Текст книги "Боярский сын. Книга вторая: Сотня специального назначения"

Уточнять, откуда такие знания появились у бойца, Николай не стал. Кивнул дядьке; по особому так кивнул, обозначая: «Пока не надо, давай второго». Что именно «Пока» – тоже объяснять не было нужды. Ввязавшись в тайную войну, да еще в чужом государстве, такие наемники чаще всего пропадали без всяких следов. Вот и Николай сейчас не видел никакой необходимости оставлять этому мужику, да и остальным тоже, жизнь. Жестоко?

– Нет – справедливо, – решил для себя Николай, и никто внутри него слова поперек не сказал, – их выбор. Особенно учитывая, что двух казаков у меня порешили. Да еще того крестьянина, у которого подводу «позаимствовали», скорее всего тоже. Так что, как говорится, «око за око», ну и так далее.

Второй пленник ничем существенным, поверх того, что уже сообщил Анжей, поделиться не смог. Николай даже именем его интересоваться не стал. Разве что этот хлопец – а был он гораздо моложе Анжея, и куда как говорливей и испуганней – сообщил, что времени до смены караула осталось совсем немного.

Дементьев с подачи боярина уточнил – есть ли в польском отряде такое понятие, как разводящий караула? Кивнул, узнав, что таких нет, и опять взглянул на Шубина с немым вопросом в глазах. Теперь Николай кивнул уже совсем по другому. С фатальным для двух наемников значением. Еще с оттенком в решении, который дядька, кажется, уловил. Ну, или сам оказался сегодняшней ночью совсем не кровожадным. По крайней мере, оба поляка отошли в иной мир безболезненно. Даже, показалось Николаю, не осознав этого факта.

Дядька же, свернув обоим наемника шею, как курятам, даже не перекрестился. И внутри него ничего не шелохнулось – это Николай ощутил точно. И смотрел старый казак на своего господина спокойно и уверенно. Как бы говорил: «Вот, Николай Ильич, выполнил я твой приказ. И считаю его правильным. И ответственность всю перед Господом богом готов на себя принять, хотя приказ был твой».

– Ну, уж нет, – теперь уже натужно улыбнулся боярин, – отвечать будем вместе. И перед людьми, и перед богом. Потому как единая команда теперь. Ну, да ладно – о высоких материях потом думать будем. Сейчас завершить нужно дело. Так же бесшумно, и без следов. Что особенно важно. Потому что докладывать никому об этом рейде, и его результатах не собираюсь. По какой причине? Да по такой, что уже взял на себя функции государственного правосудия. А оно ох, как не любит этого.

Оставался еще один вопрос – стоит ли самому участвовать в следующей фазе операции. Решил, что не стоит – навыков юных бойцов его дружины должно хватить с избытком. Ну, еще и с подсказкой самого боярина. Точнее, в этот момент Одаренного. А он снаружи, вот с этого самого места подстрахует. Есть теперь такие возможности.

Смену караула приняли в свои руки Артем с Пашкой Большим. Приняли незатейливо – двинув каждый своего противника кулаком по макушке. Этих наемников Николай даже расспрашивать не стал. Тем более, что одного – того, кого «приласкал» своим кулаком Пашка, и допрашивать не получилось бы – не было у Николая Дара Смерти, или Некромантии. Боярин лишь покачал недовольно головой; а дядька и вовсе показал Павлу кулак, пообещав тем самым парню дополнительные тренировки. Впрочем, Шубин и за собой часть вины чувствовал. Приказал: «Принять», – но подробностей не довел. Вот, Павел и принял противника; по своему.

Внутрь постоялого двора, отправились дядька с Захаркой и Семеном Буденным, и все те же здоровяки. Расположение комнат, в которых остановился наемный отряд, подсказали первые двое пленников. Ну, и Николай, использовав Силу и Ветра и Металла – в момент, когда открывалась дверь перед сменой караула – подтвердил эти сведения. Приказ же был один – тут боярин строго поглядел на Пашку с Артемом – спеленать, и притащить оставшуюся четверку в конюшню. Живыми.

– И все вещи при них тоже. Но прежде, – тут Николай кивнул остальным казачатам, явно нервничающим от того, что остались не у дел, – сторожей у ворот по тихому обезвредьте. Так, чтобы только к утру очухались. Справитесь?

– Справимся, Николай Ильич, – слитно, обрадованно и вполголоса кивнули разом оставшиеся четверо казачат, – не сомневайтесь.

Боярин все же послал дядьку на подстраховку – когда боевые холопы были уже снаружи. Дементьев и вернулся первым, кивнув боярину удовлетворенно: «Молодцы – все сделали, как надо!».

Чего хотел добиться Николай, вот этим своим сваянным на коленке планом? Не только выжать по максимуму информацию, но и отвести от себя и своего отряда всякие подозрения. По плану этому для всех отряд наемников, разместившийся на постоялом двору, внезапно, посреди ночи, «усыпил» ударами по голове караул у ворот, и исчез, в неизвестном направлении. А что другой отряд – боярина Шубина, бросившегося в погоню за супостатом? Так не догнали; не нашли. И тут, в этой придорожной гостинице, никто из них не был. Ага, вот именно так.

Дядька с парнями тоже не оплошали. Хотя противник у них был куда как серьезней. Особенно старший из поляков, шляхтич Болеслав Всеславский. Этот был настоящим рубакой. Но засады у своих дверей не ждал. Самим же легким оказался захват Одаренного, коренного русака Федора Пашкина. Того самого, который взломал дверь в мастерскую Авраама.

– И что теперь? – размышлял Николай, – глядя на этого испуганного, буквально трясущегося от ужаса мужичка, – пожалеть его только на этом основании? Так на его руках крови ничуть не меньше, чем у того же шляхтича. А может, и больше. Сам, конечно, глотки не резал, но без него, считай, не одна такая кровавая операция не случилась бы. И это только с поляками. А без них… точнее, до них? С графом Семеном Васильевичем Дурасовым, в подмосковной усадьбе которого и свила себе гнездо самая настоящая банда. Как там распределялись роли? Какие связи между графом и поляками, да англичанами? Это мы у них самих спросим. А может, когда-то и у самого графа. А пока, милок, отдохни. Может, еще о чем спросить нужно будет.

Шляхтич, сопротивлявшийся допросу дольше других, все же сломался – после того, как дядьке «помог» Николай. Казак внезапно проявившимся навыкам в ведении полевого допроса у воспитанника внешне удивляться не стал; хотя – понял Шубин – заметочку в памяти сделал. Ну, и ладно. Главное – результат был. Никаких записей, конечно, не велось. Но на свою память боярин Шубин в последнее время не жаловался. Так что последние четыре месяца жизни польского отряда, который прошел на русской земле, были запечатлены в мозгу, в нужных ячейках, очень основательно. Ну, и из предыдущей походу на Русь тоже запомнил много чего. Особенно касаемо двух схронов, уже на территории польского государства.

– Лишним не будет, – решил Николай, – прервав перечисление паном Всеславским сокровищ, которые хранились там.

Может, таким образом заносчивый, и такой горделивый недавно шляхтич хотел сохранить себе жизнь, Или еще что имел в виду? Николай его планами на будущее интересоваться не стал. Потому что знал – таких планов просто нет. Причем, в такой степени, какой обыватели даже не могли себе представить.

Британец, назвавшийся русским именем, Ванькой Чижовым, и показавший отличное владение русским же языком, ничего нового не сообщил. Потому как и не знал ничего, чего не знал бы шляхтич. Разве что о планах другого британца, сэра Эндрю Николсона, тоже гостившего у графа Дурасова, мог рассказать. Но – не знал. Слишком мелкой сошкой оказался, при этом сэре. Боярин даже переглянулся с Дементьевым, пожавшим плечами – и зачем посылали только такого? Николай даже не стал разоблачать этого мелкого исполнителя. Ну, и показывать собственное знания английского языка тоже.

– Может, и пригодится еще, это вот неведение, – решил он.

Оставался вопрос с лошадьми, на защиту которых – пока безмолвную, но уже отчаянную – встали казачата; прежде всего Буденный. Николай вздохнул, и доводить ситуацию до глухого брожения среди дружины не стал. Хотя и понимал, что ни во что серьезное такой душевный протест вылиться не сможет. Да ему и самому было жалко пускать под нож ни в чем не повинных животных. Была бы нужда великая, так отдал бы приказ, не поморщившись. Теперь же не стал. Решил, что восемь лошадей, появившихся в конюшне боярина Шубина, чужого внимания не вызовут. Даже стал прикидывать, как будет отвечать на вопросы – если они у кого возникнут. А потом рассердился на себя:

– Какие вопросы?! Пусть идут лесом такие задавальщики. Моя конюшня! Кого хочу, того и держу там. Решено.

Другой вопрос – с пленными – решали поэтапно. После того, как кони, груженые имуществом, и похищенным у Шубина, и реквизированным у чужаков, оказались за пределами постоялого двора; за воротами, закрывшимися за караваном. Ну, и казачата вмести с ними. Заканчивали «дело» дядька с воспитанником. Разделили, так сказать, роли – согласно умения и талантов каждого. Казак все так же, не шелохнув в душе ни единой струны, свернул шеи остававшимся в живых врагам. А потом отошел в сторону, чтобы поглядеть уже на работу боярина. Тот же, внешне и внутренне такой же спокойный, приступил к своей части работы. Уже опробованной в деле, кстати. Единственное волнение, хоть и небольшое, было связанное с тем, что условия, конечный результат должен был оказаться несколько иным. А именно – не оставить за собой ни одного следа. Такого, как в случае с графом Стрешневым, или его лабораторией.

– Разве что сильный Одаренный сможет обнаружить, – решил Николай, приступая к конструированию нужного плетения, – но и то, только сам факт проявления здесь Дара.

Боярин формировал теперь не купол, а сферу, что в принципе сделать было даже проще. Сложность состояла втом, что сфера эта не касалась нижним своим краем утоптанного земляного пола конюшни, а верхним стропил крыши; потолка как такового здесь не было. Да ничего эта сфера, подпитываемая толстым жгутом Силы, не касалась. А еще внутрь нее нужно было поместить восемь недвижных тел. Не вручную, конечно – используя Силу Воздуха. А потом внутри закружилось, завертелось. Теперь в памяти Николая выплыла другая аналогия. Стиральная машина-автомат, которая сейчас буквально стирала с лица земли крохотный кусок вселенского зла и грязи. Вместо воды и стирального порошка там было Электричество, перемешивающее сейчас внутреннее пространство до однородного состояния. До такого, в котором не было уже ни грана человеческой плоти, ни обычных молекул и атомов, которые, согласно дуалистической теории, плавно превратились в энергию.

Вот последнюю Одаренный и вернул себе, с некоторым прибытком, ничуть не волнуясь от того, откуда этот прибыток появился. И еще одним нововведением было – сфера не исчезла разом, вызвав тем самым хлопок от ворвавшегося в пустое пространство воздуха. Нет, она сжималась, как шарик, выпускающий из себя воздух по толстому жгуту. До тех пор, пока не превратилась в точку, исчезнувшую на глазах двух свидетелей этого процесса.

Николай же, его творец, даже ладоши не отряхнул, поскольку ничего и никого ими не касался. Просто кивнул Дементьеву:

– Пошли отсюда, дядька. Ночи летом короткие, а дел у нас сегодня еще много…

Глава 5

Москва златоглавая…

– Ага, до нее еще добраться нужно, – чуть устало проворчал Николай, проходя в ворота замка, – а какие планы были! Отдохнуть, оттянуться по настоящему целых три дня. Ну, ладно, половина вчерашнего дня получилось. Теперь же…

По здравому размышлению решили (решил, точнее, боярин Шубин – других просто поставил в известность), что этим утром в своей постели будет спать лишь он, хозяин замка и окрестных земель. Почему? Да потому что ночь действительно была короткой, и возвращение отряда на конях, да с добычей в переметных сумах скрыть было просто невозможно. Потому юная дружина во главе с казаком Дементьевым до замка не добралась. Свернула в лесок еще с Пекинки. Дядька же с подачи боярина объявил всем, что этот день станет еще одним испытанием – на скрытное нахождение в лесу. А что не побездельничать? – читалось в лицах парней. Николай про себя ухмыльнулся, читая эту нехитрую мысль на физиономиях юных дружинников.

– Ага, даст вам дядька от службы отлынивать! Пару часов, быть может, по очереди и подремлете. А потом тренировки – вперед и с песней. Ну, да ладно. Попастись коням есть где; еду в запасах, что с неприятеля сняли, достаточно. Не пропадут. Вот мне – дадут ли хоть эту саму пару часов поспать? Но в баню уж точно попаду, Пусть на коняшке и не пришлось покататься (ну не мое это, не мое!), но потом все равно пропах, как…

– Утро доброе, Николай Ильич, – согнулся в поклоне казак, отворивший ему воротину.

И второй рядом кланялся, показывая усердие. Оба караульных все глаза проглядели, пытаясь понять, почему это боярин вернулся один. И где остальные казачки? Но вопросов ему, конечно, задавать не стали.

– Доброе, – хмуро ответил Николай, проходя мимо них; тут же добавил про себя, – если оно действительно доброе.

Почему хмуро? Да потому что сработал еще один его Дар – Кровь. Вчерашним днем его сознание, и все чувства были сконцентрированы на одном – не потерять нить, которую несли за собой разрушители металла. Теперь же кровь, пролитая тут недавно, буквально заполнила все внимание Одаренного. Ну, и запоздалое чувство вины добавилось, за смерть двух дружинников, да крестьянина, что «поделился» с налетчиками своей телегой. Последнее уже было фактом – признались сами поляки. Точнее, их командир, пан Всеславский рассказал, а его подельники подтвердили. Сам же убивец ничего рассказать не мог – как раз его и настигла кара, то есть кулак Пашки Большого.

Кто-то мог сказать – а при чем тут чувство вины? В чем боярин-то виноват? А в том и дело, что он теперь за все и за всех тут отвечал. Погибли люди, связанные с ним клятвой, значит, в том и его вина есть. Не доглядел, не доучил. Одно успокаивает – кару виновный понес соразмерную.

Никого не встретив во дворе замка, Николай направился, как и планировал, в банный комплекс. Только там обрел привычное чувство внутреннего равновесия. В котором мог общаться без раздражения и с Анфисой, и с майором Никитиным. Ага – именно в таком порядке.

Поспать ему сразу не дали; уже на выходе из бани пригласили на ранний завтрак. Тут, несомненно, скомандовала баронесса. Которой, в свою очередь, доложили о прибытии боярина домой. Одного. Этот вопрос Анфиса и задала первым – когда Николай с довольным видом откинулся на спинку стула. Баронесса на таких вот редких совместных завтраках теперь сидела рядом с парнем. Вот и теперь внимательно, с каким-то внутренним напряжением вглядывалась ему в лицо, ожидая ответа. Боярин ей врать не стал. Не договаривал, это да. Ну, так это уже было привычным:

– Нашли, наказали, свое отняли, – скупо отчитался он, – парни все целы и здоровы. Дядька их в лесу оставил. Решил еще один день потренировать, в условиях, приближенных к боевым.

– Это как? – вскинулась женщина.

– Не в мягкой постели, – усмехнулся Николай, кивая на стол, на котором кроме горячего, парящего травами отвара больше ничего съедобного уже не было, – и не на харчах бабы Нюры. Да ты не беспокойся, к следующему утру все дома будут. Но об этом – прошу – никому даже ни полслова. Даже Соломонии. Договорились?

– Договорились, – кивнула баронесса с чуть обидчивой ноткой в голосе.

Мол, мог и не спрашивать, и так понятно. Николай же продолжил, чуть посомневавшись, стоит ли вовлекать Анфису в события еще глубже. Решил, что стоит; частично:

– А теперь главное. Напали на нас какие-то поляки.

– Поляки? – вскинула в удивлении взгляд Анфиса Никаноровна, – какие?!

– Вот и я думаю – какие? Что им нужно было – понятно. То, что мы с Авраамом мастерили. Только вот как они об этом проведали? И еще – у батюшки никаких… терок с этим народцем не было?

– Терок? – хмыкнула баронесса, и тут же нахмурила чистый, без единой морщины лоб, – не припомню такого. Через государство польское обоз проходил – но там сами поляки даже близко к дружине не подходили. Издали только взглядами недобрыми одаряли. Но не только батюшку твоего, да нас с ним; всех русских так. А больше ничего и не было. Да и времени тому прошло больше шести лет.

– Вот и я так думаю, – искренне кивнул Николай, не собираясь продолжать дальше, и переводя разговор на прошлый день, так трагично завершившийся, – ну, о чем там Соломония с отцом своим договорилась? И договорилась ли?

– Договорилась, – кивнула Анфиса как-то отстраненно – явно продолжала размышлять о далеком прошлом, – обещал прислать доверенное лицо с деньгами. Столько же, сколько графу Стрешневу обещал в последний раз. Сам не может, сказал. Но, думаю, просто опасается.

– И правильно делает, – кивнул парень, – учитывая, что пробираться придется как раз по польским землям. Я теперь им, ну совсем не доверяю. Другой вопрос с Авраамом. Вот его отпускать не собираюсь.

– Даже против воли? – негромко спросила Анфиса.

– Против воли? – переспросил Шубин, – да нет… надо сделать так, чтобы воля его вела как раз в том направлении, куда нам нужно…

Следующим на очереди был майор Никитин, терпеливо дождавшийся, когда боярин Шубин закончит с завтраком. Но от чая опричник не отказался. Ну, и Николай «закинул» внутрь себя еще пару пирожков, разбавив их на этот раз крепким чаем.

– Расскажете, Николай Ильич, что тут у вас вчерашним днем произошло? И чем все закончилось?

Вот перед этим человеком откровенничать никак не хотелось. Как и перед всеми остальными, конечно.

– Что произошло? – переспросил Николай, добавив в голос злости; которую он, впрочем, и испытывал, – нападение произошло, вероломное. Бандиты белым днем, воспользовавшись моим отсутствием, да отсутствием основной дружины, напали на замок. Трех человек погубили насмерть, да разгром учинили.

– Сильный? Разгром-то?

Вопрос был задан вроде спокойным голосом; но спрятать глубоко, неразличимо для сильного Одаренного внутреннее напряжение майор не сумел. А вот Николаю чувства скрывать было не обязательно.

– Сильный, да чего уж там – ничего непоправимого нет. А вот людей не вернешь, жалко. Я своих то архаровцев весь день вчера гонял, в надежде отследить злодеев. И сегодня по округе бегают. И сам бы с ними остался, да не могу – дела.

– Понимаю, – кивнул майор, – перед отъездом-то. Сам сегодня в Москву отъезжаю. Надеюсь, что встретимся там. Про визит в Тайный приказ не забыли ли, Николай Ильич?

– Про такое забудешь, – усмехнулся боярин, – двадцать восьмого числа, к десяти утра как штык буду.

– Как-как? – прямо встрепенулся майор.

– А, забудьте, – махнул небрежно рукой Николай, внутренне выругавшись на себя – штыков тут, за неимением ружей и винтовок, не знали, – это из французского. А насчет увидеться в столице – если только в самом приказе. Я ведь ненадолго.

– Что так? – удивился Никитин, – у вас же уже тридцатого Совет, в Кремле. Уж на нем то непременно надо быть. Так где решили остановиться, Николай Ильич? В гостях у кого? Или гостином дворе?

Николай его настырности не удивился – работа у человека такая была. Но, опричника удивил, усмехнувшись:

– А нигде останавливаться не буду. Для того мою «Ласточку»… ну, коляску самобеглую и мастерил, – он кивнул с сторону стрельчатого окна, за которым, во дворе, стоял отмытый, сверкающий вишневой краской экипаж, – с ночи вот выедем; два… ну, три часа, и мы в Москве. С делами покончим, и тем же днем обратно. Пироги бабы Нюры (теперь он кивнул на стол) не успеют даже зачерстветь. Как вам такой план, Юрий Федорович?

– Дела-а-а, – протянул майор, явно чуть ошеломленный напором боярина, – вот так просто – одним днем? Туда, и обратно?

– Если успеем, так и по рядам торговым пройдемся, – подтвердил Николай, – Анфиса Никаноровна очень интересуется.

– Это понятно, – улыбнулся вслед за ним опричник, – ну, тогда не смею мешать, Николай Ильич. Все же надеюсь на встречу в Москве. Не провожайте.

– Ага – надейся, – проводил его все же взглядом боярин, – как говорится, надежда умирает последней.

День, как и ожидалось, был заполнен до отказа. Единственное – от утренней пробежки отказался. Потому что и так всю ночь пробегал. Но усталости пока не чувствовал. Поговорил с Соломонией, подтвердив слова баронессы о ее полной свободе. После выкупа, конечно. И опять ничего в душе юного боярина не шелохнулось. Говорил с ней, кстати, почти два часа. Не только и не столько о возвращении той к отчему дому, конечно. Больше частью разбирали новые Узоры, о которых Соломония прежде не говорила. Ну, и на практике их Николай пытался применить. Что-то сразу получалось, что-то не очень. Главное – все они были зафиксированы в чертежах на бумаге. Так что у боярина Шубина появился первый, пока еще тощий томик собственной библиотеки.

– А почему только первый? – озадачился он, отпустив Соломонию, – сейчас же запрягу еще одного автора. Писать он по русски, конечно, не может. Ну так от него только чертежи требуются, с размерами. А с последними как-нибудь разберусь.

Авраама он нашел в мастерской, где тот печально разбирал останки двух крупных станков. Другие были целы, в переметных сумах и под надежной охраной. Но об этом Николай сообщать не стал. Тем более, что в знании итальянского языка так и не признался никому. Почему-то. Общался же с мастером на языке жестов; а еще примитивных рисунков, или чертежей. Вот их он и велел Аврааму привести в божеский вид. То есть, превратить рабочие наброски в самые настоящие чертежи, которые не стыдно было бы показать. Кому?

– Найдется кому, – решил он, – а что у нас, кстати, получилось?

Получилось много чего. Начали мастера – златокузнец Авраам и Одаренный Металла боярин Шубин на следующий же день после эпической битвы с графом Стрешневым. С тех самых арбалетов, с которых и началась вся история с графом. Самострелами, с нанесенными на них Узорами, снабдили всех казачат. Еще и в запас припасли; как раз каждому хватило бы еще по одному. В свободное время – когда боярин занимался чем-то иным – Авраам пополнял боезапас к ним.

Следующим их общим творением стал – кто бы мог подумать – автомат Калашникова модернизированный.

– Ага, модернизированный, – усмехнулся Николай, вспоминая их мучения с первым образцом, – еще как модернизированный! Никакого пороха, тем более, что его я при всем желании сотворить за это время не сумел бы. Просто магия Воздуха, закачанного под умопомрачительное количество атмосфер в полость внутри приклада. Не деревянного, конечно – обычное дерево разорвало бы в один миг. А вот трансформированный нужным образом металл и большее выдержал бы. Больше затрат нервных клеток и терпения потребовалось, чтобы решить вопрос возвратного механизма. Того, что, собственно, и делает автомат автоматом. Но ничего, справились. Еще и емкость магазина, или рожка вдвое увеличили, до шестидесяти патронов. А все потому, что пороха в них нет. Один металл, с заданными свойствами. Ну, и калибр, соответственно, не семь, шестьдесят две, а куда меньше. Но это внешне и не видать. А так – вылитый АКМ получился. Который в количестве четырех экземпляров хранится в тайнике, в «Ласточке». Что еще? Короткоствола четыре пары, на том же принципе, но разных размеров и убойности. Жаль, пристрелял мало. Как и снайперскую винтовку. Вот с этой надо еще поработать до отъезда. А вдруг пригодится?

Такое оружие на принципах воздушного ружья не получилось. Точнее, получилось, но обычное, никак не подходящее под громкое название снайперского.

– Метров на четыреста, не дальше, – вспоминал сейчас Николай очередные испытательные стрельбы, – дальше точность стрельбы падает как бы не до нуля. Пришлось напрячь мозги, конечно.

Тут он чуть ли не расхохотался. Вспомнил, что ни один из известных ему объектов конструкторской оружейной мысли так и не подошел.

– Хоть ты тресни! А вот фантастика, то есть книжки, которые я когда-то, вроде бы прочел, помогли. Вычитал там про что-то такое… в общем, про туннельные орудия. Сам себя поначалу отругал, за такое безобразие. А гляди ка – получилось!

Получился длинный, и тяжелый ствол, металл в котором был изготовлен таким способом, что заставлял поданное внутрь электрическое поле создавать какое-то беспредельное завихрение. Николай и сам до конца не понял, что создал. Но механизм, или Узор, работал! Заставлял тяжелую остроконечную пулю вращаться и вылетать из длинного ствола как бы не с первой космической скоростью. Как убедился на пристрелке боярин, точности этого маленького снаряда мешала на дистанции разве что кривизна Земли. Все остальное – атмосферные осадки, движение воздуха, ну, и бесчисленные сопутствующие условия, которые настоящий снайпер учитывает автоматически, с этой винтовкой значения не имели. Совсем! По крайней мере, на дистанции в километр, на которой и опробовал ее Николай.

– А большего и не надо, – даже перекрестился боярин, – главное же, с дьявольским зельем, которым тут называют порох, мои поделки никак не связаны. Но остерегаться все же надо. Хорошо бы писульку какую… грамоту на ношение такого оружия выписать. Ну, это как получится.

После обеда его поймал казак Белкин. Этот о казачатах, и результатах поиска спрашивать не стал. Ну, и не по чину ему это было. Задал же другой вопрос.

– Позволь спросить, Николай Ильич, – склонился он перед Николаем сильнее, чем обычно.

– Спрашивай, Алексей Палыч.

– Говорят ты, боярин, дал добро холопке своей, Соломонии, на возвращение домой, в земли италийские.

– А хотя бы и так, – улыбнулся боярин, уже понимая, о чем так страдает сейчас пожилой казак.

– А как же я!? – замялся Белкин, – со мной как будет?

– Так и езжай вместе сними, – рассмеялся Николай, – научишься языку, приживешься. Главное – отцу девчонки поперек не встань. Но это уж твоя забота.

– Благодарствую, Николай Ильич, – еще ниже склонил голову казак, – вот как есть благодарен тебе.

Он так и стоял, пока боярин не прошел мимо. А Николай и не жалел, хотя опытный казак, связанный кровной клятвой, в команде пригодился бы. Ну, что уж теперь жалеть!

Послеобеденное время он посвятил тренировке Дара. Хорошо запомнил слова подполковника Стрельцова – ни дня без развития.

– А вчера? – задал он себе вопрос, – а вчера тоже развитие было, в полевых условиях. Да еще пробежался туда-сюда. Явно же не без использования Силы. На одних мускулах точно сдох бы. Или пришлось бы в очередь на коня садиться. Как они там, кстати?

Дожидаться дядьку с командой и добычей он не стал. Направился поздним вечером в деревню, с коварным планом «приручения» мастера Авраама. Который, естественно, об этом пока даже не подозревал. Как и помощница Николая в этом нелегком деле.

Наталья – та самая вдовушка, о которой парень уже практически забыл – встретила его на пороге дома. И тут же порушила все его планы, утащив в постель. Ну, а Шубин не очень то и сопротивлялся, как то отстраненно вспомнив об Анфисе Никаноровне, которой сегодня предстояло ночевать одной. Почему успел вспомнить про баронессу, прежде, чем утонуть в пучине блаженного грехопадения? Да потому что знал, что ей, Анфисе, с Николаем в этом отношении очень хорошо. А вот Наталье, буквально впившейся в него всем телом, без парня было плохо. Очень плохо. Раньше боярин этого не замечал. Теперь же «коснувшись» эмоций женщины, чуть ли не ужаснулся – своему плану, с которым он и явился сюда. Но потом, когда они с Наталкой лежали на пуховой перине, тесно обнявшись, чуть ли не переплетаясь телами, понял, что план этот, его воплощение в жизнь, нужны этой женщине как бы не больше, чем Аврааму.

Боярин не знал истории жизни Натальи. Какую смерть принял ее муж; были ли у ней дети? Но сейчас чувствовал, что единственное, чем она живет, так это ожиданием вот таких встреч с ним, боярином Шубиным. Николаем, Коленькой – как она редко решалась его назвать. Тут явно была какая-то психологическая травма; сильное чувство, перенесенное на парнишку, выросшего сейчас в красавца-мужчину. Но бесконечно это продолжаться не могло.

– Перегорит, и все, – решил доморощенный психолог, – надо дать ей новую цель в жизни. Пусть не новый мужик, но трое детишек – чем не такая цель?! Решено – завтра же и сведу их.

– Наташа, – проговорил он с максимально возможной нежностью, – а мне ведь от тебя помощь нужна.

– Для тебя все что хочешь сделаю, Коленька, – проворковала женщина, – хочешь – в огонь брошусь. А хочешь – в прорубь.

– Июнь месяц на дворе, Наташ, – чуть слышно рассмеялся парень, – какая прорубь? Да и бросаться никуда не нужно. Тут другое дело. Человек у меня есть, холоп новый. Мастер хороший. Да вот беда – детишек у него трое, все малые. А жена лютой смертью погибла…

Это он сказал зря. Женщина в его руках вся сжалась, разве что не затряслась. И плечо, на котором лежала ее голова, тут же стало мокрым от ее слез. Но ничего – погладил, как нужно, прижал к себе, да пошептал на ушко слова нежные. Совершенно искренне, кстати. И Наталья успокоилась, улыбнулась уже по прежнему ласково, и разрешила:

– Приводи, конечно; пригляжу, за детишками-то. Отчего не приглядеть.

Но ближе к утру она снова залилась слезами, а потом отдалась с такой силой и страстью, что боярин понял – так она прощалась с ним.

– Ну, и хорошо, – вздохнул он все же чуть расстроившись, хотя никаких сильных чувств к этой женщине не испытывал, – может, все и сладится. А не получится, так и другую причину оставить мастера найду. К тому же (он даже остановился в калитке, уже выходя на улицу) отпускать его точно нельзя. Он же теперь… как это? Вот – секретоноситель! Черт бы его побрал! И меня вместе с ним. Вот тут уж точно дела государевы начинаются. Как бы не вляпаться. Да еще поляки эти, с англичанами…

Дома, кстати, дела крутились без его участия, несмотря на ночное, или предутреннее время. Кони были распряжены; переметные сумы ждали команды – его, боярской. Точнее, команды ждали парни – куда нести?

– Куда? Конечно в мастерскую. Тем более, что Авраам вчерашним днем там немного прибрался. Пусть, кстати, вместо перерыва от черчения боезапас для огнестрела пополняет. Да, и станки можно разбирать по очереди, да тоже в чертежах сохранить. Для меня… да что там говорить – для всей нынешней Руси великая ценность! Вот поднаторею в науках; точнее, в искусстве оперирования Даром, так сам такие станочки смогу соорудить. Да еще лучше смогу, с нужными характеристиками металлов. Главное, чтобы чертежи точные перед глазами были.

Потом был ранний завтрак, привычная уже пробежка с дружиной, и скорбная церемония в церкви, а затем на кладбище. Хоронили двух дружинников и крестьянина, ставших жертвами непонятной пока для Николая тайной войны. Ему же пришлось – как боярину – произнести речь у могил. Вспомнил, как уже хоронил боевых товарищей – где-то и когда-то давно, в прошлом. Так что чувство стеснения в груди и хриплый от волнения голос были привычными. Как и речь, в которой не нашлось места главному – что все эти жертвы были уже отомщены.