Текст книги "О преподавании русского языка и словесности в высших классах гимназии"

Василий Водовозов
О преподавании русского языка и словесности в высших классах гимназии

Родной язык, как уже признано всеми, должен служить главным проводником образования. Здесь мы под образованием, конечно, разумеем не накопление всевозможных знаний в голове, а то душевное развитие, при котором слово становится делом и оба служат выражением глубочайших нравственных убеждений в человеке. Нельзя ли, однако, несколько ограничить трудную задачу, которую возлагают на преподавателя родного языка? Нельзя ли точнее определить пределы, в которых может он с пользою действовать?

Осмелюсь здесь выразить несколько своих мнений, касающихся и самого метода преподавания: эти мнения, конечно, во многом не новы, и могли бы быть выражены полнее педагогами, более моего опытными; но при нашем общем стремлении разъяснить себе сколько возможно нагляднее цель и объем каждой науки, служащей к развитию юношества, наша обязанность высказывать те убеждения, которые происходят от искреннего желания добра. Вера в это добро, по крайней мере, поддержит нас во всех трудных испытаниях, и педагогический идеал, к которому все мы стремимся, наконец, бог даст, прояснится. Не думаю, однако, теперь делать много разносторонних исследований: коснусь только главнейших сторон данного вопроса. Много было писано хорошего о том, как преподавать родной язык; но замечу одно: все объяснения относились преимущественно к грамматической части или собственно к слогу… а словесность, бедная словесность, была все какой-то несостоятельной наукой. По крайней мере, мало верили в ее пользу независимо от теории слога и исторического изучения языка. Сие последнее изучение имеет, конечно, свою несомненную важность: оно прямо вводит нас в тайник древней нашей литературы, где хранятся первоначальные основания нашей народности, где в первый раз узнаем мы во всей чистоте русскую душу. Я полагаю поэтому, – как, вероятно, полагают и все знающие дело преподаватели, – что при изучении славянского языка недостаточно ограничиться одним церковнославянским: необходимо показать формы древнего языка, как они объяснены в приложении А. X. Востокова к Остромирову евангелию, с дополнением некоторых правил, на первый раз хотя из вновь изданной грамматики г. Перевлесского. Изучив этот первоначальный язык, служащий ключом и для чтения летописей, мы уже легко познакомимся с церковнославянским, в котором некоторые старые формы заменены только новыми, русскими. Объяснение этих форм, без сомнения, необходимо продолжать при чтении памятников нашей древней литературы, но настолько, насколько оно необходимо для беглого понимания этих памятников, а не для филологии языка, которая составляет предмет совершенно специального изучения. Синтаксис русского языка может быть удовлетворительно окончен на 4-м году учебного курса: он служит здесь естественным переходом к изучению логики. Для следующих курсов остаются еще три статьи, составляющие предмет высшей грамматики:

1. Основания грамматики общей в связи с преподаванием логики; при этом можно указать также некоторые идиоматизмы русского языка.

2. Обзор главнейших свойств русского языка в сравнении с иностранными языками, которые проходят в гимназии.

3. Обзор главнейших свойств русского языка в их историческом развитии, причем необходимо указать некоторые отличия в языке Остромирова евангелия от языка древних летописей, языка позднейшего, книжного от народного, великорусского. Это служило бы связным повторением того, что прежде объяснялось при чтении отрывков и вместе составляло бы необходимую часть в истории русской литературы. Возвратимся, однако, к изложению того, чего наиболее от нас требуют. Изучение языка, конечно, развивает прекрасную способность анализа в уме учащихся; но сам язык служит только орудием высшей нравственной силы в человеке: отражая, как чистейшее зеркало, все явления нашей внутренней жизни, он требует для ясности отражения также лучей света. Чтобы возбудить из дремлющей тьмы эти живые лучи, недовольно только выполировать зеркало или объяснить до малейших подробностей его устройство. Мало показать только красоты языка, взятого отдельно: надо с ним усвоить и идеи, их создававшие. Надо помнить, что язык есть сила действующая, и только в своем действии может он пробуждать и двигать другие силы. Развивая наиболее способность суждения в уме воспитанников, преподаватель родного языка может много содействовать общим успехам гимназического образования; но, кроме того, его обязанность сколько-нибудь помочь развитию тех идей добра и красоты, которые уже недвижно дремлют в молодой, восприимчивой душе и легко могут быть возбуждены к деятельности силою слова и примера. Для этого самому ему не нужно иметь ни особенного ума, ни красноречия: перед ним изящные образцы всех веков и народов, стоит только сделать из них искусный выбор. Главнейшие занятия всего гимназического курса по предмету русского языка и словесности состоят в следующем:

1. Упражнения в сочинениях.

2. Преподавание теории и истории литературы.

Остановимся на этих двух главных пунктах и постараемся определить себе, что и как в этом отношении может быть сделано полезного.

Касательно сочинений были во времена старой схоластики очень определенные правила. Еще до Ломоносова учили изобретать содержание для темы по вопросам: подлежащая или вещы, аще есть, аще бе, аще может быти, что есть, отчесого есть, чесо ради есть, колико есть, яково есть, когда есть, где есть, како есть.

Ответами на эти вопросы, конечно, очень нетрудно было наполнить две-три страницы по заданной теме, приукрасив предмет ее кое-где сравнениями и другими источниками изобретения, каковы: имя (Владимир, владетель мира), остроумие, яко некая благоречивая и избранная питательница риторице и проч. Приискиваемые по этим источникам понятия Ломоносов называет терминами. Так, к понятию «трудолюбие» по источнику сравнения может быть первый термин: «пчела», по источнику времени – «день и ночь»; соединив вместе, выйдет, например: «трудолюбие, подобно пчеле, не знает покоя ни днем, ни ночью».

Воспитанник тогдашнего времени был гораздо счастливее нынешнего: он, вероятно, не затруднялся, как и о чем писать, а едва зададут тему, уже начинал свою риторическую канву с узорами, пересчитывая по пальцам термины и прибирая их к каждому слову, подобно тому, как в игрушечной картинке прибирают к одной половине головы другую вместе с кусочком домика, которого продолжение найдете на новом вырезке. Для большей наглядности предки наши рисовали древо и, назначив на стволе его главные пункты сочинения, расписывали по ветвям все общие места. Но можно ли придать таким образом дереву извне и ствол и ветви, начиная с верхушки? Не будем ли мы ставить его на воздухе без корня? Не нужно ли прежде всего внушить воспитаннику, что всякое красноглаголание останется втуне, если не показана сущность предмета?

Однако разве возможно обойтись без источников изобретения? Не составляют ли они самое основание мышления? Ведь все мы, о чем бы ни писали, задаем себе вопросы: какой это имеет вид? Какие свойства этого предмета? Какие причины этому действию? И проч. Согласен; только эти вопросы более ничего, как формы, в которых является наша мысль, и упражнять в них-дело логики; но составлять по ним искусственно сочинение не значит ли то же, что, например, изображать прелести дружбы для примеров на грамматические правила. Могут ли эти вопросы дать какой-нибудь план сочинению? Нисколько. Содействуют ли они нам к познанию предмета? Не думаю. Покажите мальчику соловья, и он сам собою после расскажет что-нибудь о цвете, полете, голосе виденной им птицы; а поставьте вместо этого: какой? как? – и потом тему: соловей, – что помогут ему вопросы, если он соловья не видел! Но случается, что воспитанник хорошо знаком с предметом, а не знает, как приступить к его описанию. Закон логики говорит: определи род, к которому принадлежит предмет, и укажи его видовые отличия; укажи отношения целого к частям, признаки существенные и случайные и проч. Но ни одна логика верно не даст общих правил, как применить этот общий закон, например в описании известного мне города, потому что применение всякого закона может быть до бесконечности разнообразно. Город можно описывать в отношении его местоположения, зданий, промышленности, нравов жителей и т. д. Возьмем только местоположение. Скажете ли вы так: необходимо объяснить, находится ли город на горе или в долине? Но город может стоять при реке, при море; и река, и море, и гора, и долина могут определять вместе его местоположение. Что же нужно изображать и

...

конец ознакомительного фрагмента