Текст книги "Он – Форс"

Вероника Мелан
Он – Форс

Пояснение: Девенторы – специальный класс карателей, мужчины с исключительно высокой чувствительностью и восприятием человеческой энергии. Сквозь глаза они смотрят в душу, проверяя в ней процент греха. Если он приближается к критической отметке, человек изымается из социума, если превышает ее, уничтожается на месте.

Глава 1

 
Хочешь бежать – беги!
Только себе не лги,
Что не горишь огнем,
Взгляд задержав на нем.
 
 
Плавишься как свеча,
Думаешь по ночам.
Не удержать уже
Чувства на рубеже.
 
 
Дальше – с обрыва вниз,
Проигрыш или приз.
Только бы не назад,
В свой персональный ад.
 
 
Кто мы: друзья? враги?
Хочешь бежать – беги!
Крепко прижмусь к плечу:
«Знаешь, я не хочу…»
 

Марина Яныкина

«Не знаю, кто из нас перепутал той ночью комнату, но это и неважно…»

Из воспоминаний Ви

Мне много чего не стоило. Работать последние две недели на износ, забывать отдыхать, идти накануне вечером с Лелькой в кафе, слушать ее убедительные фразы о том, что «мне срочно нужно расслабиться». А после звонить Итану, врать ему о том, что на ночь я останусь у подруги, ехать в совершенно незнакомый особняк, так много пить…

Но отдых и правда был нужен.

Он удался. Отчаянно вкусная «маргарита», неожиданно удачная музыка, заводной контингент на танцполе, подходящее настроение – я веселилась, как не делала этого уже сто лет. Просто позволила себе стать вдруг свободной и развязной, как когда-то давно, еще до Итана, до ненужной мне самой «взрослости» и серьезности, какая приходит, когда ты вдруг зачем-то решаешь стать важным и правильным.

Удалось все.

Вот только, кто именно показывал мне комнату для сна и провожал в нее, я не помню. Может, никто не провожал? Но кровать, когда я, с кружащейся от алкоголя и неуемной веселости головой, ввалилась в спальню, точно была пустой. Я проверила, пока ворочалась на ней, пытаясь отыскать при «вертолете» позу поудобнее.

А теперь меня кто-то гладил. Когда на дворе глухая ночь, когда темно.

Непозволительно долго я верила, что это мой сон. Мне часто снятся такие – плотные, – в которых руки и чувства натуральные, из глубины которых на поверхность – самоубийство. Но этот задевал сенсоры, о наличии которых во сне не помнишь: водил пальцами по бедру, гладил живот, постепенно подбирался к лобку, уже почему-то ждущему на себе чужую руку. Сколько времени я в этом дурмане тону? В промежность, в ту самую ее точку, откуда исходит самый жар, в сжатые пока складочки мне упиралось очевидное доказательство совершенной не эфемерности происходящего – об меня терлись головкой члена. Большого. За спиной чья-то мощная грудь, тяжесть чужих бицепсов поверх моей руки, прикосновения нежные, шелковистые. Незнакомец, ощущавшийся мне все более натуральным, вероятно, ждал, когда я проснусь – не желал пользоваться преимуществом, хотел чувствовать полноценный отклик.

И я дернулась, когда поняла, что больше не сплю, что все реально. Я в темной спальне с задернутыми шторами (вокруг тьма, хоть глаз выколи), а позади меня лежит большой, напряженный и горячий мужчина. Но ни вскрикнуть, ни подняться мне не дали.

– Тихо, тихо…

Перевернули под себя, зажали рот ладонью – плотно, но не страшно, не опасно, – отпустили быстро, спустя пару секунд.

– Я уже слишком горячий, чтобы отпускать тебя просто так. Понимаешь?

Я понимала. И беда заключалась в том, насколько умопомрачительно он пах. Есть такие запахи, которые бьют в самую точку, снимают сигнализацию, заставляют тебя самостоятельно расстегнуть все пуговицы.

– Я буду нежным и дальше. Ладно?

Очень простой вопрос. С очень большим подвохом. Когда меня коснулись его губы, и случился этот невесомый, обманчиво легкий, почти ни к чему не обязывающий поцелуй, я поняла все сразу. Первое, что я отдамся этому типу, просто не смогу ему противостоять. Еще ничья кожа на моей памяти не заставляла меня желать уткнуться в нее носом, вдыхать, втягивать, тонуть в чужом запахе. Аромат, нот которого я не знала, сводил с ума. Второе: этот тип умел быть жестким. Он умел вязать, принуждать, получать и брать все, что ему захочется, – одно лишь понимание этого сработало для моего возбуждения стопроцентно. Иногда не нужно доставать нож и приставлять его к горлу, достаточно лишь дать понять, что он есть в ножнах. Дать увидеть отблеск стального лезвия.

А сейчас мой «друг» был расслаблен. Ему все нравилось, и напрягаться он не хотел, хотя трансформация могла быть мгновенной. Я же лежала под ним не трепыхаясь, и он неторопливо делал то, что намеревался с самого начала – он в меня погружался. Очень медленно, по миллиметру. Я же держала свои руки на чужих сильных плечах и не понимала, мне его притягивать или отталкивать?

«У меня Итан…»

«У меня Итан…»

Но когда еще… кто-то будет так пахнуть? К тому же уже поздно. Рассказывать своему парню о том, что в тебя кто-то погрузился «на шишечку» или «до конца» – разницы уже никакой.

А этот вторгался умопомрачительно. Как будто его всегда там ждали, как будто мое тело всегда было заточено именно под этого мужчину, просто я – глупая – об этом не знала. Вот он во мне на полную, и понимание – теперь плевать. Если уж случилось, я тоже хотела испить это до самого дна. Не Лелька ли говорила, что мне нужно отдохнуть?

Он трахался, как бог.

Он что-то творил со мной – не с моей «физикой», но с моей головой. Двигался на мне и во мне, распластывал меня по кровати; он был тяжел, он был красив в каждом движении. Есть такие моменты, когда думать уже все равно не получается, и я позволяла ему все – поцелуи, сделавшиеся требующими, наглыми, нашу синхронность, позволяла ему врубаться в себя, стать ему моим собственным часовым механизмом, заведенным на работающий поршень. Он не просто меня возбуждал, он снес мне башню, оголил инстинкты, заставил скулить, ждать развязки, просить ее, тянуть его к себе – шею, спину, ягодицы…

И я разрядилась первой. Содрогалась, кусая губы, ощущая сквозь все тело идущие спазмы – я умирала под ним, рождалась заново, чувствовала на веках слезы от «передозировки» сильными эмоциями, я все никак не могла перестать конвульсировать…

А он вдыхал каждый мой вздох. Этот чертов «насильник», получивший все даром, впитывал меня, как самые сладкие волны, как свой десерт, как бесконечно желанную награду.

– Какая ты… чудесная.

Ой, не надо шепотом. Еще этот хриплый голос.

Он непостижимым образом впитывал меня в себя, улавливал до микрограмма и микровздоха, как будто играл со мной одну на двоих симфонию, и тем самым возбуждал мою голову еще сильнее уже после оргазма.

Невозможный тип, превративший меня в желе.

– Все…

– Нет, не все.

Нужно было начать мыслить и заговорить о том, чтобы гость шел к себе в спальню, но мне не дали даже рта раскрыть. Перекатились на бок, обняли, погладили по лицу.

– Твоя энергия, как доза. Очень вкусная.

Я слышала о мужчинах, способных видеть и чувствовать чужой оргазм в чистом, неизмененном виде, но ни разу таких не встречала. Похоже, встретила. Потому что этот оголил меня, развернул из множества лепестков, как солнце, и теперь заряжал моими лучами свою батарею. Да так очевидно, что башня моя падала все дальше.

Спрашивать о том, что он делает в моей постели, уже бессмысленно. И неважно. Все уже случилось, теперь желательно просто молчать, не выдавать свой голос и вообще себя – утром разойдемся не познакомившись.

– Переживаешь?

Слова с улыбкой, с издевкой, с таким сексуальным флером, который уже знает, что самое жаркое еще впереди. Ну да, сам он не кончил.

«У меня Итан…» – какая несвоевременная мысль.

И как можно так чертовски привлекательно пахнуть?

Я не сразу поняла, что рука, лежащая на моем затылке, вовсе не просто так там лежит, и что выпускать меня она не собирается.

– Поцелуй меня, – вдруг послышалось. Тон спокойный, расслабленный – почти не приказ. Некоторым не нужно повышать голос или быть напористыми, чтобы их слушали. Мой незнакомец был из таких. – Поцелуй меня так, как будто любишь. Хочу почувствовать.

Наверное, он был психом. Или просто наглым, но поцеловать его мне хотелось. И я подумала – какого черта? Один раз живем. Когда еще со мной в постели случится тот, от которого не захочется отлипать? Да, я выпила накануне, но подозревала, что дело вовсе не в этом.

– Давай…

Голос нежный, дерзкий, зовущий. И я позволила себе в это упасть, поиграть и заиграться в вымышленный сценарий о том, что я «так сильно его люблю, я до беспамятства соскучилась, что просто жить не могу без касаний…».

Целовала я его исступленно, пила и не могла напиться. Меня оторвали почти насильно. И лишь для того, чтобы заявить:

– А мне нравится.

«Ты попала».

Я попала уже давно, когда не сразу сообразила, что все это не сон.

С моей стороны тишина, молчание. Не будет ему ни моего голоса, ни моей внешности, ничего. Ночь пасмурная, облачная, шторы в комнате закрыты, поэтому он не разглядит ничего.

– Молчишь? Не желаешь, чтобы я тебя слышал?

Проницательно.

– Тогда давай я этим воспользуюсь…

И меня перевернули на живот. Навалились сверху, откинули волосы с шеи, чтобы поцеловать. А о скользкую промежность трется все тот же неугомонный член, трется, дразнит, но не входит. И вдруг – направляющее движение рукой и головка уперлась… Нет, не туда, куда должна была, – в попку.

– Нет, – я всхрипнула.

– Молчи. Ты же выбрала молчать.

Он улыбался. Он был слишком дерзким, чтобы ему противиться, но – в анус?

– Не надо…

– Тихо, тсс…

И сам же прикрыл мне губы ладонью, навалился тяжело, но не вошел до конца, не сделал больно, приоткрыл вход только чуть-чуть.

– Давай… Совсем маленько…

Он кайфовал до очевидного сильно. Аккуратно надавливал, разминал, растягивал. Когда почувствовал, что его «пропустило», не стал доминировать, остался чрезвычайно нежным, и это меня добило. Вновь снесло какую-то внутреннюю перегородку. Я не из тех, кто умеет хвастать «мультиоргазмами» или легкой доводимостью «до максимума», но этот жал верные кнопки. Он всаживался в мою попку одной головкой – заходил и выскальзывал, – а ладонью пробрался мне под живот, нащупал клитор, сделался для него невесомой массирующей частью. Он превратил меня в нечто совершенно податливое, в единый ком сладко-напряженных нервов и мольбы, в кого-то изначально сдавшегося.

– Давай, – шептал тихо, творя бесчинства, – я хочу почувствовать это снова…

Он точно был из тех, кто ощущает иначе. Ему мои спазмы, стоны – еда и вода, чистая энергия. Наркота.

Я могла просить – не надо, не делай! Но все слишком поздно – мое тело уже трясется, конвульсирует лоно, в глазах снова слезы, в голове ноль целых и ноль десятых мыслей. Моим очередным оргазмом он упивался, как первым блюдом, вторым и компотом. Я уже была влюблена в того, кого не видела, и его же ненавидела за умение так отлажено на мне играть.

И он снова не кончил сам.

Но теперь-то все?

Только теперь он обнимал. Очень тепло, очень близко, до сих пор дышал мной, выдыхал, впитывал опять. И все очевиднее становилось – ему нравится. Уже слишком глубоко нравится, не на одну ночь. А мне нельзя. Тот, кто пробрался ко мне в постель, – не обычный мужчина. И суть не в том, что он развит или накачан, а в том, что секс с ним и с обычным человеком, все равно что лапша по-флотски или паста с вином и моллюсками.

– Я балдею от тебя.

Я это знала. Чувствовала.

– Как тебя зовут?

Ну уж нет. Я уже позволила себе столько, сколько совсем не планировала, когда отправлялась вчера на такси в чужой дом. И потому тишина.

– Не скажешь?

– Нет.

– Я запомню тебя.

Молчать становилось все сложнее.

– Мы проснемся с утра, позавтракаем, я принесу тебе кофе в постель. И познакомимся, как люди.

– Нет. Я исчезну утром. Испарюсь еще до рассвета, а после… сменю внешность.

Я блефовала, конечно, насчет внешности, дразнилась и одновременно выказывала разочарование от себя самой – я очень быстро ему сдалась. Вновь не повторится.

– Любишь сложности? Хорошо. Я найду. Потому что я тебя запомнил… Вот это…

И его рука провела по моему бедру.

– Это…

По животу.

– Это…

Сжала грудь.

– Не вздумай ставить импланты или сдувать. Она мне нравится именно такой.

Он воспринял мои слова всерьез?

– К тому же я найду тебя по запаху.

Теперь незнакомец улыбался. Черт, я все отчетливее чувствовала, что он опасен. Он, как нейронный коллайдер, прибор, к которому лучше не приближаться, если ты не физик-ядерщик.

– А что… если я страшная? Или серая мышь?

Улыбка сочилась сквозь тьму.

– Думаешь, я смотрю так неглубоко?

Я именно этого и боялась, что он уже увидел и ощутил больше, чем достаточно. Беда, если ему теперь наплевать на мою внешность, хотя не так уж она плоха.

– Я… не могу.

Он опять поднялся надо мной, перевернув на спину, подмяв под себя. Боже, кажется, он мог творить это со мной всю ночь напролет, и я просто буду ему «давать». И это слово включало в себя куда больше «разрешения на вход».

– Не можешь что?

Я вся влажная, скользкая, усталая.

– Мне… нельзя.

С этим типом лучше быть правдивой. Без ложных надежд.

– Почему?

– У меня…

– Есть парень?

– Да. Есть.

Вот и призналась.

А в ответ все та же улыбка. Ни осуждения, ни удивления.

Молчание. А после чужая фраза, заставившая мой стыд раза в два усилиться.

– Не повезло ему, правда?

Накрыло чувство вины.

– Со мной?

Горячий палец погладил меня по щеке.

– Со мной.

Улыбка стала шире.

Боже, я действительно встряла.

– Нет…

– Да.

Этот найдет. Этот не на ночь пришел.

– Даже не думай.

– Я уже подумал.

И он снова в меня вошел. Знал, что я уставшая, потому не стал двигаться, просто зарезервировал пространство. Навалился, поцеловал. Дал понять, что позволит спать, будет просто обнимать, останется рядом. Очень тесно.

Не знаю, что опять сработало. Сил не было, а желание осталось.

Я сбегу утром, сбегу так далеко, как смогу, но еще не рассвет…

– Хочу тебя, – вдруг притянула его к себе, как будто ни разу до этого не пробовала. – Хочу до умопомрачения.

Незнакомец задвигался одновременно с выдохом в мои губы.

– Желаешь, чтобы после этого я отпустил тебя?

После того как все закончилось, какое-то время спустя он лежал абсолютно расслабленный. Что-то в этом есть, когда такая груда мышц растекается после хорошего секса, когда мужчина «накормлен», удовлетворен до последнего микрона. Доволен, умиротворен, сыт.

По моим бедрам текла его сперма.

Я уже засыпала, когда услышала шепот со стороны затылка:

– Хочешь бежать? Беги… Я очень. Хорошо. Умею искать.

И я провалилась в сон, чувствуя невозможное – я продолжаю его хотеть.

Глава 2

Это очень опасно, когда ты желаешь кого-то настолько сильно, что теряешь и голову, и логику. Когда становишься готов резко и в непонятную сторону изменить свою жизнь – уйти с работы, наговорить глупостей человеку, с которым прожил три года, промычать на замечание друзей о твоем сумасшествии что-то невнятное, но очень похожее на «да идите вы!» или, может, «нет, вам показалось, со мной все в порядке».

Со мной было не в порядке.

И оттого моя чуйка работала безотказно.

«Если я увижу его, пойму, что в довесок ко всему таинственный незнакомец красив внешне, это будет конец». По крайней мере, конец одного из стабильных периодов моей неплохой на данный момент жизни. Я не изменщица и не «слаба на передок», но удивительно сильная химия, возникшая той ночью, могла быстро зарыть в землю остатки моей рассудительности.

И потому три дня после вечеринки я провела вне города.

А еще три дня после не появлялась на работе, благо без меня давно справляться умели. К тому же на этой неделе нам не завезли новых байков, а я была тем, кто их проверял. Да, вот такая у меня необычная профессия, я – тестер горных велосипедов. Тот, кто гоняет на них по сложным маршрутам, иногда при полной защите валится в обрыв, после снимает показания датчиков с тормозов, подвески и рессор. Характер у меня стрессоустойчивый, но с определенного момента мне начало казаться, что я впервые в жизни валюсь в пропасть без защиты…

Итан не понимал, что творится. Слышал мои невнятные ответы на звонки коллегам по работе о мнимой простуде, внимательно на меня смотрел, спрашивал, не сходить ли в аптеку. Но я лишь качала головой, часами просиживала за ноутбуком, искала максимально отвлекающие меня от дум факторы – музыку, сериалы, фильмы. В общем, крэп. Чувствовала на себе обеспокоенные взгляды того, с кем жила; ела мало, не готовила, больше молчала.

Он был хорошим, мой Итан. Тем, кого я вопреки воле своего влиятельного отца выбрала сама. Отказалась от больших связей финансового директора «ТриЭйКорп» Ричарда Эштона – моего бати (как я могла?), – от выгодной свадьбы с одним из его партнеров, от сытой должности заместителя. Зачем-то обратила внимание на обычного продавца спорттоваров – не особенно красивого, высокого или образованного, – на просто хорошего парня.

«Ни о чем» – так отзывался о нем мой отец. Но денег избалованную меня не лишил, и на том спасибо.

Да, мой «сожитель» не блистал раскачанной фигурой. Он был среднего роста и телосложения, чуть выше меня, с темной густой шевелюрой, с аккуратной двухмиллиметровой щетиной, в очках на минус. Он был надежным, стабильным, простым, в чем-то милым. С таким не познать острых граней жизни, не вкусить запретных наслаждений, о которых после будешь жалеть, не воспарить до седьмого неба, но с ним можно было прожить до старости. И всегда рядом тот, кто знает, какой кофе ты любишь, чувствует, когда лучше промолчать, а когда настоять на «поделиться мыслями», умеет создать вокруг комфорт и ту самую «гавань».

По крайней мере, так мне казалось до этого.

А теперь я не могла заставить себя пойти с ним одновременно в постель. Сидела до двух ночи, прикидывалась занятой или же просто усталой, пряталась внутри створок внезапно захлопнувшейся для него раковины.

И к концу третьего дня Итан не выдержал, устал ощущать неладное.

– Давай я приготовлю нам ужин?

Он по моей вине остался без завтрака и без нормального обеда – вдохновения готовить я не находила, – теперь желал съесть хотя бы чего-то горячего, если уж не вкусного.

– Только продуктов нет…

Хлопнула дверца холодильника.

– Я схожу, – вдруг зачем-то вызвалась я, ощутив, что уже не могу сидеть в четырех стенах. Прошло шесть дней. Шесть. Любой бы сдался. На дворе вечер, мне просто хочется свежего воздуха. – И приготовлю нам что-нибудь.

– Да? – Мой парень ожил. – Сейчас дам денег…

– Не нужно, у меня есть.

Он не любил мое богатое «положение» по праву рождения, но терпел его молча, неприязни не выказывал. И я была ему благодарна.

Улица пахла, как и должна была, – свободой. Сыроватым асфальтом, прелым, тяжеловатым от влажности, но таким вкусным воздухом, далеким неоном клубов, грехом. Одна квартира-клетка осталась позади, но куда сильнее я боялась выпустить себя из другой – внутренней.

Что же я желаю приготовить? Ничего. Просто гулять, просто шагать без направления, проветрить голову. Я соскучилась по байкам, по крутым спускам, по адреналину. Без его постоянного нахождения в моей крови жизнь делалась пресной, а нервы ни к черту.

Думала, дойду до супермаркета позже – Итан, если задержусь, привычно перебьется бутербродами, – но совершенно не ожидала того, что случится дальше.

И того, как именно оно случится.

Когда в криминальных боевиках показывают резко затормозившую рядом машину, твое сердце бьется от беспокойного и восторженного предвкушения разворота сюжета. Когда черная машина резко тормозит с тобой рядом наяву, хочется только одного – бежать.

Но убежать я не успела.

И почти не успела издать громких звуков и оказать сопротивления.

Внутрь меня запихнули, зажав рот ладонью, и чудом не ударив башкой о кузов над дверцей.

Я не из робких. Постоянный спорт, секции по кикбоксингу – непрофессиональные, но все же, – частое посещение мастер-классов по обороне, тир, бассейн. Я любила всякую активность – она закаляла мозг и дух, но, глядя на тех, кто сидел со мной рядом, я не решилась ни кричать, ни даже задавать лишних вопросов, не говоря о попытке вырваться.

Я притихла, потому что гранитные морды выглядели слишком спокойными, а поведение и позы выдавало в моих сопровождающих бывших или настоящих военных. Им не хватало только формы.

Было страшно. И хотелось истерить.

Но я держалась, подозревая, что скоро многое прояснится.

* * *

– Последняя…

Меня втолкнули в просторную гостиную особняка, где уже, выстроившись в шеренгу, стояли пять девушек. Пристроили сбоку слева. Напуганность, скулеж; кто-то просил: «Отпустите, у меня дети…»

И все моментально стало ясно.

Все.

Я отчаянно боялась этого момента – увидеть его воочию. Своего ночного гостя. И шесть суток молилась, чтобы тогда, когда (если) это случится, он оказался некрасивым. Пусть не страшным, но чем-то несуразным, неправильным для меня, в общем, «не моим». Ведь это так просто – иметь в лице неприятные для взгляда черты: слишком длинный нос, например, или глубоко посаженные глаза. Идиотский абрис лица, «никакой» рот, торчащие уши, не ту форму лба, затылок…

Но этот…

Я проваливалась в полное дерьмо, в дурман… Этот оказался правильным. Не моделью, но очень красивым мужчиной. Глаза серьезные, серые, взгляд жесткий, рот тоже. И при этом сексуальный. Рост «обними и держи меня, мама», разворот плеч впечатляющий, мышцы на торсе и руках такие, что моментально вспоминалась наша ночь, вес чужого тела, его размах.

– Шесть дней…

Этот голос я знала – он пробивался в мою подкорку и уже не уходил прочь.

«Почему высокий? Почему как надо?» Если бы я сразу знала, что он выглядит так, то отдалась бы ему тогда еще раз пять подряд. Даже, может, закомплексовала бы насчет своей внешности (не факт, но рядом с таким сложно не желать быть победительницей конкурса красоты).

– Шесть дней назад одна из вас сбежала от меня. И, полагаю, узнала меня сейчас.

Внимательный взгляд, в чем-то игривый и прохладный, заскользил по лицам.

«Я тебя нашел» – слышалось в воздухе. И я обмирала от ощущения полного фиаско – этот бы не сдался ни за шесть дней, ни за шесть лет. Наивная я. Полная дура. А «передок» мой уже выдвигался навстречу, готовый в который раз обогнать логику.

«Я пропаду, если позволю себе это снова. Утону в нем». А клей для сердца никто не придумал.

Его головорезы стояли рядом, присматривали за пойманными. А девчонки, как я заметила теперь, были одного роста и комплекции со мной. Все с длинными волосами, стройные, чем-то похожие. Двух из них я узнала – они были на той злополучной вечеринке. Скорее всего, все были, но я в полумраке не разглядывала девиц.

– Кто ты? Признаешься сама?

Мои соседки переглядывались с надеждой, кусали губы, все как одна были напуганы. Я была тоже, поэтому притворяться не пришлось, но возбуждена и ошарашена внешностью своего знакомого я была больше. Пока это удавалось прятать.

«Солдат? Спортсмен?» Мощная шея вызывала в моем сознании желание коснуться ее губами, поцелуем, совершенно некстати вспоминался вкус губ, и от смеси чувств подгибались ноги. И еще эти три вертикальные точки – татуировка под ухом. Что она означала? Место для укуса вампира? Точки после перерыва продолжались ниже, уходили под рубаху – как выглядит его тату целиком? Расположено на плечах или спине?

«Я пропала».

– Мы пойдем коротким путем…

И неожиданно из-за пояса показался пистолет; спустя секунду дуло уже прижималось к подбородку одной из девчонок. Кто-то зарыдал в голос.

– Выдашь себя, и мы обойдемся без ненужного насилия. Хорошо?

Мне предлагали переговоры.

Трясло от ужаса, оттого что (вдруг? Не может быть, но…) чужой палец нажмет курок. Море крови, полный кошмар. И сквозь собственную панику вдруг пробилась во мне решимость – а пусть так, если мудак. Прострелит кого-то, и это будет на его совести, не на моей. Я же буду точно знать, что этот гад не тот, кто мне нужен, а после его заберут Девенторы. Отыщут быстро, разберутся тихо. И мои чувства уйдут, разбредутся, более им не будет цели для любви.

«Давай!» – подстрекала я мысленно. Разочаруй меня сам, и будет куда проще.

Но спустя долгие десять секунд чужого плача и натянутых нервов растеклась вдруг на лице похитителя улыбка.

– Я знал, что у тебя стальные яйца. Хорошая девочка, сильная.

«Моя».

Он погладил меня по спине без касаний. Спокойно убрал в кобуру пистолет, еще раз осмотрел всех, и всякий раз, когда взгляд добирался до меня, мне казалось – он все уже знает.

Давно, наперед.

А эта улыбка… Ровные зубы, только клычки торчат на пару миллиметров ниже, едва заметно. Очень дерзко, очень сексуально – они делали этого парня особенным. Этих клыков хотелось коснуться языком.

– Хорошо, пойдем путем чуть более длинным, но безошибочным.

Я вдруг подумала, что могу смотреть на него вечно, слушать, просто облизывать взглядом. Что я тупею, когда он рядом. Остальные – адекватные, они просто трясутся, я же, похоже, совершенно не к месту наслаждаюсь чем-то невидимым.

«Он собрал здесь всех на меня похожих…» Еще ни один человек не увлекался мной так «дотошно».

– Начнем с тебя…

А дальше случилось то, чего неадекватная я испугалась куда сильнее пистолета – поцелуй.

Мой «друг» приподнял подбородок самой левой девчонки и коснулся ее губ своими. Отстранился быстро, не прошло и секунды, ровно изрек: «Не то».

Он проверял нас по энергии, по запаху.

– Не она. Отпустить, – приказал своему головорезу.

И взялся за следующую. Поцеловал.

Я закрыла глаза, уже предполагая, что случится, когда очередь дойдет до меня.

– Не та… Отпустить.

Третья…

Я понимала одно – больше деваться некуда. Какие ходы использовать, куда бежать? Он узнает…

– Не она.

Отпущенные убегали со всхлипами. Звенели ремни чужих сумок, шуршала одежда, стучали по мраморному полу каблуки, шуршали кроссовки…

Следующая…

Отстранившись от четвертой, мой демон вдруг посмотрел в мою сторону. Сообщил тихо:

– Хочешь бежать – беги. Тебя поймают, приведут назад.

А в глазах чистое знание, умение ждать, готовность поиграть.

Что-то сработало внутри меня, взорвалась паника – я рванула с места. Двери уже открыты, через них выходили до меня. Главное, быстро… Через газон, к воротам, оттуда на улицу…

– Взять ее, – приказали за спиной. – Вернуть. Остальных отпустить.

Вот он меня и вычислил.

Назад я, несмотря на то, что была снесена с ног, повалялась на траве и была резко поднята, старалась идти с достоинством. Сбросила с себя чертовы руки провожатых – никто не посадит меня на поводок ни сейчас, ни позже. В опустевшую гостиную вернулась как будто сама. Встала перед ним уже в шеренгу из одного человека, посмотрела с вызовом.

Он не должен знать, что под его взглядом во мне все рушится – все принципы, все отлаженные системы, мораль, обещания себе чего-то не делать…

– Вилора Эштон, – представил меня тем временем тот, кто до этого запихнул в машину. – Двадцать три года.

Его отпустили жестом; охранник отступил в тень.

– Ну, здравствуй… Ви.

Голос тихий, вкрадчивый. А тон чуть грустный, разочарованный.

– Ты заставила меня ждать шесть дней.

Он произносил это так, будто то были самые длинные и тяжелые шесть дней в его жизни. Шесть дней, когда он терял на бирже миллионы, потому что смотрел мимо экрана и не жал нужные кнопки на клавиатуре, шесть вечностей, которые могли быть заполнены «не одиночеством», шесть порванных нитей, шесть бесполезно потерянных веков.

– Расскажешь мне, зачем ты пыталась лишить меня встречи с тобой?

Взгляд глаза в глаза. Он помнил все так же досконально, как и я, он ждал ответа, и мой ответ был ему не нужен.

А я боялась того, что он подойдет ближе, и я опять уловлю знакомый запах.

Что сломается внутри клетка, что кто-то очень несдержанный и необузданный выйдет наружу.

* * *

Другая комната, и мы, наконец, остались одни, из дома исчезли лишние люди – женщины, охранники. По крайней мере, так казалось. Тишина; мы друг напротив друга, тиканье настенных часов, на которых половина десятого вечера. Итан, должно быть, давно съел все бутерброды и обиделся.

– Чего ты от меня хочешь?

Как говорить с тем, кто ведет себя так, будто давно знает меня под кожей? Кому не важны ни имена, ни внешние условия, ни тот факт, что мы встречались лишь однажды, если это вообще можно назвать встречей.

Меня ласкали взглядом, под которым я ощущала себя той самой королевой красоты, которой недавно мечтала стать. Это смущало, это будоражило, это пробуждало желание довериться неожиданно глубоко.

– Чего хочет мужчина от женщины?

Поверхностный вопрос и глубокий.

– Секса?

– Как мелко ты обо мне думаешь.

«Почему с ним каждый шаг – игра?» Как будто поле и клетки, как будто противники, но каждого хода ты ждешь и не можешь дождаться.

– Сколько его должно быть, этого самого секса, чтобы…

«Я перестала думать о тебе». Плыть.

Он чувствовал продолжение недоговоренной фразы. Я все еще пыталась что-то скрыть, мой знакомый мягко наблюдал, как я жалко проваливаю эти попытки.

– Для тех, чья феромоновая совместимость идеальна? Можно вычислить только методом проб.

Нет, я не собиралась. Этот демон слишком умело манил в сети, чтобы в них попасть.

– Я должна…

«Идти».

Он не дал договорить.

– Все еще не можешь поверить, что все то, что здесь происходит, так же сильно нужно тебе, как и мне? Существует только один человек, способный убедить тебя в этом лучше меня.

Какой? Он собирался кого-то позвать?

– Ты сама.

Этот ответ расставил незримые точки над i. Едва уловимое движение тела. Я тут же отпрянула – боялась, что сейчас он шагнет навстречу, что это убьет остатки моего контроля, а все и так слишком шатко.

– Замри, – попросил спокойно. – Просто замри.

Я замерла.

А мой безымянный друг принялся расстегивать пуговицы своей рубашки. Расстегнул все – я, не отрываясь, смотрела на его обнаженную грудь, рельефный пресс, – отбросил рубашку в сторону. Застыл сам. Пояснил.

– Следующие пять минут я не буду шевелиться. Их хватит для того, чтобы уйти. Я даже позволю тебе это сделать…

Хитрый блеск в глазах подсказал мне, что уйти мне позволят ненадолго.

– …или для того, чтобы позволить себе все, что ты действительно хочешь. Не думай, чувствуй. – Взгляд на оставшиеся на запястье часы. – Время пошло.

Хорошо, что он не снял штаны. Плохо, что все-таки обнажил торс – о, эта шея, эта грудь, эти кубики… Необъятные выпуклые плечи (они до сих пор помнились моим ладоням и пальцам).

Я должна была уйти. Всяко. Сейчас самое время, самое оно, чтобы раз и навсегда дать ему знать – мне это неинтересно. «Не гоняйся за мной, бесполезно».

Время текло, но я продолжала стоять. На меня смотрели жарко, плавленым стеклом в зрачках.

Я могу уйти…

Я должна.

Сейчас.

Я могу уйти.

Только кому я вру? Всю жизнь есть пресную кашу, когда тебе предлагают все десерты мира разом? А я стою, шаркаю ножкой, смотрю в пол и мямлю о том, что «не люблю сладкое».

– Ты провокатор.

Тишина. Тиканье настенных часов.