Текст книги "Дальше живут драконы"

Глава 5

Виктора Ивановича Полозова в доме Куровых всегда принимали радушно. Высокий, даже к шестидесяти годам сохранивший юношескую стройность, элегантно одетый, он постоянно пребывал в веселом расположении духа и имел запас свежих пикантных анекдотов. Виктор Иванович умел быть в центре любой компании, сохраняя, однако, достоинство и дистанцию.

Вручив хозяйке дома букет алых роз, он поздравил ее с семейным торжеством и вручил подарок, извинившись, что вчера дела не позволили ему присутствовать за общим столом. Прощение было даровано милейшему Виктору Ивановичу незамедлительно.

После непродолжительного застолья Сергей Владимирович получил возможность увлечь гостя в кабинет.

– Присаживайся, – раскрывая коробку бразильских сигар, предложил Куров. – Жалко вчера не приехал, у меня нужные люди собирались, мог бы вырваться на часок.

– Не мог, – обрезая кончик сигары, улыбнулся Виктор Иванович. – А ты уже поговорил?

– Естественно, – наливая коньяк, отозвался Сергей Владимирович. – Зачем тянуть? Знаешь, в нашем деле как в той пословице: кто с ножом, тот и с мясом. Есть запись. Этот подлец притащил с собой диктофончик. Будешь слушать?

– Куров достал магнитофон, вставил в него кассету и отрегулировал громкость звука.

Секретов от Виктора Ивановича у Курова не было – они знали друг друга давно и хорошо. К тому же Полозов был женат на сестре Сергея Владимировича, ныне покойной. Правда, овдовев, Виктор Иванович недолго оставался безутешен, но что поделать – живые должны думать о живых, и Куров не обижался.

Биография у Полозова была пестрая – в молодости он чуть не угодил за решетку, участвуя в аферах с трикотажем, но, проявив недюженную изворотливость и отличное знание законов, вырвался, как он сам любил говорить, из «лап советского правосудия». Дело оказалось запутанным, но юридический консультант трикотажной фабрики Виктор Полозов – по сведениям БХСС, продавший одному из дельцов целый подпольный цех вместе со станками и рабочими, – сумел доказать свою непричастность, отделался легким испугом и несколькими месяцами в следственном изоляторе. Этого урока хватило на всю жизнь – Виктор Иванович более никогда не попадал в поле зрения правоохранительных органов.

Со временем он «оброс» учеными степенями и званиями, став признанным специалистом по социологическим исследованиям в экономической сфере. О его давних грехах все забыли, а многие просто не знали. Тем более, грешки приходились на начало пятидесятых годов. Учитывая новые веяния, хитроумный Полозов раздобыл себе бумаги, свидетельствующие о гонениях на него в период культа личности и при первом же признаке какой-либо опасности, готов был незамедлительно их представить.

Истинную цену изворотливому и хитрому гостю знал, пожалуй, только Сергей Владимирович, да еще два-три его ближайших подручных, пользовавшихся особым доверием, поскольку Полозов являлся главой юридической службы в подпольной «империи» Курова.

– Как? – выключив магнитофон, поинтересовался Сергей Владимирович.

– Нормально, – бросив в пепельницу недокуренную сигару, довольно потер руки Полозов. – Ты хорошо его вел, достаточно жестко и в то же время не пережимая.

– По твоему совету, Витя, – сделал гостю комплимент хозяин. – Твои прогнозы на будущее?

– Прогнозы? – переспросил Полозов. – Трудно так сразу, я же его мало знаю, чтобы составить полное мнение о человеке из делового мира. Там у всех не одно и даже не два лица.

– Ну-ну, – улыбнулся хозяин, – не скромничай

Виктор Иванович отхлебнул из чашки кофе и разочарованно почмокал губами:

– Остыл… Что я тебе скажу? Надо полагать, причем, учти, это сугубо мое личное мнение, он не побежит ни в КГБ, ни к милицейским операм. Будет встреча компаньонов – и долгий базар… Кстати, среди них у тебя нет своего человечка?

– Они соберутся узким кругом, – отмахнулся Сергей Владимирович, – мой человек туда не сможет попасть. Но идея мне нравится: я подумаю, как прикормить кого-нибудь из основных компаньонов Мишки.

– Это на будущее, – раскуривая новую сигару, кивнул гость.

– А сейчас, надо полагать, они захотят выждать, про

верить силу противника. Ты слегка нажми, но не грубо: зачем обострять отношения и запугивать раньше времени? Никаких жертв и насилий, будем бить рублем. Объявить открытую войну всегда успеется, но тогда – прощай деньги!..

Все вроде бы входило в привычную колею – отношения с женой, работа. Тревога, порожденная разговором с Куровым, таяла, как мартовский снег под порывами теплого ветра. И еще одна радость – звонила Татьяна, дочка поправляется. Надо бы летом отправиться отдыхать, взять дочурку, побыть вместе у теплого моря: ребенку это пойдет на пользу.

Мысли об отпуске невольно напомнили о Лидии – черт возьми, помирился, забыв о будущем: теперь опять придется выворачиваться и лгать.

А Куров – что Куров? От него ни слуху ни духу, ушел в подполье, не напоминает о себе, не звонит, не торопит, а сам Котенев старается с ним не встречаться. Шевелятся, конечно, сомнения в душе, но так уж устроен человек: ему свойственно сомневаться. Лушин и Рафаил по ноздри в делах, молчат и ждут, надеясь, что все разрешится само собой. Шут с ними, пусть куют копейку.

Михаил Павлович вынул записную книжку, размышляя, кому позвонить насчет родственничка, отбывающего срок. Так, это телефончик нужного человека в автосервисе, это мебель, это насчет стройматериалов, а вот этот, пожалуй, сможет помочь.

Михаил Павлович протянул руку к аппарату, намереваясь снять трубку, но резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть от неожиданности. На секунду им овладел суеверный страх – уж не Сергей ли Владимирович звонит?

– Да, – мысленно обругав себя, Котенев все же снял трубку.

– Михаил Павлович? – Голос совершенно не знаком.

– Я. Кто это?

– Приветик от родни привез, – хихикнули на том конце провода.

– От какой родни? – не сразу понял Котенев.

– Разговор есть, – сообщил незнакомец, – а приветик тебе от Виталика Манакова, если он еще родня.

Михаил Павлович вытер ладонью покрывшийся испариной лоб – неужто происки проклятого Курова? Провоцирует, подослал какую-то шавку звонить по телефону, надеется еще больше грязи нарыть и измазать по уши? Хотя зачем ему размениваться на мелочи? Но тогда кто это, неужели пришелец оттуда?

– Откуда вы взялись? – спросил Михаил Павлович.

– Откинулся недавно, сейчас колодки проколол, и все по закону, а звоню из Сокольников. Так чего?

Котенев невольно поморщился, слушая жаргонную речь, – ну и приятели завелись там у Виталия, почти невозможно понять, что говорит, хотя вроде и на русском языке. Впрочем, чего удивляться, не из-за границы человек приехал, а совсем из другого мира.

«Сколько же у нас на самом деле миров, в нашей родной стране? – невесело усмехнулся он, свободной рукой вытягивая из лежавшей на столе пачки сигарету. – Трудно сосчитать, и, зачастую, один мир совершенно не приемлет другой, хотя они сосуществуют в одном времени, на одной территории, да и представители их внешне почти ничем не отличаются друг от друга».

– Где хотите встретиться и когда? – прикуривая, поинтересовался Михаил Павлович. – У меня мало свободного времени. И что вы мне до этого сказали? Я не совсем понял.

– Освободился, говорю, – с расстановкой, как недоумку, начал пояснять мужчина, – паспорт получил, прописался. Подъезжай сюда, в Сокольники, я тебя у метро встречу.

– Приеду на машине через час, – пообещал Котенев. – Вы один? Хорошо. Как зовут? Григорий? Ладно, запомните номер машины, я остановлюсь у магазина «Зенит».

Дорогой он раздумывал над неожиданным звонком – что там приключилось с Виталием, почему он дал его телефон неизвестно кому и что этот уголовник хочет передать? Припарковавшись около магазина, Михаил Павлович положил руки на баранку и огляделся – где посланец из ада?

По стеклу задней дверцы машины постучали. Котенев оглянулся – около его «жигуленка» стоял среднего роста парень с наглым взглядом, скривив в улыбку губы. Ничего особенного, только под глазами желтеют не до конца сошедшее синяки.

– Ту Михаил? – сплюнув в сторону, спросил парень.

– Я. Вы звонили? Что нужно?

– Есть хочется, – усмехнулся Григорий.

– Хорошо, пошли, – выругавшись про себя, Котенев направился ко входу в парк. Посланец Манакова поспешил следом.

Молча дошли до шашлычной. Котенев дал Григорию денег, велел взять шашлыков и сухого вина, а сам сел за столик – не выступать же ему в роли официанта?

Анашкин быстро принес салаты, вилки, граненые стаканы, пять порций шашлыка и две бутылки портвейна. Разлил, не дожидаясь Котенева, выпил и начал жадно поглощать мясо.

– Чего не пьешь? – поднял он на Михаила Павловича глаза.

– Я за рулем, – коротко объяснил тот. – В чем дело, объясните мне, наконец!

– Родственник твой, – принимаясь за вторую порцию шашлыка, начал Григорий, – обещал, что ты мне заплатишь за услугу.

– Какую услугу?

– За то, что передам, как велено.

– Сколько? – Котенев сунул руку в карман. Интересно, насколько развита фантазия у этого голодного и пьющего животного? Сколько он запросит и за какую информацию?

– Hа первый случай меня устроит тысяча, нет, полторы, – быстро поправился Григорий и протянул через стол руку.

Михаил Павлович покорно вложил в нее радужные бумажки:

– Говори!

– Виталик просил напомнить, что он никого не взял с собой, – тихо сказал посланец. – Ты должен его вытащить оттуда или перевести. Велел рассказать, каков там санаторий, однако, стоит ли? Это и так любой знает, что не курорт, а вот насчет его молчания подумай, Михаил Палыч.

– Так, значит? – Настроение у Котенева резко испортилось: сидит за проволокой, щенок, и лает на луну, брешет, кому ни попадя о делах родни, да еще требует помощи, угрожает. Соображал бы, подлец, что язык головы лишать может.

– Спасибо за сообщение, – Михаил Павлович застегнул пиджак, собираясь уйти. – За все уплачено, доедайте и допивайте.

– Это как? – удивился Григорий. – Погоди, еще не все. У меня тоже просьба есть. Приткнуться надо на приличное место, чтобы с деньгой и не горбатиться лишнего. Но с моей биографией не очень-то жалуют в отделах кадров.

– К сожалению, я не располагаю такими возможностями, – встал Котенев. – Всего доброго.

– Постой, – поднялся Григорий. – Тогда ссуди деньжат.

– Сколько?

– Двадцать тысчонок дашь – и разбежимся, – нагло улыбнулся Ворона.

– Обкакаешься от жадности, – почти ласково сказал ему Котенев. – Держи еще за хлопоты – и гуляй!

Он сунул в нагрудный карман рубашки Григория купюру, но тот ловко прихватил его руку:

– Дешевку нашел?

– Послушайте, милейший, – вырвал руку Михаил Павлович.

– Здесь не место и не время. Люди оглядываются. Пошли на улицу.

Григорий с сомнением поглядел на Котенева – чего это вдруг тому приспичило разговоры заводить на улице, уходя от стола с недопитым вином? Или это для него так, мелкие брызги? Привыкли шиковать тут, но сейчас не на такого нарвался! Анашкин своего шанса не упустит – жирный карась бьется на крючке, и не наколоть такого фраера, еще не нюхавшего, почем фунт лиха, все равно что себя не любить.

– Зачем на улице? – набычился Ворона.

– Я же сказал, люди на нас оглядываются, – понизив голос, миролюбиво ответил Михаил Павлович. – Излишнее внимание ни к чему. Пошли, пошли, – и он потянул Григория за собой к выходу.

На крыльце шашлычной Котенев огляделся и, быстро сориентировавшись, завел Ворону за здание харчевни.

– Так, за что я должен платить? – спросил Михаил Павлович.

– Родня твоя за валютку сел? – Анашкин облизнул языком пересохшие губы: жалко оставленной на столе недопитой бутылки портвейна, но выигрыш от разговора мог стать неизмеримо больше.

– Короче, ближе к делу.

– Ты тоже человек, как я вижу, не бедненький… Не боишься, что Виталик разматываться начнет? Помоги ему и помоги мне, чтобы и я язык за зубами держал крепко…

Договорить он не успел – Котенев резко двинул его в солнечное сплетение, а когда согнутый его ударом Ворона сломался пополам, добавил сверху по затылку.

Анашкин рухнул, захлебываясь блевотиной, корчась от жуткой боли и кривя рот в беззвучном крике.

– Забудь навечно мой телефон, – наклонившись к его лицу, прошипел Михаил Павлович. – Еще раз объявишься, прибью!

Выпрямившись, он с размаху пнул ногой еще не до конца оправившегося Григория и, не оглядываясь, пошел прочь…

На остановках автобусов все также толпился народ, взблескивали стеклами двери магазина «Зенит», впуская и выпуская покупателей, бойко торговала мороженица в обшарпанном киоске, клонилось к закату усталое солнце…

Слегка подрагивавшей рукой Котенев отпер дверь машины и тяжело плюхнулся на сиденье – экое несуразное получилось свиданьице. Угрожает еще, вымогатель, шантажист несчастный! И Виталий хорош, нашел, с кем передать приветик, отыскал гнусную блатную рожу, дал телефон, совершенно не соображая, кому и что он доверяет. Настроение было поганым, и всякое желание хоть чем-то помочь бедному Виталику Манакову пропало…

Вопреки надеждам и ожиданиям Манакова, Ворона позвонил Михаилу Павловичу далеко не сразу по возвращении в Москву. До их встречи в Сокольниках, столь неожиданно закончившейся на задворках шашлычной, произошло еще множество событий.

В Москве из родни у Гришки осталась только тетка – немолодая, прижимистая и пьющая. Она приняла неласково – поджала губы провалившегося беззубого рта и уставилась на племянника сухими маленькими глазками. Поздоровавшись, Григорий выставил на стол купленную по бешеной цене бутылку и, скинув куртку, уселся. Тетка молча собрала закусить, подала стаканчики, вилки, нарезала хлеба. Выпили.

– Жить-то у меня полагаешь? – сложив руки на животе, поинтересовалась женщина.

– Где же еще? – изумился Гришка. – У меня тут площадь.

– А тебя пропишут?

– Пропишут, если ты поперек не станешь. Да и тебе чего одной мыкаться. Небось, персональной пенсии не заслужила?

– Кормилец, – презрительно фыркнула тетка, – живу, как видишь, с голоду не померла. Но ты на мои деньги не зарься, я тебя кормить не собираюсь.

– Ладно тебе, – миролюбиво сказал Анашкин.

Ссориться с теткой раньше времени в его планы не входило: сначала надо прописаться, осмотреться. Да и настроение было шоколадное – воля, Москва, с детства знакомая квартира, в которой, похоже, так ничего и не изменилось за годы его отсутствия. Да и чего бы тут произойти изменениям? Пенсия у тетки пятьдесят восемь рублей, ходит в старье, а надо за квартиру платить, есть, пить, одеваться, обуваться, да и на лекарства, небось, тоже деньги идут.

– Вот пропишусь, на работу устроюсь, – мечтательно протянул племянник.

– Знаю я твои работы, – хмыкнула тетка, наливая себе еще, – опять загремишь в тюрягу.

– Не, больше туда ни ногой, – покрутил начавшей тяжелеть головой Гришка. – Хватит, нахлебался. Картошка в доме есть? Пожарила бы, а то жрать охота…

Вечером, лежа на старом диване, Ворона меланхолично глядел на темнеющее небо за окном и, покуривая, раздумывал над дальнейшим житьем-бытием. Нет сомнений, что милиция знает о его приезде, – из колонии послали сообщение, а бабки-общественницы, видевшие его у подъезда, обязательно сегодня же настучат участковому. Если не явиться к ментам самому, то непременно приползут сюда и начнут нервы мотать – когда приехали. Почему сразу к нам не пришли, не подали заявление на прописочку? Придется пойти и гнуться перед ними. Иначе в столице не пропишешься. И защитить тебя, сироту, некому. Кто захочет заниматься его трудоустройством и пропиской? В лучшем случае девица или лысый дядька в юридической консультации зачитает тебе статью из кодекса и начнет ее мутно толковать, чтобы ты поскорее отвалил. Клиент Анашкин явно не выгодный, стоит только на рожу поглядеть, как сразу ясно – денег тут не выжмешь. Откуда у него деньги? За нанесенный потерпевшему ущерб из заработка в колонии высчитывали, за содержание тоже, а сам заработок курам насмех – что заработаешь на ящиках? В отделах кадров тоже кислые физиономии состроит – путевой специальности нет, да и не с ударной комсомольской стройки прибыл в город Москву гражданин Анашкин.

В общем, куда ни кинь – всюду клин. Правда, есть одна толковая зацепочка – шепнул в зоне надежный корешь адресок, по которому готовы принять и помочь таким, как Гришка: деньжат дадут, к делу пристроят, пособят по возможности, но паспорт все равно надо получать.

Утомленный размышлениями, он незаметно заснул. Утром Григорий попил чаю, умылся, наскоро побрился и потащился в отделение милиции.

Принял его занудливый капитан средних лет, одетый в мятую форму с засаленными погонами. Пыхтя зажатой в прокуренных зубах «беломориной», он внимательно перечитал поданные Григорием документы.

– Ну, как дальше будем, дорогой Анашкин? – прищурился капитан. – Желаете прописаться у тетки?

– Желаю, – глядя в покрытый истершимся линолеумом пол, буркнул Ворона.

– А как с работой будем?

– Пойду устраиваться, – вздохнул Гришка, представив себе лица кадровиков. – Я, когда сюда к вам шел, объявления видел. Везде люди требуются.

– У тех, кто требуется, паспорта есть, – многозначительно бросил капитан.

– Дак надо бы и мне получить, – просительно Начал ловить его ускользающий взгляд Анашкин.

– Зайди ко мне через две недельки, – отодвигая бумаги на край стола, велел капитан.

– Долго больно ждать, – пожаловался Ворона.

– Мы тут тоже без дела не сидим, а такие дела я один не решаю, не положено.

– До свидания, – слегка поклонился ему Григорий и вышел…

Некоторое время он покурил, сидя на лавочке в чахлом скверике неподалеку от отделения. Напротив скверика образовалась стихийная стоянка машин автолюбителей, и Григорий жадно разглядывал чужие «аппараты». В кончиках пальцев даже появился знакомый зуд, словно сейчас он просунет тонкую отвертку в замочную скважину автомобильной двери, пошурует там – и она распахнётся. Завести чужую тачку для специалиста – плевое дело, труднее отыскать секретку или избавиться от разных противоугонных устройств.

Однако Ворона и в этих делах поднаторел. В группе, занимавшейся хищением автомобилей, он выполнял роль отгонщика. Один человек высматривал «объект», который готовились увести, потом сообщал о результатах – и в дело вступал Анашкин. Частенько информация о новой машине поступала прямо от людей из магазина, и тогда задача упрощалась – устанавливали, где хозяин оставляет свою красавицу. Григорий вскрывал дверь, заводил мотор и угонял машину, передавая ее в условном месте другому члену группы. Дальнейшее его уже не касалось – получал свою долю и ждал следующего случая. Перекрашивали автомобили, ставили на них новые номерные знаки, перебивали маркировку мотора и кузова, добывали документы на право владения автомобилем и техпаспорта уже другие. Когда Анашкин попался, он «сознался», что хотел угнать машину, но ни словом не обмолвился о тех, других. Поскольку к тому времени Григорий совершил угон автомототранспортного средства без цели хищения повторно, а такие действия подпадали под часть вторую статьи двести двенадцатой прим, суд определил ему наказание в два с половиной года лишения свободы, с отбыванием срока в исправительно-трудовой колонии общего режима.

«Ласточка, – лаская взглядом формы новой модели «Жигулей», млел Ворона. – Хороша! Кругом пишут об инфляции, а машинки в цене не падают. Угнать такую, с руками оторвут».

Однако, прежде чем решаться на подобное, надо знать, кому отдать машину. Ну, угнал, покатался, а дальше что? Где взять для нее номерные знаки, техпаспорт, где перекрасить?

Оторвавшись от созерцания чужих машин, Ворона докурил и, нашарив в кармане двушку, отправился на поиски телефона-автомата.

– Алло, Голубсва мне пожалуйста.

– Слушаю, – заурчал в наушнике густой бас. – Это кто?

– Гриша Анашкин, не признал?

– Гришка, ты? Откуда свалился? Давно пришел?

– Третий день, – неохотно ответил Ворона: чего распространяться о своих делах по телефону. – Повидаться бы надо.

– Подъезжай к гаражам, – предложил Голубев.

…До кооперативных гаражей Анашкин добрался на автобусе. Сойдя на последней остановке, преодолел широкую, полную грязной воды канаву и начал пробираться через захламленный пустырь.

Голубева он нашел около ободранной и подготовленной к покраске машины – приятель тщательно зачищал мелкой шкуркой заднее крыло, мурлыкая под нос какую-то песенку. Увидев, как сзади выросла чужая тень, он обернулся:

– А, это ты? Привет

– Здорово. – Ворона пошарил глазами по сторонам: время раннее, в гаражах пусто.

– Какие дела? – выпрямился Голубев, вытирая руки ветошью. Он был на голову выше Григория, плотнее, из брюк вываливалось огромное пивное пузо, сияя в прорехах майки белой, не тронутой загаром кожей. Зато лицо, шея и руки приятеля были как ошпарены, за что он и получил кличку Свекольный.

– Петьке звонил, – сплюнув в сторону, сообщил Ворона.

– Съехал он куда-то. Вот, решил тебя побеспокоить.

– Решил, так решил, – равнодушно ответил Свекольный, доставая сигареты. – Хочешь делом заняться? Тогда возьму к себе. Поломаться придется, но деньги заработаешь, правда, не сразу. Сейчас в автосервисах очереди, и дерут они, сволочи, а я всегда тут. Или у тебя чего другое на уме?

– Другое, – не стал скрывать Анашкин. – Я сегодня мимо стояночки шел: отличные машинки стоят, так и просятся. Люди нужны. У тебя я всегда успею наломаться.

– С людьми плохо, – поморщился Голубев. – Многие следом за тобой отправились, где Петька, я не знаю, уже с год не объявлялся, а кто остался – оборвались отсюда на юга.

– Неужели никого? А Ручкин?

– Пупок греет у теплого моря. Карла и Крапива с ним уехали, нету никого из старых, а с новыми я дела водить опасаюсь.

Свекольный смял окурок и отбросил в сторону, показывая, что перекур закончен, а с ним и разговор – чего Ворона навязался, ведь русским языком сказано: нету никого из старых подельников?! Неужели, если бы была такая возможность, сам Голубев упустил бы ее? Да ни в жизнь! Он запросто перебьет номера на двигателе, перекрасит за считанные часы, и будет чужая машина выглядеть совершенно по другому, но… Риск слишком велик, а в гаражах и так сыт, пьян и нос в табаке.

– У тебя все? – взяв с капота кусок шкурки, спросил он. – Ко мне клиент сейчас должен подойти.

– Ты это, коли такой богатый, ссудил бы деньжат, – попросил Анашкин. Раз сорвалось одно, хотя бы надо попытаться отгрызть от доходов Свекольного. Неужели не даст?

– На, – сунув руку в карман, Голубев вытащил не сколько скомканных пятерок и трояков. – Отдашь, когда будут. Ты заходи, если что. Адресок-то у тебя старый будет?

– Старый, – буркнул Гришка и, не оглядываясь, пошел к воротам.

Куда теперь подаваться? Домой идти неохота – там сейчас тетка опять начнет нудить, считать медяки и вздыхать, попрекая куском хлеба, будто он не выделил ей денег на хозяйство.

Доехав до центра, он долго болтался по магазинам, глазея на толпу и выставленные на продажу товары – особенно порадовать глаз было нечем. Купив бутылку сухого вина, в доброе старое время за такую цену литр водочки можно было взять, – Ворона зашел в первый попавшийся подъезд и, проткнув пальцем пробку внутрь, встал в позу горниста. Вино оказалось кислым и отдавало перебродившим виноградом. Поставив пустую посуду на грязный подоконник, Анашкин закурил и стал смотреть в окно, на пробегающие внизу машины.

Когда он уже собирался уходить, внизу что-то смешалось, автомобили начали принимать в сторону, и по проезжей части пронеслась группа мотоциклистов – мощные машины, огромные цветные шлемы, девицы на задних сиденьях, облепленные западными этикетками бензобаки, рев, грохот и синий дым выхлопных газов. Григорий скатился вниз по лестнице и выскочил из подъезда.

– Это кто? – повернулся он к незнакомой девушке.

– Рокеры, – брезгливо поморщилась она, уловив исходящий от Вороны запах спиртного.

– Да? И куда они гонят?

– На площадке в Лужниках собираются, – ответила девушка.

Мысль отправиться в Лужники на метро Анашкин отбросил сразу – не в его положении, да еще выпивши, рисковать: лучше наземным транспортом. Да и торопиться совершенно незачем – если мотоциклисты съезжаются на площадку, то сразу они оттуда не разъедутся, а вот кого-либо из нужных людей среди них стоит поискать…

По периметру площадки выстроились патрульные машины ГАИ, что очень не понравилось Вороне – там, где милиция, добра для себя он не ждал. Однако, патрульные вели себя спокойно и Григорий немного расслабился.

Смешавшись с толпой рокеров, он начал переходить от одной группы мотоциклистов к другой, приглядываясь к мотоковбоям, – кожаные и нейлоновые куртки с цепями, значки, огромные шлемы, давно не стриженные волосы. Возраст разный – от семнадцати до тридцати, мотоциклы тоже разные, как и умение справляться с ними. Некоторые лихачи, демонстрируя класс, поднимали мотоциклы «на козла» и проезжали по сотне метров на одном заднем колесе, что вызывало бурный восторг остальной братии.

Спустя полчаса Ворона установил, что среди собравшихся есть учащиеся профессионально-технических училищ, рабочие сцены из театров, автослесари, шоферы, продавцы, грузчики, медики и даже один негр. Но более всего его заинтересовала компания явно приблатненных парней. Безошибочно определив в Анашкине своего, один из них угостил его сигаретой:

– Ты чего, без колес? Не обзавелся?

– Думаю, – неопределенно ответил Гришка.

– Если бабки есть, парни из частей соберут, – пообещал новый знакомый, назвавшийся Валерой.

«Угоняют и разбирают, – понял Ворона, – а потом из разных частей собирают. Мелочевка! Не те люди».

Подскочил какой-то парень в радужно полосатом шлеме и старых гаишных галифе из искусственной кожи. Заорал:

– Едем! Голову не обгонять, не отставать, держаться кучей!

– Давай с нами? – предложил Валера.

Ворона бросил окурок и сел на мотоцикл, обхватив Валеру сзади за пояс руками. Взревели моторы, кавалькада рокеров вытянулась уродливой рычащей гусеницей и вылетела с площадки. Оглянувшись, Гришка увидел, что в хвост их рычащей орде незамедлительно пристроились несколько патрульных машин милиции.

Выскочили на Тверскую и понеслись по направлению к метро «Сокол». Пряча голову за спиной своего водителя, Гришка прикидывал: когда кончится это сумасшествие? И зачем, вообще, его занесло к придуркам на мотоциклах, неужто сухонькое ударило в голову на старые дрожжи? Нет, не те это люди!

Остановились на площадке у Аэровокзала, быстро спешились и толпой ринулись наверх, в буфеты. Гомон, шум, топот, грязные руки хватали с прилавков жареных кур, бутерброды с копченой колбасой, булочки, пачки сигарет, пирожки…

Потихоньку ретировавшись, Ворона вышел на улицу и сел на трамвай. Пора подгребать к дому, давно стемнело, день кончился, не принеся с собой, желанного удовлетворения. Нет, не те все люди, с которыми он сегодня общался, не те. Надо рвануть кусок побольше и нырнуть в тину, а с Голубевым или дурачками на мотоциклах каши не сваришь.

Воскресным утречком Ворона отправился на ипподром. Сойдя с троллейбуса, он влился в толпу. Народу хватало, бойко торговали программками, радио объявляло один заезд за другим – по звуку гонга срывались со старта и неслись по кругу лошади, запряженные в легкие коляски-американки. Прекрасные животные – караковые, чалые, соловые, вороные, – а на трибунах вставали с мест знатоки и просто болельщики, оглашая чашу ипподрома дружным криком: «Давай»!

Удар колокола, конец заезда, и тянется ручеек людей к кассам тотализатора, где кассир, как правило, округляет сумму выигрыша в собственную пользу, небрежно недодавая рубль-другой.

Потолкавшись в толпе, Ворона понаблюдал за завсегдатаями, не расстававшимися с потертыми блокнотами, в которых выписаны результаты, показанные лошадьми на протяжении этого сезона, сезона прошлого года, а то и предыдущих.

– Не надо меня убеждать, – стуча по асфальту инвалидной палкой, запальчиво спорил старичок-завсегдатай, – не показал себя сегодня Аперитив!

– Но вот же, вот, – возражал другой, тыча под нос оппоненту замусоленный блокнот с корявыми записями, – глядите, что он выделывал в прошлом году. Он себя еще покажет!

– Я и не предполагал такой резвости у Зодиака, – сокрушенно жаловался прилично одетый молодой человек своему приятелю. – Видел, как он пришел? У столба победу вырвал.

– М-да, – кисло соглашался приятель, – а я денег пожалел на него сегодня поставить. Если бы не жадность, сидел бы сейчас в «Бегах»…

Услышав этот разговор, – Гришка желчно усмехнулся – дурачки! Тотошка, как завсегдатаи называли тотализатор, – только для додиков. На самом деле крупная игра идет не здесь, а в других местах, и выигрыши там давно распределены – все заранее куплено и продано: заезды, призовые места, наездники и лошади.

– Могу помочь? – неопределенного возраста личность с красными, слезящимися глазами, просительно тронула Ворону за рукав.

– Подскажу, на кого поставить в «ординаре» или если желаете, в «тройном экспрессе». У меня все родословные выписаны.

Высвободив рукав из цепких пальцев прилипчивого продавца советов, Гришка прошел ближе к трибунам – некогда ему тут слушать сопливые обещания, дело есть…

Анашкин побродил около касс тотализатора – там нужного ему человека не оказалось. В стороне стояли букмекеры – неприметной внешности люди, охраняемые рослыми парнями. Ворона знал, что эта публика всегда в крупном выигрыше – если ипподрому остается четверть денежного оборота, проходящего через тотализатор, то в карманах у букмекеров оседает такое количество денежных знаков, что руки задрожат, если увидишь. У них есть свои люди на конюшнях, связанные с наездниками, подставные лица, готовые предложить хорошие барыши судьям и жокеям.

Нет, связываться с букмекерами Гришка не собирался – ему нужен был человечек, заслуживший здесь кличку Мясо.

Тот нашелся около буфета. Поздоровались. Мясо не выразил ни радости, ни удивления при виде Вороны – его выцветшие голубые глазки только оценивающе скользнули но лицу Гришки, и тут же последовала просьба:

– Пузырь возьмешь?

– Об чем звук, – дружески похлопал его по плечу Анашкин, еще не потерявший надежды на удачу. Мясо тут всех знает, и все знают его, конюшни ему открыты, наездники доверяют, букмекеры частенько просят об услугах: неужели он не сможет помочь приятелю пристроиться при хлебном деле?

Сначала хотели отметить встречу в баре, но там полно народу – между заездами почти получасовой перерыв.

– Пошли на трибуны, – предложил Мясо.

Забрались на самый верхний ярус, подальше от патрульных милиционеров. Расстелили на лавке газетку, выложив на нее нарезанную толстыми ломтями колбасу и четверть буханки черного хлеба. Мясо протер граненый стакан несвежим носовым платком. Слегка сполоснув стакан водкой, он разлил, щедро предоставив Вороне право выпить первым.