Текст книги "Богатым быть не вредно"

Глава 6

На следующий день Вася Кукушкин ждал Генриетту Степановну в ее кабинете с самого утра, потому что ночью у него родилась идея. Директор была немного задумчива и не сразу обратила на него внимание.

– Ой, Василий Васильевич, здравствуйте! Вы, случайно, не в моем кабинете ночевали?

– Здравствуйте, дорогая Генриетта Степановна! – весело поздоровался он и сразу положил на стол заявление. – Садитесь и немедленно прочитайте.

– Спасибо, – она удивленно заморгала глазами, не понимая, кто из них в этом кабинете хозяин. – Что это?

– Читайте, читайте.

Она мельком прочитала заявление, но сути его так и не поняла.

– Простите, но вы мне лучше объясните популярно, о каком хозрасчете идет речь?

– Я прошу вас, уважаемая, аннулировать мою ставку и установить мне процент от выработки, как на производстве. Я должен быть заинтересован сделать больше и лучше.

– А… а что вы у нас собираетесь производить?

– Как что, Генриетта Степановна, – Кукушкин удивился ее непонятливости. – Я буду производить здоровые и морально устойчивые семьи! А вы мне будете платить за конечный результат.

Несколько секунд она смотрела ему в глаза, затем притронулась к своей голове:

– Тьфу ты черт, вроде бы я здорова!.. Василий Васильевич, пожалуйста, изложите поподробнее, как вы намерены это делать?

– Подробнее? А это хоть сто порций!

– Каких порций? – спросила она уже машинально.

– Ну это… так говорится.

– Ага, понятно. Поливайте дальше.

– Так вот, – продолжал Вася, деловито размахивая руками, – я предлагаю создать платную консультацию для новобрачных. Короче, для тех, кто подал или подаст нам заявление. Они будут консультироваться со мной, а я буду помогать им узнавать друг друга ближе. Согласитесь, что лучше побольше узнать друг о друге раньше, чем тогда, когда это будет поздно. А потом, Генриетта Степановна, что это за цена – один рубль и пятьдесят копеек?! Ведь получается, что жена стоит всего полтора рубля…

– Ну, тут, Василий Васильевич, мы бессильны. Это государственная расценка, и завышать ее мы не имеем права.

– А за развод драть двести рублей вы, значит, имеете право?

– Но это же не мы, а суды.

– Какая разница! Ведь все равно получается какая-то ловушка: вход почти бесплатно, а на выход надо работать два месяца, – у Васи были возмущенные глаза. – Поймите же…

– Ну, понять мне вас не трудно, ведь кое-какой опыт у вас есть, – развеселилась Генриетта Степановна. – Но не забывайте: подавшим заявление на расторжение брака дается три месяца на размышление, так что этого времени вполне достаточно, чтобы заработать на развод.

Завотделом не обратил внимания на ее шпильку и невозмутимо спросил:

– Так что вы решили?

Подумав, она ответила:

– Мне, собственно, и решать нечего. Вот что, уважаемый и неугомонный мой Василий Васильевич, оклад у вас останется прежним. Расценка на регистрацию брака тоже. А насчет добрачных консультаций – в этом что-то есть…

– Вот именно, Генриетта Степановна, вы же не будете отрицать, что хороший консультант, как хороший любовник, только укрепляет семью.

Директор немного покраснела и сказала:

– Учтите, что все должно быть бесплатно! Мы не можем давать советы за деньги – это безнравственно. Так что если вы действительно горите желанием создать так называемый отдел советов и консультаций, с Богом. Только сначала все это надо хорошенько обдумать, я должна знать, как это все будет выглядеть…

– Позвольте, позвольте, Генриетта Степановна, – Вася поднял руку и с досадой ударил себя по колену, – почему вы считаете, что брать деньги за добрые и полезные советы безнравственно?

– Голубчик, неужели так трудно понять. Это все равно, что вас кто-то из приезжих попросит объяснить, как пройти на ту или иную улицу. А вы что ему скажете: дай рубль, потом объясню?!

– Нет, нет, вы меня не путайте, сам запутаюсь! Я считаю, что не брать плату за нужные и полезные советы – бесхозяйственно.

– Объясните…

– Объяснение простое: чем дороже мне кто-то достается, тем больше я буду его или ее ценить. Вам понятно?

– Не совсем. Вернее, совсем непонятно.

– Молодые, подав заявление, должны сразу знать, что за все в жизни им придется платить. Даже за советы! А я ведь буду им давать советы не простые, и вы это знаете. Я даже смогу разоблачить тех, кто преследует корыстные цели. Вы же сами знаете, что не все женятся и выходят замуж по любви.

– А вдруг и вы ошибетесь?

– Ничего, на ошибках учатся…

Этот разговор длился до обеда. Кукушкину так и не удалось убедить Генриетту Степановну в полезности своей идеи. В подавленном состоянии он оставил свое заключение на сценарий Валентины Михайловны и хотел уже уходить, но директор его окликнула:

– Василий Васильевич, у меня к вам еще один вопрос…

Вася неохотно остановился.

– Василий Васильевич, это правда, что вы вчера в присутствии моей подчиненной обозвали меня дурой?

Ее обидчивость показалась ему смешной.

– Ну, Генриетта Степановна, не будьте же вы дурой и не верьте в гнусные сплетни! О Господи, это же надо…

– У вас какое образование? – спросила она впервые строго.

– Историческое.

– А я думала – дошкольное.

– Вы что, не верите в мои способности?

– Отчего же, я вижу, что вы способный горлохват…

Вася никому еще не позволял, чтобы с ним разговаривали в таком тоне.

– Вы уже все сказали?

– Нет, только то, что вы услышали!! – оказывается, она тоже умела кричать.

– Тогда я пошел!

– Валите кулем, пока трамваи ходят!

Эти слова он услышал за дверью ее кабинета. В приемной Вася столкнулся с Валентиной Михайловной, которая уже его разыскивала. Не останавливаясь и ни с кем не здороваясь, он направился в свой кабинет. Второй рабочий день ему тоже не сулил ничего хорошего…

Минут через пять Валентина Михайловна постучала к нему.

– Это ты донесла директрисе, что я ее обозвал дурой? – спросил рассвирепевший Вася, совершенно забыв о своей способности читать мысли.

– Я еще не совсем спятила, – ответила она улыбаясь. – Ты разве забыл, как ты сам орал на весь Дворец?! Советую соблюдать технику безопасности, если ты намерен здесь работать.

– Ну ничего, – начал остывать Вася. – Я ей когда-нибудь все равно свинью подложу.

– Ой, было бы неплохо, если б на какой-нибудь праздник! – обрадовалась Валя.

Глава 7

Третий свой рабочий день Кукушкин решил начать так, будто он всего-навсего маленький человек, мечтающий о большой зарплате. Он серьезно задумался над тем; что язык его – враг его. И действительно: университет пришлось бросить, семейная жизнь потерпела крушение, ни на одной работе долго не задерживался, и вот даже сейчас, когда нашлась ему наконец работа по душе, у него не клеятся отношения с сотрудниками. Нет, надо менять себя! Немедленно!

На работу Вася поехал общественным транспортом. Это был первый шаг навстречу себе, обновленному Кукушкину. В троллейбусе он был ужасно скромным и деликатным и даже не нагрубил какому-то гражданину, проверяющему его карманы:

– Очень сожалею, уважаемый, но в этом кармане у меня нет ни копья.

Субъект тоже оказался вежливым:

– Извините, но я должен убедиться…

– В таком случае посмотрим в другом, – Вася с трудом повернулся в толкучке к нему боком: – Будьте любезны.

В другом кармане были три рубля и талоны. Неизвестный проявил чуткость и не оставил его без средств на проезд.

На работе завотделом со всеми поздоровался первым. В приемной попросил аудиенции у Генриетты Степановны через секретаря. В кабинет вошел тише воды, ниже травы. Разговор начал робко, почти как влюбленный юноша.

– Смотрю я на вас, Генриетта Степановна, как на живой светофор, и думаю, какой же свет загорится в ваших глазах?

– А вы как думаете? – насторожилась директор, явно ожидая подвоха.

Завотделом вместо ответа заулыбался на все тридцать два зуба.

– Почему вы улыбаетесь? – глядя на его заразительную улыбку, она невольно растянула рот до ушей.

– А потому что мне… это ничего не стоит.

– Знаете, почему я вас терплю? – вздохнула Генриетта Степановна. – Потому что вы меня развлекаете. У вас душа нараспашку, и я знаю почему. Потому что в ней вам прятать нечего. Короче, я ознакомилась с вашим заключением. Да, я не дочитала сценарий Валентины Михайловны, но уже сейчас могу сказать: не пойдет.

– Помилуйте, Генриетта Степановна! – Кукушкин вскочил и подошел к ней так близко, что ей показалось: сейчас он бросится на нее с умоляющими объятиями. – Я не могу подвести Валентину Михайловну, я дал ей слово…

– Ничего, – ухмыльнулась она иронично, – заберете обратно.

– Но вы же позорите мое имя!

– Переживете. Миленький мой, ну кто вы такой со своим незаконченным, пускай и историческим образованием! – этими словами директор решила поставить его на место раз и навсегда. – Не исключено, что вам многое под силу, но не все по плечу… Соразмеряйтесь, милок.

Потом они надолго замолчали. Вася смиренно ждал, чем она будет аргументировать свой отказ, а директор ждала, как он будет возражать. Но ни того, ни другого не последовало.

Директор и завотделом даже не догадывались, что за дверью их подслушивали.

– Как они? – спросила секретарь у Валентины Михайловны, которая прилипла ухом к двери.

– Молчат, только дышат.

– Переведи, – тихонько фыркнула секретарь.

– Дословно не переводится, – ответила автор сценария и на цыпочках отбежала в сторону. – Ничего, пусть этот телепат подумает, как высушить свою подмоченную репутацию.

Кукушкин вышел из кабинета, опустив голову. Валя поняла все без слов и не стала задавать вопросов. Только сообщила:

– Василий Васильевич, к вам посетители.

– Откуда, зачем и почему? – криво усмехнулся он.

– Не знаю, они хотят к вам попасть по сугубо личному вопросу, товарищ Кукушкин, – холодно ответила Валентина.

– Тогда давай, только по одному, – ее мысли Васю уже не интересовали, потому что он начинал сгорать от любопытства, как же будет выглядеть его первый в жизни официальный прием.

Через минуту Валя привела к нему в кабинет девушку далеко не первой свежести, но в «фирмовом» платье. В ушах – супермодные клипсы. Поведение ее было гораздо скромнее одежды.

– Здравствуйте! Можно к вам? – робко пропищала она.

– Попробуйте, – пустил в ход одну из своих самых обаятельных улыбок Кукушкин.

– Так я зайду позже, – с намеком сказала Валентина Михайловна и гордо вышла.

– Садитесь, пожалуйста, поближе, – промурлыкал Вася, совершенно не отреагировав на слова подчиненной, и сразу же начал настраиваться на мысли девушки.

– Спасибо, – она села и от волнения начала грызть уголок своей кожаной сумочки из натуральной кожи. В голове у нее был такой сумбур, что ему не удавалось хотя бы приблизительно понять цель ее визита. – Я к вам пришла… Понимаете, я слышала… «Ох, Ритка, ты успокоишься сегодня или нет?» – спросила она у себя – и вдруг в ее голове все умолкло.

– Правильно, Рита, вам действительно нужно успокоиться.

– А откуда вы знаете, что меня зовут Рита?

– Вы мне об этом только что сами… подумали.

– Ах, да, я как раз по этому поводу и пришла… мне как раз и нужно обратиться к вам с просьбой по этому поводу…

– По поводу успокоиться? Послушайте, Рита, вы лучше ничего не говорите, а только думайте. Я вас так быстрее пойму, а вам будет легче сосредоточиться. Договорились?

– Ага! – обрадовалась Рита и, чтобы случайно не заговорить, закрыла себе рот ладошкой. Несколько секунд она приводила в порядок свои мысли. Наконец они потекли плавно и последовательно: «Дорогой Василий Васильевич, я вам буду безмерно благодарна, если вы поможете мне разобраться в одном человеке. Этот человек мой жених, и через месяц мы должны расписаться в вашем Дворце. Если честно, я его не люблю. Он рыжий и кривоногий. Но вы меня не осуждайте, пожалуйста. Мне уже двадцать пять, и я уже пять раз забирала заявление обратно. Отец говорит, что он очень умный и в этом мое счастье. Понимаете, для меня очень важно, любит ли он меня. Ведь если он тоже не любит, это будет наша… моя трагедия. Он будет мне изменять, а я этого не переживу…»

– Кто он? Отвечайте мысленно! – повысил голос Вася, заметив, что она освободила рот и зашевелила губами.

«Его зовут Витя, он в этом году заканчивает политехнический… Уже отслужил армию и хочет в столицу. Ну что вам еще сказать о нем?»

– А почему вы усомнились в его чувствах? Он что, давал вам повод?

«Понимаете, сейчас многие женятся из-за прописки, чтобы остаться в городе. А когда отхватят все, что им нужно, разводятся, требуют размена, а потом…»

– Да, знакомая история, – покачал головой Кукушкин. – О'кей, Риточка, приводите этого красавца ко мне.

– Ой, а может, вы к нам? Понимаете, в домашней обстановке, за хорошим столом… – Рита не узнавала своего голоса. – У меня очень добрая мама, у меня великолепный папа!

– Да и сами вы… – подмигнул ей Кукушкин.

– Спасибо, спасибочки. Как хорошо, что мы поняли друг друга…

– Все верно: приводить вашего Витю сюда действительно небезопасно, он может насторожиться. А в домашней обстановке у него не возникнет никаких подозрений. – Вася оторвал от своего делового календаря листок и записал на нем свой домашний и рабочий телефоны. – Давайте назначим встречу… э-э-э… на послезавтра. Послезавтра воскресенье. Думаю, ваших родителей это тоже устроит.

– Василий Васильевич, вы уникальный человек! – она взяла листочек с телефонами и несколько раз благоговейно поцеловала его. – Спасибо вам преогромнейшее!

– Ну, благодарить будете потом.

– Поняла. Поняла, поняла. – Рита заговорила тише, будто опасалась, что их могут подслушать. – Не волнуйтесь, папа в долгу не останется. Я у них единственная доченька… они для меня… ради меня!

– О'кей, Риточка, договорились. Гуд бай.

– Поняла, Василий Васильевич, иду. Я понимаю: у вас много дел, – она встала и протянула ему дрожащую руку. – Еще бы, такой человек, такой человек! Боже ж мой, это же надо – я разговаривала с уникальным человеком!

– Позвоните мне в воскресенье с утра домой, – сказал он, пожимая ей осторожно руку. – И никому ни слова…

– Поняла, Василий Васильевич, не будем разглашать государственные тайны. Спасибочки вам большое, – благодарная Рита поцеловала ему руку.

– Да что вы, Риточка, вы же современная чуви… девушка, – сделал он ей замечание, но руку свою выдергивать не стал.

Она поцеловала ему мизинец. Затем, откланиваясь, начала отходить спиной к двери и с волнением приговаривать:

– До свидания, Василий Васильевич, до свидания! Я буду вас боготворить. Простите, ради Бога, простите меня, смертную… Уникальный, уникальный человек…

Когда посетительница наконец вышла, Вася подошел к зеркалу и долго рассматривал себя, чтобы запомнить, какое именно выражение его лица создает впечатление уникальности. Затем позвонил Валентине Михайловне в отдел:

– Валюша, давай следующую дуру.

– Это будет уже следующий, – хихикнула она.

Через минуту в кабинет Кукушкина постучали. Вася негромко откликнулся:

– Ворвитесь!

В кабинет почти вбежал старик с собачкой и заговорил протяжным певучим голосом:

– Здравствуйте, молодой кент! Рад приветствовать вас на нашей планете. Знаете, вы так на моего друга… друга Фердинанда смахиваете, что мне даже страшно. Ж-жуть – какое сходство! Он у меня был умным, как собака, – все знал, все понимал, только бедняга глухонемой был, говорить не мог. Мы с ним общались письменно. Когда он женился, я за него расписывался. Правда, я с его Мусю не жил. Я жил с ней тогда, когда она стала моей. Один раз только поцеловал, когда она меня спросила: «Левик, ну когда же наконец небо опустится на землю?» Бедняга, она так ждала этого, но Фердинанд мне тогда объяснил на пальцах, что если я еще раз поцелую его Мусю, он меня поставит ногами к небу. А потом еще и написал мне, слышите, заказным письмом, хотя мы жили тогда в коммуналке, через стенку. Я им тогда почти каждую ночь стучал. Так вот, слышите, что он мне тогда написал: «Ты, змей, радуешься только тем, что не даешь радоваться мне!» Это я ему не давал радоваться! Да я даже женился на его Мусю, когда он, бедняга, помер!.. – старик посадил на стул собачку, вынул из кармана громадный мятый платочек, высморкался и вытер глаза…

Кукушкин начал настраиваться на его мысли, но только отдельные несвязные отрывки смог расслышать с трудом. «У этого замшелого идиота дырявая голова, и в ней уже ничего не держится! – раздраженно подумал он и подошел ближе. Старик пугливо поднял руки. Его мысли стали-отчетливей, и то лишь потому, что повторял он в уме одно и то же: „Моя Мусю закопала во дворе фамильные драгоценности Фердинанда на большую сумму и не помнит где… Если вы… Если вы сможете найти их, я вам отдам половину…“

Вася рассмеялся: сначала ему показалось, что в голове у этого дедули гуляет старческий маразм. Затем, вглядываясь в его мутные хитроватые глаза, понял, что это совсем не так.

– Много золота? – строго спросил Кукушкин и опустил ему руки.

– Какого золота? Вы что, спятили, у меня нет никакого золота, – испугался старик. – Вы, молодой-необыкновенный, хоть и от Бога, но безбожно опасный. Для вас золото – мусор. Золото и брильянты вы можете лопатой загребать. Да что там лопатой…

– Много золота? – повторил громче Вася.

– Да я же говорю, что лопатой…

– Я имею в виду то, что закопала ваша Мусю?

– А вам какое дело?! – У старика, вероятно, от страха появилось недержание мыслей, которые он начал высказывать вслух: – Понимаете, я из-за этих фамильных драгоценностей даже несколько раз разводился со своей Мусю. А сейчас она лежит в параличе и клянется, божится, что забыла, в каком месте их спря-та-ла. Представля-е-те, она меня так любила, что спрятала от меня, от своего любимого Леви-ка, целое со-о-кровище.

– Я вам ничем не могу помочь, – с досадой сказал Вася. – Если б ваши драгоценности умели думать…

– По-моему, вы сами не умеете думать! По-моему, ты, Элоночка, умнее, – закряхтел-захихикал гость и поцеловал собачку в мордочку. Она лизнула дедулю в нос, и тот успокоился. – Вот собака и… женщина – други человека. Только их нельзя дразнить и водить без намордника. Будьте здоровы, молодой-одаренный! Если не помру, познакомлю вас с моей Мусю. С тех пор, как она не поднимается без моей помощи с постели, она просто без меня жить не может.

Когда он вышел, Кукушкин задумчиво пожал плечами. Загадочный гость ему показался смешным и подозрительным. Оба визита, Риты и этого Левика с собачкой, были как-то связаны между собой. В этом Вася не сомневался. Не сомневался он и в том, что у него наступит интереснейшая жизнь, о которой ему раньше и не мечталось…

В кабинет влетела Валентина Михайловна и радостно чмокнула его в щеку.

– Василечек, поздравь меня! Директриса отправила два сценария на рецензию, в том числе и мой…

«Значит, не все женские мысли доступны и мне», – подумал Кукушкин и многозначительно мурлыкнул:

– То-то же.

Глава 8

Вася с нетерпением ждал воскресного утреннего звонка. Он уже успел побриться и умыться, когда зазвонил телефон.

– Здравствуйте, вы Кукушкин? – голос был мужской и незнакомый.

– Да, есть такая птица. И, представьте себе, совсем неглупая!

– Я не знаю, какая вы птица, но мне ведено доставить вас в золотую клетку моего шефа.

– А в зоопарк вы меня не собираетесь доставить?

– Машина ждет вас! – сказал неизвестный и умолк.

У Васи вдруг на лбу выступил пот, хотя сегодня у него не было и росинки во рту. «Господи, сколько в человеке воды!» – подумал он в какой-то тревоге, выглянул в окно и увидел у самого подъезда черную «Волгу». «Значит, этот шеф – крупная птица, раз предоставляет мне такую честь!» – подумал Вася, быстро оделся и выбежал из дому.

Всеволод Львович Хитроумов, отец Риты, был подпольным миллионером. Этот человек умел делать деньги из барахла. Правда, в институте пищевой промышленности, где он отмучился пять лет, его учили другому. Он часто благодушно вспоминал, как легко ему удалось попасть в институт и как нелегко было выбраться из него. Но «корочки» все же добыл и благодаря им стал завпроизводством в ресторане. Правда, к «корочкам» ему пришлось кое-что еще добавить.

Основную часть своего подпольного состояния он скопил на перепродаже «барахла». То есть на спекуляции антиквариатом. Кстати, слово «спекуляция» он ужасно не любил и всегда называл свои махинации деловыми операциями.

Семья Хитроумовых состояла из пяти человек и одной собачки – Элоночки. Квартира была шестикомнатная – по комнате на каждого члена семьи. В гостиной Всеволод Львович создал райский уголочек, где пели канарейки, и небольшой комнатный фонтан на фоне густой и пышной пальмы.

Рита Хитроумова, его дочь, училась в трех институтах. В четвертый не поступила – блата не было. Но ни один она не закончила – терпения не хватило. Зато пять раз пыталась выйти замуж. И сегодня она очень надеялась, что Вася Кукушкин, познакомившись с ее шестым женихом, откроет ей глаза на истину.

Виктория Леопардовна, мать Риты и жена Всеволода Львовича, была домохозяйкой со стажем и незаконченным высшим медицинским. Она в шутку и втайне от своего мужа считала себя домашней вешалкой. Только не той, на которую можно что-то вешать, а той, которая сама на кого-то вешается. Виктория Леопардовна, в отличие от других членов семьи, совсем не надеялась извлечь пользу из предстоящей встречи с таким важным гостем. Более того, у нее даже было предчувствие, что знакомство с уникальным Кукушкиным может принести ей много неприятностей.

Но женское мнение в этом доме мужчин не интересовало. Рита и Виктория Леонардовна хлопали на кухне, а Всеволод Львович и его отец Лев Борисович сидели в своем любимом уголочке на выступе комнатного фонтана и беседовали.

– Человек – самое удивительное животное в природе, – с философской улыбкой сказал сын.

– Ты имеешь в виду этого телепата? – старший Хитроумов, как всегда, держал в руках свою Элоночку и нежно поглаживал ее. – Так вот что я тебе скажу, сын мой. Он – начало нашей смерти. У нас только два выхода: купить его или… Он должен быть нашим другом и ни в коем случае не врагом.

– Ну чем может быть для нас опасен этот один-единственный телепат?! – спросил спокойно Хитроумов-младший, подкармливая рыбок, которые ему всегда казались взаправду золотыми.

– Это сейчас он единственный, а пройдет десять-двадцать лет, и их наплодится столько, что мы будем у них как на ладони.

– Ох, отец, зря паникуешь, – хмыкнул сын и лениво потянулся.

– Всеволод, не расслабляйся. Ты носишь мое отчество львиное, и имя я тебе дал могущественное!.. – напомнил отец и больно ущипнул Элоночку за ухо. Она пискнула и угодливо лизнула ему руку.

– Зато все остальное я добыл себе сам! – хвастливо подчеркнул сын. – Поэтому я и глава нашего семейства.

– А гены чьи? Чьи?!

В это время соловьем пропел квартирный звонок, и мужчины зашевелились. Открывать пошел хозяин квартиры.

Всеволод Львович встретил Кукушкина, как давнего знакомого.

– О, вот вы мне как раз и нужны! – воскликнул он, будто знал Васю много-много лет. – Прошу, мой друг.

В гостиной Кукушкин не мог скрыть своего удивления.

– О, я, кажется, попал в рай еще при жизни! Очень жаль, если его когда-нибудь закроют на ремонт.

– Не волнуйтесь, молодой человек, я в состоянии построить себе рай и похлеще, – прихвастнул хозяин и протянул руку для знакомства: – Хотите – Всеволод Львович, а хотите – Львович Всеволод. Как вам угодно. От этого я бедней или богаче не стану.

– Рад познакомиться – Василий Васильевич! – представился гость, не отводя взгляда от комнатного фонтана. – А скажите, вот… самолет вы могли бы купить?

– Куда же мне на нем лететь? – развел руками Хитроумов-младший. – О, понял! Вы, наверное, имеете в виду туда, куда Макар телят не гонял.

Вася промолчал и с поклоном улыбнулся Хитроумову-старшему, подчеркивая тот факт, что они уже знакомы. В ответ ему тявкнула Элоночка и угодливо помахала хвостиком немного обеспокоенному старику.

А Всеволод Львович начал знакомить гостя со своей квартирой:

– Как видите, это моя пещера. Вот комната моей мамы. Я вас потом с ней познакомлю. Дальше – моя комната и комната жены. Это комната дочери. Имеется также отдельная комната для нашего меньшего друга, – он любовно погладил Элонку по спине, благо Хитроумов-старший шел рядом с ними. – Правда, небольшая – всего двенадцать метров. Ну, с кухней, ванной и туалетом я пока вас знакомить не буду… А у вас?

– У меня… тоже так же, только все вместе, – процедил сквозь зубы Вася.

– Приятно, что вы шутник!

– Еще бы, – гость скопировал улыбку хозяина. – И главное – не из милиции.

От взгляда Хитроумова Кукушкина на мгновение пронзило током. Но у хозяина хватило выдержки, чтобы деликатно спросить:

– Какой у вас заработок?

– У меня твердый оклад – двести.

– Твердый оклад – это пособие по безработице, молодой кент. А зарплату каждый мыслящий мужчина должен делать себе сам. Это есть его деловые способности, умноженные на хозрасчет. М-да… Если бы вы знали, как меня утомляет наша безработица! Я устаю от нее больше, чем от самой тяжелой работы.

– Другой бы с вами спорил, а я не буду, – согласился Кукушкин и искоса посмотрел на притихшего Льва Борисовича, который стоял под пальмой и задумчиво почесывал густую шерсть своей собачки.

– Представляете, утром встаешь – ни в трамвай, ни в троллейбус попасть невозможно, – Всеволод Львович говорил таким тоном, будто рассказывал анекдот. – Все спешат на работу. Казалось бы, вот идеальный народ! А придите на работу – сидят и ничего не делают. Спрашивается, зачем спешили? Никто не ответит. Ответить, конечно, могут – плевком в харю. Парадокс? Парадокс. Или зайдите в любой магазин – хоть шаром покати! Только откуда, скажите на милость, в домашних холодильниках и шкафах появляется то, чего днем со свечой не сыщешь на прилавках и даже на витринах?

– Да, сия тайна покрыта мраком, – усмехнулся гость, вспомнив рыбный завтрак, недавно приготовленный Любой.

– Для нас это отнюдь не тайна, – сказал Всеволод Львович, поглаживая вспотевшую лысину. – Но мы не проболтаемся. Нет, нет! Пусть одни хранят самое дорогое в памяти, другие – на сберкнижке, а мы – на замке. Вот так-то! Кто из нас прав? Ну-ка рассудите.

– Когда-нибудь судьи рассудят, – кашлянул гость в кулак, разглядывая поющих канареек в роскошных клетках. – А почему у вас такое однообразие – канарейки да канарейки?

Лев Борисович отпустил Элоночку побегать и ответил за сына:

– До судьи далеко, как до Бога! Да и неведомо еще, кто вправе судить, а кто нет. Я считаю, что каждый мало-мальски мыслящий человек – сам себе судья. Поймешь это – судьба в твоих руках, а не поймешь – все твои надежды будут на Бога и на добрых людей, которые, как доказано наукой, практически вымерли. А канарейки, молодой кент, это птицы счастья. И пение у них божественное. Да, божественное! Вы только вслушайтесь, как сладко разливаются их голоса. Это же чудо-оркестр! Знаете, когда я слышу этот оркестр, мне кажется, что где-то рядом стоит волшебная машинка и чеканит золотые монеты. А они рассыпаются и рассыпаются по мраморному полу. Как золотой дождик. Вы слышите, какой это приятный золотой звон! Эх, даже умирать не хочется! – он прослезился и для пущей убедительности приложил руку к сердцу. Ему подтявкнула Элонка и завертела хвостиком, за что была награждена воздушным поцелуем.

Кукушкин чуть было не поверил в искренность старика, но жесткая и, надо полагать, честная мысль Хитроумова-младшего: «Ну, старая развалина, за всю свою жизнь не научился варить лапшу, а вешать пытается всем!» – вмиг отрезвила его.

В гостиную вошли еще два члена этой семьи. Рита от радости хотела броситься на шею Кукушкину, но Виктория Леонардовна вовремя всучила ей поднос со спиртными напитками.

– Василий Васильевич, как это мило с вашей стороны, что вы здесь! – защебетала дочь, поднеся ему фужеры и рюмки со спиртным так близко к лицу, будто он должен был их поцеловать. – Здравствуйте, здравствуйте, уникальный мой человек!

– О Риточка, с вашим появлением в этом рае стало еще светлее, – Вася поцеловал ей руку выше кисти, от чего поднос задрожал.

– Ой, неужели это правда! Боже мой, какая честь, вы не представляете…

– Рита, что ты такое говоришь, – сделала замечание дочери мать. – Почему ты решила, что Василий Васильевич не может представить…

– Ой, ну мама, что ты такое говоришь! – дочь решительно отдала поднос матери и повесилась-таки на шею гостю. – Василий Васильевич, извините, но я ничего не могу с собой поделать. Я так рада, я так рада… Вы мой бог, мой судья и моя надежда на мое счастье.

Пока что в глазах всех членов этой семьи Кукушкин был или великим оригиналом, или клоуном, или, в лучшем случае, жуликом и проходимцем, и только Рита видела в нем уникального человека. К такому выводу пришел Вася, прослушав их мысли, и, вспомнив учителя, решил: вот оно, конкретное зло, с которым надо бороться.

После просмотра семейных любительских фильмов, снятых Ритой и Всеволодом Львовичем, Лев Борисович наконец решил представить свою жену.

– Сейчас я вам, молодой-одаренный, покажу мою Мусю!.. Она у нас словно Ленин в мавзолее. Мы на нее смотрим и любим. Виточка, ты же медик, хотя и незаконченный, неужели ты не в состоянии вылечить свою свекровушку?

– Ну что ты, папенсия, – пошутила невестка в ответ, – зачем ее лечить, пусть поживет еще немножко.

Старая Муся действительно была похожа на мумию. Она лежала на кровати в глубоком параличе, и только в угасающих глазах едва теплилась жизнь. Кукушкину даже жаль стало старуху. Ему непонятно было, как могли самые близкие люди проявлять к ней такое циничное безразличие.

Только за шикарным обеденным столом Вася постепенно начал привыкать к этим людям. Оказывается, они на все смотрят сквозь пальцы. Серьезное отношение у них было только к деньгам и дорогостоящим вещам.

Еда на столе была разнообразная и вкусная. Кукушкин глотал все подряд, не успевая даже хорошо прожевать, а все члены семьи боялись плохо подумать о госте. Только глава семейства позволил себе на мгновение забыть об уникальных способностях Кукушкина, и в его голове случайно промелькнула неприятная для Васи мысль: «Да, Дерьмо производить он умеет. Интересно, на что он еще способен?»

Вася ел без хлеба, чтобы больше вместилось в желудке нежнейшего мяса и редчайшей рыбы. Когда почувствовал, что ему стало тяжело дышать, решил отдохнуть. Увы…

– Василь Васильевич, хотите скушать сердце или легкие? – засуетилась, ухаживая за ним, сидящая рядом Рита.

– Спасибо, Риточка, спасибо, я не сердцеед. А балык и ветчина мне тоже не тяжелы…

Лев Борисович захихикал, как пискливая трещотка, а Всеволод Львович прыснул так, что обрызгал прожеванной пищей все лицо жены.

– Ой, пардон, Витольда, не успел проглотить… – извиняясь, он раскашлялся.

– Ничего, Хитроумен, в лицо можешь плевать. Только не в душу, – обиженно ответила жена, вытираясь салфеткой.