Текст книги "Дом на Арбате"

Первое время Герман очень переживал, что обманывает жену, такую любимую прежде. Да, случилось то, чего он никак не ожидал от себя, их любовь с Ритой за почти двадцать лет потихоньку растворялась в потоке суеты. «Как это мерзко и банально!» – думал Герман, ненавидя себя в такие моменты. Но тут же, взглянув на очаровательное молоденькое личико Милочки, сидящей рядом и рассматривающей себя в красивое овальное зеркальце, он успокаивался. «Хороша, конечно, ухоженная, никогда не бывает усталой, энергии у неё не занимать!» И сразу же вспоминал Риту, такую родную и верную.

Эти воспоминания мучили его, иногда бесили. Да, он запутался! И выхода у него никакого нет! Надо что-то решать, а как, он не знал, сердце его разрывалось от боли. «Так и инфаркт можно получить!» – даже такие мысли посещали молодого Дон Жуана.

Сердце у него стало болеть всё чаще и чаще. Воспитанный в очень интеллигентной семье родителей-дипломатов, Герман всегда был честен перед собой и теми, кто рядом. Что же случилось теперь? Как надоели эти бесконечные перелёты и командировки, как надоела ложь! «Рита права, – думал Герман, – девочки мои уже всё понимают, надо принимать решение».

Сидя в одном из парков Лондона, чувствуя любовь прелестной девушки, положивший ему голову на плечо, казалось, что он растворяется в любви и нежности к ней. Милана умела многое: отлично знала иностранные языки, быстро печатала, вела запись переговоров, успевала обойти все модные магазины и накупить и ему и себе массу разных красивых галстуков, рубашек, обуви и костюмов самых последних моделей.

Но иногда Милана удивляла Германа своими желаниями. Её почему-то не интересовали никакие достопримечательности в городах, где они бывали. Музей восковых фигур мадам Тюссо или дом-музей Шерлока Холмса были ей абсолютно безразличны, а что уж говорить о театре «Глобус» Шекспира или о Британском музее Лондона? Её туда никогда не тянуло, ей интересны были только крупные магазины «Селфридж» или «Праймарк», в которых она могла находиться часами. То же самое было и в других городах, в музеях Барселоны или Рима она очень уставала. Но стоило ей попасть в бутики этих городов, глаза её загорались и откуда-то появлялась бешеная энергия. Здесь она была в своей тарелке, мода и вещизм были её стихией.

В голове Германа опять всплывали воспоминания о том, как они с Ритой, совсем молоденькие, простаивали часами в очередях, чтобы попасть в Третьяковскую галерею или Пушкинский музей. Как-то в Ленинграде, стоя в длинной очереди в Эрмитаж под проливным дождем, они, тесно прижавшись друг к другу, страстно целовались, прикрывшись раскрытым зонтом, не замечая ни дождя, ни холода, ни людей. «Вот было время, – подумал Герман и тут же нашёл оправдание, – просто мы были очень молодыми и время другое было!»

Понимая, что время здесь совсем ни при чём, он расстраивался и утешал себя тем, что Мила нужна ему, как воздух, как глоток чего-то свежего, что будоражит душу. Сейчас они сидели прямо на траве в Гайд-парке, Герман постоянно смотрел куда-то в небо. Милана чувствовала, что в данный момент он не здесь, не с ней, а где-то далеко.

– О чём ты всё время думаешь, милый? – нежно произнесла Милочка.

Герман как бы очнулся ото сна и мягко ответил:

– Да так, ни о чём, смотрю на облака и вижу, что они везде одинаковые, что в Москве, что в Лондоне. Пейзажи кругом разные, а облака одинаковые, плывут, куда их гонит ветер. Вечные странники! Ни от кого не зависят!

– Что-то ты расфилософствовался! А ведь нам пора бежать в сторону центра, я ещё не успела сделать себе модную стрижку, которую планировала давно. Я знаю один салон на Оксфорд-стрит, там отличные мастера! Вставай, хватит расслабляться!

Герман нехотя поднялся с травы, отряхнул свои наглаженные серые брюки и медленно побрёл за Миланой. Создавалось такое впечатление, что она просто околдовала и подчинила его себе полностью.

Летя обратно в Москву, сидя у иллюминатора и смотря в небо, Герман окончательно решил, что пора принять непростое решение: надо определиться наконец-то, с кем он останется. Он видел, что домашние его всё понимают и страдают, Рита постоянно плачет. Хватит! Нужна определённость в конце-то концов! Сначала всем, включая и его, будет тяжело, но потом со временем все успокоятся. Время лечит, это давно доказано. Девочки его уже большие, будут приезжать к нему, или он к ним, и они со временем поймут отца, в конце-то концов, он не первый и не последний!

Так рассуждал Герман, смотря на грозовые тучи над Москвой, подлетая к Шереметьево. Вызвав такси, они уселись сзади на мягкое сидение, и тут Герман выдавил из себя:

– Я всё решил, завтра переезжаю к тебе, больше мучиться нет сил. Позже снимем квартиру побольше.

Милана кинулась на шею к любимому и начала его неистово целовать, радуясь, что Герман наконец-то принял решение. «Он теперь мой и только мой!» – появилась у неё в голове счастливая мысль. С Германа как бы свалился тяжелейший груз, он сразу же расслабился и прямо в такси, не доехав до дома, крепко заснул. Ехать от аэропорта было долго, за это время мужчина успел выспаться, набраться сил и удостовериться, что принял правильное решение. Выйдя из такси, он поцеловал Милу на прощание, весело помахал ей рукой вслед удаляющемуся такси, быстро вошёл в подъезд и стал подниматься пешком по лестнице к себе на четвёртый этаж.

Дверь открыла Элечка и, не издав при этом никаких шумных и радостных возгласов, тихо сказала:

– А, это ты, папа, а мама с Владой пошли прогуляться в парк, у мамы разыгралась мигрень.

Произнеся это, она быстро шмыгнула в свою комнату, в квартире стояла удручающая тишина. Только слышно было, как гудит стиральная машина в ванной и доносящийся через открытое окно лай выгуливаемых вечером соседских собак.

Герман, как последний трусишка, в спешке собрал из шкафа свои вещи, быстро засунул их в чемодан и, вырвав листок бумаги из телефонного блокнота, крупным почерком написал: «Не ищи меня. Ухожу. Прости».

Он положил листок на видное место на прикроватной тумбочке Риты, посидел несколько минут на краешке её кровати, огляделся, пристально посмотрев на хрустальную люстру, которую они когда-то с Ритой купили в Карловых Варах, быстро встал и, ничего не сказав Эле, закрывшейся у себя в комнате, открыл входную дверь. Нажимая кнопку лифта, Герман поймал себя на мысли, что, наверное, он всё делает правильно, но сердце отчаянно стучало, причиняя сильную боль. Он быстро достал из кейса таблетку валидола, рассосал её, а когда лифт опустился на первый этаж, Герман, спотыкаясь, быстро сбежал по ступеням подъезда.

* * *

В конце октября Максиму исполнилось восемнадцать лет. Он очень хотел собрать своих друзей у себя дома, но мать как-то смущённо отреагировала на это:

– Сынок, денег сейчас нет, последние я истратила, чтобы заплатить за квартиру. А на родительском собрании в твоей школе нас предупредили, что уже в марте надо будет сдать приличную сумму на проведение выпускного вечера, начинаю потихоньку откладывать. Давай отметим эту дату просто по-семейному, дома? Никого звать не будем, папа согласен со мной. Ведь в Москве жизнь оказалась очень дорогая, цены на всё не такие, как были у нас в Армавире. Купим шампанское, ведь ты уже большой у нас вырос, вручим тебе подарки, я испеку шарлотку из яблок, ведь ты всегда её любил. Согласен? Не обидишься?

Максим молчал, но вида, что расстроен, не подавал. Конечно, родителям виднее, как распоряжаться деньгами. Обняв мать за плечи, он ласково проговорил:

– Что ты, мама, конечно, ты права во всём, и я совсем не расстроен, отмечу ещё в следующем году! Жизнь – она длинная! Какие мои годы?

Мать ласково поцеловала его в макушку и тихонько произнесла:

– Какой же ты у нас большой и умный вырос! Всё понимаешь, спасибо тебе.

– Ну, что ты говоришь, мама, за что спасибо-то? Сами меня таким и вырастили!

Оба громко рассмеялись и разошлись каждый по своим делам. Максу надо было много заниматься, здешняя школа была намного труднее, чем прежняя. К тому же из-за постоянных переездов и смен школ он потерял один год обучения. Он позвонил Эле, Славику, Владе и Кате и извинился, что отмечание его дня рождения не состоится.

Катю это совсем не тронуло, а Эля, конечно, расстроилась, что не увидится с Максимом. Она очень ждала их встречи, а во время телефонного разговора решила подбодрить друга:

– Максим, не расстраивайся, в другой раз отметим. Хорошо, что скоро у меня день рождения, вот все и увидимся. Квартира у нас большая, места всем хватит, а подарок я тебе уже приготовила, при первой же возможности подарю.

– А что это за подарок? – поинтересовался Максим.

– Не скажу, секрет. При встрече сам увидишь, а то не интересно будет. Потерпи два месяца, встретимся у меня в декабре.

– Да, согласен, буду ждать этого дня. Так хочу увидеть в первую очередь тебя, да и ребят, конечно, – смущённо проговорил Максим и добавил: – Буду считать дни до встречи! Пока!

Положив трубку, Максим подошёл к окну и стал рассматривать осенний пейзаж. Почти все деревья сбросили уже сухие листья, и они кучками лежали на влажной земле. Когда был сильный ветер, они при каждом его порыве взмывали ввысь и, медленно кружась в воздухе, падали на землю. Их микрорайон был весь раскрашен разным цветом от осенних листьев. Вид из окна вызывал у Макса непонятный восторг, краски осени будоражили его, вызывая радость. «Рыжая подружка-осень!» – пронеслось в его голове.

Он долго стоял у окна, заметно потемнело, на земле лежала сумеречная дымка. На улице, шурша ногами по влажным листьям, гулял старик в потёртом плаще и в стоптанных ботинках. Он держал на поводке чёрного пуделя, который дрожал от холода, а дети столпились вокруг собаки и пытались погладить её.

Макс словно окаменел, что-то непонятное овладело им, он ощутил какое-то новое, совершенно незнакомое ему раньше чувство. Это чувство было обращено к девушке, к Эле. Он хотел её видеть, хотел любоваться её нежным обликом и слышать её голос. Что с ним происходит? Он же всю жизнь бредил только самолётами, полётами, думая, что это самое главное в его жизни, и ничего главнее не бывает! Оказывается, бывает, и уже случилось! Он понял, что по уши влюбился в Эвелину! До встречи с ней он не замечал ничего вокруг, в его жизни присутствовали только переезды из одного города в другой, сплошная учёба и мысли о своих родителях, папиных полётах, помощи маме. И вдруг всё изменилось! Ведь, наверное, не просто так написано столько книг о любви, об этом всепоглощающем чувстве. И это мгновение прекрасно так же, как был прекрасен тот момент, когда он впервые увидел Элю на даче в Серебряном Бору. Какая, оказывается, прекрасная штука жизнь, когда она наполнена любовью!

Так рассуждал про себя влюблённый Максим, пока в комнату не вошёл отец. Он был на вид очень усталый, глубокие морщины пролегли у него на лбу, первым вопросом у него был:

– Сынок, а где мама?

– Мама ещё не пришла, наверное, по магазинам бегает. Я пойду её встречу.

– Пойди, пойди, я пока прилягу тут на диванчике, без неё ужинать всё равно не будем, дождёмся.

Максим с интересом посмотрел на отца. «Он всё делал и делает ради любви к матери, – подумал он, – ну и, конечно, ради меня». Мысль эта была стара, как мир, но почему-то именно сейчас сразила юношу прямо в сердце. «Я сделаю всё возможное и невозможное для своей семьи и Эли, – подумал он, – я люблю её».

День рождения Эвелины отмечали в начале декабря. Она сразу предупредила маму и Владу, что будет отмечать дома и хотела бы, чтобы на столе лежали самые хорошие и вкусные продукты.

– Я всё куплю сама, уже не маленькая, – заявила девушка, – съезжу на рынок, выберу всё самое лучшее и свежайшее!

– Мы тебе с мамой поможем, – добавила немного грустная Влада, но своё плохое настроение в этот день она старалась не показывать. Пусть Элька отметит свой день рождения как следует и повеселится!

После сильного стресса, вызванного уходом отца, все женщины в семье находились во взвинченном состоянии. Рита вообще держалась только на таблетках, поэтому Влада, как старшая сестра, решила, что сегодня надо всем отвлечься от невесёлых дум, связанных с семейной драмой, и дать Эле возможность повеселиться на собственном празднике.

С того дня, как ушёл Герман, прошло уже три месяца. Сначала все ощутили шок, не веря, что такое может случиться в их семье, такой дружной и образцовой все эти годы. В самом плохом состоянии находилась Рита, которая полностью лишилась сна, не могла есть и еле передвигала ноги. Дошло даже до того, что ей пришлось взять больничный лист и пить массу различных лекарств.

Мать её, Варвара Петровна, жившая с ними, проявила такой характер, что девушки диву давались, слушая речи бабушки. Характер её был волевой и крепкий, чему способствовало то, что она всю жизнь проработала врачом и в последние два года войны работала в военном госпитале, спасая от смерти самых тяжёлых раненых. Заслуженным врачом СССР был и её муж, Александр Михайлович, прошедший всю войну, а в послевоенные годы возглавлявший крупнейший медицинский институт. Два года назад он скоропостижно скончался, находясь уже в преклонном возрасте.

Варвара Петровна постоянно внушала Рите, что жизнь ещё не кончилась, что в ней бывает всякое, а женщина обязана всё вынести, на то она и женщина. Бабушка часто приводила в пример массу разных случаев, происходивших на войне, рассказывала о женщинах-героинях так доходчиво, что Рита даже прекращала плакать. При чём тут война, она никак не могла понять, но всё-таки некоторые рассказы матери явно влияли на её психику. Слабым голосом, жалея мать, Рита говорила:

– Мама, успокойся, у тебя поднимется давление, не забывай о своём возрасте. Я всё выдержу, не переживайте только вы все. Не я первая, не я последняя, из окна выпрыгивать не собираюсь. «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».

– Да знаю я всё, мама, – стонала Рита.

Но если она слышала поворот ключа во входной двери и что кто-то заходит в дом из дочерей, сразу же кончала хандрить, так как не хотела, чтобы девочки видели её постоянно расстроенной.

– Ритулечка! Вот увидишь, найдётся другой мужчина, который по достоинству оценит твою красоту и ум. Не плачь, доченька, – говорила Варвара Петровна и смахивала слезу со своих морщинистых щёк.

Варвара Петровна уходила на кухню, долго там копалась в своих коробках с лечебными травами, которые она собирала летом сама на своей собственной даче в Немчиновке. Эту дачу дали ещё давно её мужу, Александру Михайловичу, на ней-то и выросла её дочка Рита, пока не вышла замуж. Но последние годы туда все редко ездили, предпочитая своей даче Серебряный Бор, где всё было благоустроено, и даже еду они приносили в судках из столовой. Но чаще всего она собирала травы, когда уезжала в подмосковные санатории по путёвкам, которые ей выделяли, как ветерану войны. Она не сидела там часами, болтая со старушками в холле, а ходила в ближайший лесок и собирала там лечебные травы: мяту, зверобой, ромашку, цветки и листья липы, кору дуба и так далее.

Она знала предназначение каждой травинки и листочка, что и как надо настаивать и отваривать. Вот берёза, например, не только героиня русского фольклора, но и популярное средство в народной медицине. С лечебной целью используются её кора, листья, почки и берёзовый сок. Весь подоконник в комнате бабушки был уставлен глиняными горшочками с цветами фиалки, их она выращивала не только для красоты. Она, как истинный народный целитель, знала о многих лечебных свойствах фиалки, о том, что её свежие листья и цветы обладают успокоительным свойством. А если в их настой добавить ещё и меда, получится прекрасное лекарство, которое при регулярном использовании устраняет головные боли и заболевания дыхательных путей.

Варвара Петровна изучила много книг по народной медицине, это стало её хобби, увлеклась она этим ещё в молодом возрасте и сейчас всех своих домашних лечила сама. В доме всегда знали: бабушка обязательно вылечит, если заболеешь. Никто с ней не спорил и всегда выполнял все её назначения. На этот раз она заварила для дочки цветки высушенной ромашки и листья мяты, добавила пустырника. Затем она этот настой процедила через марлю и принесла Рите в спальню:

– Выпей, пожалуйста, скоро заснёшь. Сон – это лучшее лекарство от всех болезней!

Она накрыла Риту мягким пушистым пледом и тихо вышла из комнаты. Германа Варвара Петровна раньше любила, а сейчас и ругала и жалела одновременно, понимая, что сейчас ему тоже несладко. «Это ж надо решиться на такое дело! – про себя негодовала она, – хорошо, что девочки успели вырасти, как-нибудь переживут, вот-вот кавалеры появятся! А Герман раз решил, что так ему лучше, пусть и живёт по-новому. Только время покажет, где ему лучше было».

Так рассуждала пожилая женщина, продолжая верить, что Герман вернётся в семью, ведь дураком он никогда не был. Но что-то в глубине сознания смущало её: а примет ли назад его Рита? Последнее время, до своего разрыва с мужем, она очень изменилась, стала много работать и зарабатывать, в её суждениях и поступках чувствовалась уже взрослая, зрелая, почти сорокалетняя женщина, имеющая свои взгляды на жизнь. Да и понятно, что она уже не маленькая девочка, как частенько воспринимала её мать. Рита возмужала, с возрастом укрепилась морально и физически, чему очень радовалась мать, и тут вдруг такое!

Чувствуя, что повышается давление, Варвара Петровна отправилась в свою комнату принять таблетки. Посмотрев в окно, она увидела, что на улице идет мокрый, пушистый снег, он красиво кружится в воздухе, как будто танцуя, и медленно падает на землю, на него так и хочется смотреть, не отрывая глаз. Она вскинула свои усталые глаза на уже темнеющее небо с тусклой луной, мысленно помолилась, и, взяв себя в руки, пошла на кухню помогать Эле и Владе готовить праздничную еду. «Надо, чтобы всё прошло хорошо, – подумала Варвара Петровна, – пусть Элечка порадуется, ведь ей тоже досталась масса переживаний по поводу ухода отца, которого она так любила и любит. Хорошо, что она сильная девочка, старается не показывать свою боль перед нами, или просто молодой возраст берёт своё», – так рассуждала бабушка, сидя на стуле в большой уютной кухне и нарезая овощи для салата.

К счастью женщин, Герман не собирался отнимать или делить квартиру. Семья Кучеренко жила в элитном и знаменитом доме номер 45 на улице Арбат, в котором много лет располагался известный магазин «Диета». Арбат относится к числу старейших московских улиц, люди начали заселять эту местность еще с XIV века.

По одной из версий название улицы происходит от арабского слова «рабат», что означает «пригород», ведь городом в те далёкие времена считался лишь Кремль. Существуют и другие версии, согласно которым название произошло от слова «арба». В XVIII веке Арбат становится дворянской улицей. Еще в 1845 году В. Белинский писал, что Арбат состоит целиком из господских домов. Вплоть до второй половины XIX века на Арбате не было ни одной лавки, гораздо позже появились магазины, автомобили. В 1982 году здесь впервые в СССР решено было устроить пешеходную зону.

На месте жилого дома 45 до 1932 года стояла церковь. При советской власти на её месте построили жилой дом, в котором поселили, окружив особым почётом, потомков А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого. С 1938 по 1986 год в доме жил полярник И. Папанин, с 1930 года до 1942 года жила революционерка В. Фигнер. В доме также проживал организатор и исполнитель массовых репрессий Н. Ежов, поэтесса М. Шагинян и другие известные личности. Рядом с домом 45 соседствует знаменитый дом 43, где жил когда-то Булат Окуджава, которому в мае 2002 года на углу Арбата и Плотникова переулка был открыт памятник. Любовь к легендарной московской улице Окуджава пронес через всё своё творчество. Каждому известны его знаменитые строки: «Ах, Арбат, мой Арбат – ты моё призвание».

Квартира в доме 45 была дана мужу Варвары Петровны, заслуженному врачу-кардиологу, возглавлявшему один из крупных медицинских институтов, за большие заслуги перед Отечеством. Когда-то в этой квартире проживала огромная дружная семья, но после смерти дедушки и ухода Германа в ней осталась жить одна только женская половина семьи.

Герман с Миланой где-то снимали жилплощадь, а где, никого не интересовало. Пока ни Эля, ни Влада там ещё не были, хотя отец не раз приглашал их к себе. Что касается Риты, и мать, и девочки уже начинали понимать, что она не будет предпринимать никаких попыток, чтобы вернуть мужа назад в семью. Она слишком сильно обиделась на Германа, узнав, что он жил со своей новой подругой почти два года. Это не простая измена, так считала Рита, и не лёгкий флирт, хотя и этого она, наверное, не смогла бы простить.

Варвара Петровна очень жалела Риту, много дум приходило ей в голову, но все они сводились к одному: как помочь дочери выстоять, пережить сильный стресс, кому из знакомых врачей её показать. Ей, как врачу, было ясно, что Рите нужны постоянные беседы с психологом, которые должны помочь.

Вбежав в кухню, Эля, прервав ход мыслей бабушки, весело защебетала:

– Всё нормально, стол накрыт! По-моему, получилось всё очень симпатично. Иди, бабуль, проверь всё, а я побегу переодеваться.

– Иду, иду, солнышко моё.

Эля вошла в свою комнату и открыла шкаф-купе, где висело много её вещей. Что же выбрать? В квартире было довольно душно, так как батареи жарили во всю силу. Надо надеть что-то лёгкое, удобное, чтобы ухаживать за гостями и чтобы не было жарко. Эля надела нарядную летнюю тунику, вышитую у горловины модным сейчас бисером, и удобные узкие белые брюки-лосины. Посмотрев в зеркало, она осталась довольна своим видом, и, только успев надеть на голову обруч с большим искусственным маком на боку, раздался звонок.

Эля и Влада кинулись в прихожую. В дверь гурьбой ввалились их дачные друзья: Слава, Катя и Максим. Накануне Эля долго думала, приглашать ли Катю, ведь последнее время все как-то разошлись с ней во взглядах, но бабушка посоветовала всё же пригласить её, так как девочки дружили с раннего детства.

Последним несмело вошёл Максим, держа в руке букет цветов, плотно завёрнутых в целлофан. Всю дорогу он боялся, как бы цветы не замёрзли, не завяли, ведь на улице такой мороз. Максим разволновался не на шутку, его сердце учащённо билось, предвкушая встречу с Элей. Похожее чувство ощущала и Эля. Ещё когда стукнула дверь подъезда и стали слышны крики и топот молодых людей, Эля всем нутром, всей кожей почувствовала: «Он здесь! Он рядом!»

Все давно разделись и пошли в гостиную, а Макс всё стоял в холле и как будто окаменел. Большие, как у Бэмби, глаза Эли неотрывно смотрели на него. Она тоже не знала, что сказать в первый момент, ей просто хотелось броситься ему на шею. Молча они стояли в холле и улыбались, глядя друг на друга.

Первой заговорила Эля:

– Давай я помогу тебе раздеться, ты же очень замёрз! На улице очень холодно! – суетилась вокруг него Эвелина.

Как бы очнувшись от лёгкого шока, Максим постепенно приходил в себя.

– Нет, нет, не надо! Всё нормально. Возьми, пожалуйста, мой небольшой подарок тебе на память, надеюсь, понравится.

Я долго выбирал, не знаю, что сейчас модно, посоветоваться не с кем, мама допоздна на работе. Так что не уверен, что выбрал именно то, что тебе надо, но от чистого сердца.

Он неловко протянул Эле небольшой свёрток, перевязанный голубой ленточкой. Эля раскрыла его и увидела изумительной красоты шелковый платок – палантин, расписанный красивыми розовыми цветами на изысканном серо-перламутровом фоне, по краям которого был модный растительный орнамент. Эля сразу поняла, что выбирал платок Макс долго и, наверное, спрашивал совета у продавцов.

Остальные друзья тоже начали вручать Эвелине подарки. Это были духи и косметика от Кати, что, конечно, понадобится Эле. Славик, смущаясь, преподнёс подруге детства коробку конфет «Вишня в шоколаде» и красивую небольшую сумочку на длинном ремешке. Видимо, его мама долго выбирала подарок. Все хором вдруг вскрикнули:

– Славик, да ты в других очках! У тебя зрение упало, или в телескоп так легче звёзды рассматривать?

Все весело засмеялись, и Славик тоже, ничуть не обидевшись на слова друзей.

– Да, зрение стало почему-то падать, видимо, от длительного чтения. Ведь приходится много заниматься, а может, и по наследству передалось, – ответил он.

Он нежно чмокнул в щёчку всех по очереди, включая Владу, задержав на ней взгляд, и подошёл к Варваре Петровне, чтобы тоже поздравить её. Все домашние заранее договорились, что Рита не выйдет в этот вечер из своей комнаты, у неё и правда разболелась голова. Ей захотелось отдохнуть, да и к тому же она не хотела мешать молодёжи: пусть Эля сама похозяйничает, а Влада поможет ей.

Войдя в гостиную, Максим еле себя сдержал, чтобы не ахнуть, он таких квартир ещё не видел. До этого ему приходилось с семьёй менять одну служебную квартиру на другую, где мебель была казённая. Квартира семьи Кучеренко была роскошная. Она была четырёхкомнатная, уютная, с большим балконом, выходящим во двор. Обстановка в центральной комнате поразила Максима: диван, стулья и кресла были обтянуты натуральной кожей цвета бордо, такого же цвета висели красивые плотные шторы по бокам окна и нежный палевый тюль с золотой каймой между ними под цвет обоев.

Посередине комнаты стоял длинный овальный стол, заставленный всевозможными угощениями. Но больше всего удивило парня то, что в комнате находился камин, красиво сверкающий оранжевыми и красноватыми всплесками огня. Вся каминная полка была заставлена разнообразными статуэтками, видимо, старинными, в центре полки стояли бронзовые каминные часы, украшенные ангелами по краям. Над камином висело огромное круглое зеркало в золотой фигурной раме, которое, видимо, было антикварным. С камином очень хорошо сочеталась большая кованая люстра с длинными искусственными свечками, вся увешанная хрусталиками.

Между камином и креслом стояла тёмного дерева тумбочка, на которой возвышалась огромная японская ваза, расписанная искусно выполненными фигурами японок в шёлковых разноцветных кимоно, гуляющих в прекрасном саду с распустившейся сакурой. Такие вазы Макс видел в музее, куда их однажды водили на экскурсию с классом. По бокам от вазы стояли фотографии домочадцев в красивых рамах. На одной из них была молодая девушка, красивая, улыбающаяся на фоне цветущей сирени, но почему-то фото было чёрно-белым.

– Это ты? Какая красивая! Но почему фото не цветное?

– Нет, что ты, – засмеялась Эля, – это моя бабушка Варвара.

– Ух ты, как вы похожи, – с восторгом ответил Максим.

Затем Макс повернулся к Эле и тихо спросил:

– А зачем в комнате камин, у вас разве холодно? Он топится? Я впервые вижу в квартире камин.

Эля слегка смутилась и, нежным взглядом посмотрев на Макса, ответила:

– Что ты! Этот камин не настоящий! Он декоративный, электрический. Он просто для красоты, гармонии, уюта и, согласись, частенько бывает такое настроение, что хочется подолгу смотреть на огонь, он как бы успокаивает, расслабляет нервы. В принципе, это, конечно, ненужная вещь в доме, так, модная деталь интерьера, но мы уже привыкли и даже не замечаем его.

Макс недоуменно посмотрел на Элю и сказал:

– Как у вас красиво! Ты счастливая очень! И самая красивая на свете!

Тут в комнату лёгкой походкой вошла не старая и очень ухоженная женщина. Её густые пряди уже поседевших волос были разложены на прямой пробор и сзади уложены в низкий пучок. Одета она была очень элегантно и со вкусом. Розовая атласная кофточка с приколотой брошью у ворота очень оживляла её приветливое лицо, в её ушах сияли настоящие сапфиры. Она очень дружелюбно посмотрела на Максима и протянула тонкую руку для знакомства:

– Варвара Петровна. Милости просим.

Максим очень смутился и, не зная как себя вести, судорожно протянул свою ладонь и, пожав руку Варвары Петровны, произнёс:

– Очень приятно, Максим.

Приглашённые гости расселись за столом. Все друзья, кроме Макса, раньше часто бывали у Кучеренко, и, не стесняясь, с аппетитом ели салаты и наливали в хрустальные бокалы шампанское. Ребята развеселились, сыпали тостами за здоровье Эли, рассказывали анекдоты и всякие случаи, происходящие в школе. Только один Максим чувствовал себя неловко. Он сидел с прямой спиной, не пил шампанского и с интересом смотрел по сторонам.

– Ты чего не пьёшь шипучку? – спросил его Славик, – это лёгкое вино, просто настроение поднимает, вот и всё.

– Ага! – вскрикнула Катя, – если бы! Некоторые становятся после него чересчур смелыми и ловкими, – засмеялась она.

Тут раздался голос Макса, все повернули головы к нему:

– Да у нас дома как-то никто не пьёт его, отцу нельзя, у него всегда через день были полёты, поэтому мать никогда и не покупала вино. За Эвелину я, конечно, выпью.

Максима выручила Эвелина:

– Давайте танцевать! У меня есть классные диски, Влада где-то достала.

Влада сразу же кинулась к магнитофону:

– Пожалуй, начнём с Джо Дассена, под него удобно танцевать. Или Челентано поставить? Или что побыстрее хотите, может, Мадонну или Майкла Джексона?

– Нам всё равно! – дружно закричали ребята.

Все повыскакивали из-за стола и начали весело танцевать. Эля на минуту вышла из комнаты, она вспомнила, что до сих пор не подарила Максу приготовленный для него на день рождения подарок. Она достала из шкафа купленную в сувенирном магазине статуэтку из литого металла, это был самолёт, взмывающий вверх. К тому же она успела за прошедшие полтора месяца связать для Максима тёплый шерстяной шарф с полосками разного цвета. Хорошо, что бабушка в свое время научила её этому делу, вязание для женщины всегда пригодится в жизни.

Она подошла к Максиму, прямо посмотрела ему в глаза и ласково произнесла:

– А вот и мой обещанный подарок, я, как и Славик, ничего не забываю, надеюсь, понравится!

Максим был слегка удивлён, он открыл пакет и внимательно рассмотрел подарок.

– Спасибо, я буду носить твой шарф вечно! Не снимая, до дыр! А на самолёте мы полетим когда-нибудь вместе на море! Согласна?

– Конечно, ещё бы!

Эля даже не ожидала от Макса таких ярких эмоций, ей казалось, что они не свойственны ему. Они сразу же начали танцевать, хотя танцевать-то Максим как следует не умел. Но звучащая медленная, приглушённая музыка давала повод лишний раз обнять Элю. В начале танца он был как натянутая струна, но со временем осмелел. Молча обнимая её рукой за талию, он чувствовал мягкость и податливость её тела.

– А ты неплохо танцуешь! Молодец, – подбодрила она юношу.

– Разве? – удивился Макс. – Танцую впервые и сразу с тобой! Что-то мне везёт последнее время!