Текст книги "В поисках счастья, или Кризис среднего возраста"

3

М-р Хоффман был мужчиной лет 60-ти. Он ходил к Софи на консультацию очень часто, скорее всего, не из-за каких-либо проблем (которых у него практически не было), а ради престижа и приятного проведения времени в компании милой барышни.

Беседы их чаще всего сводились к сексуальным победам в молодости этого человека и никогда не затрагивали тему счастья и особых душевных переживаний. Софи внимательно слушала его часто повторяющиеся истории, затем они мило прощались друг с другом, долго обмениваясь любезностями.

Вся ее работа заключалась в слушании. Она профессионально овладела данным искусством и получала от этого удовольствие. Слушала она всегда именно так, как того требовала ситуация, и никогда не ошибалась, точно зная, кого и как нужно было слушать.

Но сегодня это оказалось проблемой. Глядя на клиентов, она видела их лица, открывающиеся рты, но все это перекрывал голос Жака в ее голове, а перед глазами все так же четко стояли его глаза.

«Боже, я точно схожу с ума», – подумала Софи, докуривая сигарету и понимая, что работать сегодня будет очень тяжело.

– Ничего нет! Впереди ничего нет! – начала, захлебываясь и глотая слова, Мари.

Это была маленькая хрупкая девушка с бледным лицом и воспаленными глазами. Софи сразу поняла, что о депрессии не могло быть и речи. Все было намного сложнее. И, следуя этическим принципам деятельности психолога, она должна была направить Мари к хорошему психиатру и забыть о ней. Именно так она поступала, когда видела, что люди серьезно больны. Она была психологом, а психолог не дает людям заболеть, но он их не лечит. Однако Софи, несмотря на этику, не двигаясь, сидела в кресле и продолжала слушать.

– Впереди ничего нет, – продолжила Мари. – Ровная линия. Все, что было, цветное, яркое. Детство. Бабушкин дом, сад. Умерли, все умерли. Ровная линия. Жизнь короткая и бессмысленная. Нет цели, нет желаний, – Мари говорила быстро, казалось, она была в каком-то сумасшедшем экстазе.

«Нет желаний», – тихо повторила Софи, ей было очень знакомо это ощущение.

– Боюсь умирать. Боюсь смерти. Не хочу больше смертей. Нужна помощь. Всего боюсь, ничего не хочу. Ничего не нужно, – из глаз Мари катились слезы, тело ее пробирала мелкая дрожь, хотя в кабинете было достаточно тепло.

– Надоело барахтаться. Все бесполезно. Все бессмысленно. Я не знаю, где я, нет будущего. Все где-то позади. Нужна помощь, – Мари постоянно повторяла эту фразу. – Помогите мне, – как бы очнувшись, бросилась она к Софи и схватила ее за руки.

Мари смотрела на Софи, и в ее глазах была надежда, последняя еле уловимая надежда. Мари помолчала, потом села обратно и стала продолжать, но уже более спокойно:

– Я задыхаюсь от жизни! Мне нужна помощь! У меня нет сил! У меня нет друзей, у меня нет профессии! А даже если и есть, все это бессмысленно! Я в тупике. Но я не знаю, какой помощи жду. Я сама не знаю, как мне можно помочь. Постоянная суета! – Мари опять стал пробирать озноб. Она говорила все быстрее и отрывистее. Ее глаза опять наполнились слезами. – Я не хочу умирать! Я боюсь умирать! Я не хочу, чтобы кто-то умирал! Я не хочу опять в больницу! Я не хочу опять принимать лекарства!

Мари перешла на крик, у нее начинался нервный срыв.

– Не надо смертей! Не надо в больницу! Я хочу быть нормальной, счастливой, здоровой!.. – Мари выдохнула последнюю фразу и обессилела. Она съежилась в кресле. Девушка была такой беспомощной…

– Сьюзи! – позвала Софи.

– Да, – Сьюзи была всегда рядом.

– У нее приступ, психоз, я не могу больше ее принимать, она серьезно больна. Заполни ее карту и отправь к м-ру Питерсону.

М-р Питерсон был знаменитым психиатром, и Софи точно знала, что он поможет этой несчастной, но слова Мари «Я хочу быть нормальной и счастливой» застряли у нее в голове. Но она точно знала, что Питерсон не сможет дать девушке ощущение счастья и спокойствия, максимум, что он даст, – транквилизаторов и антидепрессантов.

«Я должна ей помочь. Я должна понять, как это сделать. Я не могу отмахнуться от нее», – Софи и сейчас не смогла поставить то «зеркало» между собой и клиентом, которое учили ставить ее в институте лучшие учителя. Она впустила в себя эту проблему, возложив на свои плечи ответственность за этого человека.

Софи смотрела в потемневшее окно, за которым быстрыми огнями мелькали автомобили. Серость, занявшая прочное место в груди, стала расползаться по всему телу.

Дорога домой была пустынной. В теле ощущалась усталость, которая, словно свинец, наполнила ноги и руки, не забыв прихватить и голову. Мысли отсутствовали. Она каждый день видела, как люди мучаются, запутываясь в своих проблемах. Как мухи, они барахтались в паутине, расставленной жизнью. Они, словно слепые котята, искали помощи, не находя ее. Помочь получалось не всегда, да и брать на себя ответственность за всех она не могла, в конце концов, и не хотела. Что могла сделать она, маленькая хрупкая женщина, сама запутавшаяся в жизни. Поиски выхода из неоткуда приводили в никуда. Попытки понять, что происходит с ней, с людьми вокруг, разбивались о глухое непонимание. Она прожила полжизни. Успешной, насыщенной жизни. И что? В итоге серое нутро и искусственная улыбка. Впереди тупик. Свет в конце тоннеля не появлялся, как она ни пыталась его узреть. Да, в институте она проходила курс о «Кризисе среднего возраста», но была уверена, что как человек со специальным образованием приняла все меры, чтобы избежать его. Но, как оказалось, не все. Чем дальше Софи погружалась в уныние и непонимание, тем больше осознавала, что этот странный, необъяснимый диагноз не минул и ее.

Ее размышления прервал телефонный звонок. Она знала, что это звонил муж.

– Привет, любимый.

– Я устал тебя ждать, я соскучился. Когда ты будешь дома?

– Скоро, – сказала Софи и отключила телефон. Ей меньше всего хотелось сейчас разговаривать, и она пожалела, что рядом не было ее машины…

– Куда ехать? – спросил таксист. – Домой? – он часто подвозил ее с работы.

– Да, и сделайте музыку погромче.

– Ты понимаешь, Эмиль, получается, что все люди несчастны, – Софи смотрела на мужа глазами, полными печали. – Сначала ты рождаешься в муках, ладно, это опустим, так как мы не помним этот период. Затем идет пубертатный период с безумным буйством гормонов и ростом тканей. Опять тяжело. Дети мучаются, не понимая, что происходит и что с этим делать. Потом ты вырастаешь, становишься на ноги, и вроде все налаживается, ан нет! Здравствуй, кризис среднего возраста! И начинается безумная промывка мозгов с переосмыслением взглядов и целей жизни в целом. Только выходишь из среднего, как… здравствуй, кризис «бренности». И вот панический страх смерти, осознание того, что ты не вечен, по новой выворачивает мозг наизнанку. И так постоянно, всю жизнь. Каждый раз какой-то подвох. Люди просто не успевают подняться с колен, как следующий удар сбивает их с ног. Так рушатся семьи, так обанкрочиваются бизнесы, так дети остаются без отцов или матерей. И эта круговая порука никогда не заканчивается.

Софи сильно повысила тон, ее щеки порозовели, а губы покрылись белым налетом от нехватки влаги.

– И это я не усугубляю проблему депрессиями, психозами и прочими болезнями.

– У тебя был тяжелый день, тебе надо отдохнуть, – Эмиль знал: если в глазах жены появлялась печаль, значит, она не смогла помочь кому-то из своих пациентов, и тогда нужно было помогать ей. Но сейчас на печаль наслоились откровенное расстройство и раздражение.

– Нет, ты не понимаешь, – она не сбавила обороты. – Они приходят ко мне за помощью, а я не в силах им помочь. Я не могу объяснить им, что такое счастье и как им пользоваться. Я не могу их научить жить с постоянной улыбкой. Я не могу! Сегодня была девушка. У нее сильное нервное расстройство с огромным количеством фобий. Я должна направить ее к Питерсону, но он искалечит ее еще больше, а я боюсь брать на себя такую ответственность, потому как боюсь, что не смогу. У меня не получится. В конце концов, я не имею права на это Софи говорила как бы сама с собой, но Эмиль всегда внимательно ее слушал, за годы жизни с ней он тоже научился слушать и не перебивать.

– Понимаешь, люди всегда боятся брать на себя ответственность. Никто не хочет иметь проблемы. Всегда лучше жить спокойно. Что мне делать?

Эмиль знал: что бы он ни ответил, Софи всегда сделает по-своему, но все же сказал:

– Работать, дорогая. Это твоя обязанность – брать на себя чужие проблемы. Ты очень сильная, и ты справишься.

Ночь была светлая. В окно нагло заглядывала весенняя луна, не задумываясь над тем, мешает она кому-то или нет. Софи не спалось. Мысли в голове медленно бродили из стороны в сторону. Она то вспоминала о Мари и рассуждала, что с ней делать, то пускалась в поиски ответов на вечные вопросы, но, как всегда, не находила их. Параллельно всему этому буйству в голове были небесного цвета, чуть раскосые глаза этого странного человека, который так резко и неожиданно вторгся в ее жизнь.

«Какая странная судьба, – думала она, – у человека всегда есть два пути, всегда есть выбор. И если повернуть в одну сторону, то никогда не узнаешь, что в другой. А когда поворачиваешь, то опять сталкиваешься с выбором, куда повернуть дальше. Наверное, если все время поворачивать в одну и ту же сторону, то можно вернуться к началу. И потом пойти в другую сторону, или нет, наверное, к началу уже никогда не вернешься и никогда не узнаешь, что с другой стороны. И я сегодня сделала свой выбор. Но как бы мне хотелось узнать, что было бы там, рядом с ним. Что он мне мог рассказать, к чему бы это все привело. Если бы я пошла с ним, что было бы тогда? А может, ничего и не было бы. Скорее всего, попили бы кофе, он бы предложил мне секс, я бы отказалась, и мы бы разошлись навсегда, забыв друг о друге как о случайном эпизоде. Этот человек был пропитан пошлостью и наглостью. Что нового он мог сказать? Какие-то избитые фразы, замаскированное предложение секса. Нет, это не мой профиль, мне не нужно такое общение, ведь я с мужчиной, который дает мне все, что нужно, даже больше. Здесь нет и намека на пошлость. Зачем испытывать судьбу?»

Она зажмурилась, пытаясь вычеркнуть из памяти этого человека и мысли о нем, которые мешали ей заснуть. Резко, одним движением, но это было выше человеческих сил. Глаза небесного цвета не пропадали ни на миг. И Софи почувствовала, что при мысли о нем что-то съеживалось под ложечкой, в районе желудка и доводило ее до легкой тошноты…

– Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе, – тихо сказала она свою любимую фразу, которую когда-то где-то вычитала.

4

– Алло, Сьюзи, ты отослала карту Мари м-ру Питерсону? – спросила Софи сонным голосом. Она плохо спала, всю ночь ей снились больная девушка и Жак. И в шесть утра она бесцеремонно разбудила Сьюзи своим звонком. Та, в свою очередь, долго не могла понять, что от нее хотят, и после паузы наконец ответила.

– Нет, я не успела.

– Это очень хорошо, и не отправляй, – Софи сделала очередной выбор. Все всю жизнь стоят перед выбором, но никто не знает, что будет после.

– Отмени сегодня все консультации. Я приму только Мари.

На работу она опять шла пешком. По той же улице, что и вчера, хотя девушка понимала, что судьба игрива и не так часто преподносит сюрпризы. Но в глубине души она надеялась еще раз увидеть человека, который выбил ее из равновесия и заполнил все мысли. Хотя признаться в этом даже себе ей было сложно.

– Привет, как дела?

У Софи сжалось сердце, в ушах раздался шум, она медленно обернулась, но нет, это был старый знакомый, который учился вместе с ней в колледже. Пьер всегда был рад встрече с ней, как он говорил, «девушкой его мечты».

– Ты на работу? Тебя подвезти?

– Нет, мне нравится погода, и я хочу пройтись.

– Жаль. Ты, как всегда, прекрасна.

– Спасибо, – Софи часто слышала в свой адрес комплименты и воспринимала их как должное или вообще не воспринимала.

Она поняла, что ее судьба повернула в другую сторону, и это нужно было принять.

– Пьер, знаешь, я передумала идти пешком. Отвези меня на работу. Или давай лучше зайдем к «Лорану» и выпьем кофе, у меня еще есть минут сорок.

Они зашли в кафе. Людей было мало. Заведение было небольшое, но уютное. Пропитанное запахом кофе, ванили и покоем. Кофе, который тут варили, был лучшим во всем Париже. В кафе всегда было мало людей. Софи не любила больших сборищ, в толпе чувствовала себя неуютно.

Пьер открыл дверь и пропустил ее вперед. Подняв ногу, девушка поняла, что опустить ее на землю не сможет. В дверях получилась заминка, но Софи ничего не могла с собой сделать: ногу как будто заклинило. Единственным ее желанием было развернуться и убежать. Что с ней происходит, понять было сложно. Как будто школьница, которую застали за списыванием контрольной. Как вкопанная она стояла в дверях и понимала одно: дышать становилось все трудней и трудней. Она не слышала Пьера, который пытался протолкнуть ее вперед и выяснить, за какой стол им лучше сесть. Казалось, что сейчас ее сердце вылетит из груди, захватив с собой желудок, печень и все остальные органы. Единственное, что она видела, – чуть раскосые глаза небесного цвета и все ту же нагловатую улыбку. Не в силах пошевелиться она пыталась переступить порог. Софи показалось, что она простояла в дверях целую вечность, но вечность длилась секунды, и, слава богу, никто не заметил ее замешательства. Взяв себя в руки, она медленно прошла к ближайшему пустому столику и села.

«Господи, что происходит, зачем я предложила Пьеру пить кофе, почему мы пришли именно сюда»? – Софи чувствовала, что нервничает, это было такое непривычное состояние, ведь она никогда не нервничала по поводу мужчин, если не брать в учет юность с ее первыми поцелуями, ссорами и всем тем, что включала в себя эта пора. Потом она выросла и поняла, что легко может манипулировать противоположным полом, не испытывая ни дискомфорта, ни угрызений совести, но и удовлетворения от этого тоже никогда не испытывала, поэтому отношения были всегда легкими, ненапрягающими и без претензий. Именно поэтому так много мужчин хотели быть с ней. Ведь они всегда предпочитали легкость, непринужденность и не любили претензий.

Но сейчас все было не так: Софи чувствовала, как необъяснимая обида и ревность на ровном месте наполняли все ее существо. Напротив нее сидел человек, который так бесцеремонно вторгся в ее жизнь и сбил ее с привычного ритма. Человек, глаза которого она видела каждую секунду, из-за него она, в конце концов, так нервничала, стоя в дверях кафе. А он спокойно сидел рядом с юной девушкой и рассказывал ей, наверное, что-то интересное, так как собеседница, не отрывая глаз, внимала каждому его слову.

– Вот наш кофе, – Пьер вернул ее на землю.

– Наконец-то. Я очень хочу курить, – сказала Софи и достала свои длинные тонкие сигареты. Голос Пьера эхом отдавался в ее голове. Разобрать то, о чем он говорил, было трудно, мысли вихрем кружили в ней.

«Боже, какая я дура! Что я себе возомнила? Что я придумала? Я за секунду выстроила в голове иллюзорный замок из ничего. Как я, взрослая, солидная женщина, могла себе такое позволить? Обычный Дон Жуан, баловень судьбы, цепляет девушек и рассказывает им о счастье. Что он может о нем знать! Как я могла так вляпаться?»

Злость переполняла ее, эмоции бушевали, отчего на щеках появился легкий румянец. Она злилась на себя за то, что позволила себе расслабиться на ровном месте. Пятиминутная встреча на улице со случайным прохожим вывела ее из равновесия. Она не слышала Пьера с его рассказами о работе, она не смотрела в ту сторону, где сидел Жак, единственное, что она ощущала, – злость…

Полчаса, казалось, тянулись вечность. Софи выдохнула с облегчением, когда поняла, что пора идти на работу. Воспоминания о Мари, о том, что ей нужно помочь, вернули ей здравое восприятие действительности. Она умела контролировать эмоции и практически пришла в себя. На долю секунды ей даже стало смешно от своей реакции на произошедшее.

– Я пойду, рассчитаюсь и отвезу тебя, – сказал Пьер и пошел к барной стойке.

Софи стала собирать со стола свои вещи. Она всегда машинально выкладывала на стол все содержимое своей сумки и даже собиралась провести психоанализ этих действий, так как считала их не очень нормальными. Прокручивая в голове предстоящую беседу с больной, она случайно выронила помаду, и та откатилась под соседний стол. Когда Софи села обратно с пропажей в руке, за столом напротив уже никого не было. Несмотря на то, что ей стало намного легче, едва уловимое чувство обиды кольнуло внутри. Внимательно осмотрев стол, чтобы убедиться, что на нем ничего не осталось, девушка вдруг почувствовала, как к горлу стала подступать легкая тошнота: на краешке стола лежал маленький клочок бумаги, на котором синим по белому были выведены цифры и буквы. Догадаться, что это были за цифры, не составляло труда. Пока не упала помада, на столе не было никакой бумаги. Сердце стало бешено колотиться. Под угрозой опять были желудок, печень и все те же органы… «973 567 32. Позвони, ты мне нравишься. Жак».

Софи сидела в своем кабинете. Она крутила в руке бумажку, всматриваясь в цифры. Несколько раз порывалась ее выбросить, но каждый раз останавливалась перед урной. Да и стоило ли это делать, если телефон она выучила наизусть?

За окном суетился город. Шум не проникал в кабинет, но было видно, как все спешат, бегут. Жизнь бурлила. Люди гнались за жизнью, желая успеть как можно больше. Суета сует. Софи стояла возле окна, медленно вдыхая дым сигареты и наблюдая за этой гонкой. Мерзкое чувство, которому она никак не могла найти определения, давило изнутри.

«Как это пошло и гадко! – думала она. – Что за картину я себе нарисовала. Обычный ловелас, мужлан, баловень судьбы, что он может знать о счастье?! Вся его сущность заключается в удовлетворении плотских потребностей. Поел, поспал, трахнулся, ну и сходил в туалет, без этого никак. Вот и все счастье, вот и удовлетворенность жизнью. Сунуть мне бумажку, которая светится его самовлюбленностью. Как мерзко…»

Нет, Софи никогда не считала себя пуританкой. Она всегда пыталась брать от жизни максимум и делать то, что ей хотелось. Тем более, она никогда не осуждала людей за то, что они пытались найти свое место в жизни, найти себя, и неважно, какими способами они это делали. Но от пошлости и банальности ее коробило с юных лет. Особой романтичностью она не отличалась, но пошлой тоже не была. В силу ее работы тяга Софи к романтике все больше сводилась к нулю. Очень тяжело оставаться романтиком среди банальности, боли и страданий. С годами она ловко научилась прятать то, что осталось от романтизма, устойчиво заменяя его цинизмом. Под этой маской жилось легче. Пусть это было нечестно по отношению к окружающим, по отношению к себе, но цинизм был своего рода защитой и страховкой.

Но сейчас она открылась. Причем сделала это так неожиданно, за считанные минуты. Она, как глупая девчонка, сама выстроила замок из песка и сама же с него слетела. Даже винить было некого. Игра самого с собой – и ты в итоге проиграл. Пустота и разочарование разлились по телу, смешиваясь с давно поселившимся в нем вязким серым чувством.

«Зачем я позволила себе расслабиться? Почему я подпустила его так близко? Зачем я думаю о нем? Кто он? Он всего лишь прохожий, который три минуты держал меня за руку и пять – смотрел в глаза. Все, что я о нем знаю, – это его имя. Мне не нужен этот человек. Я люблю Эмиля, Эмиль любит меня, и я не хочу впутываться в это дерьмо еще больше, я и так потратила два дня на размышления о нем», – она разорвала бумажку и бросила ее в мусор, но то, что цифры 973 567 32 она не сможет забыть никогда, Софи осознавала очень четко. Что-то ворвалось в ее жизнь. Что-то ненужное, незапланированное. Она боялась признаться себе, что это увлекло ее. Ее, человека рассудительного и трезвомыслящего. Человека, не бросающегося в омут с головой. Может, она влюбилась? Но как это могло случиться с человеком, которого она видела два раза в жизни, да и то мельком. Да и какая любовь так нагло врывается. Софи всегда задумывалась над смыслом этого слова. Как и счастье, любовь была неопределима. Всем казалось, что они знают, что это, но никто никогда не мог объяснить, как это. Когда-то она прочитала определение любви, это была простая формула: «любовь = сексуальное влечение + симпатия + уважение». И по мере обрастания цинизмом эта формула все больше и больше ее устраивала. Софи всегда испытывала к Эмильену симпатию, уважение и, она была уверена до сих пор, сексуальное влечение. Хотя эти составляющие формулы были достаточно банальны, зато в них не было пошлости. А тут была сплошная пошлость. Какая любовь! Софи прекрасно понимала, что этот человек любил раз десять в неделю разных женщин. Он не отказывал себе в удовольствии. Он не останавливался и не задумывался, а просто снимал сливки. Такие эмоции, как боль, страдание, тоска, ему были не присущи. Да, она могла согласиться на короткий миг прочувствовать всплеск эмоций на себе, стать очередной его победой, осознанно, для себя. А потом забыть это все, как милое приключение, и вычеркнуть из своей жизни. Но она знала, знала на сто процентов, что не сможет. Не вычеркнет, не забудет. Она четко понимала, что ей будет тяжело, а он перевернет ее, как прочитанный лист своей жизни, и еще сотни раз расскажет таким же дурам о счастье, жизни и радости…