Текст книги "Быть жертвой больше не выгодно. Дополненное издание"

2
Оказывается, я – в Жертве?

Каждый носит внутри себя свою нужду, свой голод, который образуется в результате систематичного оставления уязвимого ребенка без критически значимой эмоциональной пищи; в результате человек не умеет накормить себя сам и не умеет использовать самые разные источники «питания».

Если высказаться метафорично, человек, не получивший грудного молока, будет тосковать именно по нему, не умея усваивать и вообще признавать съедобными другие виды пищи.

Другими словами, не оценит и не заметит ни единой возможности, которую предоставляет жизнь, будучи внутренне нацеленным исключительно на то, что недостает. И будет ждать человека, который эту необходимую пищу ему предоставит.

В этом нет ничего стыдного или ужасного, это большая трагедия, хотя большинство людей очень стесняются своего дефицита – сами или же в результате внушенного стыда (стыдно быть слабым, нуждающимся и не справляющимся).

Когда твоя уязвимость выдавлена на самые задворки твоего осознания себя, это самое скверное положение вещей, ибо накормить себя, не ведая (или стесняясь) того, что ты голоден, становится практически невозможно.

Напротив, большинство преуспевают в попытках скрыть все признаки своей эмоциональной нужды и сами страдают от этого, а еще изводят своих близких в неосознанной надежде восполнения дефицита.

Поэтому только осознанность, пристальный взгляд на свою нужду и историю ее образования, дает хоть какой-то шанс ее рассмотреть, найти собственные болевые точки и для начала попытаться их защитить новыми, более взрослыми способами, а впоследствии, признав и нужду, и уязвимость, согласиться их насытить-напитать.

В результате длительной работы, осознания можно прийти к такой точке, где нужда уже не будет «рулить» всеми действиями и поступками, заставляя убегать из отношений с людьми или же настойчиво требовать того, чтобы эти люди накормили-таки твоего внутреннего Ребенка грудным молоком.

По моему личному мнению, для того чтобы это произошло, необходим опыт нескольких партнерских отношений, проведенный в анализе, в терапии, – для того, чтобы выйти из созависимости, так характерной для нашей сегодняшней ментальности.

Итак, если мы начинаем обращать внимание на свою эмоциональную зависимость от партнера – на любом полюсе: важно ли что-то от него получить или же важно, чтобы он оставил в покое, и если и то и другое связано с сильными переживаниями страха, стыда или вины, то первый шаг к свободе уже сделан.

Здесь стоит отметить, что у каждого нужда локализуется в какой-то собственной зоне, имеющей особую значимость, и это всегда зона травмы.

Некоторым чрезвычайно важно чувствовать заботу: слышать такие вопросы, наблюдать такие действия по отношению к себе, которые убедят их в том, что о них хотят позаботиться и, следовательно, их любят.

«Как ты?», «Что с тобой?», «Почему грустишь?» – они тоскуют об элементарном внимании и потому легко «западают» на соответствующую стратегию партнера, если даже он единожды поинтересовался, проявил заботу.

Другим важно, чтоб на них обращали внимание, замечали красоту (уникальность) и выражали это словами: «Я никогда не встречал такой красивой (уникальной) женщины». Таким людям внушали, что в них нет ничего особенного, они – такие, как все, или даже хуже других.

Третьим необходимо признание своих усилий: «Ты так много делаешь для нас, мы так благодарны тебе».

Осознание своего дефицита помогает понять: только от меня зависит, смогу ли я освободиться от проклятого наследия, или же я останусь навечно в тюрьме страха и ожиданий.

Одновременно с осознанием своего голода и того, как он локализован, начинаешь видеть острую зависимость от того, как тебя накормит конкретный человек (если мы ведем речь об отношениях).

…Я хочу, чтобы меня любил именно он, заботился – он, признал ценность – только он, отпустил, оставил в покое – он… Только тогда я почувствую себя важной, любимой, значимой, нужной, только тогда я почувствую радость жизни.

…Сколько нужно пробыть в этой точке в терапии? Сколько месяцев; сколько слов обиды и злости должно быть высказано, сколько слез тоски и одиночества пролито?

Опять же: чем больше на твоей душе ран – тем дольше, и тут уж ничего не поделаешь – плачь и иди дальше.

Ты будешь вспоминать – как часто ты оставался один – без поддержки, без помощи, как много тебя лишали любви, и ты будешь отчетливо видеть взаимосвязи: как все повторяется – сейчас, в настоящем. Ты увидишь, как ты сам продолжаешь линчевать себя, оставляя голодным, и надеешься на внешнее сострадание.

– Я больше так не могу. Я ужасно устала.

– Отчего ты устала?

– Я устала за всех отвечать. Мне нужно обо всех позаботиться, всех организовать, меня мучает вина, когда я «ничего не делаю». И уж тем более я не могу отказать близким ни в одной просьбе. Я не могу вынести собственной вины, которая тогда возникает.

– А когда в таких случаях ты уважаешь себя?

– Когда сделала все, что было спланировано, когда смогла помочь всем своим родным.

– А за что еще тебя можно уважать?

– (Сквозь слезы) Не за что меня больше уважать! Нет во мне больше ничего ценного…

Она не находит в себе ничего ценного, признавая лишь свою функциональность. Она не верит, что ее можно ценить за что-то иное. Она ждет, что все нуждающиеся в ней, которых она, по детскому сценарию, «замкнула» на себя, оставят когда-нибудь ее в покое, заживут своей жизнью и освободят, а она получит право на свою жизнь – без вины.

Не освободят. Не признают. Не дадут. Придется отвоевывать свои права – у собственного страха, вины и стыда.

Любое отвоеванное право – право на «не хочу», право на «не могу», право на значимость своих переживаний, право на собственный выбор и тому подобное – вырывает тебя из лап зависимости, добавляя устойчивости твоему внутреннему Взрослому, который поддержит твоего Ребенка в его нужде.

Все, кто пережил этот опыт внутренней революции, говорят:

«…Было очень страшно. Страшно, что отвергнут, не поймут. Страшно потерять близких, которые увидят, что ты не такая уж хорошая. Было смертельно страшно, и одновременно я чувствовала эйфорию – что наконец-то настояла на своем».

Наконец-то согласилась со своей нуждой. Сказала то, что думала, а не то, что хотели услышать; разрешила себе чувствовать то, что чувствуется; позволила себе отдых, уделила себе время…

Именно так мы ее удовлетворяем – свою нужду, – поступая в соответствии со своими желаниями, в соответствии со своей внутренней субъективностью, своей правдой, какой бы она ни была. Уважая себя, присваивая свои достоинства – именно так, и никак иначе. Поступая в соответствии с собой и своими нуждами – вот так мы кормим себя.

Каждый из нас сталкивается в жизни с такими обстоятельствами, в которых ощущает бессилие, беспомощность, в которых боится заявить о себе, ответить отпором на вторжение в свою жизнь тех, кого не звали, или же, напротив, не может не спасать, предпочитая своим интересам чужие.

Как правило, в таких обстоятельствах эмоционально мы переживаем свой детский опыт, в котором наша жизненная энергия на то, чтобы иметь смелость рисковать, заявляя о себе, отстаивая свои границы, была заблокирована запретами и непринятием родительских фигур, от которых мы должны были получить разрешение, право и поддержку на такой риск.

Теперь, в нашей взрослой жизни, в похожих обстоятельствах, мы продолжаем оставаться жертвами, по-прежнему зависящими в своих решениях от других людей, которых мы выбираем на роль «родителей».

Вот несколько иллюстраций такого состояния:

«Я уже много лет жду, когда меня освободит моя семья… Я зарабатываю на всех – на детей и на мужа, организую быт, отдых, помогаю, сочувствую, спасаю… У меня нет сил, удовольствий и радости. Но мне очень страшно остановиться. Вдруг я стану ненужной и меня оставят?»

«Я не верю в себя. Мне кажется, ничего из меня не выйдет. Я надеюсь на мужа, но он не может заработать достаточно, чтобы на все хватало. Я делаю вид, что я сижу с ребенком, но на самом деле мне страшно заявлять о своих желаниях, страшно искать работу. Я не верю, что меня услышат, сочтут достойной».

«Когда-то родители не поддержали меня в том, чтобы я поступила учиться в театральный институт, вынудив меня получить «востребованную» профессию юриста. Я подчинилась… Получив образование, ни дня не работала по специальности. Я ненавижу эту профессию. Сейчас я не могу освободиться от обиды и отчаяния… Мне кажется, что тогда я упустила свой единственный шанс и нового шанса построить счастливую жизнь уже не будет».

Я боюсь агрессии, потому что не могу себя защитить. Я боюсь говорить о том, что мне не нравится, – мне страшно показаться капризной. Я не хочу просить о помощи, я жду, что мне ее предложат (помогут, оценят по достоинству). Я не хочу просить о помощи, потому что боюсь показаться навязчивой…

Все это отголоски детских страхов и ожиданий от родителей, родителей и воспитателей, которые не признали, не дали разрешение, не оценили, не поддержали. Или еще хуже: обесценили, подавили, использовали.

Это отголоски реальных историй, реального опыта – того, что происходило с ними в детстве.

Это отголоски опыта взаимодействия с воспитателями, которые не сделали важной работы: не поддержали ребенка в его праве быть отдельным и самостоятельным, не позволили повзрослеть, и потому человек на этом уровне, уровне травмы, продолжает попадать в Жертву и зависает в ней, ожидая необходимого позволения жить своей жизнью.

В этих правилах, стереотипах, порой откровенном невежестве (я имею в виду игнорирование естественных законов развития ребенка) происходит блокировка жизненной энергии, которая скажется на всей последующей жизни в тех ситуациях, где нужно заявить о себе, предъявить свои права, обозначить свои границы.

Человек, очутившийся в Жертве, продолжает ждать от «Родителя» разрешения на то, чтобы жить и совершать свои выборы самостоятельно, при этом он может переживать гигантское сопротивление тому, чтобы выбраться из ямы самому.

Это сопротивление, выражаемое словами «Я не смогу», «У меня не получится», «Я хочу, чтобы мне дали то, что должны», говорит о страхе Ребенка (теперь внутреннего) совершать самостоятельные действия без одобрения Родителя (тоже внутреннего). Это сопротивление говорит о страхе и тайной надежде получить-таки все, что недодали, в обмен на соблюдение вдолбленных «правил» (см. выше).

Перечислю вкратце причины, по которым человек, зависающий в Жертве, отказывается брать на себя ответственность за себя и свои выборы:

1. Он боится. Очень боится. Боится чувствовать вину, стыд и плохость за нарушение «правил», боится лишения родительского тепла (даже если его никогда не было, сохраняется иллюзия, что его можно когда-нибудь получить за усердное соблюдение «правил»), а также покидания, отвержения, одиночества за «непослушание».

2. Он все еще надеется получить все перечисленное (права, признание и тому подобное), надеясь на детские стратегии заслуживания и подстройки под ожидания.

3. Он не верит в то, что его усилия приведут к желаемому результату (неверие в себя – тоже отголосок детского опыта, когда попытка опереться на родителей ни к чему не приводила).

4. Он не знает, как обозначить свои границы вербально, словами, так как никогда не слышал таких оборотов и не видел, как это работает.

Внутри нас продолжает жить ребенок, который по-прежнему нуждается в родительском одобрении для того, чтобы получить разрешение на отделение от них.

Стало быть, для того чтобы выйти из жертвы, эту поддержку необходимо себе внутренне обеспечить.

Помогает все то, чего в свое время не хватило ребенку, – признание детского страха: «Я боюсь, потому что я не был раньше поддержан в своих решениях» и признание всех остальных детских состояний – бессилия, сопротивления, надежды.

Также необходимо вернуть родителю ответственность за причиненный ущерб: «Я не чувствую себя ценным… не потому что был “плохой” и виноватый в том, что “плохо поступал”, а потому что мои воспитатели не могли взять на себя ответственность за то, что не умели меня принять/отпустить».

Придется распрощаться с детской иллюзией получения награды за «послушание».

И, наконец, необходима сознательная внутренняя реабилитация себя в каждом конкретном эпизоде переживания своей «плохости»: «А в чем я сейчас виноват? Почему я чувствую себя плохим? В чем заключалась моя ответственность? За что отвечали другие люди?»

До тех пор пока внутренняя поддержка будет слабее страха вины, бессилия и других состояний, которые можно обозначить как «ребенок-без-поддержки», человек не рискует выходить из Жертвы.

Когда внутренняя поддержка станет сильнее, выход из Жертвы будет делом времени.

Когда травматик «размораживается» в терапии, когда отступают его защиты – в первую очередь идеализация родительских фигур и своего детства, когда он наконец начинает осознавать: то, что с ним случилось, – это не следствие его плохости и вины, а следствие неэмпатичного обращения с ним, он переживает горе. То самое горе, от которого он прятался, которое ему трудно было признать, что психологически он – сирота. Что ничего уже не изменить, новое детство не обеспечить, а полученные в прошлом травмы по факту формируют его нынешнюю жизнь, и выйти из них усилием воли невозможно. Одновременно травматик начинает четко идентифицировать свою «голодную» потребность в ответственном, заботливом, сильном взрослом, сильном родителе, на которого можно было бы опереться. Находясь в постоянном поиске такой фигуры, опираясь на свои «антиродительские» критерии, он непременно ее находит – и начинает ее идеализировать.

Этот найденный человек может, к примеру, проявлять свои чувства, в отличие от эмоционально закрытых родителей, которые чувства скрывали, или он умеет слушать, или кажется решительным, ответственным – опять же, в отличие от родителей и тому подобное.

Чаще всего такой фигурой становится новый партнер, но не только. Идеализироваться может начальник, старшие сотрудники или друзья, врачи, другие чиновники. Бессознательно от наделенного «взрослостью» ожидается желательное поведение по отношению к травматику, а именно – терпение, эмпатия, ответственность за свои действия и чувства, способность прояснять проблемы во взаимоотношениях, не вываливаясь в защиты. Так незаметно происходит перенос внутренней потребности вовне на другого человека…

Увы, разочарование неизбежно. Несмотря на идеализированное ожидание «взрослости», очень скоро, при первых же возникших трудностях, реальные люди – возлюбленные, чиновники, всевозможные авторитеты – оказываются… обыкновенными людьми, которые имеют свои уязвимости, прячутся за защитами, боятся быть искренними или же не выдерживают прояснений, открытых вопросов, а зачастую попросту не врубаются: что же это такое – территория под названием «партнерские отношения»?

И начинается новая полоса разочарований. Те, кого ты «наделил» взрослостью и ответственностью, тоже оказываются в трудных ситуациях, напуганными, совсем не взрослыми – детьми. Где же найти человека, на которого можно опереться?

После энного количества попыток найти-таки себе взрослую фигуру (обычно 3–5 лет терапии), пережив серию болезненных разочарований, крушения надежд, перенеся боль ретравмы, травматик медленно, но верно приходит к освободительному выводу: он взрослее многих из тех, кто его окружает.

Это он сам способен удерживаться в отношениях, даже если в них возникают трудности из разряда «снова попали в травму», он осознает свои защиты, опирается на открытость в отношениях, он сам способен прояснять неясности, теневые стороны отношений, и он сам может брать ответственность за свои чувства и действия…

Постепенно его покидает тоска по взрослой фигуре, по партнеру, который возьмет на себя часть его ноши. Приходит осознание: «Я сам – достойный партнер. Я лучше всех позабочусь о себе, помогу и поддержу. И смогу поддержать подходящего мне партнера».

Еще через какое-то время сходят на «нет» привычные идеализации других людей, и травматик все больше видит реальных, настоящих, совсем не идеальных женщин и мужчин со всеми их «слабостями» и достоинствами. И не рушится от этого.

Опираясь на принятие себя, подлеченный травматик выбирает «своего» партнера, с которым ему хотелось бы развивать отношения.

Не бывает обид из взрослого состояния, это детское чувство. Если вы чувствуете обиду, можете сразу для себя обозначить: «Я в Ребенке». Если обида – это симптом, то чего?

В той ситуации, где вы почувствовали обиду, вы возлагали на другого человека свои надежды. Вы ждали, что он (человек) поступит определенным образом, вы ждали нужного для вас поступка, отношения к себе. Однако он поступил иначе, нежелательным для вас способом. Обида означает, что в этот момент вы привязаны к желательному для вас поступку от другого человека, вам кажется, что вы не можете без него обойтись.

Взрослый не чувствует обиду. Он чувствует злость – если, к примеру, были нарушены некоторые договоренности. И ожидание было основано именно на них, а не на фантазиях, интерпретациях обещанного или мечтах.

При этом, если смотреть на обиду как на симптом, не оценивая себя, то вы увидите, в каких обстоятельствах вы еще не окрепли, не отделились от сильного «родителя», не получили права на свои самостоятельные действия… К примеру – обидно, что не позвали в компанию друзей? Возможно, эти друзья в вашей субъективности «большие и значимые», и их приглашение укрепляет вашу значимость. А что происходит с этой значимостью, если ее нужно подкреплять?

Или: обидно, что не сказали, что вы красивая (умная, талантливая, сексуальная)? Почему этот человек имеет право назначать вас значимой или не очень? И вы сами наделяете его этим «правом»? Что происходит с вашим самопризнанием?

Свободным себя чувствует отделившийся от родительской фигуры человек.

В свою очередь обида возникает к родительской фигуре (это понятие шире, чем просто родитель), и ожидания сохраняются к ней же.

«Снова обиделась, что не услышали то, что для меня важно. Обидно, что опять не поинтересовались, чего же хочу я сама. Кажется, что мне «предпочли» другую – и вот… обидно. Так старалась, так выложилась, и – не оценили…»

Это то место, где вы еще не встали на ноги. Это то место, где вы надеялись, ждали и не получили. И ждете до сих пор. Разрешения, тепла, участия, вовлеченности – чего угодно.

Это то «место», где не сформировалось право поступать по своему усмотрению, потому и сохраняется зависимость от авторитетного признания-разрешения.

– Почему я должна сама?.. Я не хочу! (заботиться о себе, обеспечивать себе поддержку – все, что связано со словом «сама»).

– Я и так все всегда делаю сама!

– Я не получила всего этого, и мне должны! (а именно уважение, признание; прислушаться, пойти навстречу, договориться и т. д.)

Если клиент изначально очень взрослый (то есть прячет свою детскую часть), то такой капризный ребенок может «появиться» перед терапевтом не раньше, чем у клиента будет достаточно доверия, чтобы настолько раскрыться.

Бывают люди, сразу способные предъявить свои детские претензии, не считая это зазорным.

Чаще всего если мы с претензией предъявляем свою детскую недовольную часть, то (если только не имеем дело с законченным невротиком, который «всем должен») встречаемся с более или менее жестким отпором.

Как будто никто не хочет заботиться, уважать, признавать, восхищаться и тому подобное. И вот мы снова в ретравме; ранимся, обижаемся и недоумеваем: «Как же так? Я же точно знаю, что мне должны».

Так капризничает, протестует внутренний Ребенок. В этом примере, как и в предыдущем, он обращается к родительской фигуре (к значимому человеку извне, на которого направлены ожидания заботы, внимания и тому подобное).

Есть две причины такого состояния: пережитый в детстве дефицит, недостача, за которую реальный родитель не взял ответственность, и, напротив, неумеренная опека – тоже в детстве, где родитель не верил в то, что ребенок способен нести свою ответственность сам (по силам), и брал ее на себя.

В первом случае родитель по каким-то причинам не обеспечил достаточное количество тепла и – гласно или косвенно – переложил ответственность за дефицит на ребенка («Ты сам виноват в том, что я с тобой так обращаюсь»).

Во втором случае родитель по своим причинам не смог поверить в то, что дал ребенку достаточно и он (ребенок) сам должен научиться справляться со своей жизнью. Этот родитель чем-то напоминает маленькую птичку, вскармливающую гигантского кукушонка… Чаще всего так происходит вследствие неосознанной родительской вины и, как уже было сказано, недоверия своему ребенку.

У каждого из нас есть большие и/или локальные зоны такого недовольства, связанного с бессилием: когда-то достучаться до родителя было невозможно, и кажется, что невозможно сейчас.

Внутренняя драма продолжается, когда другие люди (за исключением законченных невротиков) отказываются быть нам ответственными родителями – заботиться, возвращать права и признание.