Текст книги "Пятый дневник Тайлера Блэйка"

Запись тридцать шестая

«Запись тридцать шестая. Возможно. Дневник пятый.

Я и раньше чувствовал себя жалким человеком, но теперь я даже не ощущаю себя человеческим существом. Я не знаю, отвернулся ли от меня Всевидящий или его глаза все еще смотрят на меня и наслаждаются всем этим ужасом, который мне приходится переживать. Усмехается ли он мысленно, глядя на мою беспомощность. Я даже не человек. Я не человек.

Пустое место. Я хочу спать. Я очень хочу спать. Не знаю, в который раз уже падает из рук эта проклятая ручка! Я ненавижу ее!»

Легко заставить зрителя в опере поверить в то, что ты не просто актер, а самый настоящий герой той истории, в которой ты участвуешь. Актер может стать любым человеком и может найти самые изощренные способы обмануть ваше зрение. Актер – это своеобразный фокусник-шарлатан, которому не стоит и труда сделать так, чтобы вы видели только то, что он хочет, чтобы вы видели. Тайлер знал это на своем личном опыте. Умение проникаться и вживаться в роль было одним из его немногих, как ему казалось, талантов. Он умел лгать и надевать на себя маску того героя, который был ему нужен. Вот он и смог надеть ее перед Карли.

Каждый день он чувствовал себя словно на сцене, переодеваясь для девочки в хорошего и веселого брата, хоть и такого нелепого. Он делал вид, что ничего не произошло. И если убедить Карли в том, что ее сонливость – это лишь переходный возраст, а лекарства необходимы ей как витамины для профилактики, то изображать бодрость было куда труднее. Тайлер умел лгать. Он, живя в G, был одним из самых удачливых лжецов и порой сам поражался своей изворотливости. На самом деле было несложно ему поверить даже будь он честнейшим человеком на земле, который впервые солгал. Сложно не поверить тому, кто и без того все время заикается. Такой человек мог обмануть с гениальной легкостью, потому что ему не нужно было напрягаться, чтобы скрыть ложь. Он говорил ее открыто, ведь все знали: когда он говорит правду, он тоже дрожит.

Что же касалось того, как сильно Тайлеру хотелось спать, то это было так. Он смог убедить Карли, что в последнее время уходит по ночам от того, что с детства любил ночные прогулки, а она уже достаточно взрослая, чтобы лечь спать сама. Он лгал не только ей, но и себе. Он боялся ночи. Боялся темноты. Боялся людей. Он боялся оставлять Карли одну просто от того, что просто каждый раз представлял, как вернется домой и поймет, что опоздал. Увидит перед собой картину ее, а вместе с ней и своей собственной смерти.

В ресторан Тайлер приходил и вовсе с огромным трудом. После сложной ночи на второй работе и лишь одного часа сна было сложно вообще передвигаться. Блэйк порой даже играл с трудом, он почти не слышал музыку и почти забыл о том, чтобы самому писать ее. Он засыпал стоя, ронял смычок и с трудом удерживал в руках сам инструмент лишь по той простой причине, что тот был дорог ему. Хотя он и боялся забыть об этом. Боялся расстроить своего доброго друга Альберта, который всегда прикрывал его, не прерывая игры, а порой заглушая своими клавишными даже скрипку Блэйка, когда тот фальшивил. Фальшивил! Для Тайлера это был позор. Он ужасно краснел и порой готов был заплакать прямо на их с Альбертом маленькой сценке в «Белом Лебеде», но даже на слезы у него не хватало сил.

От директора Нэша порой влетало и сильно, но вновь удар на себя старался брать Альберт. Тайлер всегда поражался, что Альберту даже не приходилось врать этому самодовольному и напыщенному мальчишке, которому ресторан подарил отец, чтобы успокоить его. Томас Нэш был не самым лучшим директором и сменил старика сравнительно недавно, Тайлер еще помнил, когда рестораном руководил его покойный отец. С приходом же этого парня все изменилось: слишком частые штрафы едва ли не за любой косяк, снижение заработной платы и тому подобное. От него ситуация Тайлера становилась только хуже. Но разве что-то можно было сказать? Можно было возразить?

Тайлер был до гроба благодарен Альберту и со всей ненавистью проклинал самого себя. Он стал так труслив, что боялся буквально всего. Он боялся, что что-то случится с Карли, пока его так долго нет дома. Боялся, что она потеряет ключи, он боялся собак или хулиганов, на которых могла натолкнуться его сестра по дороге из школы, трамвая, который она не заметит, когда ступит на рельсы, и всего прочего. Главный и самый яркий лучик света в жизни Тайлера грозился погаснуть и для него это было, пожалуй, самым страшным, к чему он был совершенно не готов и никогда не будет. Тайлер боялся темноты.

Однажды учитель музыки, не заметив маленького Тайлера, который снова упал в обморок, когда его напугали после занятий мальчишки, совершенно случайно закрыл дверь в музыкальный класс. Тайлер, маленький девятилетний мальчик, проснулся в темном помещении посреди ночи в окружении лишь музыкальных инструментов. А ведь он совершенно не знал, как найти выключатель. Это было одной из самых страшных воспоминаний Блэйка из детства, как он отчаянно кричал, пытаясь выбраться и как неоднократно терял сознание за то время, которое провел в классе. Он всю ночь провел там и утром, когда его нашли, выбежал из здания училища так, словно ему подожгли рубашку. Он несся домой так, словно убегал от стаи обезумевших собак. И он очень долго тогда плакал, умоляя мать, чтобы она не заставляла его идти в училище.

– Ты обязан вернуться! – она тогда хмуро посмотрела на Тайлера. – У тебя должно быть великое будущее и ты обязан вернуться, чтобы исполнить то, что ты должен!

– Н-но… Но… Мама! Я н-не хочу! Я… не хочу! Я б-боюсь! Я б-боюсь т… темноты, – плакал во всю Тайлер.

В тот день его впервые за всю его жизнь выпороли, и он запомнил и это. Эта до ужаса нелепа история, в которой был виноват этот глупый учитель музыки, она породила два страха Тайлера: страх перед темнотой и страх перед болью.

Но Тайлер чувствовал боль. Он чувствовал боль куда страшнее, чем та телесная и физическая боль от порки. И именно из-за нее он чувствовал себе каким-то идущим по темному коридору человеком. Идущим в окружении лишь пары свечей, ярких свечей, которые, увы, было слишком легко погасить. Одно лишь дуновение ветра и тьма больше никогда не развеется.

– Я… Я п-просто не знаю… Ч-что мне делать, – пробормотал Тайлер, снова выходя на улицу.

Тогда он шел не на работу. Он решил просто пройтись. Несмотря на дождь, который ближе к середине ночи превратился в проливной ливень вперемешку с градом, Тайлеру было просто необходим свежий воздух. Ему был необходим отдых ото всех ужасных и угнетающих мыслей, что склизким и зловонным клубком сжимали его сознание.

Как, однако, немного нужно человеку, чтобы отвлечься: холодная ночь, безлюдные улицы, полупустой трамвай и проездная карточка.

Тайлер просто сидел в крохотном вагончике трамвая, слушая стук колес о рельсы и задумчиво глядя куда-то на стоящие впереди сиденья, на которые порой кто-то садился и практически тут же уходил. Порой Блэйк даже оказывался совсем один в вагоне, в полном одиночестве. И ему это нравилось. Он очень хотел быть один. Он хотел запереться где-нибудь в своем темном мирке, где лучшей отрадой будет служить лишь музыка. Ему хотелось, чтобы он нем забыли все; чтобы ему больше не приходилось страдать от колющей грудь любви, которая порой от усталости начинала граничить с ненавистью; чтобы ответственность спала с его плеч и при этом никто не пострадал. Ему надоело пить кофе литрами по утрам и по вечерам. Ему чертовски это надоело.

За последние месяцы он стал совсем худой с поредевшими черными волосами и еще более усталыми и перепуганными глазами, чем прежде. Именно это он увидел в отражении, когда взглянул в окошко трамвая. Но его это не удивило и не напугало. Наоборот, ему было плевать. Настолько плевать на свою внешность, как порой было плевать и на свою жизнь. Чего она теперь стоила? Чего стоила жизнь, когда ты терял душу? Терял ее где-то в закоулках иллюзии и трагедии. Блэйк даже начинал думать о том, как бы ему покончить с собой раньше, чем умрет его младшая сестра, ведь денег он собрать ни за что не сможет.

Но мысли эти исчезали практически сразу же. И не только из-за страха перед скелетом с косой, но и от того, что Тайлер прекрасно понимал, что без него Карли точно не протянет. Она была еще ребенком. Беззащитным и невинным ребенком, у которого не было никого, кроме никчемного старшего брата, заменившего отца. И даже этот брат не справлялся со своими обязанностями. Проклинал и ненавидел себя за то, что ничего не может. За то, что помимо музыки он не может ничего.

По стеклу стекала вода, а по крыше вагончика со всей своей силой барабанили капли дождя и града. Покачивание трамвая из стороны в сторону и шум дождя по-своему успокаивали, убаюкивали своей естественной и ненавязчивой мелодией. Тайлер впадал в полудрему, своеобразный транс, глядя на скверы, парки, дома и рестораны, которые проносились мимо. Они были так красивы, так холодно красивы, как и серый город. Был ли он серым с самого начала? Наверное, да.

На очередной остановке Тайлер мельком глянул на двух юных и миловидных девушек, что вошли в вагон и сели неподалеку. Две, словно огонь и вода, непохожие, одна низенькая с короткими растрепанными волосами и миндалевидными глазами, а вторая довольно высокая и видно, что далеко не бедная. Наверное, учитывая то, как громко они смеялись, они были подругами. Но что-что, а молодые дамочки Блэйка совершенно не интересовали. Никогда не интересовали.

Он просто седел и смотрел на двух девушек. Он не знал, смотрит ли он на них или куда-то мимо. Он был абсолютно не в состоянии, чтобы смотреть на них, как на людей ярких и живых, ведь серые люди города G никогда бы не позволили себя гулять ночью и одновременно смеяться в вагоне трамвая. Он смотрел на них так же, как и на дождевые капли, как и на город за окном. Бывало ли у вас такое, что вы смотрите на одну точку, не замечая, как вдруг все остальное вокруг начинает расплываться перед вашими глазами, а со временем пропадает и образ этой точки? Когда настолько пусты ваши мысли или настолько переполнены, что вы просто выпадаете из мира и смотрите в одну точку только ради того, чтобы убедить себя в том, что вы еще живы, вы еще можете что-то видеть.

Блэйк, даже когда снова отвернулся к окну, глядя на ночную улицу, которая начала потихоньку удаляться, чувствовал себя именно так. Он был пуст. Опустошен, как ему казалось, окончательно. И он прекрасно понимал, что это лишь усталость брала над ним верх. Но он не мог и не хотел с ней бороться.

Проезжая мимо порта для дирижаблей и летающих судов, Тайлер отвел взгляд и посмотрел на металлическую спинку сиденья перед собой.

В порты прибывали помимо торговых судов, которые каждую ночь помогал за небольшую плату разгружать Тайлер еще и дирижабли путешественников, которые позволяли себе ненадолго остаться в городе. На самом деле работа в порту не казалась Тайлеру очень уж сложной, но она была очень изнурительна и по большей части именно потому, что работать приходилось по ночам. Тайлер был скрипачом, музыкантом и он знал, что сила рук заключается далеко не в мускулатуре. Даже играя простейшую мелодию на скрипке, приходилось порой так надавливать на струны смычком, что любой силач мог бы позавидовать тому, как на вид такой хрупкий и худощавый человек с длинными и тонкими руками умудряется по несколько минут выдерживать такую нагрузку и при этом не сбиваться с нот.

Работа в портах была интересна как раз за счет тех самых путешественников. Порой они хорошо платили за самую простую работенку, но после этого еще и с радостью рассказывали свои истории. Тайлер всего за пару месяцев услышал столько, сколько не знал за всю жизнь. Он мог бы часами сидеть в порту, если бы не усталость, и просто слушать путников. Их рассказы о других городах, о других мирах, откуда они прибыли или куда собирались, завораживали дух и позволяли на секунду поверить в сказку. Существовали ли эти невероятные миры? Правда ли, что в Мире Всевидящего были и другие города кроме G? Как бы Тайлер хотел узнать это! Как бы он хотел просто взять и уехать, но не мог. Он не мог просто бросить все и вот так вот сбежать.

«Хотя, какой из меня путешественник», – про себя смеялся Тайлер.

Когда Тайлер вернулся домой, на часах, что висели над кроватью раскладушкой шел уже третий час ночи. Сестренка Блэйка тем временем спала в своей кровати и мирно посапывала.

Тайлер вздохнул и подошел к Карли. Он даже, будучи сонным и совершенно измотанным, не мог не восхитится при себя ее красотой, ее милым личиком и подумать о том, что, наверное, перед ним было самое беззащитное и самое прекрасное создание из всех. И он готов был сделать все, чтобы просто защитить ее.

Блэйк осторожно сел на колени и поцеловал спящую Карли в лоб, от чего она слегка поморщила свой крохотный носик, но не проснулась, что вызвало на лице ее брата лишь искреннюю и нежнейшую улыбку. Тайлер еще пару минут глядел на свою сестренку, бережно укутывая ее в пуховое одеяло и убирая черные длинные волосы за ухо. Наконец, он все же поднялся на ноги и уселся на свою раскладушку, стараясь сделать это так, чтобы пружины в ней не сильно скрипели. Тайлер стащил с себя верхнюю одежду, и лег спать, кутаясь в свое тонкое одеяльце, которое скорее было легче назвать самым обыкновенным пледом. Но Блэйку было тепло и так. Он слишком привык к суровым условиям своей половины комнаты, чтобы заболеть или, чего хуже, пожаловаться на это.

И вновь этот приятный транс. Безжизненная и теплая пустота, от которой невозможно было убежать в лежачем состоянии. Она была тяжелой, мягкой и такой желанной, какой может быть лишь самая прекрасная девушка для человека, у которого женщин никогда не было. И если нормального мужчину возбуждала женская красота, если для него не было большего наслаждения, чем милая красавица рядом с ним, то для Тайлера не было большего наслаждения, чем просто забыть обо всем. По-своему временно умереть, чтобы, проснувшись, родиться заново и прожить эту жалкую жизнь в ожидании нового пленительного мира музыкальных или совершенно беззвучных снов.

Знал Всевидящий, Тайлер не любил, когда кто-то будил его. Но на сей раз кто-то неловко и очень бестактно, очень сильно толкал его в плечо. Именно это и заставило Блэйка подскочить от неожиданности и сесть, прижав к себе колени, и-за них посмотрев, кто посмел так вульгарно и внезапно нарушить его покой. Однако, увидев перед собой Карли, Тайлер тут же успокоился и опустил одеяло, которое до того поднял на уровень своего носа, намереваясь обороняться им в случае опасности, словно щитом.

– П-почему ты… не спишь… К-карли? – шепотом спросил старший Тайлер, взглянув на часы, где стрелки показывали без четверти четыре. Без четверти четыре! Он спал всего час! Этого было чертовски, чертовски мало!

Карли пару секунд огромными детскими глазами глядела на Тайлера, после чего потупила взгляд. И лишь по этому взгляду Тайлер понял все, что ему было нужно. Ему вполне хватило этого, чтобы понять, хотя на секунду он и сам испугался. Отчего-то и его вдруг напугали те кошмары, которые могут скрываться в детской фантазии. Тем не менее, на вряд ли какой-то ночной монстр смой бы выдержать скрип раскладушки Тайлера. Наверняка, все нежелательные жители съехали из-под нее в тот же момент, когда он впервые лег спать.

Тайлер протянул руки к Карли и осторожно прижал ее к себе.

– Э… Это был… просто… сон, – прошептал Тайлер и уткнулся носом в черные волосы сестры. Этот совершенно родной запах ее волос, тепло ее крохотного тела на самом деле только сильнее напоминали о том, как же н хочет спать.

– Я знаю, – тихонько ответила Карли.

Блэйк прикрыл глаза, тихо мыча какую-то убаюкивающую мелодию и слегка раскачивая сестренку из стороны в сторону, чтобы она успокоилась. Он постарался вернуть голову прежнее звучание. Он знал, что его колыбельные всегда быстро убаюкивали девочку, когда она была еще совсем крошкой и отказывалась спать, крича и вырываясь из своих старых пеленок.

– Н-не бойся… – говорил Тайлер, прижимая к себе Карли, – Я… ведь с тобой…

Карли уснула быстро, когда сам Тайлер уже едва ли не засыпал. Но он не уснул, он с трудом нашел в себе силы, чтобы не уснуть. Он улыбнулся, аккуратно взяв сестренку на руки, поднялся на и уложил малышку в ее кровать, укрывая одеялом. Блэйк осторожно провел рукой по ее волосам, почти что, не касаясь их, и только после этого вновь лег на свое место.

Тайлеру где-то в глубине души еще хотелось бы издалека понаблюдать за тем, как Карли спит, свернувшись в комочек, словно маленький котенок, в своей кровати, но он слишком устал. И потому сам не заметил, что буквально тут же, только его голова коснулась подушки, отключился.