Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты"

Лестница жизни

Окно в природу

Две недели назад ехал я в поезде с дагестанцем. Глядели в окно, говорили… Камал живет где-то под Брестом, но сердце его в горах. Говорил он о кизячном дыме, об овцах. О горных тропинках, о скудности горной жизни, о причинах вражды между горцами – «жизненное пространство»! И зашел разговор о влиянии высоты на жизнь. «О, еще как влияет! В нашем Кули вызревают яблоки, груши, черешня. Аул Хафек через ущелье напротив, крикни – услышат. В нем яблони, вишни, черешни тоже цветут, но вызревает только картошка. Почему? Разница в высоте. Всего триста метров, а жизнь другая».

На этажах высоты жизнь различается очень сильно. В горах, находясь в одной географической точке, из тропического леса, саванны или тайги можно подняться в арктическую зону – снег, лед и ничего больше, никакой жизни! Килиманджаро в Африке – гора не бог весь какой красоты, но воспета всякими средствами – от рекламных картинок до рассказов Хемингуэя. Экзотика! У подножия ходят зебры, слоны и жирафы, а вверху белеет чудо для Африки – снег.

Край жизни. Альпинистов сюда сопровождают лишь вороны.

Когда в Индии с юга подбираешься к Гималаям, видишь ту же экзотику: жирная зелень леса и вдруг на фоне синего неба – белый зубец. Это снег, вечный снег на высоте восьми тысяч метров. Температура с поднятием вверх через каждые двести метров опускается на один градус. Прикидываешь: там, где белеет этот зубец, мороз за сорок. Но тут, у подножия горы, жарко, люди в рубашках. Альпинисты, нагруженные теплой одеждой, выглядят странно.

По мере того как поднимаешься вверх, человеческий муравейник вдруг исчезает. Высота не может кормить столько людей, сколько кормит равнина. Редкие деревеньки. Щепотка домиков на уступе горы – желтеют початки кукурузы на плоских крышах, пашня, отвоеванная у гор, кружевными террасами окаймляет деревню, у околицы бродят низкорослые буйволы, мальчишка-пастух стоит на уступе. Другая деревня напротив – через ущелье. Если в гости, по тропке вниз, а потом вверх – полдня пути. Но меж деревьями над ущельем натянут канат. В подвесной тележке по воздуху можно добраться минут за двадцать.

Ламы – жители высокогорий Южной Америки.

Выше – еще деревни, но реже и реже. А дальше встретишь лишь пастухов. Выше их – мир охотников. Ну а к снегам и дальше по ним ходят лишь альпинисты. «Стационарная» жизнь человека в Тибете и в американских Андах теплится на высоте четырех тысяч метров. Выше, сознательно обрекая себя на трудности, живут монахи в монастырях либо добытчики серебра. Высшая точка «стационарной» человеческой жизни как рекорд отмечена на высоте шести километров. Для равнинного человека, у которого на высоте уже трех километров болит голова, жизнь в монашеском поднебесье немыслима. Только альпинисты, утверждая силу человеческого духа, поднимаются еще выше, часто расплачиваясь за это здоровьем и даже жизнью.

Ну а животные и растения, как высоко они поднимаются? Тот нам родственный мир, не озабоченный ни мыслью о Боге, ни спортивными достижениями, на горных этажах размещается в соответствии с температурой, влажностью, характером почвы и силой ветра. Эти условия определяют каждому свое место.

Кто поднимался в горы с подножия, видел плодоносящие заросли в самом низу. Повыше лес станет лиственным, как в средних широтах, к зиме пожелтевший наряд свой он сбрасывает. А выше – лес хвойный. Пролетая в Саянах к жилищу Лыковых, я всегда вижу эту границу. За хвойным лесом следует смесь – пестрота деревьев и луговин, а выше – сплошные луга. (Закономерность распространения жизни по высоте изучали в первую очередь в Альпах, поэтому всюду луга в горах называют альпийскими.) За ними выше – лишь травка между камнями, потом лишь голые камни, а выше – камни, покрытые снегом. Жизнь практически тут кончается – никаких тебе эдельвейсов, никакой даже низкорослой, стойкой к ветрам и морозам березки.

Смена растительных зон на земле – от пустынь, степей, лесостепи к широколиственным, а потом к хвойным лесам, к тундре и арктическим льдам – занимает сотни или даже тысячи километров. В горах же смена перечисленных зон (поясов) растительности происходит быстро – через сотни метров! В течение дня или двух можно побывать в субтропиках и приблизиться к «Арктике». (Важно заметить: эта «лестница жизни» неодинакова для гор экватора или, например, для Альп, Кавказа, Алтая, Саян, Памира, где высотные пояса-зоны обозначены очень четко.)

А мир животных привязан к миру растительному и вместе с ним также к температурам, давлению атмосферы, убывающей «густоте» воздуха. Лося вы встретите в самом низу у пойменной речки. (Пролетая в тупик к Агафье, я видел лосей всегда на одной высоте.) Кабаны тоже внизу. Олени поднимаются выше, их часто видишь на границе леса и альпийских лугов. Хищники – волки, лисы, шакалы, рыси – тоже держатся в этой зоне, не поднимаясь туда, где холодно, ветрено и пустынно. Эти звери, имея места излюбленные, могут, однако, мигрировать по сезонам, спускаясь зимою в нижние горизонты, где потеплее и посытнее, и поднимаясь летом за прохладою кверху. Но тоже где как. В Саянах в июне – июле видишь медвежьи свадьбы в лугах, чуть ниже каменных осыпей. А на Камчатке в это же время медведи спускаются в самый низ к рекам – рыба идет! В Африке в поисках прохлады и сочной еды слоны поднимаются ввысь (и довольно легко!) до двух километров.

Но эти перемены мест совершаются в поясах «жизненного комфорта». А животные, обитающие выше, приспособлены к жизни очень суровой. Например, у крошки колибри, собирающей нектар с цветов в верховьях реки Амазонки, температура тела ночью падает почти наполовину. Лягушки в тех же местах окрашены в черный цвет, чтобы скорее согреться с восходом солнца. Некоторые ящерицы в горах приспособились размножаться однополым путем (без оплодотворенья). Сурки и суслики на холодное время впадают в оцепененье (анабиоз), когда жизнь в организме теплится еле-еле. А симпатичный грызун пищуха (прозвище – сеноставка) запасает на суровое время сухую траву.

Но есть наверху и такие, что даже в морозное и ветреное время не засыпают и не спускаются к спасительному теплу. В первую очередь это горные козлы и бараны, пищевое довольствие которых – сухие редкие травы в камнях. В азиатских горах привязан к ним хищник – снежный леопард ирбис. Он тоже держится выше лесного относительно теплого пояса.

И есть в горах благодетели человека, помогающие ему существовать у самой границы возможного. В Южной Америке это безгорбые верблюды альпака и ламы, а в азиатских горах – знаменитые яки. И те и другие сохранили дикие формы жизни, но, став домашними, служат людям.

В цепочке: олень – для севера, лошадь – для средних широт, слон – для джунглей, верблюд – для пустыни, ослик – для жарких предгорий, як служит человеку в горах с такой же отдачей, как северянам служит олень.

Во-первых, як – это транспорт. Стокилограммовый груз и двух ребятишек между тюков и мешков несет это медлительное, похожее на корову животное. Длинная шерсть яка – это кошма, теплая одежда, чулки, веревки и всякие покрывала, защищающие от стужи. Мясо яка – главная пища зимой. Кожа идет на обувку, некоторые внутренности – на лекарства. И молоко! Дает его ячка немного – всего один литр в сутки, но оно настолько жирное, что прямо из него сбивается масло, варится сыр. Даже навоз – «лепешки» яков на высоте выше более пяти тысяч метров, где нет ни единой веточки, – драгоценность, топливо для костра и жилища. При всем этом як не требует сена зимой, сам находит в снегу щетинку скудных высохших трав.

В природе есть дикие яки. Никто не знает, сколько их сохранилось. Одомашненных яков в Азии больше двенадцати миллионов. Это самое крупное из млекопитающих, способное жить в почти безжизненной обстановке.

Теперь мысленно пробежим взглядом горы от подножий, где жизнь замешена очень густо, до мест, где леса исчезают и все живое уже начинает специализироваться, приспосабливаться к высотам. Выше альпийских лугов все живое уже можно считать по пальцам.

Кто же забирается выше яков, козлов и баранов? Практически только птицы: в Америке – кондоры, в Азии – грифы, бородачи. С высоты они осматривают огромные пространства, зорким глазом замечают поживу – погибших и падших животных.

За альпинистами в зону снежных вершин поднимаются вороны. Но этим спутникам верхолазы не очень рады – ворон норовит похозяйничать в лагере, где все на счету, на пределе, да и промысел птицы в этих местах зловещий. Ногами выше человека в горах не поднимается никто, а вот на крыльях снежные Гималаи пересекают гуси. Другие птицы в миграциях с юга на север и обратно на юг знают проходы, где можно перевалить горы на доступной им высоте. Гуси же летят в Индию из Сибири над вершинами Гималаев – девять-десять тысяч метров! Мороз им ничто, лишь бы не попасть в шторм. В заповеднике Бхаратпур я видел стаю таких гусей. Они плескались и радостно гоготали, празднуя окончание путешествия из Сибири над снежными пиками.

• Фото из архива В. Пескова. 1 ноября 1996 г.

Бамбук

Окно в природу

Сегодня поговорим не о животных – о травке. Но знаменитой. Впрочем, не многие знают, что бамбук – вовсе не дерево, а трава (родственник пшеницы и риса), достигающая фантастических размеров.

Мы знаем тонкий бамбук – легкие удилища и лыжные палки. Правда, прекрасные эти послания Азии вытеснил пластик, и лишь какую-нибудь старушку встретишь на лыжне с бамбуковыми опорами.

Слово «бамбук» остановило меня, когда неделю назад листал я вьетнамский блокнот. Там это слово да еще с прибавкою восклицательных знаков встречалось на каждом листке. И есть описание встречи в джунглях, где прямо шел разговор о бамбуке.

Сидели мы там с охотником-стариком в лесной избушке на сваях. Посредине пола горел камелек, над ним висел чугунный котел с водою, в которой старик вымачивал, парил бамбук и тут же употреблял его в дело – плел корзины. «О, растение это послано людям богом!» Поясняя эти слова, старик попросил меня глянуть вокруг. «Я спал в бамбуковой колыбельке, и в могилу отнесут меня на бамбуковых жердях. Стены хижины, ее потолок, лестница вниз от двери – все из бамбука. Этот стол и эта скамейка – бамбук. Ложка – бамбуковая. Игрушки, которые помню с детства, были сделаны из бамбука. Удилище для рыбной ловли, палка, на которую опираюсь, изгородь на этом клочке земли – все из бамбука. И ем я бамбук. Буйвол мой, посмотрите, его жует. Мир моей жизни маленький. Но и в большой жизни, приглядитесь, вы увидите – бамбук, всюду бамбук…»

Панда-лакомка обожает бамбук.

После беседы вышли мы на площадку у двери. Старик показал мне частые заросли за поляной. «Вот он, любуйтесь!» Я не нашел монотонную зелень бамбука очень красивой. Но, может, и наш березняк или ельник не тронул бы сердце жителя тропиков.

«Для меня бамбук – это жизнь», – сказал старик на прощанье, довольный, что гость проявил интерес к месту, где он живет, и к кропотливой его работе. «Это – на память, зверей отпугивать, – сказал охотник и протянул мне свисточек вроде тех, какими у нас пользуются милиционеры. – Тоже, как видите, из бамбука».

* * *

Было это в 1959 году. Конечно, старика уже нет. Но хижина его на сваях еще может в лесу стоять, и корзины его из бамбука еще служат для хранения риса. Бамбук долговечен. Пишут, в Китае на реке Мин (провинция Сычуань) есть мост, возраст которого определяют в тысячу лет. И он действует! Это не восьмое, а, возможно, первое чудо света, сработанное из бамбука.

Что еще делают из этой странной гигантской травы? Мой знакомый старик жил в маленьком лесном мире. Но и в мире большом – с горами, дорогами, громадными и маленькими мостами, висящими, как паутина, на горных тропах, бамбук занимает так много места, что не единожды сказано: «Ни одно растение на земле не имеет столько применений, сколько бамбук».

В Индии я видел, как строят дом. Весь он (двадцать шесть этажей!) был в кружеве строительных лесов. Они, как сказочная каркасная конструкция, были собраны из легких бамбуковых шестов. Рядом в садике старик поливал цветы. Его ведра были бамбуковые: отпилили по куску полого стебля в нужных местах – и ведра готовы. Бамбук так прочен и так упруг, что в цементных постройках из него делают арматуру. Он годен для водопроводных труб, сточных желобов, на «воздушных» бамбуковых плотах сплавляют по рекам породы дерева, тонущие в воде. Не только удочки, сложные рыболовные снасти (водные изгороди и подъемники) – все бамбук.

На пластинках бамбуковой кожуры еще в XI веке до нашей эры китайцы, как на папирусе египтяне, делали свои записи и даже сшивали из этих пластинок книги. Недавно в гробнице некоей ханской династии обнаружили «книгу», сшитую из 312 бамбуковых пластинок. Сегодня бумагу делают из размолотой целлюлозы. Бумага является дефицитным, все время дорожающим продуктом. Леса планеты состригаются на потребу печатным машинам. И надежды людей связываются с бамбуком – бумага из него превосходная, и очень быстро бамбук растет.

Что касается быта людей в Южной Азии, то немыслимо перечислить все, что тут делают из бамбука: жилые постройки, изгороди, мебель, посуда, игрушки, музыкальные инструменты, костыли, трости, занавеси, циновки, зонтики, головные уборы, палочки для писания, ложки, вилки, зубочистки…

Прочен, легок, упруг, долговечен бамбук. В древности из бамбука делали луки и стрелы. Рассмотрите на снимке самурайские доспехи этих нынешних фехтовальщиков – они из бамбука. Эдисон, когда искал материал для нити накаливанья в электролампе, перепробовал сотни разных материалов. Наилучшим ему показалась нить из бамбука.

И еще. Бамбук съедобен! То, что буйвол у дома вьетнамского старика с аппетитом пережевывал листья бамбука, – не шутка. Почти исключительно только бамбуком питается «китайский медведь» панда. Увидишь бамбук и на столе человека. Интересным был во время моего путешествия ужин в Ханое. Приветствовать молодежь за столом минут на двадцать появился дедушка Хо (Хо Ши Мин). Ему сказали, наверное, что гость из Москвы особо интересовался в поездках животным миром и много расспрашивал о бамбуке. По знаку дедушки Хо передо мной оказалась тарелка с экзотическим блюдом.

«Жаркое из удава. Приправа – из молодого бамбука», – сказал, улыбаясь, повар. Все, не помня себя, я отведал. Жаркое из удава во Вьетнаме – редкое лакомство. Бамбук же доступен всем. Не следует думать, однако, что к столу подается нечто знакомое нам по удилищам. Нет. Съедобный бамбук – это нежные молодые, подземные, еще не увидевшие солнца ростки. Чтобы вырастить их покрупнее, над ростками насыпают рыхлую землю. Не скажу, что еда из бамбука была очень вкусной, но экзотика тоже чего-нибудь стоит. Едоки же в Китае, Вьетнаме, Японии, Бирме, Камбодже считают бамбук таким же подспорьем в еде, как мы, к примеру, грибы. «Бамбук – друг человека!» – воскликнула переводчица, с которой мы листали трактат под названием «Бамбук – гигантские травы».

* * *

«Бамбук – это целый мир, это поэзия и почти что религия», – прочли мы в трактате. Рассказывается, что традиционная китайская и японская живопись имеет символы преодоления трудностей: зимняя слива, сосна и бамбук. «Бамбук под снегом согнется, но не сломается и потом обязательно распрямится». «Иероглиф, означающий слово «смысл», пишется в виде двух побегов бамбука». О бамбуке есть целая наука. Решать текущие проблемы этой «славной травы» собираются на конгрессы.

Бамбук на земле растет в экваториальном поясе. По континентам нет его только в Антарктике и Европе. Он зеленый весь год, хотя поднимается в горы до четырех километров. У нас естественные заросли бамбука покрывают острова Курильской гряды. Но так же, как кедровый стланик отличается от великанов кедров, так курильский бамбук отличается от тропического.

Всего в мире около тысячи видов бамбука. Самый мощный (стволы – тридцать сантиметров в диаметре, высота – до сорока метров) произрастает в Бирме. Есть бамбук не трубчатый, а с плотною сердцевиной. Некоторые виды бамбука имеют не коленчатый ствол, а как бы витой (закрепившиеся мутации). Некоторые формы бамбука выращивают не ради практических целей, а только для красоты. Центр знаний об этой «гигантской траве» находится в японском Киото – плантации, лаборатории, специалисты, коллекции вещей и бамбука.

Два любопытнейших факта из мира бамбука. Гигантская эта трава размножается вегетативно – побегами от корней. Но и семенами тоже. Цветет бамбук редко: один вид – раз в тридцать лет, другой – в шестьдесят, третий – в сто двадцать. И почти мистический факт: один и тот же вид бамбука, где бы ни рос, цветет в один и тот же год – такова жизненная программа. Со смертью бамбука погибают все привязанные к нему растительные сообщества. И панды, с пищевой привязкой к бамбуку, при горной изоляции, могут вдруг оказаться без пищи. Семена, уроненные отцветшим и погибшим бамбуком, прорастают не враз. Лежат на земле пять-шесть лет и только потом пускают росток.

Растет бамбук фантастически быстро. За сутки побег поднимается над землей более чем на метр – пять сантиметров за час! Изощренная жестокость человека использовала это для мучения жертв. В Древнем Китае осужденного на смерть клали на землю, и бамбук прорастал через тело. С веками жестокость людей не убавилась, но о «бамбуковой казни» сейчас можно прочесть лишь в старых хрониках. А вот послушать (!), как растет бамбук, почитатели этой травы собираются: «Слышно, как шуршит земля, раздвигаемая ростком». Подчеркнем: это не метафора о какой-то сверхъестественной чуткости какого-то человека – «слышит, как растут травы». Это реальные звуки. Никакое растение на земле не растет быстрей, чем бамбук.

• Фото из архива В. Пескова. 6 ноября 1996 г.

Северный демон

Окно в природу

Покрытые снегом сопки с прозрачным гнутым березняком. Видимость превосходная, даже птичьи следы различаются с вертолета. И вдруг из сопок к темной извилистой речке – четкая линия следа. Делаем разворот и видим коричневатого зверя. По рыхлому снегу он споро движется к незамерзшей воде с явной целью поживиться мертвой отнерестившейся рыбой. Росомаха! Любой другой зверь побрезгует измочаленным тухлым лососем, а росомаха съест.

Летел я с охотниками. Когда приземлились, стал расспрашивать о росомахе и понял: для добытчиков пушнины росомаха – исчадие ада. В самом деле, пройдет охотник свой «путик» (маршрут с ловушками), насторожит десятки капканов, тщательно их укрепит, разложит приманку (адский труд!), но до того, как охотник вернется проверить снасти, кто-то другой каждый капкан посетит – собьет насторожку, сожрет приманку, а если в капканы попались соболь, песец, лисица, то будут съедены тут же или где-нибудь спрятаны. Промысловик знает: это дело росомахи. В отсутствие охотника этот зверь заберется в избушку, дверь закрыта – пролезет в окошко, «прогрызет доску толщиною в два пальца, подкоп сделает и поживится всем, что найдет, но главное – все разбросает, рассыплет, растреплет, обмочит».

Росомаха. По выносливости равных ей нет.

К счастью охотников, редка росомаха. Но если она появилась в районе промысловой избушки, жизнь зверолова иначе как кошмаром не назовешь. Все силы на борьбу с росомахой! Но как ее взять? Осторожна – умеет обезвредить капкан, а тропить росомаху бессмысленно – нет зверя выносливей, чем она. Ни шатко ни валко (до семнадцати километров в час) бежит без отдыха по глубокому снегу сколько угодно долго. Один выход: исхитриться, заманить росомаху в специально для нее поставленную ловушку. Случалось, изнуренный войной с росомахой охотник бросает участок, перебираясь в другое место.

Всюду на севере – в Канаде, на Аляске, в лесотундре Сибири и в северной части Европы – для охотника-траппера росомаха почти проклятье. Аборигены сибирского севера считают, что главный хозяин в тайне не медведь, а этот косматый, неряшливый зверь. Немудрено. Медведи зимою спят, а росомахи ищут что-нибудь «положить на зуб». Интересы их часто пересекаются с интересом охотника за пушниной.

На росомаху специально не охотятся – очень редка. Встреча с ней – дело случая. Но случай пустить в зверя пулю ни один из охотников не упустит. А на Аляске в поселке Макграт я встретил охотника-спортсмена (выходца из Польши, фамилия – Маяковский), у которого на дубовой подкладке в раме красовался череп, а под ним гравированная пластинка: «Исключительный случай – росомаха убита из лука».

Мех росомахи (неровный по всему телу) красотою не отличается и на меховых рынках высоко не ценился. Но по мере проникновенья людей в Арктику и Антарктику интерес к меху стал возрастать. Из всех животных только у росомахи мех на морозе не индевеет. Им обрамляют капюшоны для теплых курток.

* * *

Вблизи я видел росомаху лишь в клетке – разъяренный, свирепый зверь величиною с собаку. Но на собаку он не похож. На кого же? Некоторые говорят, на медведя. Тоже не очень. Вот если б медведя скрестить с куницей – было бы в самую точку.

Росомаха – родня кунице, она находится крайней на фланге семейства проворных хищников, куда входят, кроме куницы, горностай, ласка, хорек, колонок, соболь, выдра, харза. Ласка – самый маленький из всех хищников на земле, а росомаха в семействе куньих – тяжеловес, не очень проворный, слегка неуклюжий, не специализированный, как, например, ласка – ловить мышей или как выдра – для ловли рыбы. Зато росомаха вынослива, неутомима, неприхотлива к пище и к условиям обитанья, ест падаль, но может и сама охотиться на всех, кого одолеет, сообразуясь с обстоятельствами. Посадите росомаху и юркую ласку рядом – никогда не скажешь, что это одно семейство.

Росомаха когда-то (во времена мамонтов) жила на юге до побережья морей Средиземного, Черного и Каспийского. Но изменение среды обитанья отодвинуло ее, вслед за оленями, к северу, и сейчас обитает она преимущественно в лесотундре, но встречается и в тайге, соседствуя с медведями, лисами, волками, рысями. Конкурентом этих животных она не является. Всюду немногочисленна и способна довольствоваться тем, что другие бросают, иначе говоря, объедками, падалью. Но у тех, кто слабее, росомаха бесцеремонно отнимет добычу. Так, «кормилицей» ее не по своей воле может стать рысь – охотник, специализированный на зайцах. Добычу, следя за рысью, росомаха отнимает у нее еще теплой. «Рысь у росомахи на службе», – сказал мне индеец-охотник в аляскинском поселении Гуслея.

Но росомаха и сама умеет охотиться. И даже на такого крупного зверя, как лось. В обычных условиях здоровый лось, способный отбиться даже и от волков, росомаху прибьет копытом. Но если сохатого росомаха настигла в глубоком снегу – лосю несдобровать. В снегу по брюхо лосю ни побежать, ни повернуться, у росомахи же лапы, как снегоступы, для нее чем глубже снег, тем больше шансов настичь добычу. Легко одолеет она и оленя – мощные ее челюсти по силе могут поспорить с челюстями африканской гиены, разгрызающей кости любой величины. («Росомаха ест железо», – сказал мне все тот же охотник-индеец, имея в виду случаи, когда росомаха перетирает зубами проволочные привязи капканов и прутья клетки.)

Росомаха может прищучить песца, куропатку, зайца, может и рыбу поймать (она хорошо плавает), но это все по случаю, когда кто-нибудь либо ослаб, либо очень уж зазевался. К ловкой надежной охоте этот зверь не способен, но зато обстоятелен: все осмотрит, обнюхает, на зуб попробует. Приманку в капкане охотника росомаха чувствует на расстоянии трех километров и движется к ней по прямой линии. Еду она раскопает в снегу и может за нею залезть на дерево. (По гладкому, как телеграфный столб, стволу росомаха поднимается вверх быстрее, чем это может сделать электрик.)

Ну а уж если ничего не попало на зуб обстоятельному искателю – изжует ремни на оставленных возле избушки лыжах, съест пропахший мясом или рыбой мешок. Знакомый геолог рассказал мне, как в их лагере росомаха прогрызла бок у большой молочной фляги со сливочным маслом. «Медведю фляга не по зубам, а эта бестия одолела». Есть за что человеку не любить росомаху.

* * *

Нелюбовь и пристрастие, однако, родили много легенд и мифов о росомахе. Во французском или немецком языках она значится как «обжора», хотя съесть росомаха может значительно меньше, чем, скажем, волк. Даже такой знаток природы, как широко известный у нас Сетон-Томпсон, в своих трудах ошибочно утверждал, что росомаха «нападает на волков и медведей… дышит яростью и крушит вокруг себя все живое». Много противоречивых сведений о росомахе и в нынешних наблюдениях биологов-охотоведов. Даже для соседей по жизни – чукчей, эвенков, эскимосов, индейцев – росомаха – зверь «таинственный», «злой» – некий северный демон, жизнь которого познать полностью невозможно.

Все же известно: росомаха – зверь одинокий, самец или самка живут порознь, и только в конце зимы наблюдают их «спаренный след» – встретились для любви. Огромна кормная территория росомахи, и она беспрерывно бродит по ней, ночуя и отдыхая там, где застанет ее усталость. Ни логова, ни укрытья – свернулась в снегу и спит. Выносливость позволяет зверю пробегать в сутки до пятидесяти – семидесяти километров. Границы своих владений росомаха метит мочой, пахучим секретом желез, обломанными веточками. Это знак соплеменникам: «Занято!» Или может быть так: «Все обследовано, еду ищите в другом месте».

Глубокий снег росомахе – друг, товарищ и брат. Он увеличивает шансы чем-нибудь поживиться, в него в морозное время можно зарыться спать, в момент опасности можно проделать тоннель и выскочить далеко от врага. (Летчики рассказывают: росомахи, зная, что с самолетов и вертолетов постреливают, услышав звуки мотора, зарываются в снег.) О снег росомаха чистит свою не очень опрятную шубу: трется грудью, валяется, волочит по снегу брюхо. Не обладая игривым нравом выдры, которая удовольствия ради может бессчетно раз скатиться по снегу (или по мокрой глине) со склона, росомаха, экономя силы, скатится с пригорка, совершая свои деловые пробежки.

На границах земельных владений у росомах случаются стычки, но избыток «большой еды» на чьей-нибудь территории каким-то образом становится известным и дальним соседям – бывает, вместе кормятся сразу пять-шесть зверей.

Малюток у росомахи в зависимости от зимнего корма бывает от двух до пяти. Рождаются в укромном месте весною – в апреле, мае. Воспитанье – спартанское, выживают лишь полноценные. Прибыль у росомах по годам не одинаковая. Через четыре-пять лет наблюдается вспышка численности, в шесть-семь раз превышающая годы обычные. Полагают: число росомах на российских лесных и лесотундровых пространствах достигает семи тысяч. Но кто ж их мог сосчитать – скрытных, осторожных, редких зверей?

Росомахи, в неволю попавшие взрослыми, подтверждают репутацию зверя необщительно-злобного. А вот те, кто воспитывал росомашек, взятых в природе еще слепыми, говорят, что вырастают они ласковыми и привязанными к человеку.

Таков он – демон северной лесотундры.

• Фото из архива В. Пескова. 15 ноября 1996 г.