Текст книги "Буди надежду добрым словом! Рубежи"

Василий Ловчиков, Ольга Шевчук
Буди надежду добрым словом! Рубежи

© Ловчиков В.Д., 2022

© Шевчук О.В., 2022

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2022

Буди надежду добрым словом!

 
Судьбы прекрасней в Мире нет:
Разведчик, педагог, поэт!
 

В. Ловчиков

Стихи о Родине

 
Россия милая, люблю тебя до слёз!
Люблю твои поля, твои леса и реки,
Багрец рябин и белизну берёз,
Пленившие однажды и навеки!
О, мой народ! Поклон душе твоей —
Доверчивой, надёжной, терпеливой,
Снискавшей славу стойкостью своей
На поле брани и над мирной нивой.
И ты, земля, вскормившая народ,
Которым невозможно не гордиться,
Цвети и знай, что богатырский плод
На скудной почве не родится!
Ты, богатырь, люби, храни, как мать,
Ту часть земли, что Родиной зовётся!
Её любить – всего себя отдать
И даже жизнь, если придётся.
 

 
С чего начинается Родина? —
С родителей – скажет любой,
Связавших, что ясно всем вроде бы,
Гражданством тебя со страной.
Три истины без искажения
Нельзя подменить и отнять
У всех, это: дату рождения,
Страну, где родился, и мать!
Они всем судьбою предписаны,
Их можно формально сменить,
И всё же, от всех независимо,
Без них всем на свете не жить.
Грузин, что в России родился,
Конечно ж, по маме грузин,
Но как бы к родне не стремился —
Российский судьбой гражданин.
Душа всем нам Богом даётся,
А с ней: Мать и Родина-мать,
И этим цель жизни куётся:
Чем Бог наградил – не терять!
 

 
Вдали от родимого тына,
Невольница воли чужой,
Грустит одиноко рябина
Средь пальм, подпирающих зной.
Не в радость земли плодородье
И вечного лета тепло,
Ей помнятся: звон половодья,
В сугробах родное село,
Короткого лета объятья
И осени яркий наряд,
Когда её сёстры и братья
Багрянцем заката горят.
И чуждый уклад не приемля,
Она с ним затеяла спор,
Одна с октября до апреля
Как дома, роняет убор!
И преданно более века
Всё грезит Россией своей,
И холодом белого снега,
И стайкой родных снегирей…
Я сам был в тисках ностальгии,
Был узником боли и грёз,
И в трюме из милой России
Невольнице снега привёз!
 

 
Эдем – швейцарская земля:
Сверкают серебром вершины,
Цветут альпийские поля,
Ликуют горные стремнины.
Лесов зелёных – кружева,
Блеск декораций – скал и склонов,
А изумрудная трава —
Ковёр для королевских тронов.
Природный рай швейцарских Альп —
Приют для вычурных туристов:
Здесь меркнут горе и печаль
В объятьях праздности игристой.
Но я из этих мест спешил,
Без размышлений и сомнений,
В свой край, которому служил
Как летописец сам Есенин,
Воспев не знающих границ:
Простор лесов, степей безбрежных,
Приют для перелётных птиц,
Раздолье для метелей снежных.
Спешил и я в свой русский край,
Влюблёнными воспетый всеми,
Который променять на рай
Так не хотел Сергей Есенин!
 

 
Много стран в своей жизни проехал,
Много дивных чудес повидал,
Но нигде тех раздолий и снега,
И рябин, как у нас, – не встречал.
Колесил по дорогам Китая
От Харбина до южных границ,
«Тадж-Махал» – клад индийского края
Процедил через сито ресниц.
В разноцветьи тюльпанов голландских,
Словно в кущах Эдема, витал;
По плечам серпантинов швейцарских
Размотал не один перевал.
Был в плену вернисажа Монмартра,
Поглощая с восторгом Париж;
У «Ла Скала» – легенды-театра
Брал на память обрывки афиш.
Любовался красой Сингапура,
В Эмиратах арабских потел…
Но везде, уж такая натура,
Я домой – я в Россию хотел!..
………………………..
Своих путей не выбирая,
Немало стран я посмотрел,
Но из красот чужого рая —
Домой, в Россию я хотел!
 

 
Родной земли коснулся самолёт,
Преодолев большое расстояние, —
Окончен зарубежья эпизод
И ожиданий с Родиной свиданья.
Иду через кордоны, не спеша,
Не огорчают ни жара, ни слякоть;
Так стосковалась по Руси душа,
Что не стыжусь
При встрече с нею плакать.
Повсюду свой приветливый народ,
Родная речь со всех сторон несётся.
Душа, встречаясь с этим всем, поёт;
И сердце от волненья чаще бьётся.
Россия милая! Желанный отчий край,
Для всех открытый, всех принять готовый, —
Меня как сына верного встречай и знай:
Я рад домой живым вернуться снова!
Святая Русь, любимый дом родной —
Я к вам стремлюсь всегда и отовсюду,
Везде себя я вижу сиротой,
Мне нет нигде без Родины приюта!
 

 
Не забывается Малая Родина,
Где б ни родился и где бы ни жил,
Что-то к ней близкое в сердце находится,
С чем повзрослел, возмужал и дружил.
Дом и родители, парта заветная,
Первый по парте товарищ и друг,
Чувство любви покорившее, светлое —
И всё, пленявшее душу вокруг!
 
 
Школа и вуз, и зарплата, что матери
Ты, заработав, впервые принёс;
И боевые друзья, и приятели,
С кем, расставаясь, страдаешь до слёз.
Всё это связано с Малою Родиной,
Даже когда ты вдали от неё.
Всюду нам близкое что-то находится,
Чем-то знакомое с детства своё.
 
 
Где бы ни жил и в родимой отчизне,
Как бы ни мил был приветивший край —
Малая Родина ближе всех в жизни,
Тянет магнитом к себе – приезжай!
И, покоряясь негласному зову,
Мы на свиданье в край детства спешим,
Чтоб поклониться и дому родному,
Праху усопших, и в гости к живым!
 

 
В просторах степей черноземья,
Омытых притоками Дона,
Поднялся, смущая кочевья,
Форпост православного звона.
Здесь стрелы татарские пели,
Сверкали казацкие пики,
Здесь пилы на верфях звенели,
Царь Пётр становился Великим!
 
 
Отсюда под стены Азова
Он флот снарядил знаменитый,
Ты первым услышал Кольцова,
Тобой вдохновлялся Никитин.
Тебя не сломили фашисты,
Хотя превратили в руины,
И снова красивый и чистый
Живёшь ты не хлебом единым.
 
 
Летят над страной самолёты,
Твои унаследовав крылья,
Ты даришь на память пилотам
Лесов и полей изобилье.
Ты, песней звеня, оживаешь
Открытой народной душою,
В разлуке мечтать заставляешь
О скором свиданьи с тобою.
 

 
Кружится в вальсе первый снег,
И в снежной круговерти тонешь
Ты, самый близкий мне из всех,
Незабываемый Воронеж!
Сюда из самых дальних стран,
Из стольных городов Европы,
Как в храм Спасителя Христа,
Влекут неведомые тропы.
Чернавский мост, Петровский сквер,
Царь Пётр над якорем старинным,
Как Площадь Красная в Москве,
Овеют временем былинным.
Встречает близкий мне вокзал
Свой поезд фирменный – московский,
Спешу на площадь, там в глаза
Глядит с гранита Черняховский.
Кольцов, Никитин, Бунин… К ним,
Волнуясь, каждый раз приходишь.
Связал их с именем своим
Ты, незабвенный наш Воронеж.
 

 
Опять стою перед родным крыльцом,
Куда, как сын, я каждый год стремился,
Хотя уже был много лет отцом,
И с отчим домом навсегда простился.
Здесь ждал отец, слезу роняла мать;
И их тоска сюда звала сквозь дали.
Да я и сам не мог не тосковать,
Прекрасно зная, как меня здесь ждали…
С утратой их я сразу старше стал,
Теперь никто не ждёт меня как сына,
Об этом с дрожью мне шумит листва,
Ещё отцом посаженной осины.
Да тополя, волнуясь, ждут меня,
Звенят листвой, встречая у могилы;
Родителям они о том звенят,
Что к ним пришёл, кто чтил и не забыл их…
………………………………………
Ещё не раз вернусь к тебе, крыльцо,
Куда тоска меня звала сквозь дали,
Где боль утраты омрачит лицо,
Лишь только вспомню, как меня здесь ждали!..
 

 
Затуманились в памяти дали,
Отстучали свой гимн поезда,
И застыла в тревожной печали
Путеводная в небе звезда.
Не спешить мне к родимой калитке
Под весёлый колёс перестук,
Не изведать счастливой улыбки
И объятий родительских рук…
Уж давно за седым небосклоном
Старый сад, засыхая, грустит,
И напрасно с учтивым поклоном
В окна тополь с надеждой глядит.
Заколочены досками рамы,
И не скрипнет забитая дверь.
Лишь рябина свечою багряной
Ждёт у скромной могилы теперь.
И я еду туда, где зимою
К ней на тризну спешат снегири.
Так что снова, звезда надо мною,
Слушай песню колёс и гори!
 

 
Любить Отчизну – долг! А он не только значит
Её хранить от внешнего врага.
Но и от всех, кто, так или иначе,
Её калечит, не страшась греха.
От тех рвачей, кто грабят её недра,
Чтоб с капиталом скрыться за рубеж,
Их, мародёров, вред, средь прочих, первый:
Корыстный, подлый узаконенный грабёж.
От депутатов, что, творя законы,
Те грабежи, увы, не рвутся упредить,
Для них Отчизна – это вождь на троне,
Кого готовы, пока вождь, любить.
От тех, кто дом свой аж до блеска лижет,
А за порогом – подло гадит, не стыдясь,
Кому Отчизна – это племя «рыжих»,
Рождённых убирать за ними грязь.
Пройдись пешком дорогою на дачу
И за судьбу Отчизны станет грустно:
Скрипят машины, а канавы плачут —
Дороги в ямах, а в канавах – мусор.
Нередко, выезжая за границу,
Мы видим, как простые иностранцы
Своей Отчизны каждую частицу
С любовью драят, как моряк, до глянца.
Для нас любовь – коли враги нагрянут,
За родину готовность жизнь отдать!
Не видим тех, кто в гроб Отчизну тянут,
Увы, её не собираясь защищать.
 

1

 
Вновь майский праздничный рассвет
Над мирной Родиной встаёт
И вас, бойцы военных лет,
В круг благодарных вам зовёт:
«Встань, ветеран, мундир надень,
Укрась реликвиями грудь
И всем позволь в свой звёздный день
В глаза истории взглянуть!
 

Припев:

 
Ваш ратный подвиг под Москвой
И в Сталинграде враг изведал,
А под Орлом и Курском бой —
В Берлине отгремел победой.
 

2

 
Пусть славит вас салюта глас,
Всех тех, кто горькою стезёй
Победу выстрадал и спас
Не только нас, весь шар земной!
Сегодня вы герои дня,
Кто нёс всем радость на плечах
И вечный реквием огня,
Связавший радость и печаль!»
 

Припев.

 
Встречаем вновь Победы День,
День славы, гордости и боли,
И скорби траурную тень,
Что носим в сердце поневоле.
Не можем позабыть никак
Всех павших, нам до боли близких,
Чей подвиг понесли в века,
Достойно славя, обелиски.
 
 
Презрев страдания и смерть,
Они сражались за свободу,
За гневный суд тогда и впредь
Фашистско-дьявольскому сброду.
Повержен был тогда фашизм
И осуждён, казалось, всеми,
Но среди всех сейчас нашлись,
Кто вспенил дьявольское племя.
 
 
Вновь марши, факелы и смерть…
И вновь ослепли демократы:
Не в силах рядом разглядеть —
Вояк, с кем ад готовят Штаты.
И наша цель – не прозевать,
Чтоб не винить внезапность снова,
Напрасно близких не терять
И защищать их быть готовым!
 
 
А майский праздничный Парад
Пусть нашим недругам подскажет:
Чем – есть, и можем воевать.
И, коль придётся, – вновь докажем!
 

Ловчикову Б. А.

 
В тот год сорок первый, жестокий,
На стыке двух сельских дорог,
В засаде расчёт одинокий
Колону фашистов стерёг.
И бой на заре завязался:
Расстрелян был танковый взвод,
Но весь под осинкой остался,
Раздавленный танком, расчёт.
Бойцов тех, по танкам стрелявших
И павших, долг выполнив свой,
Как без вести даже пропавших,
Никто не отметил строкой…
Давно уж война миновала,
И здесь, под осиновый стон,
Сыновья рука откопала
Отцовский солдатский жетон.
Путь вёл к этой рослой осине
Из дальних мальчишеских лет:
От школьного возраста сына
До зрелого возраста – дед!
Сын подлым намёкам не верил:
«Зря ищешь – с врагами удрал!»
И вёрсты военные мерил —
По братским могилам считал.
От волжских степей до Берлина
Он тысячи кладбищ прошёл…
Лишь здесь – под смоленской осиной
Отца средь забытых нашёл.
Страна юбилейную дату
Встречает под орденский звон,
И сын прикрепляет награду
К портрету – солдатский жетон!
 

9 мая 1995 года

 
Всё умел и делал сам,
Верил в сказочные дали,
Но не верил в чудеса —
Знал, что сбудутся едва ли.
Весь в делах встречал рассвет
И трудился до заката,
И вины его в том нет —
Получал не ту зарплату…
Всю войну прошёл пешком
От начала до победы,
Брёл с солдатским вещмешком
Сквозь её кошмар и беды.
Как работник и солдат
Память добрую оставил:
Посадил прекрасный сад,
Как хозяин дом поставил,
Вывел в люди сыновей,
Грудь наградами украсил…
Путь под крест у тополей
Был тяжёл, но не напрасен!
Всем, прожившим так, как он,
Сна и устали не зная,
Низкий до земли поклон,
Память вечная земная!
 

Генерал-полковнику Мещерякову В. И.

 
Который день окоп – как бастион!
И день за днём – на штурм стеной фашисты!
Свечою таял стойкий батальон —
Отцы встречали смерть как коммунисты!
Не отошли, твердя, как клятву: «Стоп!»
Встречая смертью смерть – не отступили!
Как эстафету, грозный свой окоп
Нам, смене их, с надеждою вручили.
Уж много лет и я с тех пор в строю,
Во имя мира над родной планетой
Меж сверстников за бруствером стою,
Приняв в окопе грозном эстафету!
Но вот и мне звучит команда: «Стой!»
И нас в запас зовут «Славянки» звуки.
И, уходя, окоп надёжный свой
Хочу вручить в достойнейшие руки!
 

 
Уж давно я гражданским считаюсь,
Цепь житейских препятствий грызу,
Но при этом всегда вспоминаю
Ту дубину и ту полосу!
 

1

 
Наши давние грёзы исполнились,
Стало явью, что было мечтой:
Мы курсанты, мы больше не школьники,
Нас скрепил дисциплиною строй.
Мы уже не сыночки, не хлюпики,
Нас присягой крестила страна,
Вместо дома казармы и кубрики,
Мать с отцом – заменил старшина.
 

Припев:

 
Мы в курсантском строю
В жизнь шагаем свою
Ежедневным уверенным маршем,
В ряд, спина за спиной,
Мы колонной одной —
Верным курсом в грядущее наше!
 

2

 
В ратном деле пока мы романтики,
Наша служба по-прежнему класс,
И пока командиры-наставники
Все заботы решают за нас.
Но не зря мы подошвами топаем
И казённую кашу едим:
Мы спешим проторёнными тропами
К непроторенным тропам своим!
 

Припев.

3

 
И наступит пора, лейтенантами
Мы покинем курсантский приют,
Но в душе, не старея, курсантами
Мы навечно останемся тут!
Всё, что нас закалило и сблизило:
Общий вуз, общий класс, общий строй —
Всё, чем память навечно пронизана,
Унесём, как присягу, с собой!
 

Припев.

 
Город Гатчина вестью взволнован:
Ожил Павловский царский дворец,
ВМУЗ[1]1
  ВМУЗ – Военно-морское учебное заведение.


[Закрыть] правительством здесь обоснован
В восстановленных срочно каре.
Перемен люди города ждали,
Хоть давно отгремела война,
Их по-прежнему в страхе держали
Воровская среда и шпана.
И лишь только морские курсанты
В город хлынули строем лихим,
Обнаглевшие экс-арестанты
Дать урок приготовились им.
И в субботу, в их день увольненья.
Собралась приблатнённая рать,
Чтоб наглядно в местах развлеченья
Свою в Гатчине власть показать…
Первых трёх в биллиардной избили,
Проучили кастетами в кровь,
В клубе головы двум проломили,
Показав свой серьёзный настрой.
Весть о бойне в дворец за секунды
Долетела, и сразу же тут
По морскому: «Ребята, полундра!
Наших в кровь уголовники бьют».
И два взвода ушли в самоволку[2]2
  Самоволка – самовольный уход из воинской части.


[Закрыть],
Чтоб схлестнуться с оравой блатной,
Шёл как в бой, проявляя сноровку,
Гневом дышащий слаженный строй!
Всех, кто цепи, кастеты имели,
Кто вставал перед строем стеной,
Били бляхами в кровь, не жалели,
Выбивая победный настрой.
И бежала орава блатная
Кто куда от нежданной беды,
Все свои рубежи оставляя,
Унося назиданья следы…
Утром местные власти рыдали:
Был виновником слёз адмирал,
А затем перед ним мы стояли —
Он зачинщиков драки искал.
Трое сразу отчислены были
За участие в драке на флот,
Самовольщиков скопом лишили
Увольнений на месяц вперёд!..
Но с тех пор стало в Гатчине тихо:
Не тревожила город шпана!
Видно, мы поработали лихо,
Наш урок не забыла она!
 

 
Вновь комоды[3]3
  Комод командир отделения (курсантский сленг).


[Закрыть] лютуют и злятся,
Взводный нас, словно коршун, дерёт:
Полосу бесконечных препятствий
В сотый раз штурмовать должен взвод.
Будет кросс, будет плаванье в стужу,
Возглас: «Газы!»… И бег по бревну,
Под «колючкой» ползти будет нужно
И гранату в траншею швырнуть!
И штыком, завершая атаку,
Заколоть нужно чучело там,
Где дубиной, замотанной в паклю,
Капитан может дать по зубам.
Я препятствия все одолею,
Лишь одно для меня, как напасть:
Не могу после кросса в траншею
Я проклятой гранатой попасть!
Не могу дотянуться до цели:
Каждый раз недолёт метров пять!
Потому вместо сна всю неделю
Я бросал этот чёртов снаряд!..
Друг за другом, пыхтя и потея,
Мы к соломенной цели спешим…
Первым штык «осоломил» Злодеев,
Колет чучело Вовка вторым…
Игорёк после кросса сломался,
На гранате Телятников сдох,
Костя паклей и кровью плевался —
Отразить он дубину не смог…
Я спешу к рубежу, задыхаясь,
Полон общих заветных надежд…
Наконец, чуть живой достигаю
Этот самый гранатный рубеж!
И все силы, как близкой подруге,
Ненавистной гранате отдал…
И, как после острили, с испуга
Наконец-то в траншею попал!
От дубины с уроном отбился —
Паклей с кровью, как Костя, плевал;
Но среди оплошавших кичился,
Что зачёт по препятствиям сдал!
Уж давно я гражданским считаюсь,
Цепь житейских препятствий грызу,
Но при этом всегда вспоминаю
Ту дубину и ту полосу!
 

 
В небе звёзды загораются,
Воздух свеж, легко дышать.
С песней рота отправляется
Перед отдыхом гулять.
Старшина привычно ратует:
«Добры молодцы, споём?»
Запевалы, шаг печатая,
Запевают, но о чём?
Мы из «Ласточки-касатки»,
«Солнце брызни», «Караван»
В установленном порядке
Бьём подошвами слова.
И без пафоса, понурые,
Кое-как терзаем тишь.
Горло рвут комоды хмурые —
С ними разве промолчишь!
Но однажды, скукой взбешенный,
Старшину вгоняя в жар,
Вовка в ногу бросил песенный
Наш родной репертуар.
Мы его под струны звонкие
Меж собой любили петь,
Им с любимыми девчонками
В увольненьях души греть.
В нём: курсант с единой меркою —
Он «И Папа, и Султан»,
«Чайный домик с бомбаньеркою»
И «Суровый капитан!».
Всё, что в нём было заложено,
Чем встревожена душа,
Рота выдала восторженно
Под чеканно-твёрдый шаг.
 

 
По утрам подъём жестокий,
Словно рухнувший ледник,
Нарушает сон глубокий
Под старшинский грозный крик!
И, проснувшись, в озлобленьи,
С полузаспанным лицом
Сядешь в сонном отупленьи
На кровати мертвецом;
       И сидишь, согнувши спину,
       Ноги в «гады»[4]4
  «Гады» – рабочие яловые ботинки.


[Закрыть] опустив,
       Тянешь время, как резину,
       Пять минут добрать решив.
       Целый взвод к кроватям жмётся,
       Продолжая сидя спать!
       Старшина из кожи рвётся,
       Всех пытаясь растолкать.
«Приготовиться к зарядке!» —
Вдруг команда прозвучит,
И, проснувшись, в беспорядке
Целый взвод в гальюн[5]5
  Гальюн – туалет.


[Закрыть] спешит…
Построеньем на зарядку
Возмущённый без границ,
Старшина в свою тетрадку
Занесёт проспавших лиц.
     И затем идёт грозою
     На гальюнщиков и сонь —
     Тут дрожит стальной струною
     «Анархический уклон!»
     Но едва порывы гнева
     Оставляют старшину,
     Снова прежняя система,
     Снова предпочтенье сну!
 

 
Я не теряю время зря —
Готова форма синяя,
Блестят резные якоря
И дисциплинка[6]6
  Дисциплинка – кусок тельняшки, прикрепляемый к майке с целью заменить тельняшку.


[Закрыть] стильная.
В казарме месяц я копчусь,
Тоска – невыносимая,
К любимой нынче прикачу,
Ты жди меня, любимая!
               Весь месяц в робе[7]7
  Роба – рабочая форма моряков.


[Закрыть] проторчал
               На камбузе с картошкою,
               Свою любимую встречал,
               Как зэк, через окошко лишь!
               За эти тридцать долгих дней
               С уставом подружился я,
               Вновь увольненье светит мне,
              Ты жди меня, любимая!
Строй увольняющихся ждёт,
Парадно отутюженный,
Нас в город увольнять идёт
Опять кап-раз[8]8
  Кап-раз – капитан 1 ранга.


[Закрыть] простуженный.
Он будет форму проверять,
Подход, отход фиксируя,
Я отработал их на пять,
Ты жди меня, любимая!
               Нарядным быть старался зря,
               Украсив форму синюю
               В неуставные якоря
               И дисциплинкой стильною:
               Кап-раз простуженный решил,
               Что этим флот обидел я,
               И увольнения лишил,
               И всё же – жди, любимая!
Коль форму зарубил кап-раз,
Сменю её футболкою,
А увольненье хоть на час —
Запретной самоволкою.
Я на свободу путь найду,
А там – ищи, лови меня!
К тебе, любимая, приду,
Ты жди меня, любимая!
 

 
За столом подполковник – суровый доцент,
Он о слове пощада – не знает!
Я же вынул «не свой» – без пометки билет
И горю, аж озноб пробирает!
У доски, словно дьякон, басит Игорёк:
«Свой билет!» – вот и прёт, как автобус,
Пусть на жёлтый, но всё ж – пропускной огонёк
В долгожданный на Родину отпуск!
Два вопроса, навскидку, с грехом пополам
Я на тройку осилить сумею;
Но пример, хоть убей, я доценту не сдам,
Хоть до самых трусов пропотею!
SOS, конечно, без звука дежурный принял!
«Взятку» как получить? – В этом фокус:
Чтобы верхнюю полку доцент не отнял
В долгожданный на Родину отпуск!
Я на взводе! Мне скоро к доске выходить!
А спасенья из пропасти – нету!
У доцента решаюсь бумагу просить,
Будто бьюсь над примером к билету!
И дежурный с бумагой мне ручку вручил —
В ней решенье запрятано в корпус!
Я – воскрес! Будто с нею: «Добро!» получил
В долгожданный на Родину отпуск!
На перроне растаял дружка силуэт:
Он «сгорел!», оставлять его жалко!
Не спасли его даже с пометкой билет
И полней, чем учебник, шпаргалка!
Для него пересдача: путь с курса на курс,
На учёбу дальнейшую пропуск!
Ну а я с корешами на поезде мчусь
В долгожданный на Родину отпуск!
 

 
Нас загонял ретивый старшина!
И Стас сказал: «Он чокнутый, ей-богу!»
Довёл бессонницей до исступленья нас,
Играя месяц по ночам тревогу!
Взвод по портянкам стал на курсе спец,
Мотает раньше времени контроля!
И лишь как теоретик молодец —
Как практик всех подводит умник Толя!
Чтоб по тревоге встать, одевшись, в строй,
Мы перед сном всегда готовим форму;
У Толи ж в этом тоже метод свой:
Он спит в штанах, чтоб уложиться в норму!
Но старшина-невежда не признал,
Казалось бы, прекрасный Толин метод!
И нас три раза за ночь поднимал,
Когда впервые обнаружил это.
И марш-бросок был хуже всяких слов:
Прогнал бегом по снегу через поле!
В ботинках без портянок, без носков
Бежал, хромая, этой ночью Толя.
Под утро увезли его в санчасть:
Мудрец натёр и подморозил ноги!
На старшину он злится просто страсть!
За все его придирки и тревоги.
А Стасу, чтобы зря не приставал
И не острил, всех потешая вволю,
Шнурки ботинок намертво связал
После отбоя остроумный Толя.
И Стас «сгорел», конечно, на шнурках!
Затем в курилке с Толей мерил силы…
А с гауптвахтой старшина неправ:
За драку взял и вместе посадил их!