Текст книги "Путешествие вокруг света на шлюпе «Камчатка» в 1817—1819 гг. Том 2"

Василий Михайлович Головнин
Путешествие вокруг света на шлюпе «Камчатка» в 1817–1819 гг.: Том 2

Глава первая

Приготовление к путешествию. – Плавание от Кронштадта до Рио-Жанейро и пребывание в сем порте с замечаниями об оном

Государь император в 1816 году изволил высочайше утвердить доклад морского министра об отправлении одного военного судна в Северо-восточный океан¹. При назначении сего путешествия правительство имело три предмета в виду: 1) доставить в Камчатку разные морские и военные снаряды и другие нужные для сей области и Охотского порта припасы и вещи, которые по отдаленности сих мест невозможно или крайне трудно перевезти туда сухим путем; 2) обозреть колонии Российско-Американской компании и исследовать поступки ее служителей в отношении к природным жителям областей, ею занимаемых, и, наконец, 3) определить географическое положение тех островов и мест российских владений, кои не были доселе определены астрономическими способами, а также посредством малых судов осмотреть и описать северо-западный берег Америки от широты 60° до широты 63°, к которому, по причине мелководия, капитан Кук² не мог приблизиться.

Весной того же года морское начальство определило нарочно построить для предназначенного путешествия военное судно по фрегатскому расположению³, с некоторыми только переменами, кои были необходимы по роду службы, судну сему предстоявшей. Сие судно через год было готово. Начальствовать над оным определен я в феврале 1817 года. Мне предоставлено было самому выбрать всех офицеров и нижних чинов, долженствовавших составлять экипаж судна, которое 12 мая было спущено на воду и наречено шлюпом⁴ «Камчатка». Величиною сей шлюп равнялся посредственному фрегату, вмещая до 900 тонн грузу и имея батареи для 32 орудий, которых, однако ж, сочтено за нужное, по случаю всеобщего мира, поставить только 28. Сверх морских чиновников, старанием президента Академии художеств определен на шлюп молодой, но искусный живописец Тихонов. Во всех подобных путешествиях такой человек весьма нужен, ибо много есть вещей в отдаленных частях света, которых образцов невозможно привести и самое подробное описание коих не в состоянии сообщить об них надлежащего понятия; в таком случае одна живопись может несколько заменить сии недостатки.

9 июня шлюп «Камчатка» привели в Кронштадт и тотчас начали приготовлять его к походу.

В приготовлении нашем не последовало ни малейшей остановки.

Высшее морское начальство определило снабдить нас самыми лучшими съестными припасами, из коих некоторые были заготовлены в Петербурге особыми подрядами, а другие, коих в России не находится, как-то: ром, водку, виноградное вино, предоставлено было купить в иностранных портах.

Сверх обыкновенных снарядов и съестных припасов, отпускаемых на корабли, мы имели много запасных, а также назначено было купить в Англии достаточное количество разных вещей и вновь изобретенных составов, служащих предохранительными средствами противу цинготной болезни[1]1
  Чай, сахар, горчица, лимонная эссенция, спрюсова эссенция⁵ и некоторые другие.


[Закрыть], столь гибельной экипажу, между коим, по несчастию, она распространится. Морской министр приказал снабдить шлюп всеми лучшими морскими картами, книгами и инструментами, принадлежащими к мореплаванию и для делания астрономических наблюдений; в числе сих последних были три хронометра, или астрономических часов, работы лучших английских мастеров.

К половине августа мы были почти совсем готовы к походу, а потому 15-го числа вышли мы из гавани на рейд, где, окончив остальные работы и приняв порох и огнестрельные снаряды, поутру 26-го числа сего же месяца, в день вечно для России достопамятный бородинским сражением, отправились в путь с благополучным ветром от северо-востока[2]2
  Где я говорю северный, восточный, южный, западный ветер или от северо　востока и северо　западу и пр., я не разумею, чтоб направление было точно по сим румбам, а близко оных; но где нужно именно означить какое　либо направление, там румб показан морским названием. Притом все румбы в сем путешествии означены по компасу, не исправленному склонением магнитной стрелки, а где надобность требовала употребить румб, исправленный склонением, там именно сказано: по правому компасу.


[Закрыть]; он нам благоприятствовал только до Ревеля⁶: против сего города мы во всю ночь на 28 августа имели безветрие, а днем с боковым не совсем попутным ветром прошли его.

После того мы имели переменные ветры, то попутные, то противные, и по большей части тихие, с которыми не прежде могли пройти мыс Дагерорт⁷, как 30 августа. С сим мысом кончились последние владения России, и мы вступили за пределы нашего отечества. Ветер тогда дул нам благополучный, и погода была ясная.

Первого сентября прошли мы острова Готланд и Эланд⁸ и на другой день миновали остров Борнгольм⁹. В сие время дул свежий восточный ветер и погода стояла ясная, столь хорошая, что предзнаменовала продолжение восточных ветров, а это самое заставило меня помышлять о перемене прежнего плана нашего путешествия. Я располагал на несколько дней остановиться в Копенгагене, чтобы запастись для служителей водкою, ромом, вином, уксусом и многими другими потребностями для дальних плаваний, которыми в прежнее мое путешествие я запасался в Англии, и потом идти прямо в Бразилию; но установившийся попутный ветер, при благополучной погоде, которые столь редко случаются в осеннее время года, заставили меня думать: не лучше ли, не теряя благополучного ветра, миновать Копенгаген и направить путь прямо к Англии, где можно нимало не дороже получить все нужные нам припасы, когда правительство позволит купить оные без пошлин, что весьма легко было исходатайствовать посредством нашего посланника. Впрочем, сей план я еще не вовсе принял, предоставя решиться на то или на другое по прибытии в Зунд.

К ночи подошли мы к острову Мэну¹⁰ и с наступлением темноты пошли между сим островом и Фалстербоуским рифом¹¹. Невзирая на дурной маяк, мы с помощью лота и осторожности обогнули сей опасный риф очень хорошо и всю ночь продержались под парусами в Зунде против Кегебухты¹². С рассветом (3 сентября) я надеялся получить лоцмана и идти к Гельсингёру¹³, но наступивший туман принудил нас в 6-м часу утра стать на якорь.

До 5-го числа безветрие и туманы не позволили нам приблизиться к Копенгагену, невзирая на все наши покушения; но сего числа, с помощию хорошего восточного ветра, дувшего при ясной погоде, на рассвете подняли мы якорь и пошли к Гельсингёру. Против Копенгагена стоял тогда наш фрегат «Поллукс», на коем прибыл сюда российский посланник. Фрегат сей готов был отправиться в Россию, и в то время, когда мы приблизились к нему, он снимался с якоря; отправив на него донесение мое к морскому министру, мы пошли в путь, отсалютовав крепости и получив ответ по трактату. Погода была прекрасная, с весьма свежим восточным ветром; с нами и навстречу нам шло множество судов.

В 10 часов утра подошли мы к Гельсингёру, где, по обыкновению, салютовали крепости и брантвахте, с которых отвечали нам равным числом выстрелов. На Гельсингёрском рейде мы на якорь не остановились, а держались под парусами; между тем послал я на берег двух офицеров, барона Врангеля¹⁴ и Савельева, сыскать для Северного моря лоцмана и купить несколько свежих съестных припасов как для офицеров, так и для служителей. Они исполнили возложенное на них поручение гораздо скорее, нежели я ожидал, и в 2 часа пополудни возвратились на шлюп. Тотчас пошли мы в путь.

Я не могу здесь обойти молчанием одного обстоятельства, для меня довольно странного: лоцман, ныне к нам приехавший, был тот самый старик Доссет, который вел «Диану» за десять лет перед сим и который, конечно, не стоил того, чтоб его взять; но из жалости и уважения к его бедности и престарелым летам я не хотел огорчить его и отослать на берег.

Шестого сентября поутру, в 8-м часу, при весьма свежем ветре от юго-востока и ясной погоде, прошли мы мыс Скаген¹⁵ в расстоянии от него миль десять и пошли вдоль Ютландского берега к западу.

Юго-восточный ветер нам благоприятствовал; без всяких заслуживающих любопытства приключений прошли мы Доверский канал¹⁶ в ночь на 10-е число сентября и после полудня того же числа пришли в Портсмут, где тотчас явилось к нам множество торговых людей предлагать свои услуги. Но я их предложениями не хотел воспользоваться в ожидании пособий от уполномоченного нашим лондонским генеральным консулом поверенного г-на Марша.

Двенадцатого сентября вечером отправился я из Портсмута, взяв с собою гардемарина Феопемта Лутковского для переписки набело английских бумаг.

Поутру 13-го числа приехали мы в Лондон. Первое мое дело было отыскать нашего консула, с которым увиделся я не прежде вечера и узнал, что требование в казначейство о позволении нам купить водку, ром и пр. без пошлин он подал и решения должен ожидать завтрашний день. Между тем сегодня я успел побывать у лучших здешних мастеров астрономических инструментов. Карты и книги велено было приготовить разным книгопродавцам и отправить в Портсмут.

Я в один день сделал все то, что до меня собственно касалось; относительно же повеления о пропуске на шлюп водки и рому без пошлин я решился подождать три дня, и если оного не последует, тотчас идти в Брест¹⁷ и там купить сии запасы.

В воскресенье 16-го числа, в 11 часов утра, поехали мы из Лондона и через 12 часов приехали в Портсмут; на другой день узнал я, что на шлюпе у нас прошедший жестокий шторм не причинил никакого повреждения. Сего числа (17-го) умер у нас матрос Федор Рогов: он сделался жертвою сильного желания быть в сем путешествии, ибо за пять дней до нашего отправления из Кронштадта приключилась ему болезнь, которую он скрывал, опасаясь, чтоб его не оставили; наконец, по выходе в море, на другой день объявил он о своей болезни, которая причинила ему гнилую горячку. При всех стараниях лекаря нельзя было его спасти.

Восемнадцатого числа все вещи, как-то: книги, карты, инструменты и разные припасы, нужные для сохранения здоровья служителей, купленные мною в Лондоне, были уже в Портсмуте, и ветер был нам благополучный. Но остановка последовала только в английском казначействе о пропуске рома и водки без пошлины. 20 сентября получили мы в Портсмуте повеление дать нам сии припасы со снятием пошлин, после полудня и часть ночи мы принимали ром и устанавливали бочки, а в 4-м часу утра 21 сентября снялись с якоря.

На рассвете (21 сентября) мы были уже на просторе; тогда, отдав лоцману мои бумаги к консулу, подписанные для доставления в Россию, я его отпустил и, поставив все паруса, пошел в путь. Свежий ветер от северо-востока, дувший при ясном небе, быстро нес нас Английским каналом¹⁸, так что на другой день пред рассветом прошли мы мыс Лизард¹⁹.

От сего места мы взяли, говоря морским языком, наше отшествие из Европы.

Я решился править к острову Мадере. Ветры на сем переходе дули с разною силою и с разных сторон; но более нам благополучные, нежели противные, и бури ни одной не случилось.

По выходе нашем из канала до широты мыса Финистера²⁰ имели мы большею частию дождевые и пасмурные погоды, а потом стояли довольно ясные дни. Не встретив ничего достойного внимания, достигли мы Мадеры в 12 дней. Поутру 3 октября увидели остров Порто-Санто²¹, а вечером прошли Мадеру; благополучный ветер и довольно счастливый переход из Англии делали ненужным приставать к сему острову.

Октября 5-го поутру увидели мы остров Пальму, северо-западный из Канарских островов. При отбытии нашем из Англии я располагал зайти к острову Тенерифу²², чтоб запастись свежими съестными припасами, пресной водою и вином; но скорый переход наш Северным Атлантическим океаном заставил меня переменить мое намерение: в продолжение 14 дней, как мы оставили Англию, у нас воды вышло слишком немного, ибо более 10 дней служители получали по кружке в день пива вместо воды; притом она нимало не попортилась, и оставалось оной на два месяца, не включая еще той, которую трудно было доставать из трюма; свежее мясо недавно только вышло, зелени оставалось довольно, а дров очень много; следовательно, вина только надобно было получить в Тенерифе. Но так как нам нужно было не более четырех бочек, а сие ничего не значащее количество и в Рио-Жанейро сыскать легко было, конечно, несколькими сотнями рублей дороже. Но такая бездельная экономия не стоила того, чтоб терять прекрасный попутный ветер.

По сим причинам решился я пройти Канарские острова, из коих Пальму прошли мы поутру в расстоянии от оного к северо-западу от 10 до 15 миль, а Ферро – перед захождением солнца. Юго-западная оконечность сего острова в 5 часов вечера находилась от нас на расстоянии по глазомеру от 15 до 20 миль. Тогда стали мы держать к юго-западу со свежим ветром, дувшим от севера при ясной погоде. С нами шло одним курсом трехмачтовое большое купеческое судно, которое мы увидели еще на рассвете и которое, казалось, было английским вест-индским. Юго-западный курс я взял с тем намерением, чтоб, не приближаясь к африканскому берегу, скорее войти в пассатные ветры.

В ночь на 6-е число, когда мы находились от острова Ферро милях в ста, северный ветер переменился на северо-восточный и стал дуть почти с такою же силою и при такой же погоде, как дуют настоящие пассатные ветры; но в такой большой широте и притом в осеннее время настоящий пассат встретить было невероятно.

Двое суток ветер сей дул тихо и помог нам вечером 7-го числа пройти северный тропик в долготе 21°[3]3
  Долготы считаю я от меридиана Гринвичской обсерватории и всегда к западу до 360°, потому что плавание наше кругом света было на запад.


[Закрыть]; сего же числа стала показываться летучая рыба.

В ночь на 8-е число северо-восточный ветер стал дуть сильнее и все при ясной погоде; это более еще обнадежило нас, что мы вошли в настоящий пассат.

Пользуясь весьма свежим благополучным ветром, мы скоро шли на всех парусах и 9-го числа поутру прошли параллель той широты (20°06′), в которой я, идучи на «Диане» в 1807 году, встретил пассатный ветер. Итак, теперь не оставалось ни малейшего сомнения, чтоб благоприятствующий нам ветер не был настоящий пассат: необыкновенное счастие встретить свежий пассатный ветер у Канарских островов!

Сего числа умер у нас еще один матрос (Сергей Максимов) от гнилой горячки; причина смерти сего человека была та же, от которой мы лишились первого матроса в Портсмуте: народом искоренить глупой и несчастной привычки не объявлять о своей болезни до самой крайности. В надежде обойтись без лекарской помощи и не желая быть на диете, они перемогаются, запускают болезнь, и ничего не значащие припадки делаются смертельными.

Десятого числа поутру проходили мы остров Св. Антония, западный из островов Зеленого Мыса²³, в расстоянии от оного 57 миль; однако ж мы его не видали, хотя, судя по его вышине, и можно было бы видеть.

Идучи с хорошим ветром, мы не встретили ничего примечательного до 12-го числа; а сего числа в широте 13°, долготе 25°, при частом захождении солнца увидели на ветре большое судно, которое шло гораздо полнее нас; сначала я думал, что оно идет своим курсом, но, приблизившись к нам на расстояние миль 4 или 5, оно стало держать выше, приближаясь к нам, и показало, что оно за нами в погоне. Я полагал, что это один из английских крейсеров, наблюдающих у африканских берегов, чтоб не производили торговли невольниками²⁴. Судно сие, не успев спуститься к нам, принуждено было лечь с нами одним румбом; тогда на нем сожгли фальшфейер²⁵ и подняли несколько фонарей. Это долженствовало быть опознательным сигналом. В 9 часов, не быв в состоянии нас догнать, корабль сей выпалил под ветер из пушки[4]4
  Выпалить под ветер из пушки на море означает желание говорить с другим судном, в виду находящимся, по　дружески, а против ветра выстрел показывает намерение силою остановить судно, буде само не остановится.


[Закрыть] в знак, что желает с нами говорить. Тогда и мы отвечали ему пушечным выстрелом под ветер, давая тем знать, что наше судно военное, и в то же время убрали многие паруса, чтоб его дождаться, изъявляя через то готовность нашу переговорить с ним; но он, вместо того, чтоб тотчас к нам подойти, сам убрал паруса и не пошел к нам.

Я знаю правило англичан: они тотчас бы подошли под самую корму. Поступок сего судна заставил меня сомневаться, английское ли оно; видев, что оно к нам не подходит, мы поставили прежние паруса и пошли своим курсом; тогда и оно пошло за нами и поставило все паруса. Такие его движения заставили меня думать, что это судно принадлежит американским инсургентам²⁶, которые нападают на все суда без разбора, ибо я полагал, что оно боится на нас напасть, доколе хорошо не высмотрит, как мы сильны.

Желая поскорее с ним разделаться, я велел приготовить шлюп к бою, и когда все было готово, то в половине десятого часа мы опять убрали все паруса и привели к ветру, чтоб с ним сблизиться; но оно в ту же минуту сделало те же движения и не хотело к нам подойти. Такие робкие его поступки более меня удостоверили, что это не английское военное судно.

После опять мы пошли своим путем, и оно за нами; таким образом шли мы всю ночь; на рассвете же 13-го числа подняло оно английский флаг, а мы свой. В сию ночь (в широте 11°) мы потеряли пассатный ветер, который кончился жестоким порывом от юго-востока с дождем и громом. Потом ветры дули порывами от разных румбов с юго-восточной стороны, коими пользуясь, мы подавались очень хорошо к югу. Чужое судно за нами шло; наконец, в 11 часов выпалило под ветер из пушки; приготовя шлюп к сражению, легли мы в дрейф, и часа через полтора оно подошло к нам. Тогда мы узнали, что это английский военный шлюп «Блюссом»; идет из Портсмута в Сан-Сальвадор²⁷. Капитан оного, Гикей, старинный мой знакомый, служил со мною на фрегате «Фисгард»²⁸ два года, где он был первым лейтенантом. Узнав обо мне от присланного к нам от него офицера, он тотчас сам ко мне приехал и объяснил причину, почему ночью не хотел к нам приблизиться: он нас также считал испанскими инсургентами, как и мы его; знавши же, что экипажи их в какое ни попало судно палят без разбора, он прежде хотел увериться, точно ли мы из того рода судов. Таким образом, дело объяснилось, и как мы шли тоже к бразильским берегам, то я стал править с ним одним курсом.

Четырнадцатого числа ветер тихий, а иногда умеренный, при светлооблачной погоде, дул с восточной стороны. С полудня спутник наш англичанин стал держать к SSW, а мы правили на S; из сего я заключил, что он решился проходить экватор далее к западу, чтобы заранее увидеть бразильские берега около мыса Св. Августина²⁹.

До 18 октября мы имели переменные ветры как в силе, так и в направлении; погода также была непостоянная: иногда было ясно, а иногда облачно и дождь; нередко гром и молния, а особливо по горизонту. Впрочем, вообще погода была совсем не такова, какую встречают обыкновенно мореплаватели, проходя сию полосу жаркого пояса, где часто царствуют ужасные громы и проливные дожди при тихом ветре, иногда только пресекаемые порывами; а сего числа настал настоящий свежий пассат Южного полушария, дующий с юго-восточной стороны; мы встретили его в широта 4½° северной, долготе 26°. Сие обстоятельство еще более убеждает меня быть согласным с капитаном Ванкувером³⁰, что экватор гораздо лучше проходить западнее долготы 25°, нежели восточнее.

После сего ветер дул уже беспрестанно, постоянный пассат с ясной погодою, помощию коего мы плыли с большою скоростью. 23-го числа, в 5-м часу утра, ровно через 58 дней по выходе из Кронштадта, прошли мы экватор в долготе 29½°. Такой скорый переход заставил меня обратить внимание на усердие, с каким офицеры и нижние чины исправляли свою должность. Я желал торжественно изъявить им, сколь много они споспешествовали скорому нашему переходу, и потому в 9 часов утра, собрав всю команду наверх, прочитал им следующий приказ:

«По высочайшей воле его императорского величества дана мне власть нижним чинам начальству моему вверенного шлюпа в разных случаях выдавать денежное вознаграждение, смотря по моему рассмотрению. Необыкновенно скорый наш переход из Кронштадта под экватор, совершенный в 58 дней, случился оттого, что как офицеры и гардемарины, так и нижние чины с неусыпным усердием старались о скором приготовлении шлюпа к походу в Портсмуте; а в море, надеясь на их искусство и расторопность, можно было нести много парусов. Не имея права сам делать никакого награждения гг. офицерам и гардемаринам, я при первом случае представлю об них высшему начальству, а нижним чинам определяю в награждение двухмесячное жалованье, которое теперь же выдаст им клерк 13-го класса³¹ Савельев».

Вследствие сего приказа тогда же и было выдано им награждение пиастрами³².

До 1 ноября правили мы выгодными курсами вдоль бразильского берега, чтоб пройти в пристойном расстоянии мыс Августин и мели Абриохос³³. Ветер нам благоприятствовал. Сего числа на рассвете облака по горизонту приняли вид медного цвета, что почитается признаком урагана, которого нельзя было ожидать у бразильских берегов в сие время года³⁴. Однако ж подобный ему ветер случился, который можно назвать ураганом в самом малом виде, ибо с полуночи на 2-е число вдруг ветер перешел к N и стал дуть порывами с дождем, постепенно прибавляясь в своей силе; а в 2 часа пополудни вдруг порывом перешел к W и от сего румба дул весьма крепкими порывами несколько часов, потом опять вдруг же перешел к SW, наконец, к S, и все дул весьма крепко; наконец стих после полудня 3-го числа. Я прежде не думал, чтоб такой ветер мог случиться здесь в летние месяцы.

Первого ноября стали мы держать прямо к мысу Фрио³⁵; мыс Фрио мы увидели в 6-м часу утра 4 ноября. От нас он находился на запад в расстоянии около 30 миль.

На рассвете 5 ноября увидели вход в Рио-Жанейро, в который и вошли около полудня. При входе салютовали мы крепости, называемой Санта-Крус^З6, и по силе трактата получили выстрел на выстрел; а когда мы уже вошли в залив, то приехали к нам на разных шлюпках два португальских офицера, чтобы узнать, кто мы, откуда и пр. Один из них был с брантвахты, а другой – морской капитан и адъютант королевский. К нам он приехал по обязанности своей доносить королю³⁷ обо всех приходящих военных судах.

Став на якорь, я тотчас послал двух офицеров на берег отыскать нашего генерального консула, который вечером с ними ко мне приехал. Тут мы условились, каким образом поскорее шлюп снабдить всем нужным, чтобы, не теряя времени, мне можно было отправиться в дальнейший путь. К великому моему удовольствию, узнал я от него, что 8-го числа сего месяца английское судно отправляется прямо в Англию и что на оном едет один его знакомый, который скоро может доставить мои письма в Лондон.

Шестого ноября поутру мы поставили шлюп на два якоря, а потом я с офицерами ездил на берег, обедал у нашего генерального консула и пробыл там до самой ночи. Мы были у него в загородном его доме, имеющем прелестное местоположение.

До сего я ничего не говорил о температуре воздуха, какую мы имели на нашем переходе; мы были так счастливы, что не имели ни больших жаров, ни холода; в продолжение нашего плавания шлюп не потерпел никаких повреждений и пришел в Рио-Жанейро в хорошем состоянии, как и команда оного.

Ноября 7-го числа весь день я был на шлюпе, занимаясь приготовлением писем, которые в 6 часов вечера и вручил генеральному нашему консулу для отправления в Лондон на английском корабле. Между тем дал ему список припасам, кои нам нужны, и просил о скорейшем приготовлении оных.

Сего числа приезжал к нам опять прежний морской капитан, адъютант королевский. Он мне объявил, что его величество рад видеть здесь военное судно российского императора, столь много им уважаемого, и что он повелел оказать нам всякое вспомоществование, какого только я пожелаю.

За такое внимание я просил, адъютанта изъявить мою благодарность его величеству, и что о сем я долгом себе поставлю довести до сведения нашего правительства; впрочем, будучи хорошо снабжен всем в своих портах, нужды ни в каком пособии здесь не имею.

Этот адъютант королевский показался мне предобрым и услужливым человеком, но ученость его была не слишком велика: увидев в моей каюте распятие, вдруг с великим удивлением бросился он смотреть на него и, разглядев, вскричал: «Это Иисус Христос!» – «Да, – сказал я ему, – это изображение Его распятия». – «Так вы веруете в Христа?» – спросил он. «Конечно!» – «И все русские веруют?» – «Без сомнения, все русские веруют, – отвечал я с видом удивления. – Да разве вы об этом не знали?» – «Никогда не слыхал, – сказал он мне, – чтоб русские были христиане; я всегда почитал их греками». Он, верно, полагал, что мы идолопоклонники и веруем в Юпитера, Марса³⁸ и пр.

Вечером сего же числа наш консул дал мне знать, что на представление его, когда королю угодно будет позволить мне с офицерами представиться его величеству, получил в ответ, что король был бы очень рад нас видеть, но теперь нездоров; коль же скоро будет ему лучше, то он назначит день и нас примет.

Хотя переход наш до Рио-Жанейро был непродолжителен, но как мы прошли поперек весь жаркий пояс не холодного климата и имели много дождей, то верхняя часть шлюпа требовала некоторых небольших поправок, равно как снасти и паруса, исправлением коих экипаж занимался, также налитием пресной воды и другими необходимыми в портах работами. В сих занятиях португальцы не делали нам никакой помощи. Да мы и не требовали оной. Я только просил доставить на их больших судах пресную воду, и консул наш получил ответ от морского министра на его отношение, за несколько дней к нему посланное, что повеление дано доставить к нам пресную воду немедленно; но мы оной и в следующий день не получили, а продолжали возить ее с берега на своих гребных судах и своими людьми: таковы-то португальцы на обещания и услуги! Сначала сами от имени короля и начальника порта предлагали их, а на деле самой малости – несколько бочек пресной воды – не хотели привезти из порта, где есть все нужные для сего суда и способы. Впрочем, я очень рад, что они и не дали нам воды: иначе эту малость вменили бы они в большое одолжение и заставили бы нашего поверенного в делах представить о сем государю, чтоб доставить за ничто русский орден какому-нибудь чиновнику. Лучше всего никому в чужих портах не одолжаться, если есть способы без сего обойтись.

Между тем они были довольно учтивы: начальник эскадры их, стоявшей тогда на рейде, присылал ко мне своего капитана поздравить с прибытием и предложить зависящие от него услуги; а второй по нем командир даже сам, предупредив меня, приехал ко мне с визитом, прежде нежели я успел у него быть. Командиры двух австрийских фрегатов, сопровождавших из Ливорно³⁹ до сего места эрц-герцогиню австрийскую, супругу наследного принца бразильского, прибывшую на португальском линейном корабле, также сделали мне честь своим посещением и даже в самый час нашего прихода прислали офицеров предложить их услуги и пособие, в которых мы, однако ж, ни малейшей нужды не имели.

Во время пребывания нашего в Рио-Жанейро, когда занятия наши по службе позволяли, мы были всегда на берегу для осматривания города и стоящих любопытства окружных мест. 9 ноября я и многие из наших офицеров взяли наемные коляски и под руководством нашего консула, который нам все показывал и изъяснял, объездили почти весь город. Бывши в Западной Индии, я уже знал о состоянии здесь негров, и меня нимало не изумил так называемый рынок негров⁴⁰, но товарищам моим показался крайне удивительным: это одна длинная улица, называемая Волонга, где в каждом доме внизу есть лавка, в которой нет никаких товаров, кроме негров на продажу. Они все сидят кругом на лавочках, и тут приходят покупатели, осматривают их, щупают, узнают, здоровы ли они, торгуют и покупают, как какой-нибудь домашний скот.

Одиннадцатого ноября, по приглашению нашего консула, ездил я с некоторыми из наших офицеров и гардемаринов верст за 25 от города смотреть водопад: место очень любопытное. При конце обширной плодоносной и весьма хорошо обработанной долины, окруженной с трех сторон превысокими горами и с одной стороны морем, находится сей водопад, низвергающийся двумя уступами, каждый из коих имеет вышины сажен до 40. Подле же самого водопада, под огромным камнем, находится пещера, в коей поставлены две из камня иссеченные ниши, наподобие киотов, и из камней сложены стол и скамейка. Здесь, сказывают, лет за сто пред сим, во время осады Рио-Жанейро французами⁴¹[5]5
  Французы высадили несколько войск в вершине морского рукава, вдавшегося далеко в берег с западной стороны города, поблизости коего на холмах поставили батареи и хотели выжечь город бомбардированием; однако ж вицерой⁴² согласился спасти его уплатою большой суммы денег. Французы, получив ее, немедленно удалились.


[Закрыть], укрывался здешний епископ с своим причтом и совершал богослужение. На столе вырезывают свои имена путешественники. Тут мы завтракали и пробыли, доколе наш художник Тихонов не снял с него вида. Потом возвратились мы в дом, на половине дороги находящийся, где оставили свои коляски, а ехали к водопаду верхами, ибо сия половина дороги весьма гориста и столь дурна, что иначе и ехать нельзя, да и то только на лошадях, привыкших ходить по горам. В сем доме на половине дороги дожидалась нас супруга консула; здесь мы пообедали и уже ночью возвратились в город. Эту дорогу можно сравнить с нашею петергофской, потому что от города до самых гор по обеим сторонам находятся загородные дома и сады, принадлежащие вельможам и людям богатым; дома по большей части очень малы, а сады обширные и прекрасные; но это здесь не редкость: вся Бразилия сад.

Шестнадцатого числа Лангсдорф⁴³ известил меня, что король примет нас завтра вечером в загородном своем дворце, куда мы должны отправиться в 6½ часов пополудни, чтоб быть там в 8-м часу вечера. Вследствие сего назначения на другой день мы хотели ехать, но консул уведомил меня, что по причине полученных сего числа из Лиссабона новостей о случившемся там бунте[6]6
  Когда в Лиссабоне повесили Гомеца де　Фреру и нескольких чиновников⁴⁴


[Закрыть] король отсрочил представление наше к нему до понедельника (19-го числа); а как мы были совсем готовы к выходу в море и на следующий день я располагал отправиться в путь, то мы и не надеялись иметь честь видеть его величество. Однако ж наступившая 17-го числа пасмурная, дождливая погода при юго-западном ветре, продолжавшаяся несколько дней, помешала нам выйти в море; и потому в назначенный день вечером, в 7 часов, я с пятью офицерами и с консулом поехали в загородный королевский дворец[7]7
  Здание сие не похоже на дворец: оно принадлежало частному человеку и куплено королем по нужде, потому что лучшего не было.


[Закрыть], отстоящий от Рио-Жанейро верстах в семи или восьми. Мы приехали, когда король был в церкви у вечерней молитвы. Стоя в дверях церкви, дожидались мы почти целый час; слышали королевскую музыку и певчих: играли и пели они очень недурно, но странно, что как музыканты, так и певчие, из коих многие мулаты и негры, одеты как ни попало и вообще очень дурно.

По окончании молитвы первый королевский камергер, одетый в богатый красный мундир, с двумя звездами, доложил о нас, и через четверть часа из галереи, где мы находились, вдруг двери отворились в огромную залу, в дальнем конце коей стояло что-то похожее на трон, завешенное белыми занавесами. Зала сия была очень слабо освещена. Король, в синем мундире, в двух лентах и с двумя звездами, в шарфе, со шпагою и с палкою, стоял у стола с своим камергером. По этикету здешнего двора, вступив в залу, мы королю поклонились; пришед на половину залы, опять поклонились и, подойдя к нему, еще раз; тогда и он нам поклонился и сделал шага два вперед. Лангсдорф, в звании поверенного в делах, нас ему представил. Тогда король стал говорить со мною о нашем путешествии, о фрегате, каково нам нравится здешний климат и город, и, сделав вопросов десять, поклонился, пожелав благополучного плавания. Мы также, выходя спиною назад до самых дверей, сделали ему три поклона.