Текст книги "Моя жизнь в его лапах. Удивительная история Теда – самой заботливой собаки в мире"

Глава 4
Мне повезло во второй раз

В январе 1971 года я смогла снова выйти на работу. После операции прошел всего месяц. Я была очень худой и страшной, но твердо решила вернуться к нормальной жизни. Доктор не соглашался выписывать меня – он говорил, что я еще слишком слаба. На службе сказали, что не смогут заплатить мне, поскольку я не работала, но готовы взять меня обратно. Я рассталась со своим бойфрендом, но сохранила дружеские отношения с Роуз. В феврале мы вместе отправились на корпоративную вечеринку в честь дня Святого Валентина. И там я познакомилась со своим первым мужем. Через пять месяцев мы поженились, а через пять лет у меня родился первый ребенок.

Мне всегда говорили, что у меня не может быть детей. Не потому, что дети могут унаследовать мою болезнь – к этому времени я уже знала, что это генетическое заболевание, и вероятность передать его ребенку очень-очень мала. ДБЭ – большая редкость, а моя разновидность – рецессивная – встречается еще реже: чтобы передать дефектный ген, им должны обладать оба родителя. Но врачи не знали, как мой организм справится с беременностью и родами, поэтому советовали даже не думать об этом.

К тому времени я давно поняла, что не должна слушать тех, кто что-то мне запрещает. Я хотела ребенка. Роуз была беременна. В те времена считалось, что женщина просто обязана иметь детей – это было частью нормальной жизни, а я хотела вести нормальную жизнь.

Первая беременность протекала с некоторыми осложнениями. На одиннадцатой неделе у меня началось кровотечение, и я испугалась, что потеряю ребенка, но мне объяснили, что плод просто не смог правильно прикрепиться к стенке матки. Пришлось три недели полежать, а дальше беременность протекала нормально. Родила я без осложнений. Предполагалось, что роды пройдут в Лондоне, где за мной смогут присмотреть специалисты, но ребенок решил родиться в Уэльсе, где мы жили в то время. Опасаясь осложнений, врачи не стали меня обезболивать. Чтобы справиться с болью, акушерка посоветовала мне делать дыхательные упражнения. Я представляла перед собой горящие свечи и с силой пыталась их задуть. Роды продолжались долго, пятнадцать часов. И вот на свет появился мой здоровенький мальчик, Роберт. Мне казалось, что я взорвусь от восторга – таким красивым он был.

Когда Роберту исполнилось три года, мы с мужем задумались о втором ребенке. Поскольку в первый раз все прошло хорошо, я была уверена, что справлюсь и со второй беременностью и родами. Но на этот раз все было труднее. Я была на пятом месяце беременности. Утром, собирая Роберта в детский сад, почувствовала страшную боль. Я позвонила подруге, и она вызвала «Скорую помощь». В больнице врачи сказали, что у меня могут начаться преждевременные роды и, чтобы избежать этой опасности, следующие четыре месяца я должна провести в постели под наблюдением специалистов.

Мысль о такой долгой разлуке с Робертом была невыносима, и я сказала, что поеду домой, но врач объяснил мне, что дети в этом возрасте быстро забывают о разлуке с родителями.

– Спросите его, когда он станет старше, сколько времени вас не было, и он ответит: «Один день!»

И действительно, когда мы спросили его об этом, он именно так и сказал. Но я так по нему скучала… Время тянулось страшно медленно. Женщины в палате менялись: одни выписывались, и на их место приходили новые. Одна из них сказала, что назовет свою дочку в мою честь, чтобы она была такой же терпеливой, как и я. Сама я не считала себя особенно терпеливой – мне просто нужно было сохранить своего ребенка.

Мне говорили, что осложнения во время беременности – это способ природы избавиться от неполноценного ребенка. От этой мысли у меня начались кошмары, связанные с родами. Мне снилось, что мой ребенок родится с той же болезнью, что и я.

Когда же моя дочь Рианнон появилась на свет, врачи сразу же забрали и унесли ее в другой конец комнаты. Все отвернулись и молчали. Я подумала, что у нее ДБЭ.

Мысль об этом была невыносима. Мне казалось, что я умираю.

К счастью, с Рианнон оказалось все в порядке. Она была чудесной, совершенно поразительной девочкой. Я родила двух здоровых детей. Невероятное счастье!

Мне было ужасно тяжело делать то, чем другие матери занимаются легко, не задумываясь. Трудно было застегивать пуговицы или играть с детьми. Им пришлось понять, что карабкаться на меня нельзя, нельзя сидеть на моих коленях, прыгать на меня или дергать за руку.

Однажды, когда Роберт был еще совсем маленьким, какая-то женщина в поликлинике вырвала его у меня с криком:

– Как вы могли?! Как вы могли?!

Оказалось, что она увидела на ребенке кровь и подумала, что я избила собственного сына. Мне нелегко было убедить ее в том, что это не его кровь. Поняв все, женщина страшно смутилась, а я в очередной раз подумала, насколько осторожной мне нужно быть.

Я твердо решила, что Роберт и Рианнон не будут лишены никаких радостей детства из-за того, что у них такая мать. Думаю, у них было счастливое детство. У нас жили собаки и пони. На свадьбу тетя Гвен подарила мне золотистого ретривера, Топпера. Мы с мужем часто брали бездомных собак и устраивали их судьбу. Наши дети скакали верхом и обожали резвиться на улице. Они были сильными и способными. Они могли делать все, о чем когда-то мечтала я. Когда я наблюдала за ними, с моего лица не сходила счастливая улыбка. В них я видела себя с нормальной кожей. Я страшно гордилась своими детьми.

***

С первым мужем я развелась в 1990 году. После развода мне пришлось нелегко – у меня на руках остались двое детей четырнадцати и десяти лет, а средств совсем не было. Было очень тяжело. Я справилась со всем только благодаря помощи верных друзей. Я перестала ездить верхом на своем коне Кестреле, и, пока я собиралась с силами, за ним присматривала моя подруга Мэвис. Она была очень добра ко мне. Однажды она подъехала к воротам моего дома на своей лошади Бренди. Кестрела она вела в поводу. Мэвис позвонила в дверь, я вышла и увидела ее с двумя лошадьми.

– Ты должна поездить на Кестреле. Он скучает без тебя. Выходи, прокатимся вместе.

И я послушалась. Мэвис знала, как я люблю верховую езду. Прогулки верхом помогали мне полностью расслабиться, возвращали душевное равновесие и способность спокойно мыслить.

Однажды моя медсестра спросила меня, о чем я мечтаю. Я представила себе маленький домик, на веранде лежит пес. В этом доме мы живем вместе с детьми и разводим собак. Я по-прежнему обожала этих животных. В то время у нас жил золотистый ретривер, Хайди. Это была очаровательнейшая собака, и все ее необыкновенно любили.

– Вот к этому и стремитесь, – сказала медсестра. – Представьте свою цель и стремитесь к ней.

Я решила, что не буду снова выходить замуж – мне нужны только мои дети, дом и собаки. К счастью, жизнь не всегда идет по плану. Иногда у нее в запасе есть для вас маленькие подарочки.

Как-то раз мы сидели дома с детьми, и тут позвонила моя подруга Джуди. Я сказала ей, что мне не помешало бы общество взрослых. Выйдя замуж, я бросила работу, и, хотя всегда хотела вернуться, это было мне не по силам. Но постоянно сидеть дома было слишком тяжело. Джуди рассказала мне о группе одиноких людей, куда ходила сама, и предложила пойти вместе с ней.

– Нет, нет, забудь об этом, – отмахнулась я. – Я никогда больше не выйду замуж.

– Это совсем другое, – сказала Джуди. – Это просто общение, ничего романтического. Это христианская группа – мы собираемся вместе, посещаем разные церкви, ходим в театры и все такое… Это просто для общения.

Похоже, такая группа мне подходит.

***

Группа собралась в Рождество в красивом ресторане с зимним садом. На улице шел снег. В окно был виден старомодный фонарь. Снег падал медленно, большими хлопьями. Я сразу подумала про Нарнию. Выбраться из дома и встретиться с новыми людьми оказалось очень приятно. Я была рада, что пришла. Особенно общительным оказался один мужчина, Питер.

Я стала регулярно встречаться с членами группы. Мы с Питером и Стивеном по очереди возили друг друга на наши мероприятия. Мы посещали церкви, где было очень мало прихожан, поддерживали их и пытались расширить их приходы.

Однажды мы приехали в город Лавенхэм в Саффолке. И решили прогуляться по полям перед вечерней службой. Быстро идти я не могла, поэтому всегда отставала от всех. Проходя мимо пруда, я остановилась посмотреть на утят. Я подумала, что все уже ушли вперед, и решила, что встречусь с ними уже в церкви.

– Какие же вы хорошенькие! – сказала я утятам.

– Они милые, правда? – раздался голос позади.

Я повернулась. За мной стоял Питер. Он ждал меня.

Вместе мы вошли в церковь, где должна была начаться вечерняя служба. Внутри было очень холодно. Я села на скамью и принялась рассматривать великолепный витраж с изображением белого коня, вставшего на дыбы.

– Мне нравится.

– Когда церковь закроют, я достану его для вас, – пошутил Питер, и я улыбнулась.

Тут он заметил, что я замерзла, снял пиджак и набросил мне на плечи. Я была очень тронута и смущена.

В следующий раз Питер предложил мне прогуляться вдвоем, и я согласилась. Мне нравился этот мужчина – он был очень милым и приветливым. Мы подружились. Я пригласила его на день рождения Роберта, чтобы познакомить с детьми. Когда я открывала ему дверь, в доме раздался страшный грохот. Оказалось, что мальчишки разбили окно футбольным мячом. Весь пол был засыпан стеклом, а Роберт стоял весь бледный и не мог сказать ни слова.

– Где у вас веник и ведро? – спросил Питер. – Не волнуйся, Роберт. Уверен, что у мамы все застраховано.

Роберт ушам своим не верил. Питер был так добр и спокоен – таким он и остался на всю нашу совместную жизнь.

С Рианнон он тоже быстро поладил. Когда заболел ее хомяк, Питер вместе с ней ухаживал за ним. К сожалению, зверек умер, и Питер помог похоронить его в нашем саду. Мы спели гимн и помолились за хомяка. Терять домашнего любимца тяжело в любом возрасте. Рианнон очень переживала, а мы утешали ее. К этому времени я уже поняла, как добр Питер и как хорошо он ладит с детьми. В тот же день Рианнон спросила Питера, не согласится ли он стать ее приходящим отцом.

Однажды Питер предложил нам съездить в Лавенхэм. Накануне мы катались верхом с Мэвис, и я ей все рассказала о предстоящей поездке.

– Он собирается сделать тебе предложение, так и знай!

– Не говори глупостей?

– А тогда зачем он зовет тебя в Лавенхэм?

– Потому что хочет поехать в Лавенхэм! И все!

Конечно, я не поверила предсказанию Мэвис. Но когда мы приехали, Питер повел меня той же дорогой, что и в первый раз, когда мы были здесь вместе с нашей группой. Он остановился у пруда, где мы любовались утятами, и действительно предложил мне стать его женой. От неожиданности я начала хохотать, Мэвис оказалась права.

– Что смешного? – удивился он.

Я перестала смеяться.

– Прости, – сказала я. – Мне хотелось бы выйти за тебя замуж, но я решила никогда, никогда больше этого не делать.

– Я знаю, – кивнул он. – Но я знаю и то, что мы будем счастливы вместе.

Я смотрела на него и думала: «Ты – самый лучший мужчина в мире!» Я понимала, что люблю его.

Позже Питер признался мне, что в первый же день нашего знакомства в ресторане понял, что я – именно та женщина, на какой он всегда хотел жениться.

Мы решили выждать несколько дней, прежде чем сказать детям. Нужен был подходящий момент. Но когда Питер приехал к нам в следующий раз и мы вместе с Рианнон молились перед сном, она открыла глаза и спросила его:

– А ты станешь моим настоящим папой?

Мы с Питером переглянулись и улыбнулись.

Следующий день был шумным и веселым. Меня выгнали из кухни и столовой, и Питер по секрету сообщил детям, что мы решили пожениться. А когда мы с Питером вернулись вечером с прогулки, ребятишки сказали, что испекли для нас торт в честь помолвки.

Дети были в восторге, но главную проблему представляла Хайди, моя собака. У Питера никогда не было собак. Перед его первым приездом я очень боялась, что Хайди ему не понравится, или он ей не приглянется. Но Хайди тут же влюбилась в Питера, и теперь уже не я, а он был ее лучшим другом. Хайди его обожала и всегда встречала с радостью.

– Хайди, как тебе не стыдно! – твердила я. – Ты же моя собака!

– Прости, но теперь я люблю Питера, – отвечала мне Хайди, облизывая лицо Питера.

– Ах ты, маленькая предательница!

Мы поженились в том же 1991 году и сегодня счастливы так же, как и в день нашего первого знакомства. Питер – добрый, мягкий человек, мне с ним всегда весело, а он поддерживает меня в трудные моменты и вселяет в меня уверенность в своих силах. Он неустанно старается сделать нашу жизнь лучше. Сильный, словно ветер под моими крыльями, он всегда помогает, не унижая своей помощью. Он слишком хорошо меня знает, чтобы говорить, что я не смогу сделать того, к чему стремлюсь всей душой.

***

Со временем мое состояние стало медленно ухудшаться. После операции 1970 года мне пришлось быть очень осторожной с пищей. Мне можно было только мягкую еду, но я все равно пыталась есть то, что мне запрещали. В 1993 году я подавилась кусочком сыра. Горло мое вновь пострадало, и врачи сказали, что я не должна есть в одиночестве – в любой момент я могу подавиться, и у меня может развиться пневмония. Питеру пришлось бросить работу, чтобы ухаживать за мной.

Примерно в то же время я обнаружила у себя аллергию на масличный рапс – язвы во рту и горле появлялись от одного только запаха. Из-за этого нам несколько раз пришлось переезжать. Стоило нам где-то поселиться, как кто-то начинал возделывать эту культуру, и нам снова приходилось сниматься с места. Я пыталась носить маску, но это не помогало. Горло постоянно болело, и теперь я могла есть только очень мягкую пищу.

Врачи посоветовали нам держаться подальше от рапсовых полей. Может быть, стоит поселиться на побережье? И в 1998 году мы переехали в Саффолк, в городок Олдебург. Мы взяли с собой Хайди, а моего коня Макса пришлось оставить Рианнон. Она уже выросла и ездила на нем чаще, чем я. Но потом Рианнон нашла новую работу и не могла каждый день присматривать за лошадью. Мы решили временно сдать его в аренду. У Макса был артрит задней ноги, и он не мог подниматься по склонам. Поэтому мы объяснили новым хозяевам, что он может скакать только по ровной поверхности.

Вскоре после нашего переезда эти люди позвонили мне и сказали, что с Максом случилось несчастье. Его оставили на поле, окруженном канавой, он забрался в нее и застрял. Когда его достали пожарные, он весь дрожал и не мог стоять. Ветеринару пришлось его пристрелить. Я была в ужасе.

А через две недели от рака умерла Хайди. Мы с Питером были буквально раздавлены. Следующие полгода дались нам нелегко. От всех этих переживаний я плохо себя чувствовала, не выходила на улицу и почти ни с кем не разговаривала. Все больше уходя в себя и окончательно потеряв уверенность, я страшно нервничала и, в конце концов, у меня произошел нервный срыв. Я поняла, какую огромную роль в моей жизни играют животные.

И вот тогда в нашем доме раздался звонок, которому было суждено изменить мою жизнь.

– Вы не могли бы приютить двух четырехлетних золотистых ретриверов?

Глава 5
Монти и Пенни

Однажды нам позвонил наш друг, живший по соседству.

– Я нашел двух бездомных ретриверов, которым нужен дом. Но их необходимо забрать прямо сейчас.

Он знал, как мы страдаем после смерти Хайди и как любим золотистых ретриверов. После Хайди мы не могли представить себе, что у нас появится другая собака, и решили никого не заводить. Но со временем нам стало ясно, что без собаки не обойтись.

В новом городе у нас не было знакомых. Я просто не умела общаться с людьми без собаки.

Мы как раз начали подумывать над тем, что нужно завести нового питомца. И друг позвонил как раз вовремя.

– Я могу взять одного, но не двух, – ответила я. – С двумя собаками нам не справиться. По крайней мере, сейчас.

– Ты не понимаешь, Венди, – ответил наш друг. – Они должны жить вместе. Их нельзя разделять. Ты все поймешь, как только их увидишь.

– Ну хорошо, – уступила я. – Мы поедем и посмотрим. Но я не обещаю, что мы их возьмем.

Я положила трубку и стала гадать, что скажет Питер, узнав, что я собираюсь завести сразу двух собак. Кроме того, наш друг сказал, что собаки совершенно не дрессированные.

– Поедем посмотрим, – предложил Питер. – Они же могут оказаться гораздо спокойнее, чем ты думаешь!

Нам достаточно было просто взглянуть на них. Мы поставили машину на парковке за рестораном и увидели небольшой загон, где сидели две собаки: небольшая серовато-коричневая сука и более темный кобель. Шерсть у них была грязной и совершенно не блестела. На лапе кобеля я увидела кровоточащую рану. Пол загона был страшно загажен, над ним вились мухи. Обе собаки были толстыми, словно большие пудинги на ножках.

– Начнем с того, что это не золотистые ретриверы, – с сомнением сказала я.

Я прекрасно помнила великолепных собак тети Гвен и их блестящую, золотистую шерсть. Собаки из загона не имели с ними ничего общего.

– А кто же они? – удивился Питер.

– Не знаю, – пожала плечами я. – У них такая грязная шерсть, что породу определить невозможно.

Мы вывели собак на прогулку, чтобы понять, сможем ли мы с ними справиться. Собаки были так счастливы выбраться из загона, что встретили нас как давно потерянных друзей. Как только мы вывели их из вольера, они тут же потащили нас вперед по дороге. Стало ясно, что этих собак ничему не учили – что бы мы ни говорили, они не обращали на наши команды никакого внимания. В вольере был высохший кожаный поводок, но собаки явно не были с ним знакомы. Кроме того, в них оказалось столько энергии, что Питер с трудом их удерживал.

Когда мы подошли обратно к вольеру, собаки никак не хотели в него возвращаться. Я поняла, что уже слишком поздно: оставить их здесь было бы чересчур жестоко. Повернувшись к Питеру, я сказала:

– Мы забираем обоих. Мы просто должны.

– Знаю, – кивнул он.

Хозяева были счастливы избавиться от собак. Они даже не спросили, куда мы их забираем. Мы повели собак к машине. Стоило нам открыть дверцу, как обе сразу же запрыгнули внутрь. Тут я вспомнила, что взяла с собой фотоальбом со снимками нашего дома, чтобы хозяева увидели, где будут жить их собаки. Я попыталась вывести наших новых питомцев из машины, чтобы вернуться и показать фотографии, но они категорически отказались выходить.

– Не самый лучший признак, верно? – сказала я Питеру, когда мы тронулись в путь.

Собаки ни разу не оглянулись на свой бывший дом.

По дороге мы заехали к ветеринару. Он сказал нам, что собакам нужно худеть. Кобель был настолько толстым, что сердце у него могло отказать в любой момент. Собакам несколько месяцев пришлось сидеть на диете. Они постоянно грызли ограду вольера, пытаясь выбраться, и от этого у них испортились зубы. У суки был большой черный шрам на шее – позже мы узнали, что хозяева привязывали ее во время течки, чтобы она не убегала. Шерсть под проволочным ошейником полностью исчезла. Ветеринар сказал, что больше она не отрастет.

В ответ на нашу просьбу чипировать собак доктор рассмеялся:

– Не думаю, что кто-нибудь захочет украсть эту парочку!

Домой мы возвращались со смешанными чувствами. Животных мы уже успели полюбить, но я все же тревожилась. Что мы будем делать с двумя недрессированными собаками, которым нужна диета? А тут еще моя особая кожа… Они, конечно, не были золотистыми ретриверами, но смотрели на нас с такой надеждой и любовью, что устоять было невозможно. Я уже влюбилась в них по уши.

***

Вернувшись домой, мы устроили собак в кухне. Когда с них сняли ошейники, они осмотрели комнату, потом посмотрели друг на друга и потом медленно завиляли хвостами. Я прямо слышала, как они говорят друг другу: «Мы сделали это – у нас есть дом!» Мне хотелось плакать. Хозяев они выбрали уже во время нашей первой прогулки: Пенни жалась к Питеру, а Монти держался ближе ко мне.

Мы вывели их во двор, чтобы они познакомились с нашей соседкой – пожилая дама очень любила собак.

– О Господи! – воскликнула она, увидев, в каком они состоянии.

И все же Пенни ее очаровала – она сразу назвала ее «маленькой коричневой собачкой».

– Что же вы собираетесь делать с ними? – спросила она.

– Ну для начала нужно привести их в порядок, – ответила я.

Сами мы никогда не справились бы с их чудовищной шерстью. И на следующий день в половине девятого мы повезли собак в специальный салон. Я не знала, что выйдет из этой затеи, и поэтому страшно нервничала. Дома я чуть не свела Питера с ума, постоянно спрашивая, который час. Наконец, в половине четвертого, через семь часов после того, как мы оставили их в салоне, нам позвонили и сказали, что собак можно забрать.

Мы приехали в салон, но не увидели ни Монти, ни Пенни. Перед дверью салона сидели и смотрели на нас два роскошных золотистых ретривера. Один был почти белым, другой – палево-золотистым. Они были так прекрасны, как могут быть только золотистые ретриверы. Не веря своим глазам, я просто стояла и смотрела на них.

Хозяйка салона была внутри, поэтому я крикнула с улицы:

– Это мы! Мы приехали за Монти и Пенни!

– Собаки там, – откликнулась хозяйка. – Я оставила их там минуту назад.

– Нет, их тут нет, – ответила я. – Тут только два золотистых ретривера. И хозяин наверняка не будет в восторге, если я их заберу!

Хозяйка вышла к нам с широкой улыбкой:

– Это ваши собаки!

– Хотела бы я, чтобы это было так!

– Это те самые собаки, которых вы привезли в половине девятого! Если бы они не вели себя так послушно, нам пришлось бы сбрить всю их шерсть – настолько она была спутанной и грязной. Мы мыли их пять раз, но сумели отмыть и расчесать. Вот они какие!

У меня пропал дар речи. Собак невозможно было узнать. Это походило на волшебство!

Мы привезли двух собак неизвестной породы – коричневую и серую, а перед нами стояли самые очаровательные и милые золотистые ретриверы, каких только можно себе представить, Собаки видели, как мы поражены – я буквально чувствовала, что они смеются над нами.

По дороге домой мы встретили нашу соседку.

– Какая жалость! – воскликнула она. – Что случилось с вашей маленькой коричневой собачкой?

– Это она! – сказала я, указывая на белоснежную Пенни.

– Это же не та собака, которую вы показывали мне вчера вечером! Где та маленькая коричневая собачка? Та, которую вы спасли?

Соседка никак не могла поверить, что перед ней те же собаки. И с того дня она при каждой встрече спрашивала, что случилось с нашей маленькой коричневой собачкой.