Текст книги "Para Bellum"

– Книжек много прочитали? – в той же тональности ответил Марков. – Так не стоит сразу о Бальзаке думать. Вариант «Золушка» вспомните. Я вас до сего мига не знал, не видел. Шёл по своим делам. И вдруг вы – довольно нахально мне поперёк дороги возникли. Я вас, можно сказать, пожалел, обогрел… Сейчас предложил культурно вечер провести. Вы, похоже, согласились. Я – старый солдат, знаю, в какой форме одежды окопы копать, в какой на парад выходить. Предложил вам привести себя в соответствие. Вы, прошу прощения за научное слово, реагируете неадекватно.

Марков понимал, что говорит резковато и не совсем принятые в её круге общения вещи. Но как иначе? Или пусть сразу принимает текущую реальность, или действительно… Связался чёрт с младенцем.

До девушки, похоже, начало доходить, что не очередной парень с соседнего потока к ней цепляется. И уж больно много звёзд на малиновых петлицах у её нового знакомца. Не зря каждый второй мужчина, проходящий мимо, на них оглядывается. И, судя по взглядам, не просто так…

– И всё равно, – почти наперекор себе ответила девушка. – Если я приму от вас дорогой подарок, я вроде стану чем-то обязана. А я не хочу!

– Да не хочешь, и не надо, девочка, – с грустной усмешкой ответил Марков, чувствуя, что сейчас всё может и закончиться. Отчего и перешёл на «ты». А что – семнадцать лет разницы в возрасте. – За все обязательства можешь расплатиться одной улыбкой. Если б ты знала, какая замечательная у тебя улыбка. А Орлова – да и бог с нею. Твой парень, может, сейчас вешаться собрался, после того, как ты со мной ушла…

– Ага, он повесится, – машинально ответила она и вдруг переключилась, задумалась совсем на другой волне и в другой тональности…

Лена растерянно моргнула. Похоже, ни от кого она ещё не слышала ничего подобного. В смысле – ни один взрослый мужчина так жёстко с ней не разговаривал. И выбирать нужно мгновенно. Ведь разойдись они сейчас – ничего подобного в жизни больше не случится. И тем не менее…

* * *

В итоге остановились на следующем плане действий: сначала они вместе покупают соответствующую случаю обувь.

– Хрустальные туфельки для Золушки, – не удержалась от колкости Ленка.

Потом Марков отвозит девушку домой.

– К папе, к маме или к бабушке? – уточнил Сергей.

– На этот раз к маме. Мой светский гардероб там.

Около семи вечера Сергей Петрович заедет за дамой, и они отправятся на бал.

Поймать такси оказалось более чем просто. Стоило генералу подойти к краю тротуара и поднять руку, тут же остановилась бежевая «эмка» с полосой шашечек на борту.

– Куда едем? – поинтересовался молодой водитель в кожаной лётной куртке.

– На Авиамоторную, – ответила Лена.

– Далеко, – присвистнул шофер. – Край Москвы.

– Ничего, работа у тебя такая. – Сергей распахнул перед студенткой дверцу. – Езжай, да поаккуратнее.

К вечеру ударил морозец. Из низких туч посыпалась мелкая ледяная крупа. Злой ветерок швырял её в лицо. Ощущение было такое, словно по глазам и по щекам лупят тысячами иголочек.

Машина подошла к подъезду дома на Якиманке ровно в девятнадцать. Марков уселся на заднее сиденье. Когда «ЗиС» тронулся, генерал приказал:

– Сначала на Авиамоторную, это в Лефортово, – увидел задумчивость на лице сержанта и добавил: – Я покажу. – Действительно, откуда бойцу, если не коренной москвич, так уж хорошо знать окраины столицы. Старожилы, и те вне Садового кольца не ориентируются.

Лена ждала у подъезда нового, недавно выстроенного по плану реконструкции шестиэтажного дома. И вся улица была из таких же. В конце квартала виднелись строения промзоны, а дальше тянулась пресловутая «Владимирка» – скорбный путь каторжан, недавно переименованная в «Шоссе Энтузиастов». Она была одета в то же чёрное пальто-шинель. «Чёрт знает что, – подумал генерал. – Завтра же надо купить что-то нормальное, по погоде. Заболеет девка».

Точно так же он решил бы одеть собственную дочку. Он сам не мог понять, влюбляется он в эту прелестную птичку или заговорил родительский инстинкт, которого до сих пор не было «по определению».

Когда машина остановилась и Марков открыл дверцу, девушка подбежала, улыбнулась неуверенно. Похоже, она до сего момента не верила, что странный генерал сдержит слово.

– Снова здравствуй, – сказал Марков. – Здравствуй, Радость.

С того момента он будет называть её только так – Радость.

– Далеко вас загнали. Небось, целый час до центра добираться?

– Бывает и дольше. Трамвай до Курского редко ходит. Но скоро, говорят, Кольцевую линию метро построят, тогда заживём… Зато квартира здесь хорошая, раньше мы в коммуналке на восемь семей жили возле Савёловского вокзала…

«ЗиС», в котором Лена ехала первый раз в жизни, промчался по нижнему полукружью Садового кольца, свернул на Арбат, оттуда, прибавив газу – на Можайское шоссе и понёсся по присыпанному снежком асфальту.

– Ой, а куда это мы? – забеспокоилась Ленка.

– Не тревожься, здесь недалеко, – ответил Марков. У него был переданный с сотрудником НКВД план маршрута и два пропуска: один на лобовое стекло, с ним можно было ехать и на красные светофоры, и под любые знаки и второй – для предъявления непосредственно на объекте.

– Как с матушкой разобрались? Не сильно возражала? – спросил Сергей.

– Ой, они с Зинаидой мне такой перекрёстный допрос устроили! – девушка засмеялась. – С кем, куда, кто будет? Когда я сказала об Орловой, вердикт вынесли хором: не просто дура, а дура редкостная. Думаю, выглядывали из окна и записали номер машины.

Минут через двадцать автомобиль подъехал к дощатому забору метров в пять высотой. Из караульной будки появились боец в полушубке и валенках, с автоматом ППД и лейтенант Госбезопасности в шинели и хромовых сапогах, в фуражке вместо шапки, с расстёгнутой кобурой. Автоматчик (на полушубке знаков различия нет) остался у ворот, лейтенант не спеша подошёл, козырнул генералу, но без особого пиетета.

– Ваши документы, пожалуйста. – Марков, приопустив стекло, протянул пропуск и новенькое удостоверение. Лейтенант снова козырнул. – У девушки документы имеются?

– А я ничего не взяла, – растерянно проговорила Лена, – я же не знала.

«Довыпендривался, – подумал генерал. – Нет бы сообразить, куда едем. Сейчас её не пустят, и что дальше?»

Придётся брать чекиста на «болевой приём».

– А вы не видите, лейтенант, – выделил он голосом звание и не добавил «Госбезопасности», что сразу снижало собеседника на два звания, – вот тут написано – «На два лица». Лицо – перед вами. Интересуетесь фамилией и пропиской – обратитесь к тому, кто пропуск выписывал…

И закурил, выпуская дым прямо на охранника.

– Пожалуйста, подождите, – сильно потеряв в гоноре, сказал тот, – я уточню…

И направился назад к будке.

– Теперь я вижу, что вы и вправду генерал, – шёпотом сказала девушка. – Это ведь из НКВД товарищ?

Марков только пыхнул папиросой презрительно, мол, видали мы таких, здесь, там и у ихнего наркома в заднице… Только-только не выдал тираду вслух. Сильно его с известных пор раздражали васильковые петлицы и околыши фуражек.

В свете сильных фонарей по углам забора Марков разглядел тянущуюся по кустам и между соснами колючую проволоку минимум «в три кола», а в толстых досках – щелевидные прорези, сильно напоминающие бойницы.

Буквально через три минуты начкар бегом вернулся к машине:

– Всё в порядке, товарищ генерал-полковник, прошу извинить за задержку. Служба…

Марков только рукой махнул, довольный, что не пришлось самому объясняться с вертухаями. Хотя назови он так этого лейтенанта – обиделся бы. А суть одна – те меня охраняли, чтоб я не сбежал, эти – другого, чтоб его не украли… Как сказано в учебнике физики – просто векторы разные.

За первыми воротами оказались вторые, пониже, и ещё один забор. «Ну точно зона с предзонником». По неслышной команде створки распахнулись, «ЗиС» въехал в большой двор. Ещё один автоматчик указал, где поставить машину. Водитель остался на месте, а генералу с девушкой указали на большой двухэтажный дом, полускрытый заснеженными, очень старыми елями.

В прихожей Марков, отстранив лакея в штатском, сам снял шинель, а с Лены её пальто почтительно сняли, пристроили на вешалку, сплошь покрытую богатыми пальто, мужскими и женскими шубами в два слоя. Было там и несколько шинелей с такими же, как у Маркова, звёздами. Одной больше, одной меньше…

– Обманщик, – шепнула она, – а говорили наивной девице, будто вы полковник.

– Но обманул только наполовину, – улыбнулся Марков. – Хоть и с приставкой, но полковник же.

Сбросив ботинки с ботами, она надела туфельки на высоком каблуке. «Какие ножки!» – подумал Сергей с восхищением.

В довольно обширном зале с небольшой сценой, похожем на сельский клуб, собрались уже человек тридцать. Хаотично перемещались, обмениваясь короткими дежурными фразами, у фуршетного стола с противоположной от сцены стены выпивали и закусывали с явным аппетитом – большинство ведь прибыли прямо со службы, без ужина, а то и обеда. Негромко играл камерный квартет, несколько пар танцевали, но настоящего веселья пока не чувствовалось. Приходилось Маркову бывать на таких приёмах, может, уровнем пониже, а так – всё один в один.

– Угощайтесь, Леночка, – подвёл он девушку к свободному столику. Лена явно не видела в своей жизни такого изобилия. – Что вам налить? Шампанского или коньячком продолжите?

Маркову вспомнилась шуточка, за которую сел один из его сокамерников: «До наступления коммунизма народ потребляет жизненные блага через своих представителей». Пятёрки эта шутка стоила. Без поражения в правах.

Через несколько минут из группы людей в дальнем углу неторопливо вышел и направился к новым гостям невысокий человек в сером френче с отложным воротником без знаков различия и тёмно-синих брюках, заправленных в мягкие сапоги.

– Здравствуйте, Сергей Петрович! – он протянул генералу руку. – Спасибо, что не пренебрегли. Представьте меня вашей юной даме.

Марков покосился на студентку. Похоже, она узнала Хозяина не сразу. Но узнала. Девчонка побледнела, на вождя смотрела расширившимися глазами. Сергею стало её даже немного жалко. Для простого человека – сильноватый шок.

– Елена… – он замялся.

– Ивановна, – одними губами подсказала Ленка.

– Так точно, товарищ Сталин. Она же – студентка-третьекурсница ИФЛИ. Серьёзная девушка. Занимается проблемами мета… метафизики? – офицер вопросительно поглядел на Лену.

– Метапоэтики Хлебникова, – подсказала она непослушными губами.

– А это…

Генеральный секретарь подал девушке ладонь. Когда Лена протянула свою, он задержал тонкую кисть в своей руке.

– А я… Товарищ Сталин – это моя должность. Можете называть просто – Иосиф Виссарионович, – улыбнулся хитровато, – в нерабочее время. – Медленно поднёс её руку к губам. – Не знаю, говорил ли вам этот солдафон, что вы прелестны, Елена Прекрасная.

– Говорил, товарищ Сталин, – улыбнулась девчонка.

– Да? – неторопливо произнёс вождь. – Значит, не такой уж он сапог, каким прикидывается. Пойдёмте, я познакомлю вас со звёздами нашего небосклона.

Он подхватил Лену под руку и повёл через зал. Марков поплёлся сзади, чувствуя себя идиотом. Он ещё не знал о привычке Сталина когда утончённо, когда грубо издеваться над своими гостями, включая членов Политбюро.

– Видите того красавчика-грузина? – спросил Хозяин. – Его зовут Мирзо Геловани. Начинающий артист. Но начинает резво. Ему предложили сыграть молодого Кобу Джугашвили. Так он прислал письмо товарищу Сталину. Просил разрешить пожить на его даче, ближней даче, на Рице, чтобы вжиться в образ своего… персонажа. – Это слово вождь выделил саркастическим тоном. – Товарищ Сталин написал на этом заявлении: «Хочет глубоко изучить биографию, пусть начнет с Туруханского края».

Лена прыснула и, не сдержавшись, звонко захохотала. Окружающие дружно обернулись в недоумении. Чтобы кто-то от души веселился, разговаривая с Хозяином, такого никто не мог припомнить.

Гости старались быстрее допить бокалы и рюмки, проглотить недопережёванные куски и начали придвигаться к Хозяину, девчонке, которую вождь галантно вёл под руку, и никому не известному высокому военному. Вскоре образовался единый круг, центром которого был Сталин.

– Любовь Петровна, – позвал он. – Где вы? Хочу представить нашу юную гостью, студентку-отличницу ИФЛИ, комсомолку (вождь покосился на Ленку, та кивнула), судя по фигуре, спортсменку.

Мужчины расступились, пропуская крепкую блондинку, обтянутую белым французским костюмом, в белых же перчатках и туфельках. Лицо её было знакомо каждому человеку в СССР. Только сейчас оно было злым и высокомерным.

– Знакомьтесь, Любовь Петровна, – улыбнулся Хозяин, не обращая внимания на настроение Орловой. – Ваша поклонница, как вся наша страна.

Кинодива бесцеремонно осмотрела девушку с головы до ног, протянула руку в перчатке и спросила:

– Актриска?

– Нет, филолог.

Звезда музыкальных комедий смягчилась.

– Для тебя это правильно. – Тут же она повернулась к Генеральному секретарю. – Товарищ Сталин, поглядите: донашиваю последнюю пару перчаток.

– И что? – усмехнулся Иосиф Виссарионович.

– Надо снова ехать в Париж. А так хочется во Внуково.

– Вы же знаете, Любовь Петровна, вам я ни в чем не могу отказать. Собирайтесь, я распоряжусь.

Маркову показалось, что в задних рядах гостей он различил фигуру Поскрёбышева, записывающего что-то в блокнот.

К Орловой пробился высокий голубоглазый блондин.

– Иосиф Виссарионович, нельзя отпускать такую красавицу в Париж без сопровождения. Похитят, как Юпитер Европу, – сказал он, лучезарно улыбаясь.

– А конвоиром будешь ты? – жёстко уточнил вождь.

– Ну, почему же конвоиром, я всё-таки муж.

– Всё-таки муж, – согласился Сталин. – Муж при жене. Любочка, он вас не обижает? – обратился Генеральный секретарь к Орловой.

– Нет, – ответила дива.

– Смотри, Гришка, – предупредил Хозяин, – обидишь Любовь Петровну, повесим.

– За что? – Александров попытался обратить неприятный диалог в шутку.

– За шею, – очень серьёзно произнёс Сталин, подхватил за острый локоток Лену и двинулся вперёд, прямо на сгрудившихся гостей. Те послушно раздались в стороны.

Вождь подвёл девчонку к фуршетному столу, обернувшись, поискал глазами отставшего Маркова.

– Сергей Петрович, не думайте, будто я пытаюсь похитить вашу девушку. Как Юпитер Европу, – саркастически процитировал он. – Хотя… Мне бы лет двадцать долой, тогда мы с вами посоперничали бы. А вы поешьте, – предложил он Ленке. – А то станете говорить, что товарищ Сталин даже не покормил гостью.

Вождь взял бутылку «Греми», пару бокалов, наполнил их до половины, протянул один Маркову.

– Девушке мы предложим что-либо полегче. Как вы относитесь к «Киндзмараули»?

Студентка пожала плечами. Молодой человек в чёрном костюме уже схватил высокий хрустальный стакан и бутылку с вином.

– Отдайте, – поморщился Иосиф Виссарионович, собственноручно налил вино в сосуд, протянул Лене. Взял тарелку, положил на неё бутерброды с красной и чёрной икрой, сделал знак, и тот же молодой человек подал блюдо со строганиной. Хозяин серебряной ложкой подцепил несколько кусков на фарфоровую тарелочку. – Настоятельно рекомендую. Удивительно вкусная штука.

Девушка послушно попробовала, приподняла бровь.

– Потрясающе. Ничего похожего я в жизни не ела.

Сталин довольно улыбнулся. Он чокнулся с Марковым, пригубил коньяк и поставил бокал на стол.

– А вы, генерал, до дна. Как положено офицеру.

Марков впервые за последние двадцать лет услышал это слово, произнесённое рядовым тоном, без идеологического оттенка. Послушно выпил, как минеральную воду.

Краем глаза Сергей видел, как ловко и изящно обращалась девушка со столовыми приборами. Она не уступала самой Орловой. Но та – представительница одного из двенадцати древнейших дворянских родов России. А Лена?

– Почему нет музыки? – громко воскликнул Хозяин. Квартет послушно заиграл вальс «Сказки Венского леса». В центре зала человек невысокого роста подхватил Орлову, и пара закружилась, заставляя остальных гостей отпрянуть к стенам.

– Смотри, что Серёжа выделывает, – услышал Марков встревоженный женский голос. Это сказала настоящая русская красавица, стоявшая рядом. Круглое доброе лицо обрамлено короной из кос, высокая грудь, широкие бёдра. Такая и коня на скаку остановит, и из огня спасёт.

Она обращалась к лысоватому мужчине, похожему на Кощея Бессмертного.

– С его-то аритмией…

– А что, у Сергея Михайловича больное сердце? – вмешался Сталин.

– После Мексики возникли проблемы, Иосиф Виссарионович, – объяснил «Кощей».

– Скорее, всё началось с Берлина, – добавила красавица.

Серёжа, о котором шла речь, был склонен к полноте. Над огромным лбом вились рыжие непокорные волосы. Единственный из штатских он был одет не в чёрный, а светло-серый мешковатый костюм. И похож был на рыжего клоуна в цирке.

Любовь Орлова много лет занималась хореографией. Но в этот раз она едва успевала достойно отреагировать на неожиданные антраша «рыжего». А в конце он отпустил Любовь Петровну и «выдал» такой батман, что от зависти заплакала бы «Мариинка».

Под всеобщие аплодисменты Сергей подошёл к столу, тяжело опёрся на него и сказал прерывающимся голосом:

– Смотри, что выделывает проклятое сердце.

Красавица обняла «клоуна» за плечи.

– Серёжа, может, врача?

– Лучше плесни коньячку на донышко.

Только тут он увидел стоящего рядом вождя:

– Извините, товарищ Сталин.

– Может быть, правда, врача, Сергей Михайлович? – спросил Хозяин.

– Спасибо, не нужно. Сейчас всё пройдёт.

Иосиф Виссарионович повёл бровью, и молодой человек в чёрном костюме вручил танцору широкий бокал, в котором покачивалась коричневая влага. Тот сделал глоток, покатал обжигающую жидкость во рту. Круглое лицо стало постепенно розоветь.

– Уф, – вздохнул он, – вроде отпустило.

– Вы должны беречь себя, – мягко сказал Генеральный секретарь. – Вам ещё работать и работать на благо СССР.

– Это Эйзенштейн, – охнула Лена.

– Да, – торжественно произнёс «Кощей». – Это – Сергей Михайлович Эйзенштейн, самый талантливый кинорежиссёр в мире, гений.

– Сева, не репетируй мой некролог. – «Рыжий» внимательно посмотрел на студентку. – Откуда вы, прелестное дитя?

– Не называйте меня дитёй, – встопорщилась девчонка. – То есть дитём. Ну, ребёнком.

– Это не я, это – Пушкин, – серьёзно сказал Эйзенштейн.

– Пушкина я знаю, – ехидно сообщила девушка.

– Я на это надеялся, – так же серьёзно продолжил режиссёр. – Но кто бы мне сказал, что племя младое, незнакомое и обо мне, грешном, что-то слышало…

– У нас очень много спорят о вашем «Грозном», – сообщила Ленка.

– У вас?

– В ИФЛИ. Многие говорят, что вы оправдываете тирана.

Сергей Михайлович бросил быстрый взгляд на Сталина. Тот с интересом прислушивался к беседе.

– Видите ли, барышня, чтобы судить об Иване Четвёртом, надо принимать во внимание и его трагическую ситуацию, и политический расклад сил, и историческую прогрессивность реформ государя…

– Вы слово в слово повторяете наших умников.

– А что вы думаете о Грозном? – спросил Иосиф Виссарионович.

– Мне его жалко, – выпалила девчонка, – когда он сидит на троне, такой маленький, ножки в воздухе болтаются. А вокруг все эти… вороны чёрные. Так бы и поубивала всех!

Эйзенштейн иронически улыбнулся.

– Ну вот, Лизонька, – обратился он к красавице, – а ты твердишь, будто у меня кино интеллектуальное, холодное. Ума много, а чувств нет.

А Сталин тихо проговорил:

– Спасибо, девочка.

И тут же перевёл прищуренные глаза на режиссёра.

– Так что у вас с сердцем, Сергей Михайлович? Только честно. Вам ещё доснимать «Грозного». Не знаю, будет ли эта штука посильнее, чем «Фауст» Гёте, но вы нужны народу.

– Думаю, главная причина – болезненная фантазия, – улыбнулся Эйзенштейн, массируя под пиджаком грудь. – Всеволод пробовался у меня на роль Пимена, так вжился в образ восьмидесятитрёхлетнего старца, что свалился с настоящим инфарктом.

Вождь не сводил глаз с лица режиссёра. Этот взгляд действовал сильнее любых понуканий, и Эйзенштейн, преодолевая нежелание сообщать о неприятном для него случае, продолжил:

– Десять лет назад, проездом в Голливуд, я побывал в Берлине. Вы, возможно, помните, Иосиф Виссарионович, меня тогда приглашали с лекциями и с «Потёмкиным» в Париж и к немцам.

Сталин кивнул.

– Встречали и опекали нас с Александровым Фейхтвангер и Пабст. Григорий был очень занят в посольстве, – саркастически подчеркнул режиссёр, – а ко мне и Пабсту в небольшом ресторанчике Лион подвёл хорошо одетого, респектабельного господина. Я всегда считал, что выражение «Впиться в кого-то глазами» – проявление дурного вкуса некоторых литераторов. Но тот незнакомец именно впился тяжёлым, давящим взглядом. Так продолжалось минуты две-три. Потом он схватил со стола салфетку и стал писать на ней… Моим почерком.

Ни Вильгельм, ни Лион никогда не видели моих рукописей. При всей своей самовлюблённости, не могу представить, чтобы почерк Эйзенштейна был широко известен среди берлинцев.

После этого трюка мужчина через Фейхтвангера попросил у меня автограф. Я расписался. Изучив закорючки, этот человек сказал: «Берегитесь разрыва сердца». И показал в сплетении букв С и Э сердце, расколотое трещиной…

Многие называют меня неплохим рисовальщиком.

– Да, – громко подтвердила Лиза. – Пикассо и Сальвадор Дали, не сговариваясь, заявили, что Эйзен – лучший рисовальщик двадцатого века.

Сергей Михайлович улыбнулся женщине и продолжил:

– Я три раза менял роспись. И во всяком новом варианте сам же находил мотив breaking heart. Я много думал об этом случае. Возможно, сам себе внушил болезнь.

– А кто был тот… предсказатель, не удалось узнать? – спросил Иосиф Виссарионович. При всей сдержанности вождя было очень заметно, что рассказ Эйзенштейна его взволновал.

– Его звали Хануссен. Он был в то время очень модным в Берлине. Позже стал личным предсказателем Гитлера. Фейхтвангер собирал материал для книги о нём и привёл познакомиться с автором нашумевшего «Потёмкина».

Никто из присутствующих не мог тогда знать, что Сергей Михайлович Эйзенштейн умрёт в 1948 году от третьего инфаркта. У режиссёра было очень крепкое сердце, и чтобы разорвать его, нужно было потрудиться. До этого Сталин приказал уничтожить вторую серию «Ивана Грозного». Чтобы никто никогда не увидел то, что сумел разглядеть в душе вождя всех трудящихся великий художник. Естественно, кинорежиссёра «критиковали», вернее, беззастенчиво травили. Но арестовать Эйзенштейна и стереть его в лагерную пыль Сталин не позволил. На похоронах будут присутствовать и Сева – Всеволод Илларионович Пудовкин, и Лиза – Елизавета Михайловна Смирнова, верная подруга Пудовкина на протяжении многих лет.

Оркестр в соседней комнате заиграл мелодию, напоминающую «Цыганочку», но в джазовой обработке. Ленка помимо воли задвигалась в ритме. Услышав музыку, Сталин слегка поморщился, но тут же обратился к Маркову:

– Потанцуйте, молодежь, а то мы утомили девочку страшными историями. Только выпейте на брудершафт. При мне.

Официант тут же подал два бокала.

– А как это, на брудершафт? – спросила Леночка.

Сталин иронически смотрел на Маркова.

– Выпивают вино вот так, – Сергей продел свою руку под руку девушки. – Потом целуются.

Девушка послушно осушила бокал. К счастью, подали красное сухое. Генерал с ужасом подумал, что стало бы с его юной дамой, если бы по прихоти Хозяина ей пришлось выцедить граммов сто пятьдесят коньяка. Марков смущённо наклонился к студентке. Та подставила щёку.

– Нет, так нельзя, – произнёс Генеральный секретарь. – Целоваться надо в губы.

Лена подняла лицо к Сергею. Он прикоснулся к сухим, сжатым губам. Зачем вождь затеял всё это?

– После этого люди обращаются друг к другу на «ты». А теперь танцуйте, – махнул рукой Иосиф Виссарионович.

Девушка двигалась великолепно. Сергей держал в своей руке её прохладную ладошку, другой прикасался к узкой спине. Когда последний раз он танцевал с женщиной? Даже вспомнить не удавалось.

Певец, чуть гнусавя, вёл по-английски: «Дэнс ми то тзе энд оф лав». Студентка чуть слышно подпевала, растворяясь в танце.

– Вы понимаете, что он поёт?

– Танцуй со мной, пока жива любовь, – вольно перевела Лена.

– Вы великолепно танцуете. Потрясающе красиво и элегантно обращаетесь со всеми этими вилками-ножами. Поёте по-английски. Всему этому учат в вашем ИФЛИ?

Девчонка рассмеялась.

– У нас есть такой кружок благородных девиц. Ведёт его бывшая княгиня, настоящая. Бабушка – божий одуванчик. Но спину держит как сама Кшесинская. И говорит свободно по-английски, по-французски, по-немецки и по-польски.

– А грамотный прямой в челюсть?

– Я занимаюсь боксом.

– Зачем?

– Современная девушка должна быть воспитанной и готовой к сражениям с врагом.

– Это вы у Алексея Толстого вычитали?

– При чём тут Зоя Монроз? Я говорю о современной советской девушке. Война приближается. Я и стреляю неплохо.

– А с чего вы взяли насчёт войны?

– Это все знают. Или чувствуют. Кожей.

– Лет ми си ё бьюти, – томно вёл тенор. – Лет ми си ё…

Давно Маркову не было так хорошо и свободно. Он чуть привлёк тонкую фигурку к себе, и девушка податливо прильнула к Сергею.

…дэнс ми ту тзе энд оф лав…

Марков высадил Лену из машины у подъезда.

– Мы ведь ещё увидимся, правда? – спросила девушка.

– Это зависит только от вашего желания. Номера своих телефонов я написал.

Мужчине хотелось взять изящную головку в ладони и поцеловать улыбчивые губы. Но что подумает мать? Скорее всего, она наблюдает за прибытием дочки из окна. Ведь только сегодня, какие-нибудь двенадцать-четырнадцать часов назад они познакомились. Решит, будто я её, комсомолку, спортсменку, филологиню, принимаю за какую-нибудь доступную. Или, ещё хуже, что я требую какую-то плату за сегодняшний вечер.

Девушка подождала минуту, поняла, что никаких действий не будет, махнула рукой и вбежала в подъезд. Генерал сел рядом с водителем.

– Домой…

– И где же тебя носило до трёх ночи, – возмутилась мать, как только Лена закрыла за собой дверь квартиры.

– Мам, ты себе даже представить не можешь! Мне поцеловал руку сам Сталин!

– Дура, ой, какая же ты дурочка моя, – вздохнула женщина. – Что же теперь будет, – спросила она полумрак, висящий в комнате, и заплакала.

Из «Военного дневника» генерала Гальдера:

25.3.1941 г. … Вагнер (генерал-квартирмейстер):

а) Доклад об обеспеченности химическими боеприпасами. К 1.6 у нас будет 2 млн химических снарядов для лёгких полевых гаубиц и 500 тыс. снарядов для тяжёлых полевых гаубиц. Заряды различной окраски для химической войны имеются в достаточном количестве. Необходимо лишь наполнить ими снаряды, о чём дано распоряжение. Со складов химических боеприпасов может быть отгружено: до 1.6 по шесть эшелонов химических боеприпасов, а после 1.6 по десять эшелонов в день.

Для ускорения подвоза в тылу каждой группы армий будет поставлено на запасные пути по три эшелона с химическими боеприпасами. Подготовка эшелонов для химических боеприпасов в Германии зависит от числа запасных путей, имеющихся в распоряжении начальника службы военных сообщений.

б) Дегазация: стационарная дегазационная станция на границе. 19 дегазационных рот (по одной на каждую армию: одна – в Норвегии, две – в Румынии, семь – в резерве генерал-квартирмейстера). Предложение о придании дегазационных рот танковым группам отклоняется…