Текст книги "Украина скаче. Том I"

14

После того, как нам открылись все тайны, все «прелести» Октябрьской революции 1917 года в России, после того, как мы узнали, что руководили этой революцией сомнительные с точки зрения нравственности личности, залившие матушку Россию кровью и, опоясав ее колючей проволокой после захвата власти, – можем сказать, какие блага преподнесла революция Украине. И что общего у нее с русской революцией.

Сценарии разные, спонсоры разные, цели разные, но общим остается то, что в Украине, как и в России, стала литься кровь, расцвела анархия. Разница, пожалуй, только в том, что украинский переворот основан на ненависти к старшему брату, на рабском поклонении западу, на рабской психологии унижения и поклонения вождям западного, не славянского мира. В этом плане Украина так похожа на заблудшую дочь, которая с необыкновенной радостью предает интересы семьи, старается вскрыть ей вены, подставить ножку, где это возможно, нагадить, как можно больше, плюет в глаза братьям и сестрам, которые подняли ее с колен и одарили ее солидным приданым.

Неудивительно, что на западе потирают руки от удовольствия и в душе смеются над нами, славянами, называя нас неполноценными. Возможно, в этом что-то есть.

Будущим поколениям следует более тщательно посмотреть на себя со стороны, чтоб увидеть эту неполноценность, ибо только увидев и осознав ее внутри себя, можно будет избавиться от нее.

И в 17 году и через сто лет, в 14 году кровавую вакханалию под названием революция возглавляли евреи. Они же и организовали эти революции, они же и затеяли братоубийственную войну, пролив реки крови тех, кого считали неполноценными. Они же и стали великими сынами русского народа после 17 года, они же стали великими сынами украинского народа после 14 года в двадцать первом веке.

Наивность русской массы в 17 году ждала вождя, как манны небесной. Он должен был привести Россию к процветанию, к равенству и братству. И такой вождь появился. И лозунги у него были, дай Боже! Мир народам, фабрики и заводы – рабочим, земля – крестьянам.

Спустя сто лет украинцы все до единого были уверены в том, что уже завтра, после свержения существующего правительства, они все будут в Евросоюзе…сидеть за обильно накрытым столом, пить горилку и есть львовскую икру, ибо икра это не российский продукт, икра производится во Львове, и будут петь песни «реве та стогне Днiпр широкий». Но для того, чтобы очутиться в этом земном царстве, надо отделиться от москалей, злейших врагов неньки Украины. Это они, москали проклятые, присосались к европейской украинской нации, чтобы держать ее в узде, распространять свой поганый язык. Что такое Малороссия, насильно присоединенная Лениным к Украине, как не провокация, или Крым, подаренный Хрущевым? А там еще Черноморский флот. Да это же мина замедленного действия. Геть, геть, геть. Кто не скачет, той москаль! А тут американцы! Да они посланы самим господом Богом, украинским богом, потому что русская православная церковь это, это… короче, геть, наш пастырь Говнозар или Гузар из Галичины.

Государственным переворотом в Киеве руководила Америка, она же и финансировала переворот. Она же и посадила проходимцев в золотые кресла страны. И руководство по должности должно лизать сапоги заокеанским боссам, оно же и лает в наш адрес собачьим лаем по требованию Вашингтона.

Штаб государственного переворота находился в Американском посольстве в Киеве. Именно посольство и его глава, посол Пейетт Джефри распределял средства, давал указания, проводил совещания, давал накачку, назначал руководителя каждого подразделения на Майдане и определял, кто какую должность займет после свержения, а точнее физического устранения президента Януковича.

Яйценюх, боксер Клочка и Фротман ежедневно сначала посещали посольство и только потом трибуну Майдана, где произносили сумбурные речи. Кого еще привлечь к этим речам, решали в посольстве. Именно Пейетт приказал привлечь изменников святой матери церкви жирного Говнозара и патриарха украинской православной церкви тщедушного Филарета, Иуду, когда-то состоявшего на службе в КГБ. И они оба охотно приходили на трибуну, благословляли пьяных, накачанных наркотиками революционеров.

Среди руководителей переворота на местах долгое время оставались в тени банды Яруша и Сашко Музычко по прозвищу Билый. Возможно, таков был замысел американской разведки. Яруш пригодится потом, после свержения власти, у него будут свои отряды, а Сашко Билый будет убит…с благословения спецслужб США. Они оба, возможно соперничая друг с другом, долгое время находились в тени.

Яруш более умный, занял выжидательную позицию в то время, как Музычко куражился. Обладая физической силой и страдая от нехватки ума, он, как лидер, уступал Ярушу по многим направлениям и проявлял нетерпение.

– Отпусти меня на недельку, – стал он просить Яруша, – я хочу побывать в родных местах. Пообщаюсь с земляками, с родными и вернусь обратно. И встретиться не мешало бы с местными божками, которых посадил Янукович в мягкие прибыльные кресла.

– Пожалуйста, – сказал Яруш. – Я тут как-нибудь управлюсь. Но смотри, не надирайся вусмерть и шибко не хулигань, как когда-то Махно.

Родная Волынь встретила его как героя Майдана. Тем более, что Музычко напялил на могучие плечи заряженный автомат Калашникова, каждый карман пузырился гранатой, а пистолет и бита морщила целлофановый пакет с надорванными ручками.

– Ну, шо, земляки, губернатор вас тута не обижаеть? А то голову ему оторву и яйца отрежу, сука буду. Иде тут маг’азин? Бутылок пять православной, как горовят москали и пять яшшиков пива.

Земляки с радостью принесли все это добро, да еще копченого сала килограмм и черствого белого хлеба. Музычко уплел с полкило сала, выпил бутылку водки и приказал открыть другую. Его желудок, мощный как у быка, принял это как ребенок сладкую конфетку, трижды икнул и стал думать, что же делать дальше.

Автомат придавал ему боевитость, а пальцы невольно нащупывали спусковой курок, но не нажимали, понимая, что здесь не место куражиться зря. Не мешало бы выпить еще, а удивить своих земляков чем – то необычным успеется; он пока что только поглаживал ствол грязной ладонью, да прикладывал к нему губы.

Музычко давно не мылся, не принимал душ: революция не способствовала этому, поэтому под мышками квасился волосяной покров, издавая дурной запах, как говорят в народе – запах перченого козла. Девушки, которых он вчера вечером, душил в своих объятиях, всегда чихали, и даже сморкались, не зная, куда девать нос. Но никто не посмел сказать: Сашко, надо бы того, подмышками поскрести, вши могут завестись. Это было бы для Сашко Билого оскорблением, и в отместку он мог раздавить любого, как букашку.

– Ишшо стакан! Да ты шо, бля? Вона, тот ребристый. – Музычко на мелочи не разменивается. Как вы думаете, братва, городская администрация работает? Мне навестить их охота, бля буду.

– Скоро пять часов, как раз они заседают. И прекуроры, и судьи, тама и сельские преседатели, и вся фунансовая мафия, – сказал друг Петро Отвертка.

– Тады пошли. Только телевидение нужно, надо заснять шпектаклю, который я им устрою. Отвертка, позаботься, будь другом.

– Будет исделано.

У здания областной администрации, на первом этаже дежурили два человека в милицейской форме. Вооруженный до зубов Музычко крепко поднатужился и дважды стрельнул. Получилось громче, чем из пистолета.

– Куда, зачем? – спросили милиционеры, вздрагивая от неуверенности в правильности поставленного вопроса и канонады, выпущенной из того места, на которое Музычко обычно садился.

– Ты шо, не бачишь? Я – Музычко – герой Майдана.

– Нейзя!

– Нейзя, ты горовишь? – Музычко схватил милиционера за шиворот, приподнял выше своей головы и потряс, как веткой. Второй страж порядка тут же улетучился. Он залез в туалет якобы по надобности, но оттуда выйти не хватало смелости, а герой Майдана Музычко был уже на третьем этаже, где проходило совещание у губернатора области Пустомелько. Он широко открыл входную дверь и увидел сидящих за столом буквой «П» великих мужей и дам Волынской области. Реакция была мгновенной – злые глаза, искаженные злобой лица и у всех один и тот же вопрос: кто, зачем, почему?

Но Музычко приподнял ствол к потолку и выпустил автоматную очередь. Столы опустели в мгновение ока. В креслах никого не оказалось, Музычко расхохотался и стал заглядывать под кресла.

– А все на полу, правильно. Это результат лекций по гражданской обороне. А почему пол мокрый, обгадились? Да, смелые вы люди, ничего не скажешь. Можете вставать и садиться в свои кресла, я разрешаю.

Музычко снова расхохотался. Он обошел стол, прицеливаясь к голове каждого.

– Ну, шо, прекурор Гвоздодер? Я вижу, ты обвалялся: переел, знацца. Ладно, штаны поменяешь дома, а пока поднимись и открой окно: у вас тут вонь страшная.

И действительно, почти каждый оставил лужу на полу, как маленький ребенок.

– А смелые-то какие. К вам, бывало, не подступишься, по три месяца надо стоять в очереди на прием, опосля того, как запишешься. Прекурор, ты чего лежишь, не выполняешь команду? – И Музычко кованым сапогом дал прокурору в промежность. Прокурор взвыл, но стал на колени.

– Ничего, отойдешь. Вонь здесь, ты понимаешь это? Вы все описались и обосрались. Разрешаю всем занять свои кресла. Ну? Кому сказано? Хотите жить – выполняйте приказ героя Майдана.

Услышав это волшебное слово «Майдан», все зашевелились и стали занимать кресла. Некоторые дамы, что были в шерстяных штанах, меньше пострадали: шерсть впитала мочу, и потому не осталось особо заметных следов на полу. Ну, а мужчины? Все были помечены.

Наконец Гвоздодер открыв два окна в кабинете, хромая на правую ногу, вернулся к своему креслу и охая, погрузился в него, с заметно искаженным лицом.

Но Музычко не отставал от него. Он подошел сзади, схватил его за шиворот и приподнял высоко над столом.

– Иде уголовное дело, которое ты возбудил против Музычко осенью прошлого года? Ты знаешь, кто такой Музычко?

– Сашко Музычко – вор и убийца.

– Чичас я тебе прострелю башку этим пиштолетом. А пока повтори, кто такой есть Музычко.

– Сашко Билый – герой Майдана, – произнес прокурор.

– Вот это другое дело. А теперь подымись в свой кабинет и извлеки из своего сейфа постановление о возбуждении уголовного дела в отношении Музычко. Жду тебя десять минут.

Гвоздодер поднялся к себе на четвертый этаж, а Музычко подошел к губернатору Пустомелько.

– Пиши заявление об отставке, падло! Кто тебя назначил, Янукович? Так вот Януковичу скоро капец, ты понял, мурло – сверло?

Наиболее жестоко Музычко расправлялся с прокурорами, судьями и милицейскими начальниками. Никто с ним не мог справиться. Зная, что в Киеве бардак, что Янукович перестал контролировать ситуацию и управлять государством, областное начальство находилось в подвешенном состоянии. Никто не решился арестовать майданутого смутьяна.

– Ни, не буду писать заявление об отставке, я еще не все сделал для народа, хоть режьте, не буду писать никаких заявлений, пока не отслужу народу положенный срок, – произнес Пустомелько.

Тогда Музычко привязывал губернатора к ножке стола и направился к начальнику налоговой инспекции Плевалко.

Молодой начальник, который так боялся Музычко и хотел жить, втянул голову в плечи, несколько раз вздрогнул, а потом попросил бумагу и ручку. Музычко схватил его за галстук и приподнял к потолку.

– Ну, сука, перед тем как написать заявление, поднимись последний раз вверх.

– Билый, дай бумагу, напишу, куда деваться? – заревел губернатор Пустомелько.

– Ладно, пиши. А ты есть кто, главный судья области? – Он самый.

– Как звать?

– Веревка?

– Сымай штаны.

– Не буду.

Музычко достал автомат и направил дуло на Веревку. – Сымай, сказал. А, штаны мокрые. Вот у чем дело. Обгадился, значит. Ладно, прошшаю. Тогда начальника милиции подайте люди добрые. Начальник милиции есть?

– Так точно есть.

– Фамилиё.

– Рыбка.

– Рыбка, развяжи губернатору штаны и опусти вниз.

Рыбка выполнил приказание. Дамы, что находились в зале, отвернулись в смущении и боязни, что с ними поступят так же, и только кое-кто из них проявил любопытство, чтоб увидеть то, что болталось у губернатора между ног.

– Что-то ничего нет. Откусили тебе, что ли? Га – га – га. Бабы не смотрите, вы там ничего не увидите. Вот, если я вам покажу, ахните, у мене до колен. Кого из вас осеменить? Га – га – га! Не бойтесь, это я так, шутю. Шо, никто мой автомат не взял? Никто пиштоль не хочет взять, эх, слабаки. Помните: Музычко – герой. Пройдет месяц – два и вы увидите Музычко, шагающего по Красной площади в Москве. А этому Потину, я ему все отрежу, сука буду. Все, на этом можно закончить шпектаклю.

Депутаты и руководство области захлопали в ладоши. Прокурор явился с постановлением о возбуждении уголовного дела в отношении Музычко и изорвал его на глазах великих людей области под дружные аплодисменты.

– Ну, Билый, ты герой Майдана, – произнес губернатор области Пустомелько под дружные аплодисменты. Весь этот экзотический спектакль был заснят на пленку местного телевидения, однако был показан и по центральным каналам, в результате чего авторитет Музычко возрос до самих небес. Даже Яруш задумался и стал выдувать нос.

Когда Сашко Билый вернулся в Киев, исполненный величия и гордости за свой подвиг, о котором давно мечтал, сферы влияния на Майдане уже были окончательно распределены. Он, Музычко, остался посреди реки. Возможно, эта съемка повредила ему…с непредсказуемыми и губительными последствиями. Так иногда бывает: взлет провоцирует падение в пропасть, откуда нет возврата. Должно быть, посол Пайетт переоценил вольное поведение революционера и сказал: убрать, нам такие не нужны.

Америка сделала ставку на Бакая Яйценюха и Вальцманенко, оттеснив Фротмана.

Яйценюх задрал нос кверху и приходил теперь на собрания боевиков, как хозяин. Он долго и бестолково выступал, строил прогнозы, обещал героям Майдана золотые горы, но ничего не говорил о распределении должностей.

Он продолжал свою проповедь:

– Как только мы посадим президента за решетку, я тут же поеду в Вашингтон, встречусь с Бардаком, попрошу его выделить Украине пятнадцать миллиардов долларов, затем навещу МВФ (Международный валютный фонд), там получу пятнадцать миллиардов и вернусь в Украину самым богатым премьером. А что такое богатый премьер? Это богатая страна. Каждый из вас сможет построить дворец в Крыму. Если, конечно, Америка, не потребует Крым, в качестве подарка за финансирование нашей революции.

– И ты готов отдать Крым янкам? – не выдержал Яруш.

– Как народ, как народ.

– Я тоже хочу сказать слово, – поднял палец Тянивяму. – А мое слово такое: долой москалей.

Красная площадь в Москве это украинская площадь, каждый москаль должен висеть на фонарном столбе от Москвы до Киева. Потом мы переименуем Москву в Бандероманию. Только надо победить фашистский режим Януковича. Ребята, деритесь, не жалея своих сил. Если потребуется, я сниму с Верховной Рады своих депутатов и сюда, на майдан, нечего штаны протирать. Пусть учатся мужеству, набираются стойкости, им это пригодится в борьбе с москалями.

15

Американский ястреб, скунс, он же сенатор, белоголовый, злобный старик все искал место под солнцем, но судьба долгое время не проявляла к нему милости. Его самолет был подбит советской ракетой во Вьетнаме, он успел катапультироваться, но попал в плен и просидел в тюрьме около пяти лет. Потом вернулся в Америку, где началась его служебная карьера. Решетка вьетнамской тюрьмы не могла не повлиять на его характер, не изломать психику. Так он стал трудным человеком. Кажется, дважды принимал участие в гонке выборной компании на пост президента США, но все время проигрывал.

Не будем слишком пристально копаться в грязном белье непредсказуемого сенатора, скажем лишь, что он скрытен, мстителен и таинственен, как скунс. Борьба за кресло президента всегда была бесполезной: американцы его не любили, конгрессмены ему не симпатизировали. Перепробовав много стран, где можно было бы наследить, он вдруг перекинулся на Россию, хотя в России никогда не был, а с русскими только встречался, но в полемику никогда не вступал. На ненависти к России, он буквально помешался. Возможно, пиарился, Россия была модной темой не только в Америке; годы шли, жизнь близилась к завершению, а он, Маккейн, никак не мог добиться своей амбициозной цели.

Удостоверившись, что на западе Украины неофашисты правят бал, что Америка играет в этом не последнюю роль, что его страна выделила пять миллиардов долларов на переворот в Украине, Маккейн обрадовался и засобирался в Киев. И не зря. В столице Украины это вызвало бурю восторга. Сенатор Маккейн – это будущее Америки, срок Бардака скоро закончится, а Маккейн займет его место, и Украина может стать очередным штатом США. Да это просто милость небес! Есть за что воевать, наконец, пришла пора сказать москалям: геть, москали!

Киевляне чаще стали посещать туалеты, чтобы освободиться от жидкости, наплывающей от бешеного восторга, старушки напекли много пирожков и невероятное количество галушек, и отнесли на Майдан бандеровцам-освободителям. Пацаны, старше двенадцати лет, напихали украинской горилки (бормотухи) вместо учебников и тоже отправились на Майдан. Это была эйфория, словно на Украину, спустившись с небес, должен был явиться сам Иисус Христос.

В кабинет Виктора Федоровича влетела Анна Герман.

– Виктор Федорович! Вам надо побриться и подстричься, можно я вызову лучших парикмахеров, ведь вы, должно быть, знаете, завтра к нам, в неньку Украину, прибывает Джон Маккейн. Джон, ах Джон, белоголовый красавчик! Вы наверняка в курсе: Джон Маккейн – американский сенатор, эдакий красавчик, старичок под девяносто, нет, под восемьдесят, а то и под шестьдесят, но весомый, популярный во всем мире. У меня есть сведения, что его супруга Барбара Маккейн давно на том свете. А это важное сведение для всех дам. Он успешно ведет дипломатическую войну с Россией, нашим заклятым врагом, ой, простите, с нашим другом. Женщины Украины от него в восторге. И я в восторге. Это все же американец, сенатор, это Джон, а не Иван. Джон, понимаете? Как я выгляжу, Виктор Федорович? Вы уж там, когда он зайдет в ваш кабинет, ручкайтесь с ним, низко опускайте голову и дарите ему американскую улыбку, можно на украинский манер, приседая и наклоняя голову до колен, рот до ушей, зубки начистить до блеска, духи французские и…и меня позовите, я чмокну его в щеку. Вы не будете возражать? И знаете, неплохо было бы, чтоб кто-то из вашей администрации, с тряпочкой в руках, а то и языком, если не окажется тряпки, навел блеск на обуви Маккейна, как это делают в Польше.

А почему бы нет? Мы ведь не хуже поляков, правда, Виктор Федорович? Вон Польше сколько отвалили после того, как поляки доказали свою преданность при помощи языка. Язык у них, как метелка, они им даже улицы могут подметать. Мы ведь не хуже поляков, правда, у меня у самой польские корни и если никто не согласится, эту почетную миссию выполнить, я могу взять ее на себя. Ах, Виктор Федорович, вы так похожи на москаля, но, слава Богу, не стали им окончательно.

Виктор Федорович подошел к зеркалу, покрутил головой, как тыквой перед разрезом и нашел, что Анна права, и сам направился в кабинет, где дремала молодая женщина в белом халате парикмахерша. После её услуг он снова стал перед зеркалом, отражающим его в полный рост и, как обычно, сложил ручищи и произнес: виноват, простите.

– Хорошо у вас получилось, Виктор Федорович, даже отлично, только вы забыли опустить голову, сделать наклон, а наклон вы можете сделать классический: у вас живота нет. Вот сделайте, попробуйте, я посмотрю. Так, так, отлично, молодчина. Сенатор достоин таких почестей. Я тоже хотела бы так сложить свои ручки, как вы, но у меня, к сожалению, не тот статус. Скорее, я буду все время приседать и делать губами чмок – чмок. Как вы думаете, Виктор Федорович, ведь Маккейн, после вас конечно, мужчина – во! Ну, я побежала.

За считанные минуты она обошла все кабинеты администрации президента, и даже не здороваясь, всем объявляла судьбоносную новость: Маккейн едет! Приводите себя в надлежащий вид.

Виктор Федорович тоже стал нервничать. Он как бы чувствовал, что Маккейн его не жалует. Полгода тому, когда он был у Бардака, Маккейн тыкал в него пальцем и, не подавая руки, произнес:

– Ти есть москал. А ми москал чик-чик.

«Ну, вот сегодня, я усажу его в мягкое кресло, предложу чашку кофе с коньяком и мы поговорим по-дружески. Я постараюсь убедить Маккейна в том, что мой взор, взор президента страны, направлен не на восток, а на запад, на запад, где размещены мои капиталы, – размышлял президент. Потом ему пришла идея отказаться от подписанных в Москве договоренностей, если сенатор Маккейн затронет эту тему. – Я поспешил с этим договором и кредитом тоже. Америка богаче России, она могла бы отвалить не три миллиарда долларов, а все тридцать».

Как и Анна Герман, он ждал завтрашнего дня.

Когда стрелки показывали два часа, президент засобирался в аэропорт. Ведь надо было встретить великого человека современности.

– Анна, позвони в Борисполь, узнай точное приземление самолета из Вашингтона.

– Сию секунду, сейчас, сейчас, прямо набираю, вернее, жму на кнопку. Алло, Алло! Уже прибыл, о боже. Виктор Федорович, сенатор Маккейн уже приземлился. Его встретил Яйценюх, представляете, какой пассаж! Как он посмел? Яйценюх! Это долговязое ничтожество встречает самого Маккейна. Но мы упустили, надо признать. Нам с вами надо было подъехать к взлетной площадке, уже давно надо было там быть, а мы…, эх мы!

– Но разведка мне донесла, что самолет с Маккейном прибывает в Киев в 16 часов. Тут что-то не так, тут заговор какой-то. Мне докладывают, что Яйценюх не вылезает из посольства США в Киеве, он часто там и ночует. Это посол Пейетт пустил пушку, что в 16 часов самолет с Маккейном должен приземлиться в аэропорту Борисполь. А он приземлился раньше на два часа.

Президент тяжело вздохнул. Это была нехорошая новость. Должно быть, Америка сделала ставку на этого долговязого Яйценюха, такую его мать. Не зря он так нагло ведет себя не только на улице, но и здесь, в кабинете президента, когда ведутся переговоры об урегулировании взрывоопасной обстановки. Яйценюх пищит и даже размахивает руками, а Тянивяму посмеивается и смотрит на президента, как на убитого медведя.

Прошли еще два часа. Маккейна все нет. Где он, Маккейн?

Президент нажал кнопку.

– Начальник службы безопасности генерал Якименко у телефона, – раздалось в трубке.

– Где сенатор Маккейн? Ты располагаешь такими сведениями?

– Он сейчас на Майдане произносит речь со сцены. Его внес на сцену наш Геракл Клочка. Маккейн клянет Россию, обвиняя ее во всех смертных грехах, и заверяет майдановцев в том, что при помощи Америки бандеровцы скоро будут шествовать по улицам Москвы. Ему надели лавровый венок на белую голову, а тройка в составе Яйценюха, Клочка и Тянивяму на коленях вылизывают ему ботфорты на глазах у публики. Тянивяму старается, как никто, все норовит обнажить анус и навести там блеск. Дело в том, что этому жиду американцы не предлагают никакой должности в будущем правительстве из-за его ярко выраженных националистических взглядов. Правда, в толпе не все воспринимают его всерьез. Раздаются возгласы: не бреши, старик. Хватит трепаться, янки.

– Это хорошо. А какие намерения Маккейна? Я ведь его тоже жду.

– Вряд ли дождетесь. Ястреба Маккейна опекают руководители оппозиции. Похоже, он к ним и прилетел. И не только это.

– А что? что? говори, докладывай.

– Похоже, Америка сделала ставку на этих ублюдков.

– Не может этого быть. А насчет ястреба будь осторожен, генерал. Какой же он ястреб, если…, если…у нас там миллионы.

– Будьте осторожны.

После сумбурной речи со сцены Майдана, Маккейн осмотрел разношерстную толпу, даже жал ручки дамам, выразил восторг баррикадам из мешков со снегом и обильно поливаемых водой, взобрался на возвышенность, специально приготовленную к его приезду. Но будка показалась неудобной, не на возвышенности, как ему хотелось, он поморщился и произнес:

– Будка выше, будка – второй этаж, брать кукер (бинокль) и смотреть толпа.

– Сейчас доставим будку и еще одну будку. Положим одну будку на другую, получится второй этаж. Ты – коротконогий, тебе надо повыше, это видно. Она остеклена, там тепло. Подведем туда ток, ввернем лампу, вы поднимитесь наверх и будете глядеть в бинокль. Бинокль сейчас купим. Хороший бинокль стоит тысяча долларов. У меня деньги есть, – сказал Яйценюх, который только вчера в посольстве США получил пятьсот миллионов на нужды революции.

– Окей, окей. Ти, Крилка, Кролка есть наш чьеловэк.

Через сорок минут все было готово. Майдан был освещен прожекторами, люди, как пешки на шахматной доске в непонятной одежде, похожей на одежду аборигенов, передвигались с места на место: они мерзли и чтоб окончательно не замерзнуть, передвигались по заполненной народом площадке.

Сенатор Маккейн смотрел на эту уродливую картину с высоты полета голубя, копающегося в мусорном баке, и получал удовольствие. Ему казалось, что эти дикари не знают страха и жалости. Жаль, что он уже дряхлый старик, а то стал бы во главе этих аборигенов и прямиком на Москву. Москва бы точно не устояла.

Он любовался минут тридцать, а потом понял, что это скучное занятие. К нему тут же подбежал Яйценюх и спросил:

– Хотите посмотреть еще один палаточный городок. Там собрались последователи президента Януковича. Пойдем, пообщаетесь.

– Мой не планировал смотр бандит Янукович.