Текст книги "Неразрывность. Хроника двух перерождений"

Кроме моего любопытства… И отчаяния.

Я подошла к нему. Он вежливо улыбнулся.

– Привет. Странный у тебя костюм для прогулки в парке, – я окинула его взглядом.

– Здравствуй. Я не говорил, что зову тебя погулять в парке. Мы едем в «Высоту».

– Что? – я опешила. – Но тогда придётся заехать ко мне домой, не могу же я ехать в ресторан в джинсах…

Я растерялась. «Высота» – так назывался ресторан на последнем этаже самой шикарной гостиницы в городе, откуда открывался потрясающий вид на окрестности и куда точно было не принято приходить в старых дырявых кедах.

– Нет, в прошлый раз, когда у нас была возможность пообщаться, тебя одевала подруга. Я был разочарован её вкусом. Сегодня я настаиваю на том туалете, что ожидает тебя на заднем сидении машины.

Я вспыхнула. Как он смеет такое заявлять? Я гневно вобрала в лёгкие воздух для решительного отказа, но он не дал мне ничего сказать.

– Не сердись, я просто делаю всё, чтобы сегодня было так, как хочется мне. А мне хочется, чтобы тебе понравился этот вечер. И тебе он понравится, доверься мне, – он распахнул передо мной дверь чёрной машины с тонированными окнами.

Я забралась в салон. На сидении лежало простое изумрудное платье ниже колена, чёрные туфли на каблучке, пиджак с шалевым воротником, маленькая сумочка и длинная блестящая шпилька.

Все вещи были настолько бесхитростны, что мне показалось, что я буду выглядеть в них простушкой. Но, в конце концов, надеть их на себя – невысокая цена за ужин в одном из самых дорогих ресторанов города.

Я переоделась и заколола волосы на затылке. Когда я раскрыла сумочку, чтобы сунуть в неё телефон, оттуда на сиденье посыпались крошечный флакон духов, тонкая цепочка с подвеской, тушь, помада и маленькое зеркальце. Надо же, а я думала, она пуста. Помада оказалась тёмно-красной, почти чёрной. Я постаралась накраситься настолько аккуратно, насколько позволял полумрак в машине и размер зеркала. Запах духов был душен и тяжёл, но неожиданно приятен. В последнюю очередь я застегнула на шее цепочку и снова придирчиво взглянула на своё отражение. Сделал из меня дешёвую женщину-вамп, но если ему так хочется…

– Я готова, – сказала я, приоткрыв окно.

– Хорошо, – ответил Андрей и, сев за руль, посмотрел в зеркало заднего вида. Он пристально рассмотрел меня, и глаза его потеплели.

– Хорошо?

– Очень хорошо, – ответил он и завёл машину.

Мы ехали вдоль улиц, на которых уже зажигались фонари. Закат догорал, сумерки постепенно брали своё, и воздух становился гуще, темнее и холоднее с каждой минутой.

Я сидела и наблюдала за прохожими, заглядывала в окна квартир и машин, любовалась огнями. Я чувствовала липкость помады на губах, шаткость каблуков и прохладу тонкого пиджака на плечах. Сразу захотелось выпрямить спину, томно прикрыть глаза и начать соответствовать навязанному образу роковой женщины. Я не стала сопротивляться своим желаниям. Пусть сегодня будет всё так, как он хочет.

* * *

Заказанный Андреем столик находился возле огромного панорамного окна. Закат с такой высоты казался ещё ярче и заливал город и белые скатерти чувственно-красным. Фужеры отбрасывали длинные тени с радугами по краям. Салфетки казались вырубленными из мрамора. Шикарный вид!

Официант вежливо отодвинул стул, приглашая меня к столу. Я неловко кивнула, села, расправила салфетку на коленях. Официант подал меню Андрею, и, пока он делал заказ, я огляделась вокруг.

Когда я представляла себе подобное место, мне всегда казалось, что за столиками должны сидеть женщины в вечерних туалетах и мужчины в строгих костюмах. На деле половину гостей составляли туристы, попивающие кофе и наслаждающиеся великолепным видом города. Меня это удивило.

Я перевела взгляд на окно. Весь исторический центр города был как на ладони. Белые стены кремля вились тоненькой шёлковой лентой в кудрявой листве. Золотые купола церквей ловили последние солнечные лучи. Старинные здания сливались в угольники кварталов. Река накрывалась на ночь туманом.

– Красиво, очень, – вздохнула я.

– Что именно? – с интересом спросил Андрей.

– Вид. Никогда не думала, что набережная так близко к нашему кафе. А ведь в обход вокруг старых пятиэтажек раза в четыре дольше.

– Не знаю, не люблю, когда картинка мельчит. Огромные, мощные здания – и тут девальвируются до спичечных коробков. У каждого дома своя история, в каждом живут неповторимые люди. А отсюда всё теряет смысл. Просто одна огромная муравьиная ферма.

– Зачем ты тогда привёл меня именно сюда? Поехали бы куда-нибудь в другое место, можно было просто в парке погулять…

– Можно было. Но я хотел тебя увидеть именно здесь и именно такой. Тебе самой нравится наряд, который я выбрал для тебя?

– Честно? Если по моему вкусу, то простовато. Мне кажется, я выгляжу как бизнес-леди, заскочившая на кофе в булочную во время ланча, а не как женщина, ужинающая в ресторане.

– Серьёзно? По-твоему, так выглядят бизнес-леди? – он ласково улыбнулся. Однако в глазах его промелькнуло что-то неприятное.

– Ну да, пиджак и платье ниже колена. Куда скромнее-то?

Он мягко засмеялся.

– А что бы ты изменила по своему вкусу? – он внимательно и пристально посмотрел на меня.

– Ну, во-первых, вечернее платье должно быть в пол. Во-вторых, я добавила бы пайеток на груди. Нет, в идеале, всё платье расшить пайетками. И, наверное, убрала бы пиджак. Вот так.

– Ясно, – он отвёл глаза и посмотрел в зал. – Что-то долго еду несут. Они там все заснули, что ли?

– Ну здесь, наверное, готовят с нуля, – я подумала, что гораздо тяжелее работать и официантам, и поварам, когда нет заготовок и приходится порционно готовить прямо по факту заказа. Официанты обслуживают больше столиков, дольше простаивают, надо больше помнить, улыбаться, спрашивать, успокаивать посетителей, в то время пока повара с дикой скоростью шинкуют очередной кулинарный шедевр.

– Это не повод заставлять так долго ждать. Здесь сегодня народу всего ничего, можно и побыстрее.

– Знаешь, им здесь работать намного тяжелее, чем нам в нашей забегаловке, – вздохнула я.

– С чего ты взяла? – Андрей удивлённо посмотрел на меня.

– Представляю себе их работу. Видишь нашего парня? Он отвечает ещё за дальний столик, два справа, вон тот, у окна и ещё в нише, тот, который большой. За дальним сидят, кажется, иностранцы. И он с ними не на пальцах объясняется! Мне его очень жалко, если честно. Наверное, выматывается до потери пульса каждый день.

Андрей внимательно посмотрел на парня.

– Думаю, если бы он хорошо знал язык, ему бы не пришлось работать здесь.

– Здесь сравнительно неплохо. Приличное место. Работать тяжело, но и платят, скорее всего, соответствующе.

– Тебе здесь нравится?

– Да, очень даже… Красиво тут. Люблю такую обстановку: везде стекло, металл, драпировки, чистые цвета… Как будто находишься в огромном мыльном пузыре.

Андрей засмеялся.

– Зачем же тебе тогда платье с блёстками?

– Должна же я быть похожей на фею в этом мыльном царстве, – улыбнулась я.

Официант принёс нам заказ. На тарелке передо мной возникла истекающая соком отбивная. Я чуть не подавилась слюной. Бокалы наполнились красным вином. Я продегустировала напиток. Терпкий, чуть сладковатый, он навевал мысли о спокойствии и надёжности, которые дают большие деньги. Дешёвое вино пахло для меня пьяным забытьем и похмельем.

– А на кого, по-твоему, ты похожа сейчас? – Андрей всё ещё ухмылялся, с аппетитом приступая к своей отбивной.

Я вздохнула, расслабилась и подумала, что смысла стараться понравиться нет. Сегодня исключительный случай. Маленькая сказка, которая никогда не повторится.

– На хвойное мыло.

Андрей удивлённо вскинул брови.

– Почему это?

– Идеально вписываюсь в интерьер.

– А хотелось бы сильно выделяться? – Андрей с неприличным аппетитом уминал отбивную, даже глаз от тарелки не поднял.

– Конечно! Любой женщине хочется притягивать мужские взгляды.

– А ты думаешь, что сейчас ты их не притягиваешь? – он посмотрел на меня исподлобья.

– Если и притягиваю, то явно не слишком много.

– А ты никогда не думала о качестве тех взглядов, которые притягивает женщина?

– В смысле?

– В том смысле, что платье с блёстками привлекло бы больше внимания, не спорю. Только нужно оно тебе, если девять из десяти мужчин, которые обратили бы на тебя внимание, захотят только это платье с тебя снять, и ничего больше?

– Зачем его снимать, я и в нём неплохо смотрюсь! Ерунда какая-то…

– Не совсем. Платье с блёстками в обыкновенном ресторане выглядит несколько вызывающе. Если женщина столь навязчиво привлекает к себе внимание, то на её провокации будут вестись только те, кому наплевать, что у неё в голове, и очень интересно, что под платьем.

– Предположим. Но у женщины будет выбор.

– Выбор между бабником и дураком? – расправившись с отбивной, он откинулся на спинку стула и отпил из бокала.

– Предлагаешь превратиться в серую мышку и заинтересовывать своим богатым внутренним миром? Самому-то не смешно?

– Предлагаю брезгливее относиться к тем взглядам, которые на тебя бросают.

– Тебе-то какая разница?

– Мне? В общем, никакая. Но неужели у тебя никогда не было ощущения, что тебя жизнь сводит с очень похожими друг на друга людьми?

Я открыла рот, чтобы решительно отмести его доводы… И тут же закрыла. Да, у меня было такое ощущение. Но признаться в этом…

Он понял всё и без моего подтверждения.

– Ну вот. Теперь сама решай, что с этим делать, – он с довольным видом повернулся к окну и начал лениво потягивать вино.

Я сидела, задумавшись. Ощущение нежданного праздника исчезло. Я разозлилась. И самое главное, кто мне всё это говорит? Тот, кто отвешивал комплимент за комплиментом – и кому? Аньке! Я не знала никого, кто одевался бы более откровенно. Лицемер! Сволочь! Но… Я чувствовала себя липкой и грязной, как будто вспотела собственной неразборчивостью.

– Мне нравится отсюда смотреть на небо. Оно просто огромное. Земля пропадает где-то внизу. Смотришь на него – и всё теряет смысл, – наконец он прервал молчание, отвернувшись от захлёбывающегося ночной темнотой неба.

– Разве только что тебе это было не неприятно? – удивилась я его непоследовательности.

– В первом случае нет смысла что-либо делать, во втором – о чём-либо волноваться. Разные вещи всё-таки.

– Мне кажется, нельзя что-то делать, не волнуясь о результате, если, конечно, делаешь всерьёз.

– Что значит «делать всерьёз»? – он насмешливо взглянул на меня.

Я немного смешалась.

– Ну, например, если ты что-то делаешь за деньги. Тебе же за это платят, как-никак.

– А если тебе не платят, то делать что-либо, выходит, смысла нет? Нет смысла петь, если не на эстраде, нет смысла бегать, если не профессионально, нет смысла ходить в кино, если ты не критик, так, что ли?

– Нет, не так. Ты всё перевираешь. Я говорю, что в случае, если тебе за какую-либо деятельность не платят деньги, ей заниматься вовсе не обязательно.

– Ты путаешь колбасу с яичницей. Платят не за деятельность, а за результат.

– Серьёзно? Вот я официантка. За какой результат мне платят? За сытость посетителей?

– Нет. Сытость посетителей – это то, за что посетители платят. Одно из составляющих. Они платят целому ресторану. Тебе конкретно платят за доставку еды в необходимом виде на стол и за то, чтобы посетители могли расплатиться и расплачивались.

Я вспыхнула. Да, у меня не очень высокоинтеллектуальная работа. Но целый день на ногах мало кто выдержит, это действительно тяжело.

– Ты меня позвал, чтобы унижать?

– Почему? Я тебя не унижаю, я говорю правду.

– Да, только по твоей правде выходит, что работа официанта тупая, лёгкая и бессмысленная! По твоей правде выходит, что достойны хорошего отношения только монашки и серые мыши! А это тяжело – стоять навытяжку целый день, терпеть хамство, ловить тех, кто не заплатил! Это тяжело – жить в одиночестве, когда никто на белом свете о тебе не позаботится. Это паршиво – так жить!

– А я что, спорю? Только всё это выбрала ты для себя сама.

Я задохнулась от возмущения.

– По-твоему выходит, что такое дерьмо можно для себя выбрать? По-твоему, можно хотеть издыхать от тоски и усталости каждый день? По-твоему, можно получать удовольствие от безысходности?!

– Да, если тебе это выгодно.

На скатерть упал бокал, залив белую ткань красным вином. Я уже почти ничего не видела от навернувшихся на глаза слёз.

– Спасибо за хороший вечер… Да, очень хорошенький вечер… – сказала я, нервно комкая в руках салфетку. – Я пойду, хватит с меня впечатлений на сегодня. Приятного вечера. Такого же приятного, каким он оказался для меня!

Я, едва не запутавшись в длинной скатерти, выскочила из-за стола. Непривычная обувь подвела меня, и правая нога подкосилась. Я едва удержала равновесие и, вконец утратив самообладание, расплакалась.

Уже в лифте, размазывая по лицу потёкшую тушь и помаду, я подумала, что похожа на полную идиотку. С чего я решила, что всё это закончится хорошо? Очередной псих, которому пришло в голову, что можно самоутверждаться за чужой счёт, пригласил тебя в ресторан. Неужели ты надеялась на что-то другое? На приятное времяпрепровождение, заинтересованность, да просто интересный разговор, наконец? У всех нормальных людей есть с кем поговорить вечером. И только психи приглашают незнакомок в рестораны. И от этих встреч хорошего ждать не приходится. Привыкни к этому наконец и никогда, слышишь ты, никогда не ведись на эти уловки!

Я вышла из здания и вдохнула полной грудью свежий воздух. Он отрезвлял и успокаивал. После нескольких глубоких входов слёзы высохли, сердце перестало обиженно частить, и глаза начали слипаться. Я стрельнула сигарету у охранника и закурила. Надо было как-то добираться домой. Уныло вспомнив, что забыла деньги в джинсах, решила поехать на метро. Если, конечно, удастся проскочить за кем-нибудь или уговорить меня пропустить. Иначе меня ждал путь пешком на другой конец города.

В несколько глубоких затяжек я закончила сигарету и побрела к подземному переходу. Туфли так и норовили свернуть мне ноги. Тело казалось тяжёлым, но тяжесть была скорее приятная, хотелось себя положить на мягкие подушки и накрыть одеялом. И гладить, гладить по голове, успокаивая, убаюкивая, утешая…

– Саша! – мужской голос разорвал ночную тишину.

Я обернулась. Ко мне бежал Андрей. Переходя дорогу, он едва успел увернуться от случайного автомобиля. Водитель возмущённо загудел. Андрей махнул ему рукой и побежал дальше.

– Подожди, пожалуйста, я хочу извиниться, – сказал он, догнав меня и слегка задыхаясь.

– Просто отвали от меня, слышишь? Хватит с меня на сегодня… тебя! – я хотела убежать, исчезнуть, испариться, только бы не видеть этого человека. Он унизил меня, смешал с грязью, доказал, что моя жизнь не стоит и ломаного гроша. И слишком уж правдиво всё это звучало из его уст, поэтому я видеть его не могла.

– Саша, поверь, я не хотел тебя обижать! Правда!

– Отчего же не поверить! Верю! Только мне от этого не легче, – я развернулась и пошла к переходу. Ноги подкашивались и дрожали от напряжения.

– Пожалуйста, подожди! – он схватил меня за руку. Я рванулась, но вырваться не смогла. – Прости меня, пожалуйста. Позволь тебя подвезти.

– Я не хочу терпеть твоё общество! Поэтому я поеду на метро.

– Позволь мне тебя проводить. Я не буду тебе мешать, честное слово, будем ехать в разных вагонах. Просто я хочу, чтобы ты доехала до дома в безопасности.

– Какое тебе дело до моей безопасности? Да и кто тебе сказал, что я нуждаюсь в твоей опеке?

– Не ты нуждаешься в этом, а я. Хочу спать спокойно. Пожалуйста, позволь мне просто пойти за тобой.

– Вот этого как раз и не надо. Хочешь провожать – иди впереди. Ты знаешь, где я живу. И отцепись от меня, в конце концов, – я со всей силы дернула руку и потеряла равновесие, так как Андрей уже разжал ладонь. Мне пришлось сделать пару заплетающихся шагов, чтобы не упасть.

– Договорились, – ответил он без улыбки.

Я пошла за ним к переходу, и мы спустились в метро. Андрей не оборачивался, просто шёл, как будто его не волновало, иду ли я за ним или нет. В кассе он купил два билета по одной поездке, один из которых оставил на турникете, через который проходил. Я прошла сразу следом за ним, но увидела только его затылок, медленно скрывшийся над верхней ступенью эскалатора. Станция была практически пуста. В это время поезда ходили редко, но нам повезло – долго ждать не пришлось. Мы зашли в почти пустой вагон метро и сели по разные стороны от двери. Я следила за ним боковым зрением: он ни разу не посмотрел на меня. А я, в свою очередь, изо всех сил старалась не смотреть на него. Приходилось шарить глазами по стенам, рассматривать рекламы, следить за своим отражением (и, конечно, за его тоже), выражать лицом презрительное высокомерие. И беситься, как школьнице, от того, что все мои усилия бесполезны.

Когда осталось проехать одну станцию, он встал. Моё сердце ёкнуло. Я состроила совсем недружелюбную гримасу. Но он просто подошёл к дверям и встал, уставившись в темноту тоннеля.

Когда мы подъехали к моей станции, меня опалило разочарование. Он сделает ровно столько, сколько обещал. Просто проводит.

Вдруг мысль о холодной одинокой постели стала так притягательна. Ноги мечтали об освобождении, как и чересчур крепко затянутые волосы. Двери распахнулись, и холодный воздух станции повеял сном.

Андрей вышел и, обернувшись через плечо, кинул на меня вопросительный взгляд. Я кивнула влево. Он пошёл к выходу, не оборачиваясь, и я безвольно потащилась за ним. Электрический свет и нечеловеческая усталость придавали происходящему ощущение нереальности.

Поднявшись по эскалатору, мы прошли сквозь стеклянные подпружиненные двери. В переходе, несмотря на поздний час, темнели силуэты прохожих, и звук виолончели, на которой играл невзрачного вида музыкант, заглушал шум транспорта. Андрей снова остановился и кинул взгляд на меня. Я кивнула направо.

Андрей пошёл по переходу, но, поравнявшись с музыкантом, остановился. Я замерла за его плечом. Сначала я подумала, что это очень похоже на уловку: усыпить бдительность, пропустить меня вперёд и… И что? Какую гадость он мог мне сделать?

Я улыбнулась про себя. Никакой, какую я не могла бы обеспечить себе сама.

Мелодия была нежна и напоминала о чём-то очень важном, но давно забытом. Как колыбельная, которую пела мама. Но нет, я готова была поспорить, что никогда раньше не слышала этого произведения. Но стоило мне закрыть глаза – и я увидела поздний вечер, синее небо, которое становится всё гуще и темнее с каждой минутой, редкие звёзды, тускло зажигающиеся на небосклоне, потому что свет большого города всё равно сильнее. Яркий квадрат окна гаснет, и над колыбелью в полутьме вырисовывается женский профиль. Мягкая прядь волос падает на лоб. Из колыбели раздаётся сердитое пыхтение, и маленькие пухлые ручки хватаются за всё, что попадётся. Тонкая женская рука гладит пушистую макушку, и раздаётся этот вибрирующий голос. Голос матери. Голос виолончели.

Андрей наклонился к футляру, кинул туда крупную купюру и что-то сказал музыканту. Тот остановился. Видение исчезло. Я снова стояла в облицованном мрамором подземном переходе.

Виолончелист поднял смычок и провёл по струнам. Андрей повернулся ко мне. Мы так не договаривались.

– Я хочу пригласить вас на танец, – сказал он и протянул мне руку.

Мне показалось, что я снова брежу.

– Что? – переспросила я.

– Я хочу пригласить вас на танец, – повторил он. – Обстоятельства нашей встречи, да и последующее знакомство, оказались не слишком удачными. Но меня манит ваше общество. Дайте, пожалуйста, ещё один шанс доказать вам, что я не настолько отвратителен, насколько отвратительным с вами я показался себе самому.

– Ты сам-то понял, что сказал? – перемена отношения оказалась настолько резкой, что это выбило меня из колеи.

– Разумеется, понял. Думаю, не стоит портить столь многообещающий момент сомнениями в моих интеллектуальных способностях. Просто протяните руку, сударыня.

Я, опешив, протянула руку. Он взял меня за кисть и нежно притянул к себе. Ласково взял за талию.

– Сделай шаг назад правой ногой.

Я шагнула. Меня подхватили его руки. И мир закружился вокруг. Его мастерство скрадывало мою неуверенность. Я чувствовала, что при каждом шаге касаюсь его ботинок носками туфель, испугалась, что он отдавит мне ноги, но ничего не происходило, и я перестала думать об этом. Мир размазывался вокруг безумием яркого электрического света и взрывался пассажами виолончели. Но всё было неважно, кроме его серых, бесстрастных, чуть насмешливых и настороженных глаз. Я глядела в них снизу вверх и любила их без оглядки. За кружение мира вокруг, за лёгкость собственного тела, за ничем необъяснимое чувство счастья.

Да, впрочем, почти безвозмездно.

Эта сказка длилась не больше двух минут. Материальный мир бесцеремонно ворвался в танец, заставив лопнуть мыльный пузырь иллюзий: туфли совсем нестерпимо сжали ноги, в боку закололо, голова закружилась. Я испугалась, что споткнусь, не удержу равновесие и упаду на заплёванный пол, потянув партнёра за собой.

Выбрав из двух зол меньшее, я попросила Андрея остановиться. Он замер и встревоженно посмотрел мне в глаза.

– Тебе нехорошо?

– Да нет, всё нормально, просто голова закружилась. Пойдём домой? Я сегодня очень устала…

– Да, конечно, – он кивнул музыканту, и мы вместе начали подниматься в ночь. – Надеюсь, теперь вы позволите мне с вами познакомиться?

– Конечно позволю. Знакомьтесь.

– Андрей. Я ваш недавний поклонник.

– Александра, – я протянула руку для рукопожатия.

Он медленно поднёс мою руку к губам, глядя на меня исподлобья серыми бесстрастными и насмешливыми глазами.

– Приятно познакомиться. Очень.

Позёр.

Но до чего же приятно красоваться под этим внимательным взглядом.

– Можно проводить вас до дома? Я развлеку вас изысканной беседой о погоде, созвездиях ночного неба и любви, – он предложил мне свой локоть.

– Почему же вы назвали столь определённый набор? Возможно, наша изысканная беседа плавно потечёт в направлении… хм… например, финансовых пирамид? – я приняла его руку и зашагала вместе с ним по освещённому фонарями асфальту.

– Вы знаете что-то интересное о финансовых пирамидах?

– Если быть честной, я о них не знаю вообще ничего.

– Я, если быть честным, тоже. А о погоде я знаю очень много: что сегодня, например, она на редкость хороша. О созвездиях тоже: прямо за вами находится Большая Медведица, – я подняла голову, вглядываясь в осеннее небо. – О любви я знаю вообще всё.

– Хорошо. Тогда расскажите мне про любовь то, чего не знаю я…

– Знаете ли вы о том, что разговор про любовь – это то, чем проще всего заинтересовать женщину?

Я засмеялась.

– Догадывалась, но не знала наверняка. Впрочем, с этим можно поспорить. А о чём нужно разговаривать с мужчиной, чтобы его заинтересовать?

– О женщине.

– Не думала, что пустые сплетни так интересны мужчинам.

– Нет, я ответил недостаточно точно. О его любимой женщине.

Я тяжело вздохнула и подумала, что хотела бы быть для кого-то любимой, чтобы кто-то говорил обо мне прямо сейчас.

– Тебе не кажется, что всё это – пустая болтовня?

Его локоть едва заметно дёрнулся. Я всё так же не отводила глаза от ночного неба.

– Ты меня раскусила, – усмехнулся он. – Но изысканные беседы, по моему наблюдению, всегда пустая болтовня.

– Тогда какой в них прок? – небо засасывало меня в свои глубины, делая всё вокруг мелким и бессмысленным.

– Это как фантик для конфеты. Шуршит, привлекает, защищает суть от грязи. Бывают, конечно, конфеты на развес, но их отпускают дешевле. Негигиенично и некрасиво, – он помолчал. – Про погоду была шутка, но из созвездий я знаю не только Большую Медведицу.

– Ещё и Малую?

– Да, Малая мне знакома, и ещё пара десятков других созвездий тоже.

– Серьёзно? А показать можешь?

– Могу. Правда, видно будет плохо, мы же в городе. У тебя хорошее зрение?

– Не жаловалась никогда.

– Тогда смотри, – он обернулся. – Видишь в просвете деревьев Большую Медведицу? Чуть выше и левее – Малая Медведица.

– Не вижу.

– Если Большая Медведица – ковш почти в горизонтальном положении, то Малая – ковш, отражённый и опрокинутый направо. Конец ручки – вон та яркая звезда, которая прямо посередине неба. Видишь?

– Да! Как здорово! Но разглядеть сложно.

– Мы в городе, свет мешает. Между ними ползёт Дракон, его хвост лежит между ними, даже не старайся, не разглядишь. Он обнимает Малую Медведицу слева, вот та тусклая звёздочка – это его брюхо, дальше он резко изгибается (опять можешь расслабиться и не напрягать глаза, хотя можно увидеть две звезды его шеи) и заканчивается правее вон той яркой звезды. Видишь две тусклых звёздочки?

– Да.

– Это его голова. Он когда-то охранял яблоню с золотыми яблоками. И его убил Геракл, чтобы завладеть этими яблоками. И Гера сжалилась над ним, превратила его в созвездие, но теперь он обречён вечно извиваться вокруг Полярной звезды, как некогда извивался вокруг яблони. Геракл, кстати, тоже тут. За то, что он убил дракона ядовитыми стрелами через ограду, не дав ему поединка, боги поместили его у самой головы дракона. Видишь, вон те звёзды похожи на поднятый меч? Теперь всю ночь они ведут сражение, и ни один не может победить.

– С ума сойти…

– Да… А над Малой Медведицей находятся созвездия Цефея и Кассиопеи. Пятиугольник и зигзаг, вон они, прямо над головой. Он был правителем Эфиопии, она была его женой. Она похвалялась, что её дочь, Андромеда, прекраснее морских нимф. За это на их город боги наслали чудовище, гнев которого можно было укротить только принеся в жертву Андромеду. Жители города принудили Цефея приковать свою дочь к скале на растерзание чудовищу. Её спас Персей. Они тоже были превращены в созвездия. Они расположились чуть ниже созвездия Кассиопеи, которую в наказание за гордыню боги поместили на небо вниз головой.

– А где же зодиакальные созвездия?

– Рядом с Персеем – Телец и Овен, рядом с Андромедой – Рыбы. Ещё сегодня видны Водолей и Близнецы. Вообще зодиакальный круг, круг, который проходит Солнце, Луна и планеты, идёт как-то так, – Андрей сделал широкий взмах рукой, очертив полукруг от горизонта до горизонта.

– Водолей? Покажи! Я родилась под этим созвездием…

– Видишь, почти у горизонта над крышей вон того дома две яркие звезды? А рядом, чуть тусклее, маленькая рогатка из четырёх звёзд? Это его кувшин. Ещё древние шумеры верили, что это олицетворение бога, который льёт на землю живительные дожди.

– Какая же красота, – я вздохнула полной грудью. – Даже уходить не хочется, но я так устала…

– Да, действительно, пора идти.

И мы молча пошли к моему дому. Говорить не хотелось, и каждый молчал о своём.

Мы подошли к подъезду. Он остановился и повернулся ко мне.

– Прости меня ещё раз за резкие слова. Если ты позволишь продолжить наше знакомство, я постараюсь больше не допускать такого.

– Да ничего. Ты прав на самом-то деле. Просто нелегко это осознавать. Может быть… Может, зайдёшь на чашку чая перед обратной дорогой?

– Нет, спасибо. Ты и правда выглядишь уставшей. Не хочу заставлять тебя сегодня ухаживать за мной. Даже если это чашка чая.

Я неожиданно для себя почувствовала облегчение. С удивлением я поняла, что мне не хотелось, чтобы он согласился. Он взял мою руку, поднёс к губам.

– Спокойной ночи.

– Спасибо тебе, – чуть невпопад ответила я.

Я зашла в квартиру и, не зажигая свет, разулась. При опоре на всю стопу ноги отозвались ноющей болью. Я разделась в темноте, вытащила из волос шпильку. Непривычный аромат окутал меня, одурманивая притуплённые усталостью чувства. Наглотавшись холодного молока из холодильника, я забралась под тёплое одеяло.

Мне было уютно, тепло и хорошо. Я закрыла глаза. Под окнами дома проехал автомобиль. Звук мотора ещё не успел окончательно затихнуть вдалеке, когда крыша дома невесомо сдвинулась набок и беззвучно упала на землю. Теперь я могла видеть, как надо мной в темноте проплывали звери и герои. Они шевелились и шептали мне что-то очень важное, они говорили всё громче и громче, кричали, перебивали друг друга, они начали жить своей жизнью, смеялись и плакали, ссорились и тут же мирились, убивали друг друга и моментально воскресали, любили друг друга и через мгновение забывались сном. Всё это происходило так шумно, ярко и быстро, что у меня не получалось ничего разобрать, но выглядело это завораживающе. И вдали, на горизонте, яркой звездой светил человек, который познакомил меня с ними.