Текст книги "Этот дождь решает всё"

Глава 9

Ромка объявился следующим утром – именно утром, а не в обеденный перерыв. Когда я в несусветную рань подходила к дверям отдела, он уже стоял там, подпирая плечом стенку. А ведь я пришла одной из первых, потому что всю ночь совершенно не могла спать. Со «своим парнем», конечно, объясняться не пришлось, но след от укуса Стаса остался заметный и болезненный, почти как засос. Его пришлось прятать от бабули, замазывая тоналкой и засыпая пудрой.

Так что с утра я была хмурая и сонная, зато Марков лучился счастьем.

– Привет! – Он замахал рукой еще издалека. – Виноват, что вчера не пришел, проспал, опоздал минут на десять, и Стас, гад мой родной, запретил куда-либо шастать во время перерыва. Даже сам принес еду прямо в отдел. Сама заботливость.

– Да, сама заботливость, – мрачно отозвалась я.

Кроме укуса покоя вчера вечером не давали мысли. Я сидела на берегу, слушала плеер и перебирала их, как жемчужины, пытаясь нанизать правильное ожерелье. Вот если бы Соломинцеву, например, понравилась Катюша, я б ее ревновала к этому скоту? Наверное, нет. А если добавить парочку деталей? Что, если бы у Стаса была девушка, выдуманная, конечно, но мы бы об этом не знали? Тогда я переживала бы за подругу? Да, определенно. И точно пыталась бы всячески отгородить ее, не позволяя обжечься.

Пока я шла к своему рабочему месту, Рома шагал следом. Даже галантно предложил папочку донести, словно пытался выслужиться, словно знал о нашем со Стасом вчерашнем разговоре.

– Ром, слушай, – грустно начала я, врубая компьютер, – давай не будем. Иди к себе и спокойно занимайся своими делами.

– С чего вдруг? – нагло поинтересовался он, плюхаясь на соседний стул.

– Мы же не друзья. – Я пожала плечами. – Да, уже стали хорошими приятелями, нам весело вместе, но это еще не дружба. Так, зародыш.

Марков резонно заметил:

– Если любую дружбу, ненависть и любовь убивать еще в зародыше, то на свете даже людей не останется.

– Понимаю, но с Соломинцевым вы друзья, а меня он недолюбливает. Думаю, лучше его не бесить.

– О да, недолюбливает… – Марков не дал продолжить, заржал, как идиот, сползая потихоньку под стол. – Энжи, я же просил, успокойся. Я знаю Стаса, а сейчас вот начал кое-что окончательно понимать. Это мужская дружба, здесь всякое бывает.

– Всякое? – вспылила я, не удержавшись, и потянула за ворот водолазки. – Он вчера психанул и меня покусал! Это ты называешь «всякое»?

Я честно не хотела жаловаться, но обида не отпускала, а поведение Стаса пугало. Но Марков, вместо того чтобы ужаснуться, увидев синяк на шее, вновь рассмеялся.

– Что? Это он вообще-то тебя так ревнует, – возмутилась я в ответ.

Ромка только сильнее заржал, колотя ладонью об стол.

– Сказал, чтобы я теперь попробовала оправдаться перед своим парнем, раз тебя пытаюсь соблазнить за его спиной.

– И как, оправдалась? – выдавил сквозь смех Марков.

– К счастью, не перед кем. Парня нет. – Я развела руками. – Но факта того, что Соломинцев меня нагло покусал, это не отменяет.

Рома все-таки успокоился и сел ровно, побарабанил пальцами по столу, словно раздумывая над последними моими словами.

– А почему Стас считает, что есть? – наконец спросил он.

– Сам делал дурацкие намеки, когда я карикатуру нарисовала. Вот и ляпнула.

– Ясно. – Марков вновь искренне развеселился. А я внезапно сообразила, что он спокойно может проболтаться об этом Соломинцеву.

– Эй! Только другу не говори, а то с него станется, – торопливо предупредила я.

– Не переживай, не скажу, – кивнул он. – Так даже интересней.

Почему так «интересней», расспросить Рому не удалось. Время перевалило за без двадцати девять, и офис постепенно начали наводнять наши девочки.

* * *

В итоге Рома от меня не отстал. Зато Стас больше не считал своим долгом заявлять, будто я морочу Маркову голову. Он предоставил другу самому решать, с кем и зачем общаться. Однако Соломинцев каждый перерыв заявлялся в наш отдел и недовольно косился на меня и Рому, стоило нам оказаться вместе. Игнорировать его не получалось – от взглядов пробирал озноб.

К пятнице Стас немного утомился и дал нам передохнуть, так что я приободрилась. Денек выдался не то чтобы погожий, но именно такой, как я люблю: море опять штормило, небо затянуло низкими тучами, зато удивительно потеплело – красота! Сбежав с рабочего места пораньше, я направилась на пляж, отдыхать после напряженной – не из-за рисунков, а из-за осуждающих взглядов – недели и наслаждаться жизнью. Присела на прохладную гальку, сняла туфли, поставив их рядом, и обняла колени. Море я любила всегда, особенно штормовое. Это так успокаивает: сидеть на берегу, когда стихия беснуется, и ощущать себя частью чего-то большего, частью целой Вселенной. Слушать шум ветра, шелест волн…

На пляже рядом с домом дедушки и бабушки есть деревянный навес. Летом под ним стоят шезлонги для самых не загорающих – ростовчан, москвичей и иных «европейцев»; мы же, сибиряки, всегда уезжаем равномерно золотистые, как курочки. Осенью этот навес неплохо защищает от дождя. Я часто в плохом настроении беру одеялко и иду туда рисовать: на свежем воздухе вдохновение ловится легче. Конечно, пляж рядом с офисом намного менее уютный, здесь даже у воздуха вкус другой, но порой… порой я прихожу и сюда. Чтобы расслабиться. Чтобы вдохнуть полной грудью и забыть обо всем, кроме новой игры: нужных сцен, сюжета, полного тайн, головоломок и задач.

Названия у творения Нины все еще не было, зато были уже замок у самого моря и сказочное королевство. Прекрасные закаты, волны, достигающие вершин самых высоких башен. Я самозабвенно рисовала; крепнущий ветер трепал мои волосы, стремясь вытянуть наушники из ушей. И было прекрасно, просто превосходно!

А потом я подняла взгляд и недалеко, метрах в ста, увидела его.

Соломинцев сидел почти у самой воды, и порой брызги волн касались его голых ступней. Такой счастливый и в то же время хмурый, он будто сам не мог понять, каким хочет сейчас быть. Почти так же, как я, он положил подбородок на согнутые колени, обнимая их. Любовался природой. Забавно, но сейчас, когда Стас был далеко, не злился, не кричал, не пытался меня в чем-то обвинить, я даже чувствовала с ним единение – то, которое всегда появляется, когда понимаешь, что твою любовь к чему-либо так же трепетно разделяют.

Стас грустно улыбался, перебирая пальцами камни, и совсем не напоминал себя обычного. Проснулось нелогичное желание подойти, присесть рядом, сказать что-то… теплое, чтобы навсегда замирить дурацкие ссоры. Но я стиснула зубы и одернула себя. После скандала в магазине? О нет, Энжи, не рыпайся, а то этот спокойный парень опять превратится в монстра. Любуйся издалека, ведь есть в Стасе что-то, за что все зовут его «лапочкой Соломинцевым».

Так что я просто смотрела. Приглушила музыку, долбящую из наушников, сменила композицию… Что-нибудь инструментальное. Да, фортепиано! Тихая пронзительная мелодия клавишных. Вот что ему подходит. Когда молчит, конечно.

Соломинцев подвернул джинсы почти до колен, поднялся, прошелся вдоль берега – лишь на пару метров, не дальше, можно было не волноваться, что заметит меня. А потом он вдруг шагнул в набегающую волну и рассмеялся, раскинул руки и устремив взгляд вверх. Свистел ветер, лилась фортепианная музыка, кричали чайки – и Стас, словно чайка, рвался в небо.

Я ничего не смогла поделать: восхищенно покачала головой. Было в Стасе какое-то очарование. Было. Настолько явное и сильное, что я, достав чистые листы, принялась быстро делать новые наброски. Море, высокие волны и он, смотрящий в небо. Второй лист – наклонился, ловя ладонями соленые брызги. Третий – сидит на камнях, положив подбородок на колени. Надо будет использовать как основу, но изменить пропорции, чтобы никто не узнал в герое Стаса, или… или просто отложить картинки в личную папку, где никто и никогда их не увидит.

Молодой человек на наброске «менять пропорции» не желал, даже прическа не хотела становиться другой. Соломинцев везде оставался самим собой, но рисовать его было приятно. Не кричащего и кусающегося монстра, а вот такого Стаса, молча и искренне наслаждающегося морем. Почему я познакомилась именно со злобной его версией, а не с этой?

Я не сразу заметила, что Соломинцев смотрит на меня, слишком увлеклась набросками. Очнулась, только когда Стас начал быстро приближаться. Я торопливо бросила карандаш на камни и испуганно спрятала рисунки за спину, туда, где лежали чистые листы. Ста-ас, ну какого лешего ты очнулся? Так хорошо позировал!

– Здра-авствуй, – протянула я. – Надеюсь, сегодня ты на меня орать не собираешься?

Стас замер и удивленно вскинул брови, нависнув надо мной, словно коршун. Лицо было усталым. Надеюсь, у меня получилось запечатлеть это на набросках.

– Ну, привет, Пигалица, – отозвался Соломинцев. – Не собирался, пока не предложила.

– Ой ли… – проворчала я, незаметно пряча изрисованные листы в общую кучу бумаги. Даже извечное «пигалица» не напрягало: на кону стояло более важное дело.

– Считай, что я немного успокоился и не стану пока убивать тебя за друга, – добавил он. Так и хотелось возмутиться: «Не станешь? А почему тогда сверлил меня взглядом всю неделю?», но с трудом удалось промолчать. – Что ты тут делаешь?

– Рисую.

А что еще сказать? «Пока ты, Стас, хоть немного адекватен, я стремлюсь запечатлеть тебя на память, чтобы потом любоваться и показывать потомкам»? Нет. Просто все красивое приятно сохранить на бумаге, а Стас, увы, довольно красив.

– И что же? – Соломинцев скосил многозначительный взгляд на разбросанную бумагу.

Я похолодела. Неужели заметил? Нет, вряд ли: наброски со счастливым не-монстром Стасом, наслаждающимся морем, я надежно погребла под толщей чистых листов. Фух, получилось. Удачно спрятала, мастерски.

– Наброски новых игровых локаций, – ответила я с облегченным вздохом, который, надеюсь, показался Стасу недовольным.

– Покажешь? – Он улыбнулся.

Я чуть воздухом не подавилась. Что. Это. Только что. Было?

– Соломинцев, я сейчас с тобой разговариваю или с твоим добрым клоном? Что стряслось? Где наш местный монстр? – ошалело вопросила я.

– Не язви, – проворчал он, грохаясь на камни рядом и обнимая колени, почти так же, как всего пару минут назад у воды. Потом он вновь посмотрел в мою сторону. – Все зависит от того, как ты сама меня воспринимаешь.

Неужели? Так и хотелось задать вопрос вслух, но зачем рушить воцарившуюся мирную атмосферу? Честно, я чертовски устала и портить морские воспоминания себе не хочу. Готова ругаться с ним хоть где, но не у самой кромки воды. Так что если уж Соломинцев решил немного побыть хорошим монстриком, я ему разрешаю.

– А с рисунками просто интересно, Ромку же с удовольствием просветила, – добавил он.

– Боже, Соломинцев, надеюсь, это не очередной камень в мой огород за общение с Ромой?

– Я не боже, я только учусь.

И тут он опять внезапно улыбнулся: не изобразил ту дьявольскую ухмылку, что всегда предназначалась мне, а действительно улыбнулся. Я зависла, не зная, как реагировать. Улыбка Стаса оказалась очаровательной, почти как у Ромки – а еще от нее на правой щеке появлялась забавная, совсем мальчишеская ямочка. Здравствуй, лапочка Соломинцев, вот мы с тобой наконец и познакомились?

– Соломинцев, я о другом, – наконец выдавила я.

– Я тоже всегда о другом, но в ответ на каждую фразу ты злишься.

– Я злюсь? – Я закашлялась от такой наглости. То есть на набережной, когда призналась, что Прохорова, злилась я. И в магазине, наверное, тоже?

– Именно, и меня следом утягиваешь. Ты на ежа похожа.

– А ты на нахала.

Стас легонько потрепал меня по волосам, задумчиво посмотрел на ладонь и вновь положил ее на мою макушку. Я дернулась, но безрезультатно – Соломинцев продолжал улыбаться и портить мне прическу. Наконец, все же скинув руку Стаса, я отползла подальше, – чтобы в следующий раз не дотянулся.

– Иголок вроде бы нет, – в конце концов подозрительно протянул он, – но уверен, что-то такое есть!

– Идиот, – обреченно протянула я, возведя глаза к небу. – Не монстр, так идиот.

Меня обуревала странная смесь эмоций. Вот так спокойно сидеть со Стасом было… нормально, гораздо лучше, чем грызться. Но чего-то не хватало, и я постоянно пыталась найти в происходящем подвох. В это же время я старательно расчесывала пальцами пряди, стремясь привести в порядок получившееся на голове воронье гнездо. Волосы у меня за лето прилично отросли и теперь были почти до задницы, да еще слегка вились. В итоге безобидный поступок Соломинцева имел огромные последствия – моя каштановая грива перепуталась по всей длине.

– Ну, какой есть.

Краем глаза я заметила, как Стас вновь придвинулся ближе. А потом мои руки осторожно перехватили за запястья, и волос опять коснулись пальцы Соломинцева. Только на этот раз они были гораздо нежней и аккуратней.

– Ровно сиди, будто не девчонка, честное слово! Выдерешь, а мне отсюда видней, – пояснил он, заметив мое возмущение. – С высоты роста.

– Ты сидишь, так что не нужно никакой дискриминации.

Не огрызаясь, Стас лишь пожал плечами и перевел тему.

– Кстати, что с рисунками? Покажешь?

– Зачем? Ты же уверен, что я попала в компанию по блату.

Пальцы умело распутывали длинные локоны. Самого Соломинцева я не видела, и это одновременно и пугало, давая Стасу возможность в любой момент всадить мне нож под ребра – с него станется после укуса, – и умиляло. Он что, парикмахер?

– А ты уверена, что я там задержался через постель. – Пальцы практически коснулись поджившего синяка, вызывая чертовы мурашки, но Соломинцев ничего не сказал ни о «парне», ни об укусе. – Так давай разубедим друг друга. – Он усмехнулся, я возмущенно фыркнула, складывая руки на груди. – Готово! Хотя и до этого было вполне симпатично. Но я испугался, что ты скальп себе снимешь.

– O май гад. Что я слышу? Сам Соломинцев сказал мне нечто, напоминающее комплимент? – притворно удивилась я, ощупала голову и, не удержавшись, съязвила: – Я теперь должна записаться в ряды твоих фанаток?

– Было бы неплохо, – протянул Стас. – Но лучше просто покажи рисунки. Чем Ромка лучше?

– Он общаться умеет? – предположила я.

Сейчас, когда мы мирно разговаривали, решившись на крошечный компромисс, с Соломинцевым было даже весело. Я уже привыкла считать, что он Грей из фильма, который «держится через постель», а не из сказки. В итоге прозвище перестало раздражать. В остальном же в Стасе что-то было. Еще парочка таких спокойных вечеров – и я даже перестану язвить.

– А я нет? – искренне возмутился Стас.

– Не всегда… – отозвалась я и все же сдалась. – Держи, это рабочее, с последнего проекта.

Я сунула Соломинцеву объемную папку, а чистые листы, среди которых покоилась пара набросков с ним в главных ролях, постаралась отодвинуть подальше. Стас моих манипуляций не заметил, просиял и быстренько загреб папку в свои лапки. Секунда – и он уже открыл ее и внимательно, с каким-то затаенным довольством принялся разглядывать рисунки.

Я в свою очередь наблюдала за ним, находя в открывшейся картине нечто завораживающее – как тогда, на набережной, когда представляла Стаса суровым, но романтичным детективом. Сейчас с лица Соломинцева словно слетела вся усталость. Рядом со мной сидел настоящий мальчишка, дорвавшийся до долгожданного подарка. Восторг и искреннее счастье.

– Хорошо, в своей части ты меня разуверила. Не по блату. Правда, очень красиво, – протянул Стас, проводя кончиками пальцев по рисунку с макушками деревьев и закатным небом в лилово-красных тонах.

Рисунок несколько лет пролежал в личной папке, я никому его не показывала, пока Нина не начала причитать, что хочет вставить в игру «безумно красивое небо». При этом она многозначительно поглядывала на меня, словно зная: такая картинка обязательно найдется. Нашлась. Я вспомнила о сокровенном памятном «снимке», который набросала, когда мы с отцом ездили в лес, и вытащила рисунок на белый свет. Афанасьева мгновенно сообразила, что художница отдает работу неохотно, потому сразу за него схватилась. И вот в новой игре уже есть кадр с этим небом. Хитрая лисица!

– Спасибо, Стас. – Я улыбнулась, переводя взгляд с рисунка на Соломинцева.

Тот внимательно присматривался ко мне. Соображал, как лучше разделать, чтобы сварить вкусный суп? Никак. Из одних частей получится слишком жирно, из других – совсем не наваристо.

– Стас? – Он опустил голову. – Не ожидал услышать свое имя из твоих уст.

Я прикусила губу, понимая, что так и есть. Памятное событие, блин. Впервые назвала Соломинцева вслух по имени лично, а не рассказывая что-то Роме.

Говорить мы начали хором:

– Я…

– Слушай, ты извини, что я…

Но возможные откровения прервала мелодия мобильного, надрывно зазвучавшая из сумки. Я подскочила и принялась рыться среди кармашков. Звонила Катя, а раз прямо-таки звонила, дело было определенно срочное.

– Да, Катюш. Я? Практически на работе сижу, а что?

Стас укоризненно вздохнул и покачал головой, продолжая листать папку. Да, знаем, дорогой монстр, ты не любишь, когда к твоей персоне относятся так небрежно. Но так же, как ты ценишь Рому, я ценю свою дорогую Катюшу.

– Что случилось? У нас? Катюш, солнце мое, буду через… в общем, скоро буду, жди меня! Стукни, в конце концов, бабуля чаем напоит. Я бегом, честно.

Отключаясь уже на бегу, я запихнула мобильный обратно в сумку и повернулась к Соломинцеву.

– Слушай, в следующий раз. У меня у подруги какие-то проблемы, нужно бежать. – Я вырвала из рук ошалевшего от такой резвости Стаса папку с рисунками и засунула туда все остальные листы. – Что-то хотел сказать?

– Нет, – замотал он головой. – Нет, ты права, в следующий раз.

– Ну, тогда отлично. Я убежала. – И я торопливо кинулась в сторону лестницы.

– Пока, Пигалица! – донесся следом голос Стаса.

– Достал уже, болван, – крикнула я в ответ, но невольно улыбнулась. После такого легкого и уютного разговора, как сегодня, это его «пигалица» даже веселило.

Темнота уже охватила город, а Стас так и сидел на безлюдном пляже, разглядывая рисунок закатного неба. Ангелина слишком торопилась, убегая, и не заметила, что лист выпал из папки, когда она мчалась по лестнице. А Стас его нашел, разгладил – и оставил себе. Пусть будет, раз его внезапные извинения даже не захотели дослушать.

Стасу правда хотелось как-то все исправить. Он ведь прекрасно понимал, что Прохоров не возьмет в фирму человека, не умеющего работать. Ни Ангелину по блату, ни его самого «через постель». Вот же. Придумала!

В голове постоянно крутилась брошенная сегодня утром фраза Ромыча: «А помнишь, я когда-то точно так же решил, что тебя взяли только из-за должности матери?..»

Глава 10

«В следующий раз», – согласился Соломинцев. И исчез, чтобы «следующего раза» точно никогда и ни за что не случилось. Ромка продолжал заскакивать каждый день, рассказывать новости об их игре, водить в столовую или просто приносить вкусняшки в офис, предлагая попить чай там, а вот Стас как в воду канул, и это почему-то дико раздражало. Только я начала немного проникаться им, только перестала считать совсем уж монстром, как БАЦ – и он исчез. Идеальный фокус.

Не спорю, я сама волшебным образом сбежала от него в наш последний разговор, но никуда не пропадала. У меня были важные дела по спасению потопленной подруги: у Катюши прорвало трубу. Утром. Но заметила она это, только когда вернулась домой и с порога ступила в лужу по щиколотку. Соседи пришли ругаться, сантехники наскоро залатали трубу, пообещав вернуться в неопределённое время утром («Ждите с восьми до двух», – посоветовали они, уходя), а мы полночи пытались избавиться от заполнившей квартиру воды. В итоге ковры, ножки мебели, а самое обидное, паркет были безнадежно испорчены. Катя рвала и метала, представляя, сколько денег предстоит угробить на ремонт – и немного отвлекая от пропажи Стаса.

Марков старался о друге со мной не разговаривать: даже когда беседа касалась Соломинцева, старательно переводил тему. Словно успел о чем-то поговорить со Стасом, и это «что-то» накрепко зашило ему рот. Даже когда мы решили прогуляться, и я, оказавшись на набережной, вспомнила о ссоре с Соломинцевым, Рома предложил мне «просто забыть». Легко сказать, сложнее сделать.

К концу второго дня я поняла, что – внезапно – волнуюсь за Стаса. К концу пятого начала злиться. Катя закатывала глаза и уверяла, что так психовать – ненормально. Я и сама это понимала, но упорно продолжала закипать. Даже Саймону перестала отвечать – сообщения, которые всегда смешили и дарили ощущение теплого пледа на плечах, теперь казались плоскими и глупыми. Извини, парень с зонтиком, ты потерял сноровку. Сейчас я хочу одного: чтобы чертов Соломинцев явился, наконец, и договорил то, что хотел сказать на пляже!

Иначе никак.

А тем временем приближался корпоратив в честь дня рождения фирмы. По поводу ее основания у деда имелась целая трогательная история: о любви к играм, молодежи и, конечно, бабуле, которая была первым бета-тестером любого нового проекта. Бабуля у меня вообще продвинутая, благо, хоть в летсплееры не подалась, хотя году в 2014 яростно боролась за право создать канал на YouTube.

Если проще и не вдаваясь в подробности бурной жизни бабушки, день рождения компании дед всегда праздновал пышно и со вкусом, гораздо интересней, чем Новый год.

На мои сборы, увы, повлияло недовольство из-за пропажи Соломинцева. Но я не понимала этого, пока не пришел день Х.

Праздновали мы в пятницу – дед устроил внеочередной выходной, – и собираться я начала с самого утра. Позвонила Катюше, чтобы проверить, точно ли она пойдет со мной: уговорить ее оказалось сложно, Катя никак не желала брать отгул на работе. Затем я отправилась отмокать в ванной. А вот когда я вышла из душа, кутаясь в халат и вытирая волосы полотенцем, – словно пришла в себя. Почему? Потому что на туалетном столике стояли лаки всех оттенков голубого и синего («Ногти должны быть идеальны, цвета моря»); рядом валялась стопка тканевых масок и всевозможных кремов («У Соломинцева кожа прекрасная, девушка не может быть хуже»); у порога ждали своего часа туфли на высоченной шпильке («Нельзя ведь даже на корпоративе быть Пигалицей!»), а на кровати лежало прекраснейшее платье сапфирового цвета, облегающее фигуру именно в тех местах, в которых необходимо, с глубоким декольте и изящным разрезом по ноге («Соломинцев просто упадет, скотина! Узнает, как обзываться и пропадать!»).

Все. Каждая деталь, каждый крем, каждый кусочек ткани, который я выбрала, были так или иначе связаны со Стасом. Это напоминало помешательство. Плановое безумие. Заговор! А главным заговорщиком выступало на этот раз подсознание.

– Что, предатель? – спросила я у собственного отражения, присаживаясь за туалетный столик и намазывая лицо кремом. – Наслаждаешься? А фиг тебе. Маски я делать не буду, обойдется Стас. И что, если у него кожа окажется лучше моей? Кто станет сравнивать?

Подсознание не отвечало, спрятавшись подальше. Зато маски сиротливо лежали на столе, умоляя ими воспользоваться. Я лишь поджала губы и отодвинула в сторону еще и лаки – синие, голубые, серые и фиолетовые. Всех переливов, как море. Нет, и прозрачный подойдет.

Когда в комнату вошла бабуля, я уже наскоро расчесала волосы, решив не делать даже укладку, и пыталась объявить бойкот наряду, выбранному, чтобы сразить Соломинцева наповал. Я вывалила из гардероба все шмотки, написала Катюше, что ситуация критическая, и закинула сапфировое платье в дальний угол кровати.

– Что делаешь? – лукаво протянула бабушка, заправляя прядь волос в неряшливый пучок.

Владислава Прохорова, моя бабушка, как я уже говорила, – продвинутая особа. К своим почти семидесяти годам она не растеряла стати и красоты; она неизменно следила за модой, красила седые волосы в шикарный каштановый цвет и, не спорю, действительно могла бы собрать несколько миллионов подписчиков на летсплейном канале. Не только потому, что играла в любой шутер или слешер похлеще увлеченного подростка, но и благодаря внешности шикарной дамы. Которая не брезгует приложить противника крепким словцом.

В жизни же бабуля всегда была истинной леди. И сейчас точно заметила и нетронутые маски, и рассыпавшиеся по столу лаки…

– Баб, мне срочно нужно другое платье, – в панике выдала я. – Что это за секси-шмекси? Почему ты меня не остановила? – Я махнула рукой в сторону кровати, где сиротливо валялось выбранное для вечеринки платье. – Это же декольте! Каблуки! Не мой стиль!

Бабушка глубоко вздохнула, покрутила золотой браслет на руке и прошла в комнату, осторожно закрыв за собой дверь. Подняла парочку валяющихся на полу маек, ловко их свернула, сложила на стул и присела на краешек кровати.

– Но оно шикарно сидит на тебе, зайка. Как можно спорить, если внучка сама внезапно одумалась и выбрала что-то потрясающее?

– Но каблуки, – заныла я. – Это ходули. Я же и пары шагов нормально сделать не смогу. Кто только выбрал такую шпильку?

– Ты?

Я застонала, признавая поражение. Да, она права. Но, проклятье, это было помутнение сознания. Я настолько хотела утереть нос Стасу, что не отдавала отчет в собственных действиях.

– Ладно, я выбрала! Но теперь я одумалась заново. И хочу другое платье.

– За четыре часа до мероприятия? – Бабушка вопросительно вздернула бровь.

– Да!

Она не стала спорить – просто поднялась и вышла, а через десять минут вернулась с целой охапкой разнообразных платьев, свалив их на пол со словами «Мало ли, вдруг что подойдет?»

Когда еще минут через десять прибежала Катюша, мы со всеми вещами перебрались в зал, устроив там настоящее дефиле. Бабушкины платья оказались настоящим кладом. Столько тряпок всевозможных стилей и фасонов в моем шкафу отыскать было невозможно. И откуда они у нее?

– Ах, я просто всегда была стройна и гибка, как ива, – пропела бабуля, набрасывая на плечи пышное розовое боа из лебяжьего пуха. – Мне идет?

– Определенно, теть Влада, – улыбнулась Катя, которая успела напялить простое черное платье в стиле Шанель из бабушкиных запасов.

Я меняла наряды со скоростью света. Сначала все мои родные платья и юбки – они отбраковывались взмахом руки бабули, сморщенным носиком Катюши, а также комментариями: слишком наивно, слишком закрыто, слишком открыто, по-рабочему, старомодно. Черт, у меня даже нашлось платье, которое, по мнению бабули, было «как у шлюхи». Потом в ход пошли бабушкины варианты. Кружева, готика, двадцатые года, шестидесятые, яркие платья в стиле рок-н-ролл. В последнем бабуля заставила меня покружиться, придирчиво разглядывая.

– Вроде бы и неплохо, но так и вижу, как Степа, подвыпив, заставит включить «Rock Around The Clock» и отправит тебя на сцену, – наконец выдала она. – Посмотрись, в целом, неплохо.

Я в который раз подошла к зеркалу и устало глянула на свое отражение. Ярко-зеленое платье сидело потрясающе, но… «Эй, так не получится сразить наповал!» – пискнуло подсознание. Заткнись, предатель! Не до тебя сейчас.

– А может, все же снова померишь синее? – предложила Катя, протягивая его мне. Она смотрела, как змей-искуситель. Ну же, попробуй, давай…

– Нет. Это слишком. Как я проведу вечер на таких ходулях? Ты, что ли, будешь в роли телохранителя, который защитит от чужих взглядов и не даст упасть? – проворчала я в ответ.

Подруга пожала плечами.

– А почему бы нет? Мерь.

Увы, пришлось согласиться, что первоначальный выбор был лучшим. Я даже залюбовалась собственным отражением, но сразу же взяла себя в руки и нахмурилась «на публику». Но, думаю, две интриганки – бабуля и Катя – все прекрасно поняли. Меня быстро накрасили, всунули в туфли и, оставив на попечение деда, разбежались – тоже готовиться.

* * *

Рядом со зданием компании было оживленно. Из-за моей попытки подыскать более подходящий наряд мы задержались, и теперь на забитой парковке не нашлось места. Дед поворчал, но, высадив нас у ступенек парадного входа, покатил искать возможную парковку неподалеку от парка. Бабуля поцеловала меня и Катюшу в щеки и отправилась проверять степень готовности и трезвости тамады. Мы с подругой остались одни.

Гордо отказавшись от помощи подруги в качестве костыля и опоры, я прошествовала по ступенькам, но у самых дверей запнулась и едва не грохнулась на Ромку. Марков еле успел подхватить меня за плечи и поставить на ноги.

– Энжи? – удивленно протянул он.

Нет, матушка твоя, не узнал? Я искренне хотела выдать нечто такое, но, подняв голову, замерла, не в силах отвести взгляд. Это… не он! Честное слово, настолько презентабельный парень никак не может быть тем лохматым и веселым Марковым, с которым я знакома. Где извечные клетчатые рубахи и джинсы разнообразных цветов? Где гордый ковбой, забывший своего коня – как вариант, Соломинцева – на побережье? Сегодня Ромка был в сером костюме. Светлые волосы зачесаны назад, но несколько прядей челки, выбиваясь, падают на лицо, верхние пуговицы белой рубашки небрежно расстегнуты – официально, но в то же время свободно.

– Привет, Ром, – улыбнулась я в ответ. – Тебя идет костюм.

Я ни капли не приврала, Рома выглядел удивительно солидно и обаятельно. Это уже не встрепанный очкарик, а мужчина, которого на место главы компании сажать не стыдно. В крайнем случае, заместителя директора – мой дедуля не скоро ещё покинет пост.

– Ты… тоже прекрасно выглядишь. – Марков окинул меня взглядом, задержавшись на декольте. – Решила довести парней до инфаркта?

Одного-единственного парня, но это детали. Он все равно пуленепробиваемый.

– Просто немного ошиблась с выбором, – проворчала я. – Но бабушка с подругой убедили от него не отказываться.

Катюша кивнула. Она, таинственно посмеиваясь, наблюдала за нами с нижних ступеней. Ромка, конечно, ее не заметил, зато меня оч-чень предвкушающая мордашка подруги напрягала.

Марков несколько секунд не мог понять смысл сказанного, но потом усмехнулся. Обошел меня по дуге, рассматривая платье, и одобрительно покивал.

– Хорошо убедили, качественно. Его сердечный приступ хватит!

– Кого? – подозрительно протянула я, хотя втайне надеялась, что именно того, о ком думаю.

– А? – Ромка задумчиво поднял взгляд. – Да мой мозг…

Катюша, явно слышавшая весь разговор, тихонько захихикала в кулак, рисуя другой рукой в воздухе сердечки. Она тоже прекрасно поняла, что Рома говорил совсем не о «мозге».

– Полагаю, конкуренции нет и не будет. Все мужчины фирмы сегодня у твоих ног, включая меня. – Ромка галантно предложил мне руку. – Пройдем внутрь, сударыня?

О, спасибо, сударь, вы так галантны. Только мне не нужны ВСЕ мужчины фирмы, мне даже одного не нужно. Максимум – под ногами.

– Сперва сударыня вас кое с кем познакомит. Эй, Катя, хватит там прикалываться в сторонке, иди сюда. – Я поманила подругу пальчиком.