Текст книги "Как бобр своё имя искал"

4. В подземном лабиринте

Впереди была темнота. Восьмой сын-бобр хотел уже повернуть назад, но вспомнил о поломанных зубах матери, о треснувших резцах старого бобра, о корнях кувшинки, о том, что нужно найти своё имя, и продолжил нелёгкий путь.

Глаза наконец привыкли к сумраку, и он разглядел довольно просторный коридор.

– Мама постаралась, – прошептал бобр.

Вскоре он вылез наружу, очутившись на берегу родного пруда. Вот и знакомое бревно.

– Вернулся? – спросила местная сорока. – Снова будешь лежать? Раньше я тебя часто здесь видела, а потом ты пропал.

– Я сбежал из зоопарка, лежать мне некогда, нужно найти своё имя.

– Зачем тебе имя? Все знают, что ты ленивый.

– Не хочу, чтобы меня называли ленивым, для того и отправился на поиски своего имени.

– Ищи в пруду! Верное место!

– Что можно найти в пруду? Только кувшинки да тину.

– Как знаешь! – обиделась сорока и улетела.

Бобр подумал о том, что можно было бы взглянуть, как растёт кувшинка, есть ли у неё корни, но потом решил, что имя важнее, и принялся искать другой подземный ход. Старый бобр говорил, что земля изрыта ходами-выходами, нужно только найти тот, который приведёт восьмого сына-бобра к его имени.

Порыскав среди травы, бобр увидел ход-лазейку. Протиснулся в нору и, убедившись, что попал в подземный лабиринт, пополз наугад. Главное – быть внимательным и не проскочить нужный поворот. «Мечта не подведёт! Укажет путь!» – подумал он.

Навстречу попалась мышь с рюкзаком на спине. Она явно спешила и намеревалась проскользнуть мимо, но бобр остановил её.

– Привет! – сказал он. – Ты здесь всё знаешь, скажи, где искать своё имя? Хочу найти его.

– Сначала ползи прямо, прямо, прямо, – ответила мышь, останавливаясь. – Потом свернёшь налево, потом снова прямо, потом снова налево, потом направо, потом налево, потом опять прямо, прямо, потом налево, потом направо, потом снова прямо, прямо…

– Я запутался, – перебил её бобр. – Неужели так далеко? Ты это точно знаешь, что там есть имена?

– Какой нетерпеливый, – проворчала мышь и громко отчётливо сказала: – Я знаю точно: когда что-то ищешь, надо много раз сворачивать направо и налево, много раз идти прямо и даже возвращаться назад, останавливаться и снова начинать путь, прежде чем найдёшь то, что ищешь. Иначе никак. Стоя на одном месте, ничего не найдёшь. Однажды я тысячу раз повернула направо-налево и только тогда нашла своего заблудившегося мышонка. Он отощал, но я успела. Поспеши и ты, чтобы твои имена не разбежались.

Мышь строго посмотрела на озадаченного бобра и уползла.

– Спасибо! – крикнул ей вслед восьмой сын-бобр.

Он стал быстрее перебирать лапками и вдруг очутился в просторной высокой норе.

Посреди неё на троне сидел крот с блестящей короной на голове и на ощупь считал зёрна, перекладывая их из одного мешка в другой. От короны шёл свет. И без того подслеповатый крот щурился, но не снимал корону. Рядом с троном с одной стороны стояли мешки, а с другой – тростниковая клетка, в которой была большая зелёная гусеница. По всей длине тело гусеницы украшали яркие голубые шарики. Её крупные глаза глядели с тоской.

Уловив запах непрошеного гостя, крот бросил зёрна в мешок.

– Кто здесь? – резко спросил он.

– Восьмой сын-бобр.

– А-а-а… – успокоенным голосом произнёс хозяин трона, поправляя корону. – Зачем пожаловал?

– Ищу своё имя!

– Ерунда. Зачем искать имя? Гораздо лучше иметь корону, чтобы тебя все уважали. У тебя есть корона?

– Нет, мне она ни к чему, будет только мешать.

– «Мешать»? Как ты смешон! Корона не может мешать, на то она и корона. Мне она не мешает сидеть на троне и думать, что я король. Да, у меня есть корона, но нет королевы. Кстати! Ты видишь гусеницу?

– Вижу, она в клетке! – с возмущением воскликнул восьмой сын-бобр.

– Правильно, в клетке. Скоро гусеница превратится в бабочку и станет моей королевой. Тогда я буду настоящим королём, и все наконец перестанут спрашивать, зачем я нацепил корону!

– Это жестоко – сажать бабочку в клетку!

– «Жестоко»? Ну и пусть. Зато красиво.

– Жестокость не может быть красивой, она ядовита, как укус змеи.

– «Змеи»? Глупости всё это. Оставайся! Я приглашаю тебя на свою свадьбу. Будешь моим свидетелем. Поможешь привязать невесту к трону.

– Это подлость – привязывать к своему трону того, кого любишь!

– Устал я от твоих разговоров. Посплю…

Крот обхватил лапами клетку и, положив на неё голову, уснул.

Глаза гусеницы наполнились слезами.

– Спаси меня… – прошептала она одними губами.

Восьмой сын-бобр в два приёма перегрыз прутья, и гусеница выбралась наружу.

– Посмотри! – тихо засмеялась она, оказавшись на свободе. – Корона съехала на уши крота и мешает ему слышать.

– Точно! Какая ошибка думать, что корона делает тебя могущественным! Она ослепляет и вызывает глухоту. Не то что имя! Имя даёт силу и смелость.

– Откуда ты знаешь?

– Когда я часами лежал на берегу пруда, часто слушал разговоры дятла и дрозда. Они много спорили, но сходились в одном: имя даёт силу и смелость.

– Ты ищешь своё имя? Может быть, тебя звать Храбрый?

– Храбрый? Не знаю… Подумаешь, перегрыз тростниковые прутья! Какая в этом храбрость?

– Ты найдёшь своё имя, я уверена! Прощай, мой спаситель! – прошептала гусеница и быстро уползла в темноту.

– Прощай… – прошептал восьмой сын-бобр. – Будь осторожна!

Он покинул жилище крота и пополз дальше. Впереди мерцал неяркий свет. «Свет под землёй?» – удивился путешественник, прибавляя скорости. Ещё несколько метров, и он добрался до пещеры, стены которой уходили вверх. Восьмой сын-бобр задрал голову: в потолке зияло отверстие, через него внутрь попадал солнечный свет. Он хорошо освещал лягушку, сидевшую на полу и привязанную к небольшому камню. Лягушка дрожала. Видимо, она свалилась вниз через дыру в потолке. Стены и потолок пещеры были усеяны летучими мышами. Они висели вниз головами и тихонько покачивались.

– Прекрасно! – хором сказали летучие мыши. – К нам заявился бобр! Что тебе нужно?

– Ищу своё имя.

– Неслыханная дерзость! – удивились мыши. – Никто не должен зваться по имени, если, конечно, это не цветок. Цветы – это особенное! Они красивые и отличаются друг от друга! А потому могут иметь свои имена. Остальные – нет. Даже мы, мыши, не имеем имён, хоть у нас и такие же, как у цветов, крылья-лепестки. Мы тоже цветы, только с крыльями. Зачем тебе имя, если ты не цветок и без крыльев?

– Пусть я не цветок, но хочу своё имя, чтобы меня не путали с другими!

– Кошмар! Нас не интересуют чужие имена, мы и своих-то не знаем. Для нас неважно, с именем ты или без имени! Для нас главное в том, что ты бобр и что тебя можно съесть, как и эту лягушку!

– Выходит, вы не знаете, где искать имена?

– Пожалуй, я съем тебя, не дожидаясь ужина. Ты раздражаешь меня своим упрямством, – сказала одна из мышей и спикировала вниз.

Восьмой сын-бобр успел юркнуть в нору. Мышь не полезла за ним. Она вернулась на место и стала опять раскачиваться, раскрывая и закрывая крылья, чем приводила в ужас лягушку. Бедняжка дрожала так, что, кажется, дрожал и камень, к которому она была привязана. Глядя на неё из укрытия, восьмой сын-бобр вспомнил, как любил слушать лягушачьи концерты. Ему стало жаль пленницу. «Подожди!» – сделал он знак лапой и затих, чтобы мыши подумали, что он уполз.

Дождавшись, когда все они уснули и перестали раскачиваться, восьмой сын-бобр выполз из норы и одним движением перекусил тростниковую верёвку.

– Попался! Ты думал, я сплю? – зловеще пропищала летучая мышь.

– Беги! – крикнул восьмой сын-бобр лягушке, а сам молниеносно вскарабкался на стену, отвлекая внимание на себя.

Мышь рванула за ним. Бобр прыгнул вниз, радуясь, что пригодились уроки лазанья по сетке, и успел скрыться в норе, прежде чем туда же последовала и мышь.

– Попробуй догони! – засмеялся восьмой сын-бобр и пополз вслед за убегающей лягушкой.

Мышь отстала.

– Ты ищешь своё имя? – спросила лягушка, останавливаясь. – Может быть, тебя звать Ловкий?

– Сомневаюсь, – покачал головой восьмой сын-бобр. – Вскарабкаться на стену и спрыгнуть вниз, какая в этом ловкость?

– Но бобры не прыгают!

– Все могут прыгать. Надо только забыть, что ты не умеешь это делать, и просто прыгнуть. Ты никогда не прыгнешь, если будешь думать, что не можешь прыгнуть! И обязательно прыгнешь, если захочешь.

– Пойдём дальше вместе! Будем прыгать с кочки на кочку и распевать песни.

– Нет, мне нужно пройти лабиринт, посмотреть все ходы-выходы.

– Найди своё имя! Желаю тебе этого! Надеюсь, у тебя будет красивое имя.

– Прощай! Выбирайся на свободу и гляди под лапы, чтобы снова не провалиться!

– Прощай! Ква-ква! – произнесла лягушка и прыгнула вперёд.

5. Кролик

Подождав, пока стихнут звуки лягушиных прыжков, восьмой сын-бобр продолжил путь. Он свернул в широкий коридор, ведущий резко вниз, пробежался по нему и застыл удивлённый. Его взгляду открылась огромная нора, такая высокая, как деревья в лесу, как небо! О том, что это именно нора, говорили гладкие стены, пол и потолок. Восьмой сын-бобр помнил родную норку. Она была маленькой, тесной, головой можно было уткнуться в потолок. А эта по размерам напоминала пещеру летучих мышей, только без отверстия вверху. Зато в стенах красовалось множество более мелких нор, отчего создавалось впечатление, что это перевёрнутый вверх дном громадный дуршлаг. «Точно, дуршлаг», – подумал восьмой сын-бобр, вспоминая, как видел однажды работника зоопарка, который мыл в дуршлаге земляные орехи.

– Так-так-та-а-а-ак! Привет! – вдруг услышал он и обернулся.

Рядом стоял коричневый автомобиль. За рулём сидел кролик в шляпе и улыбался приветливой улыбкой. В шляпе были проделаны два отверстия, из которых торчали серые уши.

– Никогда здесь не был? – спросил кролик.

– Вроде того… ищу…

– Потом расскажешь! Садись, поехали!

Недоумевая, восьмой сын-бобр залез в машину, и они поехали. Машина набрала скорость, часто сворачивая направо. Судя по тому, что навстречу попадались одни и те же кучки сухой травы, она мчалась по кругу. У восьмого сына-бобра поплыло всё перед глазами.

Будто догадавшись об этом, кролик крикнул:

– Осталось немного!

Машина взвизгнула, прибавила скорости, сделала ещё пару кругов и остановилась.

– Я всех таким образом проверяю на устойчивость вестибулярного аппарата.

– С какой целью? – спросил восьмой сын-бобр.

– Так-так-та-а-ак! Смешной Боб! Ты ничего не понимаешь в жизни. Я это делаю без цели, просто так. Потому что так хочу. Потому что у меня шляпа и автомобиль! Вот почему.

Кролик засмеялся, показав зубы, и восьмой сын-бобр увидел, что его новый знакомый вовсе не добрый, а злой. Приветливая улыбка сменилась угрожающим оскалом, глаза сверкали, как молнии, усы топорщились, а кончики ушей шевелились, будто о чём-то предупреждали.

Восьмой сын-бобр хотел выпрыгнуть из машины.

– Куда? – схватил его за лапу кролик.

– Я ищу…

– Да кого интересует то, что ты ищешь?

– Меня интересует! Я ищу своё имя.

– Так-так-та-а-ак! Имя?! А зачем тебе знать своё имя? Купи машину, шляпу, как я. И тебе незачем будет имя. Все и так будут уважать тебя. Без имени.

– Мне не нужны машина и шляпа. Мне нужно имя.

– Для чего?

– Имя укрепляет характер. Так говорил дрозд.

– Мой характер укрепляют шляпа и машина, а ты ищешь имя, смешно. Хорошо, я назову тебя Боб Первый! Ты будешь первым бобром в моём хозяйстве. У меня уже есть барсук, будет и бобр.

– В твоём хозяйстве?

– Да. Смотри!

Кролик свистнул. Из всех нор, расположенных в стенах, выглянули кролики. Они спрыгнули на пол и принялись громко кричать и бить лапами боксёрские груши, которые словно с потолка упали, повиснув на верёвках.

– Боксёры! – с гордостью воскликнул кролик. – Вечером бой!

– С кем будут драться? Между собой?

– Так-так-та-а-ак! Смешнее бобра, чем ты, я не встречал! – захохотал кролик. – Где ты видел, чтобы равный дрался с равным? Нет. Мои бойцы будут драться с ним. Десять на одного. – Он указал подбородком на барсука, которого восьмой сын-бобр принял за грязную тряпку.

Барсук лежал на соломенной подстилке и едва дышал. Он был худым, шерсть торчала клочками. Глаза заплыли, их закрывали синяки, а нос распух.

– Разве можно с ним драться? Он слаб, – удивился восьмой сын-бобр. – Ему к ветеринару нужно.

– Так-так-та-а-ак! К ветеринару? Ишь, какой добренький нашёлся! Вот и помоги ему! Встань на бой вместо него!

– Я не хочу драться! Игра не по правилам.

– Правила устанавливает тот, кто в шляпе и у кого автомобиль. А это я.

Кролик сдавил лапу восьмого сына-бобра, которую всё ещё держал, и дёрнул своего гостя так, что тот упал на дно машины. Подскочили другие кролики, молниеносно надели на восьмого сына-бобра намордник и связали все четыре лапы.

– Так-так-та-а-ак! Знаю я вас, бобров. Не успеешь оглянуться, как перегрызёте верёвку. Так вот тебе намордник! Вечером – на ринг!

Кролики подхватили восьмого сына-бобра, кинули его на солому рядом с барсуком и разбежались по норам. А тот, что в шляпе, включил мотор и ринулся наматывать круги.

– Вечером бой… – еле слышным шёпотом прошептал барсук, который даже не был связан, очевидно, потому, что был слишком слаб и не мог никуда уползти. Видя, что восьмой сын-бобр ничего не понимает, собрался с силами и пояснил: – Тот, который в шляпе, накатается, остановит машину, крикнет «Бой!» и будет наблюдать, как десять кроликов станут избивать меня. Я бы подрался с каждым по отдельности, но десять на одного… Потом снимет шляпу и объявит победителей. Победители всегда кролики, а я побеждённый.

Восьмой сын-бобр попытался сказать насчёт того, что нечестно – десять на одного, но мешал намордник.

Барсук догадался. Он тихо произнёс:

– Здесь никто о чести не думает… здесь главный Шляпа! Когда-то это была нора твоих сородичей, бобров. Кролик прогнал их, приехал сюда на машине и всех разогнал. Терпи, брат… делать нечего, убежать невозможно. С тебя снимут намордник и развяжут лапы только тогда, когда ты превратишься в тряпку, как я, и не сможешь двинуться дальше этой подстилки…

Они лежали долго, слушая рёв мотора. Каждый думал о свободе, которая казалась несбыточной мечтой.

Внезапно шум двигателя стих, раздался крик:

– Бой!

На ринг, огороженный сухими ветками, выскочили десять кроликов в боксёрских перчатках и начали разминаться. Приволокли барсука, натянули ему на передние лапы перчатки. Затем притащили восьмого сына-бобра, развязали, сняли намордник, тоже надели перчатки.

– Так-так-та-а-ак! Сегодня вас двое! – захохотал кролик, подпрыгивая от радости на сиденье машины. – Двое против десяти! Нигде не видел больше честности, чем здесь! Вы должны выиграть сегодня! Ха-ха-ха!

– Честность не имеет размеров, – хмуро заметил восьмой сын-бобр, шевеля затёкшими лапами. – Честность не бывает маленькой или большой! Она может быть или не быть. Это как плотина. Если её нет, в нору заберётся щука, а если есть, значит, есть защита. Так и честность, она защищает от врагов.

– Разговорился? Посмотрим, как твоя честность поможет вам победить! Бой! – гаркнул кролик.

От негодования, что ему перечат, он вылез из машины и подошёл поближе к рингу. В это время восьмой сын-бобр подпрыгнул, с благодарностью вспомнив слова старого бобра о том, что молодость на то и дана, чтобы летать, сдёрнул с головы автовладельца шляпу и принялся её грызть. Кролик опешил. Он сделал знак, чтобы остановить начавшуюся было игру.

– Отдай. Немедленно отдай, – сказал он с выражением ужаса на морде. – Мне нельзя без шляпы.

И точно. Увидев, что кролик без шляпы и что машина пуста, остальные члены общины заколотили лапами по земляному полу и закричали:

– Бей ушастого! Долго он над нами издевался, заставлял заниматься боксом!

– Умоляю тебя, отдай! – крикнул кролик, чем вызвал всеобщий хохот.

– Я отдам тебе шляпу, но с одним условием.

– Любое! Говори!

– Мы с барсуком дойдём до норы, из которой я вышел, залезем внутрь, и только тогда я отдам твою шляпу.

– Быстрее! Вот твой выход!

И кролик показал на дыру в стене. Восьмой сын-бобр взвалил на свою спину барсука и пополз в указанном направлении. Никто из кроликов-боксёров не последовал за ним. Они залезли в машину и выворачивали руль.

Нырнув в нору, восьмой сын-бобр выкинул шляпу. Тут же раздался громкий вой. Восьмой сын-бобр выглянул на секунду и увидел, как свора кроликов ухватилась за шляпу и стала тянуть её в разные стороны, каждый – к себе.

Восьмой сын-бобр предпочёл не ждать окончания этого необычного боя и с барсуком на спине пополз по земляному коридору.

– Я слышал, ты ищешь своё имя, да? – спросил барсук, в голосе которого появились радостные нотки. – Может быть, тебя звать Прыгучий?

– Не уверен. Подумаешь, прыгнул и сорвал с хулигана шляпу! Пустяк! Молчи, береги силы, скоро выйдем на поверхность, тебе нужна еда, нужен отдых. Пристрою тебя, а сам дальше двинусь искать своё имя.

– Зачем тебе это надо? Живут звери без имён и не страдают.

– Затем, что имя помогает понять свою сущность.

– Сущность. Что это?

– Сущность – это то, кем ты являешься. Бобр ли я? Может, только кажусь бобром, а на самом деле я козявка какая-нибудь, которую никто и не заметит.

– Ты не козявка. Вон какой сильный, тащишь меня на своём загривке!

– Да, я большой. Но, может, я козявка по своим поступкам? Имя поможет мне это узнать, – сказал восьмой сын-бобр и, насколько было возможно, прибавил ходу.

6. В лесу

Они долго петляли по тёмным коридорам, пока не вышли на поляну, всю в цветах, над которыми летали пчёлы.

– Лес! – воскликнул барсук, сползая со спины бобра. – Теперь мы спасены. Спасибо тебе!

Он пожал бобру лапу.

– Теперь я в безопасности, найду своих родных, восстановлю силы и организую боксёрскую школу. Непременно. Нужно уметь защищаться! А ты ищи своё имя. Прощай!

– Прощай! – ответил восьмой сын-бобр и юркнул в кусты.

Прежде всего он поел. Сочной травы. Потом уснул. Спал недолго. И снился ему зоопарк: старый бобр с поломанными зубами, залитая цементом дыра, сквозь которую он, восьмой сын-бобр, недавно убежал из клетки, и дуршлаг, которым хозяин зоопарка хочет накрыть старого бобра. Старый бобр убегает, кричит, а начальник гоняется за ним и размахивает дуршлагом.

Часто дыша, восьмой сын-бобр проснулся и двинулся в путь. Он торопился. Легко пересёк поляну. Вокруг поднимались большие деревья. Пели невидимые птицы. Трещали сороки, что прятались в листве. Все занимались привычными делами, а ему нужно было найти своё имя, свои корни. Бобр вспомнил: «Мама сказала, когда я найду имя, я найду и свои корни. Быстрее бы! Чтобы вернуться к родным и помочь им в ремонте плотины. А на следующий год я построю свою. Такую, чтобы каждый, кто посмотрит на неё, сказал бы: “Плотину построил бобр, у которого есть имя”».

Первым, кого он увидел на поверхности земли, был енот. Енот сидел на дереве и ел ягоды.

– Привет! – поздоровался восьмой сын-бобр. – Ты здесь всё знаешь, подскажи: где могут прятаться имена? Мне нужно найти своё.

– Привет! Знаю, – уверенно ответил енот.

– Где же? Скажи! – обрадовался бобр.

– Имена находятся в таком месте, где нет ни деревьев, ни кустов, ни речек, ни озёр.

– В пустоте, что ли?

– Нет, не в пустоте. Вместо деревьев и кустов там имена. Об этом мне рассказывал дед. Он, как и ты, хотел найти своё имя, но где это место, не пояснил. А я тогда маленький был, ничего не соображал, не выпытал у него поточнее. Живу без имени, как все. Дед говорил ещё про любовь, мол, где-то поблизости с именами должна быть любовь. Гадаю теперь, что он имел в виду? Странный он был маленько.

– Запомню. Спасибо! – сказал бобр и хотел двинуться дальше.

– А ещё дед говорил, что иногда нужно ползти очень долго, чтобы найти своё имя. Возможно, через весь лес! Взбираться на деревья, падать, и снова взбираться, и снова ползти. Я бы отправился с тобой, но сейчас сезон ягод… Оставайся!

– Не могу, мне ещё плотину ремонтировать!

– Одну минуту! Всего одну минуту, я покажу тебе свой огород. Может, передумаешь и останешься? Дед говорил, что огород – это здорово, что обо всём забываешь, когда видишь его.

– Не передумаю. Хорошо, показывай свой огород. Интересно, что имел в виду твой дед…

Енот спрыгнул с дерева и побежал впереди бобра. Через минуту они очутились в зарослях малинника.

– Это обычный малинник! Ничейный! – сказал восьмой сын-бобр.

– Нет, мой. Огород. Если я его обнаружил, значит, он мой. Только мой. Нет-нет, не рви малину. Я обещал тебе показать огород, но не обещал угощать ягодой.

Енот раскинул лапы, как бы защищая малинник от бобра.

– Зачем звать в огород, если нельзя сорвать ни ягодки?

– Это приятно – показывать свой огород и наблюдать, как у гостей текут слюни. Теперь ты знаешь, что у меня есть огород и будешь мне завидовать.

– Вот ещё!

– Тогда я буду завидовать сам себе, а ты пойди в соседний огород и там можешь рвать ягоды сколько угодно.

Енот подвёл бобра к другому малиннику – уже опустошённому, с поломанными ветками.

– Рви здесь! Можешь не церемониться! Гни, гни ветки, ломай их! Может, найдёшь ягодку.

– Как можно беречь один огород и ломать другой? – удивился бобр. – И то и другое – малинники.

– Я не могу беречь огород, который перестал быть моим. Это слишком утомительно. А мне нельзя утомляться, иначе я усну раньше времени и пропущу орехи, а я их так люблю, – ответил енот, засовывая в рот горсть малины. Прожевав, сказал: – Этот раньше тоже был моим огородом. Но я съел всю малину, и огород перестал быть моим.

– Нельзя отказываться от того, что когда-то кормило тебя и что будет кормить в будущем!

– Ты меня учишь? Как мой престарелый дед когда-то? Может быть, тебя звать умник? Говорю тебе: поломанный огород твой. Бери его! Живи здесь! И будет тебе счастье! Ломай ветки, строй себе хатку! Зачем искать имя? Живи, как я.

– Метить малинники и ломать их? Это нельзя назвать счастьем. И тебе, я думаю, точно не нужно искать своё имя. Ты уже нашёл его. Жадина. Дед твой, видимо, хотел тебе счастья, да ты не слушал его. Прощай! Приятного аппетита!

Восьмой сын-бобр помахал на прощанье хвостом и скрылся в зарослях кустарника. Он долго блуждал среди кустов, стараясь двигаться тихо. Вдруг услышал хруст и замер. Уж не лиса ли собирает хворост для костра, чтобы сделать шашлык? Говорят, она это любит. Осторожно приподнялся на задних лапах и выглянул из травы.

У дерева стоял олень. Огромные рога доставали до самого неба, так показалось восьмому сыну-бобру.

Заметив его, великан спросил:

– В гостях у енота был? Известный на всю округу жадина и бездельник.

– У него. А как ты догадался?

– По твоему сердитому виду. Добрые хозяева не отпускают гостей голодными.

– Я не голодный…

– Вот я и говорю – сердитый. Сначала ты рассердился на енота за то, что он ломает малинник. Потом – на себя: за то, что не смог убедить енота не разрушать пустой малинник.

Восьмой сын-бобр понуро повесил голову. Что тут скажешь? Просто нет слов!

– Не расстраивайся. Открою тебе секрет: местные сороки сговорились и решили не пускать енота в новый малинник. Пусть посидит среди поломанных кустов, может, поумнеет. А ты куда путь держишь? Озеро в другой стороне. Далеко отсюда.

– Ищу своё имя. На следующий год плотину хочу построить, чтобы все видели, кто именно её сделал.

– О-о-о! – уважительно прогудел олень. – Слышал, найти своё имя способен не каждый. Я вот пробовал, да отвлёкся на искусство, на красоту. Сейчас в моде волнистые рога. Пришлось приложить много усилий, чтобы мои стали виться! Приходится поддерживать фасон. Постоянно хожу в парикмахерский салон к филину-стилисту. Ни на что другое времени не остаётся. Только на содержание рогов. Увы. И хотел бы найти имя, но рога дороже. Да и такое дело… понимаешь… от знающих оленей слышал, что были в моём роду с именами, но жили они в неволе и рога у них были обрезаны. Может, легенда это, не знаю.

– Возможно, им навязали имена в обмен на рога? Тогда это неправильно! Если взамен имени обрезают рога, тогда это тюрьма. Имя нужно выбирать на свободе. Когда я жил в клетке, мне казалось, что с меня содрали шкуру. Старый бобр назвал меня Бобом, нас всех там звали этим именем. Мне было противно. Я захотел найти своё собственное, чтобы уважать себя, но в клетке негде искать. Там сплошной бетон.

– Может, тебе тоже к стилисту нужно? Сделаешь завивку и будешь уважать себя.

– Причёска не заменит имя. Кудри распадутся, тем более в воде, а имя – всегда останется со мной. Спасибо за беседу, – поблагодарил оленя восьмой сын-бобр и в более приподнятом настроении побежал дальше.