Текст книги "Песни вещих птиц"

– Как она выглядит? – Надя вырвала из рук Ксюши список рун и зачитала: – «Берегиня – богиня-матерь, ведающая земным плодородием и судьбами всего живого на земле. Она даёт жизнь душам, она же отнимает. Её знак – руна жизни и смерти, она же руна Судьбы».

Надя перерисовала знак с листа. Ксюша тем временем продолжала:

– «Чтобы познать неведомое, нужна руна Рок, начерти и её»…

– Руна Рок точь-в-точь буква «Ж» почему-то. – Надя показала Янине рисунок. Та аккуратно перенесла знак. – Для посвящения Непознанному. Так тут написано.

– Что там дальше, Ксюш? – спросила Янина.

– «Чтобы не обидеть Судьбу, изобрази её символ».

Сёстры стали искать руну в списке.

– Здесь такой нет, – сказала Надя. – Тем более, про судьбу уже было.

– Вот она, – ткнула пальцем Янина. – По описанию больше других подходит: «Руна Вия. Руна судьбы, которой не избежать, тьмы, смерти». Только называется здесь Нужда.

– Да, думаю, это она, – согласилась Ксюша.

Янина внимательно всмотрелась, затем начертила новый символ.

– «А если любишь того, кого ищешь, не забудь о светлой богине любви», – прочитала Ксюша.

– Это точно руна Леля, – сказала Надя и перерисовала последний знак. – Всё? Или что-то ещё?

– Только костёр, – ответила Ксюша и развела руками.

От реки веяло холодом, от леса – страхом. Стояла удручающая тишина, как будто природа, притаившись, наблюдала за чудачками и спрашивала: что вы потеряли у леса глубокой ночью? Луна висела уже низко. Ночь отступала, и на горизонте виднелась слабая полоска света. Сёстры топтались на месте, не зная, что делать.

– Ну что, идё… – Янина не успела договорить. Раздался громкий топот, в траве зашуршало, и по тропе чуть не скатился прямо в воду Лёша. В последний момент он схватился за куст, кинул перед собой небольшую охапку хвороста.

– Там вся отцовская банда… лес… обыскивает, – Лёша пытался отдышаться и утирал пот со лба. – Нигде нет. И на отца напоролся – он отправил домой, пришлось крюк делать. Сказал ему, что вы уже дома. Надо идти, а то и нас искать будут.

О том, что промеж деревьев ему почудились сверкающие волосы, Лёша умолчал: наверняка разыгравшееся воображение подкинуло образ.

– У тебя спички есть? – спросила Надя.

Лёша молча достал из заднего кармана зажигалку.

– Значит, всегда при тебе! – не сдержалась Ксюша. – Часто пользуешься?

– Редко. Только когда исчезает сестра и надо разжечь ритуальный костёр. Вы серьёзно всё-таки, да?

– А ты нет? – съехидничала Надя. – Вон веток насобирал.

Лёша только тяжело вздохнул:

– Бумага нужна. Для розжига.

– Её у нас куча, – Ксюша достала дневники Пелагеи Ивановны.

– Но там много важного! – возмутилась Надя. – Прямо всё надо жечь?

– Одной страницы хватит, – ответил Лёша.

– На вот эту, с приворотом. – Ксюша протянула ему бумагу.

Через минуту Янина с тоской наблюдала, как приворотный заговор исчезает в огне. Разгорался хворост, от вспыхивающих Марьяниных волосков на расчёске по спине пробегали колючие мурашки.

– Значит, алтарь, говорите?..

– Скорее, в круг! – скомандовала Ксюша.

Она взяла Надю и Янину за руки, те потянули Лёшу, но он отшатнулся.

– Там же не сказано, что прямо всем надо кружиться.

Янина пожала плечами и взяла Надину ладонь. Круг замкнулся, и сёстры нерешительно пошли. Огонь постепенно разгорался, пламя завораживало, и хоровод, сам того не замечая, кружился всё живее. Ноги переступали быстрей и быстрей. Сёстры зажмурились и отдались потоку.

Потоку древнему, как мир.

Кружению естественному, как смена времён года.

Кружению, которое не прекращается.

Виток за витком, словно внутрь по спирали.

Виток за витком, в ритме природы.

Виток за витком, вглубь самих себя.

А Лёша, ошарашенный, наблюдал, как руны на земле стали чётче, глубже – и наконец загорелись золотистым светом. Пламя разыгралось, полыхнуло жаром, огненный столп взмыл в небо. Неведомая сила разжала руки сестёр, и они, не удержавшись на ногах, рассыпались, упали между рунами. Огонь извивался, словно живое существо, прорезал ночное небо, искры летели во все стороны. Неожиданно столп замер, вытянулся, плавно согнулся до земли. Теперь в нём угадывались очертания головы огромного змея. Широко открытая огненная пасть устремилась прямо к Наде, и та, издав дикий крик, упала без сознания.

Очнулась оттого, что Лёша хлопал её по щекам.

– Надя, Надя, ты жива?

Младшая сестра открыла глаза – все склонились над ней. Огненный змей исчез.

– Я жива? – Она ощупала пылающее жаром лицо, кивнула. – Вроде жива.

– Смотрите! – воскликнула Янина.

В поутихшем пламени проступал силуэт, будто из огня, как из пластилина, вылепили человека. Это был статный и крепкий богатырь, огненно-рыжие волосы спускались по плечам и походили на языки пламени. Нет, они и были языками пламени, как и его густая борода. Лоб стягивала алая лента, за спиной трепетал плащ на золотой застёжке в виде солнца. Широкие штаны и сапоги тоже были ярко-красными. Грудь защищали золотые доспехи. В руке богатырь сжимал массивный посох, по нему ползло и растекалось пламя. Огненный человек грозно смотрел из-под косматых бровей на маленьких испуганных людей.

– Кто вы такие? – спросил он ровным и глубоким голосом.

Никто не знал, как следует ответить. Да и что тут скажешь?.. Но богатырь молча ждал, языки пламени плясали вокруг.

– Мы ищем сестру, – наконец сказал Лёша.

– Кто ваша сестра? – так же бесстрастно спросил богатырь.

Ещё один сложный вопрос.

– Она… невеста, – ответила Ксюша. – Она пропала здесь, на реке, прямо со свадьбы.

– Я вам зачем?

Желающих сказать правду не нашлось. Сам по себе богатырь им не был нужен, не его они призывали.

– А кто ты? – осмелилась спросить Надя.

И вот тогда богатырь от всей души расхохотался. От его смеха стало жарче, как будто рядом растопили печь. Вволю насмеявшись, он заговорил, и голос его смягчился:

– Зачем же вызывали, если даже имени не знаете? И откуда только силы на обряд?.. Ведь, смотрю, дети предо мной – не могущественные седобородые волхвы, как раньше. По вашему счёту уж много веков минуло с тех пор, как вам боги являлись. Чего же сейчас хотите? Поумнели, осмелели, эх!.. Добро. Задала ты вопрос, девочка, – ответить должен. Я есть Огонь-Сварожич, сын Сварога Всемогущего, повелителя всего сущего. Называют меня и Семарглом, повелителем огня. А теперь вы, дети, расскажите: для чего вам бог огня понадобился? Если поиграть – знайте, шутки со мной плохо заканчиваются!

Он ударил о землю посохом, и огонь заплясал яростнее.

– Нет, Сварожич! – поспешно заверила Ксюша. – Нам не до шуток. Неизвестно, куда пропала наша родная сестра. Была сегодня невестой, ночью на реку пошли – и словно испарилась. Мы узнали о древнем ритуале, как найти пропавшего. Сделали всё, как написано, и… Вот.

– Странные нынче люди, ох и странные! Свадьбу играть в день, когда поёт птица Сирин, невесту на реку вести – зачем? А потом вызывать бога огня, думая, что так найдёте сестру. – Он сдвинул брови. – Не те уже знания, видно, что не те. Хотя могли вас, беззатейных, и обмануть…

– Что же нам делать теперь? Подскажи! – воскликнула Надя.

– А в чём я помощник? – удивился Сварожич. – Где ваша сестра, не ведаю. Знаю лишь, что в огне не горела.

– От этого не легче, – сказал Лёша.

– Но ведь ты бог, – взмолилась Янина, – и можешь намного больше нашего. Неужели ты ничем не можешь помочь?

Сварожич обвёл взглядом своих невольных заклинателей и смягчился.

– Знаете ли вы, что такое дух огня? – спросил он. – Это дух добра и света, не зла. Он согревает, приносит пищу тем, кто почитает его, кто мудро с ним обращается. Но он же и разрушает, превращает в пепел и прах жилища, леса – если кто-то по глупости мнит себя таким сильным, что не считается со стихией, того хуже, чает её победить. В вас я вижу смелость и силу, которую вы и сами-то, наверное, не ведаете, – силу любви. Уж я-то, свидетель человеческих радостей и бед, её различаю. Но что сила без ума? Сгубить себя можете очень просто, не успеете и глазом моргнуть. Эх! Что же делать-то с вами?

Он задумался, взявшись за огненную бороду, играя с искрами.

– Сделаем так. Раз вызвали меня, не могу просто так уйти. Даю вам три дня. За это время прикажу помощникам разузнать о судьбе вашей сестры. Может, чего и выяснят. Чувствую, ни мёртвой, ни живой в Явьем мире её нет, а раз так – колдовство свершалось, верней всего чёрное. Поэтому нужно свидетельство, что те, кто спасать её вздумали, достаточно сметливы, а то как бы самих спасать не пришлось. Одну глупость вы уже совершили: провели тайный обряд, а о смысле ни малейшего понятия не имели. Хорошо, хоть Вия-Кощея не вызвали!

– Что же мы должны сделать? – спросила Надя.

– Во-первых, не перебивать тех, кто на земле в тысячи раз дольше вашего живёт, – ответил Сварожич, и Надя смущённо потупилась. – А во-вторых, выполнить три моих задания. Слушайте и запоминайте. Есть много преданий о сотворении мира. Даже боги появились уже после того, как возникло всё сущее, и о своих истоках мы тоже только из преданий узнаём. Но нам ведомо больше, чем людям. За долгую жизнь мы научились наблюдать и извлекать знания из законов мироздания. Мир огромен, но отражён в каждой малой частице. Так вот, ваше первое задание: через три дня принесите мне на ладони земной шар, в котором теплится жизнь.

Он помолчал, чтобы все накрепко запомнили его слова.

– Второе задание таково. Вы должны назвать мне лишь имя. Имя того, что породило всё сущее, вдохнуло жизнь в каждое живое существо. Разные языки, разные народы, разные имена – но есть одно, понятное всем.

Сварожич снова призадумался, словно не зная, чего бы ещё загадать. Наконец, тень улыбки скользнула по строгому лицу, и он сказал:

– Третье задание самое простое, совсем пустяк. Покажите мне начало умирания. Один простой пример того, где начинается смерть. Это всё. Запомнили?

Ребята неуверенно кивнули.

– Тогда возвращайтесь сейчас домой, – повелел Сварожич, – и не печальтесь о сестре, а делайте то, что в ваших силах, – всё, чтобы заслужить помощь. Не ощутить вам вещей птицы, но она будет наблюдать за вами и позовёт, когда настанет срок.

– Сирин? – спросила Надя.

– Ну что за девчонка! – разозлился Семаргл. – Не имею я ничего общего с этим тёмным существом, посланницей Кощея! Мою птицу вещую зовут Гамаюн, своим пением он дарит счастье и удачу. И, если справитесь с заданием, принесёт вам вести. Одну лишь подсказку даю вам: всё в этом сложном мире на самом деле просто и очевидно. Оче-видно. Удачи!

И он исчез так же, как и появился, – в пламени костра, оставив после себя слабый догорающий огонёк.

Блуждания в лесу и по берегу доводили до безумия, до злости. Хотелось лечь на землю, бить кулаками и звать Марьяну. Хотелось броситься в реку и искать на дне. Хотелось прийти домой и увидеть её там. Вдруг и правда сидит и ждёт, сама не понимая, отчего такая суматоха? Но он боялся возвращаться и терять последнюю наивную надежду. Марьяна не отзывалась, не показывалась среди ветвей. Он слышал множество голосов, но хотел, чтобы все они смолкли. Чтобы остался только один голос – её.

Андрей отдалился от общей группы, вспомнив о крошечной полянке в камышах. А вдруг она там? Просто сидит и не хочет выходить. Сбежала, потому что передумала становиться его женой. Пусть так, да. Главное, чтобы жива. Пусть взглянет на него холодно и скажет: «Андрей, я тебя не люблю», – он всё равно будет рад. Он так живо представил эту сцену, что брёл в какой-то безумной уверенности, но вдруг остановился.

Вдалеке, на том самом месте вспыхивало пламя. Когда отсвет угас, из оврага выбрались четверо. Младшие сёстры и брат Марьяны пробежали, не заметив Андрея в темноте, в сторону деревни. Тогда он поспешил к поляне и, спустившись по крутому склону, обнаружил остатки костра, а вокруг, на земле – рунические символы. Непостижимым образом они всё ещё слабо светились.

Утром Лёшу мучили яркие и тревожные сны. Будто он в лесу, решает уйму загадок. Каких – не запомнил, только знал, что одна другой глупее. А рядом – она: волосы цвета безлунной ночи, в них сияют звёзды. И дышит близко-близко.

Он проснулся взбудораженным. Надя теребила его за плечо.

– Это был сон! Или нет?

– Я тоже так подумала, когда проснулась, – грустно ответила сестра.

– То есть всё на самом деле, да? – разочарованно выдохнул Лёша, падая обратно на подушку

В голове творилась сумятица, от странного сна пересохло во рту. Комната, которую и комнатой-то не назовёшь – так, бывшая кладовка с кроватью, лишь бы мальчишка мог отдельно спать, – казалась чужой.

– Не пойму, что мне снилось, а что творилось на самом деле… Костёр, загадки, лес…

– На самом деле пропала Марьяна, – ответила Надя. – Сегодня приехали с оборудованием, дно реки будут смотреть.

Лёша тяжело вздохнул и поднялся. Он сжал ладошку сестры, та посмотрела на него с благодарностью.

В доме было тихо. Родители ушли на реку следить за тем, как идут поиски. Ксюша и Янина сидели в гостиной на диване, уткнувшись в телефоны.

– Достали! – Янина отбросила телефон в сторону. – «Ну что, есть новости?» И так, блин, каждый! Даже те, кого на свадьбе не было!

– Слушайте, – Надя села на стул, поджав ногу. – Мы опять ничем помочь не можем. Раз уже так далеко зашли, давайте загадки разгадывать.

– Я гуглила, – ответила Янина. – Первое слово на земле – «ом».

– Это и я тебе могла сказать, – ответила Ксюша, – но это ж не имя.

– Бог, – предположила Надя. – На первый взгляд, самый подходящий ответ…

– Но только на первый, – возразил Лёша. – Это по-русски «Бог», а на других языках по-другому. А у нас условие: на всех языках слово одно. Поэтому и «Сварог» тоже не подходит. У индусов он Вишну, у греков – Зевс, у кого-то там вообще Заратустра…

– Заратустра – это из другой оперы, – перебила Надя, но Лёша отмахнулся:

– Да не важно. Главное, найти то, что звучит для всех одинаково. Ещё и породило…

– Слава? Это одно из имён Богоматери, – предположила Ксюша, не отрывая взгляда от экрана смартфона. – Она родила Сварога, сотворившего мир, по легенде… Может, для Сварожича оно одно на всех?

Скрипнула калитка. Лёша выглянул в окно.

– Мама пришла.

– Мама! – воскликнула Надя, подпрыгнула и захлопала в ладоши, как ребёнок. – Слава, Богоматерь… Ксюша, ты права, но само имя – «Мама»!

– Точно! – подхватила Янина. – И практически на всех языках поймут! Гениально!

– Значит, земной шар на ладони – тоже что-то простое, – сказал Лёша. – Может, глобус принести ему? Он вообще в курсе, что Земля круглая? Или там… Слоны-черепахи?

Все улыбнулись, кроме Нади.

– Вообще-то, Земля не круглая…

Тут в дом вошла мама и прямо с порога измученно произнесла:

– Сейчас местный следователь приедет… – Она глядела в одну точку. – Согласился до официального заявления начать расследование. Не уходите никуда, будет вопросы задавать.

– Хорошо, мам, – отозвалась Ксюша, остальные кивнули.

Только тогда она, наконец, увидела детей, перевела взгляд с одного на другого. В её глазах стояли слёзы.

– Но я вам скажу… Не рассчитывайте уже…

– Прекрати, мам, – оборвал её Лёша. – Иди, приляг.

Проглотив ком в горле, они стали вяло обсуждать остальные загадки.

День выдался изматывающим, и ночью было не до сна. Янина вынырнула из-под простыни, которая летом служила ей одеялом.

– Меня беспокоит моё зеркало.

– Что-то ещё в нём увидела? – спросила Надя.

– В том и дело, что нет. Я вижу только его. Того парня. Будто он всегда рядом. Смотрит на меня… Просто это пугает. Немного. Тем более, что никто, кроме меня, его не видит.

– Дай, – Ксюша потянулась за зеркалом, всмотрелась и машинально поправила причёску.

– Да, там только я… Слушай, а ты с ним говорить не пробовала? Понимаю, звучит как бред, но что сейчас нормального вокруг?

– Пробовала! – ответила Янина. – Он молчит, но, кажется, слышит. Я сказала «привет» – кивнул!

Надя вдруг прыснула со смеху:

– Ох и приключение, боже мой! Сказала зеркалу «привет», а ей кивнули! Не говори никому и никогда!

– Ничего смешного! – сквозь смех выдавила Янина. – Вдруг он нам поможет? Для чего-то же дала бабка это зеркало!

– Бабка и заклинание нам зачем-то подсунула! – напомнила Ксюша. – Кстати, я тут думала… Кажется, будто она что-то утаила или сбила с толку специально. А ещё страшнее, что… даже боюсь такое говорить, но… Вдруг она не предсказала беду, а сама её наслала?

– Я тоже об этом думала, – согласилась Надя, – но вслух боялась сказать. Получается, тот, кого мы считали помощником, не такой уж и помощник.

– Подождите-подождите, – перебила Янина. – Она дала нам дневники с обрядом для поиска человека. Да, мы вызвали Сварожича – кажется, что обман, но ведь сам бог огня захотел нам помочь! И мы всё-таки продвигаемся к цели. Где же тут зло? Или вы хотели, чтоб от хороводов Марьяна явилась как ни в чём не бывало?

– Ну, Сварожича я тоже не сильно ожидала увидеть, – пробурчала Ксюша. – Вообще. Никогда. В жизни своей.

– Возможно, ты права, Янин. – Надя зевнула, – Если б на листочке было написано «Как вызвать Семаргла», разве стали бы мы это делать? Хотя я с Лёшей когда-то вызывала дух Платона… Теперь понятно, почему ничего не вышло. А Пелагея Иванна нас подтолкнула, получается, хитростью.

– О да, – с сарказмом протянула Ксюша. – Ещё скажи, что дневники специально для нас писались, причём недавно. А потом она состаривала бумагу, чтоб наверняка. Не слишком ли хитро?

– Чем больше мы думаем, тем больше себя запутываем. – Надя, устав спорить, завернулась в простыню. – Давайте спать, а? Над загадками утром подумаем.

– Так с богатырём в зеркале что делать? – настаивала Янина.

– Ну, скажи ему ещё что-нибудь, кроме «привет», а то посчитает тебя глупой и сбежит, – спокойно ответила Ксюша и тоже зевнула. – Всё, спать.

В ночь перед свадьбой странное чувство не давало Марьяне уснуть. Только она закрывала глаза и сознание уплывало, тут же начинало казаться, что комната полна людей. Все говорят с ней, зовут её, что-то втолковывают. В мучениях она ворочалась, не в состоянии ни заснуть, ни до конца проснуться. Обрывки фраз, шум, неразбериха в голове… Всё оборвалось, когда извне и внутри прозвучало одно слово:

– Мара!

Она открыла глаза. Комнату заливал лунный свет. Было невыносимо жарко, но Марьяна не решалась скинуть одеяло. Ею завладело полузабытое детское чувство, когда кажется, что под одеялом ничего не грозит, но стоит высунуть руку – монстр выпрыгнет из темноты, схватит и утащит. Голоса стихли. В комнате стояла особая тишина, какая царит только среди старинной мебели. То, что годы простояло в доме и впитало в себя множество событий, даже молчит по-особому, это Марьяна давно заметила. Особенно прялка. В щели между шторами темнели ветви вишнёвого дерева, на одной из них сидела птица. Будто нарочно села там, где Марьяна могла её увидеть. Со сна показалось, что у птицы алмазные глаза. Страх накатывал горячими волнами, но Марьяна не могла отвести взгляд. Так она и лежала, дрожа и всматриваясь в темноту за окном, пока крепкий сон не сморил её. А разбудил уже яркий солнечный свет. Птицы за окном не было.

Предсвадебные хлопоты её увлекли, и Марьяна дивилась тому, какое наслаждение доставляло нежданное вращение мира вокруг неё. Она любовалась белыми кружевами, получала удовольствие, сидя перед трельяжем и вглядываясь в каждое из отражений. Парикмахер, она же подружка Марьяны, не уставала нахваливать её волосы, мастеря накануне свадьбы сложную причёску.

– Ты чего такая задумчивая?

Или грустная. Этот вопрос ей задали уже все. Но Марьяна не собиралась грустить, да и с чего бы? Она ждала и хотела этого дня, уже совсем позабыв о той ночи, когда читала непонятные стихи перед зеркалом. Буря в душе утихла, всё встало на свои места. Она любит Андрея – да и как его вообще можно не любить! – а скоро у них будут дети, и дом, и счастье…

Только в эту ночь маленькая чёрная тень прокралась в душу, поселилась в ней страхом. Без причины, просто страх, словно маленький зверёк, живущий сам по себе, но он разрастался и креп. От волнения тряслись руки, то и дело мерещилась птица на ветке. Но то могла быть просто ночная тень! Хорошо бы тень, думала Марьяна да всё никак не могла себя убедить.

Она рассказала Андрею о внезапно нахлынувшем страхе, но жених не понял, даже едва не обиделся. Она и сама понимала, что звучит глупо, но внутри кольнуло смутное чувство: скоро всё изменится.

Долго ждать не пришлось – всё изменилось уже вечером. Когда веселье было в самом разгаре, его прервал тихий мелодичный голос. Близкий, словно внутри головы, он парализовал и усыпил её – казалось, на несколько минут, но прошла лишь пара мгновений. Голос пел для неё:

 
– Ночь коротка,
Но станет длинней.
Скрыта тропа,
Но станет видней.
Белый наряд,
В очах печаль —
Манит невесту
Дальняя даль.
Не бойся. Чужое отринь.
Твоё навеки твоим останется.
 

Последние слова холодным шёпотом заползли под кожу. Очнувшись, Марьяна поняла, что песню слышала только она. Ей бы испугаться, но страх ушёл. Тело отяжелело, всё виделось как в замедленной съёмке, будто она выпила слишком много вина.

Её тянуло на реку вместе с остальными, и Андрей не смог её отговорить. Стоя на берегу, уткнувшись носом в его рубашку так, будто им предстоит вот-вот расстаться, она ощущала, как земля под ней расступается, как мир распадается на части. Когда к ней подбежала, весело улыбаясь, Надя и вручила подарок – серебряную заколку-цветок с голубыми камнями, Марьяна словно разделила себя надвое, и та, вторая, земная обрадовалась подарку и поблагодарила. Сестра объясняла что-то про бирюзу на невесте в день свадьбы. Марьяна кивала, делая вид, что ей это важно. Андрей украсил заколкой её волосы и, кажется, сказал, что ей очень идёт. А потом снова уговаривал вернуться домой…

– Пойду с сёстрами попрощаюсь, – услышала она собственный голос, который теперь казался чужим.

С сёстрами ей и правда отчаянно хотелось попрощаться. Но, видно, не суждено было. Не успела Марьяна сделать и пары шагов, как чёрный туман встал над рекой, а из него явилась женщина. Пока она шла, на поляне у реки происходили странные вещи. Бегали дети, взрослели, старели на глазах, превращались в скелеты и истлевали, а прах уносило ветром в реку, из которой бежали уже другие дети. Бесчисленное множество людей, невообразимое число жизней – всё промчалось за мгновения. Шаг – и нет поколения. Шаг – и ещё одно стёрто. И так, пока женщина, прекрасная и печальная, не оказалась прямо перед Марьяной.

Марьяна молча протянула руку таинственной гостье. В тот же миг голова закружилась, и она почувствовала, что теряет сознание, вот-вот упадёт! Но её поддержали. Берег реки остался позади и словно бы наверху, а Марьяна оказалась в пещере. Вокруг ярко сверкали разноцветные камни самых причудливых форм. Они вырастали из пола и стен, свешивались с потолка, мутно-фиолетовые, кроваво-красные, небесно-голубые, изумрудно-зелёные и даже прозрачные, как хрусталь. Каждый восхищал своей неповторимой красотой: одни круглые да ладные, другие несимметричные, с множеством острых краёв. Марьяна огляделась и поняла, что пещера огромна и даже бесконечна, простого выхода из неё нет.

– Прикоснись к камню, – сказала её проводница.

Марьяна послушалась и тронула небольшой мутно-жёлтый камень, весь в неровностях и острых гранях. От прикосновения камень ожил, и на нём появилась картинка, как на экране. Было похоже на фильм: одну сцену тут же сменяла другая. Вот на свет появился ребёнок. Вот он растёт, садится, встаёт, делает шаг… Он смеётся, плачет, начинает говорить, бегать… Вот он уже сидит за книжкой, отвечает у доски, играет в мяч. Постепенно вырастает и превращается в юношу. Дружит и враждует с людьми, куда-то идёт, засыпает, просыпается, смеётся, злится, хмурится. Вот он женится, держит на руках ребёнка, потом снова много эмоций, встреч, разговоров. Всё как-то туманно, неясно… Вокруг него всегда какие-то люди: то веселье, то ссоры, то он сидит и перебирает бумаги… Потом вдруг больница, много врачей, чьи-то слёзы, и… Камень потускнел, стал таким, как был, словно ничего в нём не происходило.

Марьяна остолбенела, не желая больше ни к чему прикасаться. Она, наконец, вспомнила, кто стоит рядом с ней. Всегда стояла.

– Мара… Богиня смерти. А мы сейчас… – Она не знала, как назвать то место, где находится.

– Мы в мире Нави, – ответила Мара, – а я царица подземного царства. Так мне привычнее, не люблю, когда зовут богиней.

– Так это загробный мир? – спросила Марьяна скорее с любопытством, чем с ужасом.

Мара ответила:

– Лишь часть. В этой пещере собраны все жизни, что были прожиты на земле, ей нет конца. Людские истории запечатаны в камнях. Как видишь, камни все разные: одни светлее и глаже, другие темнее и острее. Чем больше камень, тем длиннее человеческая жизнь. Неровности на нём – пережитые беды и несчастья. А цвет означает, с какими чувствами пройден жизненный путь: с чистым ли сердцем, с сожалением ли, со злостью или благодарностью. Посмотри на голубые камни: это жизни светлые, не запятнанные злом. Тёмно-красные – те, где случилось много ошибок, много необдуманных, жестоких поступков. Если камень мутный – человек вынес мало опыта из прожитых лет, а если яркий и светится – значит, извлёк нужные уроки, постиг тайны бытия…

– А те, что похожи на хрусталь, тонкие и прозрачные? – спросила Марьяна.

– Это самые короткие жизни. Они не успели накопить ни обид, ни страданий, ни опыта. Жизни, оборвавшиеся в детстве. Или до рождения.

– Так значит, в этих камнях души умерших людей? – От собственного вопроса у Марьяны мурашки пробежали по спине.

– Нет, – ответила Мара, – лишь записи прожитого. Оно увековечено, чтобы ни одна мельчайшая деталь, произошедшая в мире Яви, то есть в мире людей, не потерялась и не забылась. А души продолжают каждая свой путь, проживая тысячи жизней.

– Как же им всем уместиться? – не могла уложить в голове Марьяна. – Пещера правда бездонна?

– И да, и нет. – Мара одобрительно кивнула, видно, вопросы были ей по душе. – Всё в мире имеет конец и границы. Окончится очередной круг бытия, разрушатся камни, исчезнет пещера, исчезну и я, и мир Нави, и даже Правь…

– А души?

По мраморному лицу Мары лёгкой тенью пробежала улыбка.

– А души никогда не исчезнут.

В детстве им читали много сказок, а ещё рассказывали истории, которые назывались былинами. И легенды они слышали: их героев никогда не существовало, но звучало так, словно они правда жили на свете. Детьми они знали и о вещих птицах, и о Сварожиче, и о прекрасной Леле, и о мрачной Маре. О страшном скрипучем старике Кощее-Чернобоге тоже слышали. Очарованные историями, играли в них, распределяли роли. Лёша и Надя были тогда совсем карапузами, им доставались роли то Леля и Лели, а то каких-нибудь мереков. Они и не спорили – только хохотали над хвостиками из веток. А потом забыли. Да так, словно кто-то нажал клавишу «удалить». Путаными тропами пришлось пробираться к воспоминаниям. С каждым древним именем, с каждым событием, одно страннее другого, возвращались те самые прошлые ощущения: что мир тоньше и глубже, чем видно глазу.

Лёша смотрел на петуха, которого накануне тщательно протирал тряпкой, и думал: почему только на их крыше стоит петух? Почему в комнате Марьяны – старинная прялка? Может, она и прабабушкина, но той явно досталась ещё от её прабабушки.

По количеству «почему» в голове он превзошёл бы сейчас трёхлетку. Вопросы вызывало всё, что случилось за последние дни, от разговора с бабкой Пелагеей до лихорадки с загадками. Чаще всего Лёша удивлялся, почему они ещё не в психушке, а когда решил просто остановиться, контрольным выстрелом стало: почему Марьяну назвали Марьяной?

Воздух стал сочнее, запахи ярче. Солнце нежило и припекало, тень умиротворяла, вечера морозили голые колени. Они не могли признаться друг другу, но каждый в эти тревожные дни стал всем существом ощущать природу, двигаться в её ритме, замирать вместе с ней. Лёша кожей чувствовал целебный холод первой росы, засматривался на формы облаков, позволял мыслям стать тягучими в полуденный час. Больше, чем раньше. Естественнее, чем раньше. Казалось, сейчас не время созерцать мир вокруг, ведь полиция не покидает дом, а вопросы сыплются градом, сводя с ума. Но, как только выдавалась минута отдыха и тишины, на ум приходили старые сказки, в которые они всегда верили.

На следующий день Янина сидела одна в комнате и смотрела в окно. Мысли никак не складывались, а руки тянулись к ящику стола, где лежало зеркало – оно уводило от реальных тревог в загадочный мир, где была надежда на счастливый финал. Белокурый богатырь всё так же смотрел, слегка улыбаясь. Янина хотела что-нибудь сказать, но почувствовала себя ужасно глупо. Просто так глазеть тоже надоело. Она собралась с мыслями и тихо произнесла:

– Я не знаю, кто ты и почему следишь за мной, но, может быть, ты знаешь, как нам помочь?

Лицо залила краска, но богатырь посерьёзнел и кивнул. Затем он бросил взгляд на открытое окно. Янина подвинулась так, чтобы в зеркале отразился двор. Она проследила, куда богатырь указал ей, и увидела… курятник. Недоуменно взглянула в зеркало. Её молчаливый собеседник уверенно кивал.

«Что за бред?» – подумала Янина в тысячный раз за последние три дня, но всё же встала и пошла во двор, держа перед собой зеркало. Она подошла к курятнику, чувствуя себя полной дурой. И что здесь особенного? Петухи важно вышагивали туда-сюда, куры копошились в соломе. Янина снова взглянула в зеркало, но богатырь лишь улыбнулся ей. Она разозлилась и пошла прочь, но тут одна из куриц закудахтала и снесла яйцо. Янина замерла, призадумалась. Потом подошла и аккуратно взяла яйцо в ладони. Ещё тёплое…

Через пять минут все собрались в комнате сестёр. Янина бережно развернула платок и с гордостью объявила:

– Вот он – мир на ладони, в котором теплится жизнь! Обыкновенное яйцо!

– Чудно! – удивился Лёша. – Как ты додумалась?

– А что, по-твоему, я такая тупая? – обиделась сестра.

– Да нет, но… Вообще, да, необычно для тебя, – ответил Лёша.

– Рассказывай, – одновременно потребовали Ксюша и Надя.

Янина поняла, что утаить ничего не удастся.

– Это он, – кивнула она на зеркало, – указал мне на сарай, а там как раз курица снеслась, и я вспомнила про яйцо, из которого сотворили мир…

– Потрясающе! – восторженно выдохнула Надя, а потом сказала назидательно Лёше: – Хватит всех глупыми считать!

– Да я молчу, – сдался брат.

Третье, самое простое задание оказалось на поверку самым сложным. Слишком много ответов, и один вероятнее другого. Начало умирания – то ли увядший цветок, то ли листок… А может, животное? Или старость человека… Так ничего и не выбрали.

Надя всё пыталась остаться одна, что в их семье было в принципе сложно и удавалось обычно только Марьяне. Надя подумала о сестре, и от одной только мысли по плечам пробежали мурашки. Пока все молча и напряжённо обедали, Надя выскочила во двор, присела на лавочку под вишней и достала те листы, что незаметно от всех унесла из дома Пелагеи Иванны. Она сразу почувствовала, как только увидела рисунок кольца-оберега: это для неё одной. Снова неразборчивый почерк, но писала явно не бабка: