Текст книги "Сколько стоит любовь?"

И в Сан-Франциско он никогда бы не встретился с Сиреной Айсом.

– Вы ведь не спешите, правда? – спросил он, подводя ее к столику рядом с огромным окном, из которого открывался восхитительный вид на гору, ту самую, что, как утверждал его дядя, скоро должна была стать меккой для туристов.

– Поесть?

– Нет, поехать в Сан-Франциско.

– А-а. – Она чертила вилкой по салфетке. – Нет, не спешу. А почему вы спрашиваете?

– Потому что мне придется здесь задержаться. Разузнать, есть ли хоть капля правды в этих сплетнях насчет лыжного курорта.

Она взяла вилку и бездумно тыкала ею салфетку.

– Хорошая мысль.

– И я так думаю. – Он дал себе слово не поддразнивать ее. Интересно, сколько он еще продержится? – Мне кажется, что положение с мотелями не улучшилось. Похоже, вам снова придется ютиться вместе со мной над заправочной станцией.

– С вами? Почему?

Он чувствовал, что непроизвольно улыбается.

– Потому что у вас не очень хорошо получается думать за себя. Сирена Айсом, у меня сложилось твердое убеждение, что вас нужно оберегать.

5

Сирена проснулась от того, что почувствовала слабый запах дыма. Она так часто переезжала, что, просыпаясь, всегда ждала, пока обстановка перестанет казаться незнакомой. Светлая спальня с высокими потолками и множеством комнатных цветов. Приоткрытое окно. Тяжелый клетчатый плед.

Комната для гостей в доме тети Герти.

Запах дыма усилился. Тогда Сирена встала и закрыла окно. Внизу разожгли камин, и ветер поднимал дым кверху. Из окна было видно, по крайней мере, полдюжины труб, из которых струился дым. Только здесь, в горах, где можно было рассчитывать на постоянный запас топлива и хорошую циркуляцию воздуха, еще можно было позволить себе топить камин дровами, как встарь.

Эта мысль всколыхнула ностальгию по далекому прошлому, тем простым временам, когда «антиквариат» не хранился под стеклянными колпаками с этикетками, обозначающими цену, а был частью повседневной жизни.

Нет! Сирена направилась в небольшую ванную комнату и встала под душ. Надо было встряхнуться, избавиться от вопросов, на которые нет ответов, начать новый день. Пока она стояла под душем, который обдавал ее то кипятком, то ледяной водой, она вспоминала вчерашний день и предложение Грейнджа остаться у него.

Ему следовало знать, что его тетка и слышать об этом не захочет. Сирена, заявила она, должна думать о своей репутации. Но Сирена еще некоторое время представляла себе, как проведет еще ночь под одной крышей с Грейнджем, как они будут вместе пить горячий шоколад и разговаривать.

О чем ты собиралась с ним разговаривать?

Тут ее обдало холодной водой, и все мысли вылетели из головы. Сирена отпрянула назад и ударилась локтем о полку, от чего все тело от головы до кончиков пальцев на ногах пронзила боль. Она каким-то образом умудрилась одновременно схватиться за локоть и повернуть кран.

Когда она вытерлась досуха, вопрос встал снова. О чем бы они говорили с Грейнджем, если бы она ночевала у него? Разумеется, о коллекции отца. Это несомненно. Но та, первая, ночь вспоминалась как приключение, была полна удивительных ощущений. Она многое отдала бы, чтобы еще раз пережить подобное. По сравнению с этим все разговоры о ценах, инвестициях и страховках ничего не стоили.

Значит, он хочет, чтобы она поехала с ним в Сан-Франциско? Если это произойдет, предложит ли он ей поселиться у себя? Скажет ли он об этом тете?

Проклятие! Слишком много вопросов.

Сирена вышла из ванной, не одеваясь. Быстро влезла в очередной свободный свитер и джинсы. После проверки содержимого бумажника она стала осторожно спускаться по крутой узкой лестнице. Кто-то жарил бекон.

Двое мужчин сидели за столом и ели. Дядя Гэллам нависал над тарелкой, будто защищал ее от своры голодных собак. Грейндж, как более цивилизованный человек, сидел прямо и, по крайней мере, проглатывал кусок, прежде чем отправить в рот следующий.

– Привет! – сказал он, когда Сирена шагнула в комнату. Он окинул ее взглядом с головы до ног, и она тут же забыла о ледяном душе. – Еще пять минут, и я отправился бы вас будить. Сегодня великий праздник: тетя готовит завтрак. – Он подмигнул тетке, при этом продолжая смотреть на Сирену. – Что, разве неправда? Разве ты меня не научила на всю жизнь, что твое появление в кухне – повод для торжества?

Герти окинула Грейнджа ледяным взором.

– Я могу завалить тебя едой, не забывай об этом. Если подумать, то стряпать с утра до вечера может и обезьяна. Что вы будете есть, Сирена. Яичницу с беконом? Или вы боитесь холестерина?

Сирена унаследовала от родителей прекрасное пищеварение. Когда она взялась за бекон и пришла в себя, отведя взгляд от Грейнджа, то почувствовала, как уютно и тепло в желто-белой кухне тети Герти. Из-за того, что стол стоял в небольшой нише, они все выглядели как фигуры на картинах Нормана Рокуэлла.

Или выглядели бы, если бы Грейндж не был одет во фланелевую рубашку с тремя расстегнутыми верхними пуговицами и потертые блеклые джинсы. Его почти черные волосы лежали так, словно он вышел из дома с мокрой головой. На руках не осталось никаких следов возни с запасными частями и машинным маслом. Обут он был в старые ботинки.

Разве бывают такие банкиры?

Она попыталась представить себе его одетым там, как те, кто имеет дело с большими деньгами, в окружении таких же людей. И не смогла. Не хотела. Когда они поедут в Сан-Франциско – если поедут, – то хорошо бы он не оставался в деловом костюме ни секундой больше, чем необходимо.

Грейндж с дядей разговаривали или, вернее, спорили все о том же. Грейндж пытался заставить Гэллама признать, что то, о чем говорят в парикмахерской, совсем не то же самое, что пишут в контракте. А дядя Гэллам продолжал утверждать, что если Билл что-то сказал, то это, черт возьми, правда.

– Хватит! – не выдержала Герти и с грохотом опустила свою тарелку на стол. – Если вы думаете, что я могу сидеть тут, пытаясь проглотить хоть кусочек, пока вы грызетесь, как собаки из-за кости, то ошибаетесь. Кажется, кто-то собирался на станцию.

– Мы. – Грейндж вскочил из-за стола. – Во всяком случае, я собираюсь. Дядя Гэллам, вы уверены, что вам стоит идти?

– На несколько часов меня хватит. – Гэллам поставил свою тарелку в раковину и пустил воду. Он бросил взгляд на жену и покачал головой. – Ну, по крайней мере, до обеда. У меня появился аппетит. Это хороший знак. Знаешь, Грейндж, тебе больше не надо надрываться. Фред сказал, что сможет мне помочь. А твой банк без тебя, наверное, разваливается.

– Нет, – возразил Грейндж. – Мы еще не закончили разговор. Не думайте, что вам удастся так легко от меня отделаться. – Он подошел к Сирене. – Вы зайдете на станцию?

Сирена взглянула на него, – по крайней мере, она собиралась просто взглянуть. Но его синие глаза притягивали ее как магнитом.

– Я… Нет. То есть я хотела сказать – да.

– Отлично. – Он улыбнулся неотразимой улыбкой, от которой у нее перехватило дыхание. – Я буду вас ждать.

Когда Сирена поставила машину у станции, была середина дня. Она собиралась приехать раньше, но Герти согласилась, чтобы Сирена немного помогла ей в магазине. Рассматривая нагроможденные кругом вещи, Сирена уже прикидывала в уме, как превратить хаос в подобие порядка. Получив согласие Герти, она начала с того, что убрала от окна марионеток, которые загораживали свет, и подвесила их к потолку, так что они стали похожи на марширующих солдат. Потом она расставила всех кукол на большом столе красного дерева и разделила ювелирные изделия на серьги, кольца и ожерелья. Она прекрасно провела время, подбирая себе серьги, и в конце концов остановилась на тех, которые были сделаны в форме морских раковин. Они были такими длинными, что свисали до плеч.

Если бы она встречалась не с Грейнджем, то просто никуда бы не пошла. Но Грейндж ждал ее, и она отправилась.

– Привет, – сказал он, когда Сирена вылезла из машины, и это простое слово словно прозвучало и в его взгляде, сделавшись значительнее и теплее.

– Привет. – Сирена не понимала, что с ней происходит. Она не могла равнодушно смотреть на этого человека, не могла… – Ну и как вы тут с дядей?

Грейндж пожал плечами. Он улыбался, а его взгляд казался немного ленивым, немного… каким? Чувственным? Он показал на маленькую контору.

– Он там почти все утро. Чертит план. По крайней мере, мне кажется, что это план. Если он собирается продолжать в том же духе, то ему скоро придется нанимать кого-нибудь, кто мог бы разобраться в этом безумном проекте. Сам он уже запутался. – Грейндж вдруг прикоснулся удивительно чистым пальцем к холодному носу Сирены, медленно провел им теплую дорожку к верхней губе и убрал руку. – Как вы провели утро?

Сирене хотелось ответить, что она даже не понимает, что он говорит, когда он смотрит на нее, прикасается к ней. Проклятие! Еще никогда ни один мужчина не мог так легко вывести ее из душевного равновесия. Ей совсем не нравилось это состояние, но в то же время хотелось понять, почему так происходит.

Постаравшись собраться с мыслями, Сирена объяснила, чем занималась в магазине.

– Я знаю, что еще можно сделать. Мне кажется, ваша тетя сейчас слишком потрясена новостью, чтобы как следует взяться за дело. Но в любом случае, пока у нее так много вещей и так мало места, там всегда будет беспорядок.

– Значит, вы встали на их сторону?

Мысль, что Грейндж позволяет себе ее критиковать, возмутила Сирену, и не в ее характере было держать свои мнения при себе.

– Грейндж, я просто констатирую факт. Много вещей и маленькое помещение. Я знаю, что вас огорчает происходящее, но не переносите раздражение на меня.

Грейндж откинул голову и прищурился.

– Неужели у вас такое впечатление?

– У меня такое впечатление, что вы проводите черту и расставляете людей по одну ее сторону или по другую. Мне бы не хотелось, чтобы вы это проделывали со мной.

– Серьезно?

– Серьезно. – Почему он так на нее смотрит – будто на ней нет толстого свитера, будто знает, как действует на нее его присутствие? – Я стараюсь рассмотреть происходящее со всех сторон, с нейтральной позиции.

– Вы думаете, это важно?

– Да, – твердо ответила она. – Мне небезразличны ни ваши дядя и тетя, ни вы сами. Я не могу не чувствовать себя причастной к тому, что здесь происходит. – Когда она в последний раз чувствовала себя причастной?

Грейндж скрестил руки на груди.

– Спасибо.

Сирена растерялась. Она некоторое время смотрела на Грейнджа, стараясь понять, не смеется ли он над ней. Но он был совершенно серьезен. И он вел себя так, словно у него нет никаких более важных дел, чем стоять и разговаривать с ней.

Наконец она ответила:

– Я думала, вы попросите меня не лезть не в свое дело.

Он помотал головой, и она не могла отвести глаз от его растрепавшихся волос.

– Вы так выручили меня в эту бурю, – проговорил он. – Это дает определенные права.

– Значит, вы не считаете меня назойливой? Я расцениваю это как комплимент.

– Постараюсь запомнить. Я думал… – Он помахал рукой, отвечая на чье-то приветствие. – Я думал, вы так поглощены тем, что узнали о своем наследстве, что не в состоянии думать ни о чем другом.

Сирена открыла было рот, но не знала, что сказать. Сегодня она почти не думала о запертых в багажнике вещах, лишь иногда мелькали смутные воспоминания. Почему? Значит ли это что-нибудь? Нет, хватит вопросов!

– Пока я не узнаю точно, что у меня есть, – я имею в виду, сколько это стоит, не имеет смысла ломать голову.

Грейндж явно не ожидал услышать ничего подобного.

– Это невероятно! Просто невероятно! Другие на вашем месте прыгали бы от радости и беспокоились о том, чтобы продвинуться по социальной лестнице.

– Ну, а я не делаю ни того, ни другого. – Она подумала – так ли уж правильно, что она этого не делает. Но она могла быть только самой собой, а в это мгновение она была женщиной, которая стояла рядом с мужчиной, которого находила привлекательным, сексуальным, неотразимым.

Неужели действительно неотразимым?

Подавив желание глубоко вздохнуть, Сирена спросила:

– Наверное, вы опять будете привязаны целый день?

– Похоже на то. Дядя Гэллам думает только о том, как перестроить бензоколонку. Мне кажется, он готов увенчать все сооружение башней. Я надеялся, что улучу минутку, чтобы поговорить с мэром, но, видно, придется подождать.

– Значит ли это, что с ленчем тоже придется подождать?

Грейндж похлопал ладонью по животу, как будто замечание Сирены напомнило ему, что он с утра не ел. Но она думала совсем о другом: какими оказались бы его живот, бедра, грудь, если бы… если бы коснуться их.

– Я имею в виду, – пробормотала она, – что… если вы не можете оторваться от работы, я могла бы что-нибудь принести.

– Только мне не хочется вводить вас в расход, – ответил Грейндж, роясь в заднем кармане. – Возьмите денег.

– Нет, – Сирена отвернулась, стараясь не видеть, как джинсы еще сильнее обтянули его бедра, когда он искал деньги. – Уж на сандвич-то я наскребу.

– Вы не знаете, какие я люблю.

– Придется положиться на мой выбор.

– Решительная девушка, ничего не скажешь. Знаете, мне кажется, я уже видел эти сережки. Да, теперь вспомнил. Один тип ловил на такие рыбу. Осторожнее. Старайтесь держаться подальше от мест, где водится макрель.

Сирена фыркнула.

– Теперь мне ясно, что вы полный невежда. Точно такие же носила египетская царица. – Сирена повернулась на каблуках, едва не вывихнув колено, и гордо направилась через груды льда и камня к бакалейному магазину. Она надеялась, что Грейндж не наблюдает за ее не слишком грациозным уходом, и в то же время ей хотелось, чтобы он смотрел вслед и чтобы на душе у него было так же неспокойно, как у нее.

Когда Сирена вернулась, Грейндж беседовал с человеком, сидевшим в «джипе». Судя по всему, разговор был довольно серьезным. Не обнаружив в офисе Гэллама, Сирена стала ждать у бензоколонки, когда освободится Грейндж. Когда он направился к ней, она издали показала ему сандвич в пластиковой упаковке и коробку сока.

– Конечно, это не мечта гурмана, но сандвич совсем свежий. Колбаса с пикулями. Вам понравится. – Она поглядела вслед «джипу». – Старый приятель?

– Вроде того. – Он кивнул в сторону сандвича. – Спасибо. Мы с Лансом вместе учились. Я спросил, что он знает о великом проекте, и оказалось, что не больше моего. Придется провести более тщательные изыскания.

Сирена развернула сандвич и протянула ему. Его пальцы на миг задержались на ее руке, а глаза говорили… Что?

– А ничего, что… – ей пришлось начать заново. – А ничего, что из-за этих изысканий вам придется отложить возвращение в Сан-Франциско?

– К счастью, у меня отпуск. Кроме того… – Его губы медленно раздвинулись в улыбке, и он стал на двадцать лет моложе, а Сирене внезапно стало жарко. – Я наслаждаюсь жизнью. Так бывает всегда, когда я сюда приезжаю. Так много воспоминаний…

– Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите, – задумчиво произнесла Сирена. Может быть, разговор поможет ей остыть, подумала она. – Я имею в виду не воспоминания, конечно, а город. Он замечательный.

– Замечательный? – громко повторил Грейндж. Он стоял ближе, чем было необходимо, но Сирене не хотелось отодвигаться. – Да. Это правильное слово. Он не будоражит воображения, и в нем нет утонченности, но есть что-то честное и прочное.

– Верно, – согласилась Сирена. Если Грейндж не возражает против такой близости, то она тоже. – Когда я покупала сандвичи, кассирша, молодая девушка, спросила, надолго ли я здесь. Я ответила, что пробуду некоторое время, и она сказала, что хорошо бы я задержалась до весны, когда растает снег. Она и ее друг любят ездить на попутных машинах в горы и никак не дождутся весны, чтобы посмотреть, вывелись ли лисята в норе, которую они нашли. Я хочу сказать, что в больших городах не встретишь таких открытых людей.

– Да, не встретишь.

Сирене показалось, что в голосе Грейнджа прозвучала нотка ностальгии. Конечно, с такой профессией можно жить только в большом городе. Но его улыбка говорила Сирене, что в нем осталось что-то от беззаботного деревенского мальчишки. И когда он приезжал сюда, эта часть его существа пробуждалась. Точно так же и в ней этот тихий живописный город пробуждал какое-то волнение.

Как волновала ее близость Грейнджа.

Поскольку клиентов пока не было, Грейндж предложил использовать в качестве стола капот тягача. Они ели, разделенные стрелой с тросом, и Грейндж рассказывал, как рос в городе, где все его знали, а дядя с тетей разрешали приходить и уходить из дому когда вздумается. Когда он спросил Сирену о ее детстве, она описала свои путешествия с отцом по Европе. Она умела говорить на полудюжине языков. Сдвинув брови от напряжения, Грейндж сказал, что они получили такое разное воспитание, что непонятно, как у них может быть что-то общее. Но его потемневшие глаза говорили, что он сам не верит своим словам.

Тем временем образовалась очередь за бензином. Сирена сначала помогла ему, а затем сообщила, что возвращается к тете Герти в магазин, где ее ждет не такая грязная работа и где никто не смеется над ее украшениями. Грейндж пообещал зайти за ней, как только закроется станция.

– Вы любите лис? – бросил он ей вдогонку.

– Лис?

– Маленьких лис. Лисят. Может быть, мы тоже посмотрим на них весной?

Может быть.

Сирена провела вторую половину дня, наводя порядок в магазине и с нетерпением ожидая встречи с Грейнджем. Сначала она хотела позвонить матери и сообщить удивительную новость о своем наследстве, но потом решила отложить разговор до тех пор, пока сама не узнает больше.

Они с Герти уже собирались закрываться, когда в магазине зазвонил телефон. Герти сняла трубку, а потом с легкой усмешкой протянула ее Сирене.

– Я о вас думал, – выпалил Грейндж, даже не поздоровавшись. – О том, что должен отблагодарить вас за ленч. Вы сильно проголодались?

– Даже не знаю. Наверное, сандвич оказался очень сытным. Почему вы спрашиваете?

– Потому что мы находимся всего в часе езды от озера Тахоа. Что, если мы поедем туда пообедать? Там сейчас очень красиво: на крышах лежит снег, а огни отражаются в озере. Мне кажется, вам должно понравиться.

За все годы путешествий ни одно предложение что-нибудь помотреть не казалось ей более заманчивым. С радостью ответив «да», она поспешила в дом и снова встала под душ. Потом, немного покопавшись в вещах в поисках чего-нибудь подходящего, она переоделась в тонкую белую блузку и темно-коричневые слаксы. Долго возилась с прической. Еще чуть-чуть туши и помады, и она была готова.

Не совсем, решила она и вставила в уши новые огромные серьги. Вот так. Пусть попробует что-нибудь сказать.

Спустя несколько минут появился Грейндж. Он побрился и сменил одежду. От него пахло терпким лосьоном. Для нее? Легкое подрагивание уголков губ сообщило ей о том, что он одобряет ее внешность, даже рыболовные принадлежности, как он упорно продолжал называть ее серьги. Поскольку Гэллам и Герти были в комнате, она только окинула его быстрым взглядом с головы до ног, безмолвно дав понять, что ей нравятся серо-зеленая рубашка с открытым воротом и хлопковые брюки. Когда она потянулась за отцовским пиджаком, Грейндж взял его и подал ей. Его руки остановились на плечах, потом медленно скользнули вниз, до локтей. Сирена на мгновение прижалась к нему и быстро выпрямилась.

Обед. Они всего-навсего едут обедать.

Дорога до озера Тахоа по пустынной, вьющейся серпантином дороге заняла больше часа, но Сирена не имела ничего против. Небо было усеяно звездами, и их свет отражался от покрытых снегом горных склонов. За исключением нескольких так же медленно двигавшихся машин, вся дорога была в их полном распоряжении. Грейндж настоял на том, чтобы она села поближе к печке, то есть рядом с ним. У него в машине был неисчерпаемый запас кассет с рок-музыкой, которую они слушали, когда не разговаривали. Когда он начинал говорить, Сирена поворачивалась к нему, и его профиль становился с каждым разом все более и более знакомым. В остальное время она смотрела на сосны, которые на мгновение выхватывал из тьмы свет фар.

В полутьме небольшого зала отельного ресторана, висевшего над темным озером, они съели по бифштексу. Грейндж рассказал, что как-то раз летом пробовал поплавать в этом озере и чуть не отморозил ноги. Сирена смеялась, и он смеялся в ответ, а глаза его что-то говорили. Что?

Уплатив по счету, Грейндж решил показать Сирене частные коттеджи, расположенные по берегам озера. Вино растопило ее скованность, и она прислонилась к сильному плечу Грейнджа. Они выехали из ярко освещенного города и стали спускаться по узкой, как лента, осененной деревьями ухабистой дороге. Они выбрали, какой домик купили бы, если бы у них были деньги и возможность жить здесь.

– Вот этот. – Сирена указала на двухэтажный бревенчатый дом с балконом, окруженный деревьями. – Я бы все время проводила на балконе, глядя на озеро, считая звезды. А может быть… – она отодвинулась от его теплого бока и послала ему озорную улыбку, – а может быть, ловила бы рыбу на свои серьги.

Он снова притянул ее к себе.

– Вы замерзнете.

– Все это я бы делала летом. – С ним она чувствовала себя такой желанной, защищенной. Не одинокой. – А зимой я бы разжигала камин, пила горячий шоколад и читала.

– И все одна?

Он посмеивается над ней? Надеясь, что нет, Сирена обернулась к нему. Машина ехала медленней и медленней, пока не остановилась, проскрежетав покрышками по гравию. Все еще держась за руль одной рукой, Грейндж наклонился и поцеловал ее. Его правая рука поднялась от ее плеча к шее, прижала мочку уха, зарылась в волосы.

Поцелуй не был длинным. Он не был коротким. Если бы он продлился еще хоть мгновение, она уже никогда не захотела бы его прервать. А если бы он кончился раньше, она никогда не узнала бы, как замечательно он умеет целовать и как она хочет, чтобы он ее целовал. Она откинулась на спинку сиденья, чувствуя, сейчас потеряет сознание.

Казалось, что прошло много-много времени, прежде чем Грейндж прошептал:

– Так что же?

– О чем вы?

Он глубоко вздохнул, его грудь медленно поднялась и опустилась.

– Что вы думаете?

Сирена быстро заморгала, стараясь собраться с мыслями,

– О том, чтобы купить дом? Тогда мне придется покупать и снегоочиститель в придачу.

– Нет, не об этом. – Его тело содрогнулось от низкого, почти неслышимого смеха. – О том, что только что произошло.

Сирена старательно избегала его взгляда. Судя по всему, они были одни на узкой дороге, а обитателей коттеджей не интересовало происходящее снаружи.

– Мне… мне понравилось. Очень.

– Понравилось? Что ж, это только начало.

Спустя несколько часов Грейндж лежал в постели, слушая, как редкие машины проезжают по обледеневшему шоссе. Сирена спит в доме дяди и тети, свернувшись под старым пледом, и ни о чем не думает, а он, не переставая, перебирает в уме все, что случилось.

Почему он ее поцеловал?

Потому что ему казалось, что так было нужно.

Потому что он уже давно ощущает исходящий от нее внутренний жар, и не поцеловать ее было просто невозможно.

Потому что за несколько часов она перевернула его упорядоченную жизнь, и он нисколько об этом не жалеет.

Грейндж закинул руки за голову и уставился в потолок. Он никак не мог вспомнить, как пришло решение пригласить ее на озеро Тахоа. Но, наверное, как-то пришло, потому что она ответила «да», а он принял душ и побрился, прежде чем заехать за ней. Может быть, следовало повести ее в казино? Но когда они вышли из ресторана – что же они ели? – и оказались на тихой, сказочной улице, ему не захотелось ни с кем делить ее общество.

Потом она говорила о том, как будет сидеть перед камином, и он уже знал, что хочет целовать ее. Прикасаться к ней. Держать в объятиях.

И она не протестовала.

Если бы ему нужно было сравнить этот поцелуй с другими из его не слишком обширного опыта, он дал бы ему «пять с плюсом». Нет, «пять с тремя плюсами». Почему? Из-за обстановки? Потому что в тепле и уюте замкнутого пространства звучала мягкая музыка?

Потому что Сирена Айсом была цыганкой, может быть, в будущем очень богатой цыганкой, и потому что цыганка с банкиром могли оказаться вместе только по велению судьбы?

Черт возьми, он не знал. Он знал только, что хочет продолжения.

Почему? А почему нет?

Хороший вопрос, подумала Сирена Айсом, укрывшись пледом и пытаясь расправить его под подбородком. За маленьким окошком под крутым скатом крыши были видны звезды, луна и несколько несмелых облачков. Часы со светящимся циферблатом показывали почти два часа ночи. Грейндж, наверное, спит глубоким сном без сновидений, сном, не нарушаемым мыслями, которые не дают ей покоя уже несколько часов и не оставят ее до утра.

Почему, спрашивала она себя снова и снова. Конечно, немалую роль сыграли атмосфера, музыка, деревья, темная глубина машины. Но ничто или почти ничто в ее непродолжительных отношениях с Грейнджем Ланкастером не указывало, что дело примет такой оборот. Что она будет испытывать смущение и тревогу.

Хватит задавать вопросы, приказала себе Сирена. Это случилось, и говорить тут не о чем. И, возможно, случится снова.

А если случится, то что она должна делать?

Сирена застонала. Если случится, значит, она проведет еще одну бессонную ночь. Это нечестно!

Но воспоминание о поцелуе Грейнджа обдало все ее тело теплом, лишило остатков спокойствия. Как это было замечательно! И разве теперь она может спать?