Текст книги "Башня Ярости. Книга 2. Всходы ветра"

2896 год от В.И.
8-й день месяца Агнца
АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

Всадник покинул Гран-Гийо с первыми лучами солнца. Серпьент по случаю весны заявил, что лошадь ему не нужна, и жизнерадостно порхал вокруг вороного Алко, подаренного Эгоном Рафаэлю. Шарло Тагрэ следил за уезжавшим, пока тот не скрылся в еще прозрачном лесу. Больше всего на свете мальчик хотел бы отправиться на поиски отца, но это было невозможно. Кэрна и так рискует: магия магией, а разыскивать пропавшего короля в наводненной синяками, шпионами и продажными тварями стране – затея опасная. Шарло понимал, что он будет помехой, к тому же его место рядом с Катрин, да и барона подвести нельзя. Появившийся и исчезнувший «сын» насторожит кого угодно.

Эгон удивился, что Анри и не подумал проситься с уходившим, и никто не догадался, во что ему обошлась эта сдержанность. И хорошо, что не догадался. Отец говорил: если ты что-то скрываешь, делай это так, чтоб даже Илларион не понял.

Говорят, антонианцы знают все. Значит, они знают и про предательства, и про убийства? Знают и молчат, а после этого хотят, чтоб их слушали и им верили… Только б Серпьент нашел отца раньше, чем синяки, тогда все будет в порядке.

– Анри! – Шарло слегка вздрогнул. Он помнил свое новое имя, но одно дело помнить, а другое – сразу же оборачиваться и делать вид, что все в порядке.

– Да… – а вот назвать Эгона отцом у него не получается и вряд ли получится.

– Анри, подойдите ко мне…

Это уже легче, он может вести себя с бароном, как вассал с сюзереном.

– Мой сигнор…

– Анри, – рядом с Эгоном стоял один из караул-деканов Гран-Гийо. Шарло знал, что его зовут Туссен Равье и он прекрасно владеет копьем и алебардой. – Вот ваш наставник. Слушайтесь его так, как слушаетесь меня. Через три месяца я проверю, чему вы научились. Если вы докажете, что достойны этой чести, в Светлый Рассвет вы станете оруженосцем.

– Я буду стараться, сигнор.

– Служба вас не освобождает ни от занятий с братом Николаем, ни от уроков сигнора Яго.

– Я буду стараться.

2896 год от В.И.
9-й день месяца Агнца
ИФРАНА. АВИРА

Герцогиня Фьонская была дурой, но ее муж оказался еще глупее жены, иначе бы не рассказал ей то, что должно скрывать даже от своей подушки.

Правду сказать, очаровательница была Базилю без надобности, но она положила глаз на арцийского посланника, а вежливость и долг дипломата заставили графа Мо ответить на заигрывания. Аврора была красива, смела и ненасытна, и при этом болтлива, как стая сорок. Связь с ней обещала стать довольно приятной, и к тому же она иногда выбалтывала очень интересные вещи. Такие, как сегодня. Прелестная Аврора не могла не похвастать своей осведомленностью перед новым любовником, а на государственные тайны ей было плевать.

О том, что военная кампания против Оргонды вот-вот начнется и пойдет не так, как подсказывали труды знаменитых стратегов, Базиль Гризье догадался после короткого разговора с маршалом Аршо, прерванного все той же Авророй. Зато теперь он знал все. Сроки, численность готовящейся к вторжению армии и, что самое важное, место вторжения. Сезар Мальвани ждет удара недалеко от Кер-Септима, но Аршо не собирается разбивать себе лоб в прямой схватке.

Герцогиня не сомневалась в скорой победе, и Базиль был склонен с ней согласиться. Тигры, случается, попадают в западню. Собственно говоря, это лучший способ охоты. Граф Мо немножко пошутил на сей счет, а затем они с Авророй перешли к более важному делу, для которого он, собственно говоря, и был приглашен. Утром красавица напрочь забыла умные вечерние беседы, но Базиль помнил все, и это его ужасно злило.

Сын Элеоноры Гризье и брат новой королевы отчего-то не хотел, чтобы Сезар Мальвани разделил судьбу Александра Тагэре. Не хотел, и все тут! Базиль честно сражался со своим настроением, заливая его то вином, то логикой. На третье утро, вылив на голову несколько кувшинов холодной воды и с отвращением посмотрев на свое отражение в зеркале, посол Арции разоделся в черное и сиреневое и направился с визитом к Альберу Вардо. Граф не только оказался дома, но и не стал сие скрывать. Похоже, он ждал арцийца, хотя и по другой причине.

Базиля провели в мрачноватую гостиную, как нельзя лучше отвечающую репутации хозяина. Арциец с любопытством обвел глазами старинные портреты. Множество графов Вардо с неодобрением смотрели на гостя, а за их спинами красовались неизбежные пылающие замки. «Там, где проходят Вардо, остаются лишь угли» – гласила витиеватая надпись на самом старом из портретов.

– Это Реджинальд Вардо-Кротало, – пояснил появившийся из боковой двери хозяин, по своему обыкновению затянутый в коричневое. Рядом с ним, опустив глаза, стояла молодая белокурая женщина в слишком роскошном для дома голубом платье. Видимо, знаменитая Антуанетта, отнюдь не показавшаяся Базилю красавицей. До Норы ей в любом случае было далеко, а до покойной Дариоло тем более.

– Вардо-Кротало? – на всякий случай переспросил гость.

– Он был третьим в нашем роду, – со спокойной гордостью заметил ифранец, – убил свою жену и двоих сюзеренов и был возведен в графское достоинство третьим. Тогда Ифрана была всего лишь герцогством в составе Арции. Смотреть в глаза своим предкам полезно.

– Иногда, – согласился Базиль, – воображаю своего отдаленного потомка, который с благоговением читает надпись: «Там, где проходят Вилльо, остаются лишь обглоданные косточки».

Тонкие губы Альбера шевельнулись в подобии улыбки.

– Надо мной редко смеются, сигнор Мо, но над собой смеются еще реже. Но я начал разговор не с того, с чего следовало бы. Я рад видеть вас в моем доме. – На жестком лице хозяина появилось нечто, долженствующее изображать гостеприимство. – Разрешите представить вам графиню Вардо.

– Счастлив служить сигноре, – под напряженным взглядом супруга Базиль поцеловал унизанные тяжелыми старинными кольцами пальчики. Видимо, испытание он преодолел успешно, так как на лице Альбера отразилось что-то похожее на облегчение. Граф Вардо пришел к выводу, что арциец отнюдь не намерен немедленно соблазнить его молодую жену, и был совершенно прав. Антуанетта со своими кудряшками и бриллиантами не была нужна Базилю и через порог. Ему вообще никто не был нужен, по крайней мере, в данный момент.

– Надеюсь, с моим кузеном все благополучно? – пискнула графиня. Чем был вызван вопрос – наглостью или глупостью, граф Мо не понял, но ответил совершенно честно, что тоже на это надеется. Забавно, он совсем позабыл о Морисе из-за… из-за Сезара Мальвани, Проклятый бы побрал этого задаваку!

– Сигнор, – Базиль, отдав долг вежливости, вновь повернулся к хозяину, – мне хотелось бы с вами, как со знатоком, обсудить… один охотничий вопрос. Надеюсь, обворожительная сигнора простит мне мою бесцеремонность.

– Не сомневаюсь. Сударыня, мы к вам спустимся позже, – граф нежно улыбнулся жене.

– Я прикажу подавать закуски через пол-оры, – графиня говорила голоском послушной девочки. Похоже, бедняга Альбер и впрямь считает свою писклявую женушку ребенком. Хотя ему-то какое дело? Базиль, как всегда, когда видел что-то неприятное, но не имеющее к нему отношения, пожал плечами и последовал за всемогущим Вардо в его кабинет.

Граф себе ни в чем не отказывал, но вкус имел отменный. Братец Жорес счел бы обитель ифранского вельможи блеклой и невыразительной, но Базиль оценил и мореный дуб панелей, и охотничьи трофеи, и неброский ковер на полу. Вардо указал гостю на кресла у камина и налил вина. Очень хорошего вина, но Базиль Гризье поставил кубок на стол, лишь слегка пригубив.

– Итак, – небольшие цепкие глаза уставились на арцийца.

– Сударь, – Базиль очаровательно улыбнулся, – я помогаю вам изменять вашему королю, помогите мне предать моего.

Альбер Вардо поставил свой кубок рядом с кубком Гризье.

– Не знаю, что вы за животное, Базиль, но вы не пудель. Это точно.

– В данном случае я похож на осла.

– Прежде чем согласиться с вашим предположением или его отвергнуть, я должен знать, чего вы хотите и что вам нужно от меня.

– Чего я хочу, я не знаю, а от вас мне нужно одно: сообщите Сезару Мальвани, когда, где и с какими силами Аршо-Жуай перейдет Ньер.

– Всего-то? – засмеялся Вардо. – А я-то думал, что вы собрались обрушить мунтский храм Триединого на голову Его Величества.

– Если вы обещаете, что рядом с Тартю не будет моей сестры, я согласен. А вы можете обрушить храм?

– Нет.

– В таком случае вернемся к письму в Оргонду.

– Но я не знаю, где, когда и с какими силами маршал Аршо начнет кампанию.

– Это знаю я, но знать одно, а донести – другое.

– Дорогой граф, я полагаю, прежде чем обратиться ко мне, вы перебрали все возможности.

– Да, и пришел к неутешительному выводу. Граф Мо может поручить столь деликатную миссию только Базилю Гризье, но мои сестры, мать, брат и племянники этого не поймут, Пьер не простит, а Мальвани не поверит.

– Вы сказали «мой брат»? Правильно ли я понял, что вы считаете своим братом только Жореса Аганнского?

– Пьер Тартю не оставил мне выбора.

– То есть? – поднял бровь Вардо.

– Муж моей сестры приказал убить ее единоутробных братьев. Видимо, чтобы не искушать местных любителей менять королей.

– Мои соболезнования, – Базиль готов был поклясться, что ифранец говорит искренне, – могу ли я спросить, как давно вы об этом знаете?

– Довольно-таки. Мне сообщили накануне свадьбы Элеоноры.

– И все же вы отвели ее к алтарю!

– Проклятый! Держали же вы корону над Жермоном во время миропомазания!

– Да, сигнор Гризье… Вы не только не пудель, но и не осел. Я рад, что вы на нашей стороне, хотя и не понимаю почему.

– Возможно, потому, что вы с Морисом не относите меня к милому собачьему семейству. Итак, дорогой граф, что вы думаете о моем деле?

– Трудно, но выполнимо. Более того, я полагаю вашу мысль удачной! Небольшое поражение нам не помешает, Жоселин стала слишком самоуверенна. Пожалуй, если б вы не пришли ко мне, я бы сам пришел к мысли послать гонца Мальвани. Если б сумел узнать подробности. Здесь наши интересы совпадают.

– Я рад. Разрешите откланяться.

– Не разрешаю, граф. Вы отобедаете с нами, Антуанетте хочется побольше узнать об Арции, да и я искренне рад вашему обществу. Я благодарен моему полоумному племяннику за то, что он сдружился с вами, и, в свою очередь, предлагаю вам свою дружбу.

– Мне? Но я же…

Граф Вардо был не из тех, кто склонен слушать чужие возражения, он был знаменит тем, что знал или думал, что знает о других все. Арциец был много моложе, его происхождение было, мягко говоря, не слишком благородным, к тому же Базиль Гризье привык играть роль шута и к нему не относились серьезно даже родичи. Разумеется, бедняга растерялся, когда ему предложил дружбу первый вельможа Ифраны, но все это – ерунда, не имя делает человека, а человек – имя, а дружба… Что ж, покойный Александр Тагэре дружил с людьми, которые годились ему не только в отцы, но и в деды…

Альбер Вардо на правах старшего отчитал Базиля за излишнюю скромность и повел в столовую, где ожидала Антуанетта, сменившая утренний наряд на дневной, более смелый. Базиля после истории с головой Жися все держали за наглеца, но сейчас арциец не знал, куда девать глаза. Когда он познакомился с Морисом, Вардо был не более чем старым, ревнивым мужем, не одурачить которого было просто неприлично. Теперь этот человек протянул ему свою руку, и он ее пожал, утонув в очередной лжи. Он будет лгать, потому что не может предать Мориса, да и радости это никому не принесет. Только смерть, потому что эти щенки играют с огнем и не понимают этого.

Базилю очень захотелось выпить, но он не мог позволить себе даже этого. Если ты предаешь двух королей сразу и при этом помогаешь одному своему другу обманывать другого, лучше не напиваться. Проклятый бы побрал эту Антуанетту, и что они оба в ней нашли?!

НЭО РАМИЭРЛЬ

Онка потратила немало усилий, улыбок и жестов, объясняя гостям, как все будут счастливы, если они останутся в поселке воительниц. У Романа гремящие железом девы вызывали смешанное чувство смеха и досады, но они не были опасными и у них можно было научиться языку и разузнать о том, куда путников занесло на этот раз. И они остались.

Разведчик и раньше все схватывал на лету, теперь же, когда от его способностей зависела судьба всего похода, превзошел сам себя. Язык оказался простым, но чем больше понимал Нэо, тем яснее становилось, что, хоть они и приблизились к цели, им идти и идти. В этом мире, к слову сказать, именуемом Фэрриэнном, почитали Ангеса и Тьму, но услышанные Романом смешные сказки свидетельствовали, что Воин своим вниманием сие место не баловал, предоставив его обитателей самим себе. Жили здесь люди и только люди, по крайней мере, Онка не сказала ничего, что хотя бы намекало на присутствие эльфов, гоблинов или гномов.

Фэрриэннцы совершенно точно знали, что тела первых людей сотворил Воин, а души им вдохнула Дева, после чего ушла, а Воин остался защищать своих детей от живущих в Свете чудовищ, которым только и дел, что пить чужие души и обращать в рабство свободных.

Эльфы немало посмеялись, узнав, что исчадия Света уродливы и исполнены злобы и зависти ко всему сущему. У них покрытая золотой чешуей кожа, из их лишенных зрачков глаз изливается слепящий белый свет, выжигающий душу всякому, кто осмелится на них взглянуть. Светлые твари ненавидят и стараются уничтожить все, что отбрасывает тень. В их мире нет благословенной ночи, дарующей отдых и хранящей тайну Любви. Там, на голой равнине, усыпанной блестящими камнями и залитой беспощадным Светом-без-Тени, царят пятеро демонов, стремящихся захватить и уничтожить другие миры. Желая спасти от них фэрриэннцев, Воин создал Огонь и наполнил им сотворенную Девой Бездну, через которую могут пройти лишь избранники Ангеса, чьи души исполнены Тьмы. В таковые воинственные девицы и записали своих гостей.

Еще бы, ведь они взялись ниоткуда, не знали местного языка, были молоды, красивы и привели с собой лльяму, которую Онка, а затем и другие уважительно стали называть «Дитя Тьмы и Огня». Огневушка на лесть не клевала, а хозяек держала в строгости, всячески мешая им приближаться к Рамиэрлю. Впрочем, Аддари и Норгэрель тоже не остались без защиты.

Солнечный утверждал, что лльяма ревнует, и Рамиэрлю порой казалось, что сын Эльрагилла прав. Онка и ее подруги принимали их за великих героев и к тому же весьма недурных собой. Эх, знали бы красавицы, что заигрывают с порождениями Света!

Девы Тьмы, или же «Черные Лилии», как именовали себя их новые знакомые, несли пожизненную Стражу на границе Фамарского леса, где ничего более страшного, чем дятлы и ежи, Романом замечено не было. Причину столь странного поведения красавицы тщательно скрывали, хотя кое в чем были пугающе откровенны. При всем при том бренчащие железом девы ничем не напоминали луцианских паладинов, изображавших из себя эльфов. С теми все было ясно и просто. Содрав с тыквоносцев их одежки и смыв грим, получишь самых обычных синяков, готовых следить, доносить и хватать. Воительницы же вызывали в памяти Нэо воспоминания об эллских маскарадах, некогда гремевших на всю Арцийскую империю.

Жизнь в лесу, странные доспехи, совершенно не годящиеся для боя, роковые тайны – все это казалось игрой, но если молодые фэрриэннки могут так играть, значит, этот мир добр и не знает настоящих бед. Любопытно, чем заняты здешние мужчины? Сидят в другом лесу? Если девы взялись за оружие, не значит ли это, что юноши с утра до вечера меняют юбки и вертятся перед зеркалом, хотя в здешнем лагере зеркал не меньше, чем мечей. Ни одна воительница не выйдет на улицу, не подведя глаз и губ.

Нэо с усмешкой поглядел на огненную ревнивицу, смирно сидевшую у стола. Та, как всегда, почуяв взгляд, встрепенулась и замерла, готовая броситься обожаемому хозяину на грудь, буде тот позволит. Рамиэрль совсем было собрался осчастливить свою зверушку, но помешал раздавшийся неподалеку крик, вернее, визг.

Привыкший к ночным тревогам Рамиэрль вскочил и бросился на шум в сопровождении неизбежной лльямы, прикидывая, не снять ли со своей приятельницы магический намордник. Решил подождать, и правильно. Причиной переполоха оказалась Шабба. Девица стояла на краю поляны, сжимая кулаки, и визжала, выкрикивая еще неизвестные Роману слова. Она была в ярости, но, похоже, цела и невредима. Вслушавшись в вопли, эльф понял, что «фартока Тигойа» бежала с каким-то «мадаром». Что это значило, эльф не знал, но подозревал, что ничего хорошего. Шабба была в ярости; что до сбежавшихся на ее крики темных дев, то в глазах одних Нэо заметил то же бешенство, что и у поднявшей переполох, другие же смотрели на завывающую Шаббу с явным злорадством.

Появилась Онка, в отличие от остальных вполне одетая, то есть, конечно, раздетая, но перед зеркалом. Брови и губы предводительницы были умело подведены, а волосы небрежно перевязаны красно-черной повязкой с шипами. Побывавший при многих дворах Нэо прекрасно знал цену подобной небрежности, над которой бились лучшие куаферы. Посмотрев на Шаббу, Онка презрительно скривила рот и холодно бросила:

– Замолчи.

Та напоследок выкрикнула что-то вроде «лашоп атреч!» и замолкла. От крика вокруг глаз у нее проступили красные точки, но сами глаза оставались сухими.

– Значит, – холодно бросила Онка, – Тигойа бежала. С кем?

– С Тамарином, – процедила сквозь зубы Шабба.

– Надо же, – подлила масла в огонь появившаяся Зайя, – бегала за кондином ты, а поймала его Тигойа.

– Флюэша! – взвизгнула Шабба, бросаясь на обидчицу. Роман не находил в женских схватках ничего красивого и ухватил озверевшую девушку за усыпанный бляхами и шипами широкий пояс. Он хотел ее удержать от драки, а не обнять, но рывок странным образом привел к тому, что Шабба прилипла к груди эльфа. Это не понравилось лльяме, немедленно долбанувшей несчастную синей мордой. Роман разжал руки, и Шабба шлепнулась на прелестные желтые цветочки, задрав оплетенные ремнями ножки. Подруги захохотали. Из темноты появились Аддари и Норгэрель, с некоторой робостью рассматривая сгрудившихся женщин.

– Хватит, – прикрикнула на воительниц Онка, – собирайтесь! Их дело бежать, наше – гнаться.

Повторять не потребовалось. «Лилии», возбужденно галдя, разбежались по своим шатрам, довольно-таки роскошным, к слову сказать.

– Мы пойдем с ними? – предположил Аддари. Солнечный откровенно страдал от внимания хозяек – за ним охотилась добрая дюжина девиц.

– Разумеется. Здесь мы больше ничего не узнаем и ничего не добьемся. Разве что вы разобьете еще несколько сердец.

– Тебе хорошо, – возмутился Норгэрель, – тебя охраняют.

– Да, мне хорошо, лльяма всех вокруг меня распугала, – хохотнул Роман.

Аддари и Норгэрель – чудесные спутники, но им незачем знать, что фэрриэннки заставляют его думать о Кризе. Они упоенно играют в готовых к бою охотниц и воительниц, а орка такой БЫЛА. Женщина может стать другом, спутницей, защитницей. Дочка Гредды не играла, она жила, а теперь по ее памяти ходят эти дуры в высоких сапогах.

– Что с тобой? – вопрос задал Аддари, но он был написан и на лице Норгэреля, и на морде лльямы.

– Ничего, думаю о том, как искать Ангеса.

Они говорили о боге Воине до тех пор, пока из шатров одна за другой не стали выходить преследовательницы. Нэо с интересом рассматривал возбужденных девушек. Он знал, что такое война и погоня, был не чужд охватывающего воинов возбуждения, но глаза «Лилий» блестели не так, как у уходящих в бой. И взгляды, которые они бросали друг на друга, не были взглядами товарищей, готовых прикрыть друг другу спину. Так смотрят съехавшиеся на бал девицы, оценивая соперниц. Эльф окликнул Зайю, которая и ему, и лльяме казалась наиболее «безопасной». Та охотно подошла. Она тоже принарядилась, надев на крепкую шею усаженный колючками ошейник и такую же широкую кожаную полосу на руку и сильно подведя глаза и брови.

– Зачем гоняться за несчастными влюбленными?

– Несчастными? – то ли он слишком плохо знал язык и не мог связно выразить свои мысли, то ли девушка не понимала шуток. Она даже не улыбнулась. – Они сейчас счастливы.

– Тем более зачем их трогать? И что с ними будет, если вы их поймаете?

– Не поймаем, – махнула рукой Зайа, – они уже в Леганне.

2896 год от В.И.
19-й день месяца Агнца
АРЦИЯ. ФЛО

Искать лучше всего там, где потерял, а не там, где светлее. Александр Тагэре пропал недалеко от Гразы, Рафаэль туда и отправился. Деревья еще не покрылись зеленью, а пробивающиеся кое-где ростки крапивы, по утверждению Крапивника, ничего не соображали. Пока крапива не начнет жечься, разговаривать с ней бесполезно и она годится разве что на корм козам.

От Гран-Гийо до Гразы было не так чтобы далеко, можно было не спешить. Крапива вырастет только тогда, когда вырастет, а до этого можно рассчитывать лишь на глаза и уши.

За месяцы вынужденного сидения в Гран-Гийо Рито Кэрна научился по своему желанию делать то, что раньше у него выходило случайно, так что внимания они с Серпьентом не привлекали. Рафаэля его новое умение одновременно и радовало, и бесило. Да, это было оружием, но каким-то нечестным. Байланте не должен стрелять в быка из арбалета и скрывать свое имя, но не искать же Александра, размахивая родовой сигной.

Раньше Рафаэль болтал, пел и смеялся. За зиму он научился молчать и слушать. Люди его не то чтобы не видели, но не замечали, и он мог слышать все, что говорили, хоть говорить в Арции стали намного меньше. Страна встречала весну в глубокой уверенности, что все плохо, а любые перемены будут лишь к худшему. Про Александра почти не говорили – вспоминать добром боялись, а злом было не за что. Про нового короля и его родичей тоже помалкивали. Хвалить было не за что, ругать и сплетничать опасно.

Арция погасла и сломалась, как отец после болезни Ренаты. Люди глядели настороженно, не засиживались в общих залах, стараясь побыстрее проглотить заказанную еду и убраться от греха подальше.

Кэрна привык к настороженному унынию, и развеселая компания, пьющая за здоровье короля и королевы в харчевне «Мечта путника», его изрядно удивила. На первый взгляд, это были люди как люди. Судя по одежде – зажиточные мещане, довольные жизнью и собственными персонами. Их шутки и здравицы казались неуместными, как пляски на похоронах, но пирующим не было дела до косых, угрюмых взглядов. Сначала Рито решил, что гуляки наняты, чтобы вызвать ссору и выявить недовольных, но, присмотревшись, понял: они те, за кого себя выдают. Кэрна повидал немало простолюдинов, влюбленных сначала в герцога Эстре, а потом в короля, чтобы ошибиться. Байланте всегда верит своим глазам, даже если то, что он видит, ему не нравится. Осенью Рафаэль полез бы на рожон, сейчас он сидел и смотрел, пытаясь понять, чем унылый и жадный ублюдок расположил к себе, в общем-то, славных людей. Маркиз Гаэтано сдержался, но закусывавший за соседним столом человек в зеленом, судя по всему, лесничий, не выдержал и громко буркнул:

– Нашли, за кого пить. Кошкин сын вас же подчистую к осени обчистит.

– Много ты понимаешь, – беззлобно откликнулся один из мещан, – налоги – это временно. Надо же от врагов защищаться. Сообщников горбуна еще не всех выловили…

– Погоди-погоди, – поднялся лесничий, – это ты о покойном короле?!

– Да какой он король? Убийца и негодяй! Детей малых, и тех не пожалел, чтоб на братний трон усесться. Жену отравил, чтоб на племяннице жениться. Совсем стыд потерял.

– Ты думай, что несешь, подстилка кошачья!

– Это ты думай, дубина зеленая! Все знают, что горбун убийца и что без Пьера Арция бы пропала…

Рафаэль не верил своим ушам. Гуляки за Тартю готовы в огонь и в воду. Лесничий был один, но он явно устал молчать и прямо-таки лез в драку. Трактирщик был смертельно перепуган то ли тем, что его заведение разгромят, то ли тем, что его сочтут сторонником свергнутого короля. Остальные молчали.

– Ты, прежде чем глотку рвать, узнал бы, как дело было, – надрывался сторонник Тартю.

– А ты знаешь, да?! Осел бесхвостый!

– Знаю, это все знают. Про то, как было, теятер показывает.

– А ты и поверил, так тебе правду и покажут.

– Именно, что покажут. При горбуне ты теятер видел? А почему? Потому что он правды боялся! А Пьер не боится. Сам за теятер платит, чтоб народ видел.

– За брехню он платит. Чтоб такие дурни, как ты, евонную брехню без соли жрали!

– Да чего ты ему говоришь, – влез коротконогий плотный дядька, – Пьер Пьером, а рожу он тебе расквасит, ишь как за горбуна держится. Поехали лучше. А теятер вы, люди добрые, все ж поглядите. Он у нас в Кер-Франсуа сейчас, а потом к вам поедет. Вот и поймете, что к чему…