Текст книги "Календарь. На хороший год"

Календарь
На хороший год
Василий Рожков

© Василий Рожков, 2024

ISBN 978-5-0062-9663-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Слышишь этот звон – диги-дон …»

 
Слышишь этот звон – диги-дон —
У зимы на самом краю?
Словно Китеж-град подо льдом
Собирает паству свою.
 
 
Из-под белых снежных полей,
Из-под серых матовых снов
Лей свои созвучия, лей,
Вечный, не смолкающий зов.
 
 
Будет каждый слышащий рад
Находить в той музыке дом.
Не спеши, таинственный град,
Все к тебе однажды придём.
 
 
И тогда порвётся струна,
И зима польётся за край.
А пока – старайся, страна,
Веселись, пляши да играй.
 
 
Погляди на треснувший лёд,
Разбуди свой образ живой.
Ты такой же Китеж, как тот,
Только с небом над головой.
 

Великаны

 
Безбрежные экраны
Сомкнулись белой сферой,
Всю землю перекрасили в луну.
И только великаны
Под кожей тёмно-серой
Дремотой восполняют белизну.
 
 
Их каменные дредды,
Холодные косицы
Застыли вдоль проторенных дорог.
Но дремлющие деды
Не устают коситься
На слабое движенье наших ног.
 
 
Отмеряна семижды
Моя дорога в снеге,
И вот я режу, режу белый лист.
А великаны – ишь ты! —
Из креогенной неги
Размыслить над поделкой собрались.
 
 
Убивший брата Каин
Издревле неприкаян
И на луну был тенью помещён.
А нашей белой сфере
Не свойственны потери
И стынет жар пришедшего с мечом.
 
 
Он станет великаном,
Безумным растаманом,
Глядящим на прохожих сверху вниз.
Там кипы наших рож, лиц
И скрипы наших ножниц
Торят, торят дороги без границ.
 

Зимы хватит всем

 
Деревья и фонари
Как будто пускаются в пляс,
Но их кадриль так степенна,
И мех белых шапок не бьётся оземь.
Посмотри, посмотри!
Ведь это прямо сейчас
Сказка выходит из плена,
Куда угораздило в позднюю осень.
 
 
Забыв про пароли и коды,
Про жжёным пахнущую резину,
Дорогу и бездорожье спутав
(Всё лучше, чем наблюдать с балкончика),
Адепты конькового хода
Вывизгивают издали: «зззиму, зззиму!»
И обгоняют нас, снегоступов.
 
 
Зимы хватит всем, покуда не кончится.
 

«Холодно…»

 
Холодно.
Развешано белое полотно
Снежного савана.
Дрожит брусчатый пол от ног
До основания самого.
Идёт народ по городу,
И город терпит
Эту спустившуюся с гор орду,
Заполонившую степи.
Метель
Играет комьями тел,
Бросает листовки хлопьями.
Ветер-благодетель влетел
И над спинами холопьими
Нагайкой поигрывает и хлещет,
Загоняет в палаты,
Полые пятна проплешин
Одевает в белые маскхалаты.
Хрустят под ногами сосулек гильзы
И в водосточных трубах где-то
Эхо левитановского трагизма
Зачитывает рефрены декрета:
«Снег – за шиворот!
По лицам – снег!
Снега – по самые щиколотки!
Не взыщи, народ,
Но тебе вовек
Не снять заколдованные колодки!
Будет поровну вас со снегом.
Позабудь, дружок, пруд с акацией.
Нынче шаг в сторону сочтётся побегом,
На месте прыжок – провокацией.
Вот такой налог
Установлен мной
На каждую рожу индевеющую.
До костей продрог —
Не скули, не ной,
А не то заморожу посильнее ещё!»
А народ, хоть бы хны,
Как об стену горох,
Заполняет собою улицу.
Для его страны
И мороз не плох,
И ветра пусть бьют по всему лицу.
Он захватчиков
Да налётчиков
Повидал, словно в пене вал,
Да на рачью кровь
Свою волчью кровь
Не продал, не обменивал.
Только кутался в шубы колкие
Да бурчал всё втихаря,
Да умению бить двустволками
Обучался на глухарях.
Так ему ли с мороза алчного
Не гулять, не петь?
Так ему ли порядка палочного
Рукоять терпеть?
У него такой развесёлый дух —
Зашатаешься.
Он рукой одной как завалит двух —
Не утаишься.
Сколько бить-коптить заливным ветрам,
Сколько вьюге ещё яриться —
Скоро солнцу всходить, да по всем дворам
Заиграет ключом водица.
Как остынут горе-диктаторы,
Свой просчёт поймут,
Так и снимут они, проклятые,
Холодов хомут.
Как ходили люди по городу,
Так и будут впредь
На природу родную гордую
Свысока смотреть,
Будут брызгать по лужам ботами,
Вдрызг разбитыми,
Будут небо коптить заботами
Незабытыми.
 

«Февраль, оправив тельника рукав…»

 
Февраль, оправив тельника рукав,
Открыв бутыль и старые консервы,
По риску льёт, почти не расплескав,
И исцеляет скомканные нервы.
 
 
Потом сидит, задумчиво жуя
И с бородёнки отрясая капли.
– Вот вроде я, а вроде и не я.
Перегорел ли, сдулся ли, ослаб ли?
 
 
Где молодость спортивная моя
С боксёрским тренированным ударом?
Теперь вся жизнь – почётная ничья.
Ничья она, не нужная задаром.
 
 
Ведь был сорокаградусный мороз
Во взгляде и в дыхании глубоком!
Теперь я просто тепл и нетверёз,
Держу сорокаградусник под боком.
 
 
Сосед-январь, ты держишься ещё,
На турничках трапецию качаешь?
Под окнами уже весна течёт,
Счастливец, ты её не замечаешь.
 
 
Объяли эти воды душу мне…
Ворчал февраль, бутыль опорожняя
И видя в воспаленном полусне
Последнюю грозу в начале мая.
 

Слово и дело

 
И закипело —
по трубам горящим кровь,
Радуга луж да мякина дурных голов.
Что вам за дело, кто автор этих слов —
Мальчик иль муж?
Слышишь, звенит «дин-дин!»
Детство играет туш в глубине плотин.
Поздно менять винил и титан пластин —
Их не унять.
Лёгкие как балласт
Сбросить хотят мороженый зимний наст.
Тронулся лёд, и безумием входит в нас
Первый полёт.
Межсезоний края остры.
Холодны звёзды, но солнце палит костры.
Ты на снегу след оставил, а он простыл.
Слышится гул —
из фаты веселящий газ.
Шафер небесный пылает огнями глаз.
Сколько ни бейся, уже не изменишь галс,
Розовый крейсер.
Начиная рассветный тур,
Злобную плесень всю повыдует трубадур,
Вскроются фрески старых добрых твоих культур.
Бурные всплески.
Вращается, чуть дыша,
Твёрдое тело, неделимый единый шар.
Чтобы взлетело – нужно сделать широкий шаг.
Слово и дело!
 

«Осторожно…»

 
Осторожно
Падает лёд.
Невозможно,
Но кто-то поймёт,
 
 
Скажет – с краю
Туда не ходи,
Я не знаю,
Что ждёт впереди.
 
 
В небе ветер,
В тоске голова.
Всё на свете
Пустая молва,
 
 
Всё, что было,
То и пройдёт.
Но как мило —
Падает лёд.
 
 
Белым пухом,
Острым пером,
Сном и духом,
Злом и добром
 
 
Лёд шутихой
Летит в молоко
Тихо-тихо,
Легко-легко.
 
 
Прямо с неба
В нашу тоску,
Цвета снега
Полёт к виску.
 

Оттепель

 
Где мостовую обнимают ручейки,
Срезают щупальца деревьям мужики,
Чтобы последние остатки теплоты
С людей не сбрасывали прутьями спруты,
Чтоб не смотрели на прохожих свысока,
Не отирая с губ остатков молока,
Не поменяв на малахит глубокий сон —
Теперь наказаны они за моветон.
 
 
Потоки талые сбегают между тем
По капиллярам оросительных систем,
Деревьям раны окропив святой водой
Назло краснеющему деду с бородой,
Который клумбы новогодние разбил
И эту воду почему-то невзлюбил,
Отверзнул долу свой увесистый мешок
И распылил по свету белый порошок.
 
 
Но ручейки не остановятся уже!
Стоят деревья одиноко в неглиже.
Теперь деревья бесконечны, ведь они
Своих конечностей лишились в эти дни.
Вода смочила им уверенно стопы,
А по зигзагам их мерцающей тропы
Спешили мимо горожане по делам
И удивлялись пробудившимся ручьям.
 

«Недавно были дни иные …»

 
Недавно были дни иные —
Лежали снежные слои,
Как будто копи соляные
Исторгли залежи свои.
 
 
Но встало солнце, стилем самбо
Морозы наземь повалив,
И прорвало на небе дамбу,
И по земле пошёл разлив.
 
 
Весна коварная проходит,
Смущая город и село —
На хлорофилловом заводе
Трубу с зелёнкой прорвало.
 
 
На главной ТЭЦ всея планеты
Был перепад температур,
И снова мы легко одеты,
И тлеет в нас бикфордов шнур.
 
 
А дальше будет интересней —
Прервётся радиоэфир
Сверчково-соловьиной песней,
Разворошив оглохший мир.
 
 
На фабрике, производящей
Отменный тополиный пух,
Случится выхлоп настоящий,
И миру перехватит дух.
 
 
Из тайных недр лабораторий,
Из алхимических кубов
Случайно вырвутся на волю
Ватаги ягод и грибов.
 
 
И под конец, когда в пожаре
Вдруг полыхнёт осенний лес,
Дела природных канцелярий
Листвой опустятся с небес.
 
 
И снова снега перспектива
Скуёт основы из основ.
Мы будем ждать нетерпеливо
Прекрасных новых катастроф.
 

«Вечером на берегу реки…»

 
Вечером на берегу реки
Горят золотистые огоньки.
Кто-нибудь скажет,
             что это парят светляки.
 
 
Вечером на берегу реки
Лёд разбивается на куски
От многократных ударов
                                     её руки.
 
 
Вечером на берегу реки
Стоят воздушные теремки,
А на дне видны
              затонувшие материки.
 
 
А утром там, где была река,
Раскинулись заросли тростника
И полоса белеющего песка.
 

«Разные птицы в городе обитают…»

 
Разные птицы в городе обитают
Там, где весны зарницы, сугробы тают,
Там, где земля обнажается без стыда,
Птицы рождаются или летят туда.
 
 
Вот по траве, как галька, пестреют галки.
Что в голове у них – знает только сталкер.
Галка не вездесуща, но знает место,
Где сталкеру будет пуще всего интересно.
 
 
Высокомерно с деревьев глядят вороны,
Насобирали трофеев, сделали схроны,
В песке, под кустами, в иле зарыли пищу,
Все схроны забыли и снова добычу ищут.
 
 
Символ жилого массива – надменный голубь
Гуляет красиво, свой утоляет голод.
Правильный буржуа, собиратель крошек
И лакомая жратва для бездомных кошек.
 
 
А вот воробьи – то голубя антиподы,
Все члены большой семьи, сыновья свободы.
Свобода – не цель,
                            а возможность наполнить брюхо.
Кто смел, тот и съел, остальным ни пера, ни пуха.
 
 
Белое чудо, призраком лёгким чайка
Невесть откуда сюда залетела случайно,
В будни мирские на фоне бетонных кружев,
Волны морские увидев в дорожной луже.
 
 
Странные птицы, лишённые крыльев напрочь,
Машут ресницами, складывают их на ночь,
А днём расправляют вновь, и полёт их труден
В реальность из снов.
                               Что за странные птицы – люди!
 
 
Облако разметало по небу перья,
Над миром парит устало, родив поверья.
И верует крепко всяк, кто на свет родится,
Что мир – это клетка, а в ней – небесная птица.
 
 
Как белое просо, как наливное семя,
Звёздную россыпь клюёт на рассвете время,
Летает быстрее всех, незримо для глаза,
Не зная помех, решёток и слов приказа.
 
 
И там, где растает снег и сквозь серый глянец,
Размежив морщины век, снова солнце глянет,
Все эти виды пернатых слетятся вместе,
О радостях и утратах слагая песни.
 

«Солнце расстроено, кисти макает…»

 
Солнце расстроено, кисти макает
В серую краску, сохнут мазки
Пятнами на голубом малахае.
В бочке веселья – ложка тоски.
 
 
Кто же расстроил светило весною?
Кто до абстракций небо довёл?
Дайте-ка спирта – пятна размою,
Вытяну патлы в локоны волн.
 
 
Буду скакать в голубом малахае,
Будет по сеньке неба колпак.
Солнце увидит, грусть проморгает:
Весело как – браво, дурак!
 

«Май, май…»

 
Май, май,
Май, май, май,
Май всегда нам нужен!
Как хорошо мы делаем,
Что с друзьями дружим!
 

Вася Р., 3 года.

Первое стихотворение

«Заползла нам в бороду…»

 
Заползла нам в бороду
Седина.
Ни к селу, ни к городу —
Даль одна.
Где-то между пунктами
А и Б
Колесим по грунтовой
По тропе.
 
 
Нам рекорды-допинги
Не нужны.
Арктики-субтропики
Так смешны.
Привыкаем жилы рвать
Без прикрас
И не реагировать
На приказ.
 
 
Кто сказал, что чужда нам
Соль пути?
Долго ль по окружию
Вдаль идти?
У коня железного
Нет копыт.
Катит в гору с песнями
Следопыт.
 
 
Все, кто пили кровь из нас
Год подряд,
По складам да офисам
Пусть сидят.
Им без антистатика
Не вздохнуть.
А у нас романтика —
Ветер в грудь!
 
 
Ждали как пришествия
Дней весны.
Все дороги местные
С ней ясны.
По полям да лесом мы
Жмём на свет
И река коленцами
Машет вслед.
 
 
Скучен нам, товарищи,
Велотрек.
Думаем, куда ещё
Взять разбег.
Друга двухколёсного
Под уздцы.
В те края под соснами
Мы – гонцы.
 

Нарциссы

Уильям Уордсворт (вольный перевод с англ.)

 
Как облако в небесной вышине,
Скитаньями я жизнь свою провёл,
Когда увидел, как в волшебном сне —
Нарциссы серебром покрыли дол,
Хрусталь озёр, безмолвие дубрав
На танец свой мерцающий собрав.
 
 
Подобно звёздам, что во тьме горят
На перекрёстке Млечного Пути,
Они на берег выстроились в ряд,
Чтоб корабли приют могли найти.
Десятки тысяч, сколь хватает глаз,
Свой хоровод устроили сейчас.
 
 
Морские волны с ними заодно;
Поэт в такой компании готов
Смеяться, как ребенок, был бы. Но
Им не догнать танцующих цветов.
И я смотрел, не думая ничуть,
В чём веселящихся нарциссов суть.
 
 
А после перед взором возникал,
Смягчая боль и душу веселя,
Неповторимый и прекрасный бал,
Нарциссами окрасивший поля.
И сердце от житейской суеты
Спешит туда, где видятся цветы.
 

«В тишине полуночной станции…»

 
В тишине полуночной станции
После дня аномальных вихрей
Слышу я, как на дальней дистанции
Перестуки колес утихли.
 
 
На секунду из мрака летнего
Высекая что-то хорошее,
Впечатлением дня последнего
Сигарета летит, отброшена.
 
 
Там, на рельсах, мигают встречные,
И в ладу с перестуками дальними
Набирают ход ритмы сердечные —
Первой ночи воспоминания.
 

В лесу

 
Именно здесь, в лесной сердцевине,
                                                 у старой дороги,
Не хочется быть никем,
Кроме как камнем. Но камнем,
Способным видеть и слышать всё,
Что есть вокруг,
И радоваться —
Радоваться  бесконечному мастерству
Издающих звонкие трели птиц,
Радоваться безмолвной силе
Вторящих им своим гулом деревьев,
Радоваться талым водам
И солнечному теплу,
Видеть незаметные изменения
И совершенно не замечать
Быстротечный бег времени по старой дороге,
Зарастать мхом и питаться земными соками.
И ничего не говорить.
Ничего – ибо всё уже сказано этим миром
И сказанное им есть гармония.
Только пролетающий мимо
Журавлиный клин
Выбьет на шершавой каменной тверди
Тайный знак,
Неприметный и величавый,
Как свободный взмах крыла,
Знак сокровенного,
Который очередному путнику,
Пришедшему сюда
И севшему отдохнуть
У дышащего теплом земли придорожного камня,
Скажет одно-единственное слово:
Здравствуй!
 

Ручей

 
Заведи меня, ручей, в чащу леса,
Заведи одним рывком, ручку дёрни.
Так тепло от твоего политеса,
Даже если ты несёшь просто вздор мне.
 
 
Закружи меня, ручей, в белом танце,
Обойди со всех сторон тихой сапой.
Буду в поисках дороги метаться,
Только знай военнопленного сцапай.
 
 
Обними меня, ручей, незаметно,
Оберни в тугую ткань по фигуре
Так, как космос обнимает планету,
Порождая животворные бури.
 
 
Раскуси меня, ручей, до подкорки,
Раствори в своем серебряном соке,
Чтоб склонялись лошадиные холки
К водопою в безымянном потоке.
 
 
Расплескай меня, ручей, не жалея,
Жаром жажды обожжённым навстречу.
Я не воздух, не вода, не желе я —
Я идея вечной жизни, замечу.
 

«Что нам надо для полного счастья?..»

 
Что нам надо для полного счастья?
Три волынки и три барабана,
По резному кольцу на запястья
И накидку из шкуры барана.
 
 
И пускай нас облек этот трепетный век
В неуёмную дикую страсть,
В лабиринтах лесов, колоннад и дворцов
Мы себе не позволим пропасть.
 
 
Что нам надо для полного счастья?
С головою закутаться пледом
И любую попытку участия
Приравнять к полноценным победам.
 
 
Пусть друид нынче хмур и пристрастен авгур,
И столетий стучит метроном,
Мы укроемся в тень, проведя целый день
За медовым фалернским вином.
 

Сквозь сердце лета

 
Я родом из чернослива,
Червями мой путь проложен.
Посвистывая хвастливо,
Меня вынимал из ножен
 
 
Изнеженной влажной плоти
Пернатый примат небесный,
Звериной земной дремоте
Свои посвятивший песни.
 
 
Бракованный, как спартанец,
Я падал с ветвей на землю,
И плёл шелкопрядный танец
Мой медленный сон под сенью
 
 
Узорных холодных сучьев
И лиственного последа,
Владения в том лесу чьи
Осенняя непоседа
 
 
Сожжёт ежегодной ржавью.
Их пламенем обогретый,
Под белых снегов скрижалью
Хранил я земли секреты.
 
 
Объятый земной основой,
Влекомый надеждой-жаждой,
Горел я звездой сверхновой
По воле воды дренажной,
 
 
Чтоб вырваться, как комета,
Сулящая только благо,
Стрелою сквозь сердце лета.
И стала светла и нага
 
 
Фигура моя – как счастье
Подхваченного припева,
Как жизнь, что спешит начаться
В корнях Мирового Древа.
 

День за днём

 
Снова то же Вчера,
Как и месяц назад,
Изумлённой константой провожает мой взгляд,
Чтобы шариком ртути скользнуть за черту
И застыть на посту,
Став таким же, как годы и годы назад
Недоверчивым Позавчера.
 
 
В эту дату без цифр
Был развенчан один
Миф о неповторимости тающих льдин,
О бесплотности света под музыкой линз,
О движении вниз
По спирали орбит, где рождается шифр
Для таких ускользающих дат.
 
 
День, ушедший во тьму,
И его псевдоним,
Точно так же ушедший во тьму перед ним,
Неохотно вистуют, поставив на кон
Мой сиреневый сон,
И танцуют в искрящемся сизом дыму
Тарантеллу под цокот секунд.
 
 
Но не те времена —
Застывает смола
Ожерельем на розовой коже ствола,
Листья дышат озоном, полны естеством.
В этом доме пустом
Вечер бросил в копилку свои семена,
Намекая на Завтрашний день.
 

Элегия

 
Вперёд, вперёд, через сады камней
К непроизвольно выросшим деревьям!
Согретый вечер милостив ко мне
И для лесного духа я приемлем.
 
 
Когда шнурок развязанный шалит,
Я припадаю на одно колено,
Моля принять в элиту из элит
Почётного растительного плена.
 
 
Здесь невозможно говорить на ты,
Величием полна любая птица.
Элизиум куриной слепоты
Поможет мне от сумрака укрыться.
 
 
Пусть первый гриб, опушки часовой,
В приветствии чуть приподнимет шляпу.
Я наши споры унесу с собой,
Раздам их дома каждому на лапу.
 
 
И в час, когда небесный добродей
Меня дождём вобьёт в лесное лоно,
Да снизойдёт рекурсия дождей
Через листву в изящество поклона.
 
 
Придя в себя сквозь вечный бурелом,
Я развалюсь, как хлебная краюха,
И встретятся за праздничным столом
Тетеревятник, поползень и муха.
 
 
Как повезло, как несказанно мне
Со временем и местом подфартило!
Кипи, душа, на медленном огне,
Бей в голову, дождя паникадило!
 
 
Назад, назад, к далёким берегам
Я возвернусь, не приходя в рассудок,
И ляжет к вашим гипсовым ногам
Лесная кровь в расширенных сосудах.
 

31 августа

 
День этот – старый маг, загадочно-кареглазый,
Смявший картину мира, как комья дорожной глины.
Всё же у этого мага странный набор фантазий,
Мир разделивший на две равные половины.
 
 
Стоит поднять глаза – и вроде бы всё на месте,
Лето необратимо, лето врастает в кожу,
Лето ещё парит тяжёлой зелёной взвесью,
В прорехах между ветвями кажется день погожим.
 
 
Но тяжесть опустит веки, взгляд упирая в землю,
Туда, где разлив холодный с листьями-кораблями.
И никуда не деться под неопавшей сенью
От осени, приходящей с дождями-поводырями.
 
 
Верх – это буйство красок, верх – средоточие света.
Низ – желтизна и слякоть, промокшая икебана.
Это последний день лета. Последний день лета.
Открытые двери в осень, рябь на холсте экрана.
 

Что на что похоже

 
Время движется, как вода,
По стаканам гуляют бури.
Если память мне – лебеда,
То беспамятство – крем в глазури.
 
 
Путь-дорога растёт прямой —
Кто-то крестит, пересекая.
Если горб искривил сумой —
Инсталляция, знать, такая.
 
 
Можно ставить себя в музей
Или в комнату смеха ради
Средь фарфора, кальсон, фузей
И другой бесполезной клади.
 
 
Чтобы всяк, кто в музеи вхож,
Лоб похлопывал вопиюще
«О, на этого, глянь, похож!»
И скулу о витрину плющил.
 
 
А с витрины велик ли спрос?
Это просто стекло без цвета,
Словно неба крутой откос,
Под который слетает лето.
 
 
В ограждённых стеклом глазах
С тонко выведенным узором
Отразятся восторг и страх,
И экскурсия охнет хором.
 
 
Грянет полночь, дождём свербя
Изразец застарелой кожи.
Все следы ушедших в себя
Как две капли воды похожи.
 

Бабье лето

 
То ли бабье лето, то ли чаяний наслоение,
То ли взаимосвязь
                      на волне всех родных и близких —
Это моё осеннее неожиданное настроение
Уводит меня по улице жёлтых листьев.
 
 
Моё настроение, похожее на кота-манчкина,
Семенит, по шуршащим завалам беспечно лазая.
И музыкальной школы кричащее пианино
Не заглушит его шорох своим эквалайзером.
 
 
Не ослепит его глаз, опалами лун открытых,
Города стройный оклад сияющей позолотой.
Я под рукой ощущаю шершавый триптих
Осени, осенённой вечной тройной заботой —
 
 
Августа жар остужать, безудержно остывая,
Птиц оперять в перелёт
                                  на стылого неба подмостках,
Листьями засыпать и засыпать, зевая,
Себя забывая в шёлковой шали блёстках.
 
 
А мне хорошо, я песни мурлычу под нос себе,
Моё настроение по сезону в рыжую шубу одето.
Обратная перспектива распахнутой настежь осени
Влюбляет в меня это дивное бабье лето.
 

Да будет так!

 
Обмани свою тоску —
За строкой ещё строку.
Что в тепле проводишь дни,
Всю природу обмани.
 
 
Спой им песню невпопад —
Ту, что сам услышать рад,
Про моря и корабли,
Запись почтой разошли.
 
 
Слышишь, течёт вода
Дальнему грому в такт?
Да
Будет так!
 
 
Нарисуй в окне крыло,
А чуть ниже – рассвело.
Здесь печалям места нет,
Пусть тебе помашут вслед.
 
 
Им бы лить свои дожди.
Две ладони на груди.
За толчком ещё толчок —
Это сердце, дурачок.
 
 
Видишь, осколки льда
Тают в твоих руках?
Да
Будет так!
 
 
Пригласи на танец грусть,
Пусть она сомлеет, пусть
Вам поможет дивный дар —
Драйв невидимых гитар!
 
 
Кто играет этот рифф?
Населяет этот миф?
Грусть меняется в лице.
Танец с радостью в конце.
 
 
Знаешь, идём куда?
В небо – широкий тракт.
Да
Будет так!
 

В узорах

 
Задрав обглоданные ножки,
Стоят деревья истуканами.
Зато ковровые дорожки
Все нынче стали златоткаными.
 
 
Себе деревья не оставили
Ни медяка, всё наземь бросили,
Где громоздим мы танец с саблями
На музыкальном ринге осени,
 
 
Шуршим ворсинками расшитыми,
По темени ветвями голыми
Стучим, и в поисках защиты мы
Довольны этими уколами.
 
 
И только – что в узорах этих кроется,
Нам не узнать – сотрётся скоро, смоется.
 

Говорят удивлённо

 
Говорят удивлённо: сегодня ты, что ли, родился?
Вдохновенье твоё – ежегодная смена сезонов.
Про весенние воды, про свет, что в реке отразился,
Сочинять многократно не видно особых резонов.
 
 
Вот багровый закат —
                              да в году триста с лишним закатов!
Дробь дождя на крыльце —
                                 по ночам спать мешает, наверно?
Под пожухлой листвой
                                    не найти зачарованных кладов,
Рыжева холодна, не зажжёт и бензина цистерна.
 
 
Вы, конечно же, правы.
                                   Мы просто Вселенной частицы,
Среди прочих частиц пробиваем свободное место.
Но порой так легко, а порой отчего-то грустится.
Отчего это так – неизвестно порой, если честно.
 
 
Я гляжу за окно, открываю портал перехода,
Там лежит первый снег,
                                     не набравшийся смелости таять.
Вдохновенье моё – по Вселенной шагает природа,
Те места заполняя, где каждый из нас обитает.