Текст книги "Звездные часы и драма «Известий»"

– Мы, и не только мы, вся пресса попала в ситуацию, когда предмет былой зависти – независимость – обращается в некое непонятное состояние в связи с тем, что не очень четко представляем, что сегодня значит быть независимой прессой. Раньше было ясно: независимость – это оппозиция существующим государственным и партийным структурам. Сегодня у власти демократы. В чем тогда заключается наша независимость – в слепом поддержании всех их начинаний или в собственном взгляде на вещи? Не знаю, посвящена ли редакция в то, что два раза редколлегия обсуждала статью группы Явлинского, в которой подвергается жесткой критике экономическая программа российского правительства. Решили не печатать по нескольким причинам. Одна из них, наиболее существенная: в устах авторов это выглядит как попытка подчеркнуть значимость своей работы и т. п. Но у меня, как у главного редактора, осталось ощущение, что если бы это же написали совершенно другие люди, то мы все равно статью бы не напечатали. Поскольку мы, чувствуя кожей свою незащищенность, в первую очередь экономическую, готовы, в принципе, искать какую-то спину, к которой можно прислониться. Но вывод я делаю простой: все-таки мы должны держаться своих взглядов, иметь свою позицию, в первую очередь – политическую. Проблема в том, что такой ясной и четкой позиции у нас нет. Нет того, что можно было бы назвать программой газеты. Я думаю, что это дело, конечно, не одной недели, но мы должны обязательно определить свою политическую платформу. Возможны компромиссы, но до какой степени, какие компромиссы? Я хочу, чтобы об этом думали все в редакции, а не только редколлегия или главная редакция.

Надо признать, что никакой долгосрочной программы, никакой фундаментальной политической платформы, о чем говорил Голембиовский, мы для себя вырабатывать не стали. Некоторые попытки были, разные варианты текстов возникали, но о них быстро забывали, зная из предыдущего, советского опыта, что правильные декларации, красиво изложенные манифесты обычно оказываются бессильными перед реальными проблемами. Но что у нас имелось и без документального оформления, так это всеобщая готовность беречь чистоту независимого статуса «Известий», большое желание быть принципиальными, честными.

Гайдар – «Известиям»: ситуация хуже плохой Ельцин – «Известиям»: будет хуже, чем сегодня

В один из октябрьских дней мне позвонила на работу мать жены:

– Не сможешь сейчас приехать к нашему магазину?

Оказалось, мой тесть занял очередь за сахаром. Поскольку отпускают в одни руки не больше двух килограммов, а в семье нашей шестеро едоков, то желательно, чтобы и я подъехал – сама теща Наталья Сергеевна не могла выйти из дома, болела. Через полчаса я был у магазина на углу Чистопрудного бульвара и Покровки. Еще издали увидел к нему очередь, человек двадцать. Но это был только ее хвост, гораздо большая часть находилась внутри торгового зала и представляла собой привычную с детства картину: толпу недовольных, тесно прижатых друг к другу людей, давивших всей своей массой в сторону прилавка. Там и нашел я тестя Алексея Куприяновича, сообщившего, что сахар отпускают из больших мешков, их со склада приносят медленно, и очередь еле движется. Когда через час мы с тестем наконец-то поравнялись с продавщицей, она заявила:

– Мужчины, сахар кончился!

Через несколько дней еще звонок от тещи:

– На Покровке, 25 бесплатно дают немецкое сухое пюре. Алексей Куприянович и Алеша уже пошли туда с сумкой, надо им помочь…

Здесь повезло больше, чем с сахаром. Это был не магазин, а какой-то пункт от жилконторы. Когда подошла очередь, представительница ЖЭКа спросила наши фамилии, сверила их со списком жильцов и выдала три четырехкилограммовые коробки сухого картофельного пюре. Когда 68-летний тесть, девятилетний сын и я принесли домой этот подарок давних армейских запасов Западной Германии, то сразу отсыпали пару чашек в кастрюлю, скипятили, отпробовали. Тесть поморщился, хотел выругаться, но из-за внука лишь произнес:

– Дожили, победители!..

Алексей Куприянович был на войне с июля 41-го по май 45-го, остался в армии, закончил Академию связи, вышел на пенсию инженер-полковником. Пережив Ленинградскую блокаду, Наталья Сергеевна успела повоевать и с немцами на Западном фронте, и с японцами в Маньчжурии. Она тоже не пришла в восторг от вкуса гостинца, но супруга отчитала:

– Что ворчишь? Спасибо надо сказать немцам!

Коробки с пюре мы задвинули под кровать, где уже находился ящик с двумя десятками овощных консервов из Болгарии, которая, кстати, во Вторую мировую войну тоже была против нас. Как, впрочем, и в Первую мировую. Но консервы были не подарены, мы их купили, простояв немало времени в очередной очереди.

Я мог бы привести немало других подобных сюжетов, своих и друзей-известинцев, по заготовке домашних запасов осенью 91-го, когда вся страна жила в ожидании голода и холодной зимы. Не было дня, чтобы мы в общении друг с другом не касались темы пустующих прилавков, уныния и пессимизма, охвативших миллионы людей. Об этом были и многие публикации в «Известиях». Один из номеров мы открыли заголовком «Власти столицы рассчитывают только на импорт». Наш корреспондент Виктор Беликов сообщал, что в ближайшие десять-пятнадцать дней Москва может остаться без продовольствия. К такому тревожному выводу пришло ее правительство, обсуждавшее положение с обеспечением города основными продуктами питания.

Потомственный известинец, Беликов несколько десятилетий освещал в газете жизнь Москвы. У него были хорошие связи с коммунистическими властями столицы, еще крепче они стали с новыми, демократическими, лично с главой правительства Москвы Юрием Лужковым. Учитывая, что вечерний выпуск газеты подписывался в печать в 15.00, а материалы в номер надо было сдавать в набор гораздо раньше, Беликов звонил Лужкову заранее и расспрашивал о тех событиях, которые с его участием планировались на вторую половину дня или вечер – и всегда получал нужную информацию. Раньше многих коллег из других изданий Виктор был осведомлен и о том, что по распоряжению местных властей на выездах автотранспорта из столицы, в аэропортах и на вокзалах будет введен жесткий контроль за отправляемыми грузами, товарами, посылками, чтобы воспрепятствовать вывозу продовольствия из Москвы.

Подробно мы информировали и о ситуации с продовольствием в республиках, краях, областях, а она почти везде была еще критичнее. Так, наш собкор Михаил Овчаров передал из Ярославля, что острейший дефицит продуктов вызывает безудержный рост цен. Приводился пример со знаменитой колбасой «Советская». Если в Москве ее выбрасывают на разрываемые толпой прилавки по 162 рубля за килограмм, то в Ярославле она стоит уже 229 рублей 50 копеек. Местная газета над огромным снимком этой колбасы дала заголовок «Ярославль переплюнул Москву» и указала адрес магазина. И хотя он находился в дальнем микрорайоне, туда повалил народ со всего города.

Но как ни было стране трудно, в отличие от многих изданий «Известия» не заходились в истерике, не накликивали катастрофу. Ничего не лакируя, сдерживая эмоции, газета говорила о подлинных причинах бедствий народа и старалась своими материалами показать, что даже если Советский Союз и рухнет, а к этому все шло, жизнь на этом не оборвется, наше спасение – в твердом курсе на радикальные реформы в экономике.

Еще у всех на устах оставался путч, всё новые и новые подробности о нем, а на страницах «Известий» политика уже тесно переплеталась с многогранной экономической тематикой. 27 августа мы напечатали большую статью пока еще мало известного профессора Е. Ясина под крупным заголовком «Нормальная экономика – главное условие демократии, и создавать ее надо уже сегодня». Евгений Григорьевич оказался одним из целого ряда экономистов, в судьбе которых «Известия» сыграли роль чуть ли не крестного отца – их публикации на наших страницах способствовали росту известности авторов, что приводило к занятию ими высоких постов в государстве. Ясин станет министром экономики России; Борис Федоров, Александр Лившиц – вице-премьерами, министрами финансов России, эту же должность займет и Михаил Задорнов. В разные годы их материалы в «Известиях» поднимали важнейшие вопросы экономики, высоко оценивались широкой читательской аудиторией и в деловом мире.

Статья Ясина глубоко вскрывала острейшую экономическую ситуацию. И он же показывал: драматизм заключается еще и в том, что любые меры, которые могут способствовать ее оздоровлению и последующему подъему, неизбежно связаны с очень тяжелыми последствиями. Жизненно важно стабилизировать рубль, без этого невозможно никакое движение вперед. Но тогда нужно резко сократить бюджетный дефицит, до предела урезать государственные расходы, прежде всего на оборону, но также и на социальные программы, повысить налоги, поднять ставки банковского процента. За этим может последовать еще больший спад производства, безработица, снижение реальных доходов населения. То же самое с либерализацией цен и в целом всей экономики. Она крайне необходима, но это повлечет за собой раскручивание инфляции, остановить которую будет крайне трудно. А свобода для предприятий на первых порах может обернуться не только снижением производства и гонкой цен, но и резкими изменениями товарных потоков, ухудшением снабжения самыми необходимыми товарами. Подобные явления могут приобрести значительные и опасные масштабы.

«Что же делать?» – задавался вопросом уважаемый профессор и говорил о самом неотложном. О необходимости всех здоровых общественных сил всех республик действовать согласованно во имя общих интересов. Нужна сильная исполнительная власть на всех уровнях при предельно четком разграничении полномочий. Необходим механизм макроэкономической стабилизации, оздоровления финансов и денежной системы. Прежнее правительство не способно было его построить, потому что знало только силовые методы, а республики их отвергли. Наконец, едва ли не самое главное, что требовалось сделать, – все вопросы не решать дилетантски, как это происходило до сих пор, а предоставить их решение профессионалам – «…ибо цена дилетантизма, правительственного или парламентского, – писал Ясин, – быстро растет и может обойтись нам слишком дорого».

Хорошо помню, что когда в редакции обсуждалась статья Ясина, было обращено особое внимание как раз на эту мысль – о необходимости профессионализма. Тогда же и состоялся у Голембиовского разговор, что «Известиям» надо больше знать о тех, кто может прийти во власть, к управлению экономикой. Это наше внимание к возможным кадровым назначениям возрастало по мере того, как рушились надежды на сохранение Советского Союза и все громче звучали голоса, что Российская Федерция должна стать реально независимой, получить полноценную государственность. Кто те люди, которые предложат новые программы и что это будут за программы? Москва полнилась на этот счет разными слухами, домыслами, невероятными версиями, но газете требовалась точная информация. И наши сотрудники находили пути и способы ее получения.

Жизнь подтверждала, что материалы Михаила Бергера, Ирины Демченко, Валерия Романюка, Ивана Жагеля, Михаила Крушинского и других известинцев соответствовали тому, что происходило на самом деле. На высочайшем уровне обсуждались, и мы об этом писали чаще всего первыми, кандидаты на пост премьера: академик Юрий Рыжов, выдающийся офтальмолог Святослав Федоров, Юрий Лужков, другие фигуры, но за каждой из них Ельцин не видел программы, способной, как он говорил, преобразить Россию. Ближайшим окружением Ельцина и им самим отвергалась и знаменитая программа «500 дней» Григория Явлинского. Считалось, что поскольку ей уже больше года, она не могла учесть радикальнейшие изменения в стране за это время. Да и была сориентирована на союзную экономику, а таковой уже почти нет, нужен же российский масштаб с его спецификой. В конечном счете Ельцин сделал ставку не на Явлинского, а на 35-летнего Егора Гайдара и его команду молодых экономистов.

Приближалось 28 октября, когда в Москве должен был открыться VI Съезд российских народных депутатов, на который выносился вопрос чрезвычайной важности – одобрить или отвергнуть предлагаемый президентом курс экономических реформ. Учитывая огромный интерес к съезду, ко всему, чем жила в эти дни высшая власть России, мы хотели получить информацию из первых рук, услышать оценки важнейших событий от самого ближайшего соратника Ельцина, государственного секретаря РСФСР Геннадия Бурбулиса – и пригласили его в редакцию. Он пришел не один, а в сопровождении основного помощника Вячеслава Недошивина, моего давнего приятеля, с которым мы работали в ленинградском Доме печати. Слава мне сказал, что в эти дни его шеф ужасно занят, вынужден временно закрыться от прессы, но нам отказать не мог – считает «Известия» наиболее компетентной, объективной и ответственной газетой.

Что ж, эта встреча, длившаяся три с половиной часа, добавила нам еще чуть-чуть компетентности в вопросах о том, что ожидает Россию. При всей витиеватости речи Бурбулиса было понятно, что главная цель российского руководства – обретение собственной государственности, развязывающей руки для самостоятельного выхода из тяжелейшего кризиса. Но для этого требовалось не только согласие между президентом и парламентом, но и сильное, умелое правительство. И вновь, теперь уже из уст государственного секретаря, мы слышим: ничего нет сейчас важнее привлечения профессионалов, способных решить экономические задачи.

От нас Бурбулис уезжал на госдачу в Подмосковье, где приглашенная им команда Гайдара заканчивала писать экономическую программу для Ельцина. 28 октября Съезд народных депутатов наделяет президента России дополнительными полномочиями, необходимыми для проведения реформ. Взяв на себя всю за них ответственность, возглавив правительство, Ельцин назначает двух вице-премьеров, которые должны проводить в жизнь новую экономическую политику – Гайдара и активно помогавшего ему сорокалетнего Александра Шохина. Восьмого ноября у них был первый рабочий день, и в этот же день они дали первые интервью – «Известиям», конкретно Михаилу Бергеру.

Разумеется, это был первополосный материал с фотографиями новых вице-премьеров и короткими биографическими справками. Их ответы были растиражированы в 4 700 000 экземплярах «Известий», а информационными агентствами, со ссылками на нашу газету, на весь мир. Вот, в частности, что было сказано.

Е. Гайдар. Никакая характеристика тяжести нынешнего состояния экономики не будет преувеличением. И если выбирать худший момент для принятия ответственности за происходящее, то вот именно сейчас этот момент и наступил. Ситуация хуже плохой.

У нас есть принципиальная ясность и относительно диагноза, и относительно того, что необходимо предпринимать. Прежде всего необходимо установить такие правила в экономике, правила игры, как говорят, которые позволят подняться на ноги. Что касается программы, то сейчас невозможно представить подробное, по дням разложенное расписание. Есть общие крупные цели, к которым необходимо двигаться: стабилизация денежного обращения, укрепление рубля, приватизация…

А. Шохин, возглавивший социальный блок министерств. Главная нагрузка, особенно в переходный период, ложится на Министерство труда и занятости и Министерство социальной защиты. Мы не собираемся обещать немедленного или очень скорого улучшения жизненного уровня. Время популистских обещаний прошло. Наша задача-максимум: удержать нынешний уровень жизни до того момента, когда реформа начнет давать реальную отдачу. Задача очень сложная, но выполнимая.

Сейчас мы разрабатываем систему так называемых амортизаторов, которые позволят смягчить удар либерализации цен… Если раньше мы говорили, что добились соединения преимуществ социализма с научно-техническим прогрессом, то теперь видим, что на деле соединили рыночные цены с таким «преимуществом» социализма, как тотальный дефицит. В этом – огромная сложность предстоящей работы.

Доступен был для «Известий» и президент России. В том же ноябре он дал Александре Луговской большое – на шесть колонок – интервью, напечатанное под заголовком «Борис Ельцин: быстрые реформы – единственный шанс России». Встреча с ним состоялась без долгих согласований. Многие издания давно значились в списке президентской пресс-службы на интервью с Борисом Николаевичем, но когда ему доложили о такой же просьбе «Известий», он быстро выкроил для этого время. Луговская не из тех журналистов, кто теряется перед сильными мира сего, вопросов у нее было много, вот несколько из них:

– Как будет жить человек в первые шоковые дни?

– Тяжело будет жить.

– Народ сделал ставку на Вас, избрав Президентом России, теперь пришел Ваш черед делать ставку на свой народ?

– Да, получается именно так. Сейчас я настраиваюсь на серьезную критику в мой адрес, потому что придется принимать непопулярные меры, а люди, естественно, будут воспринимать их плохо.

Отвечая на вопрос, проявит ли новое правительство гибкость, Ельцин сказал:

– В большей степени она будет зависеть от меня, поскольку у них еще, пожалуй, нет управленческого опыта на уровне России. Надеюсь, что все вместе мы все же победим кризис… С полгода будет хуже, чем сегодня, но потом рыночная экономика начнет давать первые результаты. Свидетельством тому мировой опыт. А чем мы, россияне, хуже других?

Россияне, конечно, ничуть не хуже других, но пока им очень плохо. Так же плохо было тогда и остальным гражданам Союза ССР. Многие из них главную причину своих несчастий видели именно в существовании этого союза. После того как в августе из него выпали Латвия, Литва, Эстония, 1 декабря наступила очередь Украины. В этот воскресный день 80 процентов ее взрослых граждан пришли на избирательные участки, чтобы принять участие в референдуме: «Поддерживаете ли вы провозглашение независимости Украины?», и 90 процентов из них ответили «да». Ровно через неделю Советский Союз распался навсегда. Похоронив его в заснеженной Беловежской Пуще, президенты трех республик – России, Украины и Белоруссии – подписали соглашение о создании Содружества Независимых Государств (СНГ), пригласив в него остальные государства бывшего СССР, а также всех желающих.

На следующее утро в «Известиях» состоялась одна из самых драматических планерок. Редколлегия не смогла прийти к согласию, какой должна быть редакционная статья в связи с новостями из Беловежской Пущи. Осудить или одобрить решение о роспуске СССР? Голембиовский высказал сожаление о происшедшем, которое прозвучало как осуждение акции трех президентов. Мы с Боднаруком возразили, главный наш довод: СНГ – вынужденная мера, останавливающая вероятность военных конфликтов. Звучали голоса за одну и за другую точки зрения, в итоге сошлись на том, что от редакционной статьи в вечерний номер воздержимся – сначала напечатаем беловежские документы и максимум информации, включая международные отклики. Наверное, правильнее было бы выйти с двумя мнениями: «за» и «против» ликвидации СССР, но тогда мы еще не доросли до такого плюрализма на своих страницах.

Нас несколько оправдывало то, что утром мы не знали, какая днем, еще до нашего вечернего выпуска, последует реакция со стороны Горбачева, не предпримет ли он какие-то силовые действия, способные взорвать пока еще мирные отношения между Кремлем и Белым домом, другими учредителями СНГ. Через пару часов узнаём, что этим вопросом минувшей ночью и утром было серьезно озабочено все руководство России. Как передал наш корреспондент Василий Кононенко с экстренной пресс-конференции на Старой площади, где выступали Бурбулис и министр иностранных дел России Андрей Козырев, там были заданы вопросы и о судьбе органов центра, и о судьбе Горбачева. Козырев ответил, что существует два пути упразднения центральных структур – нецивилизованный и цивилизованный. Первый путь – сопротивление этих структур, что приведет к известному исходу по августовскому сценарию. Второй – цивилизованный, передача российским властям рычагов власти и имущества, что было бы более приемлемым и безболезненным. Каждому было понятно, на что намекал представитель руководства России, чем он угрожал.

К счастью, сработал второй сценарий. В дальнейшем к редакционной статье на тему распада СССР мы не возвращались, а писали, упоминали об этом, конечно, много. Но никогда в этой связи президентов Ельцина, Кравчука и Шушкевича «Известия» не разносили, предателями их не обзывали. Хотя и не восхищались тем, о чем они договорились в Беловежской Пуще.

До самых последних дней существования СССР мы не теряли интереса к деятельности М. С. Горбачева, сообщали о его встречах, заявлениях, решениях, напечатали интервью с ним. В прежние десятилетия никто из первых руководителей страны не посещал «Известия», а Михаил Сергеевич это сделал дважды: в 1990 году и после августовского путча. 18 сентября он еще верил в сохранение Советского Союза и говорил нам, что сделанный им демократический выбор лишает его возможности действовать другими методами. Подчеркнул:

– Я не вижу путей, кроме демократии.

Завершалась эта встреча чаепитием в узком кругу – в ней участвовали председатель ВГТРК Егор Яковлев, гендиректор ТАСС Виталий Игнатенко, главный редактор «Труда» Александр Потапов, главный редактор «Комсомольской правды» Владислав Фронин, главный редактор «Московских новостей» Лен Карпинский, редактор ленинградской газеты «Час пик» Наталья Чаплина. От «Известий» были Голембиовский, Друзенко, Боднарук и я. Кто-то в шутливой манере сказал, что рабочий день позади, можно было бы не ограничиваться только чаем. Высокий гость эту мысль поддержал, через пару минут на столе появились рюмки и бутылка коньяка. Я сидел рядом с Михаилом Сергеевичем, и мне выпала роль разливающего. Имевшийся опыт не подвел – рука не дрогнула в ответственный момент, когда впервые в жизни я наливал и подавал рюмку главе государства. Он ее только пригубил…

Когда уже стало окончательно ясно, что первый президент СССР оказался и последним и достойно готовится к покиданию своего поста, «Известия» выступили 23 декабря с огромным материалом Плутника – политическим портретом Горбачева.

Итак, – писал Алик, – он уходит, оставляя после себя бедную, разоренную и растерянную страну, так и не понявшую, что с нею произошло и что происходит. Страну, потрясенную страшными взрывами, в одних местах – национально-освободительного движения, в других – националистического угара, повлекшими за собой, по сути, разлом земной коры – это трещит империя, расползаясь по швам новых государственных границ… Но почему же тогда люди совестливые, люди мыслящие, несмотря и на такое наследство, им оставляемое, смотрят ему вслед отнюдь не только с укоризной и досадой, но и с грустью, состраданием и благодарностью, при этом никак не снимая вины за те просчеты, которых было немало?.. Все мы, бывшие граждане бывшего государства, теперь совсем другие люди. И вы, и я – все.

По моему убеждению, в те трагические декабрьские дни это была самая глубокая и объективная, самая умная и честная из великого множества публикаций в советской печати о Горбачеве. И с самым точным и емким по мысли заголовком: «Он приходил – это значительнее того, что он уходит».