Текст книги "Боярский сын. Книга вторая: Сотня специального назначения"

Глава 3

Боярин уже приготовился внутренне к празднованию своего триумфа. Дома, конечно. И гостей пригласил; из тех, кто кучковался еще тесной компанией с правой стороны от трибуны. Но не сложилось. Подполковник Стрельцов отказался от приглашения еще на ходу, шагая рядом с боярином по черной, утрамбованной до прочности камня почве.

– Служба, – покачал он головой, – прости боярин, но я и так уже опаздываю. Федор Никитич велел быть в полку поскорее. Дела у нас там сейчас закручиваются… да и не только у нас, Николай Ильич. Так что еще раз прошу прощения. Но совсем от приглашения не отказываюсь. Так бабе Нюре и передай.

– Обязательно передам, – кивнул Николай, пытаясь сообразить – о каких таких серьезных делах намекнул ему сейчас полковой маг.

Мысль в голову, и так заполненную недавними впечатлениями от событий, которые могли круто повернуть его жизнь, родилась только одна. Хлопоты у командира великокняжеского полка были связаны с предстоящим делением княжества…

– На пять частей, кажется, – вспомнил Николай, – и кому в голову могла прийти такая дурь? Кто князю Великому такую крамолу присоветовал? Собирали-собирали веками матушку Русь князья Московские, а тут на тебе! Или тут хитрый ход какой-то, мне неведомый по причине незнания местных подковерных реалий, и вообще отсутствия какого-то опыта политических хитросплетений. А, ну ладно – у меня своих забот хватает.

Отказались от приглашения, заверив в полном почтении и поздравив с заслуженной победой в поединке и графская чета Вороновых, и боярин Колокольцев. Последний отговорился дальней дорогой, но обещал отметить с юным боярином Шубиным такое важное событие в Москве.

– В столице, Николай Ильич, – подмигнул он, – знаю такое местечко… приятственное. Вот там, после тяжких забот на благо отечества нашего, и отпразднуем. Договорились?

Николай причины для отказа сразу подобрать не сумел; потому и кивнул, в свою очередь поблагодарив за приглашение.

Еще опять как чертик из табакерки выскочил откуда то майор Никитин. Нет, так то его появление Николай не проморгал. Но вот уверен был, что общее приглашение опричник никак слышать не мог. Однако, услышал.

– Или сам сообразил, – решил Николай, принимая и от него вежливый отказ.

Впрочем, и этот, не самый приятный в общении для Шубина человек, тоже пообещал отпраздновать «такую замечательную победу добра надо злом». Это майор сам так выразился. И откланялся – последним из тех, кому не было нужды возвращаться в замок боярина.

– А некоторым так в первый раз туда направляться. Ну что, по коням?

Последних, четвероногих непарнокопытных друзей человека, был неполный комплект. Но это если не учитывать, что для казачат любое передвижение пешком на местности было тренировкой. Вот и теперь боярин отрядил дядьку на Серко, а вместе с ним и всех казачат сопровождать две телеги, нагруженными имуществом так, что крохотный узелок с «приданым» Соломонии вряд ли бы куда удалось приткнуть. Ну, так его и на пролетку можно было взять с собой. Там, кстати, уже разместились и Анфиса, и ее новая наперсница с ребенком (это она сама об этом Николаю сообщила), и трое других ребятишек. Которые крутили головами на тонких шеях, выглядывая отца. Того, кстати, с имуществом как раз на одной из телег разместить удалось.

Вот так и поехали, почти шагом. Николай опять на жеребце, изнывая от нетерпения. Но бросить караван, даже под охраной десятка юных казаков, и двух наставников постарше, конечно, не мог. К разговору, который едва слышно вели между собой женщины, он не прислушивался. Нашел для себя занятие поинтересней. Ну, и полезней. Положившись полностью на коня, он погрузился сознанием внутрь себя, и начал постепенно успокаивать магический ураган, который по прежнему бушевал, совсем не признавая проторенных для Силы тропинок и целых «проспектов» в виде каналов.

И дело продвигалось – медленно, но верно. Настолько верно, что уже подъезжая к Боголюбову, Шубин полностью взял Силу под контроль. И теперь видел, какие изменения привнесли в него последние события. То, что он принял за новый Источник после битвы с графом Стрешневым, оказалось самой настоящей действительностью. Но вот появление еще одного ядра – ниже, и строго ровно под первыми двумя – было для юного Одаренного полной неожиданностью.

– И приятной, чего уж там, – улыбнулся он примолкнувшим на пролетке женщинам, и опять погружаясь внутренним взором в видимое только для него пространство, – и как это меня угораздило?

Ритуал с Анфисой ничего подобного не дал, хотя результат был, да еще какой! Особенно для нее; сразу на два уровня в Силе скакнула. А здесь что? Или кто? Ага, кажется, понимаю…

Он вспомнил слова Авраама; точнее, едва понятные обрывки их, в которых италийский (он же иудейский) мастер страстно желал избавиться от Дара.

– Получается, – покачал головой Николай, – просто так избавиться от него, как от мусорной бумажки, или там, от пустой пивной бутылки, не получится. А вот так, передать его добровольно другому Одаренному, да еще готовому этот Дар принять… я ведь был готов? Ну, и ритуал должно было провести соответствующий. Ну, если это получилось… Жалко, конечно, что мастер сам без Дара остался. Но это с одной стороны, а с другой…

Процессия повернула с тракта на второстепенную дорогу, уступавшую главной разве что шириной. Качеством же дорожного покрытия можно было только восторгаться. Николай, не выдержав, крикнул – Анфисе, да и дядьке тоже: «Не буду вас ждать! В баню хочу – терпежу нет. Ну, и бабу Нюру обрадую. Догоняйте».

В первый раз он дал волю коню. И убедился – теперь на собственном опыте – что слава о табунах, и опытных табунщиках графа Воронова вполне соответствует истине. С такой скоростью он…

– Разве что сам, бегом, пробежался бы, – решил он, едва сдержав в груди ликующий вопль, – ну так то с помощью Дара. Хотя и к появлению на свет красавца этого, как и других, наверное, Одаренные руки свои приложили.

Распоряжений для управляющего, да бабы Нюры было немного. Новых жителей расселить; праздничный, и очень плотный… обед все таки – с учетом, что и от ужина потом боярин не откажется – приготовить.

– Куда их расселить то? – успел спросить Арсентий Палыч.

Николай задумался всего на несколько секунд.

– Бабу с ребенком в мои прежние покои, – решил он, – мастера с детьми сам определишь. Да – там еще староста из деревеньки будет, с казаками. Так их накормить, и пусть меня ждут. Будем с ними договор заключать.

– Какой договор?

Этого вопроса управляющий задать не успел. А может, и успел, но парень его уже не слышал.

Баня, как и распорядился уже давно хозяин замка, была готова принять его в любую минуту. Готова – это значит с нестерпимым жаром в парилке, свежей водой в бассейне, и еще более свежим квасом в кувшине на столе. Первым, самым сладким паром Николай наслаждался в одиночестве. И в бассейн нырнул уверенный, что ему никто не помешает; хотя бы в ближайший час. А нет – нашелся такой, нетерпеливый.

– Или шустрый, – покачал головой Николай, ничуть не расстроившийся этому вторжению в его уютное пространство, – напрямки, что ли, бежал? Вот ведь чуйка у деда!

Это он так про старого казака, Алексея Павловича Белкина подумал. Крепкого еще старика, что стоял в дверях зала отдыха, и мялся, ожидая разрешения. Вслух же боярин спросил иное:

– Чего жмешься там, Палыч? С каких пор таким стеснительным стал? Или просьба какая есть? Так не стесняйся – говори.

– Есть, как не быть, – кивнул Белкин, шагая к столику, и ожидая теперь приглашения присесть, – но это, Николай Ильич, можно позже, после баньки. Позволишь попарить тебя?

– Спрашиваешь?!

Весь процесс занял четыре подхода (или захода) в парную, или минут сорок. И все это время Николай чувствовал, что внутри казака словно струна какая-то натягивалась. Так сильно, что коснись – тут же лопнет со звоном. А может, и с самой жизнью старика.

– Ну, ладно, – решил Николай заканчивать с процедурами, которые ему никогда не надоедали, – выкладывай, что там у тебя?

И тут Палыч в очередной раз удивил парня. Да так, что тот буквально сел с открытым ртом, едва не промахнувшись мимо дивана.

– Ты, Николай Ильич, – начал казак неторопливо, явно сдерживая рвущуюся изнутри боль; или другое, не менее острое чувство, – сегодня там, на поле перед графской усадьбой не простой ритуал провел… ну, с детьми израилевыми, так ведь?

– Ну… так, – согласился после паузы боярин, – только на скользкую тропку ты сейчас встал, Палыч. Настолько скользкую, да опасную, что можешь и не выйти отсюда. Совсем, даже вперед ногами.

– Это я понимаю, – вздохнул казак, не выказывая никакого страха, – однако выслушай меня до конца, Николай Ильич, а потом и суди.

– Ну, тогда говори, я мешать не буду.

Николай повозился на диване, усаживаясь поудобнее, отпил квасу из кружки. А Белкин продолжил:

– Ты, Николай Ильич, не забывай, каким Даром меня Господь бог наградил… или проклял!

Николай молчал, как и обещал.

– А потому я и распознал, что именно произошло там, на арене. Не в тонкостях, конечно, но… что связано с Кровью, от внимания моего ускользнуть не могло. Ну, и повидал я на своем веку немало. Так что понял – мужичок тот, Авраам, от Дара своего отказался. Ну, и тебе его передал… наверное. Так ведь?

– Да даже если и так, что с того? – неторопливо процедил Николай, понимая, что его слова про тайны, за которые должно убивать, вот сейчас и придется воплотить в жизнь.

– А то, Николай Ильич, что прошу тебя – возьми и мой Дар себе. Насовсем!

– Ага, – больше машинально продолжил Николай, с бешеной скоростью размышляя – какой подвох в словах старика сейчас присутствует, – сам сказал, что Дар проклятый, и мне же его пытаешься всучить! Где логика?

– Это так, – чуть поник головой казак, – но в нужных руках… у сильного Одаренного Дар этот больше пользы принести сможет, чем вреда. Нет, не так – сильный его стреножить сможет, как жеребца необъезженного. И тогда Дар своему хозяину ничем вреда не принесет. Верь мне, боярин.

– Я в этой жизни только себе верю, – холодно произнес Николай, – ну, и немного тем, кто со мной клятвой связан. Ну, а ты…

– Ну, и я о том же, – зачастил Белкин, – Дар мой прими, да при этом клятвой свяжи. Вот как немца, то есть италийца того. Знаю – у тебя получится.

– Как – получится? Подполковника Стрельцова тут не вижу. Ритуал сам не проведу. А еще – о какой пользе ты говоришь? Силы у меня и так – больше, чем достаточно…

– О том и речь, Николай Ильич, – как-то хитро улыбнулся Палыч, – Силы много, да видать ее – тем, кто умеет видеть. Да от того же Сергея Сергеевича сторожиться не сможешь. А он, хоть и человек неплохой, но по команде доложить вынужден будет. Ну, а плохих людишек, как простых, так и Одаренных, в миру куда как больше, чем хороших.

– Ну, это ты зря, – не согласился с ним Шубин, – если тебе по жизни больше всякое отребье человеческое попадалось, так кто тебе виноват? Ну, и еще раз повторяю – ритуал этот сам провести не смогу.

– А ты, Николай Ильич, – еще хитрее улыбнулся казак, – опробуй сначала, какую пользу Дар мой принести может. Тогда и о ритуале поговорим.

Он протянул боярину открытую ладонь и тот, помешкав, все же ухватился за нее своей. Отругал себя, конечно, за такую доверчивость; особенно с магом такой редкой, и – чего греха таить – страшноватой направленности. Но вот не чувствовал он от старика ни грамма опасности. Зато почувствовал, как ладонь, вслед за пространством, практически не отделявшей ее от другой, стала мокрой и горячей.

– Кровь, – успел подумать Николай, невольно проделывая тот же «фокус», что недавно с новоприобретенными «родичами», – ага! Получилось!

А получилось вот что. Он «разглядел» чужой Источник. Совсем небольшой, который вдруг скрылся за завесой.

– Кровь! – повторил он, – вот так номер! Это же какую маскировку соорудить можно! Хочу! Тоже такую хочу!

Но это он восклицал про себя. Вслух же сказал совершенно спокойно, покачав головой:

– Интересно, конечно. И пользу вижу. Быть может, и еще чего полезного есть…

– Извини, что перебиваю, Николай Ильич, – воскликнул Белкин, – есть полезное, и не мало. Поделюсь со всем, что сам знаю. Только вот…

– Только вот объясни, зачем все же тебе это надо?! – теперь перебил казака Николай, – про то, что устал от Дара, можешь сказки не рассказывать. Давай что посерьезней.

– А если серьезней, то… думал, что все, Николай Ильич – жизнь закончилась. А взял в руки мальца этого, из племени израильского, и словно обухом по голове. Хочу при нем быть, пока растет. Батьки у него нет, так я для него дядькой буду – вот как Васильич для тебя.

– Ну, так и будь – кто не дает? – пожал плечами боярин, – я свое разрешение даю.

– Ага, – кивнул Белкин, – кто ж меня к мальцу подпустит, с таким Даром? Это там мамка его не разглядела, в расстройстве-то. А тут в глотку вцепится, но не подпустит. И ты, боярин, в замок свой пускать не будешь, без клятвы то. А с Даром она никак не пройдет. Ну, а ритуал – дело не хитрое. Ты, так уже десятка два прошел; при мне только. Вот уверен – все получится.

И опять в словах казака Николай не почуял ни грамма фальши. Только затаенную надежду. Дикую, до смерти. Последнее – это он был уверен, что откажи сейчас казаку, тот и не станет жить.

– Себя убивать не будет, конечно, – внимательно поглядел в глаза старику Николай, – но в какую-нибудь заварушку обязательно встрянет. Такую, что без шансов. Ну, хорошо (решил он, вставая) – давай попробуем.

Кто из сущностей, сейчас составивших единое целое в теле боярича, был авантюристом? Неизвестно. Но сейчас победил именно он. Память у Николая была отменной; крови он не боялся, а холодное оружие – целый арсенал – всегда было при нем. Вот он и начал короткую церемонию обмена с казаком кровью, Даром и еще многими обязательствами, которые они поочередно и четко проговорили. А потом… он успел проследить, как небольшой комок нематериальной субстанции в теле казака вытянулся длинной колбаской, и скользнул в чужое тело.

– Не чужое, а мое! – поправил он себя, наблюдая формирование еще одного Источника – как раз напротив пупочной впадины, – вот теперь точно надо прятать. Иначе разберут на запчасти!

А казак рядом отчетливо, и счастливо вздохнул. Он явно попытался повторить трюк своего нового господина – с «нырянием» внутрь себя. И определенно убедился, что Дара – ни родного, ни чужого – теперь не имеет. Кроме, конечно…

Николай вдруг почувствовал, что незримые ниточки, связывающие его с холопами, а пуще того с Анфисой Никаноровной, здесь, после ритуала с казаком, обрели чуть ли не материальное воплощение. Боярин видел эту нить, не касаясь плоти другого человека. А тот явно понял, какие чувства сейчас обуревают Одаренного.

– А ты попробуй, Николай Ильич, разгляди и кого другого!

Николай «попробовал». Напрягся, опять представив Анфису. И тотчас же понял, что она где-то рядом, в замке. А еще решил, что потренировавшись, и вовсе сможет позиционировать ее в пространстве; с точностью…

– Это, наверное, от расстояния зависит, и от Силы Дара. Отлично! С другими… Сейчас пытаться не буду. Включу в отдельную тренировку. Ой, сколько теперь изучать придется! А времени – то, времени…

Времени действительно стало не хватать. Боролся же с его нехваткой боярин хорошо известным, но не всеми пользуемым способом. Планировал свой день (да и часть ночи) так, что на отдых не оставалось ни одной минутки. Точнее, как предлагала другая народная мудрость – менял сферу деятельности. Хорошо, что были у него в планах такие сферы, что кардинально отличались друг от друга. Поддержание физической формы; магическое самосовершенствование; подготовка к дальнему и долгому походу… ну, и комбинация этих подходов, позволяющая втиснуть в единицу времени сразу несколько очень важных дел.

Итак, по порядку. В плане физической подготовки единственной осталась утренняя тренировка. Она же позволяла хорошо взбодриться на целый день; привести в равновесие все системы организма. Да и Дар при этом получалось качать. Место, где Николай, а с ним и его небольшой отряд тренировал тело и воинские дух и умения, скоро сменили дислокацию. А все потому, что «великий маг» Николай Шубин решил, что называется, «выйти из подполья». В прямом и переносном смысле. Тесно стало ему в подвалах замка.

– Тем более, – не уговаривал, а… просто рассуждал он сам с собой, – истинные… ну, почти истинные силы моего Дара уже известны. Так что строить купол диаметром в десяток метров уже не вариант. Это никакая не изматывающая, а значит, и не развивающая тренировка. Пятьдесят, а лучше сотня метров – вот это да! И где найти такую поляну, не используемую в хозяйстве? Не на площади же перед храмом устраивать представления? О! У меня же целая полоса земли не обрабатываемой вдоль Нерли теперь есть. Надо разведать.

Разведал. И дал дядьке задания – провесить (то есть установить вешки) по будущему маршруту, который в реальности получился неплохой такой дорогой. Которую Дементьев оценил так:

– Батюшка твой, Николай Ильич, лучше бы и не сделал!

А получилось так. Сразу после завтрака, на третий день после памятного поединка, Николай вышел к пойме, к первой вешке, оказавшейся колышком, торчащим из почвы на метр. Проходила будущая трасса, в проекте связывающая старые и новые владения боярина, вблизи границы леса, потом поля, а потом…

В общем, Николай тут и провел первую свою магическую тренировку, уже не скрываясь от народа. Которого, впрочем, вблизи и не наблюдалось – все были заняты делом. Шубин же сейчас вздохнул глубоко, и создал многослойный купол – из привычного уже электричества, воздуха, и… все.

– Можно еще и из крови добавить, – усмехнулся он, – но столько во мне нет. Ну, и металла с собой таскать пару центнеров не хочется.

Да – Даром Металла Николай теперь обладал. И этому направлению своей деятельности было посвящено все послеобеденное время. Теперь же он буквально выплеснул Силу из организма, и пары Камней, которые всегда носил с собой заряженными, образовав внутри купола непроницаемую, и достаточно плотную завесу магической субстанции. А потом совершил с ней то же, что и несколько дней назад, близ поместья графа Стрешнева. То есть создал рукотворный шторм, или гигантский миксер.

– А по факту – отбойный молоток; вернее – пресс.

Вот с этим прессом «наперевес», а точнее, не сбавляя напряжения шторма, в оке которого находился сам, он и пошел – от вешки до вешки. Медленно, но неотвратимо, оставляя за собой полосу земли, прочностью не уступавшей граниту. Еще и усложнил свое магическое занятие, направив Силу Ветра так, что полоса эта получалась по всем правилам дорожного строительства. То есть, чуть выше полос земли по обеим сторонам, и с кюветами – такими же прочными и «не убиваемыми». Ну, может, и были какие огрехи, но ведь и Шубин не был дипломированным дорожником.

На сегодняшний день Николай наметил себе два ориентира – еще в пределах своих, коренных земель. Это достаточно большая поляна, которая вдавалась в молодой лиственный лесок метров на сто, и практически ровный отрезок длиной в километр, который вдоль извилистого русла Нерли отыскался с немалым трудом. Первый – понятно. Именно в этом месте Николай остановился сегодня, и провел полноценную магическую тренировку. Купол теперь разросся до той самой сотни метров в радиусе, и Шубин, закрытый от всего мира этой видимой оболочкой, что называется, оторвался. Не имея под рукой учебников, кроме подаренных подполковником Стрельцовым, и очень поверхностных (на его взгляд) талмудов из отцовской библиотеки, он отдал волю собственной фантазии. Комбинировал приемы, почерпнутые в этих учебниках, с теми, что и сам домысливал, и вспоминал из прочитанных когда-то книг, и виденных фильмах. Ну, и названия им подбирал соответствующие.

Вот, к примеру, как выглядел «Человек-паук». Из руки юного мага, который все же имел при себе (на всякий пожарный, а еще в качестве утяжелителей) десяток килограммов стали хорошего качества, вырывался тонкий… луч, или трос, или струна. Металлическая, конечно. А на конце его, в точке соприкосновения с вершиной купола, тут же начинал работать уже хорошо отработанный им на практике магический «пылесос». В металлическом исполнении он работал ничуть не хуже, чем в других. А потом еще одна короткая команда и…

– Ап! Я уже выше всех!

Тонкий тросик, подчиняясь команде Одаренного, стремительно; для обычного глаза в одно мгновение, сокращался в своей длине до минимума, вознося боярина на высоту пятидесяти метров. А там Николай, как самый настоящий паук, ползал – все быстрее и быстрее, по внутренней поверхности, представлявшей собой спрессованный воздух, применяя все тот же прием, с «пылесосом». И таких приемов, скомпилированных благодаря обширной памяти, с каждым днем становилось все больше и больше. Но неизменным оставалось окончание такой тренировки. Юный маг выпускал наружу всю Силу – полностью. И из Источников, и из Камней; и работал с ней, как с гигантским насосом, развивая каналы и сами Источники. И они действительно росли – это было видно по камням-накопителям из костей неведомого животного, которые он «умыкнул» из леса, на высоком берегу Клязьмы.

Подкладывал он в «костер» своего магического искусства фрагменты щупалец – вторые по счету, начиная от самых мелких. Почему не эти крайние? Потому что последние были загадкой и, как оказалось, одним из самых полезных приобретений в том лесу. Когти двадцатисантиметровой длины, которыми заканчивались эти фаланги, твердостью и остротой были сравнимы…

– Да ни с чем они не сравнимы, – проговорил Николай, довольно улыбаясь, завершив очередной эксперимент с одним из этих артефактов, – такого просто не может быть!

Не могло быть – но было. Коготь легко царапал, и резал любой предмет. Сталь самых высоких характеристик; граниты и базальты. Шубин даже один из мелких алмазов не пожалел, легко располовинив драгоценный камень так, словно резал горячим ножом кусок масла. Ну, и наконец, напитанный Силой, коготь этот становился страшным оружием против Одаренных. По крайней мере, преграду, созданную собственным Даром – многослойную, из Электричества, Воздуха, Металла, и даже Крови, напитанную Силой, что называется, до упора, этот коготь резал как бумагу. Потому теперь Николай всегда носил при себе пару таких артефактов. Не на виду, конечно – спрятанными внутри коротких, широких и чуть изогнутых клинков, к которым быстро привык, не замечая их, но всегда имея в виду.

Клинки эти, кстати, он изготовил сам, практически голыми руками. Ну, еще Силой Дара и мысли. Так, что можно было в одно мгновение выхватить из достаточно острого, и настоящего боевого клинка еще более смертоносный артефакт. Этой работой, как и всеми другими, связанные с новым Даром, Силой Металла, Николай занимался в послеобеденное время. Ну, еще и после ужина часик прихватывал, но то уже совсем секретные дела. В которые даже Анфису не посвящал… пока. Только нового холопа – Авраама. Но это в силу необходимости, и умений италийского иудея. Лишившись Дара, Авраам не перестал быть талантливым мастером по металлу. И станки имел соответствующие. В отличие от тех, которые, наконец-то начали работать в гараже у «герра Шварца», здесь были более точные, калибровочные.

– Самое то, – решил Николай, распорядившись разместить новую мастерскую в одной из оружейных замка, – добавлю тут светильников, замки магические и доступ ограничу – до уже указанных лиц. Потому что дальнобойное оружие, даже без применения пороха, и других взрывчатых веществ, это… это…

Боярин не знал, преследуют ли власть и Церковь такие «игрушки», как к примеру, духовые (воздушные) ружья.

– Ага, или автоматы, – хохотнул он, – «Калашников», к примеру.

Хохотнул, но начал как раз с этого самого массового орудия убийства. В другом мире, конечно, самого массового. Почему? Да потому что знал этот автомат, что называется, как собственные… да любой свой орган. И разобрать – собрать мог, закрыв глаза; и каждую детальку общупывал когда-то до стадии узнавания – тоже с закрытыми глазами.

– Тут, конечно, проблема есть одна, – обсуждал он с Авраамом, которые по– русски не понимал пока ни слова (ну, или притворялся, что не понимал), – в настоящем автомате сила пороховых газов используется – чтобы очередной патрон из рожка подавать. Это я знаю, хотя ни разу и не конструктор-оружейник. А как вот тут обойтись без этой силы? Конечно, Даром; но тут надо подумать.

Подумать помогала, часто даже не подозревая об этом, Соломония. Ее Николай по полной эксплуатировал часа четыре в день – в то самое послеобеденное, очень плодотворное время. Вшестером – сам боярин, артефактор из далекой италийской Флоренции, Генрих с Куртом Шварцевы, ну и кузнец, дядька Петр Поляков с сыном Артемкой – строили транспортное средство. Сначала в чертежах, конечно. Получилось – по воле боярина – что-то вроде головного вагона от скоростного поезда. Со скошенным «носом», большими окнами – лобовыми и боковыми; настоящей «квартирой» со всеми удобствами в задней части этого передвижного дома (для самого Николая с Анфисой) и удобными мягкими креслами, трансформирующимися в не менее удобные лежанки. По ширине – так впятером в кабине можно было сидеть, не теснясь. По высоте – чтобы в ворота замка было возможно выехать, а потом и въехать.

В этот момент Николай вспомнил еще одну книжку из своего далекого… прошлого. Из детства, кстати, в котором он очень много читал. Не то, что здешний боярич Шубин. А именно – «Робинзона Крузо» И явственно представил себе, как тот, орудуя топором, вырубает из здоровенного ствола пирогу-долбленку. А потом… уныло наблюдает, как та год за годом гниет и разваливается на части по одной причине – доставить такую тяжеленную штуку до берега океана в одиночку отважный мореплаватель просто не смог. Такой ошибки Николай себе позволить не мог. У него и без этого было времени… меньше, чем необходимо.

Почему он установил для себя такие жесткие временные рамки? Да из обычной подростковой гордости; ну и практичности тоже. Можно сказать, что седьмым участником этого эпохального строительства, или конструирования, был майор Никитин. Юрий Федорович появлялся в замке чуть ли не каждый день. Большей частью, конечно, просто наблюдал, как растет – чуть ли не на глазах – новое транспортное средство. Но иногда и в дискуссию включался. Тем более, что оказался хорошим знатоком немецкого языка, и помогал в общении с Соломонией. Хотя Николай и подозревал – опричник давно раскусил парня; понял, что тот и в германском диалекте силен, и новыми навыками, а точнее, Даром обзавелся.

– Ну, не мешает, и ладно, – решил Николай не обострять отношения, – потому что понятно – не сам он так вот время часами теряет. Явно какое-то задание имеет; скорее всего откуда-то из самых верхов.

В какой-то из дней, когда «Ласточка» – так решил назвать предварительно свой автомобиль Николай – уже обрела достаточно узнаваемые очертания, майор отозвал боярина в сторону, и вручил ему два конверта.

– Что это? – спросил Николай, машинально вытирая руки об абсолютно чистую тряпочку.

На самом деле рук боярин не пачкал – работал исключительно Даром. А всю «грязную» работу проводили помощники.

– Приглашения, – коротко ответил Юрий Федорович.

– От которых, как понимаю, отказаться нельзя, – хмыкнул Николай, принимая конверты.

– Это вы точно выразились, Николай Ильич, – коротко хохотнул опричник, – ни от одного, ни от другого. К первому сам государь наш призывает, как и всех других бояр государства Русского. Это как раз первого июля надо быть. В Кремле.

– Об этом, Юрий Федорович, я уже осведомлен, – чуть поклонился Николай, – боярин Колокольцев просветил.

– Ага, – чему —то усмехнулся майор; кажется даже довольно, – и беседу провел, как вести себя на совете том?

– Не без этого, – согласился Шубин, – однако для себя я решил, что думать своей головой буду. И из того исходя, решения принимать.

– Это правильно, – еще раз кивнул майор, – но советы старшего, мудрого товарища все же не помешают? Как считаете, Николай Ильич?

– Не помешают, – осторожно согласился Николай, решая – не себя ли имеет в виду опричник.

Но нет – тут ставки были куда как выше.

– Вот и послушайте такого человека, Николай Ильич. Вторым приглашением явитесь в Тайный приказ, в Москве. К его Главе, Его Высокопревосходительству Николаю Владимировичу…

Николай невольно напрягся. Не только от того, что пригласили его сейчас на самый верх правоохранительных служб, но и от того, что фамилии самого высокого своего начальника майор не назвал. И означать это могло только одно – главный опричник государства принадлежал к высочайшему семейству, к Рюриковичам. Он еще раз пожурил себя в том, что плохо знает расклад сил в государстве; «простил» себя по той лишь причине, что в такие высокие политические сферы никак забираться не собирался.

– А ведь придется, – с некоторой тоской подумал он, – придется…

Еще одним направлением собственного развития Николай принял искусство артефакторики. И тут он не только «насиловал» ум и память молодой италийки при строительстве «Ласточки», но и в другое время; обычно перед сном. Тут ему с переводом помогала Анфиса Никаноровна. Шубин, в начале этого обучения так и не признавшийся в своих успехах по знанию иностранных языков, продолжал отмалчиваться. Зато по предмету обучения был въедлив, как… В общем, выжал все, что было возможно из Соломонии, которую обучали, наверное, лучшие Одаренные той страны, которая здесь не называлась Италией, и входила в Священную Римскую империю.

В общем, для успешного создания артефактов необходимы были два условия обретенного Дара. Хорошее Видение Силы в предмете, или заготовке артефакта, и пространственное мышление с началами геометрии, с помощью которых магические Узоры внедрялись в эту самую заготовку. Ну, и знание самих Узоров, конечно.

Сама Соломония училась мастерству с совсем юных лет; то есть годков десять уже. И училась, прежде всего, чтобы продолжить дело рода – знаменитого флорентийского ювелирного Дома. Но уже тут, в плену у графа Стрешнева, пришлось и оружием заняться. Благо, что знаний у нее было достаточно, а с металлом работал дальний родственник – Авраам Розен.

– И как вы с Абрамом попали в плен? – задал неожиданный вопрос Николай, пытаясь повторить за Соломонией незамысловатый Узор; внутри драгоценного камня, кстати.

Женщина вздрогнула, боязливо оглянувшись, но все же ответила:

– К жениху ехала, в Гамбург, на смотрины. Если бы понравился, так с собой увезла бы, во Флоренцию. Одаренный был, четвертого уровня Воды… Да, был…

Николай, конечно удивился – что значит, «с собой увезла бы»? Это так тут дела делаются?