелась нешуточная борьба: атаки следовали одна за другой – то на одни ворота, то на другие. Защитники постоянно перемещались у своих штрафных, в центре дирижировали полузащитники, на острие выжидали форварды…

Динамовцы потеряли мяч, и спартаковцы ринулись вперед, организуя отчаянную контратаку. Нападающий Никита Симонян нанес сильный удар метров с двадцати пяти. Хомич оказался на месте и отбил мяч, но тот запрыгал по штрафной площади. К нему тотчас устремились нападающий спартаковцев и два динамовских защитника.

Первым к мячу успел Симонян, нанеся из-под ноги защитника прицельный удар в угол ворот.

И снова Хомич дотянулся, отведя угрозу.

У ворот началась настоящая свалка…

В результате Хомич все же завладел мячом, но остался лежать на газоне – получив сильный удар по ноге. Корчась от боли, он не мог подняться.

Протяжный свисток судьи прервал встречу.

Трибуны неистовствовали, а разгоряченные ходом матча игроки подбежали к травмированному вратарю. Двое помогали ему встать и практически на своих плечах отнесли к кромке поля, где осторожно опустили на траву. Возле лежащего голкипера тут же возник врач с чемоданчиком. А рядом склонился озабоченный тренер «основы» Дубинин.

– Как ты, Хома?

– Нога, – сдавленно простонал тот.

– Играть сможешь?..

Вопрос повис в воздухе. Судя по виду, и так было понятно, что о продолжении им игры не может быть и речи.

– Яшин! – крикнул Дубинин в сторону запасных.

Пока игра была остановлена и решался вопрос с заменой, врач ощупывал поврежденную голень. Хомич лишь морщился и тихо стонал…

* * *

Яшин сидел в первом ряду запасных игроков рядом с Кузнецовым и Кесаревым. Все они с тревогой наблюдали за тем, как вдоль бровки поля мимо скамейки запасных пробежали два помощника врача с носилками, как на них бережно укладывали Хомича.

Лева был настолько поглощен происходящим, что не слышал окликов Дубинина.

– Яшин, ты оглох, что ли?! – толкнул его в бок Кесарев. – Тренер зовет! Давай-давай, быстро!

Только после этого Лева обратил внимание на сердито машущего Дубинина, требующего, чтобы он поскорее выходил на поле.

Будто во сне он поднялся, снял тренировочный свитер, надел на голову кепку и, подхватив со скамейки перчатки, побежал на поле.

Встав в «рамку», он постучал подошвами бутс по левой штанге, затем подошел к правой…

– В команде «Динамо» произошла замена, – разнесся по чаше стадиона голос диктора, перекрывшего шум трибун. – Место Алексея Хомича в воротах занял Лев Яшин.

С трибун послышался недовольный свист, от которого молодому вратарю стало не по себе. Он и так ощущал, как от сильного волнения по телу пробегает неприятная дрожь, а тут еще не совсем благожелательная реакция многотысячной толпы…

Тем не менее до сигнала судьи о продолжении матча оставалось не так много времени, и Яшин спешил размять мышцы: делал взмахи руками, хлопал надетыми на руки перчатками, подпрыгивал… Затем окинул взглядом рамку ворот.

И вздохнул. Створ показался огромным, а перекладина и вовсе взмыла в небо. Попробуй не пропусти в такие ворота…

Хомича унесли на носилках в подтрибунные помещения. Раздался свисток, судья бросил Яшину мяч, чтобы тот ввел его в игру ударом от ворот.

Едва справившись с волнением, тот разбежался и выполнил удар.

Игра возобновилась…

* * *

По пандусу первого ряда трибун размашистой походкой вышагивал генерал Министерства внутренних дел. Впереди, словно ледокол, ему расчищал дорогу юркий и наглый адъютант в звании капитана.

– Освободите проход! Дайте дорогу! – рявкал он на зазевавшихся зрителей.

Те спешили подобрать ноги и молчаливо провожали взглядами тучного генерала.

Добравшись до скамейки запасных, тот на ходу здоровался со знакомыми игроками и вальяжно отмахивался на их желание стоя поприветствовать именитого гостя.

– Сидите… Сидите… Смотрите игру!..

Заметив второго тренера «основы», он направился к нему.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – поздоровался Станкевич.

– Привет. Кто забил?

– Бесков! Хлестким ударом в «девятку».

– Молодец, Костя, – довольно отозвался гость, усаживаясь на лавку. – А где Хомич? Почему не вижу его в воротах?

– Травмирован.

– Что случилось?

– Чуть ногу не оторвали.

– Мясники… С-с-у…

– Так точно – грязно играют.

– А кто вместо него в воротах?

– Яшин. Третий вратарь, – по-военному доложил тренер.

– Может, на гостевую трибуну пойдем, товарищ генерал? – суетился рядом адъютант. – Там повыше – смотреть поудобнее.

– Да подожди ты! – цыкнул тот.

И, прищурившись от вечернего солнца, принялся с интересом наблюдать за неуклюжим дылдой, защищавшим динамовские ворота…

* * *

Яшин вел себя в площади вратарской странно. Он то маятником мотался взад-вперед, то подходил к одной штанге, то к другой…

Многие понимали, что молодой вратарь излишне волнуется, однако выглядело это крайне комично. Его волнение и нервное поведение было заметно даже из комментаторской будки, находившейся довольно далеко от футбольного поля – на верхотуре центральной трибуны.

Внутри небольшой будки за столом перед микрофоном все так же сидел Вадим Синявский; Николай Озеров переместился ближе к нему и устроился рядом – по другую сторону от микрофона.

– Итак, в команде «Динамо» произошла вынужденная замена: вместо выбывшего из игры Алексея Хомича на поле вышел Лев Яшин, – поставленным голосом объявил для радиослушателей Синявский.

Воспользовавшись короткой паузой – на поле еще не прозвучал свисток для продолжении игры, – диктор отвинтил крышку термоса и налил в два стакана кофе.

– Угощайтесь, Николай Николаевич, – предложил он, прикрыв микрофон ладонью. – Этот кофе особенный – он сварен по моему особенному рецепту.

Озеров приподнял стакан и сделал глоток горячего напитка. На лице появилось удивление – кофе ему явно понравился.

* * *

Прошло около десяти минут возобновившейся игры, а Яшин никак не мог унять сильного волнения. Нервозность с волнением были настолько велики, что порой граничили с паникой. Взгляд бестолково метался по зеленой плоскости стадиона, не фиксируясь ни на партнерах, ни на мяче, ни на игроках-соперниках.

Партнеры из числа защитников замечали неладное с молодым вратарем: трясущиеся руки, лишние движения по штрафной, испуганный взгляд. Но помочь ему ничем не могли.

Один из них правда попытался подбодрить: подошел, хлопнул по плечу и сказал:

– Приди в себя, Лев, ты же отстоял в воротах не один матч.

Да, все это действительно было так. Да что толку? За «основу»-то он ни разу не играл.

Лева пытался сосредоточиться, поймать нить игры.

Не получалось. Он выхватывал лишь сумбур из топчущихся ног, мельтешение красных, белых футболок и отдельные выкрики, смысла которых не улавливал.

Не успел Яшин уследить и за быстрым перемещением нападающих «Спартака» на подступах к его штрафной. Он лишь услышал плотный звук удара и заметил взлетевший над головами игроков мяч.

Машинально просчитав траекторию его полета, вратарь ринулся к углу штрафной, куда он должен был упасть. Не добежав трех метров до расчетного места падения, Лева прыгнул и… столкнулся в полете с Блинковым.

Оба упали на газон…

* * *

– …И снова «Спартак» в атаке. Опасный навес с фланга. Мяч по высокой дуге летит в сторону динамовских ворот, – с нараставшим напряжением в голосе комментировал в микрофон острый момент Синявский.

Сидевший рядом с ним Озеров настолько погрузился в происходящее на поле, что, позабыв о Синявском и его «фирменном» кофе, приподнялся и во все глаза досматривал момент.

– …Внимание, Яшин играет на выходе! Прыжок и… он сталкивается в воздухе со своим же полузащитником Блинковым… Ай-яй-яй-яй!.. – искренне горевал комментатор. И после короткого отступления взял еще более высокую ноту: – Внимание! Этим недоразумением поспешил воспользоваться нападающий Николай Паршин! Подхватив мяч, он сместился в сторону и без малейших помех послал его в пустые динамовские ворота!..

* * *

Спартаковец Паршин завладел мячом лишь на одну секунду. Но этого хватило, чтоб без обработки – только слегка подправив его под ударную ногу – прицельно пробить по воротам.

Гол.

Чаша стадиона мгновенно заполнилась ревом, свистом, аплодисментами…

Лев с трудом поднялся с газона. Ему казалось, будто весь этот шум, доносящийся буквально отовсюду, разразился по его душу. Будто каждый зритель в эту секунду посылает ругательства именно в его адрес и смеется именно над ним.

– Мяч в ворота команды «Динамо» забил Николай Паршин, номер одиннадцатый, – пронеслось над стадионом объявление диктора.

Отряхнув трусы и свитер, Яшин побрел к воротам. Мимо – к центру поля – пробежали ликующие спартаковцы.

* * *

К трагическому моменту у динамовских ворот генерал с адъютантом успели перебраться в ложу для почетных гостей. Вместе с ними последовал и тренер «Динамо» Станкевич.

Став свидетелем пропущенного гола, генерал негромко матерился, кляня на чем свет молодого горе-вратаря.

– Твою мать!.. Как же так можно играть на выходе?.. Откуда вы этого сосунка откопали?!

– Ну, а что делать, товарищ генерал, – оправдывался Станкевич. – Второй вратарь Саная на больничном и неизвестно когда вылечится…

– Тоже мне голкипер! Размазня! Кто его из дубля вытащил?!

– Да кто-кто… Якушин.

Кивавший в такт генеральской ругани адъютант подсказал:

– Якушин сейчас в Грузии тренирует.

– Вот и пусть едет в Грузию к Якушину. И пусть пропускает там в самых ответственных матчах! Чтобы больше в команде я его не видел! Ясно?!

– Так точно…

* * *

– Итак, на последних минутах «Динамо» упускает победу в принципиальнейшем матче, – сокрушался в микрофон Синявский. – Да-а… вот так неудачно прошел дебют молодого вратаря Льва Яшина. Ну что же, все победы у молодого поколения еще впереди. Только что прозвучал финальный свисток судьи, известивший об окончании игры. На этом мы завершаем репортаж о матче «Спартак» – «Динамо», который закончился вничью со счетом один – один. Вел репортаж Вадим Синявский.

Диктор выключил микрофон. Затем, разлив в два стакана остатки кофе, спрятал термос в портфель.

Подав один стакан Озерову, сказал:

– Что ж, Николай Николаевич, искренне надеюсь на то, что ваш дебют у микрофона пройдет гораздо успешнее.

Приняв стакан, Озеров проглотил вставший в горле ком. Он только что видел провальное начало карьеры молодого вратаря и очень не хотел повторить его опыт…

* * *

В этот вечер Леве не хотелось возвращаться домой. После матча партнеры по команде общались с ним довольно сухо; некоторые вообще перестали замечать, будто он стал пустым местом. Только Володька Шабров подошел, приобнял и сказал несколько ободряющих слов. Дескать, не расстраивайся – всяко в игре бывает…

Понурив голову, вратарь переоделся и потихоньку покинул раздевалку, даже не сполоснувшись в душе.

Он решил не пользоваться транспортом, а пройтись пешком. Не хотелось быть рядом с людьми – казалось, что все знают о его провале и посмеиваются вслед.

Однако побыть в одиночестве не получилось – на выходе из спорткомплекса его нагнал друг Вовка.

– Чего голову повесил? – бодрым голосом спросил он.

– Будто не знаешь, – буркнул в ответ голкипер.

– Знаю. Но не одобряю…

Вначале они добрели до Верхней Масловки, затем вышли по ней на Сущевский Вал. Шабров намеренно уводил разговор от футбола, чтобы товарищ отвлекся и забыл о неудаче. Лев неохотно поддерживал разговор, но чуть позже слегка оттаял.

– …И долго ты стоял у станка в Ульяновске? – интересовался Владимир юностью друга.

– Долго. В сорок четвертом, когда война стала откатываться на запад, «пятисотый» завод вернули в Москву. Наша семья снова поселилась на Миллионной, воссоединившись с многочисленными родственниками.

– И ты продолжил работать на заводе?

– Конечно – до победного салюта еще оставалось немало времени. Не бездельничать же, гоняя мяч во дворе. Завод обустроился на старом месте и заработал в прежнем режиме. Вот только сменный график стал посложнее.

– Это почему же? Война-то к концу подходила.

– Вставать приходилось минут на сорок раньше, ведь под Ульяновском жилые бараки находились всего в сотне метров от заводских корпусов, а тут от Сокольников до Тушино дорога занимала куда больше времени. Ну и с работы люди возвращались по этой же причине затемно.

– Так и встретил победу у станка?

– Так и встретил, – кивнул Яшин. – А в сорок пятом даже медаль получил.

– Да ну! Какую?

– «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».

– Вот это здорово!..

Так за разговорами парни дошли до парка Сокольники, где присели на пустовавшей лавочке. Лева снова достал сигареты, закурил.

– Ну а что было потом? – не унимался Шабров.

– Да вроде как все получалось и складывалось безоблачно, – улыбнулся вратарь. – Время летело незаметно: работа, учеба, футбол, хоккей… Всюду дело клеилось, одолел семилетку. В неполные восемнадцать уже был и слесарем, и строгальщиком, и шлифовальщиком; имел рабочий стаж… Но однажды что-то во мне надломилось – я поругался с родней и ушел из дома.

– Совсем?

– Да. Наверное, накопилась усталость. Эхо войны, иначе говоря. Вроде никогда не слыл человеком с тяжелым или вздорным нравом. А тут ходил какой-то весь издерганный, нервный. Всё меня на работе и дома стало раздражать; мог вспыхнуть по любому поводу, по любому пустяку. После одной такой вспышки собрал я свои вещички, хлопнул дверью и ушел из дому. Ходить на завод тоже перестал.

Подумав, Володька рассудительно сказал:

– Знаешь, Лев, я не вижу в этом поступке чего-то странного и удивительного.

– Не видишь? – удивленно посмотрел на него Яшин. – А многие не понимают. И осуждают.

– Многие… Полагаю никто из этих многих в тринадцатилетнем возрасте не стоял по шестнадцать часов у станка. Никто не пахал по две смены подряд в холодном насквозь продуваемом цеху. Никто из них не голодал и не спал по четыре часа в сутки.

– Ты так считаешь?

– Да, Лева. И, хорошо тебя зная, думаю, что ты просто впервые за свою юность захотел что-то решить сам. В войну твое мнение никого не интересовало. В послевоенные годы опять завод, но уже в Москве; с теми же мастерами, с тем же начальством, с тем же жестким производственным планом. Даже на футбольном поле место для тебя выбрал тренер, а не ты сам. Вот и поступил по-своему, сочтя себя вполне повзрослевшим мужчиной…

* * *

Когда Москву накрыли сумерки, друзья попрощались и отправились по домам. Володьке пришлось возвращаться в обратную сторону, так как в сорок третьем году его семья переехала в район Сокола. А Яшин направился на Миллионную.

Общение с другом отвлекло от тяжких раздумий, но, оставшись наедине со своим мыслями, он вновь погрузился в воспоминания о последнем матче. Вновь корил себя и распекал за нелепую ошибку…

Так и вошел в родной двор с котомкой на плече, вздыхая и пряча печальный взгляд.

Мужики, как всегда, сидели за самодельным деревянным столом и стучали костяшками домино. Пацаны под светом двух уличных фонарей гоняли мяч. Михаил Галунов – соседский парень, ровесник и друг детства Левы – чинил у входа в подъезд старенький велосипед.

Завидев плетущегося домой Леву, мальчишки прервали игру. Но обычного радушного приема и вопросов о большом футболе не последовало. Вместо этого они начали смеяться, показывать на неудачливого вратаря пальцами и свистеть.

– Эй, беспризорники, сейчас рты позашиваю! – цыкнул на них Галунов. Поднявшись и вытерев ладони о рабочую куртку, подошел к Яшину, пожал руку. И ободряющим тоном сказал: – Ничего, Лев, не расстраивайся. С кем не бывает?

Кивнув, тот пошел дальше…

За доминошным столом тоже перестали стучать костяшки.

– Чего не здороваешься, чемпион? – крикнул кто-то из мужиков.

– Так держать! – показал большой палец другой.

Остальные взорвались смехом.

* * *

Зайдя в ту часть квартиры, которую занимала семья Яшиных, Лева бросил котомку в угол, снял и повесил на крючок легкую хлопчатобумажную куртку.

За столом в общей комнате сидел младший брат Борис и уплетал недавно испеченные Александрой Петровной пироги. Рядом восседал отец – Иван Петрович и, размеренно работая ложкой, ел борщ.

Лева осторожно глянул на репродуктор. Тот был выключен.

– Налей ему горяченького, – сказал супруге отец.

Старший сын присел за стол. Мачеха поставила перед ним тарелку и заметила:

– Хоть бы умылся сперва.

– Спасибо, я не голодный, – пробурчал Лева.

Но ложку тем не менее взял. Повертев ее в руке, хлебнул один раз, второй. Потом исподлобья посмотрел на отца.

Заметив побитое состояние сына, тот отодвинул почти пустую тарелку и кивнул маленькому Борьке:

– Ну-ка, мелочь, кыш отсюда!

– Мам, ну чего он… – затянул тот плаксивым голоском.

Но мама не успела заступиться за ребенка.

– И ты тоже, – поступила команда.

– Пойдем, сынок, – подхватила она Борьку. – Пусть взрослые поговорят.

Александра Петровна увела сына в другую комнату; в дверях она обернулась и одарила Леву неодобрительным взглядом: дескать, что бы ни случилось – нужно держать себя в руках.

Отец встал, подошел к буфету, открыл дверку левого шкафчика и достал из его недр початую бутылку водки с двумя гранеными стопками. Вернувшись, одну поставил себе, другую – перед старшим сыном.

– Я не буду, – накрыл Лев стопку ладонью.

Иван Петрович не настаивал. Налив себе, он снова сел за стол и спросил:

– Неприятности в клубе?

– Гол пропустил в ответственном матче.

– Бывает. Но это всего лишь игра. Ты про Мишку Тумайкина слыхал?

Лева пожал плечами:

– Нет.

– Жениться, между прочим, собрался. Комнату молодым обещали дать от завода. А ведь вы с ним вроде погодки?

Кивнув, сын поморщился, понимая, к чему клонит отец.

– Я вот думаю… – продолжал тот. – Может, тебе на завод вернуться? А что, не пошло дело в футболе, так пойдет на производстве. У тебя же неплохо в цеху получалось – даже наградой начальство отметило. Лет через пять, глядишь, и мастером бы стал. Как думаешь?

Съев еще пару ложек борща, Лева отложил ложку и молча уставился в пол.

– Не пойму я тебя, Лев… Вроде руки на месте, голова работает неплохо. Ну чего тебе этот футбол дался?

– Что же, в футбол только криворукие дураки должны играть?

Отец улыбнулся:

– Ну так ногами же…

Не отреагировав на шутку, Лева с упрямым видом молчал.

Тяжело вздохнув, Иван Петрович встал из-за стола и убрал бутылку в буфет…

* * *

Двор на Миллионной, как и прежде, освещали две тусклые лампочки – одна над входом в подъезд, вторая чуть в глубине у деревянного самодельного стола. Яшин стоял у полутемной кирпичной стены, на которой были в натуральную величину нарисованы мелом футбольные ворота.

Его друг Миша Галунов в сотый раз установил мяч на одиннадцатиметровую отметку, также обозначенную мелом, разбежался и ударил. Вратарь в прыжке намертво поймал пущенный «снаряд» и катнул его другу.

– Давай еще!

– Да сколько можно, Лев? У меня уже сил нет. Может, завтра, а?..

– Бей, говорю!

Галунов опять поставил мяч на отметку, коротко разбежался, ударил.

И снова Яшин поймал мяч.

– Еще бей! – со злостью бросил он его.

Следующий удар.

– Еще!..

Меж тем Левина семья готовилась ко сну: маленький Борька уже перестал возиться на короткой тахте в углу спальни. Мачеха застилала свежее белье на кровати, отец раздевался. А с улицы через открытое окно доносились звонкие удары по мячу.

– Ни днем, ни ночью покоя от него нет… – негромко ворчала Александра Петровна. – Пропади он пропадом, этот футбол…

Отец вступился:

– Неприятности у него. Пусть подышит воздухом – развеяться ему надо.

– Так я ж не против… Но сколько раз просила его: береги одежду – ее брату донашивать! Так разве он послушает? Кто я ему? Мачеха…

– Не гневи бога, мать! Он тебя ни разу ни единым словом не обидел…

При внешнем недовольстве и строгости по отношению к пасынку, Александра Петровна все же оставалась довольно доброй и заботливой мачехой. Обстирывала, чинила одежду, изредка – по мере возможности – покупала вместе с мужем для него обновки.

В глубине души и она понимала: непростой возраст, плюс сложное время. И далеко не все складывается так, как того хочет Лев.

* * *

На следующий день Яшин пришел в Центральный московский госпиталь МВД СССР. В одной руке у него была котомка со спортивной формой, в другой – букет цветов. На первом этаже травматологии дежурил врач – мужчина средних лет. Узнав, что Яшин является игроком футбольной команды «Динамо», он вручил ему халат и беспрепятственно пропустил в стационар.

Поднявшись на нужный этаж, он подошел к палате, взялся за дверную ручку, но входить постеснялся – из помещения доносились веселые голоса, звон бокалов и женский смех.

Потоптавшись у двери, он все-таки решился и робко постучал.

Через пару секунд дверь распахнулась. На пороге палаты стояла молодая раскрасневшаяся медсестра в белом халатике.

– Алексей Петрович Хомич здесь лежит? – смущенно спросил Лева.

– Хо-о-омич, – передразнила девушка. – Ну, здесь. А что?

– Я к нему.

Оглянувшись, она крикнула:

– Алексей Петрович, тут к вам!

Позади послышалось постукивание и шарканье по полу. Пока звуки приближались, девушка с интересом осмотрела молодого человека с ног до головы.

Наконец над хрупким плечиком медсестры навис слегка нетрезвый Хомич. Опираясь на костыль, он держал на весу больную ногу; штанина госпитальной пижамы была завернута до колена, а поврежденная лодыжка перевязана плотной бинтовой повязкой.

– О, привет! – воскликнул травмированный вратарь, узнав молодого коллегу.

– Здравствуйте, Алексей Петрович.

– Маша, иди – я сейчас, – затолкнул тот девушку в палату и прикрыл за ней дверь. Снова повернувшись к Яшину, с удивлением посмотрел на цветы. – А это кому?

– Вам.

– Я вроде еще не помер! Да и не дама. Ну, раз принес… – забрал он букет. – Давай, заходи! Давай-давай, не стесняйся!

Хомич попытался затащить Леву в палату, но тот уперся:

– Нет, не могу. Некогда мне – я на минутку только…

– Ну, смотри – а то б посидели, выпили… А ты чего тогда пришел-то?

– Проведать вас.

– Вот чудной. Что меня проведывать?.. Кости и связки целы. Так… сильный ушиб да растяжение связок. Бывало и похуже.

– А еще… я… извиниться пришел.

– За что? – удивился Алексей Петрович.

– За пропущенный гол.

Наставник посмотрел на молодого вратаря с еще большим удивлением.

– Ну, ты даешь, ей-богу! Это ж игра – в ней всякое бывает. Хотя… Может, оно и правильно. Если винишь себя в ошибке, значит, для тебя это – по-настоящему. Значит, все еще у тебя впереди, – сказал Хомич с теплой отеческой интонацией. Потом, вспомнив о чем-то, невесело улыбнулся: – Слыхал песенку: «Удар – и Хомич не берет»?

– Да что у меня впереди? – отмахнулся Лев, пропустив мимо ушей вопрос про обидное народное «творчество». – Меня в дубль перевели! Теперь опять все начинать сначала…

– Ты давай, нюни не распускай! Делов-то! Просто попал под горячую руку. Что поделаешь – иногда и такое происходит.

– Я вот еще что, Алексей Петрович, сказать хотел… – замялся Яшин. – Чернышев в хоккей зовет. Как считаете, стоит попробовать?

– Стоит попробовать девку до свадьбы. А в хоккей играть – надо уметь…