Текст книги "Последний леший"

– Уж больно ты скор, – прищурился Муромец, – я старик, мне подумать сначала надо… Как твоему дружку помочь!

– Значит, поможешь? – обрадовался Рахта.

– Я не сказал, что помогу, – рассердился Илья, – я сказал, что буду думать, как помочь! И не мешайте мне думать…

* * *

– Пришел просить тебя, княже, – сказал Илья.

– Просить? – князь поджал губы, но смирился, – Проси.

– Два богатыря молодых в ближний поход собираются, лешего ловить, – голос Ильи был достаточно равнодушен.

– А ты что, тоже стариной тряхнуть хочешь?

– Где уж нам, старикам, мы по лавкам да по печкам только и могем…

– Так чего ж ты хочешь?

– Хотят добры молодцы товарища с собой взять, Нойдака потешного, говорят, пригодится он в лесу!

– А, значит не забыл молодой Рахта, как колдун с белым медведем беседы вел, его выручаючи? А теперь хочет спасибо сделать?

– Вроде того, – ответил Илья, позволив себе ухмыльнуться в бороду. Бороды почти никто не носил – не по обычаям это было, это жиды только, да христиане не бреются – но Муромцу, по славе его, многое прощалось, – так как, можно ему сходить?

– Что, еще и ему откорм да одежу давать? Мало у меня нахлебников?

– Да не так, просто – можно ему в поход идти? Под твое княжье разрешение? А Рахта пусть его и кормит, это его дело! – заметив, в чем заминка, Илья схитрил.

– Так что я не даю, что ли? – пожал плечами Владимир, – Пусть идет, надоел уже, совсем и не смешит…

– Так было твое княжье слово, чтоб ко двору Нойдак ходил!

– Ну, так теперь мое слово будет – пусть катится на все четыре стороны! – князь, кажется, рассердился.

– Так я еще хочу попросить, – Илья решил-таки добиться «слова княжьего», – чтобы было за ведуном этим твое княжье слово, что идет он по твоему позволению, а то в дороге – невесть что, все – не по нашенскому выглядит!

– Ладно, вот тебе мое княжье слово – пусть твой недомерок с моими молодцами в поход идет, разрешаю! – Владимиру явно надоел этот глупый разговор. Еще бы – Он, Великий князь, уже столько времени говорит о каком-то глупом ведунишке. И кто просит? Самый прославленный богатырь… Им бы о Степи Дикой беседовать, а тут…

– Благодарю тебя, княже, – сказал Илья, – пойду, обрадую добрых молодцев!

Князь только пожал плечами – почти брезгливо. Ему и в голову не приходило, что его малость обвели вокруг пальца. Знай он, что Нойдака готовили для Большой Жертвы, он не стал бы спешить со своим покровительственным Словом. Но ведуны не поставили его на этот раз в известность, может, считали, что князь может вдруг и заступиться за северянина. А теперь дело было сделано – князь не мог отступиться от Слова сказанного!

– А вот и наши молодцы! – сказал Илья. Оказывается, дело было еще не закончено. Само собой, старый богатырь так прямо не сказал, но как бы намекнул князю, что, раз слово дано, то и обычай соблюсти надобно!

– Что ж, – сказал Владимир, подавая чарку с вином Нойдаку и покачивая головой, – был ты просто Нойдак-дурачок, будешь теперь Нойдак княжеский!

– Спасибо, княже, – ответил Нойдак, подозрительно глядя на винцо.

– Обычай знаешь? Пей духом единым!

Делать было нечего. Как ослушаться князя? И Нойдак начал пить. Он так и не узнал, удалось ли ему выпить чару до дна, потому как опомнился он только дома у Рахты…

* * *

– В дружине только и говорят, что у нас новый богатырь завелся, – смеялся Сухмат, – Илья сам всем рассказал, что Владимир Солнышко наше ясное, Нойдака под свое Слово взял!

– Илья не только силен, он и умен, – кивнул Рахта, – теперь Слово дойдет и до ведунов!

– Так что, они поостерегутся? Не придется с ними объясняться?

– Думаю, они даже и не затявкают!

– Так что, собираемся?

– Собираться-то собираемся, а знаешь, в чем загвоздка?

– В чем? – настроение у Сухмата было хорошее, он улыбался.

– Коня Нойдаку нужно!

– А он хоть верхом могет?

– Вот и проверим…

* * *

– Поскольку ты теперича русом стал, – сказал Василий, – раз Рахта с Сухматом тебя делу богатырскому учат, то пора тебе и другому, главному делу поучиться!

– Это чему же? – испугался Нойдак. Хотя, на самом деле, он прекрасно знал, чему именно может выучить его этот то ли богатырь, то ли бродяга.

– Радость русов есть зелено вино! А слыхивал я, что, испив ковшик всего лишь, был ты упавши на полы княжеские…

– Слушай, Васильюшко, не надобно этого! – сказал Сухмат.

– Нойдак пить хмельное не хочет! – сказал Нойдак вертя головой в поисках защиты у друзей.

– Что ж одежу русскую одел, а обычай соблюдать не желаешь? Скидавай тогда рубаху расшитую да порты снимай, будешь ходить с голым задом! – засмеялся Василько.

– Ты моего Нойдака того, не замай! – вступился Рахта.

– Ты сначала рать вражескую один разгони, Киев от врага спаси, а потом поперек меня слово говори! – шуганул его Василько.

История о том, как вечный бражник в отсутствии богатырей спасал Киев от нежданного набега была всем известна, но не особо почитаема на пирах. Старались не вспоминать. Зато уличные сказители эту историю любили, повторяли, да с удовольствием, иногда – и взахлеб… Как пришлось князю – Солнышку Васильюшку опохмеливать, да не простой чарочкой, а в полтора ведра… Как тот, хмельного напившись, пошел переговоры говорить, да ума не потеряв, обвел – пьяненький – хана степного вокруг пальца. А потом еще и ворогов побил не меряно…

– Тогда и я с тобой! – вздохнул Рахта.

Делать было нечего, пришлось подчиниться. Трезвым Василько никогда не был, но и полупьяным мог уложить любого… Вот только одно Рахта знал твердо – как совсем упьется, тогда можно и Нойдака забрать от «науки» будет. Главное – чтобы его дружок набраться бы не успел!

Увы! Васильюшке то что? Ведро вылакать – что другому языком лизнуть! А Нойдак, пропустивши полчарки, на ноги встать уже не мог, хотя язык еще и не заплетался.

– Эт вино, что по ногам бьет, а голову чистой оставляет, – поучал Василько, – разве это вино? Истинно говорят – зелено вино, оно для юнцов зеленых! Какое от него веселье? Вот друго вино – испробуй, настоящее, трехлетнее, нет, я сначала попробую, а тебе оставлю маленечко…

Оставленного «маленечка» оказалось для Нойдака более чем достаточно. Дальше он не помнил уже ничего. Вместо обещанного веселья была головная боль на следующее утро. Понятно, что принес его обратно Рахта. Удивительно, когда Нойдак пожаловался, что голова его вот-вот лопнет и расколется, как камень, огнем каленый, да водой холодной облитый, Рахта посочувствовал ему гораздо больше, чем когда побил после истории с мухоморами. Посочувствовал и огуречным рассольчиком угостил!

* * *

Кобылку Нойдаку подобрали самого что ни на есть смирного. А в оставшиеся дни решили еще и обучить самую малость фехтованию. Ничего путного из этой затеи не вышло – Нойдак получал удары деревянными мечами даже от самых малых отроков. Бронята, или просто – Броня, тот самый, что принес тогда весточку Рахта об опасности, нависшей над Нойдаком, кажется, воспринимал теперь молодого колдуна как своего подопечного – как же, почти что жизнь ему спас, а ведь у рода людского так и заведено – любят не тех, кто тебе помог, а тех – которым ты сам доброе дело сделал… Неизвестно, насколько полюбился Нойдак мальчишке, но вот что тот раз за разом выбивал у своего великовозрастного ученика деревянный клинок из рук, да нещадно бил своим по всем местам – кроме лица, само собой – так это уж точно! Впрочем, было бы у них поболе времени, может, и выучился бы Нойдак фехтованию. По крайней мере, к вечеру первого дня обучения молодому колдуну удалось один раз удержать меч в руках после проведенного финта…

Рахте стало совсем не до Нойдака, не до его ученья и прочего… Да и не до похода за лешим, само собой. Знал бы он, ведал бы, что так скоро все у него с Полинушкой изладится, так и не просился бы в поход дальний, лесной…

Учить любимую девушку, пусть даже богатырскому делу – это всегда приятно. Что ж, одиножды Полина в бою уже побывала, вместе с другими горожанами – пошла в ополчение, да не пряталась за спинами мужскими, говаривают – даже посекла кого-то из врагов. Ничего – теперь поучится, научится, будет богатыршей. И женой Рахте верной, да завидной для всех прочих!

Глава 4

– Нойдак плохо помнит, где мы были! – заявил молодой колдун Духу, – Нойдак помнит, как летал с Духом, что-то у кого-то спрашивал… Но все как-то неясно, как в тумане!

– Возможно то, чем ты сейчас занимаешься, затуманивает тебе глаза, – ответил Дух, – я много раз видел, как взрослые люди мужского пола, делая это, получают удовольствие. А удовольствие получают, чаще всего, принимая разного рода пьянящие напитки или занимаясь деятельностью, направленной к продолжению рода.

– Нойдак теряет твою мысль, лучше говори попроще, – Нойдак в который раз вытер пот со лба.

– Я выражаюсь просто. Вчера тебя заставляли пить мутную жидкость, затуманившую тебе взгляд, я даже не смог с тобой говорить после того, как ты, как здесь говорят, захмелел. А сегодня твой большой друг заставил тебя совершать эту работу, отчего, по твоим же словам, у тебя затуманилась голова, – Дух стоял на своем, пытаясь втолковать неразумному приятелю своему, как над тем измываются, – поэтому я считаю, что тебя умышленно заставляют делать все, лишь бы ты перестал соображать вовсе!

– Дух, ты не прав! – сказал Нойдак, – И этим делам занимаются на для того, чтобы получить удовольствие. Рахта сказал, что если Нойдак будет каждый день колоть дрова, то станет сильнее. И потом, надо же печку чем-то топить, поленья в нее не залезут…

Нойдак опустил колун на землю и решил малость передохнуть. Он был в одних портах, пот струился по шее и груди, на теле прилипло уже немало пыли да мелких щепок – ничего страшного, бочка с водой была рядом, загрязнился – обмылся. Нойдак уже привык и лицо умывать – по русскому обычаю – по утрам, и мыться после грязной работы… Возможно, Дух и был в чем-то прав, нехитрая работа, требующая мышечных усилий всего тела, доставляла молодому человеку настоящее удовольствие. Жаль, что колоть было уже нечего. Впрочем, можно принести еще поленьев и побаловаться с колуном впрок. Бересту с них поободрали еще раньше, так что было все готово. Эх, далась им эта береста! Но и Нойдаку она скоро понадобится – ведь он собирался учиться грамоте. Вот только какую выбрать? Черный Прынц написал одно и то же слово «Бог» по русскому обычаю, по греческому, по жидовски и еще какими-то загогулинами с точечками вверху. Выбирай, говорит, по-каковски тебя учить? Да хоть как! Но лучше – русской грамоте, это понятно… Да, какая теперь учеба, он же идет со товарищами в поход!

– Если бы тебя, как здесь выражаются, принесли бы в требу, – Дух нашел новую тему для разговора, – мы сейчас летали бы вместе, я показал бы тебе много интересного! А так ты привязан к земле, к мелким заботам и удовольствиям.

– Откуда ты знаешь, что Нойдак стал бы таким же духом, как и ты?

– А кем же ты еще мог стать? – в свою очередь, удивился Дух, – Когда ты выходил из своего тела, то был почти, как я. Правда, я не вижу себя со стороны, и в водной глади, как ты, не отражаюсь…

– Если Нойдак умрет, то будет жить снова, родившись в теле новорожденного дитяти, – сказал Нойдак уверенно.

– А почему я, в таком случае, не рождаюсь человеком? – задал естественный вопрос Дух.

– Может ты… потерялся? – неожиданно предположил молодой колдун.

– И что же мне делать? – спросил Дух несколько простодушно.

– Нойдак не знает, – растерялся Нойдак, – может Нойдаку опять вдохнуть мухомора?

– Да, может ты поможешь… – согласился Дух, – Хотя мне кажется, что, принесенный в требу, ты помог бы мне больше!

– Ты что, жалеешь, что меня не убили?

– А что в этом плохого? – возразил Дух, – Я уже видел, как духи убитых людей, освободившись от смертных тел, улетают… свободными!

– И часто ты наблюдаешь, как приносят в требу людей?

– Нет, это случается редко, – сообщил Дух, – но вот сегодня ожидается совершение такого обряда.

– Да? – сердце у Нойдака сжалось. Не его – так другого, может, еще совсем молодого мальчика? А Нойдак виноват перед ним, тем виноват, что будет теперь жить, а умрет кто-то другой…

– Да, требу готовили с утра, – сообщил Дух, – сейчас полечу на Перунов холм, боюсь, опоздаю, заболтался я тут с тобой…

– А кто треба? Младенец? – Нойдак знал, что по обычаям, младенец мужского полу считался требой, особенно угодной богам, – Или отрок?

– Нет, в это раз – молодая женщина, – сказал невидимый приятель Нойдака.

– Женщина? – переспросил в некоем оцепенении Нойдак. Лучше бы не знать…

– Да, та самая девушка, что носит доспехи и махает мечом, как мужчина, – уточнил Дух, – ее уже привязали, очень крепко, ведь она – сильная…

– Как? Полинушка? Та, которую любит Рахта? – на Нойдака как будто вылили ушат холодной воды.

– Да, та девушка, что часто смотрит на твоего нового друга, – подтвердил Дух, – возможно, они собираются делать вместе детей…

– Каких детей? – закричал Нойдак, забыв, что для Духа все едино – говоришь ли ты шепотом, али кричишь…

– Да, конечно, нелогично получается, – согласился Дух, но Нойдак его уже не слушал, бросившись на поиски друзей. Впрочем, Дух, следуя за ним, закончил-таки свою мысль, – да, я не прав, если девушку принесут в требу, то детей она сделать вместе с твоим приятелем уже не сможет. Извини, ошибся…

Нойдак нашел обоих богатырей в конюшне – как раз седлали лошадей. Хорошо – не опоздал!

– Полину-поляницу хотят принести в требу! – выпалил он.

– Что?! – рот у Рахты так и остался полуоткрытым…

– Где? На Перуновом холме? – вскричал Сухмат, он-то понимал, как сейчас нужен другу…

– Да! – крикнул Нойдак, но богатыри уже вскочили в седла. Кони как почувствовали, что от них сейчас зависит почти все, и бросились в галоп прямо с места, только гривы развевались!

Нойдак попытался оседлать кобылку. Та, заметив, что поблизости нет никого из «настоящих витязей», отнеслась к Нойдаку почти с презрением. Когда же процесс седлания был закончен, оказалось, что проклятое животное не то что скакать, а даже шагом везти Нойдака никуда не желает! Но молодой колдун был не в том состоянии, чтобы церемониться, он чувствовал, что должен быть сейчас рядом с друзьями. Пришлось наклониться к самому уху кобылы и прошептать Слово. Лошадиная голова повернулась к самому лицу парня, казалось, ей было как-то очень удивительно… Но через несколько мгновений кобыла, как бы осознав серьезность момента, понесла маленького колдуна вперед, все быстрей и быстрей…

* * *

Чем боле приближался для наших героев Перунов холм, тем темнее становилось небо, тем более сгущались тучи. Весь воздух насыщался какой-то тяжелой силой, казалось, еще немного, и от самих тел всадников начнут бить маленькие молнии. Рахта чувствовал, как перехватило горло. Быстрей, быстрей!

Сухмат скакал, поотстав лишь самую малость. В голове его роились неприятные мысли. Только что все было так хорошо, устроено, определенно. Оставалось попрощаться с матерью, да еще кое с кем, числом, кажись, три, нет, скорее четыре, Грунюшку не забыть бы – и в поход, причем в поход, из которого все вернуться живыми да здоровыми. Охота, даже на лешего – это ведь не война со степняками! А теперь все вновь перемешалось…

Вот и капище. Вот Перун дубовый, глава серебряная, длинный ус злат, ноги железны, смотрит на Рахту глазами-каменьями драгоценными. Вот стрела яхонтовая в руке его. И огонь негасимый у ног… Вот другие – Дажьбог, Стрибог, Хорс, Симаргл, Мокошь… Но где же волхвы окаянные? Почему-то пустынно. Неужели Нойдак обманул? Но нет – там, позади, вот они… Стало быть, тайное жертвоприношение. Вот он, злыдень – волхв Перунов! Двое малых волхвов рядом, все – белом, теперь, под струями ливня – заветные одежды висят на них тряпками. Еще один – чернявый – поодаль…

Полина стояла, привязанная к столбу. Рот ее был завязан, глаза открыты. Зрачки широкие – то ли от боли, то ли опоили зельем каким колдовским… Грудь бедняжки была обнажена, покрыта зловещими узорами Мертвого Мира. Солнечные знаки, когда-то наколотые у сосков девушки, сейчас перечеркнуты крест на крест чем-то черным, а меж грудей – стоял знак молний. Перунов знак! Увидев, что любимый совсем рядом, что в его руке меч, что сейчас он ее спасет, глаза девушки засияли, она сделала мощный рывок всем телом, стремясь освободиться от веревок. Увы – связана она была крепко.

Вот Рахта уже в двух шагах от волхва, обнаженный меч поднят над головой. Перунов слуга поднимает руки вверх к небу, его губы произносят какие-то слова, не слышные из-за шума проливного дождя. На мгновение ливень прекращается. Вспышка свете, равной которой богатыри не видывали за всю свою жизнь. Молния с небес бьет прямо в простертые к небу руки волхва. Но что это? Перунов слуга не только не сгорает, он не только жив, но и налился божественной силой, весь аж сияет!

Рахта был отброшен ударом молнии в сторону. Жив? Жив!! Поднялся. Что ему Перун? Но тут волхв вытянул вперед руку, с указательного пальца сорвалась небольшая молния, ударила в грудь богатырю. И – ничего, ушла, потрескивая искрами, по броням в землю… Волхв криво усмехнулся – железо есть железо – и сделал странное круговое движение руками.

Что для Рахты махание руками – он обрушил меч… Но – удар во что-то невидимое, меч отскочил прямо от воздуха. Витязь рванулся вперед – и наткнулся на невидимую стену. Еще, еще попытки – везде несокрушимая стена!

Волхв лишь усмехнулся и повернулся к связанной жертве. Полина, еще мгновение назад ожидавшая спасения, отчаянно рванулась в последний раз, пытаясь разорвать путы, как видно понимая, что теперь ей уже никто не поможет. А слуга Перунов, злорадостно улыбаясь, достал каменный нож. Разорвал рубаху на груди девушки – не особо спеша, произнося какие-то слова. Младшие волхвы уже были рядом, держа чаши для жертвенной крови…

«Меч не берет, самому не пройти, – мелькали мысли у Сухмата, – так, может, стрелы каленые?»

Молодой богатырь сорвал лук с плеча и молниеносно послал три стрелы – каждому из убийц – по одной. Нет, не пробили стрелы стены невидимой, упали на землю недалече от волхвов. Сухмат натянул лук, вложит стрелу заветную, ту, которая пробивала и камень, и броню драконову… Зазвенела стрела, кажется, даже пробила чуть стену невидимую – и упала, как и другие, наземь, лишь чуть дальше других.

– Меня защищает мой бог, и никто и ничто помешать мне не в силах! – воскликнул волхв.

Отчаявшись, Сухмат бросился вперед и начал дубасить стену невидимую могучими кулаками. А Рахта прямо-таки ревел, бросаясь вперед, но каждый раз отброшен был назад чем-то невидимым, неведомым…

Перунов слуга, не обращая теперь уже никакого внимания на неудачливых освободителей, вскрыл одним движением белую грудь девушки, протянул волосатую руку прямо в зияющую рану, схватил сердце – рывок – и вот уже в его пальцах трепещет еще живое, человеческое сердце. Наполняются чаши жертвенной кровью…

Рахта забился в отчаянии. Любимая мертва, прекрасная голова с потухшими очами упала на грудь… А волхв поднял высоко, как бы предлагая своему богу чашу с горячим еще человеческим сердцем! Момент высшей радости для любого волхва, момент великого экстаза, когда кумир принимает от тебя желанную жертву…

Восторг застыл на лице Перунова слуги, через мгновение превратившись в маску. И было в его взгляде удивление великое. Потому как в горле волхва торчало коротенькое костяное копьецо. И вошло то копьецо глубоко, и понял в то мгновение волхв, что умирает, и поднял взор удивленный и обиженный к небу…

– Прости, слуга мой верный, – услышал волхв голос раскатистый, прямо с неба к нему обращенный, – но гарпун сей костяной постарше меня будет, и не было у меня над ним власти…

Да, это Нойдак, прискакавший последний, это маленький колдунишка вмешался в действо. Конечно, он был неважным стрелком из лука, совсем не умел держать в руках меча, но дротики, гарпуны – этому они учились с детства. Здесь он не знал промашки! И древний костяной гарпун, тот, что был символом власти колдуна в их стойбище, тот, что переходил из рук в руки очередному молодому колдуну от ушедшего в Мир Мертвых старого – это гарпун послужил сейчас на славу…

– Прыгай! – услышал Нойдак голос Духа.

Молодой колдун прыгнул в сторону, очень даже неплохо прыгнул – на несколько шагов. А в то место, где он только что стоял, ударила молния. Прогремел гром, совсем его оглушивший, все мышцы тела на мгновение дернулись. Но – пронесло, Нойдак остался невредим. Самым же удивительным было то, что паренек на мгновение увидел своего Духа – видно, молния ударила прямо в него, сделав на миг осязаемым. «Так вот каков мой дружочек! – удивился Нойдак, – Кабы Нойдак раньше знал! Хотя – каков голосок, таков и паренек…». Новых ударов грома почему-то не последовало. Ливень вдруг стих, небо почти мгновенно прояснилось. Как будто бы для того, чтобы было яснее видно происходившее в дальнейшем. Невидимая стена перестала существовать. И все ведь занялись делом!

Сухмат методично делал из младших волхвов нечто, похожее на то, что делают хорошие хозяйки из капусты, прежде чем заложить ее для квашения… Закончив работу, он начал озираться, ища того чернового волхва, что наблюдал церемонию, стоя поодаль. Свистнул коня, вскочил в седло – так искать удравшего злодея сподручнее!

Нойдак извлек заветный дротик из горла Верховного волхва и сейчас укоризненно что-то говорил покойнику. То ли ругал, то ли заклинал. А, может, следовал обряду…

Рахта отвязал тело любимой от столба, судорожными движениями заложил вырванное сердце обратно, приглаживал рану, с какой-то глупой надеждой глядя на грудь девушки – а вдруг она задышит, а вдруг сердце забьется?!

Ферамурз бросился наутек сразу же, как только стрела пробила горло слуги Перунова. Для него было все ясно. Как же он был прав, когда настаивал на принесении этого молодого колдуна из северных краев в жертву. Да, в нем действительно было много древней магической энергии, эх, как бы он напился бы в этом случае, как напитался…

«И зачем ему только понадобилась эта девица? Ведь в ней магии ни песчинки, что ж с того, что носила доспехи, да в бой хаживала? Таковых и в его, Ферамурза, краях видывали! А теперь – вот, доигрался старый дурак, сказано ведь – маг не должен ссориться с воинами!»

Южанин ругался про себя, а сам бежал, не разбирая дороги. А зря! Дорожка-то была скользкая, ноженька вдруг поскользнулась, маг взмахнул руками – и плюхнулся, прямо лицом – во что-то жидкое и вонючее. А когда приподнял голову, то увидел, что прямо над ним всадник с мечом, уже для удара занесенном…

– Ба, да он же весь в дерьме… – произнес Сухмат. В его голосе смешалось и презрение, и брезгливость.

Кажется, богатырь решал проблему – кровь врага для булата только полезна, но осквернять клинок дерьмом поганым? Наконец, Сухмат просто плюнул на волхва и отвернулся. Может, зря. Потому как, повернувшись, он понял, что чернявый исчез. Богатырь завертел головой – нет, вокруг, вроде, и спрятаться негде, а вражина куда-то пропал…

«Твой плевок тебе еще дорого обойдется, глупый силач! – думал Ферамурз, стоя в пяти шагах от богатыря, – ты еще пожалеешь обо всем, ты еще будешь о смерти меня молить…»

Наконец, Сухмат развернул коня и поскакал обратно, к друзьям. А Ферамурз направился в другую сторону. Немного, совсем чуть-чуть магии, отвел глаза – и наивный богатырь остается с носом! Впрочем, сейчас эта маленькая победа совсем не обрадовала мага…

Маг шел, петляя, оглядываясь, стараясь не оставить следов. Странно, попав вновь в положение преследуемого беглеца, он даже успокоился – ведь так бывало уже не раз и не два. Можно было даже не думать о том, что делать. Он ведь всегда уходил от преследователей. Теперь, делая привычные движения, он вернулся к своим мыслям, начал строить новые планы. Нужно было на некоторое время притаиться, не показываться на глаза, пока все не утрясется. Ведь впереди мага ждало много дел. Ознакомиться с теми, что поклоняются Христу, например! Интуиция подсказывала Ферамурзу, что это те, кто ему нужны. А там, дальше, еще посмотрим, кто окажется на коне, а кто…

Вот такая удивительная страна эта Русь, где любой извалявшийся в дерьме иноземец строит планы – как будут говорить через тысячу лет – наполеоновские. И, что самое печальное, у них нередко получается…

* * *

– Не дело ты творишь! – сказал Сухмат угрюмо, – не дело!

– Я отогрею ее и она оживет! – прошептал Рахта, – Смотри, она ведь еще совсем теплая!

Рахта, забыв обычаи, не выпускал мертвую девушку из рук. Прижимал к себе, ласкал, дышал ей в холодные губы… Кажется, он совершенно не обращал внимания ни на кровавую рану, рассекавшую грудь мертвой девушки ни на то, что кровь, запачкавшая ее белоснежную рубаху, давно уже почернела…

Трое наших героев расположились в поле, недалече от стольного града. Они еще не решили, что делать дальше. Впрочем, Рахта ни о чем и не думал, ему, похоже, было все равно, все мысли и чувства его были поглощены только одним, вернее – одной…

– Хоть ты, Нойдак, скажи ему, – отчаявшись, обратился к ведуну, как к последнему средству, Сухмат.

– Не в себе он – разве не видишь? – ответил Нойдак, – Знаю я, какой травы заварить, чтобы успокоился он, да будет ли пить?

– Не буду я пить зелий! Я и глаз не сомкну, пока лебедушка моя не согреется, не опомнится… – продолжал шептать Рахта.

– Не будет он пить… – кивнул Нойдак.

– А что делать? Как помочь ему?

– Нет средства, – покачал головой молодой ведун.

– Слушай, побратим мой, Рахта! – снова обратился к другу Сухмат, – исполнить надо обычай, сжечь тело мертвое по обряду, освободить душу, а не то…

– Не умерла она! – воскликнул Рахта, – Жива! Сейчас задышит! Я ей остыть не дам…

– Быть беде! – покачал головой Сухмат, глядя на Нойдака. Молодой колдун ничего не ответил…

* * *

На утро Сухмат с Нойдаком были разбужены громкими криками. Повскакали, ничего не понимая, и увидели своего несчастного друга, который, казалось, совсем уже потерял голову!

– Где Полинушка, где моя любимая? – кричал Рахта, – кто посмел коснуться ее? Ты, Сухмат, ты? Ты украл мою голубку?

Вот оно что! Тело погибшей девушки исчезло. Ни Нойдак, ни Сухмат, крепко проспавшие вторую половину ночи, не могли ничего понять… Да еще безумные обвинения?

– Да что ты, брат мой названный, – удивился Сухмат, – да разве б я посмел? Да и спали мы с Нойдаком всю ночь в двух шагах друг от друга, считай – рядышком. Правда, Нойдак?

– Сухмат спал всю ночь, не вставал, – подтвердил молодой колдун.

– Кто же тогда? Ты, Нойдак, похитил мою возлюбленную? – чуть не бросился на северянина богатырь.

– Да побойся неба, братишка, – вступился за Нойдака Сухмат, – куда ему! Он бы ее и поднять не сдюжил бы, а не то, что похищать… Да и друзья мы тебе, не враги!

– Да, ваша правда, – сник Рахта, – но где же Полинушка? Кто посмел похитить последнее, что от нее осталось? Кто навел на меня тот морок, я же всю ночь ее грел-согревал, берег-лелеял… Как же я ее не уберег?

Было ясно, что ночью тело исчезло. Ни Сухмат, ни Нойдак не могли ничего понять. Кому понадобилось похищать тело? Ведь Верховный волхв убит! Расположились на ночлег в чистом поле, никого поблизости не было, да они бы и не проспали бы врага какого, не мальчики ведь?

– Когда вернется Дух, я у него спрошу, – пообещал Нойдак.

– Спрошу, спрошу… – вновь разъярился Рахта, – я их, вражин, сейчас найду! Я найду! – и он бросился сломя голову куда глаза глядят…

Сухмат начал разглядывать траву. Вскоре он нашел, то, что искал и молча указал на это пальцем. Нойдак пригляделся и вскоре нашел еще. Потом – еще и еще. Они пошли по следам. Вот оно! Здесь нога попала во влажную глину, теперь можно было рассмотреть отпечаток в подробностях. Друзья смотрели долго и внимательно на этот четкий, во всех подробностях след, потом посмотрели друг на друга. Сухмат хмуро качал головой, а в глазах Нойдака застыл нескрываемый страх.

– Только ничего не говори Рахте! – приказал Сухмат.

– Нойдак не скажет ничего! – подтвердил молодой колдун, потом, спохватившись, начал приглаживать отпечаток босой женской ноги, так, чтобы Рахта, вернувшись, ничего не смог бы заподозрить. Сухмат одобрительно кивнул…

* * *

– Я хочу видеть князя! – заявил Рахта.

– А почему ты, собственно, еще здесь? – задал встречный вопрос Добрыня, – Ты ведь на службе у князя, так?

– Так.

– Ты добивался поручения, ты его получил, – голос у Добрыни был злой и назидательный, – и князь разгневается на тебя, если ты и дальше будешь прохлаждаться в стольном граде!

– Да… – Рахта растерялся.

– Тебе все в дорогу дадено? Кони, оружье – готово?

– Да.

– Спутники твои здоровы?

– Здоровы.

– Так вот, сегодня же и выезжай! Чтобы к вечеру ты был бы в двадцати верстах от ворот киевских!

– Но я хочу сказать князю…

– Всё! – голос Добрыни загромыхал так, что задрожали ставни, – Князь не будет тебя слушать, бездельника, пока не вернешься с похода с добычей! Тогда все и скажешь, а сейчас нет тебе княжьего приема! И я знать ничего не хочу, ни о тебе, ни о друзьях твоих!

– Но хоть с Ильей словом перемолвиться можно?

– Муромец ускакал еще заутро! – рявкнул старый богатырь, – Он делом занимается, не то, что некоторые…

Рахта опустил голову и отправился прочь. У крыльца его ждали Сухмат и Нойдак.

– Ну, что сказал князь? Ты ему все рассказал?

– Князь со мной разговаривать не стал!

– Как? – удивился Сухмат.

Рахта передал содержимое разговора с Добрыней и, закончив рассказ, вопросительно посмотрел на побратима, как бы задавая безмолвный вопрос.

– Князь знает все! – сказал Сухмат.

– И что?

– Не знаю. Может, попросил кто за нас…

– Или?

– Князь еще не решил! —ляпнул Нойдак.

– Может, и решил, – поправил Сухмат, – но об его решении пока не должен знать никто…

– Время не пришло?

– Пожалуй!