Текст книги "Василика Даль: Возрождение"

Глава 9: Я люблю тебя, но я хочу свернуть тебе шею!

Уснув днем за пару с Тимуром, я проснулась глубокой ночью, к сожалению не отдохнувшая. Нет, организм пришел в норму, но ожидаемого облегчения не последовало.

Я просто проснулась, как это часто бывало в обычные ночи, и смиренно лежала, уставившись в потолок, неосознанно выводя пальцами рисунок на простынях. Ничего необычного не было в моем пробуждении, только иногда брошенные взгляды на мирно спящего Тимура разбавляли мои «ночные будни» и мысли, что сопутствовали этим взглядам.

Раны Тима не были серьезными. Вся опасность ситуации заключалась в потере крови, от чего даже магия не всегда спасет, и я очень надеюсь, что ему станет лучше.

Устав лежать неподвижно и поняв, что я просто тяну время, а не отдыхаю, встала и не спеша сложила кресло. Убрала обратно в шкаф постельное белье и оставила сверху записку, что им уже пользовались. Сев за стол с телефоном, я просмотрела электронную почту, входящие сообщения и убедилась, что нет пропущенных звонков. Все было тихо. Алина написала, что они приехали и позже она со мной свяжется.

– Хорошо, – коротко ответила я, отправив ей небольшое сообщение о том, что буду ждать. – Теперь правда было бы неплохо позавтракать, – у меня с детства странная привычка разговаривать вслух. Маму это иногда раздражало, а отчима пугала.

С горем пополам я нашла в этой квартирке электрический чайник, запрятанный глубоко в кухонных шкафах, заварник, который был рядом с чайником, и саму заварку. Включив чайник, я пошла исследовать холодильник, есть хотелось адски. Вчера кроме круассана я ничего больше не ела, у Матвея тоже поесть не вышло, слишком нервничала.

Мне повезло, в холодильнике я нашла семь яиц и два помидора, из чего я сделала вывод, что надолго эту квартиру не покинули, и надеюсь, мне простят эти яйца с помидорами.

Разогрев сковороду, я налила немного растительного масла и через пару минут разбила туда все яйца, что нашла. Посолив их, я накрыла сковороду крышкой и начала нарезать тонкими ломтиками помидоры. Чайник закипел, и засыпав заварку в специальный чайник, я вернулась к яичнице, которая была уже готова, и пока готовилась заварка, я переложила яйца в тарелки и украсив их ломтиками свежих помидоров, поставила на стол. Взяв две чашки в одну руку, свободной взяла чайник и пошла к столу, стараясь не трясти рукой, чтобы не облиться.

«Вася!», – внезапно закричала на меня Алина. Не ожидая так скоро ее услышать, я испугалась крика, и вздрогнула. Моя рука с чайником дернулась, вода немного пролилась на левую руку, зацепив и ногу.

Романова писала, что скоро свяжется со мной, но я не думала, что так скоро и именно так!

– Ай, твою мать, – прошипела я, прыгая от стола к раковине, в спешке бросив на стол чайник и чашки. Намочив полотенце, я приложила его к ошпаренной ноге, и засунув руку под прохладную воду, тихо застонала от жгучей боли.

«Какого черта, Алина?», – разозленно спросила я.

«Прости, я не собиралась тебя пугать. Я просто хотела быстрее отчитаться, чтобы ты сильно не волновалась», – ее голос звучал виновато-извиняющееся. – «Мы вчера успели побывать на этой выставке, сегодня они переезжают на другое место, а мы едем следом. Вась, сильно обожглась?»

Я посмотрела на покрасневшие участки кожи и простонала, сильно ли обожглась не знаю, но кожа возможно опухнет и будет одним большим волдырем.

Мерзость.

«А где твоя чудо-мазь?», – спросила Алина, прочитав мои мысли, что было нечестно, ведь я не всегда могу сделать обратное.

«Закончилась», – ответила я ей, убирая руку из-под воды.

По телу прошел знакомый озноб, Алина без зазрения совести ковырялась в моих воспоминаниях. Она может так делать, а я нет. Все, что я могу, это лишь общаться вот так и немного наблюдать за ней, но иногда я все-таки вижу что-то, но это исключительно тогда, когда подруга испытывает сильные эмоции и не в силах контролировать нашу связь.

«Мамочки, что вчера произошло? Почему ты мне ничего не рассказала?» – предсказуемо взорвалась она. У меня по телу прошла сильная дрожь и уши заложило от звонкого крика подруги. Я схватилась за края кухонной тумбы, плотно закрывая глаза.

Нет ничего хуже громко кричащей разозленной девушки в голове, чей голос на несколько октав выше моего собственного!

«Я хочу рассказать тебе об этом при встрече. И если ты мне сообщишь ваши дальнейшие планы, я скоро сделаю это!» – ответила я, стараясь, чтобы мой голос был менее разозленным и раздраженным.

«Тебе будет устроен допрос с пристрастиями, девушка! А для этого тебе надо сесть в самолет в половину двенадцатого и прилететь в Рим, сесть на поезд и добраться до Помпеи через Неаполь. Тут мы тебя встречаем, дальше действуем по ситуации, потом я провожу дерзкий допрос, на котором ты во всем признаешься. И только потом, после твоей оценки местности, мы приступим к делу. Вась, галеристы пришли, мне пора топать».

Озноб и дрожь прошли, когда Алина внезапно покинула мою голову. Я посмотрела на свою руку с ногой, и недовольно сморщилась.

Ну вот зачем она так резко появилась в моей голове?

Налив все-таки чай, я взялась за свою аптечку и не найдя там ничего от ожогов, я пошла искать по шкафам аптечку хозяев квартиры, но тоже ничего не нашла.

Заметка на будущее – носить с собой все, что только может пригодиться и в нескольких экземплярах.

Стоп!

Вася, обожди-ка секундочку!

Я же верно расслышала подругу, Алина ведь сказала Помпеи? То есть мы встретимся там? Она там без меня, одна с Матвеем? В Помпеи без меня, а если что-то случится? Я знаю, что должна доверять Матвею, который не допустит беды, но это не отменяет того опасного факта, что Помпеи – это сосредоточие магической силы. Помпеи – это опасный допинг, дающий магической касте лишь иллюзию собственной мощи. Обманываясь своими фиктивными возможностями, они часто бедокурят.

Те, кто вырос в той среде конечно привыкли к этому эффекту, но неискушенная Алина, которая по сей день учится самоконтролю, может не сдержаться и я не хочу думать о том, что может случиться с моей ведьмой. Хотя страшнее Помпеи может быть только Неаполь полный наитиков сошедших с ума из-за силы, что дает им Везувий.

Такие опьяненные, выдуманной мощью, медленно сходят с ума, превращаясь в полнейшие отбросы общества, живущих первобытными желаниями. Мама рассказывала, что сначала они возносят себя чуть ли не до Богов, им кажется, что все им все должны, ждут преподношений простых смертных, а этим пользуются более хитрые засранцы, умеющие жить в угоду себе. Обещая золотые горы, некто заманивают к себе опьяненных силой дураков магической касты превращая их в гниль – воров, насильников, убийц и похитителей.

Подобные наитики[4]4
  Наитики – это люди действующие по наитию.


[Закрыть] полностью поглотили вторую половину города Неаполь. Обычные, ничего не знающие жители или туристы считают, что там сердце старой мафии с продолжающимися грабежами и убийствами, но на самом деле там просто сошедшие с ума ведьмы, маги, колдуны и хранители.

Встряхнувшись, чтобы не унывать почем зря, я села за стол напротив окна из которого было видно, как город постепенно, совсем не торопясь, стряхивает с себя ночное наваждение и готовится к новому дню, который определенно принесет нечто новое в жизнь каждого жителя.

Питер только-только просыпался. Город не знает, что его сегодня ждет. Будет ли это беда или счастье, никто не знает, и я в том числе, но это точно будет что-то новое.

Я играю со смертью в опасные игры и сейчас, когда правила ужесточились, а рамки размылись, костлявая ходит за мной по пятам. Жизнь – это русская рулетка, никогда не знаешь, когда прогремит выстрел.

– Дерьмо эта ваша жизнь, если честно.

Отвлекло меня от тяжелых мыслей громкое урчание желудка. Оказывается я была настолько голодная, что умяла завтрак за считанные минуты, и мне этого не хватило. Сил было потрачено больше, чем я в себя заправила. Надо будет поесть в аэропорту, если приеду раньше.

Подняв взгляд на часы над диваном, я с горечью поняла, что могла бы еще поспать, если бы не мои «ночные причуды». Сейчас только пять утра, у меня есть еще часа три прежде, чем мне придется выезжать. Свете позвоню попозже и попрошу сопровождения.

Одна в аэропорт я не поеду, ибо чувствую, что фортуна на этой партии меня покинула. Лучше подстраховаться.

– У тебя появляется глубокая морщинка, когда ты сосредоточенно думаешь, – сонно произнес Тимур. Проморгавшись, я взглянула на него, и он, выглянув из-под пледа, обыденно подмигнул мне, широко улыбаясь.

– И тебе доброе утро, – нехотя сказала я в ответ, поздно замечая, что мои слова утонули в чашке крепкого, несладкого чая. – Как спал?

– Давно так не высыпался, хотя все болит, – он перевернулся на спину и медленно потянулся, как кот. – За то, что цел, я должен тебя поблагодарить. Спасибо.

– Поверь, я ничего такого не сделала, но пожалуйста, – ответила я, отводя взгляд от его голого торса, не из-за неловкости, а из-за долбанной татуировки, видеть которую не хочу ни у себя, ни у него.

Тимур не был глупым, наверное понял, что именно меня смущает, хотя я не уверена, но тем не менее он надел футболку, которую я нашла вчера. Немного постанывая от боли, Тим не спеша добрался от дивана к столу.

– Я теперь чувствую себя обязанным.

Оторвав свой взгляд от просыпающегося в лучах рассвета города, чтобы посмотреть на парня, я удивилась. С взъерошенными волосами Тим выглядел вполне домашним и довольно «обычным», что с его необычной внешностью очень сложно.

– Не стоит, – коротко сказала я, снова переводя свой взгляд на улицу, чтобы прекратить одаривать его немыми комплиментами. Выглядел потрясающе с самого утра, засранец.

– Ты спрашивала про тату в клубе, там было не подходящее…

– Тим, замолчи, – я резко перебила парня, снова встречаясь с ним взглядом. – Я не хочу знать, откуда она у тебя: от моего знакомого, или просто из твоих фантазий. В обоих случаях я не хочу знать, откуда у тебя эта чертова татуировка. Вчера было секундное желание, но мне на самом деле не стоит этого знать. – Готовясь сказать слова, которые боялась произносить, я замолчала на секунду. Это надо было сделать раньше, но я решилась только сейчас. – Мне безразлично, – я вынесла свой приговор Саймону и Зену.

– Ты уверена, что не хочешь выслушать то, что я хотел сказать? То есть не будет такого: «Тим, какого хрена лысого ты мне не сказал?» – Тимур недовольно скривился, иронично пародируя мою манеру говорить.

– Мы не в тех отношениях, чтобы делиться историями своих тату, – ответила я, пряча улыбку. – И нет, я не буду так говорить.

– Ладно, – вымолвил он, пожимая плечами, – но я знаю о тебе больше, чем ты думаешь.

Я промолчала, потому что это не может быть правдой. Никто не может знать обо мне больше, чем я думаю, потому что я сама себя не знаю.

– Твои предположения ошибочны, – тихо произнесла я, водя пальцами по столу, вырисовывая невидимый глаз, – но у меня нет желания с этим разбираться.

– Ты плохо спала ночью, – это звучало непонятно: то ли как утверждение, то ли как вопрос. Утвердительный вопрос? Я играюче взглянула на него и поняла, что Тим говорил утвердительно. Потрясно, что я еще могу сказать?

Все маги, колдуны и ведьмы чувствуют сны близко находящихся людей. Они могут видеть их вместе с человеком, или могут изолировать его от снов, если захотят. Моя ведьма часто изолировала меня от снов, которые были ужасными, мерзкими, страшными, и за это я ей благодарна. И в том, что Тимур почувствовал мой сон, нет ничего страшного, только вот мне ничего не снилось. Бывает, что мне что-то снится, но открыв глаза, я не могу вспомнить, что именно видела, но я четко помню, что там что-то было. Так вот сейчас такого ощущения у меня не было. Я ничего не ощущала во сне, просто спала. Наверное.

– Не знаю, я выспалась нормально.

– Ты почти не спала ночью, – он буквально заставил меня смотреть в его теплые золотые глаза и говорил Тим проникновенно, до жути заботливым тоном, будто бы ему есть до меня дело. Мы одногруппники, мы даже не друзья, так что это фарс.

– Хватит, – решительно прервала я его, когда Тим снова собирался что-то сказать. – Ничего не изменилось в наших отношениях, что бы ты вот так сейчас переживал о моем сне. О нем есть кому позаботиться. Я помогла тебе, но это моя работа. Пригодится моя помощь еще раз, то зови, помогу, чем смогу, но не надо со мной дружить и вести себя вот так! – вскрикнула я, вскакивая на ноги.

– «Вот так», это как? Любезно и дружелюбно? Тебе больше нравится, когда я подкалываю и выбешиваю тебя, а ты со спокойной душой выслушиваешь это, потому что сразу пошлешь меня куда подальше, только я закрою рот? Тебя такое отношение устраивает? – закричал он, тоже вскочив на ноги и упираясь руками о стол, раздражая меня своим бессмысленным поведением. – Сейчас я веду себя так, как ты бы вела себя на моем месте. Разве нет? Ты бы не так себя вела?

– Не переводи тему! Я просто прошу ничего не менять. Ничего такого не произошло, чтобы что-то менялось! – кричала я в ответ, сжимая переносицу.

– Это произошло уже давно, слышишь? Изменения произошли давно, и ты это знаешь, но твою на хрен мать, ты этого не помнишь! – он стукнул по столу кулаками и рухнул на стул, озлобленно смотря мне в глаза.

Сказать, что его слова меня потрясли, это ничего не сказать. Шокированная таким разговором, я решила, что лучше скрыться в другом месте, но для меня сейчас это роскошь – появляться в людных местах без причины, поэтому я решила запереться в ванной. Схватив свой рюкзак с дивана, я, не оглядываясь на Тима, ушла в ванную. Включив воду, я сбросила с себя одежду, распустила волосы и встала под воду.

«Это было сильно», – вот чье проникновение я пыталась предотвратить, пока говорила с Тимуром. Я могу считать это разговором?

Сопротивление вызвало резкую боль в голове, оно давило на голову, и боль усиливалась, медленно переходя на переносицу. Я пыталась не пускать Алину в свою голову, пока не закончила разговор, но из-за боли я сорвалась на Тимура, и один черт бессовестная рыжая ведьма ворвалась в мое сознание во время горячего спора с Тимом. Я провалилась по всем фронтам.

«Я хочу забыться», – ответила я, как бы отправляя Алине мое воспоминание о том, как я говорила «мне безразлично» вместе с пояснением об этой фразе. – «Никогда не думала, что буду так говорить о них».

«Ох, мне так хочется тебя сейчас обнять», – жалобно протянула Алина.

«Не лучшая идея», – ответила я, усмехаясь. – «Я в душе».

«Ну, после него», – добавила она сразу. – «Приедешь, мы тебе найдем итальяшку, проведешь хорошо время. Ну, или морду кому набьешь, тебе это тоже нравится».

«Ты лучшая», – призналась я, мысленно улыбаясь ей.

«Знаю. Кстати, «о знаешь». О чем говорил Тимур в конце? Я не особо поняла. В принципе и твоя, и его… Ваши реакции понятны. Ты не хочешь ничего менять из-за одного раза, а он пытался тебя отблагодарить. Но то, что он сказал в конце, это было странно. Ты понимаешь, о чем это он?»

«Я не знаю, о чем Тим там говорил. Честно. И думать я тоже не хочу, мне нужно добраться до вас, а не думать о парне, который сморозил какую-то чушь в приступе гнева».

«Ладно, ладно. Ты видела, как тебя зовут по новому паспорту?» – по голосу Алины я поняла, что мне нужно срочно взглянуть на паспорт.

«Нет, но, если имя идиотское, я его кастрирую. Так и передай Матвею Михайловичу, что я лишу его возможности иметь маленьких Сперанских. Скоро увидимся, рыжая», – и я в прямом смысле слова вытолкала ее из головы, запираясь на все замки и засовы.

Приняв долгий душ, так как мне спешить некуда, я старалась ни о чем не думать, но все-таки какая-то непонятная мысль пролетела в моей голове, да так быстро, что я не смогла за нее уцепиться. Она будто ускользала от меня.

У всех такое бывает, вот вроде идешь к человеку что-то сказать, но по дороге к нему забываешь, что хотел. Вроде бы мысль есть, но не можешь ее ухватить и превратить в предложение. Какое-то остаточное чувство внутри. У меня сейчас то же самое. И по статистике, такие мысли не возвращаются, а если вернутся, то уже будет поздно.

Закончив с душем, я замоталась в полотенце, которое, кажется, не было банным, но другого здесь нет, а просить Тимура было бы странным, учитывая наш бурный спор.

После я высушила волосы феном, который нашла под раковиной, собрала волосы на висках, заколов их сзади маленьким крабиком, и достала косметичку из рюкзака. Я оформила брови, нанесла немного туши на ресницы и не яркую матовую помаду использовала для румянца на своем бледном лице, а на губах ее же я растушевала в легкую дымку. Вся моя косметика сейчас с Алиной в Италии, балуюсь тем, что есть. Немного подправив контур губ, я отошла от зеркала, чтобы переодеться в свободную легкую, рубашку цвета морской волны и джинсовые шорты с неявными потертостями.

Рассмотрев себя в зеркало, мне не понравилось, как жутко были собраны волосы, и я без сомнений сняла заколку. Распустив волосы, я невольно отметила, что они отросли и достают уже до лопаток. Забавно, но, когда не следишь за их ростом, они быстро растут, а когда трясешься над каждым сантиметром, то они будто не меняются. Приятный, однако сюрприз, если бы не отросшие корни. Сейчас в моде плавные переходы из темного в светлый, а мой родной пепельно-русый вроде неплохо переходил в пепельный блонд. Вроде бы сносно, но это пока.

Собрав остатки своей косметички, я стала складывать вещи в рюкзак и полезла за лже-паспортом, который Матвей спешно сунул мне перед выходом из его квартиры, чтобы хотя бы сейчас глянуть на имя.

В этот момент в дверь негромко постучался Тим.

– Хватит там прятаться, – попросил он, отбивая нервную дробь по дереву. – Сейчас я скажу то, что ты больше не услышишь из моих уст. Я прошу прощения за то, что на тебя накричал.

Я недовольно покачала головой, но ничего ему не ответила, потому что неприятно обомлела, смотря в паспорт. Против возраста я ничего не имею, но врать, что мне тридцать, когда мне иногда не верят, что уже давно восемнадцать, это перебор.

– Охренеть, – выругалась я, толкая дверь, поздно думая о том, что могла задеть Тима, если он стоял рядом.

– Я ожидал какой угодно реакции, но не такой, – пробормотал он обиженно, потирая бок, я все-таки его задела. – Ты уже уходишь?

– Не прямо сейчас, но скоро. И мне никто не поверит, если я скажу, что ты извинился, – он самодовольно хмыкает. – Я, кстати, должна была улететь еще вчера. Ты жив, пару царапин, но жив, здесь меня больше ничего не задержит, – сев за стол, я снова раскрыла паспорт, пробежала глазами по своему имени, и закрыв его, слишком шумно бросила на стол, не понимая, что творит этот умалишенный придурок! – Аделина Сперанская, – вот же выдра переросток, какого черта он не поменял фамилию? Совсем страх потерял?!

– Я, конечно, помню сумбурно вчерашний день, но мне кажется, этих пятен не было, – не вовремя заметил Тимур, многозначительно задержав свой взгляд на моих ногах.

– Обожглась с утра, – ответила я, представляя реакцию Алины, когда та увидела свой паспорт.

– А мазью воспользоваться?

– Закончилась.

Меня смущал не тот факт, что у меня фамилия друга, а то, что изначально Аделиной должна была быть Алина. И как бы плевать, но Алина в гневе очень страшна, а она всегда начинает злиться, когда дело доходит до Матвея.

– Могу я предложить свою помощь? – снова не вовремя спросил Тим, встав рядом со мной. Быстро закрыв паспорт, который опять открыла, я буквально заставила себя посмотреть над нависающего надо мной Тимура.

– По поводу? – уточнила я, убирая в сторону свою фальшивку.

– Ожог, – он тактично указал рукой на мою ногу. Волдыря не будет, просто покраснение, которое скоро пройдет.

– Само пройдет. Душ свободен, – ответила я, как бы намекая, чтобы он освободил комнату. Мне надо поговорить со Светой, только она может обеспечить мне безопасный путь до аэропорта.

– Позже пойду, – Тим хитро улыбнулся, заваливаясь на диван. – Мне торопиться некуда.

– А домой тебе не надо? – поинтересовалась я, набирая номер Светы. Если он думает, что узнает, что-то интересное, то не дождется, я буду говорить общими фразами, чтобы не сболтнуть лишнего, но Света мне не ответила. Она сбросила мой звонок. – Что за…

Мне не пришлось перезванивать ей, Света прислала сообщение о том, что не может говорить в данный момент.

Я ответила ей, что мне надо в аэропорт, написала время регистрации. И спустя пару секунд она ответила, что, когда подъедет, позвонит мне, и я должна буду спуститься.

Отлично, пару секунд, и мой безопасный путь до аэропорта организован.

Перед своим отлетом я сделала в принципе все, что планировала, кроме одной важной вещи – я не позвонила маме и не сообщила, что улетаю. Алина тогда просила меня, я уверила ее, что обязательно позвоню, но сама этого не сделала. Я не набралась смелости сказать маме, куда улетаю. Блинчик права, мама должна знать, где я буду, но беда в том, что она сильно против того места, куда я еду, и против того, чем я собираюсь заниматься. С другой стороны, она далеко, и, если будет кричать, я просто сброшу и позже перезвоню ей.

Недельки эдак через две.

У мамы сейчас три утра, и она скорее всего спит, но звонить нужно сию минуту, потому что в аэропорту я выключу телефон и не включу его, пока не буду в Риме.

Набрав номер мамы, я встала из-за стола. Тим напрягся, но я прошла мимо него на балкон, там он не услышит меня. Не услышит, если не воспользуется магией.

– Дочь, ты на часы смотрела? – я хотела сказать, привет мама, но услышав голос своего отчима, издала невнятный звук.

– О, Женя, – я не называю его папой. – Привет. А мама где?

– У них в школе сегодня ночное учение, она уехала, а телефон, как всегда, забыла дома, – его голос не был сонным или уставшим, он явно не спал. Женя не уснет, пока мама не придет домой и не ляжет в кровать. – У тебя что-то случилось? Ночной звонок от тебя очень пугает, и ты прекрасно знаешь об этом, дорогая.

– Эм, – я расстроилась из-за того, что мама опять сломя голову бросилась к своим ученикам, забыла телефон дома и теперь я не смогу с ней поговорить. Просто за последние два дня я много нервничала, боялась, переживала, и немного маминой поддержки, понимания и любви мне не помешали бы, но я слишком стеснительная, чтобы признаться в том, что, да, мама, ты мне нужна прямо здесь и сейчас. – Ничего, просто хотела… Ладно, извини что разбудила. Маме привет.

И положила трубку, пока он не успел что-либо сказать, потому что, это не тот разговор, на который я рассчитывала. Я была морально готова к ее недовольным крикам, но не к встретившей меня тишине. А из-за чего? А из-за того, что мама всегда бежит к своим ученикам, забывая обо всем. Сама меня учила быть готовой ко всему и не забывать ничего важного, а сотовый в наше время очень важная вещь, и он нужен всегда.

Сама учит, сама не соблюдает.

Судорожно выдохнув, я смахнула пару непрошенных слезинок с щек. Решив немного задержаться на балконе, чтобы дать себе минутку на внутреннее переключение с режима «тоскующая дочь» в необходимый режим «хранитель в бегах». Когда я вернулась в гостиную, застала Тимура сидящим за столом и пьющим чай. Я не решилась подсесть к нему и плюхнулась в кресло у окна, вытянув ноги. У меня еще было время, чтобы отдохнуть, но тишина, которая образовалась между мной и Тимом, сильно напрягала, и я снова чувствовала себя перед ним виноватой. Вовремя не совладав со своими эмоциями, я беспричинно накричала на него.

А мне сейчас сильно хотелось поговорить с кем-нибудь, я настроилась на разговор с мамой, которого, увы, не состоялось, а сидеть сейчас молча – это для меня самоубийство.

– Дима тебя искал, – сказала я чуть севшим от напряжения голосом.

– Меня много кто искал, но нашла ты, – ответил он, утопив ехидную улыбку в большой чашке. Когда он не заметил реакции на моем лице, поставил чашку на стол и сдержанно продолжил говорить. – Зачем?

– Ты должен был привезти ему какие-то документы.

– Подожди, а почему он звонил тебе? Нет, молчи, попробую сам догадаться. Дима ищет меня у тебя, только если была обратная ситуация, и ты искала меня у него. Мой номер ты взяла у нашего старосты? Я прав?

– Ага.

Ладно, играем в дедукцию, это все же лучше, чем молча друг друга ненавидеть.

– Но вы не разговариваете около полугода, и ты пошла на это ради моего номера? – воодушевленно спросил он, чуть подавшись вперед.

– Я пошла на это ради Алины, – ответила я, чувствуя, как сонливость берет верх, я не против, у меня еще было пару часов, чтобы вздремнуть. Подавив зевок, я решила поведать Тимуру, по какой именно причине староста звонил мне. – Когда я позвонила Диме, наш разговор вышел за рамки. Он довольно сильно меня расстроил, – точнее взбесил. – И я ляпнула, что у нас встреча с тобой, но в том контексте, будто это свидание.

– Зачем ты это сказала? – тон, которым спросил Тимур был странным. Что-то смешанное было в его бархатном голосе, но меня так сильно тянуло в сон, что я не смогла открыть глаза, чтобы увидеть его лицо и разобраться, что это за эмоции.

– Я хотела, чтобы ему было так же неприятно, как было мне, – честно ответила я. А какой смысл ему врать?

* * *

Я не помню, говорили ли мы о чем-нибудь с Тимуром прежде, чем я все-таки уснула. Однако, я довольно быстро и самое главное плавно перешла в сон. Я все-таки слишком сильно вымоталась за вчерашний день, и времени, что я дала сама себе на отдых своему же организму, оказалось недостаточно. И если бы это был просто сон, было бы отлично, но тут был странный сон. Я как бы отдыхала, а как бы и нет.

Было непередаваемое ощущение лицезрения сломанного телевизора. Я была в необъятной темноте, полностью расслабленная и спокойная. Проснувшись, я помнила все, что было в этом «сне».

Темнота плавно переходила в картинку и на моих глазах медленно вырисовывалась каждая деталь до жути знакомой местности. Первым я ощутила ласковое дуновение ветра, а после почувствовала на себе жгучие озабоченные взгляды обеспокоенных родственников. Я отдаленно вспоминала то, что подкинуло мне мое же подсознание.

Звездная ночь, 25 июня 2011 года. Обычная семейная посиделка с хорошими друзьями моей семьи на берегу большого озера, куда меня привезли насильно. Никто не говорил об этом вслух, но всех заботило мое убитое состояние в последние недели июня.

Мама отошла от случившейся трагедии, потому что она привыкла видеть смерть, даже такую страшную, а я не привыкла. Я не оправилась. Я умерла там же вместе со всеми.

Хорошо помню тот момент, когда, сидя на старом пне, покрытом голубым мхом, невидящим взглядом я смотрела на плавные, красивые движения пламенного танца на сухих бревнах, и в один момент безразличие вечера улетучилось, стоило мне почувствовать легкое жжение в груди над сердцем. В том самом месте.

Они были здесь.

Встав с пенька, я бездумно шла на зов по тропинке, которую не видела. Я вышла из леса и первое, что увидела, это отражение неполной луны в озере. Оно было таким нереальным, завораживающим и так сильно напоминающим остров Мун, что я даже немного испугалась, но все ушло на задний план, когда на берегу я заметила темную высокую фигуру. Сорвавшись с места, я побежала к нему навстречу, прекрасно зная, кто прячется в тени.

– Зен, – прошептала я, когда обняла друга. Меня смутило то, что он не ответил на мои объятия. Зен вообще не шелохнулся. Что-то было не так, через нашу связь, спрятанную в темном рисунке над сердцем я чувствовала мрак и боль Зена. Опустив руки, я сделала шаг назад, дав ему пространство. – Ты же понимаешь, что мне тяжело? Почему ты избегаешь меня?

– У меня не хватало сил, чтобы встретиться с тобой, – ответил он, упрямо смотря на белую луну в темном звездном небе. Зен намеренно игнорировал меня, от этого стало дурно. – Мне трудно вот так с тобой здесь стоять. Я пришел… Я должен расставить точки.

– Я не понимаю тебя.

Ложь! Я прекрасно понимала, к чему он ведет. Знала, но не воспринимала, хотелось ошибаться. Зен пришел за своей платой, за боль платишь болью.

– А я не понимаю тебя, Василика! – вдруг закричал он, не оборачиваясь ко мне лицом. – Я не могу понять тебя и то, что ты сделала! Ты стерла те границы, которые сама нам рисовала! – Зен резко развернулся ко мне. Его глаза, горящие красным светом, отталкивали и пугали. От его надломленного голоса, пропитанного чистейшим презрением, вокруг меня все разбилось вдребезги. Все разлетелось к чертям, аленькими осколками усыпая мертвую землю под моими ногами. Он опасно наступал на меня. Тот, который всегда поддерживал, начал наступать с дикой жаждой моей крови. Мне стало страшно, но я не сдвинулась с места и с притворной храбростью выдерживала его уничтожающий взгляд. – Ты сама сломала их. Все, что произошло, это все по твоей вине! Это ты виновата!

– Неправда! – с отчаянием крикнула я, отшатываясь назад. Его слова били по живому, и куда сильнее кулака. – Это не моя вина, это не из-за меня! Я спасла его! Спасла твоего брата! – жалкое оправдание, звучало отвратительно жалко, потому что я знала, что виновата.

– Каким способом? Каким способом ты добилась этого? Тем, погибшим, я никто, – Зен делает шаг, и я трусливо отхожу, потому что боюсь. – Я многих не знал, но знаю тебя. Я люблю тебя, но я хочу свернуть тебе шею! Этими руками я хочу свернуть тебе шею! – кричал Зен, тряся сжатыми кулаками перед моим лицом.

– Так сделай это! Сделай! – закричала я в ответ, делая неуверенный шаг к нему, хотя именно в тот момент страх покинул меня. Мне не было страшно, мне было больно, и эта боль медленно убивала, так пусть лучше это сделает он.

Руки Зена схватили меня за горло, и его лицо исказилось ужасной гримасой, которую я не хочу видеть.

Воспоминание исказилось!

Все было не так. Не было ужасной радостно-кровожадной улыбки на его лице. Не было глаз, которые желали моей крови.

Этого не было! Он не убивал меня!

– Гори в аду, – ядовито, не своим голосом, прошептал Зен прежде, чем сжать мне шею…

Резко раскрыв глаза, я увидела Тимура, который стоял у балкона и непонимающе смотрел на меня. Отведя взгляд в сторону, я сделала глубокий вдох прежде, чем сесть и посмотреть на свои руки, которые безумно тряслись и тянулись к шее, чтобы сорвать фантомные пальцы с кожи: проснувшись, я все равно чувствовала руки на своей шее. Я кожей чувствовала всю ненависть Зена, желающего моей смерти.

– Если ты всегда так просыпаешься, – проговорил Тим, снова отвернувшись к окну, – то я не завидую Алине.

Я не стала отвечать. Ничего путного сейчас все равно не скажу, потому что я была на взводе из-за того, что мне приснилось, и из-за того, что я не могу нормально поспать, пока Алины нет рядом. Я слишком привыкла к тому, что она всегда со мной и всегда помогает с такими проблемами. Это мне не приснилось бы, если бы я не перешла дорогу Корсаку, с которым непосредственно связан сам Зен, и который сильно засел у меня в голове, заправляя неподвластным мне, подсознательным парадом.