Текст книги "Раскрыть ладони"

Вероника Иванова
Раскрыть ладони

…Я породил чудовище. Вы снисходительно улыбаетесь, когда я говорю об этом, или хихикаете за моей спиной, потому что всех вас начинает одолевать слепота. Пройдет совсем немного времени после того, как мои ноги сделают последние шаги, и зрение покинет вас навсегда. О, вы, вне всяких сомнений, будете счастливы, упиваясь властью, к воздвижению коей причастны и мои руки! Но никогда не станете единым целым. Могущество, растащенное по норам, обернется прахом, в котором вы уже сейчас играете, радуясь, как малые дети. Но что случится, если кому-то наскучит возиться в пыли? Если он поднимется, протрет глаза и… увидит? Оставит ли он вам ваши игрушки или растопчет все, что попадется под ноги? Я не желаю вам зла и несчастий, но прошу помнить: одно чудовище неизбежно породит другое, а двум уже не будет места ни в пределах города, ни в пределах мира. Кто из двоих окажется сильнее? Тот, в ком еще жив человек, или тот, кто изгонит из себя последнюю память о прошлом? Я не стану гадать, потому что все равно не доживу до грядущей битвы, а вы… Увидите сами. Если сможете прозреть».

Из Завещательного письма основателя саэннского анклава, его магичества Ганниера Единодержца

* * *

– И как у вас только язык повернулся, любезный дьен,[1]1
  Дьен, дьеси (господин, госпожа) – обращение, принятое в Саэнне – считается немного старомодным, но люди, почитающие традиции и желающие выказать особое уважение к собеседнику, пользуются именно им. – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть] назвать этот замечательный, великолепный, непревзойденный клинок ржавым ковыряльником?!

– А разве я соврал? Ковыряльник и есть! И конопатым станет через неделю, не позднее… Знаю я ваши поделки, дьен Тувериг, ведь не первый раз беру.

– То-то и оно, что не первый! Кабы мой товар не нравился, так давно бы уже к Лигену ходили ножички заказывать!

– Кто сказал, «не нравится»? Я сказал? Нет, это вы сказали!

– Я? И про ржавчину, значит, тоже я болтал?

– Заметьте, моих уст это слово не покидало, я всего лишь предположил…

– Что клинок через неделю «веснушками» покроется! А это ведь не что иное, как…

Слова, слова, слова. Монеты в туго набитых кошельках ртов. Звонкие, только что отчеканенные, или хриплые, уже уставшие быть в ходу. Один хозяин бережет свои сокровища, ослабляя тесемки кошелька только при крайней необходимости, а другой… Другой слишком щедро, а может быть, бездумно и рассеянно дарит пленникам губ свободу, и тогда…

Слова звенят, гудят, шуршат, налетают друг на друга, сталкиваются, отскакивают назад, возвращаются к своим владельцам, чтобы снова быть брошенными в отчаянную атаку. Но намного лучше эти докучливые тварюшки делают совсем не то, для чего появляются на свет: они успешно прогоняют сон. Мой сон.

Опять дядя с кем-то ругается. На улице. Прямо под окнами. А голос, кстати, знакомый. Точно, мясник с соседней улицы. Пришел за разделочными ножами. Заказ не особо дорогой, но в будущем есть возможность приработки по заточке. Надеюсь. Правда, надежда – не повод благосклонно относиться к шуму и гаму с утра пораньше. Спрашивается, зачем люди, почтенные как возрастом, так и положением в обществе, устраивают посреди бела дня свару? Лишь из-за непреодолимой любви к искусству торговли? Все равно сделка будет совершена по заранее оговоренной цене, и нет никакого смысла разыгрывать целое представление на потеху окрестным кумушкам, а мне можно было бы еще часок соснуть. Целый часок. Вот сейчас перевернусь на другой бок и…

Крак. Шурх. Плюх. Ай! Если не выразиться грубее.

Попытка поменять положение тела привела к плачевному результату, завершившемуся чересчур близким знакомством с паркетными досками. Боль от удара отозвалась в затекших мышцах не самым приятным образом, зато помогла проснуться окончательно и бесповоротно.

И почему я не закрыл на ночь окно? Тогда никто бы меня не побеспокоил своим нытьем и в шею бы не надуло. Ох, как затекла, даже поворачивать трудно… А может, она болит из-за того, что я так и не добрался вчера до постели, предпочтя сон, сидя за столом и подложив руки вместо подушки? Или…

Ахм!

Мясник пришел за ножами? Значит, что у нас на дворе? День. Белый. В разгаре. Да будь оно все проклято!

Ухватиться за стол и подняться-таки на ноги – вот первое задание. Исполнено успешно.

Что дальше? Осмотреться вокруг и постараться понять, сколько бед от беспечного поведения вчерашним вечером переползло через ночь в новый день.

Исполняю.

И как? Много плохого нашлось? По горлышко. Если бы слезы и ругань умели помогать справляться с бедами, я бы охрип и ослеп, выплакав все глаза, но, поскольку обычно к хоть сколь-нибудь ощутимому результату приводят только засученные рукава и натруженные руки… Лучше соберусь с силами и мыслями. Хотя первые пока еще блаженно дремлют, а вторые, как обычно, невинно хлопают ресницами: мол, а мы-то здесь при чем? Ни при чем. Только без вас слишком скучно.

Но как меня угораздило заснуть? Все восковые шарики, кропотливо подготовленные для дальнейших таинств, превратились в ленивые радужные лужицы и теперь годны разве что на повторную переплавку, да и то если я не ошибся с количеством масла. Вот бы еще вспомнить, недолил или перелил… А, ладно! Потом пойму. Жаль, что время потрачено впустую. Дьеси Карин будет недовольна. Очень. И опять не заплатит полную сумму, потому что выполнение заказа окажется просрочено. А я-то, дурак, надеялся быстренько все закончить и выкроить время для занятий! Правда, судя по развалу на столе, вчера намерения были ровно теми же самыми, причем они отчасти воплощены в жизнь: шнурок, похожий на ожерелье из коряво завязанных узелков, лежит рядом с расплавами воска. Что же я пытался сплести? Кажется, «сторожевуху». Успешно? Кто бы знал… Потом сверюсь с папиными записями, сделав поправку на прискорбное отсутствие у своего родителя дара рисовальщика. Но это потом. Совсем потом.

Доброе утро, Маллет. Ясное, теплое летнее утро. Хорошее такое, за полдень.

Тупица рассеянный. Неудачник, у которого руки растут из… Впрочем, откуда бы ни росли, благодарение всем добрым и злым богам, что у меня есть эти руки!

Хватит скулить. Надо собраться. Еще не все потеряно. Подумаешь, заготовки растеклись! Восковую смесь можно приготовить снова, старые запасы пока позволяют сидеть дома. Чего не хватает? Лишь времени и желания, но они придут. То есть время так и так будет потрачено, а желание…

Жить-то надо? Надо. А чтобы жить, нужна пища. Кроме того, неплохо чем-нибудь прикрывать тело и спать под крышей, а не на открытом воздухе: хоть в Саэнне круглый год лето, но летние ночи не всегда бывают столь же погожими и душными, как минувшая. И, поскольку жить я хочу несколько больше, чем умереть, желание работать никуда не денется. Будет сидеть на краешке стола, как миленькое, и тихо вздыхать, глядя на мои мучения над очередным заказом купчихи Карин. Я тоже для порядка немного повздыхаю. Самую малость. Чтобы не портить слаженный и годами проверенный дуэт. Вот прямо сейчас и начнем!

– Мэл, ты проснулся?

Из-за дверного косяка высовывается курносенькая мордашка в обрамлении пушистых и золотых, как солнечные лучи, локонов. Это Тай. А если полностью – Тайана, дочка моего двоюродного дяди Туве, младшая и, после выводка дюжих сыновей, единственная отрада отцовского сердца. Шестнадцать лет, пока еще ощутимо угловатая для придирчивого взгляда фигурка, глаза цвета морской лазури и теплая улыбка. Можно спорить на что угодно, но к совершеннолетию, до которого осталось всего ничего, у двери оружейной лавки выстроится очередь женихов…

Проснулся ли я?

– Очень на это надеюсь.

Улыбка, расцветающая на девичьих губах, тоже надеется на лучшее.

– Я заходила к тебе перед завтраком… Ты так крепко спал, жаль было будить.

– Зато у дяди жалость отсутствует. Совершенно.

Светлые брови шутливо сдвинулись вместе, но сразу же вернулись на привычные места:

– А, ты слышал? Па давненько так не веселился!

Вот как это называется. Веселился. А то, что у половины квартала уши заложило, это ерунда. Пустое. О своем утерянном сне и не говорю.

– Ты голоден?

Я прислушался к животу. Пока не бурчит, но вполне возможно, спустя час-другой начнет требовать пищи.

– Немного.

– Я посмотрю, что осталось на кухне, и принесу, хорошо?

– Если тебе не трудно.

– Какой же труд в том, чтобы человека накормить? – удивилась Тай.

По-настоящему удивилась, искренне и мило, так, что рассердиться на нее не представлялось возможным.

Она не всегда понимает мои слова, но дело не в том, что девушка простовата или, как утверждают злые языки, глупа. Я и сам очень часто не могу себя понять. Особенно когда сравниваю намерения и поступки.

Широкая юбка взметнулась парусом и исчезла за дверью: Тайана поспешила вниз, в кухню. Даже не слыша, могу сказать, что девушка прыгает на одной ноге через ступеньку. Сначала на правой, потом на левой. По лестничной площадке – на обеих ногах. И еще пролет в том же духе. Хорошо бы ее братья не переусердствовали за завтраком, иначе придется ждать вечера, поскольку раньше, чем спадет жара, в Саэнне пищу не принимают. И для здоровья вредно, и не особо хочется, потому что палящее солнце – не самый приятный сотрапезник.

Что ж, у меня есть несколько минут, чтобы привести себя в надлежащий для пребывания в благовоспитанном обществе вид. Хотя зачем спешить? Тай уже видела мою заспанную физиономию и мятую одежду, а больше я никого в своих апартаментах принимать не собираюсь. И безграничное благодарение Всеблагой Матери, что гостей не предвидится: не хочу представлять, сколько тщетных усилий понадобится для уборки на моем чердаке.

Да, я живу под самой крышей двухэтажного особняка, некогда принадлежавшего зажиточному купцу и откупленного мастеровым людом в те годы, когда Нижние кварталы города перестали считаться пристойными для проживания богатых и родовитых семей. В подвале дядя держит кузню, на первом этаже сваливает железный хлам, по которому легко можно представить все шаги превращения руды в разные, преимущественно острые штуковины, а на втором обитают он сам, Тай и три здоровенных парня, похожих друг на друга так сильно, что и отец никак не может разобраться, кто из них кто. Или не особо желает это сделать, потому называет просто: Ен, Ди и То – «первый», «второй», «третий».

Чердак никогда не был завидным местом, но осиротевшему племяннику все равно некуда было податься, и любезное предложение дяди я принял с радостью. В конце концов, лучше заброшенное пространство в лесу нависающих прямо над головой стропил, чем койка в Доме призрения, прочимого мне для проживания в ожидании совершеннолетия, а может, и после него. Много лучше, и не только своими качествами. Конечно, пришлось расчистить, подправить, приколотить и прострогать, но, по крайней мере, сейчас то место, где я провожу ночи и некоторую часть дней, похоже на комнату. Одну большую, правда, потому что перегородки поставить так никто и не удосужился. Да и хорошо, когда стены далеко, а воздуха много. Мне нравится простор. Но только не тот, что виден с края обрыва! Я боюсь высоты. И еще нескольких вещей, которых избегаю даже мимолетно касаться мыслями. Мои годы приближаются к двадцати восьми, но страхи никуда не уходят, как это ни печально, и потому очень многие считают меня трусом. Может быть, вполне заслуженно…

Ветер, пробирающийся на чердак через открытое окно за моей спиной, на мгновение качнул невидимые Занавеси из стороны в сторону, ослабевая и снова усиливаясь. Пушистые ниточки скользнули по моей щеке и вернулись на прежнее место, словно бы с некоторым удивлением и сожалением, что вообще пришлось двигаться. Никогда раньше не замечал в своих ощущениях такого оттенка… А впрочем, наверное, показалось. Спать по ночам надо, а не работать! Я повернулся, намереваясь покончить со сквозняком, прикрыв решетчатые ставни поплотнее, но вместо исполнения задуманного растерянно замер на месте, остановленный неприятным открытием. Разве сегодня ко мне должны были прийти гости?

Наверное, правильнее и безопаснее было бы смотреть на всю фигуру целиком, но блеклый буровато-серый наряд пришельца скрадывал очертания настолько, что внимание само собой устремлялось вверх, а достигая лица, сразу же беспомощно застревало в мертвом капкане взгляда.

Нехороший такой взгляд. Серьезный. Бесстрастный. Внимательный. Так рассматривают на рынке товар, приобретаемый не в удовольствие, а из надобности: о пользе покупок спорить и не пытаются, но кривят губы и скучно торгуются с купцом ради соблюдения приличий. Именно с подобным выражением и смотрели на меня темно-серые глаза с лица, на котором…

Спаси и сохрани, Всеблагая Мать!

Черные, жирно поблескивающие линии сплетались, расплетались и менялись местами, подмешивая в природный цвет кожи стальной отлив странной для живого человека бледности и образуя причудливый узор. Узор, на весь мир заявляющий о принадлежности его обладателя к Теням – гильдии Наемных Убийц.

Легендарная «живая» татуировка, секрет которой известен только мастерам Гильдии, гремучая смесь металлической пыли, угля, трех десятков масел и неизвестно скольких десятков заковыристых чар. Рисунок, как утверждают сплетники, способный перемещаться в границах тела по желанию его владельца. Также пульсирующие в одном ритме с сердцем линии вольны полностью исчезать и изменяться, к примеру, чтобы поведать о перемещении их обладателя к вершинам иерархии, но на то, конечно же, есть правила и условия, непременные к исполнению.

Как странно… Явленное в нескольких шагах от меня чудо заставило забыть об испуге от визита нежданного и, прямо скажем, нежеланного гостя, да так успешно, что колени передумали привычно трястись. Только мурашки начали на спине свою любимую игру в догонялки, мелко-мелко перебирая сотнями ножек.

А пока мне приходилось выбирать между любопытством и испугом, убийца небрежно скрестил руки на груди, кончиками пальцев поглаживая локти в тех местах, где на рукавах обычно располагаются потайные карманы для метательных ножей. Даже если бы я до сего момента лелеял мысли об оказании отпора, теперь разумнее было беспрекословно смириться с происходящим и дождаться хоть каких-то объяснений. Кому же хочется обзавестись стальным перышком в горле? Дышать станет крайне затруднительно, знаете ли.

Высокий, но не массивный. Гибкий и увертливый, наверное, как змея. Волосы выбелены то ли солнцем, то ли искусственными средствами: так у Теней принято. Почему? А на белые вихры любой другой цвет ляжет ровно и охотно, если возникнет необходимость.

Ноги длинные. Бегает, стало быть, быстро, а значит, шанса первым оказаться на лестнице у меня как не было, так уже и не предвидится. Каков печальный результат осмотра? Если пришелец задумает убить, можно не стараться отодвинуть миг кончины на более позднее время, нежели угодное душегубу. Или все же попробовать? Жаль, что меня застали врасплох, но если постараться…

Эй, а почему я вообще подумываю о грозящей смерти? Он же сейчас занят именно «отдохновением», и выставленная напоказ раскраска неопровержимо о том свидетельствует. Между выполнением заказов Тени ведут вполне добропорядочную жизнь обычных горожан, и татуировка на их лицах видна очень четко. Вот когда убийца заключает договор и приступает к делу, рисунок исчезает, чтобы проявиться вновь лишь по полном выполнении обязательств. Такова воля Анклава, хранящего покой жителей города по принципу: если рисунок виден, страшиться нечего. Правда, вечно мельтешащий узор мешает разобрать черты лица убийцы, и когда Тень возьмет-таки заказ, вы все равно не сможете распознать, кто в толпе безобиден, а кто смертельно опасен, даже если ранее видели этого человека по сто раз на дню.

Нет, мне нечего бояться. Нечего. Совсем нечего. Может быть, он просто ошибся дверью… То есть окном. Да и кому так сильно могло понадобиться мое отбытие за Порог, что он потратился на чрезмерно дорогого провожатого? Много проще нанять бездельника из Нижних кварталов, который и возьмет дешево, и получит удовольствие от работы.

Белобрысый решил нарушить молчание первым, видимо, решив, что от меня начала беседы не дождаться:

– Ты – Маллет?

– Ммм… Да.

Волнение знакомо начинает сжимать челюсти тисками. Надеюсь, гость не примет мое мычание за пренебрежение, иначе…

– Предметы зачаровываешь?

– Иногда.

– С оружием работаешь?

Слова звучат тихо, ровно, но так, что, могу поклясться, будут слышны в любом из чердачных углов. Ах да, Теней же учат работать голосом! А вдруг он меня сейчас «заговорит»? И следующей ночью я во сне встану, подойду к окну и прыгну вниз. Головой. На брусчатку. Мозги вытекут сразу, разумеется, но лужица, увы, окажется небольшой.

– Ты меня слышишь?

– А?

Конечно, слышу! Что мне еще остается, кроме как слушать?

– Я спросил про оружие, – мягко, почти ласково напомнил убийца.

– Да. И оружие… тоже.

– Я хочу кое-что тебе заказать. Пару пустячков. Лезвие и стрелы. Возьмешься?

– Э…

Серые глаза прищурились:

– Говорят, что ты – трус. Это правда?

Я сглотнул, выбирая слово для ответа. Сказать «нет» – расписаться еще и во лжи. Сказать «да»? Можно. Но по-настоящему меня страшат вовсе не те вещи, которые являются источниками ужаса для всех и каждого.

Пауза затянулась, и гость, а вернее, почти уже заказчик качнул головой:

– Что-то ты, парень, плохо выглядишь. Кутил, небось, всю ночь? Или с подружкой забавлялся? Да не волнуйся, меня твои шалости не интересуют! Скажи только одно – возьмешься за работу?

Любопытно, а он вообще рассчитывал на отказ? Сомневаюсь. Отказывать в услуге Теням, все равно что подписывать себе смертный приговор. Где уверенность, что, получив очередной заказ, убийца не вспомнит о заносчивом маге, пренебрегшем деньгами и страхом? Заглянет на минутку и отправится дальше, оставив труп в тихом закутке. Нет, не стоит цепляться за карниз там, где можно было спуститься по лестнице! Правда, я довольно давно последний раз занимался оружейной волшбой, и потребуется вспоминать… Но хоть деньжат заработаю.

– Да.

– Договорились! Я к тебе вечерком загляну, не против? Так что рано спать не ложись!

Он хохотнул собственной шутке, скользнул к окну и мгновение спустя исчез из вида. Наверное, ушел по крышам. В любом случае, не мне за ним гоняться.

А «сторожевуху» сплету обязательно. Во избежание подобных визитов, оставляющих в животе весьма неприятное ощущение.

* * *

– Доброго дня, дьен Сагинн!

– И тебе доброго! Только время уж скоро к обеду подойдет… Стало быть, вечер от нас недалече!

Довольный очередной свежепридуманной рифмой толстяк, заведующий Регистром договорных виграмм, всколыхнул свой объемистый живот булькающим смехом.

Да, дело близится к принятию пищи, потому что солнышко начало спускаться по небу все увереннее и быстрее. Еще час-два, и на улицах раскроются бутоны фонарных огней, но до этого времени мне нужно успеть наведаться еще в одно местечко. Только сегодня не за деньгами или очередным заказом. Сегодня мне нужно успокоиться и расслабиться.

– Зачем пожаловал, редкий гость?

Из тонкогубого рта распорядителя могущественными бумагами истекала чистейшая правда: я нечасто заглядываю в Регистровую службу. Собственно, не чаще раза в год, потому что полученных в начале зимы заготовок для заключения договоренностей мне хватает с избытком. Я бы вообще обошелся одним-единственным визитом к Сагинну за всю жизнь, и его, и свою, если бы… Если бы незаполненные листки не теряли свою силу с первой минутой нового года. Зато с подписями и датами виграммы будут хранится так долго, как понадобится, слава Анклаву, благодетельному и процветающему!

Тьфу. Мало того что каждому магу, ведущему дела в городе, приходится ежегодно платить подати за включение в Регистр, так еще нужно отдельно покупать виграммы, дабы заносить в них все сведения о полученном заказе, заказчике, качестве исполнения и, самое главное, стоимости заказа. Чтобы потом сдать все бумажки в тот же Регистр и получить к оплате немаленький счет. За что? За учиненные чародейства. Если учесть, что из всех жителей Саэнны магов чуть ли не больше половины, по истечении каждого года Анклав должен получать в свою обширную казну огромные суммы. Впрочем, не он один. Городу тоже кое-что перепадает. Нет, лично мне подобные деньги не представить, как ни напрягай воображение. Мне бы хоть немного лишних монеток…

Так зачем я сюда пришел?

– За тем же, за чем и все остальные, дьен.

Остальных, кстати, было много: из дома я вышел уже далеко за полдень, к трем часам дня добрел до Регистровой службы, размещающейся в подозрительно скромно, почти скаредно обставленном особняке, потом провел еще около полутора часов в ожидании, пока все успевшие прийти до меня осчастливятся незаполненными виграммами. Разумеется, урвать удобное место для сидения не удалось, пришлось располагаться прямо на полу, в качестве подпорки под спину используя стену. И старательно отводить глаза, чтобы не встречаться с торжествующими взглядами нахальных мальчишек, занявших все доступные скамьи со степенностью и важностью взрослых магов. Ну да, это только я хожу своими ножками по Службам, а уважающий себя чародей успевает к моему возрасту обзавестись стайкой подмастерий, услужливых и легких на подъем. Впрочем, из меня уважаемого чародея не получилось. Скорее, произошло ровно наоборот, но я все-таки лелею надежду на… Правда, с каждым годом она тускнеет все сильнее.

Сагинн крякнул, поднялся из кресла – нарочито грубого и громоздкого сооружения, способного выдержать раздобревшую на непыльной работе тушу, и, подхватив полы просторной мантии из тончайшего льна, поковылял к шкафу, в котором хранились тома Регистра. Помню, меня еще несколько лет назад крайне удивляло, что почтенный и не особенно пышущий здоровьем человек лично таскает тяжелые книги, никому не доверяя даже прикосновений к потрепанным кожаным обложкам. Потом я понял, в чем дело. Когда стал нечаянным свидетелем того, как можно получить частично заполненную виграмму, за использование которой не нужно будет платить подать. То есть год заключения договора на листке уже указан. Причем год прошедший, отчетные выписки за который давно сданы в архив и вряд ли кому-то смогут понадобиться. Конечно, услугу подобного рода нужно оплатить некоторым количеством монет, но намного меньшим, чем пришлось бы опустить в казенные карманы.

Для меня в Регистровой службе местечко даже распоследнего писаря сулило бы завидное существование, но принадлежность к магическому сословию раз и навсегда перечеркнула надежду на казенную должность. Насколько знаю, счастливчики, ухитрившиеся осесть в уютных кабинетах, прошли в свое время довольно суровую проверку на отсутствие у них малейших магических способностей. Если же в истории рода наследила хоть одна завалящая сельская знахарка, можно и не мечтать о том, чтобы приобщиться к служению во благо второй половины жителей Саэнны – самых обычных людей.

Представляю, сколько сил понадобилось истинным магам, чтобы подавить свою спесь и допустить к проживанию в границах города существ неодаренных! Упорствовали, наверное, не одну сотню лет, пока… Пока денежные запасы и запасы нагоняемого на окрестных селян ужаса не истощились, убедительно доказав, что для поддержания жизни чар недостаточно и нужно еще пить и кушать. Каков итог сделки между гордостью и желанием жить? Регистровая служба. Хрупкий мостик от Анклава к остальному миру, перекинутый через бездну противоречий. Власти магические и немагические, как водится, питают друг к другу плохо скрываемую ненависть, но вынуждены существовать бок о бок, поскольку волшба обычно нужна тем, кто сам чародействовать не способен. При этом лишь отчаянные храбрецы решатся обратиться к магам напрямую, потому что проще и безопаснее воспользоваться услугами посредников, коих в Саэнне видимо-невидимо.

– Та-а-ак…

Тяжелый том плюхнулся на лысоватое сукно стола. Зашуршали любовно переворачиваемые страницы.

– Маллет, значитца, из рода Нивьери…

Вряд ли можно предположить, что человек из Регистровой службы помнит по именам всех магов Саэнны, но со мной все просто. Слишком просто. Такой, как я, остался один на весь город. И вообще – один. К счастью? Нет, к сожалению. Моему.

Заплывшие жиром глазки уставились на меня с нескрываемым ехидством:

– И чем же собираешься промышлять? Помнится, еще в начале весны тебе было выдано три дюжины виграмм на запрошенные действия. Неужто закончились?

Разумеется, не закончились. Да и до конца года вряд ли смогу их все успешно употребить по назначению. Но для нового заказчика те листки не годятся.

– Нет, дьен, благодарение Анклаву, их хватит еще надолго. Мне нужна совсем другая виграмма.

– Какого же рода?

Кажется, он заинтересовался. Еще бы! Вечно прозябающий в отсутствии заказов неудачник вдруг явился за листком, отличным от привычных.

– Виграмма на чарование оружия.

Сагинн погладил подбородок, перебирая складки:

– Оружие, значитца…

– Да, дьен. Всего один листок.

– Один?

Невинная просьба погрузила главу Опорного хозяйства Регистровой службы в глубокую задумчивость, сопровождаемую тщательным осмотром моей персоны. Взгляд толстяка медленно спустился с лица до носков потрепанных сапог, потом еще неторопливее поднялся обратно.

– Один…

Бормотание понравилось мне еще меньше, чем затянувшаяся перед ним пауза. Что за сложность? Неужели не найдется единственного листочка?

– Я могу получить виграмму, дьен?

– Да, конечно же, получить… Но не сегодня.

Полученный ответ подвиг меня на по-детски обиженное:

– Почему?

– Видишь ли, ты пришел слишком поздно, все подготовленные виграммы закончились.

Ага, так я и поверил! Да если выдвинуть любой из ящиков стола, можно в нем найти не один и не десяток, а целые кипы листков! Только все они уже обещаны тем, кто готов заплатить звонкой монетой в обход казны Анклава. Вот почему Сагинн так внимательно меня рассматривал: прикидывал, сможет ли чем поживиться и не слишком ли рискованным окажется его неистребимое стремление к наживе. Как будто прошедший год изменил порядок вещей… Тьфу!

– Тогда мне лучше зайти завтра?

– Завтра? Почему бы и нет… Конечно, лучше завтра… – Толстые губы задумчиво и безмолвно прожевали еще несколько слов, потом уверенно возразили: – Хотя нет. До конца недели новых виграмм не будет.

Вот те раз… Что же получается? Пока нет денег, нет виграммы. Пока нет виграммы, я не могу заключить договор на чарование оружия, стало быть, не могу заработать денег, чтобы… Купить несчастный клочок бумаги. Замкнутый круг. И что же делать?

Пуститься в обход? Плюнуть на правила и заняться чарованием без заполнения договоренности? Знаю, так делает если не большая, то ощутимая часть магов. Но между ними и мной есть немаловажная разница. Если меня поймают, я не смогу откупиться. Просто нечем. И тогда придется отправляться в услужение Анклаву, а это хуже, чем каторга. Много хуже. Особенно если попасть к одному человеку, который… Нет, лучше отказать убийце, тот хоть просто и незамысловато убьет.

* * *

– Не сегодня, Мэлли, не надо… Прошу тебя…

Мягкие ладони упрямо уперлись мне в грудь, неспособные остановить напор, но зато очень ясно заявляющие о настроении их хозяйки. А если женщина против, нет смысла настаивать, потому что не получишь и сотой доли настоящего удовольствия.

Подчиняюсь и ретируюсь.

– Хорошо, как скажешь.

– Прости. У меня будет слишком много дел.

Не дел, а мужчин, жаждущих смять твою постель и твое тело в жарких объятьях. Но да, для тебя они именно «дела», а не что-то иное.

– Не дуйся, Мэлли.

Я не дуюсь. И не сержусь, Келли. Совсем не сержусь. Просто мне хотелось забыться и успокоиться. Хоть на часок.

– Перестань хмуриться! Учти, я все вижу.

Конечно, видишь, ведь ты сидишь перед зеркалом, расчесывая тугие темно-золотые локоны, змейками рассыпающиеся по спине и достигающие той самой ложбинки…

Нет, надо отвлечься. Не буду смотреть на тебя. Да и зачем смотреть? Я могу представить каждую твою черточку не глядя.

Покатые плечи, с которых так плавно и мило сползает платье. Пышные бедра, воспламеняющие желание одним прикосновением. Коленки, невинно округляющиеся, когда ты подтягиваешь их к себе, кутаясь в покрывало. Нежно-розовая кожа, похожая на лепестки весенних цветов. Упругие губы, не нуждающиеся в краске: тебе достаточно лишь раз их прикусить. Темный, как мореное дерево, взгляд, выражение которого невозможно угадать. По крайней мере, мне никогда не удавалось…

Ты красавица, Келли. В моих глазах. И? наверное, в глазах тех мужчин, которые приходят к тебе за минутами наслаждения. А впрочем, мне нет дела ни до кого на свете, пока я рядом с тобой. Потому что, когда ты со мной, мир словно задерживает дыхание и терпеливо ждет… Нашего расставания? Как это мило с его стороны!

Сколько мы вместе? Примерно два года. Забавно, но если бы мальчишка-посыльный не перепутал имена, я не узнал бы о твоем существовании. Как не узнал бы о Доме радости на Жемчужной улице, потому что у меня нет денег ни на жену, ни на платных возлюбленных. И ты – настоящее счастье, о котором мне даже не мечталось.

– Что-то случилось?

– Ммм?

Она повернулась, позволяя видеть не свое отражение в зеркале, а живой образ.

– Ты чем-то встревожен?

Да о чем мне волноваться? Подумаешь, полдня пошло псу под хвост, а вечером придется рискнуть жизнью, отказываясь от наверняка выгодного заказа. Пустяки.

– Да так… Ерунда.

Карие глаза недоверчиво прищурились, но дальнейших расспросов не последовало, и все вернулось на круги своя: зеркало, расческа, неспешные движения.

– Госпожа тебя ждет.

– Знаю, мне сказали. Просто я хотел прежде зайти к тебе и…

– Еще будет время.

– Конечно.

Мне показалось, или последние слова прозвучали чуточку поспешно и виновато? Словно Келли действует не по своей воле или… Хочет поскорее от меня избавиться. Может быть, дьеси Наута прольет свет на некстати возникшие сомнения?

* * *

В противоположность главе Опорного хозяйства Регистровой службы, хозяйка Дома радости была похожа на травинку, выжившую под жарким саэннским солнцем, но поплатившуюся за это потерей всех и всяческих соков: выше среднего роста, жилистая, словно бегун, с вечно поджатыми губами, суровая и неприступная. Правда, ее подопечные в один голос уверяли меня, что госпожа ласкова и заботлива, но лично я всякий раз, приходя в кабинет Науты, чувствовал себя как на экзамене. Причем очень трудном.

– Вы не торопились, юноша.

Вот-вот, сказано почти бесстрастно, а у меня внутри все начинает заходиться от дрожи. Наверное, подобная манера общения хорошо помогает выбивать деньги из неуступчивых клиентов и держать в повиновении наемных служек.

– Прошу прощения, дьеси. Я всего лишь зашел к своей…

– Хорошо, что вы первым это сказали! Именно об отношениях нам и нужно поговорить. Присядьте.

Не слишком располагающее начало. Хотя… Сагинн, к примеру, никогда не предлагал мне провести беседу с удобствами. Но, с другой стороны, наши с ним редкие встречи не отличались важностью, а блеклые глаза хозяйки Дома радости смотрят на меня излишне напряженно и почти пугают.