Текст книги "Спящий Ангел. Они знали, что проиграют, и шли вперёд"

ГЛАВА 16 | ЯРМАРКА

Последний станет первым для людоедов

Anacondaz

Цифры сложились в статистическую аномалию. И привели к порогу хищника. Он уже затерялся в гуще. Выглядывал свою жертву. Цифры подсказали ему, что добыча тут. Нужно только выследить. Поймать. И забрать себе.

Ярмарочный балаган. Аромат пряников. Скоморохи у приземистого самодельного театра. Ярморочные столбы с призами на верхушке – доползи до верха и схвати. И пятна пролитой медовухи?

Трубочка нырнула в облако шустрых газов. Ева сделала глоток. Под гербом в виде разрушающейся башни, из которой падают, а может, взлетают как птицы король и шут, а за ними наблюдает полупрозрачный ангел. Герб сегодня принесли на ярмарку и закрепили над шатром лучников. По соседству – коробка для рыцарей и маты с мягкими мечами для начинающих мечников. Пара чучел, спортивный козёл и полоса препятствий для бойцов. Узкая доска сантиметрах в двадцати над матами – дети, в шлемах и в мягких защитных… будут сражаться друг с другом.

– Это вовсе не башня, – возмущённо объясняла Лада, светловолосая прихожанка «Авангарда» лет двадцати. Её вполуха слушала усталая девушка в форме проводницы. Именно прихожанка: «Авангард» стал для неё символом веры – вторым по посещаемости местом после храма, а Егора она слушала также внимательно, как, наверное, духовника после исповеди.

– Это разрушающийся храм! – в голосе Лады читалось торжество. – Обновление духа, а не тела. Тело может погибнуть, но душа возродится для лучшей жизни. Всё материальное сгорит, чтобы возродиться из пепла в новой форме.

Ева ловила на себе безразличные взгляды. Знакомо безразличные взгляды. Такими они с Жекой провожают посетителей библиотеки, смотря как бы сквозь них, но смотря неизменно вежливо и улыбаясь.

«Егор – категоричный человек. Один раз определяет, кто ты: друг или враг. И дальше его не сдвинешь. Не поверил с первых слов – можно и не подбирать аргументы», – Ева прокручивала в голове подслушанные, можно сказать, украденные слова Софьи. Та говорила их тихо. Ладе. Ева не повернулась, не склонила голову, только напряжённее вслушалась. И почувствовала, как, сказав, Софья метнула на неё взгляд. Заметила кражу?

«Просто нужно стать своей», – успокаивала себя Ева.

«Авангард» мелькнул перед внутренним взглядом Евы как озёрный змей. Заискрили в лучах солнца чешуйки. Одна чешуйка – один человек. Софья, Гриша, Стёпа просто чешуйки. Все вместе – змей. Поднимают голову и смотрят на неё одинаковыми глазами. Приручить змея. Как Тайру. Хотя скорее Тайра приручила её. Пробиться через безразличные взгляды, взгляды, адресованные чужаку. И Егор тогда её тоже заметит. Ева плыла в глубинных водах. Муть, полумрак, мелькнуло тело с чешуёй. Вздрогнула: «Авангард», пока ещё не показался на свет, только в блёклых, расплывшихся пятнах отсветов от лучей дневного светила. Как свет, отражённый от поверхности Луны, скорее мерцает во тьме, чем рассеивает её. В потоке блёклого лунного света подводная тварь извернулась. Укусила. Попыталась проглотить. Чешуйки – не чешуйки вовсе, а отблески сотен распахнутых глаз, которыми подводное чудище покрыто вместо чешуи. И все впиваются в Еву внимательными взглядами, немигающими глазами. Водоросли мягко опутывают ноги, и, когда Ева замечает, поздно всплывать. Пока ещё озёрный хищник, глубоководный зверь смотрит на неё как на чужака. Как на охотника. Он не поможет ей. Тина держит за ноги, утягивает. Ей уже не всплыть, даже если освободится.

Наперекор коварным водорослям Ева не стала брыкаться, тратя последние силы. Расслабилась. Подводная тварь промелькнула рядом с ней пару раз, изгибаясь длинным телом. Что это? Искристая стрела вошла глубоко под чешую из глаз. Ева потянула. Зверь взвыл. Понёсся от боли на Еву. Подхватил. Ева уцепилась. Всё ближе к поверхности. К глотку воздуха. Он прыгнул над водой, и Ева схватила воздух. Зверь скрылся на глубине. Ева отдышалась. Поплыла – не видно берега. Туман. И когда силы стали покидать почувствовала, как под ногами появилась опора. Склизкая. Илистое дно? Ева закричала, когда дно под ногами заморгало. Зверь пришёл на помощь, давая ей почву под ногами. Почву из сотен мигающих глаз.

Видение-ассоциация мелькнула перед глазами за мгновение, как будто забытый и неожиданно всплывший в памяти сон.

– Стать своей мало. Я должна стать нужной. Встроиться в пищевую цепочку зверя по имени Авангард, собранного из десятков, а может, и сотен (кто его знает?) разных людей. И у каждого свои скользкие любопытные глаза. И у каждого свой интерес, проект, боль, с которой он приклеился к «Авангарду». Нужно подобрать ключик к каждому.

Тайра подняла на Еву взгляд, отвела в сторону. Опять посмотрела. Мол, крыша-то у тебя хозяйка течёт. Куда-то ты совсем в эпичную чащобу залезла.

– Ладно, – проворчала Ева. – Меньше пафоса, больше дела. А то так скоро даже котя перестанет меня узнавать. Религиозный пафос, он такой.

Городская ярмарка резво поднималась на парковой площади позади торгового центра. Друзья районных властей, местные госорганизации и ушлые одиночки оформляли свои стенды. Еву командировали как работника библиотеки: один человек на локацию книгообмена.

– М-да. Непрост фрукт, непрост…

Ева выхватила слова из общего шума. Сердце встрепенулось парой острых крыльев. И Ева несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы успокоить своего светлого сердечного гостя, чтобы вернуть ему крепкий сон.

Мужчина в не по погоде плотном пальто и забавной узкой шапочке, напоминавшей пилотку, только из каракуля, стоял рядом с вездесущим Аркадием, тем самым, получившим отпор от Егора на бале мертвецов.

Крохотный золотой кулон на шее Евы нагрелся.

Забавный мужчина в каракулевой пилотке хищно смотрел на Егора и Софью. Аркадий что-то комментировал ему, склонившись над ухом.

Забавный мужчина в каракулевой пилотке въедался глазами-буравчиками в лидеров «Авангарда».

Забавный мужчина в каракулевой пилотке тянулся длинными щупальцами по внутренней карте района к тени, слитой из силуэтов двух человек.

Забавный мужчина в каракулевой пилотке был знаком Еве. И кулон пёк на шее. Друг Утят. Писатель. Философ. И странный гость библиотеки.

Он всплеснул руками. И Аркадий повысил голос, отшатнувшись:

– Да приглашение я лично Егору передал! И Софи видела!

Библиотечный гость буркнул что-то недовольное.

– Строптивый мальчик, не умеет дружить, – прокомментировал Аркадий, когда заметил, что его спутник разглядывает беседующих поодаль Софи-Марию с Егором. – Хотел его Вам подарить, но бесполезно: выстрелы в холостую.

– Неплохо, – сиплый голос в ответ.

– А девчонка?

– Его гражданская жена. Хотите сыграть через неё? Она только углы сгладить может.

– Это пока они вместе. А если её от него оторвать… Потянется.

Аркадий пожал плечами. Попробовать можно. От чего ж не попробовать? Но без особого энтузиазма. А Софи тем временем увлекла Егора за собой.

Писатель проводил их и заметил слова на стене – граффити, задержал взгляд. Убей их…

Ева больше прислушивалась к внутренним ощущениям, к тому, что стоит за словами. К образу писателя на внутренней карте. И тёмный силуэт писателя нависал угрожающей дымкой. Дымка меняла цвета: от почти прозрачной до серебристой. И в её микроскопической пыли начинали отражаться ярморочные лица – каждое в тысяче туманных частиц, как в кривом зеркале. Туманность пыталась принять очертания спрута. Но Ева видела, что это просто зеркальная пыль. Сверкающая на солнце. Гаснущая без внешнего источника света. А может, она обманывается и стоит посмотреть на форму, поверить в осьминога из стеклянной пыли?

Внутренний локус контроля дёрнулся. Чёрная клякса патокой расползалась где-то на ярмарке. Пока ещё маленькая, с медленными и тонкими подтёками. Ева потянулась к ней внутренним взглядом и упёрлась в Риту. Клякса рождалась из неё и разрасталась.

Ева подошла ближе.

Они с Максимом обсуждали что-то у шатра лучников.

– Помощь нужна? – спросила Ева. – И Тайра легко вспрыгнула к ней на плечо, как заправский наездник.

– Справимся, – отрезала Рита.

Ева кивнула. Она вспомнила, как Жека, глядя на Риту в библиотеке, качал головой и приговаривал: «Ох, как её только муж терпит, такая мегера. Как в анекдоте: у меня жена – боксёр. Не завидую мужику, ох, не завидую».

Голос Софи. Переливами бессмысленных слов. Ева посмотрела на неё.

Софи щебетала и щебетала, и когда Ева смотрела на неё, то видела искреннего, увлечённого историями открытого человека. Но стоило отвернуться или прикрыть глаза, довериться чутью, как перед внутренним взором представала карнавальная барышня в пышном костюме из перьев и воланов лёгкой ткани. За таким костюмом невозможно угадать тело. Что там, в гуще пышных красок, упругая спортивная фигура или рыхлый холодец времён ренессанса? Плотный корсет мышц олимпийской чемпионки или хрупкое и истощённое тельце анорексички? И маска. Шаг, и карнавальная барышня сменит маску. Что там будет? По-прежнему радостные переливы и улыбка или мрачные тона и зубы упыря? А вот заглянуть под маску Еве не удавалось.

Обычно Ева шла по улицам и чувствовала, как выстроить контакт с человеком, на какую волну настроиться. А тут само желание выстроить связь, как о зеркальный щит, отражалось от внутренней маски.

Ева улучила момент и подсела к Софи. Прежде, чем Софи ответила, Ева заметила секундное замешательство. Мгновение – и на Еву смотрит слегка утомлённая, доброжелательная особа. От прежней лёгкой энергичности не осталось и следа.

– Тебя много, – вырвалось у Евы в тот момент, когда на Софиной душе щёлкнула маска лёгкой утомлённости.

В ответ внутри Софи словно слетел на секунду кадр и жёсткая сосредоточенная брюнетка подняла тяжёлый взгляд и глянула со дна Софиных зрачков прямо Еве в душу. Секунда. Туманы и крылья закрыли незнакомку на дне зрачка, Софи просияла – на свет показалась самое очаровательное из Софиных лиц. Даже улыбка – с ямочками. Даже свет из глаз – медовый, тёплый. Эта медовая Софи крутила, уводила, перекрывала собой странное впечатление, вымарывала из памяти мгновение встречи взглядами.

Софи говорила и говорила, не давая Еве погрузиться в себя и сосредоточиться на своих внутренних ощущениях.

Кто-то позвал Софи, и она легко упорхнула, отражаясь только странной хамелеонящей волной внутри Евы.

Ева не видела, как Софи подошла к Егору и мягко поцеловала его за ухом. Но почувствовала, как совсем рядом на ментальную карту упала капля патоки и тепло растеклась, так, что по животу пробежали горячие мурашки.

Ева продолжала внутренне сосредотачиваться на Софи, словно отбирая энергию её волны из сотен других и, как нить, пропуская между пальцев.

Ева не знала, что Софи увлекла Егора в подсобку ближайшего здания, мимо разрушающейся башни на гербе, мимо брезента шатра, мимо старой кирпичной стены, обклеенной одним тем же повторяющимся объявлением с лицами детей. Ева просто почувствовала, как к нити прибилась ещё одна. Они сплелись и стали то натягиваться, то, как струны, передавать пальцам волну. Ева не слышала, что они говорят друг другу. Только чувствовала, как штормит их души.

Из потока медовых ощущений Еву вырвал внешний мир. Она увидела, как Максим даёт по паре сотен школоте и те бегут к стенке бройлерки и начинают срывать листовки.

Ева подошла ближе. Эти листовки она хорошо запомнила. Ева подошла к Максиму и, не здороваясь, достала такую же листовку из кармана толстовки. Протянула ему. Без слов. Посмотрела в глаза. Прямо.

Он отвёл взгляд. Предательский стыд подсветил щёки. Он начал оправдываться, мол, это требование Управы…

Ева знала, что это не так: Управа спустила листовки библиотеке и поручила библиотекарям распространить.

– Эти толстосумы совсем оторвались от жизни, даже бедных малышей не жалеют, – подыграла Ева словам Максима. – Я так и думала, что нельзя положиться ни на кого, кроме себя и друзей. Давайте сейчас подыграем Управе, ночью расклеим листовки по всему району, так сказать, в режиме инкогнито.

Максим, обычно уравновешенный, стушевался, попытался уйти от темы.

Его спасла Рита. Девушка выхватила листовку из Евиных рук и уверенно распорядилась:

– Конечно, возьмём работу, организуем поиск. Я поделюсь с ребятами. Егору покажу. Думаю, все подключатся. Нас вон сколько. Каждый пусть даже по десять листовок расклеит – и уже полгорода займём. А если родных и друзей каждый подключит, так и до соседней области доберёмся.

И если бы Ева не чувствовала Риту на внутренней карте, то поверила бы её ультимативной уверенности. Но Ева чувствовала напускную фальшь. Рита уверенными словами воевала против неё, Евы.

– Спасибо, Рита, – Ева с трудом подавила гадливую улыбочку, так и рвущуюся на лицо. – Я знала, что на тебя можно положиться.

– А она молодец, – уважительное от Риты в спину. – Не стоит в стороне.

Не успела Ева отойти, как телефон завибрировал. Ничего особенного, обычное оповещение – таких за день приходит несколько десятков. Но именно это откликнулось болью. Ева достала телефон, открыла сообщение. Неизвестный скинул ей коллекцию голых женских фото. Ещё вибрация. И к фото прибавились видео.

Ева уже начала убирать телефон обратно, как сработало узнавание.

Ей прислали не просто странный спам или приглашение в виртуальный бордель. На фото была светленькая девочка, Лена, которая недавно появилась в Ритиной команде лучниц.

Ева могла не оборачиваться: она почувствовала, как вспыхнула Рита.

Обернулась. Да, Рита смотрела в телефон. Лицо её налилось кровью, запульсировала венка на лбу, а костяшки, сжимавшие мобильник, побелели. Телефон жалостливо хрустнул и сложился гармошкой в её руке.

Стыдливо покрасневший Максим и ещё несколько ребят тоже смотрели в сообщения. Молча. Не зная, что делать.

Кто-то разослал голые фотки всем Лениным друзьям.

– Где Гриша? – Рита метнула на Максима молниеносный взгляд.

Максим что-то пробубнил в ответ, и валькирия быстрым шагом пошла разрезать людскую гущу.

Ева метнулась за Ритой, с трудом нагнала и, запыхавшись, выкрикнула:

– Что бы ты ни задумала, я с вами!

Рита смерила её недоверчивым взглядом и коротко кивнула.

Монстр распахнул пасть. У него были наивные глаза и рвущие собственную шкуру зубы.

Священник, с прикрытыми глазами молившийся в маленьком районном храме, вздрогнул. Пасть резко мелькнула перед его глазами. Пугающее ведение – монстр съел его, убил. Глаза распахнулись.

Священник с надеждой посмотрел на белого крылатого ангела под куполом. И горячо зашептал молитву.

ГЛАВА 17 | ОХОТА

твоя мама Достоевским страсть как увлечена

я, конечно, не чита, но могу зачитать

тебе свой реп шероховатый, как язык Буковски

Как шрифт Брайля – никаких букв плоских.

Anacondaz

Чёрная метка расползалась по ментальной карте района. Тонкие нити как щупальца вторгались в полотно реальности и распахивались полупрозрачными крыльями, набирали плотность, застилали небо над двушкой на двадцать втором этаже.

Прямо над головами Евы, Риты, Гриши и Лены.

Так бы описала Ева, если бы её спросили. Но её никто не спрашивал. А попытайся она сказать, Рита бы перебила её. И Ева поняла бы, что чёрная метка тонким изогнутым корнем тянется от солнечного сплетения Риты, питается ненавистью из её сердца.

Лена плачет на кровати.

Гриша нервно курит в окно. Рита маскирует гнев под заваривание чая: с силой опускает чайник на газовую плиту так, что Ева непроизвольно прячет голову в плечи, врубает газ на полную и, когда поджигает пламя, подхватывает чайник до носика, зло кидает чёрные сухие листья в заварочный чайник.

– Что делать будем? – спрашивает Ева непривычно робко.

Рита отворачивается и опирается на столешницу, нависая над стойкой с ножами.

– Если она, – Гриша кивает на Еву, – в деле, то мы должны ей рассказать.

Рита молчит.

– Это старая война, – тихо замечает Гриша, обращаясь уже к Еве.

Рита передёргивает плечами, отвращение мелькает по лицу, и она отворачивается.

– Он снова это сделал, – резко развернувшись, кричит Рита на Гришу. – Сукин сын! Этот гад преследует меня!

Рита. Маленькая беспомощная девочка из маленького беспомощного города.

Рита, девочка из приморского города, оживающего летом и умирающего зимой. Рита, выросшая рядом с заброшенной, почти достроенной, но так и не ожившей атомной электростанцией, розовым солёным озером, античными руинами, скифскими курганами и непросветной глухой нищетой.

Нищета скалилась раздолбанными цементными дорогами, обшарпанными многоэтажками, серыми скелетами недостроенных домов.

Когда в родном городе Рита устраивала одиночный пикет, местные крутили пальцем у виска.

Когда Рита легла на проезжую часть, требуя зимой включить отопление, её отправили на пятнадцать суток в КПЗ. Когда родной отец по пьяни сбил человека, Рита, сидевшая на пассажирском, свидетельствовала против родителя, чем вызвала ненависть родни. Он, свой, сбил пришлого туриста. Рита стала предателем. Она перебралась на удалённый хутор к подруге. Про Ритины подвиги стали забывать, когда подруга попалась в сети. Простая деревенская девчонка, мечтавшая о большой любви. Прекрасный принц на дальних берегах большого города. Сотни километров между ними.

И просьба выслать эротическое фото. Потом всё более и более откровенное. Эротическое видео. Подруга ударила по тормозам на видеочате – отказалась от близости по сети. Стала настаивать на живой встрече.

Тогда ей и пришла угроза: или выкладывай круглую сумму, или весь твой городок получит компромат, сделанный во имя большой любви.

Рита негодовала.

Подруга была в отчаянии – взяла кредит.

Но шантаж только усилился. Ещё сумма или вечная слава.

Нет денег? Пиши видео.

Рита требовала похода в полицию. Но запуганная, преданная девушка сломалась. Она стала подчиняться несостоявшемуся возлюбленному. Записала видео, потом другое. А однажды ночью собрала вещи и укатила в неизвестном направлении.

Рита отправилась на поиски.

Подруга обосновалась в другом городе. Принимала клиентов. Риту встретила мутным взглядом, как призрака из далёкого прошлого. Прошло несколько месяцев. За них подруга прожила несколько лет: так далеки они стали.

Рита в родной город не вернулась. Смылась в мегаполис. Пыталась выйти на обидчика подруги, но тот потерялся в сети: странички оказались заморожены, динамичные айпи-адреса зашифрованы.

Рита плотно влилась в команду Егора, когда в личку постучали. Она узнала приветственный почерк. Та же мразь. Сообщение, как под копирку из переписки давно потерянной подруги.

И Рита приняла вызов. Только теперь с ней в одной команде был Гриша. Тогда ещё начинающий программист.

– Расколем шифр, выясним айпи, по айпишнику адрес и завалимся к мудаку в квартиру. В доспехах и с мечами. Приговорим его там. Пусть прочувствует унижение и переживёт казнь. А потом сдадим ублюдка ментам. Вирусная гнида, – бушевал Гриша.

Рита вступила в игру. Гад хорошо шифровался. Перекидывался с одного адреса на другой, настраивал дорожку роутеров.

– Мы были в шаге от успеха, когда гондон отправил Рите ультиматум: или обнажёнка, или он не выйдет на связь. Сообщения, просьбы, мольбы не заставляли его выйти в эфир. И я не мог отработать маршрут. Нужно было, чтобы он просмотрел видео. Достаточно долгое. Загрузил и посмотрел. Мы пару раз скидывали что-то из интернета. Но он не вёлся. Уж не знаю как, чуйка, что ли, у него.

И тогда Рита решилась. Даже со мной не посоветовалась. Записала откровенное видео и отправила.

– Прищучили? – вырвалось у Евы.

Ева до белых костяшек сжала железную трубочку.

Получили заветный адрес. Он как раз открыл по Рите огонь – шантаж-атаку. Разные телефоны из разных точек города. Мы подключили ментов и всех наших ребят. Адресок-то вырисовался.

– Только вот, – у Риты на глазах навернулись слёзы. – Только вот это оказалось общежитием одного вуза. Целый дом под общежитие. И один вай-фай на всех.

Мы, менты, рыцари в доспехах с мечами. Целый карательный отряд. Перетрясли всех парней в общаге, просмотрели телефоны и компы. Ничего.

– А потом один из ребят сказал нам, – Гриша грустно опустил глаза, – что на их вай-фае ещё пол соседнего дома сидит. Двенадцать этажей.

Да и любой прохожий, знающий пароль, мог получить доступ.

– Не успели мы сориентироваться, он позвонил, – сказала Рита. – Насмехался. Благодарил за шоу, мол, видел все наши потуги со стороны. Сказал, что я плохая девочка. И меня нужно наказать.

Рита не успела договорить, как Ева вспомнила фото и гифки, зазывающие её в незабываемое порно-приключение.

– Да-да, – грустно покачала головой Рита. – До сих пор висят. Гриша чистит. Но… интернет уже подхватил.

Ева бросила взгляд на дверь в Ленину комнату.

– Это наш шанс, – сказала Рита. – Мою репутацию уже не спасти. Но многих и многих девчонок ещё можно.

– Что ты с ним сделаешь?

– Я его убью.

Ева округлила глаза.

– Знаю-знаю, – проворчала Рита. – Не по-христиански, несовременно, ставит меня в один ряд с ним, и даже хуже. Насрать. Найду и убью.

– И выведешь кровью на стенах имена всех его жертв? – Ева иронично изогнула бровь. Её скулы напряглись и дрогнули.

Риты выдохнула и ухмыльнулась:

– Лучше имена тех, до кого он теперь не сможет добраться.

В комнате всхлипнула Лена.

Рита метнула огненный взгляд на Гришу.

Вдоль набережной в далёком приморском городе шла девушка. Она поднимала тела выброшенных на берег медуз и отправляла их обратно в солёные воды океана.

Даже пенсионеры, каждое утро собирающиеся на йоге, посмеивались над девушкой, доброжелательно и добродушно.

А маленькие подводные призраки уплывали в глубокие воды, поблёскивая радужными переливами прозрачных тел.