Текст книги "Айвенго"

Глава 11

Как только солнце показалось над горизонтом, к зеленой поляне с разных сторон потянулись зрители, чтобы успеть занять лучшие места.

По обычаю в этот день рыцари должны были сражаться не один на один, а небольшими отрядами, причем разрешалось пускать в ход меч и секиру, но использовать кинжалы запрещалось. Такие состязания были куда более опасны, чем те, что происходили в первый день. Не только клинки тяжелого оружия угрожали жизни бойцов; копыта разгоряченных коней нередко причиняли страшные увечья тем, кто был выбит из седла и не мог вовремя подняться из-за тяжести доспехов.

Согласно тем же обычаям рыцарь Утративший Наследство возглавил первую партию, а крестоносец, признанный накануне вторым по храбрости и воинскому искусству, стал предводителем второй.

Около десяти утра рев труб возвестил о прибытии принца Джона. Одновременно с ним в галерее показались Седрик Сакс и леди Ровена, но на этот раз без Ательстана, который, к немалому удивлению Седрика, присоединился к партии Бриана де Буагильбера. На то имелась особая причина – Ательстан посчитал необходимым наказать того, кто дерзко, как ему казалось, повел себя по отношению к его нареченной невесте. Устроители турнира, поняв, что и принц не прочь посрамить «выскочку», также присоединились к отряду храмовника. В то же время немало славных рыцарей саксонского и норманнского происхождения пополнили ряды партии вчерашнего победителя…

Как только леди Ровена поднялась на помост, где стоял трон для королевы турнира, зазвучала торжественная музыка, заглушаемая громкими приветственными криками зрителей. Солнечные блики играли на оружии и доспехах рыцарей, томившихся в ожидании начала турнира. Наконец на ристалище выступили герольды и установилась тишина. Были оглашены дополнительные правила, согласно которым состязания должны закончиться по знаку принца Джона, а победителя наградит избранная вчера королева. Сейчас же затрубили трубы, шпоры вонзились в бока коней и первые всадники обеих партий понеслись друг на друга.

Когда облако пыли, поднятое копытами разгоряченных коней, осело, стало видно, что добрая половина рыцарей выбита из седел. Оставшиеся в рядах всадники снова сомкнулись, выхватив мечи. Лязг оружия, крики и звуки труб заглушали стоны раненых; блестящие доспехи рыцарей покрылись пылью и кровью, а пышные перья плюмажей, срубленных со шлемов острыми лезвиями, летали в воздухе.

Мало-помалу ряды сражающихся начали редеть, и наконец Бриан де Буагильбер оказался лицом к лицу с рыцарем Утратившим Наследство. К этому времени партия вчерашнего победителя находилась в самом затруднительном положении – могучая рука Фрон де Бефа и бычья сила тяжеловесного Ательстана косили сражающихся одного за другим. Однако оба рыцаря одновременно поняли, что получат решительный перевес в схватке, если придут на помощь храмовнику, завязавшему бой со своим главным соперником. Теперь против одного выступили трое опытных бойцов. Казалось, уже ничто не сможет спасти рыцаря Утратившего Наследство, если бы не поразительная резвость его коня. Он стремительно увертывался от нападавших на него со всех сторон, на скаку нанося меткие удары мечом направо и налево.

Зрители видели, что силы одинокого воина на исходе, и даже аббат Эймер намекнул принцу Джону, что пора бы остановить турнир, но тот возразил, что неизвестный рыцарь уже получил свою награду и теперь для него пришла пора разделить свой триумф с другими.

Однако помощь пришла с неожиданной стороны.

Один из сторонников рыцаря Утратившего Наследство, не имевший никакого девиза на щите и до сих пор почти не принимавший участия в состязании – его прозвали Черным Рыцарем из-за цвета его сарацинских доспехов, – вдруг стремительно бросился в бой и обрушил свой меч на шлем Фрон де Бефа. Барон рухнул вместе с лошадью, а нападавший круто обернулся к Ательстану. Отшвырнув сломанный меч, он вырвал из рук сакса секиру и нанес ему удар такой силы, что тот без чувств растянулся в пыли.

Предоставив своему предводителю самому завершить поединок с крестоносцем, Черный Рыцарь не спеша направился к воротам на северном краю ристалища.

В этот момент раненая в схватке лошадь Буагильбера не выдержала последнего столкновения противников и пала. Рыцарь Утративший Наследство мигом спрыгнул с седла, приблизился к храмовнику и занес меч над его головой.

В следующую секунду принц Джон, желая избавить Бриана де Буагильбера от бесчестия, бросил на арену свой жезл, положив конец состязанию. Он поискал глазами Черного Рыцаря, однако того нигде не было видно. Кто-то из свиты шепнул принцу, что рыцарь ускакал в сторону леса.

– Что ж, раз этот смельчак отсутствует, – без особой охоты проговорил Джон, – придется снова отдать первенство рыцарю без имени. Пусть королева турнира вручит ему приз.

Торжественно зазвучали литавры, и герольды воздали честь храбрым бойцам и славу победителю. Затем рыцаря подвели к трону, где сидела леди Ровена. Девушка величаво спустилась с возвышения и уже хотела возложить венец на шлем рыцаря, когда судьи с возмущением воскликнули в один голос:

– Это недопустимо! Победитель турнира обязан обнажить голову перед королевой!

Обступив рыцаря, они расстегнули ремни и сняли с него шлем. Открылось обрамленное светлыми волосами мужественное и бледное лицо красивого двадцатипятилетнего юноши.

Из груди леди Ровены вырвался сдавленный крик, однако, с огромным усилием справившись с собой, она возложила венец на голову победителя и твердо произнесла:

– Никогда еще рыцарский венец не украшал чело более достойного воина…

Рыцарь склонил голову, поцеловал руку прекрасной саксонки, затем внезапно покачнулся и осел на землю у ее ног.

Это происшествие вызвало всеобщее смятение. Седрик, пораженный появлением Айвенго, им же изгнанного из родительского дома сына, бросился к нему, но его опередили. Судьи, поняв причину обморока рыцаря, поспешили освободить его от лат. На боку юноши зияла кровавая рана, нанесенная могучим ударом копья.

Глава 12

Едва было произнесено имя Айвенго, как оно начало передаваться из уст в уста и очень скоро достигло королевской ложи.

– Недаром я сразу почувствовал неприязнь к этому молодцу, хотя и не подозревал, что под его доспехами скрывается любимчик моего брата, – молвил принц.

– Нет сомнения, что рано или поздно рыцарь потребует обратно замок и владения, пожалованные ему Ричардом, – те, что великодушно переданы вашим высочеством барону Фрон де Бефу, – заметил Вальдемар Фиц-Урс. – Однако пока больших беспокойств от него ждать не приходится – сэр Айвенго опасно ранен.

– Надеюсь, все обойдется, – усмехнулся принц. – Тем не менее этот храбрый рыцарь все же победитель турнира. Пошлите к нему нашего лекаря.

Фиц-Урс сообщил, что рыцаря с ристалища уже куда-то утащил его звероподобный оруженосец, и поспешил сменить тему, сказав:

– Сегодня мне было грустно смотреть на леди Ровену. Она царствовала всего лишь день, который закончился так прискорбно.

– А кто она такая? – спросил принц Джон. – Я об этой леди только и слышу.

– Богатая наследница знатного саксонского рода, – пояснил аббат Эймер. – Бесценная жемчужина…

– Она сирота? Вот оно что… А ведь по древнему английскому закону мы имеем королевское право выбрать ей супруга. А заодно и развеселим красавицу… Как тебе такой лакомый кусочек, де Браси?

– Если ее земли придутся мне по душе, то я не откажусь от такой невесты, – откликнулся де Браси. – Ваше высочество с избытком исполнит все обещания, данные своему верному вассалу.

– Отлично! – воскликнул принц и встал. – Передайте дворецкому, чтобы он позаботился пригласить леди Ровену и ее неотесанного опекуна. И никаких отговорок – их присутствие на нашем вечернем пиру обязательно…

В этот момент появился слуга и с поклоном подал принцу Джону небольшой конверт, запечатанный красной сургучной печатью.

– Доставлено гонцом, судя по внешности, французом, – ответил слуга на вопросительный взгляд принца. – Велено передать лично в руки.

Пробежав глазами короткое письмо, принц побледнел и, отведя в сторону де Браси и Фиц-Урса, передал им содержание послания. В нем было всего несколько слов: «Будьте осторожны и еще раз осторожны – зверь сорвался с цепи!»

– Это означает, – упавшим голосом произнес принц, – что мой брат Ричард вырвался из плена на свободу и находится на пути в Англию.

– В таком случае, – нахмурившись, произнес Фиц-Урс, – нам и нашим сторонникам следует собрать все силы в одном месте – в Йорке. Иначе будет поздно.

– Благодарю, Вальдемар. – Принц Джон слегка повеселел. – Однако сегодняшний вечерний пир не отменяется и пройдет своим чередом. И вот еще что… – Он подозвал слугу, который принес письмо, и тихо приказал: – Пусть накормят гонца, а ты, не теряя ни минуты, скачи в Ашби. Передай еврею Исааку, чтоб до заката солнца прислал мне две тысячи крон. Вот тебе мой перстень в подтверждение, что ты от меня. Он знает зачем. Остальная сумма должна быть вручена мне в Йорке не позднее чем через шесть дней. Иначе старику не сносить головы. Ступай…

Вслед за отъездом принца Джона начали расходиться и прочие зрители.

Вечерний пир превзошел всякие ожидания.

Замок и поместье Ашби принадлежали Роджеру де Квинси, графу Уинчестеру, который отправился вместе с королем в Палестину. Принц, без зазрения совести пользуясь его имуществом, созвал множество гостей, был любезен и весел и постарался блеснуть роскошью яств и напитков.

Седрика и Ательстана он встретил с предупредительной вежливостью и выразил глубокое сожаление, что леди Ровена по нездоровью не смогла принять его приглашение. Принц велел проводить гостей на отведенные им места и, едва сдерживая смех, обменялся с Фиц-Урсом взглядами – оба сакса были одеты в свою старинную дорогую одежду, передаваемую из поколения в поколение, и среди норманнских щеголей выглядели ряжеными пугалами.

Принц Джон занял свое место напротив Седрика, и пир покатился, как бочонок с элем с крутой горы, – слуги одно за другим меняли блюда, все чаще поднимались заздравные кубки, звучали хмельные возгласы, смех, музыка, пока наконец не пришла пора последней круговой чаши.

– Выпьем за здоровье Уилфреда Айвенго, героя сегодняшнего турнира! – Принц приподнял кубок, взглянув исподлобья на Седрика. – Мы сожалеем, что его нет с нами. – Заметив, что Седрик не прикоснулся к своей чаше, Джон притворно удивился: – Почтенный батюшка храброго рыцаря отказывается принять наш тост?

– У меня больше нет непокорного сына, который отрекся от родовых обычаев, – мрачно произнес сакс, вставая. – Он ослушался меня…

– Сядьте, сэр Седрик, не стоит гневаться на юношу, – улыбнулся принц. – В конце концов, весь этот пир в его честь. А скажите-ка, достопочтенный, правда ли, что мой брат Ричард намеревался преподнести рыцарю Айвенго поместье в этих краях?

– Чистая правда. – Седрик угрюмо кивнул. – Это и стало одной из причин нашей ссоры с Уилфредом. Оскорбительно принимать в дар то, что силой отобрано у твоих предков…

– Выходит, сэр Седрик, – быстро спросил Джон, – вы не станете возражать, если мы передадим поместье тому, кто сочтет за честь принять подарок от британской короны? Сэр Фрон де Беф вполне достоин этого. И тогда у вашего сына больше не будет возможности вторично навлечь на себя родительский гнев.

Седрик не успел ответить, как Фрон де Беф со смехом воскликнул:

– Ради этого ваше высочество даже может зачислить меня в саксы!

– Ну, сэр барон, – взорвался Седрик, задетый этими словами, – если б кому и вздумалось назвать тебя саксом, это была бы для тебя незаслуженная честь.

– Благородный Седрик прав, – поспешил успокоить гостя принц, – саксонская порода имеет первенство над нашей…

– Хотя бы тем, что саксы вечно бегут впереди норманнов, как олень, преследуемый собаками, – подхватил де Браси, позабыв во хмелю, что ему обещана саксонская супруга. – И не забывайте об их пламенной любви к горячительным напиткам!

– Довольно шуток, господа рыцари! – примирительно воскликнул Фиц-Урс, заметив, что гость начинает задыхаться от гнева.

Седрик оттолкнул его протянутую руку, налил себе полную чашу вина и произнес:

– Если на этом пиру кое-кому не по нраву саксы, я хочу выпить за норманна – первого среди храбрых. Здоровье короля Ричарда Львиное Сердце!

Принц Джон вздрогнул, машинально пригубил из своего кубка, а Седрик, осушив до дна свою чашу, гордо покинул пиршественную залу в сопровождении Ательстана и других гостей-саксов.

Вскоре в замке осталась лишь свита принца.

– Ну, – сказал, обращаясь к рыцарям аббат Эймер, – пошумели и довольно! Выпито немало, пора и на покой. Кто как хочет, а я отправляюсь домой…

– Вот вам результат ваших нелепых шуточек. – Принц Джон выглядел вконец расстроенным, когда аббат покинул зал. – Мы позвали сюда саксов, чтобы напоить как следует, одурачить и взять свое, а эти грубые мужланы не только выиграли турнир, но еще и с пира ушли победителями. И настоятель что-то учуял… Он первым отречется от меня и постарается увезти с собой Буагильбера… Начали разбегаться, крысы…

– Сейчас не время упреков, государь, – заметил Фиц-Урс. – Мы с де Браси немедленно отправляемся к нашим сторонникам, а заодно я переговорю с монахом и втолкую ему, что все мы слишком далеко зашли, чтобы идти на попятную. И впредь надо быть осторожнее.

– Ничего не выйдет! – Принц в возбуждении бросился к выходу из залы, визгливо призывая слуг. – Вокруг одни предатели и трусы!..

– Дай Бог, – шепнул Фиц-Урс на ухо де Браси, – чтобы небо вернуло ему мужество. Одно имя брата вызывает у него лихорадку. Не такое уж большое удовольствие быть советником человека, не знающего меры ни в хорошем, ни в дурном…

Ни один паук не затратил столько усилий на восстановление разорванной ветром паутины, как Вальдемар Фиц-Урс для того, чтобы собрать вместе всех участников заговора. Очень немногие, не имея личных выгод, были искренне привязаны к принцу. Благодаря неустанным стараниям будущего канцлера – а именно эту должность принц посулил Фиц-Урсу – сторонники Джона все-таки согласились собраться в Йорке, чтобы обсудить дальнейшие планы и как можно скорее возложить корону на голову принца. Все понимали, что необходимо действовать быстро и решительно, иначе схватка с Ричардом будет проиграна. Главным аргументом Фиц-Урса было то, что законный король Англии непременно отомстит тем, кто его предал. Даже если его брат Джон и уступает Ричарду в силе, уме и отваге, зато щедростью своей он превосходит многих правителей и никого из преданных ему сторонников не оставит без почестей и наград.

Поздним вечером Вальдемар Фиц-Урс возвратился в замок Ашби.

Направляясь с докладом к принцу Джону, в одном из залов он столкнулся с де Браси, которого едва узнал. Норманн сменил придворный наряд на простой зеленый камзол и опоясался коротким мечом. Из-за спины его выглядывал длинный боевой лук.

– Что за маскарад, сэр Морис? – с досадой спросил Фиц-Урс. – И почему это ты, вопреки приказу принца, не отправился вместе со мной? Я так тебя и не дождался.

– Не стоит напускать на себя канцлерскую важность, сэр Вальдемар, – невозмутимо ответил де Браси. – О принце мы думаем одно и то же. Он слишком слаб, чтобы стать настоящим королем, и вряд ли сможет долго усидеть на троне. Ты сам мне дал кое-что понять… К тому же ты куда лучший дипломат, чем я.

– Однако Джон пока еще у власти, – понизив голос, напомнил Фиц-Урс. – И при нем мы сможем возвыситься. Зачем тебе понадобился этот шутовской наряд? Уж не на охоту ли ты собрался, что совсем не ко времени?

– На охоту. А добычей послужит богатая невеста, – проговорил, усмехаясь, де Браси. – Саксонка и ее родня сегодня поутру отправляются домой – мне донесли мои лазутчики. Я решил вместе со своим отрядом напасть на них в пути и отбить красавицу…

– Да ты окончательно спятил, де Браси! – вскричал Вальдемар. – Разве сейчас время затевать междоусобную свару?

– Все проще простого. Дорога, по которой они поедут, мне известна, и завтра саксы наткнутся на засаду. Во всем обвинят лесных разбойников, которых в этих местах видимо-невидимо. И тут появляюсь я собственной персоной, разыгрываю благородного рыцаря и освобождаю леди Ровену из лап грязного мужичья. После этого придется упрятать ее в замке Фрон де Бефа, который все еще надеется на милостивые подачки принца, или в Нормандии, пока леди не смирится со своим положением и не станет законной супругой Мориса де Браси.

– План хоть куда! – насмешливо произнес Фиц-Урс. – Скажи мне откровенно, де Браси, кто тебе его подсказал?

– Все это придумал Бриан де Буагильбер, храмовник. Он же берется мне помочь во всем, что связано с похищением.

– Возможно, сэр рыцарь, вам и посчастливится отнять у саксов их красавицу, но никогда не поверю, чтобы тебе удалось вырвать ее из когтей Буагильбера. Могу поклясться: у храмовника совсем другие намерения. Надеюсь, ты выбросишь из головы эту глупейшую затею.

– Уверяю тебя, – надменно проговорил де Браси, – уже через день все будет кончено. И я вовремя явлюсь в Йорк… Прощай, любезный Фиц-Урс!

Глава 13

На ночлег Черный Рыцарь остановился в уединенной харчевне, где в подробностях узнал, чем закончился турнир в Ашби. Ранним утром он направился на север, избегая проезжих дорог и пробираясь путаными лесными тропами. Его конь, отдохнувший накануне, к сумеркам все же устал, и странствующий рыцарь достиг лишь западной границы Йоркшира. Нужно было снова позаботиться о ночлеге.

Место было пустынное; до сих пор Черный Рыцарь держал путь по солнцу, однако оно уже садилось за холмами, и ему оставалось только положиться на своего верного коня. В лесной чаще легко сбиться с дороги и вследствие этого проблуждать несколько дней. Всадник спрыгнул на пыльную траву и зашагал рядом с конем, держа его под уздцы. Как только животное перестало чувствовать седока, закованного в тяжелые боевые доспехи, оно сразу пошло бодрее, то и дело настороженно поводя ушами. Тропка, по которой рыцарь вел коня, свернула, и вскоре ему показалось, что где-то неподалеку слышится надтреснутый звон колокола, – должно быть, рядом находилась часовня или хижина отшельника.

Вскоре тропа стала шире; Черный Рыцарь снова прыгнул в седло и через несколько минут выехал на поляну, на противоположной стороне которой возвышался утес, оплетенный побегами плюща и корнями исполинских деревьев, многие из которых были изломаны ветрами. У подножия утеса приютилась хижина, сложенная из толстых нетесаных бревен; щели между ними были законопачены глиной и мохом. Очищенный от ветвей сосновый ствол с перекладиной был врыт в землю напротив двери, изображая грубый крест. Неподалеку находился камень с выдолбленным в нем углублением в форме чаши, куда из расселины утеса стекала прозрачная струйка воды. В двух шагах от камня рыцарь увидел развалины древней саксонской часовни с полуразрушенной кровлей и колокольней, на которой одиноко висел позеленевший от времени и непогоды бронзовый колокол. Эта мирная картина обещала отдых, потому что первейшей обязанностью отшельников, селившихся в лесах, было оказание гостеприимства заблудившимся путникам.

Спрыгнув с коня, Черный Рыцарь древком копья постучал в дверь хижины. Оттуда донесся низкий сипловатый голос:

– Иди мимо, кто бы ты ни был, не мешай слуге Господа молиться.

– Прошу тебя, достойный отец, если ты добрый христианин, отопри дверь! – произнес Черный Рыцарь. – Я бедный странник, заблудился в этих лесах, прояви ко мне милосердие.

– А я прошу тебя, упрямец, не отвлекать меня. Сделай милость!

– Ну так хоть укажи мне дорогу! – Рыцарь в досаде еще раз ударил в запертую дверь копьем.

– Брат мой, – голос отшельника приблизился и стал вкрадчивым, – дорогу отыскать нетрудно. Как выйдешь из лесу, минуешь болото и сразу наткнешься на реку. Ищи рядом брод и ступай по левому крутому берегу. Только будь осторожнее: тропинка ненадежная и вьется прямо над обрывом… Ступай скорее, меня ждет вечерняя молитва…

Его слова заглушили ворчание и лай собак, которые, очевидно, делили с монахом хижину. Рыцарь в бешенстве ударил в дверь ногой с такой силой, что стены хижины задрожали.

– Открывай немедленно, а не то я разнесу твою хибару, клянусь небом!

– Погоди, добрый странник, сейчас отопру сам. И впрямь уже темно, как ты пойдешь дальше? Но не думаю, чтобы тебе пришлось по вкусу мое убогое жилище… Хотя как знаешь… – При этих словах дверь распахнулась.

Перед рыцарем стоял не старый еще человек крепкого телосложения, облаченный в грубую сутану, подпоясанную соломенным жгутом, с накинутым на глаза капюшоном. В одной руке он держал пылающий факел, в другой – увесистую дубину. Два лохматых волкодава скалили клыки, однако, когда в свете факела сверкнули доспехи и золотые шпоры на сапогах путника, отшельник прикрикнул на псов и с извинениями впустил рыцаря в свое логово.

– Я на ночь запираюсь от разбойников и грабителей, что шатаются без дела по окрестностям, – пробормотал он, указывая нежданному гостю место за столом.

– Бедность твоей кельи, – сказал рыцарь, осматриваясь, – сама по себе служит достаточной защитой от разбойников.

И действительно, в хижине не было ничего, кроме постели из сухих листьев на полу, самодельного деревянного распятия, молитвенника, стола, грубо сколоченного из неструганых досок, и двух таких же скамеек.

Отшельник сунул факел в железную скобу на стене, и мужчины уселись за стол. Оба некоторое время молча приглядывались друг к другу.

– Благочестивый отец, – произнес наконец рыцарь, – если позволите прервать ваши молитвенные размышления, я задам всего два вопроса. Первый: куда мне поставить своего коня? И второй: смогу ли я провести здесь ночь, получив самую скромную пищу и постель?

– Конюшни у меня нет, сэр рыцарь, как вы уже убедились. Привяжите вашего коня под деревом и покройте своим плащом. Постель я вам уступлю, а ужин мы разделим пополам. – Отшельник, усмехнувшись, поставил на стол глиняную миску с пареным горохом.

Когда гость вернулся, поверх листьев на постели лежала охапка свежих побегов папоротника и рваная пестрая ветошь.

Путник учтиво поблагодарил монаха за любезность и снова опустился на скамью напротив отшельника. Намереваясь отведать угощение, он снял шлем, отложил в сторону латы и большую часть оружия, и перед хозяином хижины предстал статный воин с благородной осанкой, вьющимися белокурыми волосами, голубыми глазами, полными ума и живости, и прекрасно очерченным суровым ртом под темными усами. Монах, отвечая на этот знак доверия, тоже откинул на спину капюшон и обнажил круглую, как шар, крепкую голову. Его бритое загорелое темя было окружено, словно плетнем, венчиком жестких волос и походило на общинный загон для овец. Черты лица отшельника ничем не напоминали ни о монашеских обетах, ни об аскетической жизни. Больше того – это цветущее лицо с густыми черными бровями и тугими полными щеками, обросшими курчавой бородой, совершенно не соответствовало нищенской обстановке кельи.

Рыцарь, пряча в усах лукавую улыбку, проговорил:

– Святой отец, позволь грешному мирянину узнать твое имя.

– Можешь называть меня причетником из Компенхерста. Так меня прозвали в здешних краях… Ну а ты, незнакомый странник, не скажешь ли, как тебя величать?

– Видишь ли, добрый причетник, – гость протянул руку к гороху и отправил горсть в рот, – в здешних краях меня называют Черным Рыцарем… Неплохо бы запить родниковой водой твой скромный ужин, ты согласен?

– Да уж, – отшельник хитро прищурился, – сдается мне, монашеская пища, благородный рыцарь, скоро станет у тебя поперек горла. Ты, небось, привык к пирам и непомерной роскоши придворной жизни…

– Напротив, скорее к походной палатке и доброму коню.

– Знаешь, любезный сэр Черный Рыцарь, помнится мне, что один из лесников оставил тут кое-какие свои припасы. – Монах легко вскочил на ноги. – Я едва не позабыл о них…

Отшельник порылся в тайнике, и вскоре перед гостем уже стоял огромный мясной пирог, испеченный прямо в оловянном блюде. Рыцарь взял небольшой кусочек и не без удовольствия отведал.

– И как давно посетил тебя щедрый лесник? – улыбнувшись, осведомился он.

– Месяца два уж минуло…

– Чудеса творятся в твоей келье, отче, да и только; олень, послуживший начинкой этому пирогу, еще пару дней назад резвился в лесу… Мне довелось бывать в Палестине, и по тамошним обычаям хозяин, угощая гостя, должен обязательно разделить с ним трапезу. Чтоб никто не заподозрил, что в пище может оказаться яд. Не подумай, что я хочу обидеть благочестивого бедного отшельника. Я всего лишь предлагаю ему присоединиться ко мне.

– Мне придется прервать пост, – сказал монах, энергично придвинув к себе блюдо, – чтобы развеять твои подозрения, сэр рыцарь… Однако я совершенно позабыл о святой воде!

Не прошло и минуты, как из тайника появились оплетенная кожаными ремнями бутыль вина и два кубка из рога буйвола в серебряной оправе, которые отшельник тут же наполнил до краев.

– Благословясь! – воскликнул он, поднимая кубок. – Твое здоровье, Черный Рыцарь!

– И твое, добрый причетник! – Гость в два глотка осушил кубок и спросил: – Не пойму, с какой стати человек, подобный тебе, поселился в этой глуши, вместо того чтобы найти себе место в королевских лесах? Занимался ли ты когда-нибудь охотой? Там ведь и олени, и мелкая дичь поупитаннее. Зачем тебе чьи-то подачки?

– Ты говоришь опасные слова, странник. Не произноси их больше. Я служу Богу и королю и за мелкое воровство или пару подбитых зайцев не хочу сидеть в темнице. А если уж ты такой смельчак, я могу доказать тебе, что не только рыцари умеют владеть оружием. – Отшельник нахмурился.

– Ты можешь выбрать любое из того, что есть у меня, монах, – усмехнувшись, ответил гость.

– А что сэр благородный рыцарь скажет об этом? – Отшельник быстро отпер незаметную снаружи дверь чулана и предъявил два палаша и два щита.

Черный Рыцарь вдруг заметил среди оружия арфу.

– Брат причетник! – воскликнул он. – Не в моих правилах совать нос в чужие дела. У тебя в чулане есть кое-что поинтереснее. – Он указал на арфу. – Этим оружием я бы сразился с тобой гораздо охотнее.

– Что ж, повеселимся! – Монах взял в руки арфу и провел по струнам. – Наполни кубки, понадобится немало времени, чтобы настроить это старое оружие. Ничто так не освежает голос и слух, как глоток доброго старого вина!

– Здесь недостает одной струны, святой отец, да и остальные, думаю, будут не особенно в ладах с твоими мозолистыми пальцами, – улыбнувшись, сказал рыцарь.

– Ага! Ты заметил это? – живо откликнулся пустынник. – Стало быть, ты знаток в музыке. Всему виной невоздержанность, запомни это, сын мой… Я говорил своему давнему гостю, менестрелю, что он погубит арфу, если дотронется до нее после седьмого кубка, однако он меня не послушал… Вот, возьми, и раз уж ты такой знаток, приведи ее в порядок… А затем развей мое одиночество, благородный рыцарь, спой что-нибудь!

– Ну, раз ты просишь, – согласился гость, – я попробую потешить тебя балладой одного сакса, которого я знавал в Святой земле.

«Из Палестины прибыл он, военной славой осенен», – начал рыцарь несильным, хрипловатым, но хорошо поставленным голосом, а когда закончил пение, отшельник смахнул невольную слезу и отхлебнул вина.

– Песня хороша и спета недурно, – похвалил он. – Но я думаю, сэр рыцарь, что мои земляки-саксы так долго путались с норманнами, что и сами стали сочинять такие заунывные песенки, от которых только в голове шумит.

Рыцарь, ухмыльнувшись, покосился на полупустую бутыль и протянул хозяину инструмент. Причетник из Компенхерста не заставил себя долго упрашивать и взревел, да так, что с потолка хижины посыпалась труха:

 
…Всегда он обедает славно в гостях,
Почетнейший гость, босоногий монах.
За ужином пьет он отменнейший эль,
И мягкую стелют монаху постель;
Хозяина выгонят вон впопыхах,
И сладко храпит босоногий монах.
Да здравствует бедность одежды моей,
Власть Римского Папы и вера в чертей!
Рвать розы, не думать совсем о шипах
Могу только я, босоногий монах…
 

Отшельник лихо ударил по струнам и умолк.

– Теперь твой черед, – сказал он рыцарю.

Немало было спето старинных саксонских и норманнских баллад, веселых и грустных, как вдруг дверь хижины застонала под ударами крепких кулаков…