Текст книги "Дальше живут драконы"

Глава 6

На работу Лыков возвращался как на автопилоте – не видел лиц попутчиков, машинально выходил из вагона метро на нужной станции и шагал на пересадку. Неужели то, о чем он мечтал долгие годы, теперь само приплывает в руки, и капризная судьба дарует ему шанс, приведя к Олегу Кислову, сидевшему за столиком в кафе, невзрачного пьянчужку, недавно освободившегося из тюрьмы? Воистину, сколько лиц у фортуны – встретишь такого около пивного ларька и отвернешься. Ан нет, судьба оказалась хитра и облекла своего посланца в неприметную оболочку, заставив идти по заранее начертанному пути и приведя именно к нему, Аркадию.

На работе все было по прежнему – одни играли в карманные шахматы, спрятав их в выдвинутый ящик письменного стола, другие жевали и читали газеты, третьи трепались по телефону.

– Меня Котофеич не спрашивал? – бросил вопрос Лыков.

– Нет, – буркнул Кучумов и передвинул в ящике стола шахматную фигурку. – Шах!

– А мы пешечкой, – гнусаво пропел Сагальский.

Не слушая их перепалки и взаимных уличений в ошибках, Аркадий курил, размышляя о собственных заботах. Да, Михаил Павлович штучка не простая, придется изрядно попотеть, пока расколешь орешек. Так, чем мы располагаем, вступая на путь войны? Витя Жедь – человек с пестрой биографией, непревзойденный мастер по стеклотаре, уже успевший сколотить на бое посуды деньжат на «Москвича». Тертый мужичок, с жизненным опытом и хваткой, жадный до денег и удовольствий. Придется его приглашать в долю, как и Олега. Тем более Гришку хотели пристроить на работу именно к Вите. Ну, конечно, и сам Анашкин. Тоже не новичок, уже срок отмотал, да и как его теперь от дела отставить? Не убивать же в самом деле, не волки они, люди.

– Значит, выступим в поход вчетвером? Голова – сам Аркадий, хитрость и опыт – Витя Жедь, железный кулак – Олег Кислов, а руки для грязных дел – Гришка Анашкин? Не густо, прямо скажем.

Вечером, выпив на своей крохотной кухне чаю, Аркадий позвонил Олегу Кислову и поинтересовался, как там Гришка.

– Дрыхнет, – хохотнул Олег, – бабушку во сне видит…

Ночь Аркадий провел в тревожных сноведениях – чудился Гришка Анашкин, сидевший на кровати, поджав под себя ноги, как турок, и игравший с Олегом Кисловым в подкидного дурачка. Но только вместо карт у них в руках были купюры, а где-то в глубине слабо освещенной комнаты, почти скрытая мраком, вырисовывалась фигура никогда ранее не виденного Лыковым подпольного миллионера Михаила Павловича.

Поблескивая белками глаз, он наблюдал за играющими и что-то шептал невнятно, тревожно. Потом вдруг, откуда ни возьмись, появился Витька Жедь с полной авоськой пустых бутылок в руках и начал ловко жонглировать ими, а Михаил Павлович вытянул из мрака длинную руку и поймал Витьку за горло – тот дернулся раз-другой и исчез в темноте, а бутылки совершенно беззвучно попадали на пол. Гришка соскочил с кровати, подобрал одну и тоже нырнул в темноту, где уже пропали Жедь, Михаил Павлович и кто-то еще – неясный, как призрак.

Олег, сидя на кровати, подравнивал стопочкой сотенные купюры, и Аркадий хотел закричать ему, предупредить, что и Кислова может сейчас схватить протянувшаяся из темноты рука, но не закричал – рот открывался, не издавая ни звука…

Ночью Олег Кислов ходил выстаивать очередь за театральными билетами – в столицу приехали на гастроли несколько театров, и ребята из института попросили его поучаствовать в «бизнесе». Обычно студенты сколачивали большую компанию, с ночи занимали очередь и скупали все билеты, а потом перепродавали их с «наценкой» или оптом загоняли перекупщикам. В очередях частенько возникали потасовки между противоборствующими группами, поэтому и звали Олега, владевшего приемами каратэ.

Отстояв положенное, он забежал домой, принял душ, переоделся и направился в тихий переулочек, где притаилась малоприметная хибара Витьки Жедя: пункт по приему стеклотары.

Сидя на пустых ящиках и поставив один между собой, – «стол», покрытый вместо скатерти газеткой, – устроились Витя Жедь и его новый помощник Гришка Аиашкин. На «столе» бутылка водки, мутные граненые стаканы, горка соли на клочке бумаги, пучок редиски, черный хлеб и рыбка иваси.

– Привет, – улыбнулся Олег.

Ворона молча налил ему водки и щедро дал редиску.

– Выпиваете? – услышал он сзади знакомый голос и, обернувшись, увидел Аркадия.

– Тары нет, – меланхолично отозвался Витек и разлил по стаканам остатки спиртного. – А когда тары нет, какая работа?

– Кончайте богадельню, – поморщился Лыков. – Надо о деле поговорить. Как твои проблемы? – повернулся он к Гришке.

– Тетка говорит, приходили старые приятели, – осклабился тот. – Я пока у Витька ночую.

Он быстро сходил в сарай и вернулся с номерами в руках.

Аркадий взял один. Лихая работа, – на прямоугольнике плотного картона налеплены цифры и буквы из пластилина, а потом все раскрашено в нужные цвета. Издали не отличишь от настоящих.

– Молодец, – похвалил он Ворону.

– А-а, – отмахнулся тот, забирая номер, – надо будет с пары-тройки чужих тачек номерки поснимать, пригодятся.

– Садись, – подавая Лыкову ящик, предложил Жедь.

– Я тут посоветовался, – опускаясь на предложенный ящик, сказал Аркадий, – есть смысл достать пару стволов.

– Это можно, – согласился Жедь, – в таких делах есть свои правила игры. Полагаешь, так просто не отдадут денежки?

– А ты как думал? – вдруг обозлился Кислов, – на тарелочке поднесут? Шантаж не пройдет, не та публика. А потери тоже ни к чему, вдруг начнут отбиваться?

Ворона слушал их с затаенной тревогой – чудят «вольные стрелки», к мокрому делу тянутся, не вполне соображая, на какую дорожку выходят. Может, бросить их, пока не поздно, да и полинять? С другой стороны, не дурни же они, чтобы открывать пальбу? Первый же выстрел поднимет на ноги всех ментов.

– Есть у меня одна мыслишка, – задумчиво протянул Жедь, – только бы удалось нужного человека отыскать.

– Обсудим, – пообещал Лыков. – Григорий добудет машину, но с предельной осторожностью. И начинаем! Время идет, а мы топчемся на месте.

– Сдвинемся, – заверил Олег.

Аркадий не ответил. Взяв свой «дипломат», он пошел к калитке. Стукнула сколоченная из старых досок дверца в заборе – и как будто и не было здесь инженера Лыкова.

– Тачку я уже присмотрел, – сообщил Ворона, доставая еще одну бутылку. – Ну давайте, что ли, со свиданьицем?..

Михаил Павлович не любил вокзалы: грязь, толпа немытых людей, приобретающих за время болтанки на поездных полках неистребимый дорожный запах, сырые простыни, похожие на камень подушки, отдающий веником чай. Аэрофлот тоже мало чем отличается от железной дороги. Задерживают рейсы, требуют непременной регистрации бог знает за какое время до вылета, мучают неизвестностью. И нет гарантии, что в салоне авиалайнера рядом с тобой не окажется террорист с бомбой или обрезом под полой. А какая техника в аэропортах? Курам на смех! С западными образцами и сравнить нельзя. Стыд! Впрочем, слишком многое не выдерживает сравнения – считал он – и вызывает чувство стыда…

До аэропорта Котенев доехал на такси – лучше, конечно, было бы добраться на своей машине, но где ее оставишь? А если и найдешь местечко, то потом обнаружишь ли по возвращении в полной сохранности? Как минимум, бензин из запертого бака сольют. А виноват все тот же пресловутый дефицит! Запчастей нет, машины дорожают, сервис дерет немыслимые деньги, гаражей нет, стоянок нет. Господи, устанешь перечислять, чего нет.

Расплатившись с водителем, Михаил Павлович прошел в здание и встал в очередь на регистрацию. Несколько дней назад он и в мыслях не держал отправиться куда-либо на самолете. Но дела вдруг приобрели неожиданный оборот – множество проверенных долголетним сотрудничеством людей ни с того ни с сего начали отказывать Михаилу Павловичу в своем благорасположении и требовали немедленной оплаты услуг по немыслимо высоким ставкам. Путалась и рвалась издавна отлаженная система поставок и связей, начались перебои у Рафаила Хомчика и Сашки Лушина, на которые каждый отреагировал по разному: Рафаил помрачнел и замкнулся, а Лушин матерился и размахивал руками.

Не замедлили и убытки, что всегда особенно неприятно. Какая радость терять деньги, тем более еще недавно все шло так хорошо – ближние и дальние компаньоны тянули в одной упряжке. Уж не всемогущая ли длань Курова смешала и переставила фигуры, перетасовала все карты, вынуждая скорее сделать нужный ему ход? Не желает ли он подобным образом показать, что время, отпущенное им Котеневу для размышлений, давно истекло и пора отвечать на сделанные предложения?

К этому выводу Михаил Павлович пришел однажды вечером, сидя за столом в своем кабинете. «А не позвонить ли мне самому?» – сказал себе Котенев, листая министерский справочник.

Однако, к его удивлению, телефон вдруг зазвонил.

– Слушаю.

– Здравствуйте, уважаемый Михаил Павлович! – Черт возьми, удивительно знакомый голос. Ба, да это Александриди!

– Если не ошибаюсь, меня вновь беспокоит Лука? – с сарказмом осведомился Котенев.

– Не ошибаетесь, – без тени смущения прозвучало в ответ. – Сдается, вы хотели переговорить с нашим общим знакомым?

Вопрос насторожил Михаила Павловича – откуда грек это может знать? Думать, что Александриди провидец, по меньшей мере, абсурд. Но тогда как он догадался, почему позвонил именно сегодня, сейчас, а не вчера или завтра? Впрочем, если во всех неприятностях, свалившихся на голову Котенева, виноват именно Сергей Владимирович, то звонок загадочного Луки не просто совпадение – они все достаточно точно рассчитали и прикинули.

– Будем считать, что вы все-таки желали переговорить. Согласны? Тогда у меня есть встречное предложение: как насчет уикэнда? Где вы собираетесь его провести, если не секрет? Ах, никаких конкретных планов? Тогда все чудесно. В почтовом ящике найдете билет на самолет до Риги.

– Снова обманете? – посмеялся Котенев. – Один раз я уже сидел в ресторане, правда, все было оплачено, но зато потом…

– И в Риге будет то же, что после ресторана. Вы поняли? А встречать вас буду я и доставлю до места.

Приехав домой, Михаил Павлович открыл почтовый ящик – в нем лежал билет на утренний субботний рейс до Риги…

Итак, он летит на встречу с Куровым: окольными путями удалось узнать, что тот отдыхает в Прибалтике. Сюзерен решил призвать пред свои очи будущего вассала? Похоже, Сергей Владимирович потребует ответа на свой вопрос и больше не позволит увиливать. Что ж, придется отвечать, и ответ теперь может быть только положительным – вступая с Куровым в борьбу, больше потеряешь, чем приобретешь.

В Риге его встретил пожилой человек с унылым длинным носом. Подойдя к Михаилу Павловичу, он доверительно взял его под локоть и знакомым голосом сказал:

– Я – Александриди. Как видите, на сей раз все без обмана. – Лука засмеялся и увлек Котенева к машине. Сам сел за руль и предупредительно открыл дверцу. – Прошу. Не стоит задерживаться, – поглядывая в зеркальце на усаживавшегося на заднее сиденье Михаила Павловича, сообщил грек, – вам сегодня же лететь обратно. Не волнуйтесь, доставлю прямо к самолету.

Дорогой молчали. Александриди вел машину уверенно, видимо, маршрут был ему хорошо знаком. Михаил Павлович глядел в окно и думал о своем.

Подъехали к глухим воротам, грек посигналил, и ворота открыли. У крыльца большой дачи машина остановилась, и Котенев вышел. На ступеньках стоял Сергей Владимирович – посвежевший, загорелый.

– Дела осложнились? – хитро прищурился Куров, вводя Михаила Павловича в стилизованную под библиотеку комнату. Небольшой столик был сервирован на двоих: копченый угорь, хрустальная вазочка с икрой, тонко нарезанный белый хлеб, розовая ветчина, масло. – Присаживайся, закусим чем Бог послал, – предложил Сергей Владимирович.

– Я вижу, он вас не оставляет, – хмыкнул Котенев.

– Не оставляет, не оставляет, – разливая по рюмкам коньяк, согласился хозяин. Предваряя вопросы, пояснил: – Дом не мой. Хороший знакомый представляет нам с женой убежище на время отдыха. Но говорить здесь можем вполне свободно. Итак, дела осложнились?

– Осложнились, – вынужден был признать Михаил

Павлович.

– Понимаю, – кивнул Сергей Владимирович. – Хочу расценивать твое присутствие здесь как согласие на сделанные ранее предложения. Или я поторопился?

– Не поторопились, – выдавил из себя Михаил Павлович, не поднимая глаз. – Я согласен.

И сразу стало легче, как будто камень с души упал и покатился под гору, унося с собой бессонные ночи, раздумья, тревоги и страхи. Пусть теперь за всех у драгоценного Сергея Владимировича голова болит.

– Прекрасно, – хозяин снова наполнил рюмки. – Дела, я полагаю, скоро пойдут на лад. Компаньоны проявят должное понимание, а вам надо потихоньку начинать новое дело. Люди нашего круга хотят хорошо отдыхать и надежно вкладывать деньги. Вот этим мы с вами и займемся. Лука отвезет к самолету, а как вернусь, мы вновь увидимся и все хорошенько обсудим. Кстати, не забудь, дорогой Михаил Павлович, что теперь с тебя причитается пятьдесят процентов с оборота.

Котенев чуть не подавился рыбой – пятьдесят процентов?! Да это же грабеж среди белого дня!

– Что поделать? – предупредительно подав гостю стакан воды, примирительно произнес Куров. – Таковы правила игры: диктовать условия – право сильного! Зато теперь все пойдет отлично, если, конечно, не будут нарушены соглашения. Поверьте, лучше терять половину, чем все.

– Я верю, – сказал Михаил Павлович и встал. – Спасибо.

– У нас еще есть немного времени, – поглядел на часы Сергей Владимирович. – Погуляем по саду? Может, на пляж? А то быть рядом с морем и не окунуться…

В город Котенева отвез все тот же Александриди. Видимо зная о положительном результате переговоров, он всю дорогу без умолку болтал, рассказывая занятные истории.

Вручив Михаилу Павловичу билет, Лука проводил его и помахал на прощание рукой, обещав непременно позвонить.

«Видимо, Куров решил приставить ко мне именно его, – понял Котенев, выходя на летное поле. – Что же, Александриди для меня пока ничем не лучше и не хуже других. Поглядим, как все начнет поворачиваться, поглядим»…

В Москве было уже темно. Выстояв в очереди, Михаил Павлович взял такси и привычно назвал водителю домашний адрес. Около подъезда он попросил остановиться и расплатился. Выйдя, немного постоял, докуривая сигарету, – не хотелось сразу подниматься домой, окунаться в привычную обстановку. Да и не оставляло чувство вины перед Лидой: она ведь не знает, что звонил «пришелец» из зоны, и опять начнет ныть, просить за братца.

При воспоминании о встрече с Анашкиным в Сокольниках настроение резко упало – мало он ему тогда врезал, надо было добавить, да не хотелось привлекать внимание. Зато сейчас как отрезало – больше не звонит, не надоедает, не появляется. Видимо, урок пошел на пользу. Рассказать Лиде об этом посланце, чтобы раз и навсегда прекратить ее просьбы о помощи брату? Да, но тогда волей-неволей придется приоткрыть и свои дела, объяснить, почему он так отреагировал на угрозы и шантаж, а этого делать не только не хочется, но и нельзя. Нет, лучше молчать.

Докурив, Михаил Павлович вошел в подъезд. Настоявшие неподалеку «Жигули» с двумя пассажирами он не обратил внимания.

Один из сидевших в «Жигулях» поглядел на часы и буркнул:

– Прибыл. Десять уже. Может, будем рулить к себе? Вряд ли сегодня куда наладится.

Второй согласно кивнул, машина тронулась…

Глава 7

Вот и разгорелось лето – пыльное, городское, с огромными очередями за авиа – и железнодорожными билетами, мороженым, прохладительными напитками. Днем под палящими лучами потихоньку плавится асфальт и висит над магистралями, забитыми транспортом, неистребимая синеватая дымка. Не могут ее разогнать ни ветерок, изредка набегающий на город, ни короткие и яростные летние грозы.

Снова душно и маятно в поездах дальнего следования и электричках, увозящих горожан к их фанерным скворечникам на шести сотках, громко именуемым дачными или садовыми участками. Есть в столице и дачный трест, но только не для всех – нужно обладать достаточным весом и занимать определенное кресло, чтобы в дачном тресте предложили прелестную дачку недалеко от Москвы. Поэтому и мотаются не имеющие кресел горожане аж за сотню километров, чтобы за световой день успеть прибить незнамо как и где добытые дощечки – стройматериалы дефицитны и дороги, а жить все лето в шалаше не хочется…

В погожий летний день серенький «Москвич» пробирался проселком к лесной глуши. Остановился. Хлопнули дверцы, вышли двое – потягивавшийся от усталости Аркадий Лыков и озабоченный Витя Жедь с хозяйственной сумкой в руках.

Жедь тщательно запер двери машины и повел приятеля в лес. Шли молча. Усыпанная порыжелой, прошлогодней хвоей земля, глушила звук шагов. Аркадий зевал – плохо выспался, а вставать пришлось рано. До поздней ночи Лыков ломал голову над данными, которые удалось собрать о Михаиле Павловиче, и прикидывал: как получить еще более достоверные сведения? Олег Кислов обещал собрать хитрый аппарат, дающий возможность прямо из машины подслушивать телефонные разговоры. Пришлось повозится со схемой, показать ее кое-кому из сведущих людей, тщательно скрывая причины своего интереса, а потом доставали детали. Теперь, вроде, дело пошло на лад, и скоро все телефонные переговоры Михаила Павловича будут известны.

Да, пришлось за последнее время покрутиться – Анашкин добыл машину, сам перекрасил ее и сменил номера, объяснив, что опасно ездить на ней только первые дни, а потом гаишникам и постовым милиционерам станет не до этой тачки: в городе ежедневно совершается множество угонов и краж, постовой не в состоянии запомнить все номера разыскиваемых машин и их приметы, Тем более, цвет кузова уже изменен и номерной знак другой. Теперь можно проследить перемещение Михаила Павловича – по номеру телефона нашли его работу, выследили машину, знают, где он живет, где квартирка его любовницы, известны в лицо его жена, кое-какие знакомые. Но медленно все, ой как медленно.

Витя Жедь шагал торопливо, сдвинув на затылок потертую кепку и крепко сжав толстыми пальцами ручки хозяйственной сумки. Ему было жарко и маятно, от долгого сидения за рулем противно прилипла к спине майка, а впереди обратная дорога, и есть неотложные дела в городе, куда надо обязательно вернуться к обеду. Хорошо, что идут на знакомое местечко, бывал тут как-то, – когда еще горбатился на заводе. Туда, в глухое урочище, и вел Жедь Аркадия.

На перекрестке тропок Витек ненадолго остановился, осматриваясь, – правильно ли держит направление? Убедившись, что все в порядке, он повеселел, начал насвистывать и вскоре вывел Лыкова на опушку поляны.

Присели под кусточком, закурили, шаря глазами по зарослям на другой стороне – нет ли там кого, не забрели ли на поляну сборщики ягод, грибов или целебных трав? Нет, вроде никого. Тогда Витек открыл сумку и вытащил завернутый в промасленные тряпки тяжелый сверток. Развернул, и перед глазами Аркадия тускло блеснула сталь.

– Во! – Жедь подбросил на ладони облезлый наган. – К нему есть шестнадцать патронов. Сплошной расход с этими игрушками, хорошо еще, нужного человека отыскал и перекупил.

Следом за наганом из свертка появился плоский длинный ТТ, а потом пугающий своими размерами парабеллум.

– Парабеллум – это вещь, – вытаскивая из его рукояти обойму, бормотал Витек, – девять миллиметров, не хрен собачий.

Открыв помятую жестяную коробочку из-под конфет, он высыпал на тряпку горку патронов и ловко рассортировал их по калибрам.

– Гляди, – поманил он Аркадия, – из нагана стоит пару раз пальнуть, а на два полных барабана оставить. Мне говорили, что лучше из нагана бить, у него гильзы не выскакивают. Ты себе чего возьмешь?

Лыков перебрал арсенал и остановился на парабеллуме.

– Правильно, – одобрил Витек, – а я с наганом буду. Гришке чего дадим?

– Не хватало еще, его вооружать, – вскинулся Лыков. – Олегу дать пистолет – и достаточно. Кстати, все надо надежно спрятать до дела, нечего раньше времени разда вать.

– Спрячем, – заверил Жедь, – будь спокоен.

– Ну? – Еще раз осмотревшись по сторонам, Витек взял наган и вставил в каморы барабаны желто поблескивавшие патроны.

Лыков, подобрав комок сухой земли, подошел к толстому дереву, начертил на его стволе неровный круг, а в расщелины старой коры впечатал остатки комка, как центр импровизированной мишени.

Отсчитав двадцать пять шагов, Аркадий повернулся и, вскинув парабеллум, выстрелил.

Бум, бум… Метнулась испуганная выстрелами птица, сидевшая в кустах, глухо прокатилось по полянке эхо и умолкло, поглощенное лесом. Брызнули мелкие щепки, взметнулось легкое облачко пыли от разбитой пулями коры, и стали видны две дырки рядом с осыпавшимся комком земли.

– Прилично, – одобрил Жедь и поднял наган.

Бом, бом… Снова прокатилось эхо и снова пропало, с легким шорохом осыпалась расщепленная кора. Рядом с первыми дырками на стволе дерева появились другие, поменьше диаметром.

Светило белое солнце, словно прятавшееся от выстрелов в пелене серого марева, шелестел в листьях робкий ветерок, как будто напуганный неожиданным шумом в столь тихом месте, где даже эхо прячет в себе глухой лес и не отдает обратно. Парило, как перед сильной грозой. Тело покрылось испариной – от духоты приближающейся грозы или от того, что сделан еще один шаг туда, откуда уже нет возврата?

– Хватит! – Лыков придержал руку Жедя, хотевшего снова выстрелить. – Солнышко высоко, давай собираться обратно. Кстати, как с остальными делами?

– Нормально, – бережно упаковывая оружие и пряча сверток в сумку, откликнулся Витек. – Бумажки нам будут, поскольку человечка я отыскал, и деться ему от меня некуда. А вот одежка? Морока с ней, добывать надо, перешивать.

– Ладно, – подумав, согласился Аркадий, – но с бумагами поторопи, время не ждет.

Жедь согласно кивнул и подхватил за ручки клеенчатую сумку. Прикурил, и они пошли по тропинке, торопясь выбраться на проселок, где остался «Москвич»…

В эфире шелестело, шуршало, как будто там, в неизведанных глубинах, старательно пересыпали песок. Крутя ручки настройки, Кислов усмехнулся – вот, неожиданным образом пригодился давний разговор со случайным знакомым, оказавшимся главным инженером телефонной станции.

Ехали, помнится, в одном купе на юг, болтали о всякой всячине, перескакивая с одной темы на другую, пока речь не зашла о телефонах. Собеседник сразу оживился, чувствуется, сел на любимого конька и понес. Тогда-то и узнал Олег, что телефонная связь, оказывается, крайне ненадежна, и умелый человек вполне может сделать приборчик, позволяющий прослушивать разговоры частных лиц – инженер даже набросал примерную схемку на бумажной салфетке, которую Кислов, – еще не отдавая себе отчета, зачем, – спрятал в карман.

Нет, государственных секретов при помощи этого приборчика узнать не удастся – такие переговоры ведутся по специально защищенным линиям. Правда, приборчик пришлось усовершенствовать, – спасибо, Лыков помог, – зато теперь все переговоры Михаила Павловича Котенева – уже известна и фамилия – стали доступны.

Настроившись, он терпеливо ждал, когда раздастся характерное потрескивание, означающее, что абонент набирает номер, или зазуммерит, когда его будет вызывать на связь другой абонент.

Олег поглядел на уютно устроившегося за рулем Гришку – тот откинул голову, сладко посапывает. К губе прилип окурок потухшей сигареты, рот полуоткрыт, на плохо выбритой щеке остались кустики неаккуратной щетины. Прост, как амеба, – живет, пьет водку, принимает с Жедем бутылки, угоняет машины, лихо водит их и тоже ждет, когда ему прямо в руки свалится богатство Михаила Павловича. Интересно, если дать оружие Анашкину, пустит он его в дело?

Еще раз, поглядев на дремавшего за рулем Ворону, Олег решил, что Аркадий и Жедь правы, нельзя Гришке доверять пистолет: хлопнет человека – и не поморщится. Чего ему, если уже сидел в тюрьме, а всем известно, какие там нравы и обычаи. Сам Кислов стрелять в людей не намеревался ни при каких обстоятельствах. Но и возможность разбогатеть нельзя упустить – не пойдет же, на самом деле, Котенев жаловаться в милицию?

Если есть деньги, человек чувствует себя независимым, могучим, все ему доступно и все по плечу – не будешь же долгие годы отказывать себе во всем, чтобы жить так, как хотелось бы: купить приличную видеосистему, магнитофон, тачку, иметь девок высшего класса, всегда готовых тебя ублажить. Ну, заработаешь все это годам к сорока, да и то если сильно повезет. Но может и не повезти. Полки в магазинах пустые, и, когда они наполнятся, никто не знает – только газеты полны обещаниями, а жить хочется сейчас, не в двухтысячном году.

Деньги, деньги… Все упирается в них, как бы не пытались внушить обратное на собраниях и в печати. Поди попробуй, сделай чего, если у тебя денег нету. Шишь чего получишь, да еще поглядят, как на придурка. Даже медики теперь лечат только за деньги. Во время обычного приема в поликлинике та же самая врачиха, которая вечером в кооперативе сама предупредительность и внимание, смотреть на тебя не хочет. Брезгливо, с выражением презрительной скуки на лице выслушивает жалобы, а после шести становится другим человеком и классным специалистом, готовым помочь страждущему. Клятва Гиппократа? Какая клятва, каждый только и ждет, как бы отгрызть кусок побольше из доходов другого. Вот и попробуй жить без денег, когда, чтобы зуб вырвать, надо хорошо заплатить. А уж за импортную анестезию и укол одноразовым шприцем тем более!

Вот и заботится каждый о себе как может и умеет. И он, Олег Кислов, должен сам о себе подумать. Слава богу, перед глазами пример родителей – гнулись, ломались, недоедали, верили, ходили в телогрейках, только и думали, чтобы не было больше войны, а теперь? Что они в жизни видели, кроме изнурительного труда да убогих развлечений? Что они нажили, кроме болячек да мизерной пенсии? Дачу?! Какая дача, просто доставшийся в наследство от бабки дом-развалюха в деревне. Купить стройматериалы почти невозможно, да и хорошие деньги нужны – опять все те же деньги! Куда ни ткнись, деньги давай, деньги! А где их взять, эти проклятые деньги семье, состоящей из пенсионеров и студентов?..

В приемнике раздался характерный треск – Михаил Павлович или его супруга набирали номер. Сейчас узнаем, кто из них. Кислов подобрался и чуть повернул сильными пальцами колесико настройки, чтобы лучше слышать. Сработало, пошли долгие гудки, потом щелкнуло, и незнакомый голос ответил:

– Слушаю.

– Привет, Рафик… – Это говорил Котенев.

– Объявился? А мы уж думали… – начал неведомый Рафик.

– Перестань ныть, – оборвал его Котенев, – все нормально.

Соглашение достигнуто, даны гарантии. Очень мило пообщались. Недавно мне звонили и сообщили, что прежние договоры с постоянными смежниками остаются в силе.

– Ты не шутишь? – изменил тон собеседник Котенева.

– Какие шутки? Разве этим шутят?

– Ну слава Богу, – повеселел Рафаил, – наконец-то! Ты Сашке уже звонил?

– Нет, позвони сам, не сочти за труд…

Коротко запикало в динамике, и Олег снова покрутил ручку настройки, заглушая надоедливый зуммер отбоя, – противно слышать, вызывает раздражение. И вообще, в последнее время многое вызывает раздражение. Живешь как бы в двух измерениях: в одном родители, привычные разговоры, институтская практика, встречи со знакомыми девчонками, а в другой – показанный Витькой Жедем тяжелый ТТ, Гришка Анашкин с его рассказами о колонии и угнанными машинами, инструктажи Аркадия, подслушивание разговоров Михаила Павловича, встречи во дворике пункта по приему стеклотары и долгие обсуждения предстоящей акции. Ну, будет сегодня их подопечный еще крутить телефонный диск или уже успокоился?

Да, пожалуй, сегодня, драгоценный Михаил Павлович решил отдохнуть, и больше не услышишь характерного потрескивания при наборе номера. И ему никто не звонит,

– Заводи. – Кислов толкнул в спину дремавшего Ворону.

– Че, возвращаемся? – Гришка потер кулаками глаза и включил зажигание, прогревая мотор. – Время вроде еще не вышло.

– Какая разница? – буркнул Олег. – Полчасом раньше или позже? Не до утра же нам здесь торчать? Контролеров нету…

Ужинали, как всегда, на кухне. Тихо бормотал телевизор, мелькали на экране картинки далекой, чужой жизни. Помешивая ложечкой в чашке, Михаил Павлович лениво следил глазами за кадрами телехроники и скептически усмехался. Лида убрала посуду, поставив ее в мойку, села напротив, откинув волосы со лба.

– Виталик письмо прислал…

– Что? – повернулся к ней Михаил Павлович.

– Я говорю, Виталик прислал письмо, – упрямо повторила Лида.

– А-а-а… Письмо… – Он сдержанно зевнул, показывая, что сегодня не намерен обсуждать надоевшую тему. – Ну и что пишет твой братец?

– Михаил, неужели ты не можешь ему помочь? – Губы у Лиды задрожали. – Я столько раз тебя просила, умоляла…

Сунув руки в карманы домашней куртки, Михаил Павлович уставился за окно – судя по всему, неприятного разговора не избежать, а спать еще рано. Если бы Лида знала, как надоел ему ее братец, какие фортели он откалывает, передавая приветы из-за колючей проволоки с непотребными мужичками.

– Ты прекрасно знаешь, что он не виноват, – снова всхлипнула Лида.

– Ну, милая моя… – Котенев нервно хрустнул пальцами. – Есть, в конце концов, всему предел. Торговать из-под полы валютой, когда это запрещено законом? Практически украсть, а потом перепродать такому же жулику!

– Не смей так говорить о моем брате, – вскинула голову Лида. – Он не преступник.

– Да? А кто же? – издевательски переспросил Михаил Павлович.

– Он несчастный человек.

– Вот как? Бедненький, несчастненький. Ничего себе!

Михаил Павлович хотел разразиться новой обличительной тирадой, а потом уйти в спальню и, закрыв за собой дверь, воспрепятствовать продолжению разговора. Но раздался мелодичный голос дверного звонка. Котенев вышел в прихожую.

Лида вытерла ладонью слезы на щеках и, встав, открыла настенный шкафчик. Достав валокордин и рюмку, напряженно шевеля губами, начала отсчитывать капли…

В прихожей гулко хлопнула входная дверь, на кухне появился взбешенный Михаил Павлович.

– Черт знает что! Представляешь, приперся слесарь. Я ему говорю, что не вызывали, а он мне талдычит, что ему диспетчер сказала о протечке в нашей квартире. Когда действительно течет, их днем с огнем не сыщешь!

Он расхаживал по кухне, шаркая тапочками и бережно массируя левую сторону груди. Все один к одному – дурацкий разговор, слезы жены, идиот-слесарь. Надо заканчивать тягостные объяснения и подаваться в спальню.

– Пойми, Лида, – продолжая держаться за сердце, сказал Михаил Павлович, – я не могу поставить себя в ложное положение, не имею права. В конце концов, я занимаю весьма ответственную должность. Нельзя рисковать сейчас, когда постоянно сливают, разукомплектовывают и никак не могут успокоиться. Подожди, пройдет некоторое время – и все как-то утрясется.