Текст книги "Исправленному верить (сборник)"

– Я тут это… Решил последовать вашему совету, – поразившись сложности произнесенного оборота, парень замялся, а потом махнул рукой и перешел на более привычный говор: – В общем, сделал я ноги из села. А то мамка совсем на хребет села. Ну и вот… – Он с гордостью перевел взгляд на свою спутницу. «Вот» смущенно захлопало небесно-голубыми глазами. – Какая уж тут Марыська! Да и с работой все в гору… Я уж второй помощник кузнеца! Скоро и вовсе первым стану, а там, глядишь… В общем, спасибо, ваше чародейство! Век благодарен буду… Эй, вы чего?

– Простите, я спешу, – с трудом сдерживая смех, сообщил Конрад. – Мое чародейство должно покормить кошку. Да-да, ту самую, – мстительно добавил он, заметив, как вытянулось лицо парня. – Не возражаете, если я пойду?

– Н-нет, конечно…

– Тогда всего доброго. И удачи будущему кузнецу и его очаровательной спутнице!

Рыжий еще долго смотрел ему вслед, озадаченно почесывая в затылке, но Конраду уже не было до этого дела. Шагая по залитой солнцем улице, он счастливо смеялся.

Константин Сыромятников
Прикладная некромантия

Я мыслю, следовательно, я существую.

Рене Декарт

Часы на полке показывали третий час ночи. «Час Волка», – сказал бы лавочник, сотворив знак веры. «Час Бумаг», – назидательно поправил бы его господин магиссимус, он же ректор Университета Тонких Материй. Аркадий Ефимович Лернов отложил очередное письмо на край обширного рабочего стола. Маг водворил на место перо, откинулся в кресле, устало прикрыл глаза и потер переносицу. Стало легче, но от ярких «солнечных» свечей не спасло. Косой взгляд на оставшуюся стопку прошений, отчетов, донесений, ведомостей. Больше всего сейчас Аркадию Ефимовичу хотелось скомкать и зашвырнуть их в печь. Но нельзя. Хотя бы потому, что все они зарегистрированы в канцелярии. И тут лишь то, что приходит в Верховный Ковен[2]2
  Ковен – здесь Верховный Ковен, высший руководящий орган у магов Сантии, возглавляемый магиссимусом империи, одновременно являющимся ректором Университета Тонких Материй. В Верховный Ковен, кроме магиссимуса, входят проректоры, а также главы крупных магических лабораторий.


[Закрыть] с пометкой «Его Милости Магиссимусу. Лично» и в университет «Только для глаз господина ректора».

Лернов привычно протянул руку к кружке с давно остывшим чаем с лесными ягодами. Господин ректор многие годы пил чай зимними ночами, что подтверждали испоганившие дорогую инкрустацию многочисленные следы. Вывести пятна было делом нехитрым, но Аркадий Ефимович отчего-то не делал этого. Через эти отметины он видел себя человеком и лишь потом набором длинных и громких титулов, званий, должностей и вытекающих из них обязанностей. В сухих, но не скрюченных старостью пальцах кружка вновь нагрелась, и к губам магиссимус поднес любимый напиток уже горячим.

Короткий отдых, и Лернов вновь склонился над столом, разворачивая новый документ. Аркадий Ефимович еще ломал печати, но уже знал, что там. Ректор Левкойского отделения снова жалуется на «нехватку материальных средств» и просит «увеличить ежегодные ассигнования». И это в солнечной Левкойе – богатейшей провинции Сантийской империи! «Попрошайка! Давно бы уже вывернул карманы местным толстосумам, – со злостью подумал Лернов. – Отставку ты получишь, а не ассигнования!» Магиссимус сделал пометку в дневнике и продолжил.

После очередного глотка чая настала очередь письма с Гранитного Пояса, что на востоке. От главы местной лаборатории пограничной магии Варзеева. Старый маг отчитывался об успешных исследованиях Пограничья и Лесного Предела, что за Поясом. Да, леса там знатные, только дикие, людей мало. Трудно им там, в глуши, но не такой Леонид Дмитриевич человек, чтобы жаловаться. И сколько Лернов ему ни говорил – напиши государю, сам с твоей бумагой во дворец двину, упрямый старик отвечал одной и той же фразой: «Просящий помощи оной не достоин». Вот почему, увидев приложенный к письму список «необходимого оснащения», Аркадий Ефимович, не раздумывая, сделал чернила красными, приписал от себя еще несколько пунктов и размашисто начертал: «Проректору по хозяйственной части. Срочно обеспечить согласно списку. Доложить лично». Хотел поставить восклицательный знак, но передумал – и так его особое отношение к пограничной магии, ее адептам и Варзееву было предметом подковерных обсуждений.

Следующим документом оказалась короткая записка из дворца от главы ордена Целителей и декана одноименного факультета: «Государю хуже. Надо что-то делать. Савелий». Записку принес порученец императора прямо в кабинет, минуя канцелярию. Просто Аркадий Ефимович сунул ее в одну стопку с другими бумагами. Что ж, и на старуху бывает проруха… Лернов поморщился, как от зубной боли, еще раз перечитал написанное, скомкал и таки отправил в огонь. Встал из-за стола, взял кружку, вновь ее подогрел и подошел к стрельчатому окну. Серые глаза напряженно устремились в темноту ночи к мерцающим окнам государевой опочивальни. Свет колдовских светильников дворца с трудом пробивался сквозь саван бурана, но, преодолев четверть мили, на последнем издыхании добирался до резиденции магиссимуса в Башне Верховного Ковена.

Аркадий смотрел в снежную мглу и ощущал собственное бессилие. Он готов был расстаться с жизнью, если бы это излечило так некстати умиравшего императора, но толку-то… Что-то шло не так. Магия не действовала. Заговоры, заклинания, даже архаичная природная магия с ее отварами и настойками не работала. Казалось, государя отрезали от вездесущих магических нитей. «Надо что-то делать», – повторил слова из записки магиссимус и вдруг ощутил себя немощным стариком. Будто в подтверждение мрачных мыслей, заныли кости – первая ласточка, то есть первый жухлый лист. Намек на то, что пора на покой, и неважно, что кровь горяча, взгляд зорок, а ум ясен. Ты состарился, Аркадий Лернов, сам того не заметив. Михаила между тем нужно спасать во что бы то ни стало. Тем паче во что именно встанет это спасение, магиссимус знал как никто.

Часы отмерили очередной час, о чем и объявили легким звоном старинной мелодии. Магиссимус больше почувствовал, нежели заметил шевеление у двери. Помощник из университета. Маги не признавали прислугу, считая помощь старшим одним из этапов обучения молодых. Аркадий Ефимович сам в юные годы вот так же тенью ходил за одним из деканов.

– Ваша милость, к вам господин Вангардов, – доложил помощник.

– Я жду. Проводи господина генерал-прокурора сюда. Подай нам чая и добавок, как обычно, и на сегодня можешь быть свободен.

– Будет исполнено, ваша милость, – ответил молодой человек и исчез за дверью.

Константин Васильевич Вангардов был так же стар, как и Лернов. Седые волосы и темно-синий мундир генерал-прокурора напоминали магиссимусу гневные барашки южного моря, с берегов которого тот был родом. Лернов и сам был сыном моря, только холодного, северного.

– Добрый вечер, ваше высокопревосходительство, – магиссимус встретил гостя и широким жестом указал на одно из двух кресел у печи.

– Добрый вечер, ваша милость, – ответил официальной формулой Вангардов, принимая приглашение. В слегка поблекших от времени глазах старого друга Лернов прочел спокойный, но настойчивый вопрос.

…Они пришли в свои ведомства с разницей в один год и вознеслись к вершинам почти одновременно. Сантийские блюстители всегда соперничали с магами в управлении жизнью и людьми! Они тоже владели магией, однако совершенно иного рода. Лернов внимательно изучал соперников и пришел к выводу, что их колдовство схоже со святой магией, коей пользовались клирики в старые времена. Церковь тогда имела неограниченную власть над людьми, держа всех в страхе перед «карой Господней». Потом у святых отцов что-то пошло не так, и «кара» сменилась «кротостью и прощением». В церковном календаре появился праздник Преображения церкви Господней, а блюстители стали «оком государевым в делах колдовских и прочих». Средства и методы их были узнаваемы, но применялись «со всяким тщанием». Вангардов исключением не был.

Беспощадный к магам-отступникам, Лернов сам удивился, как быстро сошелся с новым главой блюстителей. Константин Васильевич превратился для него из соперника в «уважаемого коллегу», а потом и в «дорогого друга». Подобные отношения между генерал-прокурором и магиссимусом нравились далеко не всем. В другое время это забавляло, давая повод друзьям поупражняться в интригах. Теперь было, мягко говоря, не до игр.

Помощник принес горячий чай, мешочки с добавками, кружку для генерал-прокурора и удалился. Аркадий Ефимович на правах хозяина тут же взялся за дело.

– Как обычно, пару смородин и побольше земляники? – проявил догадливость магиссимус и подкрепил ее полуулыбкой.

– Совершенно верно, сударь мой ректор, – благосклонно кивнул генерал-прокурор и также сдержанно улыбнулся.

Еще несколько минут всесильные старцы наслаждались напитком и теплом горящих поленьев. Первым прервал тишину Вангардов:

– Аркадий Ефимович, мне передали вашу убедительную просьбу нанести вам визит. Прошу простить за столь неурочное время, но дела не отпускали меня раньше. Сейчас, в конце года, их особенно много. Но, слава богу, я у вас и преисполнен интереса, чем скромный и преданный слуга Его Величества может быть полезен другому, – выразительный взгляд, – не менее преданному слуге государеву.

– Ваше высокопревосходительство, – нарочито мягко ответил Лернов, отставил кружку на столик и покинул кресло. – Как вы совершенно верно изволили заметить, мы оба состоим на службе Его Величества. Но сегодня я пригласил вас в мою скромную обитель. – Магиссимус подошел к двери, плотно прикрыл ее и сделал несколько охранных пассов над замком, – чтобы обсудить одно весьма деликатное дело, касаемо моей дальней родственницы… – Проход к окну, такое же незаметное колдовство над ставнями. Магиссимус замер на несколько секунд, будто прислушивался, и продолжил совсем другим тоном: – Плохо дело, Константин. Извини, что вытащил тебя сюда, но так, мне кажется, надежнее. Ты знаешь, что творится во дворце? Тебе что-нибудь известно о природе государева недуга?

– Никогда не задавай допрашиваемому более одного вопроса. Так ему труднее выкрутиться. – Вангардов продолжал сидеть в кресле и потягивать чай из кружки, будто вопросы касались не его. Аркадий знал эту привычку друга, потому терпеливо ждал, когда тот продолжит. – Про дворцовые дела мне ведомо. Михаил плох. Счет пошел на дни. Сенат возложил на меня задачу по соблюдению законности передачи власти.

– Кому? – непроизвольно задал вопрос Аркадий Ефимович, чем вызвал удивление на лице Вангардова.

– Цесаревичу, разумеется, да продлит Господь его дни. Мальчику уже шестнадцать. Он умен не по годам. Вежлив, обходителен. А как он музицирует! И, главное, без ума от иноземных… композиторов. До совершеннолетия еще два года, а это значит регентство. Думаю, твое или мое регентство вызовет легкое недоумение в Сенате и среди дворянства. Посему, у нас не так много времени, чтобы найти правильного регента и убедить в его правильности Сенат. Одна половина министров за тебя, другая – за меня… Беда в том, что это одна и та же половина. – Вангардов улыбнулся, но по серьезному лицу Лернова понял, что шутка не прошла. – Да… от себя добавлю, что, кроме Гвардии, «во имя императора» готов подняться столичный гарнизон, по нашему слову и в любое время. Не зря я все-таки рекомендовал Его Величеству нынешнего командующего. Прости, увлекся. О чем ты еще спрашивал?

– Государев недуг… – эхом напомнил магиссимус. Теперь он приоткрыл печную дверцу и, почти не мигая, смотрел в огонь.

– Ах да, это червячная напасть. По крайней мере, так говорят мои блюстители-инспекторы.

– Что, прости?!

– Червячная напасть, когда болит внизу справа.

– Которую устраняет любой целитель уже после второго круга моего университета?

– Совершенно верно.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– В напасти – нет. В том, что нам с тобой нужно делать, – да. Я свой план тебе изложил; признаться, ждал, что ты изложишь мне свой, но, вижу, ты думаешь о чем-то другом. Я весь внимание.

– Понимаешь, – Аркадий Ефимович заставил себя сесть, – твои инспекторы не ошиблись. Как не ошиблись и мои маги, включая Савелия, декана целителей. Но что-то идет не так, – магиссимус застучал пальцами по кружке, – совсем не так… и дело тут не в императоре… похоже, на него просто перестала действовать магия.

– Исключено. Мои люди перерыли весь дворец и округу. Нет ни одного поглотителя. Разве что доброжелатели придумали что-то уж совсем из ряда вон выходящее.

– Боюсь, дело тут не в доброжелателях… – загадочно возразил Лернов. – Не будь я пограничником, согласился бы с тобой. Варзеев…

– Да, кстати, о Варзееве, спасибо, что напомнил, – перебил друга генерал-прокурор. – Скажи, насколько ты ему доверяешь?

– Всецело, – не пытаясь скрыть удивления, без колебаний ответил Лернов и вопросительно посмотрел на Вангардова.

– Хм, судя по скорости ответа и выражению лица, ты говоришь правду. Весьма похвально. А известно ли господину ректору, что муж сей зело волен в суждениях своих о наследнике престола Сантийского?

– Сие мне ведомо. Только это к делу не относится…

– А известно ли господину ректору, – Константин Васильевич пропустил возражение мимо ушей, – что пятеро магов, подвергнутые домашнему аресту за крамольные речи, бежали из столицы и были опознаны жителями одного из приграничных поселений на востоке, у Гранитного Пояса.

– Что ж блюстители местные не задержали отступников этих? – с неприкрытой иронией спросил Лернов.

– Хотели. Но не решились людям магиссимуса дорогу переходить. Личная печать его милости – это все-таки не канцелярская клякса. Бумаги у них в порядке были, подорожные до самой границы выправлены. А восточнее того поселения только лаборатория твоего Варзеева стоит.

– И что дальше?

– Да, собственно, ничего. Блюститель тот, что бумаги проверял, доложил наверх по всей форме, и потянулась ниточка сюда, в столицу. Кто-то в Сенат шепнул, а те и рады стараться. Пришлось сыскную группу отрядить.

– Ну-ну. Пускай ищут. Только боюсь я за них. Места там дикие, а зверь непуганый и голодный сейчас, как бы волки не задрали. А не волки, так мороз…

– Нет уж, пусть найдут. Я туда лучших послал, мне они дороги. Приказ у них: беглых найти, но ареста не чинить. Кандалы я всегда на них надеть успею. Пускай пока у Лешего отсидятся, вместе с моими, на всякий случай.

– Вот так бы сразу, ваше высокопревосходительство, – сбрасывая напряжение, ответил Лернов и сделал большой глоток чая. – А то крамола, арест…

– Не обижайся. В нашем деле, сам знаешь, доверяй, но проверяй. А вдруг ты об этом не знал, вдруг бумаги те ложные? Ну ладно, ладно, не кривись, шучу. – Вангардов примирительно улыбнулся и получил кивок в ответ. – Так что у тебя все-таки? Выкладывай!

Теперь настала очередь магиссимуса выдержать паузу. Он помешал угли в печи, сел обратно на свое место и, наконец, продолжил:

– Вот ты тут страху нагнал: регентство, гарнизоны, маги «беглые»… а если я скажу тебе, что можно без всего этого обойтись? Если императора можно спасти?

– Я отвечу, что ты либо безумен, либо получил божественную силу. Сейчас можно вести речь разве что о спасении его души, но это уже забота святых отцов. Нам же надо думать, как спасать Сантию от цесаревича. У нас на это два года. Срок небольшой, но достаточный…

– И все-таки способ есть. Древнее искусство.

– Что? – сохраняя спокойствие, спросил Вангардов, однако кружку поставил на стол и продолжил. – Так вот куда тратит деньги честных сантийцев Верховный Ковен! И куда только маг-прокурор смотрит… Завтра же ему внушение сделаю. Надеюсь, цель стоила своих средств?

– Успокойся, – ответил Лернов и усмехнулся: – Твой маг-прокурор – славный малый и внушения не заслуживает, потому что ничего такого, что ты имел в виду, нет. И без того хлопот достаточно. Хотя соблазн был, не скрою. Но знаешь, как-то не осмелился. «Размягчел душой», как сказали бы в старину. Да и крови я боюсь, сам знаешь, хотя, если верить древним, это дело привычки…

– Скажите, пожалуйста, крови он боится. А значит, уложение Святого Престола, а потом и циркуляр Блюстительного Суда «о запрете кровавых обрядов и иных членовредительных действий» это тебе уже так, побоку?

– Господин генерал-прокурор, я вас не перебивал, когда вы говорили, – Лернов начал раздражаться, и это подействовало – Вангардов умолк. – Не верите мне, спросите у своих осведомителей – ни один маг, в чьем статусе[3]3
  Статус – здесь: документ, подтверждающий право человека на занятие магией и его квалификацию. В Сантии статус вручается магу по окончании Университета.


[Закрыть] стоит моя подпись, скрепленная Большой Императорской печатью, не пролил крови, ни своей, ни чужой, кроме как ради защиты собственной жизни, доброго имени и интересов государства, не нарушив при этом ни один из законов Сантии. Так вот, я прошу вашего разрешения на применение к государю запретного искусства.

– Другими словами, ты просишь моего разрешения нарушить закон, – не моргнув глазом ответил Вангардов. – Считай, ты его получил, устно, разумеется. Но я бы хотел узнать, как, черт побери, ты намерен применять это древнее знание, если ни ты, ни твои люди им не владеют?! Ведь там, насколько я помню, весьма важна практика!

Вместо ответа магиссимус только посмотрел в глаза генерал-прокурора долгим взглядом. В свете печи Лернов все больше напоминал Вангардову демона-искусителя. И тут Константина Васильевича осенило. Ответ сам пришел в голову, да такой, что генерал-прокурор от внутреннего напряжения подался вперед в кресле.

– Даже не думай, Аркадий! Нет!

– Если что-то не умеешь, попроси того, кто умеет, – парировал Лернов, лукаво улыбаясь. Определенно, демон!

– Его нет. Понял? Нет!

– И все-таки он есть, к тому же ты уже дал слово. – Магиссимус накрепко вцепился в генерал-прокурора и теперь не отпустит, пока не добьется своего. Но и генерал-прокурор не спешил сдаваться.

– Тысячу лет мы боролись с некромантией и ее адептами. Дюжина поколений магов и блюстителей билась с некромантами, чтобы извести их под корень. Само слово «некромантия» стало запретным. Не люблю говорить банальности, но вспомни, сколько мы потеряли наших братьев, сколько людей погибло от рук этих изуверов! А сколько невиновных было казнено, только из-за того, что эти гении смерти ловко заметали следы и маскировали свою волшбу под болезни, яды, другую магию! До сих пор жалею, что послушался тебя тогда и не казнил последнего из них, но первого в их искусстве! Теперь вижу – не напрасно. Ты же сам сто лет назад упрятал его в самую глубокую темницу и выбросил ключ от клетки. Не твои ли руки накладывали семь печатей, а теперь они же хотят выпустить этого монстра?!

– Накладывали. И хотят выпустить. Ты слишком предвзят в своих суждениях, Константин, – подтвердил магиссимус и, не давая возразить, продолжил: – Когда мы изъяли его библиотеку, там оказались труды некромантов за последние лет пятьсот. Немного, тысяч пять-шесть книг от силы, что неудивительно, если вспомнить, что раньше все найденные «черные» книжки отправлялись в церковные печи или подвалы. Бестолковые «жития святых» занимают куда больше места. В этих же книгах толк есть, да еще какой! Рукописи оказались по большей части дневниками темных, в которых подробнейшим образом описаны их «членовредительные действия». Описаны четко, коротко и одновременно в деталях. И вот что интересно: из многих записей следует, что «жертвы» после «изуверских» действий не только не умирали, но выживали и возвращались к обычной жизни. Особенно много подобных записей у нашего «монстра». Похоже, он первым из своих собратьев решил, что темное искусство может не только разрушать, но и создавать; главное – без помощи традиционных магических энергий. Но самое потрясающее – это несколько фундаментальных трудов о структуре человеческого тела, о болезнях, влиянии погод на здравие человека…

– Аркадий, – Константин Васильевич прервал друга, – умоляю, избавь меня от твоих ученых конструкций. У нас не научный диспут, а… м-м-м… частная беседа, хотя в Уложении о Наказаниях есть более верное определение. – Генерал-прокурор обнял пальцами кружку так, будто они у него замерзли, и сделал еще глоток, больше прежних. – Ну, хорошо, меня ты убедил. Допустим, он может нам помочь. Мы его выпустим. Но какого черта, да простится мне это богохульство, ему нам помогать?!

– О-о-о… – многозначительно протянул Аркадий Ефимович и поднял указательный палец вверх. – Вот мы и подошли к главному вопросу. Как ты знаешь, мой самый любимый из смертных грехов – тщеславие. Я предложу ему деканство.

Вместо ответа Вангардов опустил кружку на стол, но не рассчитал силы, и та жалобно звякнула о полированное дерево, расплескав вдобавок чай. Хрустальный бокал от столь бесцеремонного обращения разлетелся бы вдребезги.

– Спокойно, ваше высокопревосходительство, спокойно. – Магиссимус протянул Вангардову платок. – Понимаю, вы немного взволнованны, но стол тут совершенно ни при чем… Константин, я не хочу тебя пугать, но что-то происходит. Я не про Михаила, я вообще. Я никому не говорил, мне еще нужно многое проверить и уточнить… но если я прав, если я прав, мы просто обязаны сделать то, что я предлагаю. Пока я прошу тебя мне поверить. Доказательства если будут, то позже.

– Будь по-твоему, – с паузой ответил генерал-прокурор. – Михаила надо спасать, это действительно поможет избежать… лишних хлопот. Но предупреждаю: последствия будут непредсказуемые. Во всех смыслах.

– И все-таки я постараюсь их предсказать.

– Что ж, ладно. – Вангардов резко встал, будто принял внутри какое-то решение. – Я к себе, соберу кое-какие вещи, и назад.

– Нет. Назад не надо. Встретимся у портала. Теплую одежду и провизию не забудь, сам знаешь, до Моргеруна путь неблизкий. Выйди через задний ход.

– Господин ректор, не учите сыщика протокол писать, – полушутя парировал Вангардов, открывая дверь.

Генерал-прокурор ушел, а магиссимус подошел к стене и несколько раз шевельнул пальцами. В стене открылась тайная ниша, из которой после некоторой паузы Аркадий Ефимович вытащил толстую, с серебряными пряжками, книгу, обтянутую черным бархатом. В отблесках печного пламени грозно блеснул и уставился на магиссимуса пустыми глазницами серебряный человеческий череп, под которым виднелась часть надписи: «Аскле…»