Текст книги "Звездные часы и драма «Известий»"

Я находился в типографии, когда за несколько минут до 15.00 – момента подписания номера по графику – мне передали «молнию» агентства Франс-Пресс: «Организаторы военного переворота в Москве арестованы по пути во Внуково». Отдав команду немедленно ее набрать и обязательно вбить на первую полосу, я сообщил об этом по местной связи Ефимову. Он строго ответил, что не надо спешить, сначала выпустим московский номер, а если эта информация подтвердится, напечатаем ее в утреннем номере. Но я отказался выполнить его приказ, зачеркнул на 1-й полосе ранее утвержденный им какой-то аморфный заголовок и дал крупную «шапку»: «РЕАКЦИЯ НЕ ПРОШЛА!». Вскоре мне передали, как был взбешен, увидев ее, главный редактор, но было уже поздно: газета пошла в печать. С этой «шапкой» она разошлась вечером по Москве, а утром по всему СССР.

Все эти дни дверь моего кабинета была открыта с утра до ночи, в нем по ходу работы над номерами перебывала почти вся редакция. Но вечером 21 августа я закрыл эту дверь изнутри, попросил секретаршу Наталью Пантелеевну никого не впускать. Мы здесь остались втроем: Надеин, Друзенко и я. Договорились, что утром будем снимать с работы главного редактора. Прикинули статьи проекта соответствующего постановления редакционной коллегии. Текст у себя дома писал Володя.

Утром 22 августа я ехал на работу вместе с Бовиным: сначала редакционная машина взяла его на Большой Пироговской, потом меня на Чистопрудном бульваре. Едва я сел на заднее сиденье, Саша твердо сказал:

– Надо снимать Кольку!

Говоря это, он не знал, что предстоит на утренней планерке, а я не стал говорить о задуманном.

Около девяти часов, перед планеркой, мы еще раз встретились втроем. Одобрили текст с одной моей маленькой поправкой, о которой я скажу позже. Наметили сценарий нашего поведения в Круглом зале.

На эту планерку, первую после провала ГКЧП, собралась вся редакция. Но не успел Ефимов открыть заседание, как его прервал Друзенко и объявил, что Надеин зачитает проект постановления редколлегии. Установилась мертвая тишина, и в ней зазвучал твердый голос Володи. С последними его словами я бросил призыв «Кто – за?», но как такового голосования уже не понадобилось – в знак одобрения зал встал. Ефимов начинает что-то говорить, но Друзенко обрывает его, и тот покидает зал – уходит навсегда. Вечером на 1-й полосе публикуется полный текст постановления редколлегии:

Попытка государственного переворота поставила нашу газету в сложное положение. Политическая позиция главного редактора «Известий» Н. И. Ефимова отбросила газету на задворки демократических процессов и читательского интереса. Честь запрета, который хунта наложила на лучшие издания страны, обошла нас стороной. Путчисты были уверены в благонадежности Ефимова. Они не ошиблись. Ефимов служил им верно, до самой последней минуты.

Сегодня существует надежная правовая основа для радикального решения затянувшегося кризиса «Известий». Президент РСФСР Б. Н. Ельцин своим указом определил отношение к пособничеству, как к государственной измене. Сессия Верховного Совета приняла практические меры к исполнению следующего положения Указа Президента РСФСР:

«Должностные лица, выполнявшие решения указанного комитета (он назывался в начале указа: ГКЧП. – В. З.), отстраняются от исполнения своих обязанностей в соответствии с Конституцией РСФСР. Органам Прокуратуры РСФСР надлежит принимать меры для привлечения указанных лиц к уголовной ответственности».

В связи с этими правовыми актами редакционная коллегия и коллектив «Известий» приняли следующее решение:

1. С учетом позиции, занятой в эти дни Н. И. Ефимовым, отстранить его от обязанностей главного редактора «Известий» немедленно.

Всем сотрудникам редакции и издательства «Известия» впредь не принимать распоряжений бывшего главного редактора Н. И. Ефимова к исполнению.

2. Решение вопроса о главном редакторе «Известий» отложить до возвращения из служебной командировки первого заместителя главного редактора газеты И. Н. Голембиовского. Временно возложить исполнение обязанностей главного редактора на заместителя главного редактора А. И. Друзенко.

3. В связи с тем что учредитель газеты «Известия» – Президиум Верховного Совета СССР – не обеспечил свободного функционирования газеты в период антиконституционного путча, приостановить учредительство и решить вопрос о статусе «Известий». Подготовить устав «Известий» и принять его.

4. Начиная с текущего номера, произвести изменения внешнего оформления и выходных данных «Известий».

5. В связи с незаконностью утверждения в начале июня главным редактором «Недели» В. Н. Севрука считать указанное назначение не имеющем силы.

6. Отменить приказ об освобождении от обязанностей ответственного секретаря «Недели» С. В. Сергеева. До возвращения из отпуска первого заместителя главного редактора «Недели» И. А. Серкова возложить на С. В. Сергеева исполнение обязанностей главного редактора «Недели».

7. В эти дни первый заместитель главного редактора «Известий» Д. Ф. Мамлеев предпринимал усилия для правдивого отражения в газете происходящих событий. Но учитывая, что в июне при его назначении на эту должность был нарушен Закон о печати, считать это решение незаконным. Вопрос о Д. Ф. Мамлееве рассмотреть дополнительно.

8. Во исполнение Указа Президента РСФСР произвести департизацию «Известий» немедленно.

9. Данное постановление опубликовать в газете.

О моей поправке к проекту постановления редколлегии. Надеин изложил в нем пункт о Мамлееве таким образом, что его позиция в дни путча по отношению к содержанию газеты, особенно 19 августа, была приравнена к той, которую занимал Ефимов, и поэтому он тоже должен быть отстранен от занимаемой должности. Я возразил по двум причинам. Во-первых, не сомневался, что если бы все решения принимал не Ефимов, а Мамлеев, то газета сообщила бы о заявлении Ельцина и дала бы больше информации о негативном восприятии путча в стране и за рубежом. Такое убеждение у меня сложилось в ходе многократного общения с Мамлеевым в течение всего дня 19 августа – он не во всем соглашался с главным редактором, хотя команды его исполнял. Вторая причина была сугубо личной: я не мог допустить столь сурового и несправедливого наказания человеку, которого всегда уважал и к кому испытывал чувство признательности за давнее доброжелательное отношение ко мне.

Спустя неделю редколлегия вернулась к формулировке о Мамлееве – только для того, чтобы оставить его в прежней должности. Но теперь уже в сферу его обязанностей не входила работа с содержанием газеты, ведением номеров, он больше занимался издательскими делами, подпиской. Пробыв в «Известиях» еще почти два года, Мамлеев возглавил общественную организацию «Российский фонд мира».

Несмотря на имевшиеся расхождения во взглядах на то, что происходило в стране и в «Известиях», мы с Дмитрием Федоровичем поддерживали дружеские отношения до конца его жизни, наступившем в январе 2012 года. В последнее время больше общались по телефону, раньше было много встреч и долгих разговоров. Несколько раз виделись втроем – с Кларой Степановной Лучко. Впоследствии вдвоем с ним посещали ее могилу на Новодевичьем кладбище. Как-то так получалось, что об августе 1991 года мы с ним ни разу не говорили, набиралось много других тем, которые обсуждать было легко…

О Севруке. Он в тот же день, 22 августа, собрал свои вещи и покинул «Известия». Примерно через неделю позвонил мне, сказал, что хотел бы увидеться. Когда пришел и мы сели за большой стол, он вдруг зарыдал. Просил помочь с трудоустройством. Я пробовал, но мне это не удалось – нигде журналисты не хотели видеть этого человека. Еще он попросил о письме от имени «Известий» в Комиссию по персональным пенсиям (кажется, при Совете министров СССР) с просьбой сохранить за ним обслуживание в Государственном лечебно-оздоровительном объединении. В начале сентября такое письмо было заготовлено, и Голембиовский его подписал. Спустя время Севрук вернулся на свою родину – в Минск, где многие годы преданно служил в пропагандистской команде президента Белоруссии Лукашенко, иногда мелко покусывая своими публикациями Горбачева, Ельцина, российских либералов.

Точно такое же письмо в комиссию по персональным пенсиям, как для Севрука, подписал Голембиовский и для Ефимова. После «Известий» он работал ответственным секретарем «Независимой газеты», затем в этой же должности в журнале «Российская Федерация сегодня», кадровый костяк которого составляли бывшие известинцы. Главный редактор тоже был из наших – опытный журналист, поэт Юрий Хренов. Все, что теперь приходилось слышать о Ефимове, было только со знаком плюс – как о человеке и как об ответственном секретаре. Это и неудивительно, мы тоже его знали таким до того, как он стал главным редактором. Известинская драма Николая Ивановича не просто в том, что он преданно служил партии, она больше лежит в ментальной плоскости: его видение мира как руководителя газеты не совпадало с мыслями и чаяниями управляемых им людей. Его мнения, его действия не воспринимались как адекватные проблемам, которые встали перед страной, обществом. В другом коллективе, с другой гражданской позицией он, скорее всего, был бы уважаемым руководителем, а у нас случилось то, что можно назвать еще и психологической несовместимостью.

Не слишком ли жестоко мы с Ефимовым обошлись? – спустя много лет задавался этим вопросом в книге «С журналистикой покончено. Забудьте» испытывавший некоторое чувство вины Друзенко. И тут же находил аргумент в свое оправдание: разве можно было иначе? «На войне как на войне. Тогда война казалась абсолютно справедливой, – сказал Толя, заканчивая свою мысль все же большим сомнением в том, что мы поступили в августе 91-го правильно: >– А сейчас? То-то и оно».

Я разделяю ход мысли Друзенко, но не принимаю ее окончания. Выражаясь его словами, я считал и считаю, что не только та редакционная война, но и ее исход были абсолютно справедливыми.

В соответствии с решением редколлегии сразу же в текущем номере были произведены изменения во внешнем оформлении и выходных данных газеты. С первой полосы убрали изображения трех орденов, которыми были удостоены «Известия» за годы советской власти – ордена Ленина, Октябрьской революции, Красного Знамени, сняли лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» на языках пятнадцати республик, входивших в состав СССР. С последней полосы удалили запись: «Учредитель: Президиум Верховного Совета СССР». Что касается самих орденов, то выяснилось, что никто в редакции не знает, где они хранятся. Проводимые впоследствии неоднократные расследования результатов не дали. Наверное, коллекционеры сейчас могут давать за них большие деньги.

В спешке мы оставили прежнее полное название газеты: «ИЗВЕСТИЯ Советов народных депутатов СССР». Но в таком виде оно просуществовало всего лишь сутки, после чего в названии осталось одно – главное – слово: «Известия».

Следующий день – 23 августа – стал не менее значительным в судьбе «Известий», чем предыдущий. В этот день мы начали крайне необходимую процедуру для оформления нового, независимого статуса газеты. Нас консультировал молодой толковый юрист, кандидат наук Левон Григорян, входивший в команду разработчиков редакционного устава под руководством М. Федотова. Сам Федотов в этот момент был уже заместителем министра печати и массовой информации Российской Федерации.

Одновременно с работой над текущим номером в 12 часов дня мы провели первое собрание журналистского коллектива редакции, принявшего решение учредить газету «Известия». Председателем собрания был избран я, секретарем – главный редактор известинского приложения «Жизнь» Лев Корнешов. Учитывая, что для нас был очень важен фактор времени, Левон вызвался помочь как можно быстрее зарегистрировать газету. Возникла непредвиденная проблема: требовалось оплатить пошлину в размере чуть больше десяти тысяч рублей, а таких денег собрать в редакции не удалось. Снова нас выручили рабочие типографии – в этот день им давали зарплату, и люди на выпуске сбросились, набрав нужную сумму. Прихватив пластиковый пакет с деньгами, Левон отбыл в Минпечати, благо оно рядом с нами, на нашей общей Пушкинской площади. Часа через два я уже держал в руках подписанное Федотовым «Свидетельство о регистрации средства массовой информации» под номером 1057. Тогда и снял на память ксерокопию, сейчас ее перечитываю:

Название учрежденного СМИ: «Известия». Программные цели и задачи: «Поиск, анализ и распространение объективной информации о жизни СССР и других стран, о деятельности государственных органов всех уровней, содействие утверждению общечеловеческих ценностей, принципов мира и прогресса, демократии, гуманизма, свободы и прав человека, развитие международного сотрудничества.

Все коротко и ясно, ни пролетариев всех стран, ни каких-либо других лозунгов. Замечательный документ!

Теперь мы с ним могли двигаться дальше. И в 16.00 состоялось еще одно собрание. Снова выборы председателя, секретаря – имена прежние. Сохранилась копия и этого протокола, заверенного круглой печатью.

Присутствовало 380 человек. Повестка собрания:

1. О принятии и утверждении Временного устава газеты «Известия».

2. О выборах главного редактора газеты «Известия».

По первому вопросу сообщение сделал я: зачитал проект Временного устава, который еще требовал доработки. Но и в таком виде он давал основания для выбора главного редактора. Выступившие Ю. Макаров, М. Крушинский, Ю. Феофанов, А. Друзенко, Г. Иванов-Смоленский высказали ряд пожеланий, которые должны быть учтены при подготовке постоянного устава. По второму вопросу слово взял Друзенко, предложивший на должность главного редактора кандидатуру И. Голембиовского.

– Другие предложения есть? – обращаюсь через микрофон в заполненный до предела Круглый зал.

Других предложений нет. Выступили: Ю. Орлик, Ю. Макаров, Л. Корнешов, В. Курасов, А. Бовин, И. Абакумов. Никто ничего критического не сказал, все поддержали Друзенко.

– Итак, – продолжил я. – внесена одна кандидатура. Кто за то, чтобы главным редактором газеты «Известия» был избран Игорь Несторович Голембиовский?

«Решение принято единогласно», – написано в протоколе.

Так оно и было на самом деле – никто не поднял руки против, никто не воздержался. Однако нельзя утверждать, что абсолютно все 380 человек искренне хотели видеть в качестве главного редактора именно Голембиовского.

На такой результат голосования повлияло многое, и прежде всего то обстоятельство, что мы торопились провести выборы. Да, памятник Дзержинскому на Лубянке уже был сброшен, ЦК КПСС парализован, Лукьянов подозревался в участии в путче и уже ждал ареста. Но мы не были уверены, что и в этой, казалось бы, совсем безвластной ситуации не найдется какая-то сила (скажем, Ельцин или вернувшийся из крымского заточения Горбачев), которая срочно не назначила бы в «Известия» нужного ей человека. Мы очень не хотели, боялись любого варианта-чужака и потому спешили ковать железо, пока оно было горячо. В течение одного дня по ходу работы над номером провести два собрания, да так, чтобы выдержать нужный юридический регламент и обеспечить легитимность решениям, то есть привлечь сотни людей, максимальное количество – в столь лихорадочной обстановке мы не успевали бы организовать тайное и альтернативное голосование, даже если бы стремились к этому. Однако у нас не было такого стремления, поскольку редакция уже давно и неоднократно высказывала свое желание видеть в кресле главного редактора одного и того же человека.

Правда, никто не имел представления, какая это была часть редакции? Половина, две трети, четыре пятых? Или меньше половины, или процентов десять-пятнадцать, но наиболее активных, за которыми шло молчаливое большинство? Надо признать, что как и в обществе, так и в «Известиях» жил этот феномен – молчаливое большинство, его присутствие часто сказывалось на тех же летучках, различных собраниях. Об одном можно говорить с абсолютной уверенностью: если бы не наша торопливость, если бы выборы были альтернативными и тайными, мы получили бы не тот результат голосования, что зафиксирован в протоколе от 23 августа. Я знаю многих, кто в других обстоятельствах не отдал бы свой голос за Голембиовского. Были, конечно, и те, кто просто «на всякий жизненный случай» не осмелился поднять руку «против» или хотя бы «воздержался».

Но была ли альтернатива? Вообще-то она, как известно, есть всегда и всему.

Если бы коллектив был в курсе, что Игорь еще до отъезда в Японию принял решение об уходе из газеты, то вполне возможно, что в тех крайне напряженных условиях, которые требовали быстрой реакции, и решительных действий, мы бы уже не его имели ввиду, а выбирали из тех, кто находился рядом, кто сейчас – здесь, в редакции, и мог бы немедленно ее возглавить, чтобы объединить и поднять людей на защиту от внешнего вмешательства. Возможные имена? В такой конторе, как наша, достойных имен было немало. Назову хотя бы четверых: Александр Бовин, Станислав Кондрашов, Анатолий Друзенко, Владимир Надеин…

Если бы мы не очень спешили, перенесли собрание на день-другой и сделали все в полном смысле по-демократически, то в списке кандидатур могли оказаться и эти четыре человека (или кто-нибудь из них), и кто-то еще. Ну, и плюс, конечно, Голембиовский. Вот это были бы выборы!

Часто употребляя здесь местоимение «мы», я подразумеваю нас троих, осуществлявших в те дни руководство редакцией и инициировавших главную кадровую перемену в «Известиях» – Надеина, Друзенко и себя. Лично я осознаю свою немалую вину за то, что мы не нашли в себе сил и не приложили достаточно ума для организации такого голосования, которое по форме и по существу было бы абсолютно правильным, легитимным и наилучшим образом отражало мнения и настроения в коллективе. Но и в таком случае мой личный голос был бы в пользу Голембиовского, которого я считал наиболее подходящим человеком на должность главного редактора.

Сразу после собрания я связался по телефону с Игорем (стенографистка Зоя Соломина разыскала его в одной из токийских гостиниц) и поздравил с избранием. Помню, что как человек с юмором он отреагировал на это какой-то хорошей шуткой. Было бы совсем смешно, если бы из идиллических японских далей он заговорил с пафосом, что иногда за ним водилось.

О событиях 23 августа в «Известиях» мы сообщили на следующий день в московском вечернем выпуске на 1-й полосе с отсылом на четвертую, где опубликовали редакционное обращение к читателям под заголовком «Наши новые старые “Известия”». Мне и сегодня нравится этот набранный жирным шрифтом текст:

Итак, читатель, вы берете в руки первый номер «Известий». Почему же мы не ставим под этим названием № 1, а оставляем порядковый № 202 текущего года и № 23 468 со дня основания? Что произошло с нашей газетой? Что с ней было и что будет?

До 23 августа 1991 года учредителем нашей газеты был Президиум Верховного Совета СССР. У нас и раньше возникали тяжелые конфликты с нашим хозяином, неизменно принимавшим сторону главного редактора, даже если его позиция по самым принципиальным вопросам противостояла мнению редакционной коллегии, всего журналистского коллектива.

С особой остротой это проявилось в дни путча, когда руководимый учредителем главный редактор упорно стремился сделать «Известия» рупором узурпаторов власти. Именно это обстоятельство заставило нас, известинцев, добиваться срочного изменения статуса газеты, регистрации ее нового названия и утверждения Устава, за который редакционный коллектив боролся более полугода.

Отныне учредителем «Известий» является журналистский коллектив. Так сказано в Уставе, принятом единогласно на собрании сотрудников редакции. Вот его основные положения: «Редакция действует в соответствии с законодательством, а также учреждаемыми учредителем Программой (основными принципами) деятельности и настоящим Уставом. Редакция является независимой от политических партий и иных общественных объединений, преследующих политические цели. Сотрудники редакции в своей работе руководствуются требованиями законов, настоящего Устава и не связаны решением политических партий, общественных объединений, преследующих политические цели».

Так сказано в юридическом документе. А теперь несколько слов от себя. Да, мы будем делать принципиально новую газету, обязуемся впредь служить только делу и никогда лицам, не выпустить ни единого номера, которого пришлось бы потом стыдиться. Но это не значит, что мы отрекаемся от славных известинских традиций, от тех «Известий», которым служили Анатолий Аграновский, Нина Александрова, Евгений Кригер. Мы постараемся взять с собой из прошлого в будущее весь журналистский опыт, сложившийся в нашей газете.

Отныне мы и только мы несем ответственность за каждое слово, которое появится на наших страницах. Уверенность в том, что так и будет, закрепляется важнейшим обстоятельством – отныне нами руководит главный редактор, которого мы сами избрали. Такого в истории «Известий» никогда не было. Мы горды и счастливы, что именно нынешнему поколению сотрудников выпало вписать в нее новую страницу. И мы убеждены, что наша газета будет открыта для политического разномыслия, столкновения самых несхожих точек зрения, для честного спора, а главное – для стопроцентно правдивой информации.

В дни путча мы еще раз убедились, что редакция составляет неделимое целое с многочисленным коллективом типографии и издательства, всеми его службами. Только благодаря мужеству наших рабочих мы оказались единственной из центральных газет, которая вышла утром 20 августа с обращением к народу российского президента Бориса Ельцина. Наша неразрывная связь – залог обновления газеты. Сейчас разрабатываются юридические документы, которые еще более упрочат эту связь, поставят ее на законную основу. Это стало возможным благодаря тому, что издательство перешло под юрисдикцию России, что, разумеется, никоим образом не отразится на том, что «Известия» были и остаются всесоюзной газетой.

Дорогие читатели! Мы начинаем новую жизнь. Свою, известинскую, и, надеемся, вашу тоже. Поздравляем себя и вас с этим началом. Пожелаем себе и вам достойного продолжения.

За нашу и вашу свободу! Известинцы.

В данном случае под местоимением «мы» имеется в виду уже не наша временная мятежная «тройка», а вся редакция.