Текст книги "О нравственности и русской культуре"

Василий Ключевский
О нравственности и русской культуре

Лучший образец русской исторической литературы

Ключевского можно бесстрашно издавать еще и еще, как издают Пушкина, Толстого, Лермонтова, Чехова

А. В. Амфитеатров

Многие поколения читают и перечитывают Ключевского и в России, и далеко за ее пределами. Работы историка представляют собой велико-ленный образец сочетания строгой научности и тонкого анализа сложных экономических и социальных явлений с отточенной, образной и ясной формой изложения «Мудрено пишут только о том, чего не понимают», – утверждал он. И не случайно академик истории и древностей русских В. О. Ключевский был избран почетным академиком по разряду изящной словесности. Ключевским была создана глубоко научная и оригинальная концепция истории России. Труды ученого оказали сильное влияние на современное ему и последующее развитие всей исторической науки. Его знаменитый «Курс русской истории», переведенный на многие языки (чешский, немецкий, французский, английский, финский, шведский, японский), послужил главным источником для курсов по истории России во всем мире.

В 1991 г. – в год 150-летия со дня рождения великого историка – Международный центр по малым планетам (Смитсоновская астрофизическая обсерватория, США) присвоил его имя малой планете, открытой Л. И. Черных в Крымской обсерватории. Отныне малая планета № 4560 Ключевский – неотъемлемая частица Солнечной системы.

Василий Осипович Ключевский (1841–1911) происходил из духовного сословия. Его прадед и дед по отцовской линии служили в церкви села Ключи Чембарского уезда Пензенской губернии – отсюда и произошла фамилия Ключевский. Детские годы Василия Осиповича прошли в деревенской глуши по месту службы отца – бедного сельского священника. Впечатления детства врезались в его память на всю жизнь, также как и бабушкины сказки. Он и сам сочинял (чаще всего в духе M. E. Салтыкова-Щедрина) сказки для взрослых. В записях историка встречаются рассуждения о значении сказок,[1]1
  Ключевский В. О. Письма Дневники Афоризмы и мысли об истории. M., 1968 С. 313


[Закрыть] так как «сказка, – писал он, – бродит по всей нашей истории», а себя он в молодости сравнивал со сказочным богатырем, в раздумье стоящим на распутье трех дорог. Сочувствие и понимание крестьянской жизни, интерес к исторической судьбе народа, социальная среда, в которой он вырос, – все это оказало большое влияние на будущего историка и органически вошло в его научное творчество.

Выходец из бедных слоев общества, В. О. Ключевский достиг высшего академического признания пользовался огромной популярностью и любовью. Его имя притягивало людей. Ради того чтобы учиться у Ключевского, многие издалека приезжали в Москву. Он был профессором пяти высших учебных заведений (Московского университета, Московской духовной академии, Александровского военного училища, Высших женских курсов, Училища живописи, ваяния и зодчества) и, кроме того, часто выступал с публичными лекциями и речами. Читал ли Ключевский повседневную лекцию студентам или курсисткам, произносил ли речь перед широкой публикой – он всегда говорил в переполненных залах, в мгновенно наступавшей благоговейной тишине. По силе эмоционального воздействия на аудиторию, речи и лекции Ключевского сравнивали с выступлениями Шаляпина, Собинова Ермоловой, Рахманинова, со спектаклями Московского художественного театра. Научные труды историка вызывали ассоциации с творениями Тацита, Шекспира, Гюго, но чаще всего их сопоставляли с произведениями русских писателей – Пушкина, Гоголя, Крылова, Л. Толстого, философа Н. Федорова, а также с историческими полотнами Репина и Серова, с музыкой Рахманинова и Бетховена. Любопытно отметить, что когда хотели сказать о чем-то прекрасном, то для убедительности говорили: это «равняется лучшей странице Ключевского».[2]2
  Розанов В. В. Уединенное M., 199 °C. 98


[Закрыть] Под влиянием лекций Ключевского А. П. Чехов собирался писать историю медицины.

В. О. Ключевский вошел в науку главным образом как автор всемирно признанного «Курса русской истории», книг «Сказания иностранцев о Московском государстве», «Древнерусские жития святых как исторический источник»! «Боярская дума Древней Руси», трудов по истории крепостного права, сословий, Земских соборов, финансов, работ по историографии и источниковедению. В сокровищниц) русской исторической литературы входят и сравнительно небольшие по объему статьи ученого, в которых не менее ярко и своеобразно выразился его талант. В них та же острота взгляда, та же образность, те же неожиданные сравнения, ирония, а то и сарказм. Форма статей непринужденная, но всегда хорошо продуманная.

Почетное место в творчестве Ключевского занимают статьи, речи, заметки по истории русской культуры. Все статьи или речи Ключевского – это самостоятельные, законченные произведения, органически связанные между собой и развивающие друг друга. Многие его наблюдения и выводы звучат и сегодня своевременно, злободневно и поучительно.

Значительное число работ написал Ключевский о своих коллегах-историках – Татищеве, Болтине, Карамзине, Погодине, Грановском, о своих учителях – Соловьеве, Буслаеве, Тихонравове и др. Никто из историков не оставил столько очерков о писателях и поэтах. Его перу принадлежат статьи (среди них есть и неоконченные) о Фонвизине, Пушкине, Лермонтове, Гоголе, Аксакове, Гончарове, Островском, Достоевском, А. К. Толстом, Чехове, Горьком.

Ключевский всегда серьезно и тщательно готовился к каждой лекции, к каждому выступлению. Один из его бывших учеников, В. А. Маклаков, поделился воспоминанием о том, как группа студентов попросила Ключевского прочитать лекцию по поводу 15-й годовщины смерти H. A Некрасова, и как он колебался из-за того, что на подготовку оставался всего лишь месяц, а затем ошеломил студентов, в течение часа говоря экспромтом о поэте.[3]3
  См. Маклаков В. А. Из воспоминаний Нью-Йорк, 1954 С 191


[Закрыть]

Литературные персонажи Ключевский воспринимал как исторические явления, изучая через эти образы разнообразные культурные слои и типы российской действительности – без них «пустеет история нашего общества». При помощи литературных шедевров Ключевский проникал в «дивную глубину человека» и в нравственную историю общества. Художественная литература становилась для Ключевского ценнейшим историческим источником. Сами же писатели были для Ключевского важны как «общественные типы». Черновики историка, относящиеся к 1908 г., свидетельствуют о том, что он предполагал ввести в «Курс русской истории» тему о русском творческом гении: о расцвете литературы (здесь он перечислил-«Пушкин. Лермонтов. Гоголь. Тургенев. Гончаров. Гр[аф] А. Толстой. Гр[аф] Толстой – яркая звезда на мировом культурном небосклоне») и искусства, о научных успехах («сам прилип, как слизняк, к этой скале гранитной»,[4]4
  Ключевский В. О. Сом. В 9 т. M., 1990. Т 9. С. 433


[Закрыть] – написал он в скобках) и о системе учебных заведений. В архиве Ключевского остались записи, свидетельствующие о его работе в этом направлении (значительная часть этих записей публикуется в настоящем издании).

Нередко В. О. Ключевский безвозмездно выступал в пользу пострадавших от неурожая, в пользу Московского комитета грамотности, а также по поводу знаменательных дат. На таких выступлениях он часто говорил о благотворительности, нравственности, о воспитании и просвещении. К ним прежде всего относятся «Содействие церкви успехам русского гражданского права и порядка» (1888), «Значение Преподобного Сергия для русского народа и государства» (1892), «Добрые люди Древней Руси» (1892) и «Два воспитания» (1893).

Один из учеников В. О. Ключевского, П. Н. Милюков, ставший крупным историком, поделился впечатлениями именно от этой серии работ своего учителя. Когда Ключевский говорил о милосердии или нравственности, – писал Милюков, – он жил «в эти минуты одной душой с далеким прошлым», находил «там себя и в себе – эту древнюю русскую душу. Он понимает сердцем эту руку, протягивавшую милостыню и поддерживавшую огонь в неугасимой лампаде. Это – свое, родное, близкое и понятное».[5]5
  Милюков П. H.В.О. Ключевский //В.О. Ключевский. Характеристики и воспоминания M., 1912. С. 205


[Закрыть] «Все эти и подобные им произведения В. О. Ключевского, – вторил Милюкову академик С. Ф. Платонов, – так обдумывались и обрабатывались, что не только служили украшением праздника, на котором были сказаны, но и навсегда делались образцами научно-изящной популяризации».[6]6
  Платонов С. Ф. Памяти В. О. Ключевского// Там же С. 95–96


[Закрыть]

Ключевский правомерно считал себя историком, как тогда принято было говорить, гражданской русской истории. Но и история церкви была ему близка, – он был сыном священника, обучался в Пензенском духовном училище, затем в семинарии, преподавал более 30 лет в Московской духовной академии. Еще учась в Московском университете, Ключевский написал несколько работ по этой проблематике.[7]7
  См. Ключевский В. О. Сочинения Дюрана, епископа Мендского о католическом богослужении, Онже Сравнительный очерк народно-религиозных воззрений, Онже. О церковных земельных имуществах в Древней Руси.


[Закрыть] В последующие годы он стал автором многих трудов церковно-исторического характера, среди них: «Древнерусские жития святых как исторический источник», «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае», «Псковские споры», «Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери» и др., а также рецензии («Великие Минеи Четий, собранные Всероссийским митрополитом Макарием», «Новые исследования по истории древнерусских монастырей», «Церковь по отношению к умственному развитию Руси» др.) и отзывы на студенческие работы, магистерские и докторские диссертации, защищенные в стенах Московской духовной академии.

В год 900-летия крещения Руси (1888) на торжественном акте в Московской духовной академии В. О. Ключевский выступил с речью «Содействие Церкви успехам русского гражданского права и порядка».

В начале речи Ключевский обратил внимание на различие подходов к вопросу о взаимоотношениях церкви и государства, историка церкви (коим он себя не считал) и гражданского историка. Церковный историк, пояснял он, повествует о том, как гражданская государственная власть на Руси содействовала успехам церкви, а он, Ключевский как гражданский историк будет говорить о том, чем платила русская церковь за это содействие, что она сделала для устроения гражданского порядка в русской земле: «Эта перестройка гражданского общежития под действием Церкви – таинственныйin поучительный процесс».

В своем выступлении Ключевский проводил мысль о том, что церковь не вмешивалась в дела государства, но государство само вовлекало церковь в свои дела. Церковь помогала государству в устройстве благотворительности, в защите слабых и угнетенных, в поддержке общественного благочиния и семейного благонравия. Таким образом, церковная иерархия являлась ближайшей сотрудницей государства. Невский подчеркивал, что он рассмотрит только три, но главных, с его точки зрения, аспекта этой проблемы.

Первым делом церкви была законодательная работа: она стремилась сделать гражданский закон проводником нравственного начала. Ключевский достаточно подробно и обстоятельно говорил о тех источниках права, которыми пользовалась церковная иерархия, вырабатывая русское гражданское право.

Вторым делом церкви Ключевский считал ее проникновение в глубь гражданского общежития. Ее цель – «построить гражданский союз, в котором закон опирался бы на нравственное чувство и даже им заменился». Так церковь, например, строила христианскую семью на месте языческой, где в обычае было многоженство, похищение невест и т. п. Чтобы превратить жену из рабы мужа в его советницу, надобно было вооружить ее гражданским равноправием. Церковь способствовала уравнению прав женщин в семье, старалась упрочить семейное положение жены и вдовы. «Если русская женщина разберется в своем юридическом и нравственном имуществе, которым она живет как жена, как мать и гражданка, – она увидит, что всем, чем наиболее дорожит в ней общество и что в ней наиболее дорого ей самой… она обязана преимущественно Церкви, ее проповеди, ее законодательству. Это, – утверждал Ключевский, – мое историческое убеждение, а не удастся оправдать его историческими документами, оно превратится в мое верование».

«Настроить личную волю к отречению от своих законных прав во имя нравственного долга» – третье дело церкви, по мнению Ключевского. Здесь он, в частности, говорил об отношении церкви к «несвободным и обездоленным элементам» русского общества, об ее смягчающем действии на грубые нравы народа. Церковь заполнила пробелы в государственном законе, применив такие косвенные средства против ростовщичества и холопства, как проповедь и исповедь. Результатом того стала благотворительность.

Вместе с тем Ключевский обращал внимание на то, что церковь не является школой правоведения, она и не кодификационная или Законодательная палата. Задачи церкви и права соприкасаются, писал он, но не совпадают: «Право охраняет правду в обществе, в отношениях между людьми; Церковь насаждает ее в личной совести, воспитывая в людях чувство долга, превращая право в нравственную привычку. Ее цель – заменить принудительные требования права свободной потребностью в правде и когда эта цель будет достигнута, когда эта потребность станет достаточно сильной и общей, тогда исчезнет и нужда в самом праве». Так считал В. О. Ключевский, всегда ставя во главу угла нравственность.

Речь, посвященную 500-летию со дня кончины Сергия Радонежского (1892), В.О. Ключевский также произнес в Московской духовной академии. На торжественном заседании присутствовали митрополит, архиереи, профессора, преподаватели и студенты духовной академии, а также многочисленные почетные гости. Не приехавший на торжество художник М. В. Нестеров глубоко сожалел о том: «Одного не могу простить себе – это то, что… пропустил возможный случай слышать необыкновенную речь проф. Ключевского. В. М. Васнецов был на акте с Мамонтовыми и считает, что, слышав эту речь, он получил себе драгоценный подарок».[8]8
  Нестеров M. В. Письма. Избранное. Л., 1988, С. 9


[Закрыть] Современники единодушно признавали это выступление одним из шедевров великого историка. В наши дни после многолетнего игнорирования подобного типа работ Ключевского (их называли «слащавыми» и «христианско-смиренными») речь о Сергии Радонежском вновь вызывает интерес.

На этом заседании с В. О. Ключевским произошел инцидент, который продемонстрировал всем присутствующим самообладание ученого и его удивительную память. Направляясь к кафедре, Ключевский на ходу вынул пачку исписанных листков, и вдруг – они рассыпались. Все вокруг заволновались – как теперь он будет выступать?! «Успокойтесь, – сказала им супруга Василия Осиповича Анисья Михайловна, – он все наизусть выучил». И на самом деле, В. О. Ключевский прекрасно говорил без всяких остановок, время от времени поднимая злополучные листочки.

Тему своего выступления Ключевский определил самим названием: «Значение Преподобного Сергия для русского народа и государства» (а не повествование о его деяниях и конкретных событиях). Это историческое значение Ключевский видел в том, что в тяжелейший период истории России, когда народ вследствие татарского завоевания потерпел не только материальное, но и нравственное разорение и был повергнут «в мертвенное оцепенение», Сергий Радонежский сумел пробудить и вдохнуть в русское общество веру в свои силы и «чувство нравственной бодрости, духовной крепости>> Выразителен и другой вариант названия статьи: «Благодатный воспитатель русского народного духа».

Жизнь свою Преподобный Сергий посвятил нравственному воспитанию народа, а начал он, подчеркивал Ключевский, с совершенствования самого себя. Он выработал уменье отдавать всего себя на общее дело, приобрел навык к усиленному труду и привычку к строгому порядку в занятиях, помыслах и чувствах. Поэтому жизнь Сергия историк называл практической школой благонравия.

В. О. Ключевский считал одним из признаков великого народа способность подниматься на ноги после падения и проводил мысль об ответственности потомков перед великими предками, «ибо нравственное чувство есть чувство долга». Отдавая дань памяти деятелям прошлого, «внесших наибольшее количество добра в свое общество… мы, – говорил историк, – проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка», обновляем и пополняем его При имени Сергия Радонежского народ, продолжал он, вспоминает свое нравственное возрождение, сделавшее возможным и возрождение политическое, так как «политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной». Поэтому-то люди всех классов русского общества – и иноки, и князья, и вельможи, и простые люди, «на селе живущие», – в течение более 500 лет все идут и идут со своими думами, мольбами и упованиями к гробу Преподобного Сергия, несмотря «на неоднократные и глубокие перемены в строе и настроении русского общества, а чувства и верования, которые влекли сюда людей со всех концов Русской земли, бьют до сих пор тем же свежим ключом, как били в XIV в.». И если погаснут лампады над его ракой и затворятся ворота Сергиевой Лавры, предостерегал Ключевский, то это будет означать, что народ растратил свой нравственный запас без остатка.

Публичную лекцию «Добрые люди Древней Руси» Ключевский прочитал в пользу пострадавших от неурожае в голодный 1892 год. Само название лекции красноречиво говорит о ее содержании. «Надобно до земли поклониться памяти этих людей», которые не напоказ, а молчаливо и ежедневно творили «тысячерукую милостыню». Потребность в милосердии ощущается всегда, но в мрачные времена народных бедствий, подчеркивал Ключевский, с особенной силой возбуждается мысль о благотворительности. Он емко и выразительно рисует тяжкие картины страшного голода в годы царствования Бориса Годунова и Василия Шуйского. «Хлеботорговцы устроили стачку, начали всюду скупать запасы и ничего не пускали на рынок, выжидая наибольшего подъема цен». Несмотря на то что царь приказывал продавать хлеб «по указной цене» и пускал в действие строгость законов, торговцы не слушались. Положение усугублялось и тем, что «полилась из тысяч устоппозиционная публицистика». В Успенском соборе Московского Кремля собрали небывалое народное собрание, на котором патриарх произнес проповедь о любви и милосердии, а царь умолил кулаков не скупать хлеб и не поднимать цен. Однако борьба «с народной психологией и политической экономией» оказалась безуспешной. Тогда возникла счастливая мысль – прибегнуть к резерву: из запасной житницы богатого монастыря на рынок поступил хлеб по более низким ценам. И цель была достигнута: торговцы испугались потока хлебных запасов, так как считали их неисчерпаемыми, и снизили цены. «Это была больше психологическая, чем политико-экономическая операция», считал Ключевский, которая вскоре была повторена с прежним успехом.

На общем фоне состояния страны Ключевский повествует о благотворительной деятельности «отдельных лиц, которые продолжали светить из своей исторической дали». «Их пример в трудные минуты не только ободряет к действию, но и учит, как действовать». Автор привлекал внимание слушателей (и читателей) к деяниям «давнишней доброты», напоминал о жизненном завете прошлых лет: «жить – значит любить ближнего, то есть помогать ему жить; больше ничего не значит жить и больше не для чего жить». Этими словами закончил В. О. Ключевский лекцию «Добрые люди Древней Руси».

Примерно в те же годы (в 1892 или 1893) Ключевский записал афористическое изречение, близкое по мысли к вышеперечисленным работам: «Истинно цель дела благотворительности не в том, чтобы благотворить, а чтобы некому было благотворить».[9]9
  Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 345


[Закрыть]

Тема важности «унаследования путем исторического воспитания понятий добра, чувства сострадания, любви к ближнему, стремления к нравственному идеалу» развивалась и в других работах Ключевского, в частности в статье «Два воспитания».

В. О. Ключевский имел богатейший преподавательский опыт. Давать уроки он вынужден был еще мальчиком, репетиторством жил в студенческие годы, а впоследствии изо дня в день читал лекции в Московском университете в течение 30 лет, в Московской духовной академии -36 лет, в Александровском военном училище – 17 лет, на Высших женских курсах – 16 лет, в Училище живописи, ваяния и зодчества – 10 лет. Если суммировать все годы его профессорско-преподавательской деятельности, то получится 109 лет (при этом не учитываются его частные уроки, публичные лекции и выступления в других аудиториях)! Не удивительно, что вопросы воспитания, образования, просвещения привлекали внимание ученого, и он охотно делился своими размышлениями.

Наиболее ранние мысли Ключевского о воспитании встречаются в его письмах 1861 г., когда он был еще первокурсником. Так, в ответном письме к дяде, который поделился с ним беспокойством о младшем сыне, Ключевский советовал поддерживать в ребенке постоянно веселое, бодрое, живое настроение духа и отстранять от него все, что может привести в уныние. «Вы знаете, что не окрепшая еще голова особенно легко гнется под влиянием неприятных, тяжелых обстоятельств; тут нужно поддержать, ободрить ее, и она будет свободна и легко развиваться». А по поводу лени своего маленького племянника Ключевский написал его отцу: «Леность надоест мальчику так же, как и наука, если она не интересует. Поленится и перестанет! <…> Может быть, найду какую-нибудь (особенно интересную книгу. – Р. К.) и пришлю в подарок. Пусть читает да будет весел: это всего важнее».[10]10
  Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 21, 68


[Закрыть]

Говоря о воспитании, просвещении, образовании, Ключевский опирался не только на свой опыт, но и на исторические данные и нередко использовал как наглядные примеры образы литературных героев Его характеристики блестящи, остроумны, разоблачительны. Историк ставил вопрос об ответственности образованного дворянства перед всем обществом и особенно – перед крепостными крестьянами. Ключевский утверждал, что дворянство своим знанием и примером должно приучить крестьянский класс «к трезвости, к правильному труду, производительному употреблению своих сил, к бережному пользованию дарами природы/умелому ведению хозяйства, к сознанию своего гражданского долга, к пониманию своих прав и обязанностей. Этим благородное сословие оправдало бы, – нет, искупило бы исторический грех обладания крепостными душами». Но российский помещик с детства привык дышать пропитанной развлечением атмосферой, из которой «был выкурен самый запах труда и долга». Даже вольномыслящий тульский космополит, который «с увлечением читал и перечитывал страницы о правах человека рядом с русскою крепостною девичьей и, оставаясь гуманистом в душе, шел в конюшню расправляться с досадившим ему холопом».

Публичная лекция «Два воспитания» была прочитана автором в пользу Московского комитета грамотности. Огромная аудитория исторического музея не вмещала всех желающих. Присутствовавшая там писательница Р. М. Хин-Гольдовская под свежим впечатлением записала в дневнике: «Слушала лекцию Ключевского: «Два воспитания – семья и школа». Ключевский – замечательный лектор. Он обладает особенным даром рассказывать даже известные вещи так, что в воображении вдруг оживает целая эпоха, о которой в памяти под грудой других воспоминаний, хранились какие-то обрывки. <…> Сегодня он говорил о древнерусской семье. И как говорил! Прямо поэма». «Особенно блестяща была вторая часть лекции: Екатерининская эпоха, Бецкий…».[11]11
  Р.А. Киреева. Воспоминания и дневниковые записи деятелей культуры о В. О. Ключевском // Археографический ежегодник за 1980 г. M., 1981. С. 315, 316.


[Закрыть] И – продолжала она.

В этой лекции Ключевский рассматривал две существовавшие ранее системы воспитания: школы у домашнего очага в Древней Руси, где ребенок воспитывался не столько уроками, сколько нравственной атмосферой, какою он дышал – это не пятичасовое, а ежеминутное воздействие; и публичной школы новой Руси XVIII в., отрывавшей школу от семьи. Ключевский обращал внимание на разность задач и методов воспитания обеих систем, ZZ об отношении семьи и школы, говорил и о задачах педагогики. Обобщенный, не устаревший и сейчас, вывод Ключевский подавал в отчеканенной форме: «Одна из великих заслуг педагогии в том, что она заставляет взрослых думать о детях»; «педагогия – не нянька, а утренний будильник: слово дано ей не для того, чтобы, укачивая чужого ребенка, усыплять свою мысль, а для того, чтобы будить чужую». Исторический опыт убеждает, утверждал Ключевский, что в деле воспитания школа не может отрываться от семьи: «семья и школа – не сожительницы и не соперницы; это – соседки и сотрудницы», они не могут обойтись друг без друга. «Под родным кровом дитя получает то, что не может дать школа; школа должна ему дать то, чего оно не находит дома. Дома оно привыкает понимать и любить своих, в школе приучается жить с чужими… учится превращать чужих в своих ближних».

Историк призывал и сам убедительно показывал, как следует извлекать полезные уроки из накопленного исторического опыта. Из системы И. И. Бецкого он рекомендовал воспитателям взять требование относиться к детям «с кротостью, учтивством и любовью», всегда хранить при них веселый вид, поддерживать в них бодрый дух и веселый нрав. Где этого нет, там не может быть никакой педагогики/никакой школы, «а есть только казарма для малолетних преступников, даже не исправительная, а просто карательная». Из Домостроя следует, считал Ключевский, взять то «сильное место, где наставник убеждает детей покоить родителей в старости, не забывать труда отцова и матернего, помнить, что они никогда и ничем не сумеют заплатить своего детского долга». О матери современным детям можно сказать: «она готова была умереть за вас, прежде чем вы рождались; вы обязаны жить для нее, пока она жива».

Высказанные в афористической форме мысли историка повторялись из уст в уста, распространялись, входа, таким образом, в общий обиход. Правда, порой при этом забывалось, кто первым их произнес. Примером могут служить заключительные слова статьи «Два воспитания»: «было бы сердце – печали найдутся».

Русская культура (в широком смысле этого слова) всегда привлекала внимание ученого – ей посвящена не одна страница в его книгах и лекциях. Ключевский создал целую серию статей по истории русской культуры и общественной мысли. Много работ этого цикла хронологически относятся к XVIII в. Во второй половине и в конце XIX в. (т. е. во времена Ключевского) XVIII в. привлекал исследователей (в том числе и его самого) своей относительной неизученностью: «Русский XVIII век, столь важный в судьбах нашего отечества, исполненный столь громких дел, вызвавший столько шумных и разноречивых толков своими грехами и успехами», надолго оставался «в научной полутьме».[12]12
  Ключевский В. О. Соч. в 9 т. М, 1989. Т. 7, С. 336, 343.


[Закрыть] Пробел в монографическом изучении России XVIII в. Ключевский заполнил сам в 3-й и 4-й частях «Курса русской истории», в публичных лекциях «Западное влияние в России после Петра», в статьях, выступлениях, в набросках и очерках.

В «Курсе русской истории» Ключевский указывал на социальное неравенство русского общества, которое в XVIII в. еще более усиливалось нравственным отчуждением «правящего класса» от «управляемой массы». «Говорят, культура сближает людей, уравнивает общество. У нас, – считав Ключевский, – было не совсем так. Все усиливавшееся общение с Западной Европой приносило к нам идеи, нравы, знания, много культуры, но этот приток скользил по верхушкам общества, осаждаясь на дно частичными реформами, более или менее осторожными и бесплодными. Просвещение стало сословной монополией господ, до которой не могло без опасности для государства дотрагиваться непросвещенное простонародье, пока не просветится».[13]13
  Ключевский В. О. Соч. в 9 т. M, 1988. Т. 3. С. 9


[Закрыть] Говоря об учреждении Г стране дорогих дворянских кадетских корпусов, инженерных школ, академии художеств, гимназий, о том, что в барских оранжереях разводились тропические растения, Ключевский замечал как бы мимоходом – только вот не открыли ни одной чисто народной общеобразовательной или земледельческой школы.

В настоящую книгу входят несколько статей, в которых развернута картина российского XVIII века: «Два воспитания», «Н И. Новиков и его время», «Недоросль Фонвизина», «Евгений Онегин и его предки»; об этом периоде русской истории говорится и в его речах о А. С. Пушкине и в других работах Ключевский считал, что XVIII век важен и для правильного понимания современного состояния русского общества, и для уяснения тенденций его последующего развития Вспоминая Н. И. Новикова, который сослужил русскому просвещению неповторимую службу, Ключевский умел сказать о нуждах и недостатках современного ему просвещения в России. В деятельности просветителя и его друзей историк показывал русское общество, как он выразился, «с обеих сторон, лицевой и оборотной» и «перебирал в памяти» целый ряд явлений «в умственной и нравственной жизни» этого общества.

Ключевского всегда интересовало творчество русских писателей и поэтов. Их произведения он ценил не только как художественную литературу, но и как своеобразный источник, наиболее ярко и доступно отразивший подлинную жизнь. Рассматривая произведения классической русской литературы, он видел свою задачу в том, чтобы встать подле читателя (или зрителя) с осторожным комментарием, превратившись в ненавязчивого, но внятного суфлера. Легко и остроумно вводил Ключевский своих «подопечных» в ту или иную историческую эпоху, погружал их в атмосферу прошлых лет, терпеливо что-то объяснял и знакомил невзначай с подлинными документами времени.

Комедию Д. И. Фонвизина «Недоросль» Ключевский назвал бесподобным зеркалом жизни, где автору «удалось стать прямо перед русской действительностью, взглянуть на нее просто, непосредственно, в упор, глазами, не вооруженными никаким стеклом, взглядом, не преломленным никакими точками зрения, и воспроизвести ее с безотчетностью художественного понимания» Как всегда своеобразно и оригинально, рассматривал Ключевский пьесу и ее героев. Например, Митрофан, считал он, слишком засмеян. Он размышляет по-своему находчиво и умно, но не с целью узнать, а с целью вывернуться. Его поступки не смешны, а только гадки – «над ним очень опасно смеяться, – предостерегал Ключевский, – ибо митрофановская порода мстит своей плодовитостью». «Ничего смешного нет, – утверждал он, – и в знаменитой сцене ученья Митрофана, в этом бесподобном, безотрадно печальном квартете бедных учителей, ничему научить не могущих».

Пьеса Фонвизина давала Ключевскому повод говорить об истории дворянского сословия, о ходе реформы губернских учреждений, об указе о вольности дворянства. Простаковы и Скотининь. трактовали этот указ как права без обязанностей. «Все дело, – указывал Ключевский, – в последних словах госпожи Простаковой; в них смысл драмы и вся драма в них же». «Она хотела сказать, что закон оправдывает ее беззаконие. Она сказала бессмыслицу, и в этой бессмыслице весь смысл «Недоросля»… Простакова взяла да и произнесла смертный приговор сословию, которое тогда вовсе не собиралось умирать».

В. О. Ключевского всегда привлекала личность А. С. Пушкина и его творчество. Он считал, что «жизнь поэта – только первая часть его биографии; другую и более важную ее часть составляет посмертная история его поэзии» О Пушкине Ключевский написал три великолепные статьи, где подчеркивал и глубоко национальный характер творчества поэта, и его значение для развития мировой культуры Поэзию Пушкина он называл «русским народным отзвуком общечеловеческой работы». «Она впервые показала нам, как русский дух, развернувшись во всю ширь и поднявшись полным взмахом, попытался овладеть всем поэтическим содержанием мировой жизни, и восточным и западным, и античным и библейским, и славянским и русским».