Текст книги "Боярский сын. Книга вторая: Сотня специального назначения"

Казачки были одиночками, бессемейными. А вот семье Прокла Надеждина, боярского холопа, он тут же, после похорон, отсыпал щедрой рукой материальную помощь.

– Уж прости меня, – почему-то застеснялся он перед маленькой женщиной в темном платье и платке, которая держала за руку мальчонку лет пяти-шести, – что не уберег мужа твоего. Но пропасть тебе с сыном не дам. Так и знай.

Женщина кланялась, заставляла делать то же пацана; что-то бормотала невпопад, а сама – видно было – ушла куда-то глубоко внутрь себя. Но здесь Николай был уже бессилен.

– Время вылечит, – решил он, отступая с чувством горечи и… облегчения, – вот такой я гад бессердечный. Даже с учетом того, что и мужика твоего не помню, и тебя, вместе с ребенком в первый раз вижу. И что другой боярин, или граф какой здесь и не появился бы. Вот так как-то.

Магической тренировкой в этот вечер он занимался с особым усердием. А потом велел найти деда Белкина, и вести его в баню. Где и парился с остервенением – словно пытался изгнать из себя все темное, негативное. Но все же со временем успокоился. Тем более, что светлого в его жизни тоже было не мало. В том числе и сотворенного им самим. Боярин сейчас вспомнил, прихлебывая холодный квас из кружки, как вчерашним утром встретила Авраама и особенно его детей Наталья. Как застыла на пороге, а потом бросилась вперед, обхватив руками сразу троих, и прижав их к пышной груди.

– Ну, тут я больше не нужен, – решил Николай, отправляясь в замок, под ироничный, и все понимающий взгляд Анфисы Никаноровны.

Вопросов от нее – типа, где ты был этой ночью, да с кем, он нисколько не боялся. На деле же и не дождался их. За что в душе выразил ей огромную благодарность. Вслух же, после вкусного, как всегда, завтрака, объяснил Анфисе Никаноровне подробности предстоящей поездки – все то, о чем говорил с майором Никитиным. Ну, и добавил еще много чего. Главное – что Анфиса непременно будет сопровождать его в этой поездке. И, хотя поездка эта предполагалась исключительно деловой и краткосрочной, решил, что женщине, сопровождающей его, и самой имевшей достаточно высокий статус (хотя об этом знали считанные персоны), надлежит и соответственно выглядеть. Платья – и походные и парадные – были приготовлены. Но была еще одна, маленькая деталь…

– Ну, не такая уж и маленькая, – улыбнулся Николай, открывая перед женщиной двери в той комнате, где хранились богатства боярского рода.

Двери шкафа, где на полке лежали украшения. Баронесса оказалась той еще скромницей. Так что Николаю пришлось буквально заставлять ее примерять один гарнитур за другим. Но все же пришли к единому мнению; выбрали не очень кричащие, но вполне богатые украшения. И на этом, пожалуй, все приготовления к первому такому вот серьезному выезду были готовы. Оставалось только хорошо выспаться. А впереди ждала дорога в Первопрестольную.

Глава 6

– Черт, привязалась же, – мысленно отмахнулся Николай от известного шлягера Олега Газманова.

Впрочем все было объяснимо. В столице действительно было «сорок сороков» церквей, и их праздничные, горевшие золотом в первых лучах восходящего солнца купола можно было разглядеть издали, за границами города. Хотя границы, как таковой, наверное, не существовало. Или Николай ее спросонья не разглядел.

– Всю ночь таращил глаза, а тут на тебе – задремал, – хохотнул он неслышно, разглядывая скопление домиков, копию которых можно было встретить в любой деревушке или городке Руси, – только вот здесь их… ни конца, ни края не видать.

А, нет – край все же был очерчен. Широкой дорогой, пересекавшей ту, по которой неспешно двигалась «Ласточка». Путь от Владимира, точнее, от замка боярина Шубина, экипаж проделал за два с половиной часа – хвала пустому тракту, с которого редкие путники, явно испуганные фонарями дальнего света, и несущейся бесшумно громадиной, благоразумно уступали путь. Но ближе к Москве, и начинающемуся рассвету водитель, а им сейчас был Курт Шварцев, вынужденно встроился в медленно тянувшуюся очередь повозок, карет и всадников, целью которых была столица Руси.

– Ага, вот и первая пробка, в которую встряли, – усмехнулся Николай, сидевший рядом с Анфисой Никаноровной.

Другое сдвоенное кресло, отделенное проходом в основной салон, занимали водитель – им и был сейчас Курт – и дядька, пожилой казак Михаил Васильевич Дементьев. Как оказалось, только он бывал прежде в здешней Москве. Но и его память, и богатый опыт не помог бы ориентироваться в громадном городе. Однако у Николая Шубина был такой ориентир, описанный майором Никитиным.

– Едете по тракту, Николай Ильич, – объяснил он парню заранее, – до третьего от наружного кольца, а там остановите первого же стражника. Ага, они вас там сами остановят. Ну, и приглашение от Его Высокопревосходительства, князя Николая Владимировича, покажете. Они и проводят. Так сказать, в качестве почетного караула.

– Ага, – усмехнулся Николай тогда в лицо опричника, не скрывая этого, – тут можно слово «почетный» опустить. Просто караул – чтобы не свернули куда не надо, и не натворили чего, по незнанию…

За первым кольцом картина разительно изменилась. Тут дома, точнее дворцы, отстояли друг от друга так, что окружавшие их насаждения – по летнему времени пышные, сочно-зеленые – позволяли их обитателям жить словно в отдельном мирке. И это, понимал юный боярин, он не все дворцы, мимо которых проезжал, видел. Определенно кто-то желал, чтобы их богатство и вовсе невозможно было разглядеть с тракта.

– Которых тут четыре, вот таких, основных, отходящих от самого Кремля, – сообщил он уже вслух, – а прячут дворцы, скорее всего, по соображениям безопасности. Кстати, где-то тут и поместье нашего князя, Владимирского, находится. Не знаешь, дядька Миша?

– В гости заехать хочешь, Николай Ильич? – позволил себе шутку казак.

– А зачем нам он? – хохотнул в ответ парень, – мы сейчас к другому князю едем, брату самого государя. Так что, парни (он повернулся в сторону салона) вести себя соответствующе. Вид иметь бравый и придурковатый.

– Это как? – удивился за себя и своих воспитанников дядька.

Николай же теперь рассмеялся в полный голос:

– А так, чтобы и выучку показать, и господ здешних мордой в грязь не ткнуть… качеством своего вооружения, да той же выучкой. А впрочем… если на то команда будет, так можно и показать, и ткнуть. А нет – так и вести себя скромно; в драки без причины не встревать, а все непонятки доносить до меня. Помните, что за все, что сотворите, ваш боярин в ответе. Понятно?

– Понятно! – грохнули сзади казачки.

Анфиса же рядом улыбнулась, и явно что-то прошептала. Ну, Николай и не стал прислушиваться. Хотела бы – сказала громче.

Эта часть города, представленная элитным, малоэтажным жильем, тянулась километра три. И преодолел ее экипаж гораздо быстрее, чем предыдущее «Замкадье». Просто потому, что многие сельские телеги там же, среди небогатых домиков и остались. Здесь же появилось больше богатых, вычурных и кичащихся своей исключительностью карет. Но с «Ласточкой», горевшей на солнце вишневым лаком и золотом, они соперничать, конечно, не могли. Николай даже подумал – не проще ли было, а точнее безопасней, передвигаться среди высшего дворянства, используя скромную, маскировочную окраску автомобиля. Но «переобуваться» на ходу, на виду у многочисленных зрителей, которые не отводили взглядов от его чудо-колесницы, не стал.

Следующим поясом, который боярин обозвал рабочим, и одновременно первой оборонительной линией, стали трех-, четырех– и пятиэтажные дома. Расположены они были так, что каждый, по сути, образовывал долговременную огневую точку. Здесь жили, работали, и были готовы отразить любую напасть многочисленные труженики, обслуживающие столичный мегаполис, и его основной гарнизон. Причем казармы мало чем уступали своим внешним видом обычным жилым домам, первые этажи которых были сплошь отданы под магазины, мастерские, какие-то конторы, и другие службы. Без которых невозможно было представить жизнь большого города. Обо всем этом Николаю рассказал все тот же майор Никитин в ходе короткого инструктажа.

– Так что не удивляйтесь, Николай Ильич, – улыбнулся он, инструктируя, – если из какого-то дома, внешне обычного, для мастеровых, вдруг вывалится полусотня дружинников. Их там как бы не больше, чем простых работников. Ну, так это все и удобно. Простому люду – в безопасности себя ощущать, а дружине при семьях, да обычной, домашней обстановке. Тем более, что там резерв первой линии расположен. Основная же дружина – самые опытные и проверенные – во внутреннем городе. Вот там без нужного разрешения шагу не ступишь. И насчет Анфисы Никаноровны – лучшие магазины, да рестораны, конечно, именно за третьем кольцом. Но там и денег с собой иметь нужно…

Деньги у Николая с собой были – аж пять тысяч золотом. Но сейчас почему-то подумалось, что суммы этой…

– На целый день разгульной жизни вон там, – он кивнул поверх голов стражи, остановившей «Ласточку», – может и не хватить.

С кресла, которое возвышалось над трактом на пару метров, не меньше, разглядеть эту третью линию, и то, что располагалось за ней, было нетрудно. Сама линия была представлена очередным трактом, по которому передвигались больше частью все те же пафосные экипажи. А еще невысоким, на два метра, сплошным забором, в котором через каждые пять метров (на глаз, конечно – мерить Николай не побежал) вырастали башенки. В общем, ограждение это один в один повторяло форму кремлевской стены. Такой, какую привык видеть Николай; в той еще, прежней жизни.

Тот же Виктор Николаевич Добродеев Москву не жаловал. Сказывалась память тех лет, когда в столицу и обратно мчались «колбасные» электрички. Поездил Виктор Николаевич, ага. И на электричках этих самых, и на автобусах, которые организация представляла. Но что это были за экскурсии? До ближайшего, «закрепленного» за Владимиром магазина, где все хором и отоваривались. Ну, и в центре, на экскурсии, конечно побывал. Шумно, толкотня, и очереди – в том же ЦУМе, или к мавзолею Ленина. В общем не понравилось. Теперь же…

Теперь же боярин Шубин видел перед собой длиннющую, опоясывающую весь внутренний город, миниатюрную «кремлевскую» стену с башнями. На которые магическим зрением было больно смотреть – настолько они были насыщены Силой. Настолько, что Узоры в самой стене разглядеть с первого взгляда не получилось. Но они были – мощные, тянущиеся своими линиями к тем самым башенкам. Шубин три… нет – тридцать три раза подумал бы, прежде чем штурмовать эту стену.

– И в конечном итоге отказался бы от этой затеи, – вынужден он был констатировать, – разве что птицей вольной перелететь. Но на это, я думаю, тоже припасено что-нибудь фатальное; этакие магические зенитные батареи. Но зачем штурмовать? Вон – дружинник идет. А важный-то какой!

Важность стражника, потребовавшего разрешение на проезд, несколько спала, когда в его руках оказалось письмо – приглашение главы Тайной стражи. Но рьяности в службе, по крайней мере проявляемой внешне, меньше не стало.

– Петров! – крикнул он, не оглядываясь назад, и продолжая шарить взглядом по «Ласточке; особенно по ее внутренностям – благодаря двери, открытой боярином.

Шубин не стал важничать – скользнул со своего кресло, и сам вышел к стражнику. Теперь же стоял со спокойным лицом, ожидая вердикта – позволено ли будет ему оказаться во внутреннем, охраняемом городе вместе с вооруженным отрядом, и на незнакомом для стражника, но определенно таившем много опасных вещей, экипаже? Или ему придется добираться до «центрального офиса» Тайного приказа в одиночку.

– Слушаю, господин сотник! – выскочил из ряда таких же мощных, и на вид бывалых воинов богатырь.

Кроме носимого холодного оружия, этот воин, как и сотник, кстати, был еще «вооружен» артефактами. Действие одного из которых – тонкую, невидимую для обычных людей пелену по всему телу – Николай отлично видел. Это была защита от магических атак.

– Достаточно мощная, – определил боярин, – но у моих парней получше будет. Правда, у наших она не активирована – до приказа, или нападения. Пусть народ в неведении будет.

– Петров, – отвел взгляд от «Ласточки» безымянный сотник, – берешь с собой троих, и провожаешь… Его Сиятельство к зданию Тайного приказа. Не сворачивая никуда – понятно?

– Понятно! – вытянулся словно нехотя, как огромный, потрепанный жизнью кот, стражник, – разреши выполнять?

Сотник махнул рукой, и отступил от дверей. К которым тут же скользнули еще три стражника. Николай быстрые жесты, которыми Петров вызвал именно этих воинов, разглядеть успел. Но о смысловом выражении их мог только догадываться. Впрочем, тут все было просто. Четверо дружинников, среди которых старший выделялся разве что фамилией, которую Николай теперь знал, выстроилась у открытой двери «Ласточки», и глядели на боярина… требовательными глазами. Шубин еще немного иронии в этих глазах разглядел. Мол, заявился сюда, «дяревня». Ну, смотри, смотри. Будешь потом внукам рассказывать.

Николай первым запрыгнул на ступень раскладывающейся автоматически лестницы, согнал с места дядьку, определив тут место для проводника. Которым определил себя дружинник Петров.

Трое других заняли места в салоне. Где этих самых свободных мест хватало. Сидячих мест там, с раскладывающимися анатомическими креслами, было шестнадцать – по четыре пары с каждой стороны. Вот стражники и распределились так, чтобы держать под контролем и салон, и кабину, и…

В общем, казачата и дядька, которыми Николай тоже общался понятными только им жестами, не спорили – пересели куда им велели. И «Ласточка» вперед двинулась со скоростью, которую определил Петров. Со скоростью неторопливого пешехода, как решил боярин.

– Ага, – разве что не рассмеялся Николай, – это чтобы мы лучше разглядели это вот великолепие.

За третьей, защитной линией столицы располагался административный и развлекательный центр. Последнее для высшего света государства. Для особ, приближенных к государю. Хотел ли боярин Шубин оказаться в их числе? На постоянку, так сказать. Ответ был скорый и категоричный: «Нет!».

– Не только, и не столько потому, что никаких денег жить тут не хватит. Просто представляю, какой гадюшник скрывается за этими красивыми фасадами!

Анфиса рядом, кажется, этими самыми фасадами, и тем, что скрывается за ними, была очарована. А может, просто вспоминала детство и юность, родной дом, порушенный войной. Николай в прежней жизни в Мюнхене и его окрестностях не был. Но картинки в интернете видел, да. Центр того города впечатлял. Каким же был здешний… теперь, наверное, не скажет никто. Остался разве что в памяти таких вот беженцев, как бывшая баронесса фон Штамберг.

А впереди надвигалась знакомая картина – Московский Кремль. Такой знакомый, и в то же время совершенно другой. Прежде всего внутренней мощью, складывающейся не только веками противостояния врагам, но и той магической Силой, которой был заполнен каждый кирпичик стены. А так – и сама стена внешне была такой же, и зубцы на ней, и башни… На Спасской – или как она тут называлась? – даже часы были, как раз сейчас отсчитывающие половину десятого утра.

– Значит, не опаздываем, – вздохнул, успокаиваясь, Николай, – если, конечно, еще несколько КПП впереди не ждут. Ну, это уже не от меня зависит.

Взгляд его, тем временем, по прежнему блуждал по стенам а потом главной башне Кремля, поднимаясь все выше и выше. Особый взгляд, отмечавший сверхсложные и мощные Узоры, не подвластные его уроню владения Даром.

– Пока не подвластные, – помечтал он, – где бы взять учебники нужные, или наставника… которому бы полностью доверял. Не готов я полностью открыться. Потому – спасибо деду Никитичу – и готов сейчас предстать перед высшим сановником государства, ближним родичем самого Великого князя, в образе мальчишки, получившего Дар пару месяцев назад. И Источник мой сейчас для всех… как говорится: «читайте, завидуйте…». Как в документе записано – Одаренный третьего Уровня, Молния. А все остальное скрыто Даром Крови. Разглядеть сквозь который сможет только тот колдун, или Видящий маг, у которого Уровень куда выше моего. А какой он у меня сейчас? Думаю, не меньше девятого. Это я с Силой графа Николая Фомича Бочкарева свою сравниваю. Моя никак не меньше. А у графа заявленный восьмой уровень. И он, конечно, тоже многое о себе скрывает. Это, так понимаю, здесь в порядке вещей.

На этом месте рассуждений его взгляд достиг высшей точки – венца башни. Который был представлен не рубиновой звездой, и не двухглавым орлом. Нет – птица на шпиле была… так сказать нормальной, с одной головой, устремленной вверх. Но, стоило Николаю добавить Силу своему магическому взгляду, чтобы получше разглядеть этого сокола – символ рода Рюриковичей – как неживой вроде пернатый хищник дрогнул всем телом, и повернул голову. Вниз – прямо в сторону «Ласточки», и ее хозяина. Шубин поспешно отвернул голову, да и Взор отключил, досадуя на такую промашку. Представилось, что где-то за толстыми кремлевскими стенами забегали люди; завизжала тревожная сирена, и незримый самописец зафиксировал, что рядом с особо охраняемым объектом появился опасный субъект.

Но… время шло; «Ласточка» так же медленно двигалась, не обгоняя и не отставая от других экипажей. Откуда на нее определенно пялились важные господа. Шустрее двигались какие-то всадники в форменном обмундировании, которое сознание боярина, наконец успокоившееся, определила как гонцов. Вот как раз один из них и обогнал «Ласточку», и остановился у совсем не мрачного, скорее вызывающе помпезного здания, перед которым тормознул и невиданный прежде здесь экипаж.

– Приехали, – коротко информировал Петров, – следуйте за мной, Ваше Сиятельство. Остальным же рекомендую оставаться на местах.

– Ну, внутри передвигаться можно, я думаю, – проворчал в ответ боярин, вставая со своего места.

– Можно, – кивнул, подумав, старший из стражников.

И тут же изобразил еще несколько безмолвных жестов, после которых троица подчиненных высыпала в двери, как горошины из перезрелого стручка. Следом неторопливо и важно, как и подобает представителю древнейшего боярского рода, вышел Николай. А потом и Петров появился, ловким движением опередивший внизу боярина, и шагнувший навстречу паре дружинников совсем в другой «форменной» одежде. От этих скрытой опасностью веяло как бы не сильнее, чем от охраны третьей линии.

Вот им Петров и передал письмо. А сам застыл, вместе со своими попутчиками. Николай же себя к ним причислять не стал. Вел себя свободно, расслабленно. Хотя и несколько провинциально. Это он так назвал свое поведение – разглядывание вокруг всего и всех. В первую очередь, конечно, фасад приказа, никак не напоминавшую знакомую ему по картинкам Лубянку.

– А Железного Феликса тут нет и не было, – улыбнулся он вполне искренне, не испытывая сейчас никакого дискомфорта от предстоящей аудиенции, – и самой площади, на которой располагался памятник. Кстати, памятников я как раз что-то и не видел. Как тут героев увековечивают? Надо бы поинтересоваться. Или не надо? Молчать в тряпочку, и отвечать только на прямо поставленные вопросы. Решено – для начала так и буду вести. Как положено мальцу; боярину, на которого свалилась такая невиданная милость. А, нет – вот этот провести себя не позволит.

В двери, которые тоже могли служить рубежом обороны – настолько мощными и защищенными Узором они были – вышел улыбающийся на все тридцать два зуба майор Никитин. Ну, и боярин улыбнулся ему. Он сейчас был даже рад этому человеку. И даже удивлялся самому себе – и чего так взъелся на опричника? Милейший же человек. Ну, служба у него такая, что тут поделаешь.

Обычный парень, боярич Николай Шубин, сейчас разве что объятия не распахнул бы майору. Нынешний же боярин, битый сразу несколькими жизнями, насторожился. А потом дал команду одному из своих Даров, Крови. И живительная жидкость, и так омывавшая все тело так, что служила естественной, а к ней и магической защитой, заструилась по жилам быстрее; мощнее заработали внутренние органы, очищающие материальную кровь. Магическую же составляющую пришлось чистить самому. Неторопливо, все так же улыбаясь майору, как родному.

– Ага, – сделал он для себя вывод, который нужно было принять раньше, еще при выезде из родового гнезда, – тут на каждом шагу магия рулит. Все проверяется, крест на крест. И многократно. Ну, ничего, забьемся внутрь себя, как в скорлупку. Авось, не выскребут оттуда. А если выберусь отсюда без урона, так сделаю все, чтобы больше сюда не попадать. Ну ее на фиг, эту Москву.

Если кто-то, или что-то зафиксировали перемены внутри боярина, майор Никитин никак это не показал. Все же обнял парня, как близкого родича, и повел его внутрь здания, даже не кивнув местным стражникам. Последние – как понял Николай – уже были проинструктированы на этот счет. Сам же Шубин успел только оглянуться, да махнуть успокаивающе рукой в сторону лобового стекла: «Все в порядке! Ждите, я скоро буду!».

– Ага, скоро, – проворчал он внутри себя по стариковски, и почти таким же тоном наружу, – и что, Юрий Федорович, казачата мои так и просидят внутри повозки? А Анфиса Никаноровна? Обещали ведь ей променад по городу…

Лицо майора стало чуть суровей; как и его слова.

– Тут, Николай Ильи, я не властен. Однако уверен, что Его Высокопревосходительство долго вас не задержит. Хотя бы по той причине, что время его на вес золота. А что касается… променада, как вы прогулку по Внутреннему городу назвали, так это уже решено. Организуем. Осталось только решить – по какому разряду эта прогулка будет. Но это – после беседы с Его Высокопревосходительством.

– Понятно, – кивнул Николай, успевая разглядывать на ходу внутреннюю обстановку местной Лубянки.

Увы, или, напротив, к понятному одобрению, внутри Приказ напоминал обычную контору. С великолепной отделкой хорошими материалами, конечно. С Узорами, оплетающими каждую дверь. И с портретами государя, Великого князя Ивана Шестого на каждом этаже. Всего таких – этажей и портретов Николай насчитал пять. Что и соответствовала наружному облику здания.

– А еще и подземные есть, конечно. Как бы не больше количеством, чем эти вот, верхние. Знаменитые «подвалы Лубянки». Вот куда спускаться не хочется; даже на экскурсию.

Тем временем они подошли к очередному портрету, с которого в почти пустой (не считая пары – боярин Шубин и майор Никитин) коридор строго и справедливо смотрел государь земли русской. Николай по уже опробованной формуле попытался представить сейчас на месте этого лица кого-то знакомого. Попытался, и не сумел. Настолько властным, впечатляющим и даже подавляющим волю окружающих было это лицо.

– Словно живое, – решил Шубин, разглядывая пронзительные глаза синего цвета, аккуратную русую прическу и резкие, властные черты без бороды и усов, которыми так любили украшать свой лик властители российской империи в другом мире, – кроме последних, конечно. Ну, так уже и не империя то уже была. Или не совсем империя. Хотя…

Тут он вернулся из воспоминаний на грешную землю; точнее толстую однотонную ковровую дорожку красного цвета. Дверь справа отворилась, и майор жестом пригласил его внутрь. Сам же заходить не стал. А за спиной Николая дверное полотно неслышно затворилось; причем без чьей-то внешней помощи. Но парень это воспринял лишь краешком внимания. Основное же сразу прикипело к лицу красавицы, сидевшей сейчас за столом под еще одним портретом государя, и, в свою очередь, не сводившего с него глаза. Прекрасных, глубоких карих глаз, в которых Николай был готов утонуть. Он даже не стал примерять образ… секретарши, конечно – но как не хотелось называть этого ангела во плоти таким обыденным словом! —к какому-то образу из воспоминаний прежнего мира.

Наваждение никак не хотело схлынуть. Пока Шубин нехотя, и сопротивляясь, грубо не стер его другой картиной. Такой, в которой эту вот красотку за другими дверьми глава всемогущего приказа грубо и похотливо…

В общем, он, не доглядев короткометражного порнофильма, фыркнул. И секретарша, тут же назвавшаяся Ангелиной Николаевной, рассмеялась – словно колокольчиком на альпийском лугу. Тут парень еще себе представил, что такие колокольчики носили на шеях откормленные коровы, и окончательно успокоился. И внутри себя, и снаружи. При ближайшем же рассмотрении понял, что возрастом эта неземная красота давно уже перешагнула тридцатилетний рубеж. И что свежесть, и видимая юность суть работа Дара. Своего, или чужого.

– Но очень сильного и квалифицированного Одаренного, – решил он, – жаль, что нельзя коснуться ее. Определил бы, насколько она сама сильна, в плане Одаренности.

Со словом «коснуться» в голову опять полезли фривольные мысли, которые тут же покинули ее после слов Ангелины Николаевны:

– Боярин Шубин Николай Ильич? – провозвестила она глубоким, чарующим голосом истину, которая ей, конечно же, была известна.

– Точно так, – склонил голову Николай.

Красавица за столом взяла паузу. Словно оценивала – можно ли запустить к небожителю, который находился за очередной дверью, этого молодого человека. В такой вот, не совсем обычной одежде.

Костюм, который построили по эскизам самого боярина, представлял собой гусарский мундир, из времен войн с Наполеоном. Не сказать, что он так уж впечатлял самого Николая. Красивый был, конечно; подчеркивал все «прелести» его еще не до конца сформировавшейся фигуры. Но главное в нем для боярина было другое – великое множество «финтифлюшек», которые Николай изготовил собственноручно. Из модифицированного металла, конечно. Который в его руках Одаренного мог представлять, и представлял страшную силу. А еще, под роскошными эполетами таились два Камня. Точнее, две артефактные кости, доверху заполненные Силой. Ну, и клинок на боку, с когтем инопланетного монстра, который почему-то не отняли ни на входе, ни теперь.

– Значит, – сделал вывод Николай, – есть чем защитить охраняемое лицо. Но тут вы, ребята, определенно не правы. Даже я могу предоставить не один неприятный сюрприз. Хотя делать этого, конечно, не собираюсь.

– Можете войти, Николай Ильич, – одобрила все же его внешний вид красавица.

И опять дверь открылась беззвучно, и без видимого воздействия. А Николай даже не попытался отследить работу Узора, опасался. А вот внутри – в кабинете размером…

– С половину баскетбольной площадки, пожалуй, – прикинул он, останавливаясь у двери, захлопнувшейся за его спиной, – но аскетично, конечно. Ничего лишнего. Одна стена так вообще книжный шкаф натуральный. У второй, по традиции, столик с самоваром, и креслами. Ну, и центральный стол, на котором можно…

Тут Николай опять вспомнил про секретаршу, и, чтобы победить возбуждение, начал шарить Взором по стенам – пока хозяин кабинета не поднимал головы от какого-то документа. Единственного на столе, кстати.

Стены, как и ожидалось, были пронизаны Узором, который юному Одаренному был знаком.

– Защитные, от прослушки, – определил он, – но мощные, конечно. А это что?

Его взгляд, скользнувший по очередному портрету государя, висевшему над никак не отреагировавшим на его появление главы Тайного приказа, вернулся к точке под ним, которая чуть царапнула чувства внутри. Да Шубин и не заметил бы, скорее всего, некоторой… несуразности в основном Узоре, если бы вот это вкрапление на стене, прямо над головой, склонившейся над столом, они с Соломонией не разучивали бы буквально пару дней назад. Еще и пытались его встроить его в другое. Как вот здесь. Не так изящно, конечно.

– Ну, дела-а-а…, – протянул про себя парень, – это что же получается? Всесильного вельможу прослушивают? Или он об этом знает, да разговоры ведет, с учетом такого вот безобразия? А может, сам и команду дал вмонтировать…

Тут мысль в голове резко прервалась. Точнее, застыла, вместе со всеми процессами в теле. Потому что Его Высокопревосходительство, двоюродный брат самого государя оторвался от своих бумаг. Поднял голову, и вонзил взгляд в юношу, который сейчас был готов открыться этому человеку, удивительно похожему на портрет над его головой. Открыться, что называется, до донышка. Но сработали инстинкты; защита, которую боярин пестовал на своих тренировках. Магическая «скорлупа», которая истончилась было до нижнего предела, снова стала плотной, многослойной, перемежающейся слоями каждого направления его Даров. И теперь перед могучим Одаренным, Силу которого вспотевший мгновенно Николай определил как Силу Разума, стоял мало чем примечательный маг третьего Уровня. Деревенщина, значит. Хотя и древнего рода, сравнимого с самими Рюриковичами.

Однако князь определенно что-то заметил.

– Вот, значит, как, – хмыкнул он, улыбаясь, – боярин Шубин, как я понимаю.

– Так точно, Ваше Высокопревосходительство! – гаркнул во всю силу легких Николай, – боярин Шубин Николай Ильич.

Глава тайной службы чуть поморщился, покачал укоризненно головой, словно приказывая сбавить тон… на порядок, и продолжил:

– Как же – славный род. Батюшку твоего, боярин, знал хорошо. Потрудился Николай Ильич на славу Отечества. Царствие ему Небесное.

Николай, все так же вытянутый в струну, перекрестился вслед за ним. А князь продолжил:

– И твоими подвигами наслышан, Николай Ильич. Самого графа Стрешнева, Одаренного немалой Силы, завалил, как какого кабана на охоте. Да еще хитрым способом, как говорят. Так?

– Так точно, – склонил голову – якобы повинную – Николай, – так там дело чести было. И князь Столетов Александр Сергеевич подтвердил, что все по чести решилось.

– Ага, – протянул словно в раздумьи Николай Владимирович Рюрикович, – князья, да графья… Сталина на них нет. Как думаешь, Николай Ильич?

Шубин же в этот момент ни о чем и не думал. Стоял, словно громом пораженный. И только спинным мозгом, наверное, пытался понять – бояться ему сейчас, или радоваться.

– Ну, чего молчишь… боярин?

Голос князя, ставший жестким, требовательным, вернул Николай к жизни. А тут еще отмерший взгляд, оказывается, был направлен точно на Узор, отвечающий за прослушку. Потому он и ответил так, что понять мог только человек знающий.

– Тоже попавший из того, прежнего мира. Ну, или знакомого с ним… ну, вот хотя бы в подвалах здешних «беседовавший». Но отвечать нужно, – и он ответил; тоже с толстым таким намеком, коснувшись пальцем левой руки уха, – Ваше Высокопревосходительство! Не желаете ли осмотреть автомобиль мой новый. Считаю, что на таком и на парад, на Красной площади, выехать не зазорно было бы. На Девятое мая уже опоздали, но на Седьмое ноября, вот как вернусь с военного похода, как раз и впору было бы.

Лицо главы Приказа сейчас было трудно описать – так много было в нем намешано. И радость сбывшейся надежды, и ожидание чего-то необычного, и очень нужного сейчас, и недоумение, даже злость от последнего жеста боярина… да много чего еще.