Текст книги "Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть пятая"

Глава 9
Талиг. Западная Придда. Бриско
Старая Придда
1 год К.В. 7-й день Зимних Ветров

Попробуй не расцеловаться с витязем, если ты господарь Сакаци и тебе в помощь лучший друг пригнал панцирный полусоколец, да еще столь своевременно! Савиньяк четырехкратно облобызался с седым чернобровым полковником, в чьих объятиях кости затрещали бы у самого Хайнриха, и, предоставив нового соратника Вальдесу, открыл еще холодный – аж пальцы липнут – футляр.

Рокэ был краток, весел и озабочен тем, что продолжало висеть над головой. Подробности о выигранном сражении предлагалось узнать у чернобрового Коломана, после чего как следует порадоваться и больше ни на что не отвлекаться. К концу Зимних Ветров Заль должен быть в Олларии, а Савиньяк – в Аконе, где самое интересное и начнется, что до остального, то братцы с Грато живы и молодцы, Коро со своим хозяином молодцы еще больше, а теньент Костантини наверняка пригодится, и вообще надо было его сразу брать…

– Ну? – Вальдес уже держал немалую флягу. – Будешь мыслить или тюрегвизý?

– Тюрегвизе ее зовут, – уточнил Коломан. – Радуйся!

Если алат был коварен и ожидал, что Ротгер закашляется и примется трясти головой, то он просчитался. После хексбергской «ведьмовки» тюрегвизе не страшна, как и наоборот.

– Радуюсь, – Вальдес сунул флягу Лионелю, – мансай они тоже прихватили, но мало, он сладкий, и я так и не попрощался с Линдой.

– Ужасно, – посочувствовал Савиньяк, делая глоток. – Мне обещан Костантини. Где он?

– С драгунами во дворе. За полковника его пока не спрошено?

– Пока мало за что спрошено, – и не только с Заля!

– Так для того и шли, – приосанился витязь, – мы спросим, они ответят. У кого голова останется, хотя, бывает, и лучше нас спрашивают…

– Перевязь Люра, – подыграл Ли, – удар Балинтов?

– Своими глазами видел, теперь и умирать можно, да только не скоро! Ох и повеселились мы у речонки одной, имечко запамятовал, трудные они у вас, язык сломаешь… А ведь как шли, скучно было – плащи чужие, девушки грустные, с того и ночи долгие.

– Ротгер тоже скучал. До вашего прихода. – Савиньяк еще разок глотнул тюрегвизе и заставил-таки себя отправиться к драгунам. Ничего не горело, напротив, теперь все складывалось до последнего камешка, но успокаиваться и поддаваться сидящим в засаде слабостям Ли не собирался. Впереди ждало «самое интересное» и, наверняка, страшноватое, а путь к нему лежал через пляски с бешеными зайцами и, весьма вероятно, через не самый простой бой.

Генерал Савиньяк с поднятым клинком несся прямо на прапрапраплемянника. Вокруг непонятно с чего горели хлеба, путались в конечностях с лишними суставами неизвестных пород кони, на мечах и кирасах вспыхивало решившее взойти на севере солнце… Подвиг, который рисуют вторую сотню лет, хотя сам генерал предпочел бы выжить и взять Паону. Брали павлинье гнездо другие, поскольку по милости отославшего резервы дурака Савиньяку пришлось контратаковать. Сражение он спас, но сам погиб. И что с того, что едва не загубившего всё генерала Алонсо Алва пристрелил на глазах командующего? Убитого это не воскресило, и потерявшему единственного наследника Морису Савиньяку пришлось спешно жениться, так что своим существованием они все в итоге обязаны прибитому болвану.

От мыслей о творящих подвиги и свадьбы дураках Арно отвлек средних лет господин, оказавшийся надорским бароном и почитателем Савиньяков вообще и Ли с матерью в частности. Пришлось выпить, но этим дело не ограничилось: у надорца имелись супруга и две дочери, которые Савиньяков тоже почитали.

– Прошу засвидетельствовать им мое почтение, – выпалил виконт, в последний момент не дав ухватить себя под руку. – Я срочно должен переговорить с… кузеном!

– О, – не дал сбить себя с толку любящий отец, – я видел виконта Рафле в Длинном зале и с удовольствием вас к нему провожу. Разумеется, я не намерен вмешиваться в семейный разговор, но, может быть, позже…

Грубить было не с чего, пришлось тащиться в Длинный зал. Барон не соврал: Рафле коротал время до танцев в обществе замужней сестры и молодых Дораков. Компания не вдохновляла, но для ожидания Валентина годилась, да и матери не придется объясняться с теткой Анной, которая и так озабочена «отношениями между мальчиками».

– Арно! – кузен Франсуа призывно замахал рукой. – Ну наконец-то!

– Так вы ждали именно меня? – виконт неторопливо поклонился дамам. – Я польщен!

– Это мы польщены, – улыбнулась Леони. – Я начинаю чувствовать себя принцессой.

– Тогда, – проворковал кузен, – где ваши ленты?

– Не все отличающие нашего Арно принцессы заплетают косы, – засмеялась кузина Екатерина. Ей было двадцать семь, и мужа ей давно поймали.

– Гизелла – герцогиня Ноймаринен, – напомнила Леони, – а станет всего лишь маркизой. Печально.

– Отчего же? – поддержал разговор Рафле. – Мы называем Салина и Дьегарронов маркизами, чтобы не называть герцогами, ведь тогда соберано оказывается королем.

– Как интересно, – рассеянно одобрила девица Дорак. – Корнелия Флашблау, и кажется, к нам…

– Лишь бы нас миновал поросячий кошмар! – в притворном ужасе воскликнул Дарзье. – Вблизи я его не вынесу.

– Но, – удивилась Екатерина, – вы же его совсем недавно выносили.

– Я неплохо владею собой, но поросячий Кальтарин пережил бы вряд ли. Графиня, какой дивный подарок! Вернее, два подарка сразу.

– Два? – подошедшая Корнелия скромно потупила глаза. – Я не совсем понимаю.

– Первый подарок, – галантно уточнил Франсуа, – вы. Что до второго, то я не совсем уловил мысль Дарзье.

– Она проста! – Наследник Дораков, похоже, был глуховат, а глухим вечно кажется, что их не слышат. – Вы, как справедливо заметил мой друг, прелестны, и кроме того, вы не привели некую девицу в поросячьих одеждах, чтобы не сказать наоборот.

– Почему я должна была приводить Иоланту? – Корнелия умела просто очаровательно удивляться. – Мы отнюдь не подруги, вот с Леони мы даже куклами обменивались.

– Вы с Леони просто прелесть, – умилилась Екатерина. – Вас не рассорила даже разорванная бедным Иоганном помолвка.

– Да, я зря опасался, – вмешался Дарзье. – Серна не станет искать общества свиньи, даже возьми та в зубы бумажный цветок.

– Серна ищет общества оленя, – Леони раскрыла веер, – и не она одна!

– Вы меня разоблачили, – Корнелия опустила глаза, – но мне в самом деле ужасно захотелось узнать про жука.

– Он большой и может укусить, это все, что о нем пока известно. – Арно понизил голос до почти шепота. – Франсуа, почему твой друг навязывает нам столь необычную для дворцов тему?

– Сам удивляюсь, – развел руками кузен. – Прежде я за ним такого не замечал.

– Прежде я не оказывался во власти кошмара, – Арно не показалось, Дарзье в самом деле говорил громче, чем надо, но глухим он не был.

– И на что он похож? – полюбопытствовал капитан Сэ, краем глаза заметив розовый рукав. Знакомый, ах ты ж скотина! – Я имею в виду кошмар.

– Он неописуем. Когда я обещал помочь графине Гогенлоэ, я не думал, что соглашаюсь стать свинопасом. Представляю, как бы я выглядел во время этого занятия, и мне становится страшно.

– Зря, – как мог проникновенно сообщил Арно. – Вы бы выглядели всяко не хуже, чем сейчас.

– Арно, – решила удивиться Екатерина, – теперь я не понимаю, что с тобой. Дарзье тебя чем-то задел?

– Именно, – нахально подтвердил Савиньяк, – я оскорблен за свою знакомую. Эдита достойна лучшего пастыря.

– Эдита? – захлопала отчего-то утратившими красоту глазами Корнелия. – Кто это?

– Гордость семейства Варнике. Если бы не война, Эдиту бы признали лучшей свиньей Придды, а может, и Надора.

– Милые кавалеры, – Екатерина укоризненно покачала украшенной трехцветными фиалками головкой, – вы явно голодны, иначе бы вы говорили о цветах или о нас, а вы говорите о будущих окороках.

– Никоим образом! – во весь голос запротестовал Дарзье. – Мы говорим исключительно о дамских прелестях и их противоположности. Я готов просить прощения у госпожи Эдиты. Она, вне всякого сомнения, красивей и приятней особы, которой я её невольно уподобил.

– Чтобы встретить госпожу Эдиту, вам придется проехаться в сторону войны, – теперь Арно говорил не тише корнета Понси. – Кроме того, я отнюдь не уверен, что вас к ней подпустят.

Разговорчик начинал привлекать внимание. По сторонам капитан Сэ не оглядывался, но впереди людей заметно прибавилось. Подтянулся упорно ожидающий своего часа надорец, мелькнул и пропал младший Гогенлоэ, развернули веера сестры Бигот.

– Решать за отсутствующих дурно, – бросился заполнять слишком уж красноречивую паузу кузен. – Оставим загадочную Эдиту в ее горах.

– Охотно, – кивнул Дарзье, – тем более сейчас неподходящее время для кабаньей или же оленьей травли. Простите, я должен найти и поблагодарить Валме. Печально, но теперь я его должник.

– Валмонам нужно только то, что им нужно, – Арно сам не понял, как оказался на пути собиравшегося удрать виконта. – Сукины дети им без надобности. Разумеется, я имею в виду не Готти, а тех, кто думает, что предвещает удачу.

– Господа, – мяукнула Корнелия, – мы с Леони ничего не понимаем…

– О да, – согласилась девица Дорак, – мы привыкли к другим беседам, эта становится неприятной…

– Вы, именно вы, могли оборвать ее в самом начале, – Арно слегка поклонился. – Но мы в самом деле рискуем запутаться в иносказаниях. Свиньи, серны, олени, собаки – это для притч.

– Тогда, – буркнул Дарзье, – объяснитесь. Я обещаю вас выслушать.

– Извольте. Вы с попустительства опекунов навязывали себя девице, которая, по вашему мнению, не могла вас отшвырнуть. Когда вас все-таки отшвырнули, вы принялись над ней за глаза издеваться, хотя по большому счету девушка достойна восхищения. Вас бы на то, чтобы пойти наперекор всем без надежды на поддержку, не хватило, да что там… Вас и с поддержкой-то не хватает, господин… Дурзье!

Сочиненная Валме дразнилка сработала отлично: наследник Дораков для начала слегка онемел, а потом залопотал, что, мол, так нельзя, неприлично, и при всем уважении к фамилии он не может этого так оставить. Дамы, поняв, что дело принимает серьезный оборот, не вмешивались, Франсуа тоже молчал. Видимо, дипломатично.

– Сколь упоительна бывает внезапная тишина, – переделал всплывшую в памяти слащавую ахинею Савиньяк. – Но она запоздала. Господин Дурзье не может чего-то оставить? Не соблаговолит ли он объяснить, чего именно, я весь внимание!

– Позволь к тебе присоединиться, – Валентин всплыл из своих глубин, как всегда, вовремя, – затронутая тема представляется исключительно интересной. Люди способны как оставить, так и перенести многое, но у каждого есть свой предел.

– У меня он точно есть, – тряхнул волосами Арно. – Сей господин имел наглость заявить о своем нежелании быть свинопасом, хотя решение принимал бы отнюдь не он. Я не сомневаюсь, что Эдита к нему по доброй воле не подойдет.

– Герцог Придд не слышал нашего не самого умного разговора, – вмешалась кузина, – не думаю, что его нужно посвящать в подробности.

– Я вернулся несколько раньше, чем вы полагаете, и слышал бóльшую часть беседы, – обрадовал Спрут. – Арно, на твоем месте я бы сказал примерно то же, но другими словами. Правда, последствия от этого не изменились бы. У тебя уже есть секунданты?

– Мы как-то не успели.

– Они настолько не успели, – заметил Франсуа, – что о дуэли как таковой речь еще не заходила. И вряд ли зайдет, по причине известного всем присутствующим эдикта. Мы все еще воюем.

– Мы? – так давать пощечину и если давать, то немедленно, или еще… поговорить? – Воюем мы, если под войной подразумевать место, где стреляют и скачут на лошадках. Если же под войной подразумеваются оскорбления тех, кто в ответ может разве что выйти в родовых цветах, то воюет твой приятель, и то из-за чужих спин. Господин Дурзье, зачем вам прикрытие? Боитесь, что при встрече лицом к лицу барышня вас поколотит?

– Я бы такого исхода не исключал, – согласился Валентин, – но положение в самом деле следует прояснить. Прошу вас не расходиться, я вернусь не позднее, чем через десять минут.

Теньент Костантини ничуть не изменился, то есть не стал ни трусом, ни умницей. Отпускать его к бывшим товарищам в одиночку было нельзя, проболтается, но показать следовало обязательно. Значит, через два-три дня на ойленфуртцев выскочит разъезд «маршала Лэкдеми», с которыми и будет теньент, сбежавший предупредить Савиньяка. Говорить станет Бертольд, а Костантини своей физиономией – свидетельствовать достоверность сказанного. Их дело устроить встречу уцелевших со времен Дарави офицеров с «Эмилем», пока на других дорогах заячьи разъезды совершенно неожиданно не наткнутся на… «вороных» все еще нет, значит, это будут алаты. Но не привычные легкоконные, а самые настоящие панцирники в медвежьих плащах. Витязи кадельцев попробуют перебить и перебьют почти всех, но кому-то да повезет, и Заль узнает сперва о появлении Карои, а затем и об обещании Савиньяка запечь зайца в семи и одном перце. Это ему не понравится, но выход шляпный умник отыщет сразу. Оллария! Столица, где его ждут и которую можно будет либо продать регенту, либо захватить для себя, но сперва нужно оторваться от этого кошмарного Савиньяка…

– Спасибо, теньент, – поблагодарил Лионель. – Бертольд.

– Да, монсеньор!

Первый полковой балагур, принявший после отъезда Давенпорта его роту, при всей своей живости офицером был толковым и к тому же слегка напоминал Ли не то его самого в первый торский год, не то Рокэ до Винной улицы.

– Костантини до конца рейда поступает к вам. Расскажите ему о наших делах, а завтра после полудня явитесь ко мне.

– Монсеньор, значит ли это, что мы можем выпить?

– Разумеется, у вас два повода на выбор.

– Приход алатов и победа у Хербстхен?

– Я ошибся, у вас три повода.

– К заячьей травле мы готовы!

– Спасибо, капитан.

– Не за что, монсеньор… То есть за что?

– За намек на очевидность. Приятного вечера.

Вспомнил ли в корпусе о дне рождения короля хоть кто-то, кроме Вальдеса? Вряд ли, армия и о дне рождения Фердинанда помнила не слишком, а рождения Франциска Невеликого и Алисы не праздновала из принципа. Отец рассказывал, как накануне высочайших торжеств в Торке у кого-то в роте обязательно умирала бабушка и все дружно начинали скорбеть. Если вдуматься, отнюдь не смешно.

– Томас, – тоже вышедший в синеватые сумерки Стоунволл тотчас остановился и вытянул руки по швам.

– Добрый вечер, господин маршал. Я хотел видеть полковника Рединга.

– Вы его увидите. – С некоторыми традициями надо заканчивать. – Вместе с другими офицерами через, скажем, два часа. Завтра начнем готовится к делу, а сегодня устроим праздник.

– Да, монсеньор. Победа над объединенными дриксенскими бесноватыми несомненно улучшит положение Талига, а подход алатской тяжелой конницы позволяет нам не зависеть от появления Шарли.

Значит, Стоунволл тоже не помнит. Не помнит никто, кроме Ротгера, а «верный подданный» Вейзель погиб. Будь артиллерист жив, он бы прижал памятливого племянника к груди, и правильно бы сделал. Королей, если они вредят королевству, убирать можно, вот чего нельзя, так это забывать о существовании монархов безвредных; это плодит сперва сильвестров, потом – фламинго и наконец – ызаргов.

Спать Ариго больше не тянуло, зато его затопила счастливая лень. Маршал наслаждался глинтвейном, необычной беседой и тем, что его ни о чем не спрашивают. Рудольф при поддержке супруги наседал с государственными делами на Алву, тот беззлобно отмахивался, графиня Савиньяк время от времени подкусывала то одного, то другого, а Людвиг, нужный здесь не более самого Жермона, откровенно дремал – почти бессонная ночь, куда денешься.

– Рокэ, – окликнула графиня Савиньяк, – тебе предстоит новое испытание. Вам не кажется, что его преосвященство напоминает черный линеал?

Либо епископа Доннервальдского не просветили насчет регентских привычек, либо он не внял, полагая, что пастырям светским и духовным пристало обсуждать дела в любое время и в любой компании. Его преосвященство вплыл в гостиную и прямым курсом направился к Алве, он в самом деле походил на многопушечный корабль, как их представлял всю жизнь просидевший в горах Ариго.

– «Императрикс», на первый взгляд, была поманевренней, – Алва с бокалом в руке обернулся к двери. – Он в самом деле вам нравится?

– Да, – быстро сказал Рудольф, – и я настаиваю на том, что преосвященный Тит будет лучшим кардиналом, чем Бонифаций, но сейчас я попрошу его уйти.

– Зачем? – регент приподнял бокал, разглядывая сквозь него то ли епископа, то ли свечи. – Говорить с ним все равно надо, а отложенная неприятность – это две неприятности. Арлетта, не покидайте меня, а то он займет ваше место.

– Когда мне интересно, – откликнулась графиня, – я не ухожу. Ты будешь вежлив?

– Я попробую, – пообещал Ворон.

– Рокэ, – Ноймаринен при своих субординацию не изображал никогда, – его преосвященство хочет с тобой поговорить о положении олларианской церкви.

– Господин регент, – у святого отца хватило мозгов обойтись без благословений, – наша церковь, как и наша держава, переживает не лучшие времена. Было совершено немало промахов и ошибок, их надо исправлять, но еще важнее не совершать ошибок в будущем. Я осознаю степень вашей занятости и поэтому изложил свои соображения на бумаге. Мне говорили, что вы не жалуете принятый в нашей среде витиеватый стиль, поэтому за образец были взяты военные рапорты. Вас я прошу лишь об одном – прочитайте.

– Зачем? – Рокэ допил вино и теперь смотрел на епископа. – Я охотно верю, что вы верите, что будете лучшим кардиналом. Возможно, это так и есть, но карте место, к тому же я не для того способствовал браку его высокопреосвященства и Матильды Алатской.

– Что? – не понял Ноймаринен. – Какой брак?!

– Ах да, вы же не знаете… Все вышло по наитию, но, кажется, сносно. Простите, епископ, я вижу герцога Придда, обычно он является по делу.

– Монсеньор, – Валентин по-военному щелкнул каблуками, да он и явился в мундире. Один из очень немногих. – Несколько минут назад возникла коллизия, связанная с эдиктом, временно запрещающим поединки.

– Я запретил дуэли, – напомнил Рудольф, – после прихода новостей о…

– О том, что я в Багерлее, – подсказал Алва. – Дело прошлое. Господа, надеюсь, все понимают, что с моей стороны запрет смертоубийства выглядел бы ханжески?

– Пожалуй… – Ноймаринен неожиданно улыбнулся. – Но отменять мой эдикт тебе придется в письменном виде.

– Графиня напомнит мне, когда я окажусь рядом с письменным столом. Валентин, передайте заинтересованным лицам, что я никоим образом не возражаю. Я даже не буду против, если господа станут на линию.

– Благодарю, Монсеньор. Я могу идти?

– Разумеется, ведь вас ждут. – Алва вновь взялся за бутылку, глинтвейн он не жаловал. – Епископ, вы намерены говорить о греховности кровопролития?

– Это бессмысленно.

– В каком смысле?

– Во всех. Вы не остановите того, что вам кажется правильным, а молодые дворяне не прекратят выяснять отношения.

– Действительно, но вернемся к вашему делу. Если вам важен Создатель или Талиг, вы обуздаете гордыню и приметесь помогать его высокопреосвященству. Если для вас главное наперсный знак, то извините… Придется ждать, пока святой Адриан не сочтет нужным сменить Бонифация на вас, если, конечно, сочтет. Да, вынужден вас предупредить, что несчастный случай с кардиналом вас к цели не приблизит, напротив.

– Сударь! – епископ побагровел, что подчеркнуло его седину. – На что вы намекаете?

– Я не намекаю, – Ворон улыбнулся и приподнял бокал, – я предупреждаю. Как показывает опыт, это необходимо. Скажи я загодя Манрику, что некоторых вещей лучше не делать, у вас не было бы ни малейшей надежды стать кардиналом, поскольку гнать Агния было бы просто не за что. Ступайте с миром.

– Это вы… мне?

– Помнится, я сейчас – глава церкви, а церковники любят, когда собеседники ступают с миром.

Удаляясь, епископ по-прежнему напоминал корабль, только теперь на него обрушились сразу штиль и шквал.

– Итак, – Рудольф был верен глинтвейну с медом, – его преосвященство тебе понравился.

– Возможно. В нем есть что-то от святого Оноре, хотя я бы предпочел Левия. Вы часом не знаете, как он относится к горностаевым линарцам?

– К каким?!

– К горностаевым, это очень важный признак.

– Знать не знаю. Бонифаций в самом деле женился на сестре Альберта?

– Вышло очень мило, кагетский Баата был в полном восторге. Рудольф, если у вас остались еще какие-нибудь регентские дела, сделайте их, пожалуйста, сами. Мне завтра в дорогу, а я с самой Хандавы не видел приличного праздника.

– Тогда с нашей стороны будет просто отвратительно тебя удерживать.

– И все же, – вмешалась герцогиня, – я это сделаю. Тебе не до мелочей, и ты в этом совершенно прав, но Рудольфу требуется помощь. Нам нужен малый регентский совет, такой, какой был при Катарине. Он ни в чем не мешал ни нам с Рудольфом, ни Проэмперадорам, но с неотложными делами справлялся. Люди, которые для этого годятся, здесь, дело за твоей подписью. Если потом тебе понадобятся отчеты…

– Упаси Леворукий, – Алва обвел зал глазами, адъютант подбежал немедленно, но регент предпочел крикнуть:

– Мэтр Инголс!

Толстый законник в черном неспешно расстался с почтенной дамой, и Ариго смог насладиться третьим приближением.

– Арлина, – рассмеялась герцогиня Ноймаринен, – а кого вам напоминает наш супрем?

– Тучу, – живо откликнулась графиня Савиньяк. – Одинокую тучу, которая при необходимости и за хорошее вознаграждение скроет солнце.

– Злюка, – шепнула Георгия. – Рокэ, я беру свою просьбу назад, тебе в самом деле пора веселиться.

– Только не за ваш счет! – шепотом же откликнулся Алва. – Садитесь, мэтр. Время выпить пару бокалов у вас есть. Мне нужен приличный регентский совет на все случаи жизни. Расписание, регламент, полномочия и все, что полагается… За ночь нужен! Завтра я еду, по дороге просмотрю и отвечу с нарочным. Успеете?

– Адвокат всегда готов к тому, что дело разбирается утром. С вашего разрешения, я буду не вино, а шадди, и не здесь, а в своем кабинете.

– Как вам удобней… – больше на законника Ворон не смотрел. – Музыканты из Ноймара?

– Кажется, да, – слегка удивился Ноймаринен, – я не вникал.

– Если из Ноймара, они должны знать нечто удобоваримое. Леона обещала подготовить Гизеллу к жизни на Марикьяре, а жизнь на Марикьяре – это море и танец.