Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленная тайна"

«Птицы на проводах»
Обзор писем в редакцию

«Птицы на проводах» – так называлась статья, в которой речь шла о массовой гибели птиц на линиях электропередачи. Публикация вызвала множество откликов, признающих ее актуальность и важность. «Все в статье, к сожалению, горькая правда. Полностью согласен с ее выводами и практическими предложениями» (Инженер-электрик Г. К. Цверава, Бокситогорск). «Все так и есть. Я работаю электриком, часто бываю в поле, мертвых птиц вижу постоянно. Это происходит на линиях в 6 – 10 тысяч вольт» (П. Алистархов, Курганская область).

Многие из читателей сообщают дополнительную информацию о проблеме. Пишут о многочисленных случаях гибели аистов. И особенно много писем из степных и лесостепных районов, где от тока гибнут орлы. Известный охотовед Б. А. Нечаев сообщает из Ростовской области: «Опоры электролиний в степи, естественно, привлекают птиц. И мы постоянно находим мертвых орлов. В последние годы численность птиц катастрофически стала снижаться. Ружье охотника ни при чем. Сейчас немало делается для воспитания разумного отношения к хищным птицам. Но они гибнут. И потери на наших больших пространствах исчисляются сотнями тысяч». Орнитолог Б. М. Звонов сообщает то же самое из Калмыкии: «Положение катастрофическое. Линии электропроводов являются для орлов гильотиной!» Свое письмо орнитолог снабжает снимком погибшей на его глазах птицы. Мы публикуем снимок, повторяя с ним рядом и уже знакомую читателям фотографию той самой «гильотины» – опору электролинии в 10 тысяч вольт.

Что делать? Сотни людей предлагают решения. Почти каждое письмо сопровождается маленьким чертежом и трогательным предложением с частой припиской вроде вот этой: «Я не специалист, но, чем черт не шутит, вдруг мыслишка годится?» (А. Желудков, Серпухов). Большинство предложений, к сожалению, не учитывает законов передачи энергии, не учитывает и того, что защитные приспособления на существующих линиях должны быть предельно просты и дешевы. Но вот предложения здравые: «Защищать опасные зоны на проводах кусками трубок из пластика или резины. Наладить их производство – дело несложное» (В. Сергеев, город Сургут; А. Руссо, Кишинев, и другие). Предложение второе: «Над поперечной планкой опоры крепить шалашиком две металлические рейки – птицы не смогут садиться» (А. Жужа, Краснодар). Но многие понимают: птицы все же будут стремиться где-нибудь сесть – и предлагают поверх проводов «в форме антенны для телевизора» делать присады. Есть предложения – провода вешать не на жестко и сверху крепленные изоляторы, а на висящие снизу. Авторы этого предложения сознают, правда, что подобная реконструкция обошлась бы недешево, и считают: этот способ надо иметь в виду при проектировании нового вида опор. Все предложения так или иначе полезно выслушать специалистам.

Люди, осведомленные в электротехнике, смотрят на эту проблему шире. Броницкий Мирга Антонович (поселок Буча Киевской области) считает, что модернизация старых и создание новых опор должно уступить место кабельной передаче электроэнергии. Ученый приводит выкладки и почти убеждает: кабельная сеть не дороже воздушной. «Тут есть проблемы, но вполне преодолимые. Украинское отделение института «Сельэнергопроект» готово предоставить всем заинтересованным нужную помощь и информацию». Близкую к этому мысль высказывает и Леонид Павленко: «За рубежом волнующая нас проблема решается применением так называемых самонесущих изолированных проводов. В Финляндии, например, линии, выполненные такими проводами (типа АМКО), составляют более 60 процентов. По данным авторитетной фирмы, линии, выполненные проводами АМКО, по стоимости соизмеримы с воздушными линиями, выполненными неизолированными проводами… При такой передаче энергии в лесах не надо прорубать просек, а в степных зонах – никакой опасности птицам. Заинтересованным могу предоставить всю имеющуюся у меня информацию. Адрес: Одесса, 56, Солнечная, 7/9, кв. 124». Заманчиво! И важно, чтобы заинтересованные нашлись. Но разумным, наверное, будет все это считать пока что «журавлем в небе», а нам важнее сегодня «синица в руках» – орлы-то гибнут! И надо что-то делать без промедления.

Обстоятельное письмо по существу проблемы прислал в редакцию старейший в стране инженер-электроэнергетик Борис Сергеевич Успенский (Москва). «Я работаю в области передачи сверхвысоких энергий, но, кажется, могу кое-что сказать и об этих злосчастных линиях на 10 тысяч вольт. Сначала, однако, самое главное: «Комсомольская правда» подняла серьезную, важную и конкретную проблему! Можно только удивляться, что она обнаружилась лишь теперь, ведь наносящие столь ощутимый урон природе линии начали строиться не сегодня. Объяснение этому, правда, есть. Вначале опоры были из дерева. Дерево – изолятор, птицы не гибли. Беда повсеместной стала с заменой деревянных опор железобетонными.

О конструкции этой губящей птиц опоры… С точки зрения утилитарной она приемлема: простая, недорогая. Но сегодня этого уже мало. Любая техническая конструкция сегодня, помимо всего прочего, должна обязательно рассматриваться еще и с точки зрения экологической – не наносит ли она ущерба природе? Это должно стать непременным законом для любого культурного инженера. Моя производственная и педагогическая практика позволяет сказать: в этом смысле инженерная культура и культура проектировщиков у нас еще очень низка. Допускаю реакцию на проблему какого-нибудь узкого специалиста: «Какие-то птички, подумаешь!» Такой человек сегодня опаснее безалаберного охотника. Конструкция, о которой мы ведем речь, оказалась порочной.

Жаль…

Строительство этих «традиционных» опор, безусловно, должно быть остановлено. Их не должно использовать ни одно ведомство. Без промедления должна быть создана новая конструкция. Что касается уже действующих линий, то, конечно, их надо обезопасить с минимальной затратой средств, но надежно».

Борис Сергеевич конкретных решений не предлагает. Он считает: защиту должны найти сообща инженеры и орнитологи. «Реконструкцию вряд ли надо вести повсеместно. Но там, где выявлено: птицы гибнут, и где потенциальная возможность этого существует, надо браться за дело немедленно. Хочу подчеркнуть в этом деле роль орнитологов. Они должны бить в колокола тревоги. Должны требовать. Но должны и сами поворачиваться. Я знаю карты с районами частого гололеда, сильных ветров и гроз. Но есть ли карты с указанием зон, где электролинии приносят или могут приносить урон птицам? Таких карт я не знаю».

Ученый-практик предостерегает: «Не следует полагаться на добрую волю ведомств, эксплуатирующих электролинии. У них свои узкие задачи, и, делая вид, что все понимают и принимают, они будут стараться все-таки молотить свою копну. Надо публичными средствами заставить их сознавать ответственность в этом деле. Недавно принятый Верховным Советом Закон СССР «Об охране и использовании животного мира» – это закон для всех. На пороге одиннадцатой пятилетки важно побудить все ведомства, причастные к данной проблеме, закладывать в планы нужные средства и нужные материалы для ее разрешения».

А как на публикацию в «Комсомольской правде» откликнулись сами ведомства? С небольшими сокращениями приводим официальные письма в редакцию.

Министерство энергетики и электрификации СССР: «Проблемы гибели птиц, затронутые в статье «Птицы на проводах», очень актуальны. (Приводятся факты, подтверждающие проблему.) В связи с этим по поручению министерства институт «Сельэнергопроект» совместно с институтом ВНИИприрода Министерства сельского хозяйства СССР приступил к выполнению исследовательской работы: «Элементы конструкции опор ВЛ. 6 – 10 киловатт, предотвращающие гибель птиц». Для этого в Киргизии создается специальный испытательный полигон. На нем с помощью ручных хищных птиц будут опробованы все существующие типы опор и возможные способы их модернизации. В результате будут предложены безопасные для птиц опоры, а также защитные устройства для установки на существующих линиях. Предварительные работы ожидаем получить в конце текущего года. Заместитель министра Ф. В. Сапожников».

Министерство нефтяной промышленности СССР: «В министерстве рассмотрена статья «Комсомольской правды». По затронутому вопросу мы обратились в институт «Сельэнергопроект» Минэнерго СССР, являющийся головной организацией по разработке типовых опор высоковольтных линий 6 – 10 киловатт, применяемых и на трассах магистральных нефтепроводов. Институт сообщил, что в плане 1980 года предусмотрена выдача необходимых производственных рекомендаций. После их получения Миннефтепром примет меры по внедрению их на вновь строящихся линиях, а также тех, что находятся в эксплуатации. Начальник управления главного энергетика В. Д. Кудинов».

Министерство газовой промышленности СССР сообщает редакции, что в срочном порядке оно организует опытные участки на действующих линиях газопроводов в Северном Казахстане. Там работники института ВНИИгаза и объединения «Саратовтрансгаз» будут испытывать конструкции, защищающие птиц. После испытаний будет налажено промышленное производство защитных средств на линиях ЛЭП Министерства газовой промышленности. (Добавим к этому: в группу испытателей вошли инженеры Борис Иосифович Хмельницкий и Анатолий Александрович Города, поднявшие тревогу по поводу гибели птиц.)

На выступление «Комсомольской правды» откликнулись также Государственный комитет СССР по стандартам и Государственный комитет СССР по делам строительства. В присланных письмах признается важность и своевременность выступления газеты. Практические решения различными ведомствами будут приняты после анализа работ на упомянутых испытательных полигонах.

Примем к сведению эти сообщения. И в нужное время снова вернемся к проблеме «Птицы на проводах». А в заключение обзора приведем письмо школьника. Оно напоминает: проблема существует всюду, где есть электричество и не перевелись еще крупные птицы. «Я каждое лето езжу к бабушке в поселок Яровая Донецкой области. За ее огородом уже много лет живут аисты. В прошлом году у них было четыре птенца. Они сидели в гнезде, а родители улетали спать на столбы электрической линии – стоят на одной ноге и спят. Но в августе случилась беда: один аист сел на трансформатор, и произошло замыкание. Сбежалось много людей. Провода гудят. Все волнуются, но не знают, что делать. Побежали за председателем колхоза. Он пришел, ему тоже жалко аиста, а что делать – не знает…

Я прочел вашу статью и теперь все хожу думаю, как же сделать, чтобы птицы не погибали? Наверное, об этом же должны думать те, кто трансформаторы выпускает и устанавливает. А пока сообщите, пожалуйста, всем, кто хочет уберечь аистов: около трансформатора надо поставить высокий столб с перекладиной! Аист непременно сядет на столб, а не на трансформатор. Хотя бы как-нибудь помочь птицам!.. Я живу в Кисловодске. Борис Симченко».

Мы благодарим всех, кто откликнулся на статью «Птицы на проводах». Будем стараться довести дело до конца. И просим извинить нас за то, что не имеем возможности откликнуться по отдельности на все письма.

Фото автора. 14 августа 1980 г.

От Вожи к Дону…
Проселки

Вожа – река неспешная, тихая. Впадает в Оку недалече от Константинова – Сергей Есенин мог в ней купаться. Но волновавшие лирика берега речки помнят и московского князя, через два года после событий на Воже получившего титул: Дмитрий Донской.

По названиям рек мы знаем многие из великих сражений. Князь Александр прославился на Неве, Дмитрий – на Дону. Можно вспомнить сраженья на Марне и Сомме, на Волге, Днепре, Одере… Сражение на маленькой Калке предвещало русским нашествие со степного востока. Спустя сто пятьдесят пять лет сражение под Рязанью на Воже означало: конец восточного ига не за горами.

При князе Дмитрии Московская Русь уже поднялась на ноги и почти не скрывала, что способна стать независимой. Орда растущую силу Москвы хорошо понимала. Назревало решительное столкновение. Для каждой из двух сторон оно становилось делом жизни и смерти.

В августе 1378 года татарское войско Бегича по рязанской земле, опустошая ее на пути, двинулось на Москву. Дмитрий был наготове и немедленно с войском вышел навстречу.

В прежние годы, обороняясь от частых набегов врага, русское войско не решалось ходить за Оку. В этот раз Дмитрий переправился у Коломны и встретил противника на реке Воже.

Сражение, как считают, произошло здесь, где сейчас расположен поселок Рыбное. (Ни моста, ни поселка в те годы, конечно, не было.)

Дмитрий, хорошо изучивший приемы татарского войска, нашел удобным для битвы левый берег реки. Если бы наш вертолет пролетал над этим местом после полудня 11 августа 1378 года, мы увидели бы, как конное войско кочевников форсирует Вожу и как слева плотным сомкнутым строем его ожидает войско московского князя…

Сражение было ожесточенным. Историки, тщательно изучившие возможности той и другой стороны, отдают должное полководческому таланту Дмитрия: он умело использовал местность, верно расположил свое войско, угадал замысел неприятеля и навязал бой в невыгодных для него условиях.

Атака конников Бегича была остановлена русскими, которые, выбрав момент, сами атаковали. Конница Бегича дрогнула и начала пятиться к Воже, опрокидывая в нее тех, кто еще только переправлялся. В водах реки (в те годы она была шире и глубже) Бегич «оставил во множестве и людей, и коней, и оружия, и свою голову». Победа была большой и полной. Татары бежали, бросив обоз, оружие, награбленное на рязанских землях добро.

Карл Маркс, анализируя обстановку тех лет, писал: «…Это первое правильное сражение с монголами, выигранное русскими».

Нетрудно понять, как воодушевила Москву эта победа и как ошеломила она Орду. Проба сил показала: Москва готова к решающему сражению. И подготовка к нему началась. Две силы история свела два года спустя после Вожи за Доном, на Куликовом поле…

Много воды утекло в этой маленькой речке за шесть веков. Но осталась зарубка в истории: «Сраженье на Воже было предтечей сражения на Дону».

Фото автора. Рязанская область. 24 августа 1980 г.

Летнее половодье
Окно в природу

Над Мещерой мне приходилось летать в разное время года. Воды всегда тут в достатке. Но чтобы всюду вода блестела, сочилась в августе – такого не помню. Чайного цвета Пра каждое лето в межень обычно сильно тощает – повсюду сквозь мелкую воду виден желтый песок. В этом году Пра не вошла в берега, течет, почти как в весеннее половодье. Водой из реки подперты все ручейки, все канавы, болота и бочаги. На Оке возле Пасска паромщик сказал, что не помнит такой высокой летней воды – мостки причалов несколько раз поднимали. Такая же картина не только в низменном крае, но и во многих других областях Европейской равнины. Причина всюду одна – нескончаемые дожди.

Вся Европа минувшим летом мокла и мерзла. Англия «куталась в свитер», июля, холодного, как в этом году, тут не было 300 лет.

И в это же время в Америке стояли сушь и жара, каких тут не помнят со времен Христофора Колумба. В Техасе ртутный столбик в июне – июле поднимался к отметке «44» и даже ночью не опускался ниже плюс 38. «Лопались стекла автомобилей, трескался бетон на дорогах… Погорели посевы пшеницы и кукурузы… Пало много скота и птицы… Умерли от жары более полутора тысяч людей… Огромное число жителей южных штатов было госпитализировано… Над большим районом страны долго и неподвижно держался десятикилометровый столб раскаленного воздуха». (Наше лето 1972 года!)

Трактор будто плывет!

Таковы погодные полюса в дающем сбои механизме природы. Существует, как видно, некое «районированное» равновесие тепла и влаги на земном шаре. И если где-то с дождями густо, то неизбежно бывает пусто с дождями в каком-то другом обширном районе. Крайности влажности и жары повсюду нехороши.

У нас сухие дни уходящего лета можно пересчитать по пальцам. Горожан дожди заставляли сидеть под крышей. И не назовешь легким лето для земледельцев. Из обычно сухих воронежских мест сообщают: «Помидоры гниют на грядках, вода стоит в картофельных бороздах…» Пролетая над полями уборки хлебов, комбайны часто видишь стоящими: поработали день – остановка из-за дождя. А в тех местах, где мокро бывает даже в сухое лето, сено с лугов увозят вот так – по разливу воды.

Фото автора. 31 августа 1980 г.

Старая Рязань
Проселки

Каждый год, принимаясь за огород, тетя Шура кладет на межу тряпицу и носит в нее все, что блеснет под лопатой: бусину, черепок, костяную пуговицу, наконечник стрелы, обломки стеклянных браслетов. Кажется, эти вещицы на огороде растут. «Копаешь весной – попадаются, осенью дергаешь лук и копаешь картошку, снова пригоршня!» И так каждый год.

В июне, когда в село съезжаются археологи и главный из них поселяется в домике тети Шуры, старуха несет из закути узелок, и ученый немедля надевает очки и садится к столу: «Ну-ка, ну-ка…» Тетя Шура чуть улыбается, наблюдая детскую радость взрослого человека. «Сплошь тринадцатый век! Тебя, тетя Шура, пора уже в штат зачислять…»

Лет тридцать назад тетя Шура не сомневалась, что приезжие люди только для виду интересуются черепками, на самом же деле ищут тут золото. Но каждый год, слушая разговоры и споры под своей крышей и будучи от природы человеком любознательным, она стала вполне разбираться в находках. Отдавая тряпицу, она теперь говорит: «Тринадцатый век… А это из позднего кое-что…»

В этом году раскопки в Старой Рязани не проводились, и Владислав Петрович, всегда жаждущий видеть сокровища из земли, прямо после приветствия тете Шуре сказал: «Ну скорее хвались…» Узелок на столе появился сию же минуту. Электричества в этот вечер Старой Рязани почему-то не дали. Находки ученый разбирал при свете тонкой церковной свечки, хвалил тетю Шуру, а мне, новичку, объяснял: «Это бусина из Хорезма… Это пряслице здешнее… Осколок браслета – тоже местной рязанской работы. Все – тринадцатый век…»

Такими видишь валы старой Рязани, когда пролетаешь на вертолете.

В последние годы «тринадцатый век» тетя Шура находит не только на огороде. «Постоянно гляжу под ноги. И каждый раз что-нибудь попадается. Особенно после дождика, смотришь, блестит…»

Огород тети Шуры в Старой Рязани – это, конечно, лишь место случайных находок. Черепки древней посуды. Изделия из стекла, из железа, из меди (из золота и серебра тоже!) тут специально ищут. Ищут многие годы. О находках в Старой Рязани написаны целые книги. Некоторые из находок зачислены в фонд мировых сокровищ искусства. Но главное состоит в том, что эти находки помогают восстановить облик древнего города, понять его жизнь – его связи с миром, его место в старой Руси и трагедию, им пережитую в начале зимы 1237 года.

* * *

Нынешняя многолюдная промышленная Рязань имя свое унаследовала от древней столицы Рязанского княжества, стоявшей в полста километрах вниз по Оке, на изгибе реки, где южные степи ближе всего подходили к русской земле. Города нет давно, но след его явственно сохранился, не затоптан поздним строительством и не стерт ни сохою, ни плугом, хотя древнее городище многие лета пахалось.

Старая Рязань сегодня – это обветшавшая деревенька с горсткой домов, церковью, ценной как памятник, с посадками лука и хрена, древним кладбищем, перевозом через Оку. Деревня стоит на подоле, где и в давние времена вот так же, если поглядеть сверху, пестрели бы огороды, дома, сады, стежки.

Сам город стоял на круче, окруженный громадным насыпным валом и рвом. Это земляное зеленое ожерелье и по нынешний день производит сильное впечатление. Такую же древнюю насыпь я видел лишь в Переславле-Залесском. Но там городище совсем небольшое, в Рязани же вал тянется больше чем на два километра, и он лишь немного оплыл, потерял крутизну. По-прежнему на него непросто взобраться, по-прежнему ров возле вала ливневый дождь наполняет водой. Легко представляешь стену из дуба с башнями и воротами на валу. Но дерево не могло сохраниться, а земляная основа крепости сохранилась. Как степные курганы, она увита и скреплена травами – донником, пижмой, полынью и пахучей, тревожащей душу тимьян-травою. Вал будоражит память, пробуждает желание узнать: а что же было за этой громадной насыпью, возведенной людьми?

Так представляют историки и художники облик старой Рязани.

С Владиславом Петровичем мы обошли вал по гребню, пролетели над городищем на вертолете, потом, выбрав погожий час, посидели на самой высокой точке возле Оки. «Ну как, представляете город?» Я улыбнулся: что можно представить по месту, где многие годы сеяли рожь и картошку?

* * *

В 1822 году крепостной крестьянин Ефимов, пахавший зябь в городище, увидел, как под сохою что-то блеснуло. Оказалось, раскопан золотой клад княжеских драгоценностей, зарытый неглубоко, как видно, в спешке, как видно, в ту роковую зиму. Клад отослали царю. Крепостной получил вольную и порядочно денег в награду. А находка (она хранится сейчас в Оружейной палате Кремля под названием «Рязанские бармы») наделала много шуму. Встрепенулась совсем молодая тогда наука археология, оживились собиратели древностей, стали зорче глядеть под соху крестьяне в Старой Рязани.

И находки пошли одна за другой. Серебро, золото попадались нечасто, но с интересом встречалось и покупалось-перекупалось все, извлеченное тут из земли. Для некоторых жителей Старой Рязани кладоискательство сделалось промыслом и, говорят, неплохо кормило.

Нынешние археологи недобрым словом поминают кладоискателей, нанесших «культурному слою» непоправимый урок. Археологи прошлого века поначалу вели работы тоже почти любительски. И тоже с нынешней точки рения принесли вреда больше, чем пользы. Но их раскопки впервые позволили глянуть за пелену времени. Город, о котором было известно только по упоминаниям в летописях и поэтической «Повести о разорении Рязани Батыем», стал обретать для историков реальные очертания. Три крупных холма в городище, прежде всего раскопанные, оказались остатками каменных храмов. Раскопки фундаментов выявили сходство этих построек с храмами в Чернигове и Смоленске. И сразу стало возможным представить себе архитектуру церквей, их высоту, их силуэты над городской стеной.

Строго научные и тщательные раскопки в 40-х годах и долго после войны в Старой Рязани вел археолог Александр Львович Монгайт, передавший дело всей своей жизни наиболее прилежному из последователей – Владиславу Петровичу Даркевичу.

За годы раскопок тут найдены тысячи древних вещей, всего нельзя перечесть – остатки мечей, лопат, серпов, остатки посуды, стальные кресала и кремни для добывания огня, кузнечные инструменты, топоры, молотки, литейные формы, дужки ведер, наконечники стрел и копий. Обычны среди находок игрушки детей, украшения женщин, поясные накладки и накладки на конской сбруе, резьба по камню, по кости, амулеты из медвежьих клыков, застежки, кресты, светильники. Найден обычный для тех времен бытовой «инструмент» – костяная лопаточка для копанья в ушах. Столетия пролежали в земле гривны из серебра, безмены и гирьки, торговые пломбы. И, конечно, много на городище могил – ритуальные погребения мирного времени и могилы, где рядом и друг над другом лежат останки десятков людей – взрослые, дети. В том же временном слое: обгоревшие зерна ржи и пшеницы, пепел спаленного дерева и соломы. Это декабрь 1237 года.

Все тут найдено не в год, не в два, не в тот час, как захотелось найти. («Хотя бывало и много счастливых случайностей!») Кропотливая работа по строгому плану, «работа не столько лопатой, сколько ножом и кистью», возобновляется каждое лето. В находках многое повторяется, но были тут и сенсации.

Реконструкция штурма города в 1237 году.

Всегда сенсация – клад. Их найдено тут двенадцать. «Клад в рутинной работе раскопщиков – событие чрезвычайное. Это праздник. Позднее находку положат в музее на бархат или закроют в тяжелом сейфе. Но до этого ценность кто-то увидит в глыбе земли. И такая находка – всегда неожиданность». Это слова Владислава Петровича. Сам он радость большой удачи испытал летом 1966 года, обнаружив в раскопе клад серебряных украшений. И не заморских, а кованных тут, в Рязани, в мастерской древнего ювелира!

В нынешней новой Рязани в музее мне показали эту находку. Массивное, холодящее руку старинное серебро с тонким, отменного вкуса узором! Кто-то из древних спешно зарыл драгоценности в мерзлую землю, когда гудел вечевой колокол, когда Рязань, возможно, уже горела и враг врывался в проломы ее защитной стены.

Однако клад кладом – он ценность яркая, впечатляющая! – но при раскопках очень важны и невзрачные с виду находки, например, застежки от книжных окладов, металлическое писало, писали которым по бересте. Это свидетельство: в Рязани были не только умелые кузнецы, гончары, искусные резчики, ювелиры, но были и просто грамотные люди, умевшие писать и читать.

Важны и совсем незаметные для стороннего глаза находки: миллиметровая жилка древесного тлена – след подполья в жилище, остаток печи, пепел дерева и соломы, кости рыб и животных. Сопоставление находок, их топография дают богатую пищу для размышлений, для реконструкции облика города, для представленья о том, что промышляли, с кем и чем торговли, на что охотились, кому молились, как радовались и веселились наши далекие предки.

Рязанское городище сейчас признается первостатейным археологическим памятником нашей страны. Все в целом оно представляет для историков подлинный клад, почти такой же, как рухнувшая под пеплом вулкана Помпея.

* * *

Владислав Петрович намерен написать популярную книгу, «оживляющую» Рязань. И по рассказу его можно представить себе этот город.

Выбор точки для города был безупречным. Соображения стратегического порядка не потеснили заботу о красоте места. С окской кручи открываются живописные дали Мещеры, с лугами, болотцами, кустарником и деревьями. И рядом Ока. Крутые обрывы оставляют возле воды полоску земли для пристани, а выше – величественные валы. Юный Виссарион Белинский, посетивший Рязанское городище в 1820 году, написал: «Эти места достойны, чтобы на них стоял столичный город».

Находки на месте спаленного города – кресты из золота, украшения. Клад был закопан в землю в роковой для Рязани день.

Со стороны хозяйственной у древней столицы тоже были все преимущества. Перед лицом – большая, богатая рыбой вода, за спиной – черноземное поле. Луга и лес рядом. Обилие зверя, бортные угодья. Но главное – город стоял на великом водном пути. Ока и Волга с притоками и короткие сухопутные волоки связывали Рязань почти со всеми городами Руси, с караванными путями, идущими в Среднюю Азию, Персию, на Кавказ. (В раскопках находят хорезмийские бусы из сердолика и хрусталя, иранскую бирюзу, крымские амфоры, янтарь из Прибалтики, печати из Византии). Из Рязани в дальние страны увозили меха, мед и воск. А на внутренний рынок Рязанского княжества местные мастера поставляли все – от ножа и сапог до тончайшей работы ювелирных изделий.

Уже многие годы ведет раскопки в старой Рязани Владислав Петрович Даркевич.

С Оки и с юга, с хлебных равнин далеко было видно три каменных храма. Остальной город был сплошь деревянным: дома, сараи, церквушки – все рубилось из бревен и крылось щепою и тесом. Естественно, город боялся огня. Но в вечевой колокол били не только когда случались пожары. Молодое Рязанское княжество было на Руси пограничным со степью. Беспокойные кочевые соседи, набегавшие с Дикого Поля, в первую очередь поживиться стремились в Рязани. Земледельцы, кузнецы, плотники, ювелиры и рыбаки обязаны были искусно владеть и мечом. Ощущение постоянной опасности, постоянные стычки со степняками (да и с соседями-единоверцами тоже!) воспитали тут, на Оке, особый «рязанский характер» – людей предприимчивых, небоязливых, готовых с кем угодно сцепиться («за князем – в огонь и в воду!»), людей с «буею речью», упрямых и непокорных. Словом, то были люди беспокойного пограничья, у которых вечевой колокол вызвал не страх, а приливы энергии.

Жило в столице людей, по нынешним представленьям, немного – тысяч семь-восемь. Но и вся-то земля в те годы была редко населена. Нынешний семимиллионный Лондон имел населения тридцать тысяч. И Париж столько же. А Москва была еще городком, для которого Рязань с ее соборами и ремеслами была тем же примерно, чем является нынешняя Москва для нынешней Рязани.

Город на Оке расширялся и рос, богател, процветал. Летом 1237 года город еще не чуял беды. На пристани теснились ладьи и лодки купцов, курился дымок над домами ремесленников. С дальних речек княжества, с Усманки и Воронежа, доставлен был урожай меда и бобровые шкурки. Но беда была уже близко. Осенью сторожевые отряды с тех же далеких речек принесли весть: из Заволжья с востока идет неведомый враг.

* * *

В музее современной Рязани есть впечатляющий уголок – панорама штурма Старой Рязани Батыем. Редкий по силе воздействия экспонат! Сначала видишь плоское полотно с огромным – черным по белому – рисунком древнего города и слышишь спокойный, повествующий голос. Потом – набат, полотно подымается, и ты свидетель того, что случилось 21 декабря 1237 года.

Город в огне. (Горшками с горючей смесью из катапульт и стрелами с огненной паклей поджечь деревянную крепость было нетрудно.) Со стены летят еще бревна, льется смола, кипяток, еще слышен набат, но в проломы над валом уже устремились разъяренные люди с кривыми мечами. Это пятый день штурма. В этот день Рязань перестала существовать. Мужчины-защитники все полегли. Детей, стариков, женщин косоглазые воины рассекали мечами, в иных, как в мишень, забавляясь, пускали стрелы. «А храмы божия разориша, и во святых олтарех много крови пролияше. И не оста во граде ни един живых: вси равно умроша и едину чашу смерту пиша…»

У врагов, доселе неведомых, город пощады не попросил. Защищался до последней минуты и рухнул героем. Город остался лежать в головешках и пепле. Все, чем он был богат, столетия спустя стало «культурным слоем» для археологов, полигоном для изучения жизни, от которой нас отделяет семь с половиной веков.

Рязань была первой жертвой на пути полчищ Батыя, первой страницей в многолетней драме Руси. С рязанского пепелища Батый пошел на Коломну, Москву, на Суздаль, Владимир… Всюду был один ультиматум: покориться и отдавать десятину во всем: «в людях, и в князях, и в конях, во всем – десятая». И поскольку ни один русский город ультиматум не принял и ни один город на милость победителя не сдался, вслед за Рязанью головешки и пепел остались от всех городов.

Смерч нашествия, как стрела на излете, иссяк у границ Западной Европы. Просторы русской земли и ожесточенное сопротивление (по несчастью, разрозненное!) истощило силу Орды, и к «Последнему морю» она не дошла. Однако дыханием ее на Европу все же повеяло. «Это было событие, искры которого разлетались и зло которого простерлось на весь мир», – писал в XIII веке арабский историк Ибн-ар-Асир. Для русской земли, однако, это был сам пожар, разрушительный, беспощадный, с последствиями долгими и тяжелыми.