Текст книги "Дэлл"

Глава 3

К полудню тучи растянуло, и лужи засверкали, отражая солнечные блики.

Шелестела от ветра влажная листва; зелень напиталась влаги, сделалась сочнее, стряхнула пыль. В приоткрытое окно долетали звуки автомобильных клаксонов.

С утра пришлось разбирать корреспонденцию, печатать договоры и отвечать на телефонные звонки; к обеду утренний топот и голоса сотрудников стихли. Все, кроме Тони, отправились на обед.

Выданный боссом конверт с двумя сотнями долларов надежно покоился на дне верхнего ящика стола под стопкой чистых листов для принтера. Большой куш; хороший, видимо, был дом, с богатыми владельцами.

Я поморщилась.

Официально контора Тони занималась установкой пластиковых окон в особняках близлежащих районов, а неофициально лопоухий крепыш Рик Заппа и долговязый Фрэнк Маккейн, монтажники компании, во время выездов к клиенту для снятия замеров зарисовывали план дома, а также фотографировали расположение датчиков сигнализации и типы замков. Изображения впоследствии передавались мне для изучения.

Не стоило когда-то говорить о том, что я локер, но что толку теперь сетовать.

В «Кину» взлому обучали не для того, чтобы грабить мирных граждан, а для того, чтобы вскрывать квартиры суицидников, стоявших на карнизе высоток и готовых спрыгнуть вниз при первом же шуме. В таких ситуациях выламывание или взрыв спровоцировали бы нежелательные действия у людей со слабой психикой, и именно тогда пригождался локер, работающий быстро и тихо.

Теперь же я вскрывала двери не для того, чтобы помочь спасти обиженных на судьбу психопатов, а для того, чтобы облегчить карманы здоровых, довольных жизнью и чаще всего богатых людей. Иначе не заплатить за собственную квартиру, не купить еды, не продержаться на плаву.

На листе бумаги, лежащем поверх клавиатуры, красовался аккуратно выведенный символ – тот самый, утопленный в руль черной машины. Проходивший мимо босс, одетый в белую засаленную рубашку и темные брюки, с любопытством покосился на рисунок.

– Эт ты где увидала?

– Уже не помню.

Зализанные гелем темные волосы повторяли форму округлого черепа, обвислые синеватые от щетины щеки дрожали, пока Тони, стоя у стола, тер подбородок, точнее, оба подбородка: второй напоминал зоб пеликана – пустой болтающийся мешок, в котором давно не было рыбины.

– Это знак «Неофара», такие тачки делают под заказ за баснословную цену. Я одну такую видел у казино «Роял Бэй» как-то раз, давно уже. Чуть не уссался от зависти.

Последнюю фразу шеф проворчал, натягивая пиджак.

Ну, в казино-то ты ходил, денег хватило.

– Я на обед. Когда вернется Ларс, скажи, чтобы съездил вот по этому адресу.

Ко мне на стол лег обрывок бумажки.

– Хорошо.

– Всё. Скоро буду.

Пожелав захлопнувшейся двери приятного аппетита, я откинулась на спинку стула, посмотрела в окно и позволила себе расслабиться. Ларс Освальд – монтажник и по совместительству водитель – вернется не раньше, чем через полчаса. Из кармана я тут же извлекла мобильник, сняла блокировку и вызвала список исходящих звонков. Последним в нем значился номер моего вчерашнего гостя – мужчины, приехавшего на «Неофаре».

Проснувшись с утра, я счастливо думала, что вчерашняя встреча – не более чем сон, но лишь до того момента, пока взгляд не уперся в брошенную на стул, съежившуюся, раскрытую сумочку, из которой выглядывала рукоять… да, конечно же… ножа. Того самого, который я упорно пыталась продать или обменять на еду.

С той самой минуты мысли о немногословном блондине неотвязно кружили в голове. Я думала о нем, собираясь на работу, закрывая входную дверь, шлепая ботинками по лужам, пересекая заполоненные машинами перекрестки, сидя в офисном кресле, отвечая на бесконечные звонки клиентов и что-то печатая на клавиатуре.

Когда предположения «да он больной» или «разыгрывает меня» отодвинулись на задний план, я впервые допустила мысль, что все сказанное водителем – правда и он действительно приехал затем, чтобы «подчиняться» мне, как бы абсурдно последнее ни звучало.

Как и каким образом кто-то смог связать человека и предмет между собой, а главное – зачем? Неужели любой заполучивший в руки нож мог управлять этим человеком – приказывать, заставлять, подчинять? От одной только мысли об этом делалось тошно. А если бы меня взяли и привязали, скажем, к шариковой ручке или валяющемуся на дороге бумажнику и каждый схвативший его звонил бы мне домой, вынуждая нестись сквозь ночь в неизвестном направлении, а по приезде заявлять: «Я буду подчиняться вам, пока эта (гребаная) ручка/бумажник в вашем распоряжении»?

Меня передернуло.

Фу! Что за ерунда! Точно бред, не иначе!

А для него не бред, а реальность.

На секунду мое тело будто закаменело.

Экран мобильника давно погас; в пустой комнате тихо жужжал вентилятор. Вынырнув из задумчивого оцепенения, я повозила по коврику мышью, чтобы компьютер не ушел в спящий режим, и снова посмотрела на зажатый в руке мобильник.

Кто бы ни сделал подобное, так продолжаться не должно. Нужно найти способ вернуть нож, каким-то образом убедить водителя взять его. Возможно, надавить, используя тот же самый пресловутый предмет. Неприятно, да, но ведь для его же собственного блага.

Стоило подумать о благородстве, как проснулась и моя темная сторона.

Он красивый мужчина, оставь нож себе. Кого заботит, хочет он того или нет, может, со временем подружитесь, а там…

Я хмыкнула, представив, как могла бы выглядеть подобная «дружба».

Поговори со мной – слова сквозь зубы.

Посмотри на меня – равнодушный взгляд.

Куда съездим развлечься? Куда прикажешь…

Чем займемся у меня дома? А в ответ тишина и ненависть в глазах.

А разве я не вела бы себя иначе, отвечая на «ласковые» призывы какого-нибудь бородатого мужика, желающего подружиться со мной-рабыней? Да с высокой башни бы я плевала на его попытки проявления человечности, ожидая только одного – возвращения ножа. Ах да, шариковой ручки в моем случае.

В общем, нет, спасибо. Не нужен мне мужчина (пусть даже очень красивый мужчина), который тихо меня ненавидит и смотрит волком. Использовать в качестве водителя, чтобы каждый раз чувствовать дискомфортную натянутую тишину в салоне? Тоже не по душе. Попросить много денег – встать в один ряд с предыдущими владельцами (интересно, были ли они, и если так, то сколько?), а потом с гадостным чувством тратить капитал? Ведь отдала же нож – заслужила награду.

Тьфу.

Лучше отдам просто так, а денег заработаю сама.

Твоя честность сведет тебя в могилу.

Точно. Однажды. Но пока не свела, побуду все же человеком там, где это возможно.

Хлопнула входная дверь – вернулся рыжий Ларс.

– Э-э-эй! – завопил с порога. – Сидишь? Даже пожрать не сходишь? Так на тебе мяса не нарастет.

Он сально подмигнул, плюхнулся в кресло у дальней стены и принялся шуршать бумагами.

Да пусть бы и не наросло, зато такие, как ты, будут держаться подальше.

– Мне Тони ничего не оставлял?

– Оставлял, – спокойно ответила я, спрятала мобильник в карман и кивнула на лежащий на краю стола огрызок бумаги.

– Неси.

– Сам возьмешь.

– Грымза ты, Меган.

Я промолчала. Обычный рабочий день: дурная компания, полное отсутствие вежливости, уважения и субординации между работниками. Досидеть бы до пяти вечера, а там – на улицу, на свободу.

Игнорируя злой взгляд маленьких карих, напоминающих пуговицы глаз, я принялась сосредоточенно набирать очередной договор для клиента, имевшего несчастье обратиться за новыми окнами не куда-то, а в контору грабителя Тонио Балато.

* * *

Август выдался дождливым и промозглым, но иногда, как сегодня, словно из ниоткуда пробивалось вдруг сквозь тяжелые тучи золотистое солнце, и Солар оживал, преображался. Шагать было легко и приятно – колено почти не саднило, порез на пальце затянулся, а карман грел конверт с двумя сотнями долларов, не совсем честно, но все же заработанных.

Перескакивая через лужи, я бодро двигалась по направлению к дому мимо тихих, в пять вечера еще не забитых посетителями полутемных баров с тяжелыми деревянными дверями и запыленными, мертвыми в свете солнца неоновыми трубками на облупленных вывесках.

Запахи еды, сочившиеся из приоткрытых окон кафе, манили и кружили голову – добежать бы скорее до супермаркета, купить продуктов, порадовать холодильник наличием работы по охлаждению не только собственных внутренностей, но и парочки хрустких упаковок с колбасой, сыром, хлебом и всего остального, на что договорятся между собой моя фантазия и жадность.

Потом в аптеку, домой и… позвонить.

От этой мысли сделалось тепло и тревожно. Вчерашнего знакомого, как ни странно, увидеть хотелось. Поговорю для начала, утолю любопытство, возможно, попрошу покатать меня напоследок по центру Солара (всегда любила смотреть на богатую жизнь, пусть и чужую), а потом уже разберемся с его ножом.

Знакомые улицы при свете дня больше радовали, нежели тяготили. Да, чумазые, неприглядные, но все же свои, привычные. По проходящему за домами шестиполосному шоссе, ведущему в центр города, словно ракеты проносились машины. Свернуть направо, затем прямиком по тропинке через тихий дворик выйти к дороге, а там через два дома – аптека.

Вдохновленная наличием свободного времени и средств к существованию, я быстро зашагала вперед.

Домой я вернулась через час, нагруженная пакетами. Квартира встретила меня тишиной, запахом сырости и отсутствием писем в почтовом ящике. Не беда. День выдался хорошим и без корреспонденции.

Я разулась, скинула куртку и принялась разбирать покупки. Пластиковая белая коробка пополнилась разнообразными таблетками, мазями и порошками, а холодильник – мороженой курицей, сыром, двумя бутылками кефира, десятком яиц, батоном, маслом, упаковкой майонеза, четырьмя йогуртами, килограммом яблок, палкой колбасы и плиткой шоколада. Лапша и крупы отправились в коробку под столом, чай – на полку.

Порядок! Какое-то время можно жить.

Я огляделась.

В окно поверх бетонной плиты заглянули солнечные лучи. Это случалось раз в день, в ясную погоду и только на короткие полчаса во время раннего заката. Они легли на стол, отразились в чайной ложке зайчиком, с любопытством окунулись в кружку с недопитым чаем, протянулись по полу до дальней стены и позолотили серое покрывало.

Красиво!

Я убралась на столе, аккуратно развесила одежду в шкаф и принялась колдовать над бутербродом, жалея, что не купила пару помидоров. Ввиду небольшой вместительности холодильника на скоропортящихся продуктах приходилось экономить, а овощи и фрукты зачастую не умещались в неглубоком поддоне. Мясной фарш и замороженную рыбу я брала редко: их не получалось жарить на дне единственной кастрюли, а варить… уж лучше совсем не варить. Вот появится нормальная сковорода, тогда куплю бутылку масла и устрою пир.

Тонкая струйка воды, бегущая из крана над раковиной в туалете, наконец наполнила чайник, и я вдохновленно водрузила его на плиту. Чай, и не голый чай, а на сытый желудок, да еще и с кусочком шоколадки! Ох, счастье есть! Точнее, скоро будет.

С аппетитом сжевав сырно-колбасный бутерброд с майонезом, я аккуратно вытерла крошки со стола и, дожидаясь, пока закипит вода, разложила перед собой оставшуюся наличность – восемьдесят пять долларов и сорок центов. Не густо. Но в холодильнике есть продукты, а в аптечке антисептики, таблетки от головной боли, антибиотики, прогревающие мази, бинты, тампоны и обеззараживающие средства.

Купюру в пять долларов я тут же отложила в сторону – ее я отдам водителю за сэндвич. На оставшиеся деньги посмотрела с тревогой: на следующей неделе платить за квартиру, а зарплата только в конце месяца, придется снова крутиться.

За секретарские обязанности Тони платил триста двадцать зеленых, из которых квартплата съедала двести восемьдесят. Сорока оставшихся катастрофически не хватало на жизнь. Выбить из начальника больше не получалось: отсутствие законов о минимальной заработной плате позволяло руководителям предприятий в Соларе измываться над работниками по собственному усмотрению. Не хочешь? Не устраивайся. Ищи другое место. А в другие места без опыта работы или рекомендаций брали крайне неохотно. Мужчины из низших слоев, способные выполнять тяжелую физическую работу, получали больше. Те, что пробивались в верха, получали много. Женщинам оставалось надеяться либо на выгодную партию, либо на спонсора; редко когда можно было рассчитывать на собственный ум или профессиональные умения. Слабый пол никто не воспринимает серьезно: на тринадцатом процветал шовинизм. Если бы не незаменимые навыки локера, не видать бы мне ни крыши над головой, ни шоколада к чаю. Противно. Но жизнь не всегда сладка, как ягодный сироп.

Три-четыре взлома в месяц позволяли получить дополнительные деньги – несколько сотен сверху. Не густо, но все же хлеб. Да, на дорогие вещи не скопить, машиной не обзавестись, но хватало на медикаменты, стоившие баснословно дорого, и на то, чтобы иногда обновить гардероб, – купить новые носки, новые ботинки, иногда джинсы или куртку.

Так что оставшиеся восемьдесят долларов – это уже праздник.

Прости меня, владелец дома. Надеюсь, твоя жизнь после грабежа не пойдет под откос.

Закипел чайник.

Я выключила плиту и поднялась, чтобы достать с полки чай. Мысли вернулись к предстоящему звонку. Время – половина седьмого. Завершил ли вчерашний знакомый на сегодня работу, если она у него вообще есть?

Конечно, есть. Иначе откуда взяться такой машине?

В любом случае, завершил или нет, придется отвлечь его от дел.

Нож со вчерашнего дня лежал на том же месте; я проверила его сохранность на дне сумочки и заранее положила ее на кровать, предварительно запихнув во внутренний карманчик пятерку. Подумав, добавила туда же еще двадцать долларов. Никогда не знаешь, где пригодятся. Затем заварила чай и прошла в ванную умываться; пока вытирала лицо полотенцем, смотрела на облупившуюся стену над раковиной.

Зеркало все же стоит купить. А то ни причесаться нормально, ни глаза накрасить.

Раньше прихорашиваться было не для кого. Оно и теперь вроде бы не для кого, но не идти же на деловую встречу растрепанной? Тони и его прихвостней не заботила моя внешность – это и к лучшему, – а ночные вылазки не требовали парадного вида, скорее наоборот, максимально неприметного, поэтому моя последняя тушь, лежащая в косметичке на полу у чугунной трубы, окончательно засохла еще несколько месяцев назад. Попытаться размочить ее в воде и накрасить глаза при помощи зеркальной поверхности лезвия? Фу, глупость какая. Не стоит оно того.

Я расчесала волосы пластиковой расческой и вышла из туалета.

Чай заварен, шоколад ждет, телефонный звонок – тоже.

Интересно, что принесет сегодняшний вечер? Если повезет – приятную поездку на авто в мужской компании и интересную беседу, если водитель соблаговолит ответить на мои вопросы.

Когда чудесный вкус темного шоколада с дроблеными орешками растаял на языке, я отставила кружку и взяла в руки телефон.

Открыла список вызываемых абонентов и какое-то время смотрела на номер, впервые обратив внимание на то, что код города не являлся кодом Солара. Эти цифры, не принадлежащие тринадцатому Уровню, я видела впервые. Странный номер. Межуровневый? Крут, наверное, мой вчерашний гость. Тем более удивительно, что именно он оказался привязан к предмету.

Вопросы копились, как стопка использованной бумаги на вечно захламленном столе Тони.

Мой палец нажал кнопку «Вызов». Послышались долгие гудки.

На этот раз волнение ощущалось меньше, но не исчезло совсем.

Где он сейчас? Чем занят?

– Я слушаю.

– Здравствуйте. Это Меган… вы вчера приезжали ко мне.

– Я помню.

Замечательно.

– Я хотела спросить, вы могли бы приехать сегодня?

– Во сколько?

Я замялась.

– Сейчас?

Чего тянуть до темноты? Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.

– Хорошо.

Он дал отбой.

Я медленно отняла трубку от уха, убедилась, что звонок завершен, и положила мобильник на стол. Сердце колотилось быстрее обычного, будто спрашивая: «Ну что, уже начинаем волноваться или еще нет?» Наверное, нет. Чего волноваться? Раздражения в голосе собеседника не слышалось, меня не отправили подальше (наверное, не имели права), осталось снова ждать.

Еще, что ли, шоколада съесть?

Маленькая Меган радостно захлопала в ладоши.

У-у-у, вымогательница!

Не в силах отказать ни себе, ни ей, словно оса, привлеченная запахом варенья, в радостном предвкушении вечеринки вкусовых рецепторов я устремилась к холодильнику.

* * *

Когда к дому подъехала машина, я пребывала в полной боевой готовности: чистые сухие джинсы, протертые ботинки, темная водолазка под горло, сумка с ножом на плече. Снаружи потеплело, и я решила, что куртку в этот раз можно оставить дома. Лето, как-никак.

Улица встретила свежим ветерком, розовым, пропитанным клонившимся к горизонту солнцем, светом и шелестом листвы. Я закрыла дверь и взбежала вверх по ступеням.

«Неофар» стоял там же, где и вчера, у невысокой ограды под раскидистым тополем. При свете дня автомобиль впечатлял еще больше – гладкий, полированный, сверкающий, почти хищный.

Немудрено, что Тони почти упи́сался с зависти.

Оглядевшись по сторонам, я зашагала вперед. Сосед, куривший у другого подъезда, проводил меня подозрительным взглядом.

По мере приближения к пассажирской двери волнение возрастало.

С чего бы?

На этот раз дверцу я открыла сама и, не спрашивая разрешения, села в салон. Повернула голову, чтобы поздороваться с водителем, и, встретившись с голубыми глазами, на мгновение застыла. Мои пальцы так и остались лежать на теплом пластике дверной ручки, а дыхание на секунду замерло.

Ох! Теперь понятно, с чего.

Да, я оказалась права – мужчина был красив. Красив той мужественной, дерзкой красотой, что, скорее всего, заставляла женщин по ночам изнывать от бессонницы, мечтая о голубых глазах, внутри которых притаилась прохладца, и красиво очерченных губах, от одного взгляда на которые всякая рассудительность исчезала в неизвестном направлении.

При свете дня это стало заметно. Слишком заметно.

Насильно притянув за воротник логику, успевшую превратиться в бесформенный комок ваты, на прежнее место, я захлопнула дверцу и поздоровалась:

– Добрый вечер.

Мужчина не ответил, продолжая смотреть на меня. Тоже изучал при свете дня? На долю секунды в мысли закралось смущение.

Интересно, хорошо или плохо я выгляжу? Да какая, к черту, разница?

А разница, однако, была.

Теперь, когда я рассмотрела внешнюю привлекательность сидевшего рядом незнакомца, мысли, до того расположенные в стройном порядке, вдруг перепутались и попадали в кучу, как кегли в боулинге, в центр которых ударил тяжелый шар.

Дожила… Сказывается давнее отсутствие мужчины.

Мысленно я покачала головой, подумав, что на того же Ларса или Фрэнка подобной реакции почему-то не возникало ни разу.

Всё. Хватит дурить.

– Надеюсь, я не оторвала вас от важных дел?

– Всё в порядке.

Интересно, сложно ли ему в подобных ситуациях дается вежливость?

Водитель наконец отвернулся, позволив оценить свой безупречный, не менее мужественный профиль, а также заметить темный джемпер поверх хлопковой футболки с V-образным вырезом.

На несколько секунд воцарилась тишина. Чтобы не затягивать ее, я спросила:

– Вы не против, если мы проедемся по центру Солара?

Он кинул на меня короткий взгляд и кивнул.

Я пристегнула ремень безопасности.

– Хотелось бы поговорить.

Брови водителя сдвинулись, но комментария не последовало.

* * *

Задушевные беседы хороши тогда, когда они приносят пользу обоим собеседникам, а когда лишь утоляют праздное любопытство одного и выворачивают наизнанку другого, это уже называется иначе – допрос.

Филипп Дебюи, наверное, был одним из самых «нормальных» владельцев ножа: он никогда не изъявлял странных желаний, вел себя тактично, с достоинством аристократа, приглашал только по вечерам, просил сыграть с ним партию в шахматы, выпить бокал-другой выдержанного валлийского, иногда просил забрать вещи из химчистки или купить утренних газет. Далеко не молодой, наполовину седой, он всегда передвигался по своему особняку, опираясь на трость с металлическим набалдашником в виде орлиной головы. С тех пор как в автомобильной аварии, случившейся несколько лет назад, Филипп повредил колено, он редко самостоятельно ступал за порог, потому как сильно хромал.

Дэлл стал ему не то дворецким, не то помощником, совмещая в одном лице роль водителя (редко), товарища, которого можно попросить о помощи в домашних делах (время от времени), но чаще всего – именно собеседника.

В целом Филиппа можно было бы назвать вполне адекватным человеком, если бы не одно «но» – Дебюи болезненно любил задавать вопросы личного характера, копаться в прошлом, что-то выискивать, анализировать, по локоть совать руки туда, где им не следовало быть. Поначалу, узнав о том, что тот желает узнать историю появления ножа на свет, Дэлл даже обрадовался. Возможно, если старик поймет и прочувствует его ситуацию, поставит себя на его место, то пресечет подобное течение событий, вернув нож. И он с готовностью отвечал на многочисленные (не всегда приятные) вопросы, а по вечерам, стоя на пороге и собираясь уходить, ждал, что сейчас Дебюи принесет заветный предмет и скажет: «Держи, парень, ты его заслужил, и теперь он твой». Но по какой-то причине, несмотря на обилие душещипательных бесед, Филипп этого не делал, и вскоре Дэлл возненавидел вопросы, равно как и рассказы о собственном прошлом.

А секретарша, похоже, решила возобновить добрую традицию.

Свое имя Дэлл назвал без проблем. Фамилию – с неохотой. На вопрос, можно ли называть его на «ты», кивнул.

Выехав на желтоватое в свете заката шоссе, «Неофар» пристроился в конец длинного ряда автомобилей, стоявших в пробке. Водители раздраженно курили, слушали радио или постукивали пальцами по рулю, ожидая возможности двигаться дальше. Скорее всего, у моста снова не работал светофор. Значит, до центра добираться минут двадцать, не меньше; за это время можно задать много вопросов.

Дэлл вздохнул и приоткрыл окно, вдохнул аромат теплого ветра, смешанный с выхлопными газами, и посмотрел на наливающееся на горизонте фиолетовым небо.

– Значит, ты подтверждаешь, что связан с этим ножом и из-за этого приехал сюда?

Он кивнул. Хотелось откинуть голову на подголовник, закрыть глаза и утонуть в тишине.

Девчонка, Меган, на секунду задумалась. Сегодня она выглядела опрятнее, чем вчера. Не такой чумазой.

– Знаешь, я долго думала о том, как можно было связать человека и нож, и пришла к странным выводам.

Думаешь, интересно послушать? Не особенно.

Дэлл все-таки откинул голову назад и закрыл глаза. По отношению к собеседнику подобный жест, наверное, выглядел грубо, но ему было плевать.

– Если бы простой смертный попытался тебе приказать служить рабом ножа, ты бы просто свернул ему шею. Или им…

Как она трогательна в своей наивности. И как права. Впору улыбнуться.

– …Значит, это сделал тот, против кого ты не смог пойти. А на Уровнях пойти невозможно только против… – Секундная пауза. – …Комиссии.

Проницательно.

– Получается, ты перешел дорогу Комиссии? – В ее голосе послышался ужас.

Дэлл кивнул. Кивать было проще, чем рассказывать самому. Пусть тешится.

– То есть ты сделал что-то, что им не понравилось, и они наградили тебя этим ножом. Давно?

– Давно, – ответил коротко. В подробности вдаваться не стал.

– Но это же ужасно!

Точно.

– По всему видно, что ты человек с хорошей профессией, с деньгами, видный. Твоя машина стоит целое состояние, ты носишь дорогую одежду, хорошо выглядишь…

Слушая умозаключения Меган, Дэлл вдруг поймал себя на мысли, что ему импонирует незаинтересованность, звучавшая в ее голосе при перечислении его достоинств. Она говорила о них просто и легко, без умысла, констатируя факты, как говорил бы о погоде диктор: «Сегодня над Соларом пройдут дожди с грозами, к вечеру температура воздуха поднимется до отметки…»

…Ты человек с хорошей профессией, с деньгами, видный…

Она рассказывала об этом с абсолютным отсутствием какого бы то ни было благоговения, обычно переходящего в предвкушение «а сколько от всего этого удастся урвать мне?».

Но время доказывало, что с выводами торопиться не стоит.

Машины впереди сдвинулись. Дэлл открыл глаза, плавно нажал на газ и уткнул нос «Неофара» в багажник чьего-то «Мустанга», оставив щель сантиметров в сорок. Затем не удержался и бросил короткий взгляд на Меган, пытаясь предугадать, во что выльется дальнейший разговор. Та, заметив его внимание, смутилась и на мгновение притихла, потеребила в пальцах сумочку, затем спохватилась, будто вспомнила о чем-то, и расстегнула кармашек. Достала купюру в пять долларов, протянула ему.

– Вот, это за вчерашний сэндвич. Спасибо.

Какие серьезные зеленые глаза, и какой настойчивый взгляд.

Он с трудом удержался от того, чтобы хмыкнуть, взял пятерку и положил в карман. Обычно люди почему-то забывали о такой мелочи, как возвращение долга. Плюс одно очко в ее пользу. В душе шевельнулось любопытство: надолго ли хватит ее честности? Через сколько часов или дней порядочность канет на дно пруда, а на поверхность всплывет жадный безобразный монстр, потерявший человеческий облик? Дэлл ненавидел этот разгорающийся на дне глаз огонек, сообщающий, что процесс изменения начался, он пропитывал владельца ножа ядовитыми парами, заставляя самые непотребные из всех возможных идей стать наиболее желанными.

Пока ее глаза были чистыми. Без гадкого огонька.

Дэлл отвернулся.

Очередь из машин снова пришла в движение, «Неофар» медленно пополз следом.

Раздался следующий вопрос:

– Скажи, а сколько людей владело этим ножом до меня?

– Шесть.

В салоне повисло молчание, наполненное звуками, доносящимися через приоткрытое окно: шорохом шин и гулом двигателей. Мимо, маневрируя между плотными рядами автомобилей и резко простреливая воздух дробными выхлопами, прокатился мотоцикл.

Только не спрашивай, кем они были и что именно делали, получив его в руки.

Она не спросила, погрузившись в размышления. Через минуту вынырнула из мыслей, поинтересовалась, долго ли он пробыл рабом, и, получив ответ, снова ушла в затяжное молчание.

Дэлл начал раздражаться.

«Зачем тебе все это? Какая разница? – подумал он зло. – Начинай праздник души, заказывай!»

Но худощавая девчонка со слишком серьезными глазами продолжала молчать; ему были видны лишь ее затылок и кончик аккуратного носа, повернутый к окну. Рыжеватые пряди волос завивались у воротника.

«Ореховые. Темно-ореховые с красноватым оттенком».

Ладони, покрытые царапинами, лежали на узких коленях.

Откуда-то возникло чувство, что они чем-то похожи. Но чем? Какое сходство могло быть между наемным убийцей и секретаршей?

Дэлл отмел странную мысль, но ощущение осталось. Наверное, дело было во взгляде. Что сделало его таким же отстраненным и закрытым, как у него самого? Меган не была обременена проклятием в виде обязательства исполнять чужие желания, жила бедно, но свободно, делала что хотела, принадлежала самой себе и только.

Вот именно.

Он не успел додумать: внимание отвлек грузовик на соседней полосе, сначала резко набравший скорость, а затем неприлично быстро сбросивший ее, что заставило водителя пикапа, ехавшего позади, ударить по тормозам и с негодованием нажать на клаксон, приправив все это отборной бранью. Люди торопились в Солар.

Дэлл со скучающим видом отвернулся. Он никуда не торопился. Его пассажирка продолжала молчать, думая о чем-то своем; по-видимому, тишина устраивала их обоих.

Через какое-то время поток машин снова пришел в движение; пробка начала рассасываться. Наконец-то появилась возможность утопить педаль газа глубже, чем на несколько миллиметров, – «Неофар» сравнительно бодро понесся по направлению к сияющим вдалеке небоскребам.

* * *

За те два часа, что мы ездили по центру Солара и по близлежащим районам, не выбирая направления, я узнала всё, что хотела: имя и фамилию мужчины за рулем, его профессию, количество бывших владельцев ножа и срок заточения. А также кем и когда был вынесен приговор и при каких условиях Дэлл мог принять обратно нож.

Даже без подробностей, которые мне не хватило духу выспросить, картина, сложившаяся в голове из его коротких ответов, ужасала. Шесть человек, три года рабства, редкие минуты покоя, несколько раз – полное банкротство и никого, кто пожелал бы вернуть злосчастный предмет владельцу, тем самым прервав затянувшуюся жестокую пытку.

Что ж, это предстояло сделать мне, и я мысленно готовилась к финальному разговору.

На город медленно опустились сумерки. Я, как и планировала еще перед выходом из дома, наслаждалась тем, что рассматривала чужую жизнь – радостную, безбедную, свободную от проблем. У кафе и ресторанов, под натянутыми тентами и зонтами, за накрытыми белоснежными скатертями столами сидели люди. В этот час почти все места оказались заняты. Многие, кто хотел попасть внутрь, стояли у расположенных у входов меню и с любопытством наблюдали за посетителями, довольно поедающими заказанные блюда и пьющими разноцветные напитки из вытянутых и пузатых бокалов. Над их головами горели газовые светильники, уберегающие посетителей от незаметно подкрадывающегося августовского холода. Красиво. Уютно.

У кинотеатров кружили толпы желающих посмотреть новые, вышедшие на экран только этим вечером картины. Через стеклянные двери было видно длинные, завитые, словно змейки, очереди, растянувшиеся почти до самого выхода.

Когда я в последний раз ходила в кино?

«Два года назад», – услужливо подсказала память. Когда Мик, пилот из «Кину», с которым я встречалась, был жив. Как раз за несколько месяцев до трагедии.

Чтобы настроение не съехало до неприятной отметки, я переключила внимание на молча управлявшего «Неофаром» водителя.

Дэлл.

Я незаметно и тихо вздохнула. Красивый он все-таки мужчина. Жаль, что, придя в мою жизнь только вчера, сегодня он уже исчезнет из нее. Как быстро. И не пообщались.

От этой мысли сделалось грустно. Человек, считающий себя рабом, ни за что бы добровольно не стал разговаривать с хозяином, это я понимала. И почему мне в руки попал именно нож, а не билет на телешоу «Первое свидание», где такой вот красавец расположился бы в кресле напротив? Тогда не возникло бы гнетущей тишины и не оказалось бы стены в глазах, через которую не пробраться, как ни старайся.

Вряд ли он понимал, что прохладца во взгляде лишь добавляла ему привлекательности, а ленивая, чуть настороженная манера поведения заставляла следить за каждым жестом и скупо брошенным словом.

Как ни странно, чем больше времени я проводила в тихом салоне машины, тем меньше мне хотелось возвращать нож. Нет, то был вопрос эмоциональный; логика же знала, что предмет будет возвращен в любом случае. И если я все это время тактично и скромно смотрела в окно, то маленькая Меган, забравшись на иллюзорный подлокотник дивана, во все глаза пялилась на Дэлла. Причем пялилась как на продавца игрушек: жадно, с любопытством и щенячьим восторгом. Ей отчего-то казалось, что это заколдованный принц, к которому стоит лишь приблизиться – и мир тут же вспыхнет снопом разноцветных искр и зазвучит хрустальными голосами небожителей.