Текст книги "Европа и душа Востока. Взгляд немца на русскую цивилизацию"

Мир Запада и мир Востока

Основные тенденции развития западной культуры

Готическая эпоха создала единство Запада, возникло понятие и реальность – Европа. Ведущим сословием, охранявшим это единство, было духовенство, – а не военные, входившие в противоборствующие группировки и потому создававшие угрозу этому единству. Идеалом того времени был человек объединяющий, а не разъединяющий. Национальных государств не было. Люди принадлежали к всеобъемлющей общине христианской культуры как ее непосредственные члены. Внутренне их объединял дух взаимной связанности и любви. Над ними царил длительный покой метафизических эпох. Каждый осознавал себя включенным в бесконечные просторы вечности, и это давало ему чувство безопасности и покоя. Без этого живого ощущения потустороннего мира никогда бы не были задуманы и сооружены средневековые соборы, над которыми трудились целые поколения людей. И никогда бы не решились целые поколения монахов посвятить столько труда записям григорианской музыки, как это было в монастыре бенедектинцев в Солеме[81]81
  Солем – селение во Франции, где в XI в. бенедиктинским орденом был основан монастырь. Григорианские песнопения названы по имени папы Григория I (ум. в 604 г.), при котором началась переработка и канонизация католических церковных песнопений.


[Закрыть]. Готическая эпоха олицетворяет архетип гармонического человека. Ему чужды идея эволюции и вера в человеческий прогресс. Мир вышел из рук Божиих совершенным. Смысл жизни – в восторженном созерцании мира и прославлении в нем его Творца. Мысли об изменении этого мира или о таковой возможности с негодованием были бы отвергнуты готическим человеком как дерзость, как проявление греха. Потому что христианские ценности и истины для него – абсолютны и вечны; незыблемые законы держат Вселенную в ее первоначально заданной форме. Это – Аристотелевы энтелехии[82]82
  Аристотель (384–322 до Р.Х.) – греческий философ, ученик Платона (см. прим. 101), подвергший позже критике его учение об отдельном существовании нематериальных идей («эйдосов»), неразрывно соединив идею с самим предметом, введя ее внутрь него (как бы приземлив). «Энтелехия» (осуществленность) – сложный центральный термин аристотелевской философии, означающий единство идеи и действительности, осуществленность чего-либо в единстве четырех принципов бытия: материи, формы, действующей причины и целесообразности. В философии Нового времени понятие «энтелехия» употреблялось в иных, уже более предметных смыслах – как монада, жизненная сила в витализме и др.


[Закрыть] в их христианском варианте. Социальная иерархия тоже считается неизменной. Каждый человек приходит в этот мир по Божьему промыслу и должен всю свою жизнь довольствоваться отведенным ему местом. Готической эпохе не свойственны воля к власти, стремление к подъему по социальной лестнице, взаимная конкуренция, а потому здесь нет места революциям, как нет и переворотов в мышлении. Гармонический человек наделен твердо установленным объемом знаний, которые нельзя умножить; выход за их пределы кажется ему глупостью и грехом; и знания эти для него не сила, а средство к спасению и освящению.

Человек готической эпохи стоял ближе к классическому греку, чем оба они – к прометеевскому человеку. Идея космоса у греков и средневековое представление о Царстве Божием имеют больше внутреннего сходства, чем картины мира античного и современного человека. Грек также воспринимал посягательство на преобразование Вселенной как нарушение гармонии и отвергал это. Эллинизму и готике свойственна одинаковая статичность мироощущения. Только благодаря этому был возможен переход философии Аристотеля в томизм[83]83
  Томизм – направление католической философии, созданное Фомой Аквинским (Thomas Aquinas, 1225–1274). Для него характерна ориентация более на Аристотеля – в стремлении соединить строго религиозные догматы с правами рассудка (в отличие от прежней философии Августина, апеллирующей к интуиции и ориентирующейся на Платона). В XIX в. томизм официально объявлен господствующей доктриной католической Церкви.


[Закрыть]. Как бы ни вдохновлялся Гете Элладой, он все же не обладал чувством гармонии, присущим грекам. Он пытался пробудить его в себе, он боролся за гармонию, но она не была для него врожденной, как у человека готической эпохи. Поэтому его, как и Лессинга[84]84
  Лессинг, Готхольм Эфраим (1729–1781) немецкий писатель, деятель Просвещения, масон, пантеист, считал себя последователем Спинозы.


[Закрыть], притягивали более поздние творения греков – греческое барокко, экспрессивные произведения, возникшие не на родной эллинской почве.

У готического человека был свой рационализм в схоластике[85]85
  Схоластика – философско-богословская наука западно-европейского Средневековья, уделявшая большое внимание формально-логическому обоснованию религиозной догматики, рационалистической методике, а затем и естественным наукам арабского и греческого мира, философии Аристотеля.


[Закрыть], как у эллина – в аполлоновской религии. Явление это зачастую понималось неверно, что приводило к стиранию существенного различия между мыслителями– рационалистами Средневековья и эпохи Просвещения[86]86
  Просвещение – идеология рационализма, подготовившая т. н. буржуазные (антимонархические и по сути антихристианские) революции типа Французской. Деятели Просвещения (Локк в Англии; Вольтер, Руссо, Монтескье, Гольбах и др. «энциклопедисты» во Франции; Лессинг, Кант в Германии и др.), в большинстве своем масоны, брались одним лишь разумом решить извечные духовные вопросы – о смысле бытия, сущности Бога, проблеме зла, – но так, будто эти вопросы появились впервые; старая христианская традиция была объявлена ими предрассудком.


[Закрыть]. Даже столь известные русские, как Киреевский и Соловьев, не усмотрели в готическом рационализме только ему свойственного отпечатка, иначе не прозвучало бы утверждения, что от Фомы Аквинского до Вольтера[87]87
  Вольтер (псевдоним) (1694–1778) – французский философ-деист (близкий к атеизму) и писатель, масон, один из главных представителей Просвещения.


[Закрыть]или Штирнера[88]88
  Штирнер, Макс (1806–1856) – немецкий философ– младогегельянец, теоретик анархизма; объявил религию «уродливым порождением сознания отдельной личности»; трактовал понятия «человек», «право», «мораль» как призраки, не имеющие реального обоснования; утверждал, что источник права – в силе личности.


[Закрыть] ведет одна прямая линия развития. Целью схоластики было привести христианскую теологию в согласие с античной философией. Целостная и считавшаяся окончательной сумма знаний средневекового человека должна была найти свое единство в гигантском, тщательно структурированном сооружении – наподобие собора. Готический человек, даже когда он мыслил рационально, хотел лишь отразить природу, но не подчинить ее или ограбить. Он хотел прийти через нее к ясности, а не к господству. За таким рационализмом стоит совершенно иное мироощущение, чем свойственное Декарту, Юму[89]89
  Юм, Дэвид (1711–1776) – английский философ, историк, сформулировал принципы агностицизма (отказ судить об истинности познания человеком окружающей действительности и о существовании Бога); утверждал, что «источник религии – в неудовлетворенных потребностях людей»; предшественник позитивизма.


[Закрыть] или Канту. Схоластики точно также руководствовались смирением перед волей Господней, как и их современники-мистики.

Но и тогда существовала группа людей, которым смирение было несвойственно и которые не вписывались в гармоничную картину мира: алхимики. Они понимали, что сбились с главной дороги и бредут опасными окольными путями. Они вознамерились сделать то, что с отвращением отвергали схоластики: вскрыть Божьи тайны и проникнуть за кулисы творения. Алхимики были исключением, нетипичным явлением для того времени. Проклятые Церковью, избегаемые обществом, никем не уважаемые отщепенцы, они замыкались в своих монашеских кельях или других сокровенных местах и, закрыв наглухо окна, проводили свои эксперименты – боязливо, подвергаясь опасности и с неспокойной совестью. Сегодня те же самые духовные типы, всемирно известные и увенчанные лаврами, сидят в государственных исследовательских институтах или лабораториях больших заводов. Сегодня они олицетворяют идеал своего времени, которое стоит под знаком иного архетипа, чем готический мир.

Гармоническое мироощущение имеет многочисленные разновидности. Грек гомеровских времен и готический человек сходны лишь в главной своей установке души – в своем полном доверии и самоотдаче по отношению к благоустроенной целостности мира. В остальном же – явные различия. В готическом соборе поражает воплощенное в камне, безостановочное движение вверх – к Богу; при созерцании же греческого храма успокаивает та основательная устойчивость, с которой он опирается на землю. Оба типа сооружения выражают души их творцов. Гармоническое чувство греков пускает свои корни в землю, гармония готики держится за небо. Для грека сама природа является космосом, готический же человек ищет примиряющий центр гармонии по ту сторону воспринимаемых вещей – в Боге, в непостижимом. Один представляет собой наивный, другой – трансцендентальный тип доверия. Готический человек должен постоянно удерживать от искажения свое чувство гармонии, питающееся из неземных источников, наперекор всем проискам дьявола – антагониста Бога. Но готический образ творения столь широк, что в нем находят место и чёрт, и даже страдания, не ставя при этом под вопрос саму гармонию. Готическому человеку удалось даже страдание облечь в художественную форму. То есть он знал, что такое ужас и боль. Несмотря на это, его жизнеощущение гармонично. Он, правда, переживал мир как страдание, но не как проблему. Бытие не вызывало у него сомнений, а это – главное. Он знал страдания, тайны, чудеса, но он не знал сомнений, а потому не ведал и отчаяния. Он видел смысл во всем, даже в крестной смерти Христа; а страдания теряют свое жало, как только обретают смысл. Осмысленное страдание не нарушает божественной гармонии. Оно легче переносится, чем бессмысленная похоть, в которой находит прибежище прометеевский человек. Потому в средние века самоубийства были крайне редки, хотя никакой светский закон их не запрещал, как это имеет место сегодня в некоторых государствах. Ни в какой из периодов своей истории европеец не был так похож на русского, как тогда. С тех пор ход развития обоих миров отдалял их друг от друга все дальше и дальше, пока, наконец, они не превратились в прямо противоположные полюса душевных возможностей.

И в готическую эпоху проступали региональные различия между Севером и Югом. Северная готика кирпичных строений была лишь слабым отблеском искусства, процветавшего во Франции или на немецком Юге и Западе. Ей не хватало страстной, неутомимой жажды Бога, бьющей через край творческой фантазии, фанатизма вертикальных линий, мистически парящего внутреннего пространства. «Это объясняется плохим камнем, которым приходилось довольствоваться Северу», – полагали материалисты, как, например, Семпер[90]90
  Вероятно: Семпер, Готфрид (1803–1879) – архитектор и теоретик искусства.


[Закрыть], в своей книге о стилях. Конечно, кирпич порист, не поддается резьбе, но ведь в эпоху возведения 160-метровых башен можно было обеспечить и доставку на Север песчаника. Дело тут во влиянии северного ландшафта на жизнеощущение, в близости этого ощущения к земле и реальной действительности. О его приземленности и свидетельствуют северные строения.

Подлинным выражением северного духа является Реформация. В ее истоках лежит восстание вечных сил северной земли против вечных сил южного ландшафта, протест рассудка против чувства, месть критики – вере. По своей важности Реформация – самое выдающееся событие в период 1200–1800 годов, но и самое, заметим, роковое. Она становится началом прометеевской эпохи, она знаменует собою прорыв нового мироощущения, которое я бы назвал "точечным” чувством. Новый человек воспринимает в первую очередь не Вселенную и не Бога, а себя, преходящую во времени личность; не целостность, а часть, осколок бренный. Он уже не чувствует себя всего-навсего точкой прохождения вечных сил, а видит себя в центре Вселенной. У каждого теперь "свой” Бог, которому каждый молится в тиши своей каморки. Это новое отношение человека к Богу отражает и новое отношение к Космосу. Нового человека влечет не самоотречение, а самоутверждение. Он не себя соотносит с миром, а мир с собой. Его основное чувство – боязнь своего одиночества, изначальный страх вместо изначального доверия. Страх заставляет его везде добиваться господства. Его обуревает воля к власти, но, достигая ее, чувство благоговения он вытесняет гордостью. Только для человека героических культур знание есть сила, а не средство к спасению. Только ему приходит на ум считать основным стремлением всего происходящего – волю к власти. Он взирает на мир как на хаос, который он должен – сначала еще по воле Бога, а потом самовольно – укротить и оформить. Его главные ощущения колеблются между недоверием, страхом и высокомерием. – Чтобы властвовать, он должен разделять. "Divide et impera"[91]91
  Разделяй и властвуй (лат.)


[Закрыть] – вот девиз всех властолюбцев. Так мир утрачивает свое единство, уступая силам разделения. Там, где человек молится «своему» Богу, Всевышнему угрожает опасность распасться на множество личных божков. Бог теряет признак целостности и, следовательно, перестает быть Богом. – Лютер учил: только частное дело есть религия (для того, чтобы ее спасти). Отсюда – прямой и не очень долгий путь к Марксу. Маркс учил: религия есть только частное дело (для того, чтобы ее унизить). Сначала религию отделяют от целого, а потом подвергают презрению, которое тяготеет над всем изолированным!

Готический человек видел в мире действие вечных преобразующих сил Бога и Его вечную иерархию ценностей. В холодных глазах прометеевского человека все формирующие силы сводятся к одной единственной точке – к мыслящему субъекту. Так энтелехии Аристотеля превращаются в категории мышления Канта. И ценности выступают уже не свойствами самих вещей, а лишь тенью, которую человеческие желания отбрасывают на вещи. Так ценности субъективируются. Под давлением этого нового, "точечного” мироощущения изменяется вся картина мира. Со времени Реформации оно утверждается все более безудержно, и только изредка ритм этого процесса, в качестве все слабеющего противодействия, нарушается отзвуками готического архетипа, пока, наконец, в XIX веке остатки чувства всеобщности не растворяются в "точечном” чувстве. Это развитие характеризуется победой изначального страха над изначальным доверием, победой любви к земному над любовью к Богу, идола индивидуализма над идеей братства, принципа частного (специализация) над принципом общего (универсальность), предметного человека (экстравертного) над внутренним, духовным (интровертным), активности над созерцательностью. То, что отделяет прометеевского человека от готического, отделяет его и от русского.

Стремление прометеевского человека к раздробленности, тяга к земному и временному внутренне взаимосвязаны и взаимообусловлены. В земном мире есть только многообразие и расколотость. Понятие единства и целостности исходит из другой области. Удаляясь от него все дальше, человек ломает духовный хребет мира. И мир, лишенный своего метафизического содержания, распадается на атомы. Происходит раскол Церкви, Священная Римская Империя дробится на ряд самостоятельных государств, государство делится на племена и классы, классы – на отдельные индивиды, индивиды – на тело и душу, душа – на рассудок и чувство, плоть – на отдельные клетки. С чудовищной последовательностью идет этот всеразрушающий процесс атомизации. Однако худшим из всего стало разделение Бога и мира. Это нанесло душе Европы глубокую рану. Лютер хотел обновить религию, перенеся ее во внутренний мир человека. Этим он хотел защитить ее от мира, греховность которого он с содроганием познал. Так он отдал общественную жизнь на откуп силам ада. Но этот шаг имел и свои внутренние последствия. Он привел к зарождению "интимности", которая живет под одной крышей со своей противницей "светскостью". В протестантском человеке есть две резко разделенные зоны: одна – для Бога, другая – для мира. Зона божественного постоянно сокращается по мере того, как все больше расширяется зона мирского. Тем самым утрачивается целостность души, точно так же, как и единство социальной жизни. Человек раздваивается между отношением к Богу и отношением к людям. Обе эти установки противоречат и мешают друг другу, ибо нельзя быть попеременно то мистиком, то практиком. Лютер хотел, чтобы пред лицом Бога христианин был раздавлен, полон смирения и сознания неискоренимой греховности своей природы. А в глазах людей, по мнению Лютера, человек должен быть горд, деятелен, воинствен, преисполнен мирских радостей. В этом раздвоенном отношении к Богу и к людям современный европеец похож на того прусского чиновника, который раболепствует перед начальством и высокомерно третирует просителей. Здесь-то и недостает именно того, что свойственно русским – душевной потребности изобразить невидимый мир в видимом. Разрыв между интимностью и светскостью стал роковым для всей современной истории духа и особенно в протестантских странах. Он вызвал глубокие противоречия между жизнью и учением. Этот разрыв не преодолен по сей день, а там, где он исчез, это произошло ценой обмирщения и отказа от внутреннего мира.

Было бы в корне неверным считать ответственным за такое развитие только личность Лютера. К такому крайнему выводу может прийти лишь индивидуалистическая историография, придающая чрезмерное значение роли крупной личности. Это свойственно главным образом англосаксам. Однако в общем ходе истории отдельная личность есть лишь шахматная фигурка в руках надмирового игрока, который часто столь искусно заставляет действующих лиц служить себе, что они этого даже не замечают, полагая, что поступают свободно. Реформация – почти трагический пример такого иррационализма истории и ее парадоксальности. Лютер вовсе не хотел того, что позже получилось из его учения и его деятельности. Во многом он хотел нечто совершенно противоположное: он хотел спасти религию, а положил начало ее разложению. Он замышлял реформу Церкви, а получилась ее секуляризация. С Лютером религия отступила в частную жизнь. Возможно, это он еще осознавал. Но того, что это отступление стало началом исхода религии из сердца человека, он не предвидел и не хотел. Он ненавидел римское "рацио”, этот "разум-проститутку” – однако положил начало рационализму, автономии мышления! Он ненавидел римский дух, цезаристское порабощение души – и в то же время проложил путь наиболее выраженному типу человека-насильника из всех существовавших. Этот тип намерен поработить не только человеческий род, как римляне, но и всю живую и неживую природу – это попытка, на которую до того времени еще никто не дерзал на земле. Лютер хотел уйти от Рима, а получилось, что римский властный дух еще крепче охватил северного человека. С тех пор две силы стали оказывать решающее влияние на европейскую душевную жизнь: римская и иудейская. Эти силы родственны между собой; за ними стоят властное жизнеощущение и логика. Обе они регулируют отношение человека к Богу как отношения между должником и кредитором, как договорные отношения с точно установленными правами и обязанностями. Высший принцип тут не любовь, а справедливость. Когда папы искали образец для обоснования своего церковного всемогущества, они могли с равным успехом обратиться и к римскому цезарю, и к иудейскому Иегове. И тот и другой знали, как руководить человеческим родом. Этот дух стал господствовать в Европе через Реформацию, в южных странах – через Ренессанс; здесь – через Лютера и Кальвина[92]92
  Кальвин, Жан (1509–1564) – один из крупнейших деятелей Реформации, основатель кальвинизма – учения об абсолютном изначальном (еще до сотворения мира) предопределении Богом одних людей к погибели, других – к спасению, что выражается в их деловом успехе. Главные добродетели – труд и экономность. Кальвинизм сыграл большую роль в идеологии ранних буржуазных революций в Англии и Голландии.


[Закрыть], там – через Макиавелли[93]93
  Макиавелли, Никколо (1469–1527) – итальянский политический мыслитель, ставивший превыше Церкви и морали государство, служение которому должно быть смыслом жизни; государство – источник морали и средство обуздания эгоистичной природы человека; идеал – в древнеримской республике. Основное произведение – «Государь» («Il Principe») – о способах создания сильного государства.


[Закрыть]. Деяние реформаторов вкратце можно выразить так: они разработали еврейскую часть христианских учений за счет индусских и эллинских элементов (вот почему евреи, переходя в христианство, предпочитают протестантизм). Ветхий Завет был по меньшей мере уравнен с Новым. Самого Лютера, с его неистовой силой, можно поставить рядом с ветхозаветными пророками. Он не выглядит христианином рядом с Иисусом, и тем более с Иисусом Евангелия от Иоанна. Иудейским духом дышит в протестантизме и строгий монотеизм, отвергающий почитание святых католической Церкви как пережиток языческого идолопоклонства; и поклонение гневному, суровому еврейскому Богу, о котором Павел с дрожью говорит, что было бы страшно попасть ему в руки; и абстрактная черта – уважение к слову (проповедь) и враждебное отношение к иконе, которое, будучи последовательно продуманным, приводит к иконоборчеству. – Деяние Макиавелли состоит в том, что он, применительно к условиям своего времени, возобновил идею римского господства. Он ввел в Новое время идею власти и нормы. Его излюбленным выражением было: «Это надо принять как общее правило». От него исходит порочное учение о том, что религия, культура и мораль должны быть подчинены государству. Он оценивал их по той пользе, какую они приносят государству. Он вызвал к новой жизни два главных идеала древнего Рима: идеалы цезаря и империи; правителя-деспота и государства-деспотии. Он восхищался Чезаре Борджиа[94]94
  Борджиа, Чезаре (1475–1507) – правитель Романьи, сын папы Римского Александра VI; оба прославились развратом и тем, что не останавливались ни перед какими средствами для достижения своих целей; Чезаре послужил прототипом государя в произведении Макиавелли.


[Закрыть]и советовал учредить новый общественный строй через насилие. Тем самым он был одновременно предтечей Ницше и Маркса, родоначальником фашизма и коммунизма. – Его пагубного влияния невозможно переоценить. Через Марло[95]95
  Видимо: Марло, Кристофер (1564–1593) – английский поэт и драматург, вольнодумец, изображавший своих аморальных героев в духе титанизма: жестокого завоевателя Тимура, чернокнижника Фауста, ростовщика-еврея, стремящегося к господству над миром через деньги.


[Закрыть], Гоббса[96]96
  Гоббс, Томас (1588–1679) – английский философ-материалист. Наиболее примечательно его произведение «Левиафан» (1651), в котором изложено его учение об атеистическом государстве с тоталитарными чертами.


[Закрыть] и Спинозу этот «законченный язычник» оказал решительное влияние на Европу. Его имя должно напоминать прежде всего о том, что Ренессанс был возрождением не эллинского, а римского духа. Не случайно он возник на итальянской почве.

Часто высказывают мнение, что Рим и Эллада – органы и части одной и той же культуры. В частности, Шпенглер до смешного преувеличивает это мнимое греко-римское единство. Я не разделяю его мнения. Эллада воплощает в себе принцип гармонического, Рим – героического. Грек чувствует мир органически, римлянин стремится к механизации. Римское правовое мышление и строгость законодательства совершенно не соответствуют греческому духу. Греческий полис и римскую империю нельзя привести к одному знаменателю. Архитектура обоих народов отражает противоположные мироощущения. Греческий архитрав, в своем горизонтальном положении доверчиво льнущий к земле, дышит близостью к ней. Величественно вздымающаяся римская круглая арка говорит о господстве над землей. Римляне, в отличие от греков, не создали никакой философии: даже философствуя, они остаются юристами. У них нет своей истории богов, нет трагедии, нет собственного эпоса. Это лишенный фантазии народ государственных чиновников и солдат – пруссаки античного мира. Мы унижаем греков, называя их предшественниками римлян. – Насколько различным было отношение Эллады и Рима к Востоку! Греция вовсю питалась плодами древне-азиатской жизни. Таков Дионис, отец трагедии, азиатский бог, пришедший через Фригию и Самофракию в город Деметры – Элизий[97]97
  Дионис – в греческой мифологии бог плодоносящих сил земли и виноделия; его культ был связан с вакхическими оргиями и неистовствами. (В Риме Дионис почитался под именем Вакха.) Элизий – центр культа греческой богини плодородия Деметры.


[Закрыть]. Без восточного влияния немыслимы ни орфики[98]98
  Орфизм – религиозно-мистическое течение в древней Греции, возникшее в VII в. до Р.Х. в результате реформы культа Диониса; учредителем обрядов провозгласили мифического певца Орфея. По этому учению, душа может искупить наследственный грех титанов и вырваться из заточения в теле – только посредством соблюдения орфического образа жизни (вегетарианство и др.).


[Закрыть], ни пифагорейцы[99]99
  Пифагореизм – философское учение, берущее начало от Пифагора (VI–V вв. до Р.Х.) и считавшее число основным принципом всего существующего (к этому примыкал Платон в своих «идеях»). Пифагорейцы были сосредоточены на проблеме спасения, существовали легенды о сошествии Пифагора в ад и воскресении; лозунг их общин – «у друзей все общее», аскетизм, что не мешало им активно участвовать в политической деятельности. Неопифагорейцы в христианское время стали одной из форм языческого сопротивления христианству, смыкаясь с неоплатонизмом.


[Закрыть], ни Гераклит, Платон[100]100
  Платон (427–347 до Р.Х.) – крупнейший древнегреческий философ, развивший учение о существовании независимых от человеческого ума идей в духовном мире; о бессмертии человеческой души, которую после расставания с телом ждет суд; высшей «идеей блага» считал единого Бога; в нравственном отношении вместе со своим учителем Сократом приблизился к христианскому мироощущению – насколько это было возможно в языческом мире.


[Закрыть], неоплатонизм[101]101
  Неоплатонизм – последнее усилие античной философии, уже в обороне от христианства. Связан с именем греческого философа Плотина (ок. 205–270), развившего не столько идеи Платона, сколько свое учение о снисходящих эманациях «сверхсущего», рождающих человеческие души, которые затем восходят наверх – чтобы вновь изливаться вниз (некий вечный и бесцельный круговорот). Если гностицизм стремился задушить христианство в «объятиях», растворив его в языческой философии и лишив главного смысла, то неоплатонизм пытался соперничать с христианством, оставаясь на языческой платформе с восточными и каббалистическими чертами; время его наибольшего влияния – царствование (361–363) Юлиана Отступника, который использовал неоплатонизм в борьбе против христианства.


[Закрыть]. Рим же никогда не понимал Востока. Недостаточное понимание европейскими народами России – римское наследие. Лишь в качестве великосветской моды восточная культура находила доступ к римлянам, а еще больше – к римлянкам. Противоположность между римской и греческой сущностями – фактор первостепенного значения в мировой культуре. Он разделил Римскую империю, а затем и христианскую Церковь на две части, каждую со своей собственной судьбой. Этот фактор действует и сегодня в антитезе России и Европы. Современная проблема Восток-Запад уходит своими корнями именно в это противоречие между двумя античными культурами Средиземноморья. Без признания этого нельзя понять его во всей глубине.

Ни один из больших народов западной Европы в их сегодняшнем обличье непредставим вне римского влияния. Все они несут римские черты, хотя и не одни и те же. Италия унаследовала многословие, Франция – остроту ума, Пруссия – муштру, Англия – жажду наживы. Англичан называли современными римлянами; так же можно назвать и пруссаков. Наполеон видел законных наследников Рима во французах, а Муссолини – в итальянцах. Каждое из этих мнений имеет право на существование, так как каждое имеет свое частичное обоснование.

Римский дух оказал наибольшее влияние на постготическую эпоху в Европе через римское право. Наряду с Реформацией и Ренессансом рецепция римского права была третьим большим культурным процессом, в котором заметен поворот в мироощущении Запада. По мнению некоторых юристов, это объясняется инертностью североальпийских судей, которые ради удобства пользовались римскими образцами, ленясь создать собственные. Далее я покажу, что нордическое мышление вообще склонно перенимать предлагаемые ему готовые методы. Но почему это произошло с судьями именно в XVI веке? Почему не в XIII веке, когда Эйке фон Репков создал свое Саксонское Зерцало[102]102
  Сборник германского средневекового права (Sachsenspiegel), составленный в 1221–1225 гг. судьей Эйке фон Репков.


[Закрыть], не носившее отпечатка римского духа? Другие бросают упрек католической Церкви в поощрении римского права, которое якобы послужило, удобным инструментом для ее властных целей. Но здесь вновь возникает вопрос: почему это должна была делать именно Церковь, ослабленная Реформацией? Почему она не пыталась провести римское право в 1300 году на Севере, где был уже готов corpus juris canonici[103]103
  Главный источник средневекового права католической Церкви, постепенно составлявшийся из документов XII–XVI вв.


[Закрыть] – развитие юстинианова[104]104
  Юстиниан I (ок. 482–565) – император Византии с 527 г., осуществивший пересмотр и новую кодификацию римского права, действовавшего на протяжении всей истории Византии. При Юстиниане была выработана знаменитая формула «симфонии» (согласия) двух властей, церковной и государственной, – что не привилось на Западе и сохранилось лишь в Православии как основополагающее понятий; при Юстиниане был построен храм св. Софии в Константинополе.


[Закрыть] права в церковно-христианском духе? – Все это – поверхностные объяснения. Римское право вытеснило товарищеские права готики не потому, что оно юридически превосходило их, а потому, что это было право материально сильного, это было властное право. Именно одновременность Реформации и рецепции права говорит о том, что оба эти явления, независимо друг от друга, имели общую более глубокую причину, а именно – зарождение нового эонического архетипа, которому, в качестве родственных по своей сути элементов, соответствовали основные черты римского правового мышления и еврейская законническая религия. Они были переняты только потому, что подходили; а поскольку они стали подходить лишь около 1500 года – только тогда их и переняли.

Внедрение этого архетипа проходило не гладко, не бесперебойно, а при ритмично возвращавшихся контрударах: барокко (контрреформация), романтика, экспрессионизм. Барокко стоит еще полностью под влиянием лучшего права и честной совести – это ренессанс готики, мощный протест против прометеевских новшеств. Романтика – это уже в основном бегство от нового, оглядка на прошлое, «ослепительная ракета, сверкающе вознесшаяся в небо, на мгновенье осветившая дивным светом ночную мглу и рассыпавшаяся бесследно на тысячи звезд» (Эйхендорф[105]105
  Эйхендорф, Йозеф барон фон (1788–1857) – немецкий поэт и писатель-романтик.


[Закрыть]). Она – последний всплеск католического настроя души, слабый последыш контрреформации. И наконец, экспрессионизм – это безнадежное помрачение ума, крик отчаянья, распад формы в хаос. В такие эпохи готическое мироощущение идет на убыль. И чем слабее эпоха, тем сильнее напор следующих за нею прометеевских времен: за барокко идет Просвещение, за романтикой – время машин. Пространственно центр тяжести смещается из Рима, столицы готического мира, в Париж, Берлин и Лондон. Предметно он смещается от религии, философии и искусства к политике, экономике и технике. Прометеевский человек не взывает к миру как человек благочестивый, не пытается осмыслить его как философ, не стремится изобразить его как художник, а жаждет править им как государственный деятель, наживаться на нем как купец и эксплуатировать его как homo faber[106]106
  Человек-строитель, созидатель (лат.)


[Закрыть]. На место священников, мыслителей, музыкантов заступают техники, рабочие, солдаты. Наука также захватывается этим ходом событий. Универсально мыслящий философ превращается в ученого специалиста или вовсе в солдата. (Прусская Академия наук в 1910 году именовала себя лейбгвардией Гогенцоллернов!).

Барокко являет величайшие достижения западной культуры, которые даже превосходят апогей готической эпохи. Оно было продолжением готики, последним проявлением средневекового мироощущения, достигшего лишь в барокко своей недосягаемой вершины, поскольку перед этим ему пришлось испытать противодействие сил, ворвавшихся с эпохой Реформации. Давая отпор этим силам, барокко удалось лучше осознать себя, в то время как готика, инстинктивная и темная, не достигла ясности в познании собственной сущности. Барокко и есть осознавшая себя готика. Бах – вершина европейской музыки – есть чистейшее музыкальное воплощение готического жизнеощущения. Он поистине готический человек, несмотря на свою протестантскую веру. Поэтому он писал не оперы, а произведения о страданиях Христа. Его фуги построены, как соборы XIII века или как системы схоластической мысли.

В художественных течениях, проявившихся в изобразительных искусствах как экспрессионизм, а в литературе – как неоромантизм, самые последние отголоски замирающей готики вплетаются в самые первые звуки новой иоанновской эпохи. Готические скульптуры служили для художников-экспрессионистов образцом, как, например, св. Петр в церкви св. Петра в Муассаке; но одновременно в этом художественном течении задают тон русские – Кандинский[107]107
  Кандинский, Василий Васильевич (1866–1944), русский художник, один из основоположников абстрактного искусства; с 1907 г. жил в Германии.


[Закрыть], Архипенко[108]108
  Архипенко, Александр (1887–1964) – русский художник, один из основоположников абстрактного искусства (использовал скульптурные элементы в живописи, движущиеся объекты в скульптуре); с 1923 г. жил в США.


[Закрыть] и др. Так через эпохи перебрасывается мост своеобразного союза, и часто трудно сказать, что является следами старого, а что уже признаками нового.

Чем бесцеремоннее утверждался прометеевский архетип, тем здоровее, производительнее и банальней становился человек: возрастающее трудолюбие при ослабевающей духовности. В конечном счете он становился пруссаком или англосаксом. Духовные науки отошли на задний план, их представители были низведены до роли безмолвных наблюдателей, утративших какое бы то ни было практическое влияние. Из-за этого в духовности, особенно в немецкоязычных странах, появилась аскетическая черта, нечто мечтательное, отчужденное от действительности. Наметившийся в период Реформации разрыв между внутренним миром и светским стал ощущаться еще болезненнее.

Прометеевский человек изо всех сил старается исключить из жизни случай и чудо, разложить иррациональное на осязаемые величины, вырвать у природы ее тайны и тем самым подчинить себе мир. Поэтому он и смотрит на мир как на вычислимый механический предмет, который можно присвоить, решить, подобно арифметической задаче; которым можно управлять, как машиной, руководить, как организацией, – но уже не как на тайну, перед коей молчат. Поэтому прометеевский человек так ценит технику и так презирает религию. В его властных глазах религиозное познание низводится до самой низкой ступеньки знания, из презренного примитивизма которой постепенно выкристаллизовалось сначала метафизическое, а потом и позитивно-техническое мышление. (Таков Гоббс с его естественным порядком наук, позже – Конт[109]109
  Конт, Огюст (1798–1857) – французский философ, основоположник позитивизма (утверждение, что философское знание должно основываться только на данных опытной науки, которые только и можно принять за «позитивные», достоверные).


[Закрыть] с его законом трех стадий развития.) Грядущие века едва ли поймут то, что когда-то жили поколения, которые не только не видели в понятии о Боге величайшее достижение человеческой мысли, но даже стыдились его, а в наступлении атеизма видели процесс духовного раскрепощения. Казалось бы, чем дальше во Вселенную проникает духовный взор человека, тем глубже должно быть его благоговение перед ней. Особенно открытие Коперника[110]110
  Коперник, Николай (1473–1543) – польский астроном и мыслитель, опроверг геоцентризм и доказал в качестве научной истины идею гелиоцентризма.


[Закрыть] должно было бы настроить Европу на смиренный лад. Но вместо того, чтобы осознать свою малость перед грандиозностью открытия, она воспрянула, преисполненная гордыни, – это доказательство того, что человеческие суждения следуют не правилам логики, а всплывают со дна темных, невидимых источников, которые и определяют характер эпохи.

Вместе с религией разрушаются социальные ступени и связи. С тех пор, как Французская революция разрушила прежний сословный порядок, был открыт путь либерализму. Лозунг "laisser faire, laisser passer"[111]111
  Пусть все идет, как идет (франц.)


[Закрыть] – это не возврат к метафизическому восприятию сущности вещей, не страх перед вмешательством человека в ход событий; наоборот: это снятие запрета с противоборства нещадно конкурирующих друг с другом индивидов, характерное для далеко зашедшей стадии разложения общества, – неизбежное следствие «точечного» чувства. Там, где оно утверждается с особым рвением, в конечном счете требуется государство насилия, в котором человеческая масса ищет спасения от хаоса.

Что бы ни стало определяющим в судьбе европейца – экономика, политика или техника, – в любом случае только не божественно-духовное. Он утратил духовное отношение к жизни. Склонный к материальной власти, он подчинился земным силам и стал рабом материи. В таком обличье он и предстает перед нами. Таким, какой он сегодня есть, мы вызываем его на свой суд. Мы не можем принять его самооправдания ссылкой на готическое наследство, которое он же с презрением отбросил. Сегодня в Европе живет прометеевский человек – и никакой другой. Его, неприкрытого мантией готики, а не его предков, противопоставляем мы русскому человеку.