Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 18. Посиделки на закате"

– Я твой помощник.

– А «Дискавери» и заседания в сенате?..

– Найдется время…

И нашел. На самолете Джона мы слетали в Канаду на знаменитый Клондайк. Потом полетели в Бетел, а оттуда – по деревенькам на Юконе с ночлегами, с разговорами о местном житье-бытье, с дружескими свиданиями и посвящением в текущие нужды.

С помощью Джона я на лодке проплыл более ста километров по Юкону. И вот уж правда, гора с горой не сходится, а люди могут сойтись неожиданно. В Москве на Масловке утром раздался телефонный звонок.

– Ответьте Аляске… – И очень знакомый голос: – Василий, через неделю я прилечу в Ленинград по рыбным делам – наказ моих избирателей. Жена разрешила мне на пять деньков задержаться. Прилечу с сыном. Не могли бы мы прокатиться на речном теплоходе?

Навигация уже кончилась. Но ходил еще теплоход из Ленинграда на Валаам. И нас на нем приютили. Это было большое хорошее судно с каютами, с современной навигационной техникой. Увидели мы большую ладожскую воду, расцвеченный осенью Валаам, былое величие монастырских построек. Увидели разворошенный, возбужденный человеческий муравейник Ленинграда.

Провожал я Джона с сыном в Москве. Побывали всюду, где можно побывать за день. На Ленинских горах, вблизи университета, Джон с сыном повалились в опавшие листья и стали барахтаться, как котята.

– Ваши знакомые? – остановился почтенного вида прохожий с палочкой.

Я улыбнулся:

– Американский сенатор с сыном…

Старик посмотрел недоверчиво и раза два с осуждением оглянулся, полагая, что я не очень вежливо с ним пошутил.

На шереметьевском аэродроме, когда прощались, Джон сказал:

– Прилетай еще на Аляску…

Я ответил, что надо бы «прожевать» уже собранное…

– Но ты говорил, что на снимках нет снега. Прилетай, Аляска снег гарантирует!

И вот на столе у меня официальное, со всеми титулами Джона Бинклей приглашение. А на отдельном листе приписка: «Снегу кругом навалом, морозы – что надо. В марте будет много и солнца. Увидим гонки собачьих упряжек, побываем у индейцев-охотников…»

Таков Джон Бинклей – деловой, открытый, доброжелательный. Мать, отец, братья, сестры, конечно, гордятся Джоном-сенатором. Но и добрая слава трудолюбивой дружной семьи – большой капитал для человека в мире политики. Не удивлюсь, если услышу, что Джона выбрали губернатором штата или что Аляска доверила Джону представлять ее интересы в самой столице Америки. Большому кораблю – большое плавание.

• Фото автора. 20 февраля 1991 г.

Свидание с непуганым волком

30 августа мы проснулись в палатке, когда серая сойка, хватавшая вечером еду у нас из-под рук, уже сидела на елке: пора, мол, завтракать. Надо было вылезать из спальника, а не очень хотелось. Жухлые травы возле палатки за ночь как будто посыпали солью. По Фаренгейту было плюс двадцать один, что в переводе на шкалу Цельсия означало шестиградусный тихий морозец. В низины этот верный сигнал наступающей осени придет позже, а тут, на горном плато, осень успела прижиться, ночные морозы преображали зеленый мир тундры в разливы желтых и красных цветов. Сойка, сидя на елке рядом с палаткой, нетерпеливо крутила головой. Она уже знала: из палатки непременно кто-нибудь вылезет, будет греметь на тяжелом столе посудой. За отвагу и поразительное нахальство эту птицу на Аляске зовут «пикниковый воришка». Тут же в национальном парке, в местах, где ставят палатки и готовят на костре пищу, сойки похожи на деловитых сборщиков дани. И, конечно, попрошаек тут балуют, хотя все инструкции запрещают животных кормить. Позавтракав в обществе птицы, попрыгав для согрева тела, мы стали ждать назначенной встречи.

Накануне в управлении национального парка нам сказали: «Въезд только в автобусах. Оставьте на стоянке машину и ждите очереди». Пришлось нам с Андреем просить исключения – далеко ехали, и важно не только видеть, но и снимать. Нам сейчас же пошли навстречу: «Хорошо, поезжайте. Вот в этом месте поставьте палатку. Утром подъедет рейнджер. Он будет вам проводником».

И вот рейнджер (охранник парка) – симпатичная фея с длинными светлыми волосами Синди Полак. После знакомства – инструкция: «Из машины выходить можно. Можно даже залезать на машину, но с дороги – ни шагу, такой порядок».

Дорога – одна-единственная – пересекает весь парк-заповедник. Сто пятьдесят километров, с остановками ехать – как раз к вечеру одолеем. Фея ставит в укромное место свою машину, садится в нашу, и вот он, первый подарок дороги. Из кустов не спеша выбегает нарядная стайка тундровых куропаток. Сначала птицы бегут перед самой машиной, потом начинают что-то клевать на обочине. Я успеваю извести целую пленку, прежде чем птицы взлетают. Но испугались они не машины. Тень ястреба мелькнула над верхушками елок…

Национальные парки – изобретение американское. Первым был Йеллоустонский парк, учрежденный в 1872 году. Сейчас эта форма охраны природы принята во всем мире. В Соединенных Штатах национальных парков в настоящее время более тридцати. Во всех случаях это большие пространства живописных ландшафтов, богатых животным миром. В национальных парках разрешается бывать людям. Они и созданы для того, чтобы можно было увидеть чудеса и красоты природы. В системе американских ценностей национальные парки занимают самое первое место – «им нет цены».

Аляску, если исходить из критериев учреждения этих «музеев под небом», всю целиком можно назвать национальным парком, так мало природа затронута человеком, так много тут удивительно живописных мест. И все же во всем хорошем можно отыскать уголки лучшего. В начале века на Аляске было учреждено несколько парков, получивших национальную славу. В 1980 году, когда определялась перспектива развития этого края, существовавшие парки были расширены, создано было еще несколько федеральных и около сотни парков со статусом «штатных». Не все они пока из-за малой доступности посещаются. Но это неприкосновенный запас дикой природы, которого не должна коснуться хозяйственная деятельность. Если глянуть на карту Аляски, национальные парки зелеными пятнами по ней рассыпаны, как веснушки, – тринадцать процентов всей территории. Парк Денали находится в самой середине. Его называют жемчужиной Аляски, и он имеет такую же славу в Соединенных Штатах, как Гранд-Каньон, Йосемитский, Йеллоустонский парки. Изначально парк назывался Мак-Кинли, так же как и гора в его середине, – в честь двадцать пятого американского президента. Но тут тоже исправляют ошибки поспешных названий. Мысу Канаверал во Флориде, например, названному мысом Кеннеди, вернули название прежнее. И здешнюю великую гору называют теперь по-индейски Денали – Высокая.

Выше Денали нет горы на северном континенте Америки. И хотя она уступает памирским и гималайским собратьям, близость к арктической зоне придает ей значительность – восходители тянутся к ней постоянно. Одну группу мы встретили на дороге – обветренные, загорелые, великолепно снаряженные восходители готовы были штурмовать сверкающую белизной гору. Синди Полак, уже привыкшая к этим группам, заметила: «Первыми восходителями на Денали были четверо золотоискателей. В 1910 году они поспорили в салуне, что влезут на гору. И влезли. В обыкновенных ботинках. Легенда говорит, что на спор несли они даже еловую чурку. Снизу наблюдали в бинокли: если бросят – пари проиграно».

Когда летишь на аляскинском самолете, гору видно почти постоянно. Она то ослепительно белая, то озаренная красным светом заката. Парк расположен вокруг горы. Но вечный снег лежит не только на главной вершине. Череда белых зубцов подчеркивает синеву неба. Ниже темные голые скалы, полого спускаясь, достигают полосы тундры, ниже по склонам холмов темнеют пятна еловых лесов. В долинах они смыкаются, образуя уже тайгу. Таков мир Денали, мир, совершенно не тронутый человеком. Тысячи лет территорию эту с разнообразным миром животных делили бродячие охотники индейских племен. Вооруженные копьями с костяными наконечниками и каменными топорами индейцы не могли нанести ущерба природе. Они сами были одной из ниток в сложном узоре жизни. Белые люди, впервые сюда попавшие, были очарованы красотой и богатством этого центра Аляски. Национальный парк образован был в 1917 году. Позже к прежней, сравнительно небольшой территории были прибавлены обширные пространства, ставшие периферией, буферной частью парка. На самом краю этой зоны разрешена контролируемая спортивная охота, чуть глубже могут охотиться аборигены-индейцы, а центр заповедника посещают, подчиняясь установленному порядку, лишь экскурсанты. «Увозите с собой только впечатления и фотографии» – гласит наставление для туристов.

Обширная территория парка – более двухсот километров между самыми удаленными точками – не очень доступна для посетителей, и в этом гарантия ее сохранности и покоя. Можно, правда, получить разрешение на пешее путешествие. Но на карте вам обозначат квадраты, куда нельзя заходить, чтобы не беспокоить волков и снежных баранов, не тревожить лосей и оленей в местах отела, или где вы очень рискуете встретиться нос к носу с медведем. Желающие остаться с природой наедине находятся. Но их немного. Основная масса посетителей парка привязана к проложенной через него дороге. Но надо сказать, именно эта дорога дает наибольшие шансы увидеть животных среди разнообразных ландшафтов. Ни в каком другом месте земли, исключая, быть может, Восточную Африку, такой возможности нет. Дорога петляет по горной тундре, открытой на многие километры. И все, что тут происходит, доступно глазу. Бинокль поможет увидеть подробности жизни птиц и зверей. Но часто бинокль и не нужен. Спектакль непуганой жизни разыгрывается рядом с дорогой, остановись и смотри.

Чтобы эту идиллию не нарушить, существуют строгие правила посещения парка. Главное из них – запрет въезда в автомобиле. Все садятся в автобусы. Их около сорока. С интервалом в десять – пятнадцать минут отъезжающие пересекают границу парка. Гравийная дорога, петляющая по холмам, и на ней желтого цвета букашки-автобусы – выразительный образ парка Денали. Очень часто автобусы на дороге сбиваются в кучу, это значит – рядом пасется медведь, ходят лоси или олени, а может быть, даже охотятся волки, мышкует лиса.

Влияние дороги на животный мир парка тщательно изучают. И уже установлено: пятьсот – семьсот тысяч посетителей в год – предел. В другие национальные парки США пускают в автомобилях, и численность визитеров в Йеллоустон, например, достигает трех миллионов в год. Такого громадного пресса природа не в состоянии выдержать. Животные либо покидают пределы парка, либо их принуждают покинуть. Близость массы людей меняет их поведение и образ жизни. Медведи в Йеллоустоне выходят к дороге и попрошайничают либо становятся завсегдатаями свалок. Такие звери не могут нагулять жира для зимней спячки и, требуя пищи, становятся опасными для людей. Их удаляют из парка на вертолетах. Но они снова и снова сюда возвращаются.

Аляскинский Денали – единственный национальный парк США, где дикая жизнь человеком не деформирована. И вместе с тем она доступна для наблюдения. В притоке людей сюда заинтересованы владельцы гостиниц, ресторанов, магазинов и лавок, расположенных вблизи парка. Но высшие интересы заставляют держаться принятых правил. И Денали, в отличие от многих других «музеев под небом», не стал жертвой своей популярности.

Службу в парке несут сто пятьдесят рейнджеров, администраторов, биологов, информаторов. Посещение парка стоит три доллара. Эту плату можно считать почти символической, если принять во внимание дороговизну пути на Аляску и стоимость здешней жизни – за вход в небольшой городской зоопарк надо выложить десять долларов.

Привилегия ехать по парку в автомобиле, конечно, вызывает зависть сидящих в автобусе. Автомобиль можно в любом месте остановить. И можно стоять сколько хочешь. Мы не спешим. Тундра, обычно унылая, однообразная равнина, в горном Денали – праздник разнообразия. Пересекаем бурную речку. Съезжаем в долину, по которой летом сбегали воды тающих ледников. Осторожно двигаемся краем пропасти и ныряем в теснину между горами. Лес нависает над дорогой, а чуть поднимаешься выше – открываются дали с кулисами синих гор и царственной белой шапкой главной вершины.

Краски осени везде хороши, но тут природа разложила на виду у дороги ковры всех оттенков – от темно-зеленых и густо-бордовых до огненно-красных и золотистых. По буроватым разливам карликовых березок темнеет еловое чернолесье, с холмов, повторяя изгибы невидимых ручейков, стекает желтоватая тальниковая опушь, стайки пронизанных светом осинок, кажется, сами излучают солнечное тепло.

Надо бы ехать. Но мы стоим. И как в храме, хочется снять шапку… Вспомнился Бунин, умевший передать словом единение души человека с природой. Лев Толстой о подобных минутах записал в дневнике: «Вышел на Заказ вечером и заплакал от любви благодарной за жизнь». Француз де Голль, вспоминают, в такие минуты подымал кверху руки и говорил одно только слово: «О Господи!..»

Видеть животных – всегда радость. В подмосковном лесу за день прогулки увидишь зайца – уже событие, которым окрашен весь день. Тут же почти постоянно кого-нибудь видишь. То лось продирается в тальниках, то стадо оленей трусит по мякоти тундры, евражка столбиком застыл у дороги.

Мечта всех – увидеть медведя. В парке обитают две сотни бурых и столько же черных медведей. Немножко везения, и зверя с дороги увидишь. Вот и нам посчастливилось. Синди прикладывает палец к губам – «нельзя выходить из машины» – и показывает глазами за гривку кустов. Остановившись, видим медведицу с тремя медвежатами. Пасутся, совершенно не обращая на нас внимания. Интересуют зверей какие-то корешки. Малыши ссорятся, толкают друг друга. Мамаша на это не реагирует, спокойно, чуть косолапя, ковыряет когтями землю. Но вот один медвежонок нарушил какое-то правило поведения и получает от матери такую затрещину, что кубарем катится по откосу к дороге. Сидим в машине, не шевелясь. Медвежонок с полминуты разглядывает нас в упор. Повернувшись, он затрусил к матери, но по дороге увидел что-то живое в траве, хлопает лапой, урчит. К нему устремляется брат. Опять свалка.

Минут двадцать наблюдаем эту занятную сцену. Она обычна. Каждый проезжающий по дороге в течение дня видит что-то подобное. А людям везучим приходилось тут видеть и драматические спектакли. Зоолог парка Джон Ванхорн рассказал нам такую историю. Рядом с дорогой на глазах у людей разыгрался поединок оленя с волком. Обычно волки охотятся стаей. Чем было вызвано нападение одиночки, не вполне ясно. Действовал волк без горячности, наскакивал и отступал, не давая оленю двинуться с места. Единоборство продолжалось более суток. Экскурсанты, израсходовав пленку, готовы были дождаться конца поединка. Но ночью оставаться в парке не разрешается. А Джон поставил палатку и увидел, чем кончилась схватка. Утомленный олень подрагивал. Его движения стали неловкими. И волк, выждав момент, вцепился оленю не в горло – самое уязвимое место, а в заднюю ногу и стал медленно пятиться к небольшому обрыву. Олень опрокинулся, и волк мгновенно его прикончил.

В природе подобные происшествия каждодневны. Но человек их не видит, разве что по следам восстановит картину происходившего. Тут, в Денали – ни в коем случае не вмешиваясь! – можно стать свидетелем частых закономерных и очень редких событий в жизни животных. В парке издается газета, где, кроме разных советов и популярных статей, ведется хроника наблюдений с дороги. Зафиксирован, например, случай нападения волков на медведицу с медвежатами. Из трех малышей волки отбили двух, и мать, обычно бескомпромиссную в защите потомства, принудили к бегству.

Кто знает повадки волков, вполне оценит пережитые нами десять – пятнадцать минут. Там, где волки гонимы, на глаза человеку они умеют не попадаться, а при нечаянной встрече волка увидишь только мелькнувшим. И потому снимки этих зверей в природе большая редкость. Тут, в Денали, имея терпенье и время, волков можно встретить и снять, не нарушая их поведения. Происходит это потому, что на волков тут охотились очень давно, и способом, дававшим зверю большие шансы остаться живым. С открытием парка охота запрещена. Выросли поколения волков, для которых встреча с людьми ничем не грозит. И если в иных местах человек для волка – воплощение опасности, то тут, как видим, – ни малейшего страха.

В конце 30-х годов пришла хорошая мысль проследить за жизнью волков в этом парке, определить, велик ли ущерб от них оленям, лосям и всем, кто встречается им на пути. Пригласили молодого биолога Адольфа Мюри. Он сразу же понял, какие возможности перед ним открываются. Поселившись в хижине в центре парка, вооруженный биноклем, терпением и записной книжкой, ученый все свое время проводил на вершинах холмов. Волки жили выше границы леса. И от внимания ученого не ускользнуло ничто, к чему были они причастны. Многих волков зоолог стал узнавать «в лицо», пометил их именами, следил за охотой, передвижением, за воспитанием ими волчат, взаимоотношениями в группах. Установлено было: у каждой стаи есть своя охотничья территория, волки хорошие семьянины, главный воспитатель потомства – мать, свою роль выполняет также отец, но природа заботится и о страховке молодняка – наготове «дядюшка» или «тетушка», вполне понимающие свою задачу.

Главный же вывод Адольфа Мюри был такой: волки не только не наносят ущерба природе парка, они тут совершенно необходимы, поскольку сдерживают излишнюю численность животных и ведут естественную селекцию, в первую очередь выбирая больных и ослабших. Когда сегодня спорят о роли волка как санитара, почти всегда имеют в виду территорию, где хищник конкурирует с человеком или прямо покушается на его достояние – домашних животных. В таких местах волки неизбежно попадают в положение гонимых. Но там, где природа избежала вмешательства человека, хищник имеет свое законное место. Таких территорий на земле становится, правда, все меньше и меньше. И потому естественная лаборатория парка Денали становится особенно ценной.

Закон о роли хищника в природе был сформулирован биологом Мюри здесь. Книга его «Волки горы Мак-Кинли» стала классикой в зоологии. Я надеялся еще встретить ученого в парке. Разыскали мы хижину, где он жил, наблюдая волков. Увы, в ней теперь обитают молодые зоологи. Патриарх, державший «под колпаком» жизнь волчьих стай, умер в 1970 году. Но дело Мюри, как я понял, умело здесь продолжают. Зоологи по-прежнему терпеливо сидят с биноклями на холмах. Но есть и новейшие средства слежения за волками – вертолет, радиопередатчики на ошейниках.

Для ученых волк – главный герой этих мест. На учете семнадцать стай, чуть больше двух сотен волков. Наблюдают зоологи также лосей, оленей, снежных баранов. Тут счет на тысячи. И несчетно тех, кто в глаза особенно не бросается, но кто получает убежище в Денали: лисы, бобры, росомахи, куницы, зайцы, ондатры, выдры, множество птиц. Вечером, когда мы готовы были уже проститься с дорогой, из кустов на серое полотно гравия выкатилось нечто совсем незнакомое. Дикобраз! На азиатского дикобраза походил он лишь отдаленно – меньше размером, тело покрыто мехом, однако были на нем и иголки. Мы дали оторопевшему зверю юркнуть под елки и вылезли из машины проститься с Денали. Предгорья были уже окутаны густеющей синевой, а вершина еще купалась в лучах уходившего на покой солнца…

Таким был день 30 августа. Листая по дороге в Анкоридж книгу, приобретенную в парке, я долго разглядывал помещенный в ней средневековый рисунок. Неведомый художник изобразил на нем рай. Что же было в раю? Речка, деревья, цветы и множество разных животных: олени, лисы, медведи, жираф, носорог, гуси, голуби, цапля, верблюд, белки, совы, бобры, бабочки и стрекозы… Рай! Есть ли он где-нибудь? На земле же человек его видел. Но сегодня от этого рая остались лишь малые островки.

• Фото автора. 23 февраля 1991 г.

Только самолетом…

Много раз вспоминал я милый мотив, рожденный в Сибири: «Только самолетом можно долететь…» Очень подходит он для Аляски. Так же просторно, так же безлюдно, так же «поет под крылом» зеленое море леса. И видишь внизу еще речку, красную от идущей на нерест рыбы, видишь пасущихся карибу, медведя возле ручья, индейскую деревушку, домик добытчика золота. Когда на Аляске рекламируют желанную для городского жителя глухомань, на карте непременно присутствует самолет. «Мы – самый летающий штат». Главный город Аляски Анкоридж – мировой перекресток авиалиний – имеет самый современный аэропорт. Это перекресток и при местных аляскинских перелетах. За семь недель я так часто улетал и возвращался в Анкоридж, что веселый малый-носильщик стал узнавать мою кепку и дружелюбно подмигивал: «Хэллоу, Сибир!»

На Аляске 400 (четыреста!) авиационных компаний. Я специально подчеркнул их число, чтобы привыкшие к единоличию Аэрофлота не подумали, что ошибка – 400? Зачем такая прорва компаний и как они уживаются? Это требует пояснения. И лучше всего прибегнуть к образу кровеносной системы. Есть большие сосуды – артерии, есть сосуды помельче и есть капилляры, несущие кровь к каждой клеточке организма. Крупных компаний две: «Аляска эйрлайнз» и «Маркэйр». Самолеты первой компании с характерной эмблемой – голова человека в северном меховом одеянии – можно увидеть во многих городах США, начиная с Сиэтла и кончая Далласом. «Маркэйр» – поскромнее, за пределы Аляски ее самолеты не улетают, но тут она почти равный конкурент лидера. Всюду, где есть большой поток пассажиров, летают самолеты обеих компаний. Нетрудно понять, как выгодна эта система для пассажиров. Ни одна из компаний не позволяет себе зарываться: повысить цены билетов, нарушить расписание, небрежно обслуживать. На все ухудшения для себя пассажир среагирует просто – предпочтет другую компанию. Но всюду, где нет конкуренции, соблазны взять подороже и работать с меньшими хлопотами немедля себя проявляют. В поселке Барроу мы увидели демонстрацию местных жителей, предъявлявших счет «Маркэйру»: «Грабеж! Цена билета туристу – 399 долларов, а для нас, местных жителей, – 694. Это потому, что нет конкуренции, потому что монополисты».

А вот как оправдывалась в газете компания «Маркэйр»: «Туристам мы сделали скидку и в интересах Барроу. Туристы приносят поселку миллион долларов в год. Кроме того, с детей поселка берем половину стоимости билета, студентам билет бесплатный, людям старше шестидесяти пяти – тоже бесплатный…» Барровчане, однако, не успокоились: «Требуем конкурента!» Они уверены: это лучший способ защитить свои интересы. Как тут было не вспомнить о нашем Аэрофлоте, об одной партии, об одном юмористическом журнале, об одной столовой на какой-нибудь Боровск или Касимов. Эскимосы в Барроу поняли роль конкуренции. Мы это тоже должны понять. Без конкуренции все становится самоуверенным и наглым, все вырождается, увядает.

Через час улетаем…

Так я думал, наблюдая эскимосов в Барроу. И простят мне читатели отвлечение от темы – вдали от дома неизбежно примеряешь свое и чужое, ставишь плюсы и минусы. Не все тут, как принято сейчас думать, сплошные плюсы. Однако многое стоит внимания. Сочувствуя барровчанам, я все же должен сказать: компания «Маркэйр» – не волк с клыками. Мне, иностранцу – «Добро пожаловать на Аляску!» – была сделана на билеты очень большая скидка. За 500 долларов друзья, растолковав компании, что к чему, купили мне что-то вроде «сезонки» – единый билет на все направления с ярлыками: Фэрбанкс, Барроу, Джуно, Ситка, Кадьяк… – всего полтора десятка названий. В аэропорту у меня отклеивали один ярлычок и тут же давали посадочный лист с указанием места. Все ярлычки с билета я «не слизал». За семь недель путешествия это нельзя было сделать. Таким образом, союз с «оптовым покупателем» для компании не накладен. Мне же покупка отдельных билетов обошлась бы примерно вдвое дороже.

Еще о билетах. Оформляя «сезонку» в офисе «Маркэйр», я узнал: стоимость билета зависит от времени его покупки. За месяц до вылета это может составлять половину цены, которую ты уплатишь, если будешь молить о билете перед самым отлетом. Для экстренных случаев билеты берегут до последнего часа. Но за эту «броню» приходится переплачивать.

Обслуживание… Тут всегда чувствуешь, что тебе рады. При оформлении багажа никакой толчеи. Все чинно стоят у загородки-шнурочка и к стойке подходят по одному. Оформление идет дотошно, неторопливо, с помещением данных о персоне твоей в компьютер. Багаж взвешивается, но только чтобы знать весовую загрузку аэроплана. Мой экспедиционный груз почти всегда был велик, однако ни разу меня не послали доплачивать «за перевес».

Дотошно и неформально демонстрируется ручная кладь. Фотосумку, боясь за пленку, я просил не просвечивать. Досматривали «вручную». Спокойно, вежливо вертели в руках каждую вещь – отвинчивали объективы у фотокамер, разворачивали – «а что это у вас?» – бумажки с катушками пленки…

Полет в любую крайнюю точку Аляски не превышает полутора-двух часов. Вполне довольно было бы прохладительного питья. Нет, кроме напитков – с десяток разных на выбор, от молока до томатного сока, – и компактный обед. Если была промежуточная посадка – опять угощение: питье, орешки, мороженое… И что еще любопытно, командир самолета время от времени подает голос: «Сидящим по правому борту: сейчас будут глетчеры, мы специально чуть подвернем, полюбуйтесь…» А на севере, помню, садились в тумане. С первого раза не вышло. Мысленно мы уже приготовились к возвращению. Но голос, уверенный и спокойный, сказал: «Не огорчайтесь, не вышло с запада, попробуем с востока…» Сели. И так захотелось увидеть лицо пилота!..

Обо всем, что связано с заботой о пассажирах, рассказать невозможно. Но вот особо выразительный случай. Спешим на такси к самолету, летящему на Кадьяк. И вдруг шофер тормозит.

– По телефону сказали: вам надо вернуться.

– ?

– Вылет из-за погоды будет задержан на три часа…

Мой спутник-американец не удивился. Я же с минуту сидел в столбняке, «переваривая» это маленькое открытие. А было все до изящества просто. Наши адреса с телефоном положены были в компьютер при покупке билета. Рейс задержался. Об этом по телефону из «Маркэйра» оповестили всех, кто собрался лететь. Но мы уже мчались в аэропорт. Какая проблема?! Хозяин дома позвонил в таксомоторный парк, а оттуда по радиотелефону все сообщили в машину…

Теперь посмотрим, что представляют собой «воздушные капилляры» Аляски. Они начинают ветвиться от городков, куда попадаешь большим самолетом, и кончаются в деревеньках или где-нибудь в дебрях, куда ранее добирались лишь на собаках. В каждой зоне – своя компания. Остров Кадьяк, Фэрбанкс (центральная часть Аляски), Алеутские острова, эскимосское побережье, район Юкона и так далее – всего пятнадцать разных компаний. «Деревенская авиация» – это маленькие самолеты и свойские парни-пилоты, одетые кто как горазд, преданно любящие авиацию и Аляску и живущие жизнью провинциальной глубинки. Их пассажиры – жители деревенек, груз – пища, домашняя утварь, строительные материалы, почта, мебель, моторные снегоходы. У самолетов четкое расписание, из которого выбить может лишь непогода.

Пилот обычно свой человек в деревеньке, встречают его гурьбой как родного. Все это, впрочем, знакомо по нашему северу, где люди с пеленок знают летательный аппарат. У нас это чаще всего вертолет. А на небедной Аляске вертолет считается удовольствием дорогим. Рациональнее построить возле деревни взлетную полосу и летать на маленьких самолетах.

Пилоты «маленькой авиации» осваивали Аляску. Сменив собачьих погонщиков, они создали капилляры поддержания жизни на всей территории штата. Летают в трудных условиях. И репутация у пилотов «маленькой авиации» на Аляске очень высокая. «Лучшие летчики США», – сказал мне редактор газеты в Анкоридже. И когда я спросил, о чем в первую очередь надо с Аляски мне написать, собеседник думал меньше секунды: «Авиация!»

Я летал с молодыми пилотами в деревеньки на Юконе, на остров Святого Лаврентия, расположенный возле Чукотки, видел, как летчики, соблюдая инструкцию безопасности, все же были как-то смелее, раскованнее наших пилотов, точнее сказать, они были самостоятельней в решениях, которые север заставляет тут принимать.

Теперь о самых легендарных пилотах, о тех, кто умеет сесть и взлететь там, где нет полос для посадки и взлета, кто садится на гребне горы, на леднике, на болоте, на поляне в лесу, на озере, на береговой гальке, на льдине, на полосе отлива. Речь идет о «буш-пилотах», или, сказать по-русски, «кустарниковых летчиках». Их на Аляске много. И работы им всем достает. Они составляют подавляющее большинство из названных выше четырех сотен авиакомпаний. Иногда в компании – два-три самолета. И столько же летчиков вместе с хозяином предприятия. Но много и совершенных малюток: «одна компания – один летчик – один самолет». Задача этих пилотов – доставить тебя куда ты захочешь: на рыбалку, в геологический лагерь, в домик на озере, к альпинистам на киносъемку, к месту охоты, на золотой прииск, на остров в море, на речку, где ты решил построить избушку, и хоть на рога к черту. Плати – и доставят.

Самолеты к этому приспособлены и имеют названия в духе Аляски: «Бобр», «Калан», «Утка», «Гусь», «Бизон», «Карибу». Название определяется назначением – садится на воду или на сушу, возит людей или только лишь груз («Бизон»). Есть самолеты, одновременно оборудованные поплавками, лыжами и колесами.

Поначалу с пилотами этих машин дело иметь страшновато – замызганные, как и видавшие виды их самолеты. Но по мере того как пилот укладывает твои рюкзаки, коробки, ящики, ружья, штативы, по мере того как ты замечаешь его загрубевшие ногти с машинным маслом под ними, по мере того как он говорит: «Кресло выбросим к черту, а эту штуковину оберните-ка поролоном, иначе не довезем», – твое доверие к летчику возрастает. А уже в самолете он дает тебе пару мягких желтых затычек – «Сунь в уши, а то оглохнешь», – ты уже чувствуешь рядом надежного человека, который делит с тобой опасность.

Почти всегда есть случай показать тебе что-нибудь интересное: медведя в тундре, оленей, овцебыков. Ты благодарно летчику улыбаешься.

Но когда идет разворот на посадку, тебе улыбаться уже трудновато: где же он сядет? Внизу блестит речка с каменистыми берегами. Садимся. Самолет, прыгая по камням, готов развалиться, но почему-то не развалился. Приехали! Торопливо вынимаем поклажу. И вот мотор уже дорогого тебе самолета комариком замирает в пасмурном небе. Тихо. Ты остался с Аляской один на один – работай, охоться, любуйся. И жди – в назначенный день за тобой прилетят. Так работают на Аляске больше трехсот авиационных компаний. С владельцем одной из них Марти Макдональдом мы познакомились вблизи Ледовитого океана. В вагончике, похожем на те, где бытуют строители, сидел, положив ноги на стол, веселый человек.