Текст книги "История Российская. Часть 2"

Война половцев. Бонак кн. Заруб. Половцы побеждены. В то же время пришел князь половецкий Бонак с войском к Киеву и разорял около Киева, сожгли на Берестовом дом великого князя. Другой князь их Куря пришел к Переяславлю и Устие сжег мая 24-го. Святополк и Владимир, уведав о приходе половцев, не распуская войск, пошли наскоро, а половцы, уведав о князях русских, немедленно ушли. Но вскоре потом Тугоркан, князь половецкий, тесть Святополков, придя к Переяславлю мая 31, стал около града. Переяславцы, запершись во граде, крепко оборонялись, а в Киев ко Владимиру послали наскоро с известием. Потому Святополк и Владимир, имея войска в готовности, немедленно пришли по сей стороне Днепра против Переяславля к засеке (315), где так тихо через Днепр переправились, что половцы не ведали о том. И, выстроив полки, июля 19 на рассвете пошли к городу. Граждане же, видя их, вышли навстречу с великою радостию. Половцы стояли тогда за Трубежем и, уведав о приходе князей, устроясь, ожидали на себя. Святополк же и Владимир, не останавливаясь у града, пошли прямо чрез Трубеж к половцам. И Владимир после перехода хотел выстроить полки. Но войска, как только половцев увидели, не ожидая построения, бросились, как львы свирепые на ловлю, и тотчас, смяв половцев, обратили в бегство и, гнавшись за ними, рубили, кололи и убивали без милосердия и пощады, не брав в плен, кроме знатных. Многие тогда знатные их, особенно князь Тугоркан, как главный предводитель, с сыном и другие знатные князи побиты, а несколько молодых князей в плен взято. И гнавшись за ними весь день, ночью снова собрались. На следующее утро после боя, осматривая тела, нашли Тугоркана и сына его между побитыми, которого Святополк, взяв, как тестя и врага своего, привез к Киеву и велел закопать с сыном у Берестового, которое они сожгли, меж дорогами, которые одна в Берестовое, а другая идет в монастырь, и высыпал над ними могилу немалую.

Пришли половцы к Киеву. Печерский монастырь сожжен. В тот же месяц в пяток на 1-м часу дня пришел снова Бонак безбожный к Киеву внезапно. И лишь чуть во град не въехали, но дома на песку близ града зажгли и, поворотив, пришли к монастырю Печерскому, а другие Степаничью деревню и Германичью зажгли. Когда они пришли к монастырю, мы тогда после заутрени в келиях спали. Оные же, обступив, закричали и поставили 2 стяга пред воротами, что мы видя, побежали в западные врата за монастырь, а другие поднялись в палаты. Беззаконные же сыновья, высекши врата монастырские, вошли в монастырь и бросились по кельям, высекая двери, и выносили все из келий, где что нашли, на двор монастыря. А также выломав двери у церкви святой Богородицы и войдя в притвор преподобного Феодосия, иконы все покололи, собрали и пожгли. Тут несколько черноризцев побили. Тогда же зажгли красный двор, построенный благоверным князем великим Всеволодом на холму, который есть над Выдобочью. И все сие окаянные разграбили и огню предали.

Ятверская пустыня. 4 рода половцев. Моав праотец. Аммон праотец. Хвалисов и болгар потомки. Исмаилов род. Басня о заключенных в горах. Печора данники Новгорода. Лукоморье. Горы до небес. Заключенные в горах. Врата медные. Сигклит. Сей безбожный и нечестивый народ пришел от пустыни Ятверской, между востоком и севером лежащей. Их колен числом 4, а именно: торкмены, печенеги, торки и половцы, или куманы. Мефодий же (Патарский) свидетельствует о них, говоря, что 8 колен их изгибли, когда Гидеон их посек, а сии четыре остались. Иные же сказывают их потомками Аммона или сынами Моава, но это неправильно, ибо сыновья Моава это хвалисы, а сыновья Аммона – болгары по Волге. Сарацины же указываются от Исмаила, и сами от Сары прозвались саракины. Сами же хвалисы и болгары от дочерей Лотовых, зачавших от отца своего. Измаилов же род колен 12, от которых сии четыре рода (316), а восемь колен заклепаны Александром Великим в горах, которые изойдут при кончине мира. Я здесь хочу сказать, что слышал четыре года назад будучи в Новгороде. Сказывал мне Юрата Тогорович новгородец, что посылал он служителя своего с торгом в Печору (317), которые дань дают Новгороду. Когда оный служитель там был у югров, югры же по языку немцы, соседствуют с полуночи с самоядью, на восток печору имеют, оные югры сказывали ему дивное дело, которое ныне узнали, а прежде никогда не слыхали (318). Три года назад, де, дошли мы до гор, идучи на восток к Лукоморью (319), которых высота до небес. В горах тех слышали крик великий и стук, слышно, что секут и ломают гору ту, хотят просечь сквозь. И уже в горе той просечено окно малое, сквозь которое люди тамошние говорят, только языка их никто не разумеет, но, показывая железо руками, изъявляют желание их, что они того требуют. И если кто им дает нож или секиру, за что они подают не скудно кожами зверей. Путь же до гор тех весьма трудный, леса превеликие, рвы глубокие, летом болота, а зимою снега великие делают непроходимым, и из-за того прежде не проходили. Я же отвечал на сие Юрате: «Сии люди заключены Александром, царем македонским. Как сказал о них Мефодий Патарский, Александр загнал их в полуночные страны из-за нечистоты их между гор великих, и тогда горы за ними соступились на 12 локтей. Александр же сделал между оными врата медные и помазал их сигклитом, чтобы не могли ни огнем, ни железом оные открыть. Но в последние времена выйдут сии люди язычники сквозь горы» (320). Но возвратимся к тому, о чем прежде речь имели.

Война Олега Святославича на Изяслава. Торопец. Представление Изяславу. Умер Изяслав Владимирович. Лесня р. Олег, князь черниговский, выйдя из Стародуба, пошел в Смоленск по обещанию данному, чтоб вместе с братом Давидом придти на съезд. Но тогда Давида в Смоленске не было, был в Торопце, а смоленчане, ведая его коварства, не пустили во град. Он же пошел в Рязань (321) и, недолго медля в оном, забыв обещание и клятву, данную Святополку, не хотел того исполнить, а кроме того умыслил зло. Получив войска от брата, пошел к Мурому на Изяслава Владимировича. Изяслав, уведав о том, что Олег на него идет, послал за войсками в Ростов, Суздаль и на Белоозеро и собрал войско немало. Олег, уведав, что Изяслав войска собрал и хочет противиться, послал к Изяславу говорить: «Сия область есть моя отеческая, и я хочу в ней пребывать и с отцом твоим о владениях распорядок учинить. А ты пойди с миром в область отца твоего, ибо отец твой изгнал меня из Чернигова, владения отца моего, а ты не хочешь мне в моем владении места дать». Но Изяслав, не приняв во внимание разницы между собою, что он еще никакого боя не видал, и Олегом, который не преставая воевал и воевод мужей искусных и храбрых имел, к тому же Изяславовы муромцы весьма ненадежны были, а он единственную надежду свою имел на многочисленность неискусного своего войска, и не принял требования Олегова, а послушав совета льстецов своих, вознамерился противиться. Олег, услышав Изяславов отказ, надеясь на свою правду, ибо в сем деле прав был, пошел прямо к Мурому, расположив и вооружив полки свои. Также Изяслав расположил полки свои пред градом. И как только Олег наступил, учинился между ними жестокий бой. И уже Изяславовы начали было осиливать, но Изяслав, как человек молодой, не осмотрясь, въехал с малым числом людей в полки Олеговы, где обступлен был и убит сентября 6-го дня. А войско Изяслава, увидев князя своего убитым, оставив бой, побежали одни чрез реку Лесню, другие во град. После чего Олег въехал во град, и приняли его муромцы с честию. Изяслава же взяв, погребли тело его в монастыре святого Спаса, а оттуда после Мстислав, брат его, перенес в Новгород и положил в церкви святой Софии на левой стороне.

Олег грады разоряет. Олега властолюбие. Мстислава объявление новгородцам. Война на Олега. Кимера. Медведица р. Городище. Олега робость. Суздаль сожжен. Олег, победив Изяслава, пленил всех изяславовых оставшихся в Муроме вельмож и служителей ростовцев, суздальцев и белозерцев (322), и, не довольствуясь тем, немедленно пошел в землю Суздальскую, и, взяв град Суздаль и другие, пограбил, жителей лучших, забрав, вывез в свои грады Тмутаракань и Муром. Потом пришел к Ростову, и ростовцы, убоявшись, покорились ему, не противясь. Так овладел Олег всею землей Польской и Ростовской, и посадил по городам своих наместников, и дань велел собирать на себя. Уведал о том Мстислав в Новгороде, послал к Олегу говорить, чтоб он оставил его владение в покое, возвратился в свою вотчину в Муром, обещав ему при том послать к отцу своему и просить его о примирении, говоря ему: «Хотя ты брата моего убил, оное есть нам тяжко, но рассудив, что то между воюющими часто случается, цари и князи с честию умирают, уже сему жалостию и мщением не помочь и его не воскресить. Потому нет иного и лучшего способа, как, оставив войну, быть в покое и, забыв вражду, иметь братскую любовь, довольствуясь каждый своим уделом». Но Олег, обнадеявшись на свою первую удачу, предложения Мстислава не принял, а скорее вознамерился и Мстислава изгнать из Новгорода, чтобы самому обладать. И вскоре брата своего Ярослава вверх по Волге в область Новгородскую наперед с войском послал, сам остался в Ростове, собирая многочисленные войска, и, выступив в поле, стал пред градом. Мстислав, познав намерение Олегово, созвав знатнейших новгородцев, объявил им все, рассуждая, что если Олега столь властолюбивого и свирепого допустить в Новгород, то уже они, конечно, принуждены будут, потеряв свои прежние вольности, поступать по его одному хотению, и требовал на то их совета, говоря: «Если они силою не хотят Олега упредить и ему помощь учинить, то он принужден, не ожидая Олега ближе, их оставить и с честию к отцу отъехать». Новгородцы, учинив великий совет, объявили речь Мстиславову всенародно, где без всякого прекословия все согласились собрать войско, так много сколько возможно, идти и силою выгнать Олега из владения Владимира и его детей. Которое со всею ревностию, как могли поспешая, собирали. И наперед с полком отправили Добрыню Рагуиловича, который, придя к Волге, немедленно переловил Олеговых, собирающих дань в Кимере и по другим местам. Ярослав Святославич стоял тогда с войском на Медведице (323) с передовым полком и, уведав, что войско Мстислава приблизилось и данников их переловили, убоявшись, возвратился к брату Олегу и сказал ему, что Мстислав идет с великим войском. Затем снова пришли к Олегу с известием, что Мстиславовы передовые на Городище стражу Олегову побили и пленили. Олег, не ожидая Мстислава ближе, ведая, что ростовцы Мстиславу помогать будут, возвратился к Ростову. Мстислав, придя к Волге, уведал, что Олег, не дойдя Городища, поворотился к Ростову, пошел наскоро за ним, опасаясь, чтоб он Ростов не разорил. Но Олег, боясь у Ростова ожидать, пошел к Суздалю и, уведав, что Мстислав прямо за ним чрез леса идет, велел Суздаль сжечь. И сгорел град весь, осталась только церковь святого Димитрия, которую создал Ефрем митрополит, и двор Печерского монастыря. Сам же ушел к Мурому. Мстислав, видя Олега бегущим, придя в Суздаль и не желая более войско трудить, остановился и послал к Олегу снова говорить о мире, приказав ему так: «Я пред тобою младший, потому не хочу, за смерть брата моего и за все твои тяжкие обиды отцу моему и нам мстя, на тебя, как старшего для меня, руку поднять, ни тебя твоего наследия лишить. Но тебе должно признать свою неправду и послать к отцу моему о мире, а людей наших, которых ты по городам нашим забрал, отпустить. Тогда я тебя во всем надлежащем послушен буду».

Олегово коварство. Вячеслав Владимирович. Бой. Сулага р. Олег побежден. Олег, показав себя довольным сим предложением, послал ко Мстиславу лестно договариваться о мире, желая его в безопасливую неосторожность обнадеживанием недоконченного мира привести и, внезапно учинив нападение, разбить, для чего при присланном от Мстислава приказал войска свои распустить. Мстислав, понадеясь на присылку и обещание Олегово, что хочет к отцу его Владимиру о мире послать, а между тем не воевать, распустил войско по селам; ввиду скудости кормов только малое число при себе оставил. Но вскоре после того, в субботу первой седмицы поста, сидел Мстислав за столом на обеде и веселился с вельможами своими, и тогда прибежали к нему с известием, что Олег с войском идет к Суздалю и уже на Клязьму пришел. Мстислав ужаснулся весьма сему и не хотел верить, чтоб князь и его ближний родственник так бессовестно дерзнул с ним поступить и тем себе и своим наследникам вечное порицание и от всех ненависть навлечь. Все же вельможи его так устрашились, что не знали, что делать. Но Бог ведал, как благочестивых от обмана спасти, ибо Мстислав хотя молод, но острого ума и скорого рассуждения был, немедленно велел собраться всем бывшим при нем и наскоро послал по селам, чтоб к нему поспешали. К тому же, более его ожиданий, войска, стоявшие на пути к Мурому, уведав, немедленно к Суздалю приспели. Между тем Олег, придя близь Суздаля, сам остановился у Клязьмы, а к Суздалю послал передовых, надеясь, что Мстислав, уведав о нем, побежит. Но ко Мстиславу в тот день к вечеру немало, а поутру в воскресенье Феодорово едва не все новгородцы, ростовцы и белозерцы собрались, с которыми Мстислав, выступив, стал пред градом. И Олег, придя близко, видя полки Мстислава выстроенные, удивился и не осмелился в тот день наступить, и стояли весь день, друг на друга не наступая. И так стояли 4 дня, ибо в понедельник получил Мстислав известие, что отец его послал к нему в помощь сына своего Вячеслава с войском и с половцами, которого он ожидая, на Олега не наступал, а имел с ним умышленно о мире пересылку. В четверток же второй седмицы Вячеслав пришел ко Мстиславу так осторожно, что Олег о том не ведал, а готовил между тем войска. И дождавшись в пяток весьма рано, Олег, выстроив полки свои, тихо на рассвете вооружась, пошел на Мстислава, ожидая его застать не готовым. Но Мстислав сам хотел его упредить и до света свои полки выстроил так: справа поставил пехоту новгородскую, поручив воеводе Владимиру половцев, которого звали Куман, мужу храброму и в воинстве весьма искусному; в средине сам стал с ростовцами и суздальцами; налево от поля – Вячеслав со всею конницею и с половцами. И как сошлись, Владимиров Куман завел пехоту свою сбоку Олегу и захватил все высокое место, стал непрестанно на пехоту Олегову стрелять, отчего оная тотчас стала мяться и назад уступать. Олег, видя сие, пришел в великий страх и не мог полки свои выстроить, как надлежало, но принужден был в бой вступить так, как уже было выстроено, не успев с левой его стороны конницу направо перевести, которая осталась без действа из-за занятия пехотою Мстислава горы. Сам Олег стал в средине против Мстислава, а Ярослав против Вячеслава. Мстислав же перешкл пожарище, где слободы были пожжены, а новгородцы и конница, спешась, приступили к реке Сулаге. И был бой пресильный. Но вскоре Мстислав начал Олега одолевать, разбил голову пехоты его и, войдя в средину, разделил войско Олегово надвое. Тогда Владимиров Куман, отбив конницу Олегову, стал заходить в тыл пехоте Олеговой, что увидев, Олег побежал. Но Мстислав, сбив пехоту, помог Вячеславу конницу сбить, отчего все побежали. Мстислав же не велел за бегущими гнаться и, более не побивая, оружие отбирать, только знатнейших брать в плен.

Рязань. Мстислав в Рязани. Рязань оставлена. Олег, уйдя в Муром, оставил тут брата Ярослава, а сам с малым числом людей пошел в Рязань. Мстислав, рассудив, что неудобно ему Олега оставить, не принудив к миру, немедля выбрав из войска своего, пошел к Мурому, ожидая тут Олега застать. Но, придя, уведал, что Олег ушел в Рязань. Он же, учинив с Ярославом мир, людей своих Ростовской и Суздальской областей, бывших в плене в Муроме, освободил, и, тело брата Изяслава вынув, отправил в Новгород, и, взяв от Ярослава клятву, пошел к Рязани по Оке. Олег, услышав про Мстислава приближение, оставив Рязань, ушел в поле. Мстислав же, учинив с рязанцами мир и освободив своих пленников, тут остановился, а к Олегу послал говорить, чтоб он не бегал никуда и не искал защиты у язычников половцев, но возвратился бы и послал к братьям своим с просьбой о мире, которые не лишат его достойного владения в Русской земле; при том обещал ему послать от себя к отцу своему с просьбою о нем. Олег, видя себя не в состоянии противиться и Мстислава к нему великодушие, что он, имея все его владение в руках своих, не мстит за обиды над подданными и не грабит их, как сам он делал со Мстиславовыми Суздальской и Ростовской областями, и все оное неправое отринул и захваченное вернул Мстиславу, которое он забрал, княгиню же его и детей в чести содержал и с любовию принимал, как обещал Мстиславу исполнить. И, утвердясь крестным целованием, возвратился в Рязань, а Мстислав возвратился к Суздалю и в Новгород с великою честию и славою, а кроме того к неописуемой радости новгородцев.

Умер Ефрем митр. Никифор митр. Преставился Ефрем, митрополит русский. На его место князь великий избрал Никифора, епископа полоцкого, и повелел его поставить епископом русским.

6605 (1097). Сейм на Любиче. Речь Святополка. Разделение государства. Изяславовым детям. Великому князю. Святославовым детям. Владимиру. Давиду Игоревичу. Ростиславичам. Теребовль. Князь великий, получив известие о примирении Олега, по совету со Владимиром звал на съезд к Киеву всех князей для разбирания дел земских, на который съехались к Любечу Давид Святославич черниговский и брат его Олег тмутараканский, Владимир Всеволодич переяславский, Давид Игоревич, Василько Ростиславич перемышльский, правнук Ярославов. И когда съехались князья, объявил Святополк им в шатре своем: «Братья и сыновья любезные, ведаете и видите, какое есть нестроение в Русской земле между нами, внуками и правнуками Ярослава, что, поссорясь о малой части владения, не прося о справедливости у старейшего, сами управы оружием чините, друг друга разоряете и побиваете. А половцы, общие неприятели, видя такое нестроение, еще более радуются и, нападая всюду, отечество наше разоряют, людей побивают и в плен отводят, отчего уже многие места запустели. А вы, не имея прежних доходов, хотите отнятием неправо у других имение себе присовокупить. Того ради просил я вас, чтоб, съехавшись, рассмотрели, кто чем неправо обижен и что следует возвратить, чтобы всякий своим пределом был доволен. Против же общих неприятелей должны мы так согласны быть, чтоб единодушно всем пределы каждого от нападения иноплеменников защищать и оборонять и ни малейшего разорения не допускать». Потому, советуясь, положили каждому своим отеческим владеть и не преступать, а именно: Святополку с племянниками, как сыну и внукам Изяславовым, – Туров, Слуцк, Пинск и все города до Буга по той стороне Припети, а как великому князю – Киев со всею областию, что к оному принадлежит, до реки Горыни, и Новгород Великий к Киеву, Святославовым сынам – предел отца их Чернигов с Северою, Вятичи, Муром и Тмутаракань; Владимиру – удел отца его всю Белую Русь, Ростов, Смоленск и Суздаль; Давиду сыну Игореву – Владимир и Луцк по Горынь, а Владимировым внукам Ростиславичевым – все Червенские города, Червень, Перемышль, Теребовль и прочие. И, так положив, все клятвою утвердили на том, если кто на кого восстанет, на того быть всем совокупно, пока обиженный оборонен, а обидчик усмирен не будет. Потом все с любовию и радостию разъехались каждый во свое владение. И была радость и тишина во всей Руси.

Клевета на Василька. Рудица. Предосторожность презрена. Ужас на злодейство. Василько пойман. Совет о Васильке. Правосудие вельмож. Святополк возвратился в Киев и с ним Давид Игоревич с честию и радостию для всех. Но один диавол печален от любви братьев был. И вошел сатана в сердца неких злых мужей. Оные начали Давиду Игоревичу клеветать, якобы Владимир Всеволодич в согласие вошел с Васильком Ростиславичем на Святополка и Давида, изгнать обоих из их владений. Давид же, поскольку был человек нетвердый и скорее сам ко вражде охоту имея, легко сие за истину принял и начал Святополку на Василька наговаривать, смущая такими словами, якобы Васильковым научением убит брат Святополков Ярополк (324), а ныне, договорившись со Владимиром, хотят нас обоих владений отеческих лишить. И для того нужно нам помыслить, как бы себя охранить и не допустить до такого неожиданного несчастия. Святополк не поверил сему и сказал Давиду: «Брат, может ли сие правда быть или клевета, злодеями вымышленная, не знаю, и невозможно сему легко поверить, ибо без беды видимой начать никому явно неудобно, как ты в памяти еще недавно учиненную от всех князей клятву имеешь. И ежели ты по злобе и зависти на Василька говоришь, Бог защитит неповинного, а смирит клеветника». Чем Давид устыдясь перестал говорить. Но Святополк, так как был человек робкий и слабоверный, сам смялся в своих мыслях и, вспомнив убийство брата, великою жалостию воскорбил, пришел в великий страх и стал рассуждать, что если сие правда, то нам потребно ранее успеть. И тем самым утвердил клевету Давидову как истину. И так как против Владимира из-за силы его и любви в народе ничего начать не смели, то стали советоваться о Васильке, как бы его привести в неспособность к такому предприятию. Ни Василько же, ни Владимир о том ничего не ведали. Давид, видя Святополка в смятении, еще более стал Святополка подстрекать, чтобы Василька, призвав в Киев, поймать, рассуждая: «Если Василька не поймаешь, то не удержишься ни ты в Киеве, ни я во Владимире». Святополк, послушав, согласился на поимку неповинного Василька. И вскоре после того, ноября 4-го дня, по несчастию Василько, задержавшись у Давида Святославича в Чернигове, приехал к Киеву и переправился чрез Днепр на Выдобычи, пошел молиться в монастырь святого Михаила, а обоз свой поставил на Рудице и на вечер возвратился в обоз. Святополк и Давид, уведав, что Василько приехал и стоит на Рудице, поутру рано послали Василька звать, чтоб ради именин Святополковых не уезжал, а был бы к нему на обед. Василько, хотя ни о каком злом о себе приключении не мыслил, ни даже о коварстве Давида не ведал, но имея домашнюю нужду, желая к дому поспешить, отказался и просил Святополка чрез посланного своего, чтоб сие из-за его крайней нужды не принял за неприязнь. Тогда Давид прислал к Васильку своего служителя просить, чтоб он не ослушался воли Святополка и был бы на обед, представляя ему, что Давид сам с ним поедет. Но Василько снова невозможностью медлить отговорился. Давид сие правое Васильково отрицание принял за наибольшее утверждение клеветы своей, говорил Святополку: «Ныне довольно можешь видеть и увериться, что Василько, будучи у тебя под руками, как мало тебя почитает. А если он будет в своем владении, то увидишь тогда сам и узнаешь, не изгонит ли тебя из Киева или не отнимет ли твоих городов Турова с другими, в чем меня вспомнишь, да поздно, когда уже помощи учинить себе не возможешь. Того ради, призвав его ныне, поймай и отдай мне». Святополк не знал сам, что делать, а на совет созвать и вернейших своих спросить опасался, чтоб то Васильку не открылось. Послушав Давида, послал еще за Васильком, велел ему говорить: «Если он не может именин моих дожидаться, то б приехал сегодня на малое время». Якобы хочет с ним говорить и вместе с Давидом посоветоваться о нужном деле. Василько, думая, что то правда, обещал немедленно к нему быть и, сев на коней с немногими служителями, поехал к Киеву. И как только приблизился ко граду, встретил его один из придворных его и сказывал, что он уведал от верных людей, что Святополк с Давидом согласились его поймать, и прилежно его просил, чтоб он в Киев не ездил, а ехал как можно скорее в безопасное место. Василько, приняв сие за неосновательное, сказал: «Как могут меня поймать без всякой причины, когда учинили клятву все с твердым обещанием на том, что если кто на кого восстанет без вины, на того стороне будет клятва, и все должны обиженного защищать и оборонять. Святополк же есть старший из всех и должен других от злодеяний воздерживать. Как, учинив такое зло, может других в преступлении клятвы и оскорблении неповинного брата судить и наказывать». Так рассудив и перекрестясь, сказал: «Будет воля Божия со мною», поехал прямо в дом к Святополку. Святополк, встретив его по обычаю, ввел в светлицу свою, вскоре же пришел к ним Давид. И стал Святополк просить Василька, чтобы побыл у него 2 дня до его именин (8-го ноября). Василько на оное отвечал: «Я бы весьма рад для вас то учинить и никак бы не ослушался повеления твоего, если б не была мне крайняя нужда поспешить к дому, и не могу медлить. Того ради и обоз мой наперед отпустил, и прошу из-за сей моей неудобности не иметь на меня гнева». Тогда Давид сидел, словно немой, ничего не говорил. Святополк, видя, что Василько его правильно об увольнении просит и не зная от смятения, что с ним говорить или советовать, просил его, чтоб у него только позавтракал. На что ему Василько обещал, потому Святополк сказал Васильку, чтоб с Давидом посидел недолго, а он прикажет скорее завтрак приготовить, и вышел вон. Василько, оставшись с Давидом, начал говорить о езде вместе, но Давид от смятения в совести не мог с ним разговаривать и сидел, словно глух и нем, ибо ужасное коварство и злость боролись в сердце его. Желание, чтоб погублением Василька себе владение его приобрести, было корнем злонамерения, но с другой стороны боялся от сродников, а более всех от Владимира, мщения; и не знал, что делать, это и Василька привело во удивление о Давиде. Давид же, посидев немного и видя, что приуготовленные служители к поимке Василька готовы стоят, спросил их: «Где брат Святополк?». Оные сказали, что стоит на сенях. Тогда Давид сказал Васильку: «Я пойду призову Святополка». И как только Давид вышел, тотчас оные приготовленные служители, заперши двери, Василька взяв, сковали в две оковы и, оставив при нем стражей, содержали, а служителей его всех посажали в темницы. Сие учинилось 5-го ноября. И так держали Василька весь тот день и ночь до утра. И хотя он прилежно просил, чтоб Святополк, придя к нему, объявил вину его, но Давид весьма то предостерегал и не допустил Святополка с Васильком говорить. 6-го дня рано созвал Святополк на совет знатнейших вельмож и объявил им, что ему Давид на Василька сказывал, якобы он «велел убить брата моего Ярополка и ныне вошел в согласие со Владимиром, хотят меня изгнать из Киева и лишить отеческого престола». Вельможи, выслушав речь Святополкову, отвечали: «Тебе, князь, должно себя и свою честь охранять, но с довольным испытанием истины. Если сыщется, что Давид подлинно правду сказывает, то надлежит с Васильком поступить, как со злодеем, и он примет наказание по делам своим. Если же сие клевета Давидова на Василька неповинная, то Давид равное должен терпеть и пред Богом ответ даст. А пока совершенно не исследовано и правда не сыскана будет, надлежит обоих удержать и, немедленно дав знать прочим князям, созвать их для суда, чтоб, оное рассмотрев, виновному наказание положили». Тогда же, уведав, игумены пришли ко Святополку просить о Васильке, чтоб его освободил, представляя ему слова Господни, что не по достоинству будет гневаться напрасно на брата своего, при том извиняли его многими обстоятельствами. И Святополк хотел по совету вельмож и просьбе игуменов учинить, но злоковарный Давид снова смял ум Святополков и советовал ему, если не хочет Василька умертвить, то б ослепил, а если сам и ослепить боится, то б отдал ему. Если же сего не учинит, а отпустит или его будет в Киеве содержать, то б ведал, что ему Василько не лучшей невольник будет, как отцу его Всеслав. И споров вели о том немало. Наконец Святополк, обезумев, презрев советы мудрых вельмож, отдал Василька Давиду, что Бог потом отмстил на самом и на сынах его.

Евнух. Василько ослеплен. Воздвиженский гр. Давид владение Васильково взял. Давид, взяв Василька с превеликою радостию, и той же ночью с достаточным количеством проводников тайно отправил к Белгороду, где, привезши, посадили его в избу пустую, чтоб никто не уведал. Василько, видя торчина, острящего нож, дознался, что хотят его заколоть или ослепить, стал молиться к Богу с великими слезами, говоря псалом: «Услышь, Господи, правду мою». И вскоре вошли служители Святополковы и Давидовы Сновид Изятевич, конюший Святополков, и Дмитрий, конюший Давидов, расстелили на земли ковер, взяв Василька, хотели положить. Но он им так воспротивился, что все трое не могли его повалить, и если бы мог нож или дубину достать, то б он мог освободиться. Из-за того призвали еще двух человек и едва смогли его на ковер положить. Но видя, что удержать его не могут, сняв доску, положили на грудь ему, и на концах оной сели Сновид и Дмитрий. Но когда он тех с себя сбросил, тогда, еще доску взяв, положили, и сели четыре человека, чем ему едва грудь не разломили. Тогда торчин, евнух Святополков, именем Бердий, приступив с ножом (325), хотел вынуть око, но, промахнувшись, порезал лицо и потом, удержав голову Василькову крепко, вынул очи его. От этого великого давления, а кроме того от многого истечения крови, Василько так ослабел, что был бесчувствен, словно мертв. Оные же мучители, положив его на телегу, повезли ко Владимиру и, переехав мост у Воздвижения, стали на двор к попу, где сняли с него кровавую сорочку и оную дали попадье вымыть, а чистую велели надеть. Попадья же весьма плакала о нем с великим рыданием, от которого Василько очнувшись спросил, где он есть. На что ему отвечали, что во граде Воздвиженском. Потом попросил воды, и попадья подала ему пить. И, ощутив на себе белую сорочку, он понял, что с него кровавую сняли, сказал: «Хотя я знаю, что все есть вещь тленная и одежда на суде пред Богом не явится, но одна душа нетленна, однако ж я бы рад во оной жизнь мою скончать и во гроб лечь». Приставники не долго дав ему отдыхать, несмотря на то, что путь тогда был ему тяжел и груда великая, положив его на телегу, не имея ни малого о нем сожаления, повезли наспех и в шестой день после ослепления его едва живого привезли во Владимир. Тогда же приехал и Давид с радостию великою, как охотник, поймав некоего дивного зверя, велел его посадить во дворе Вакхове, приставив 30 человек стеречь и двух служителей своих, Улана и Колчу. Потом вскоре Давид, собрав войска, пошел во владение Васильково и овладел Теребовлем и другими некими градами Васильковыми, которые брат его Володарь оборонить не мог.