Текст книги "Дрейк"

«Дина, все хорошо. Все будет хорошо. Ты подумай, все должно быть проще. Ты просто что-то забыла или спишь. Думай. Где-то должны быть ответы».

Голос в голове звучал слабо, растерянно. А глаза были распахнуты так, что было больно. Железо под руками холодило ладони. Не может оно во сне так холодить. Нет таких снов. От нахлынувшей беззащитности я едва не закричала. Я сама себе больше не друг. Я ничего не помню и не понимаю!

Какой чертов дом? Где должен быть чертов дом, если я вообще непонятно где?!

Поддавшись секундной панике, я закрыла глаза и крепко сжала пальцы, надеясь на то, что, когда разожму их, мираж пропадет. Но что именно было миражом? И что должно было пропасть? Парк был реален. Даже очень. Я много раз видела его у себя в голове. И вокруг парка стоял город. Все логично. Тогда что должно пропадать? ЧТО?!

Всхлипнув, я, словно сомнамбула, повернулась и медленно зашагала снова к той скамейке, где сидела некоторое время назад. Я плохо соображала, что делаю.

Мне казалось, что там я должна буду что-то вспомнить, что-то чрезвычайно важное. Но не было даже идей. Только ощущение, что я забыла что-то лежащее на самой поверхности, под самым носом.

Утирая льющиеся слезы, я добрела до лавочки и села на нее – единственное на данный момент по-настоящему знакомое мне и безопасное место во всем мире – и уткнулась взглядом в фонтан.

Почему только что было так радостно, а теперь так страшно? Почему?

Дина, что было до того, как ты увидела фонтан? Было что-то еще…

Я кивнула самой себе и снова всхлипнула. Что-то действительно было. Что-то не самое приятное, но тоже очень знакомое. И по-своему родное.

Ощущение паники не уходило. Казалось я одна-одинешенька во всем мире, но я отогнала это чувство – бесполезное, окончательно разрушающее разум.

Сосредоточив взгляд на чаше фонтана, я постаралась успокоиться и очистить голову, чтобы ускользающий кусочек памяти снова встал на место. Я очень на это надеялась. Всей душой, всем отчаянием, что во мне сейчас было.

Память, помоги мне! Со мной что-то произошло, но я не понимаю, что именно. Все выглядит знакомым и в то же время чужим, каким-то абстрактным, но чувствуется совершенно реальным.

По щекам медленно стекали слезы, ветер холодил проторенные ими дорожки.

Как меня зовут? Нужно вспомнить, как меня зовут – от этого почему-то многое зависело.

«Бернарда, – пришел откуда-то ответ. Из глубины, – меня зовут Бернарда Валерьевна Кочеткова. Так назвала меня мама».

Мама… вспомнилось лицо мамы, ее запах. Постепенно в памяти всплыли очертания квартиры, где я недавно легла спать.

От этой мысли во мне снова все захолодело и захотелось кричать.

Тихо, Дина. Тихо. Просто вспомни, что случилось до того, как ты оказалась сидящей на лавочке.

И теперь я вспомнила. Вспомнила, как приехала домой из больницы, как гладила у подъезда кота Мишку, как вошла в квартиру и, не раздеваясь, легла спать.

«Верно. Все верно, – помог какой-то холодный и рассудительный внутренний голос, – ты легла спать. Было тяжело из-за бабушки. А что случилось потом?»

А потом я стала думать об этом месте. Видеть его настолько реальным, насколько это только было возможно. Мне хотелось уйти от проблем, и я представила, что их больше нет, что я в другом месте. Здесь. На лавочке, в парке.

Что-то постепенно вставало на свои места, но я боялась даже принять следующий за этим вывод: я очутилась в другом месте. В месте из своего сознания, хотя лежала в кровати, в темной комнате, пытаясь уснуть.

Захотелось забиться в истерике, но я сдержалась. Не поможет. Нужно как-то вернуться домой, в квартиру, которая теперь казалась невероятно далекой, находящейся где-то на другом краю галактики.

Домой! Я хочу домой! Верните меня, черт бы вас подрал, кто бы ни был за это все ответственен!

«Ты сама ответственна, Дина, – вернулся собственный холодный голос, – ты сама это сделала. Никто не знает как, но это ты. И только ты можешь вернуть все назад».

Но как?

Как можно вернуться домой?

«Только тем же методом, которым ты попала сюда».

Я снова всхлипнула. Как-то безнадежно, потерянно. Не мог же этот чертов день стать еще хуже, чем был?

«Заткнись и делай!» – внутренний голос точно принадлежал мне, но добр отнюдь не был. Однако слова помогли. Я вздрогнула, огляделась по сторонам, будто ожидая, что все еще само каким-нибудь чудесным образом изменится. И только когда поняла, что не будет этого, принялась думать. По-настоящему сосредоточившись, отключившись от паники и других эмоций. Серьезнее, чем когда-либо до этого, начиная осознавать, что если я не сделаю этого, то, скорее всего, пропаду в этом незнакомом месте.

«Дина, сосредоточься, ты можешь!»

Снова зачем-то кивнула самой себе.

Нужно представить, что я в собственной комнате, что я оказалась там, где была до этого. Нужно наполнить все это золотым светом, сделать все точь-в-точь, как делала для того, чтобы попасть сюда.

Если это сработало в тот раз, то это должно сработать и сейчас, а иначе – сидеть мне в этом парке всю ночь, потому что идти мне здесь некуда. Этого места я в жизни не видела и не была уверена, что захочу увидеть вновь.

Постаравшись не увешивать себя ярлыками «сумасшедшая», я обняла собственные плечи и закрыла глаза.

Я в комнате… это все был сон. Странный и реальный. Вот моя кровать и теплое одеяло, вот стол на котором тикает будильник – с утра мне на работу.

Ветер становился все холоднее, но я силилась не обращать на это внимания. Комната будто обступила меня и стала принимать знакомые очертания.

«Вот темный потолок, вот моя постель, а все остальное – сон. Парка нет, он нереален. Есть я в своей квартире, лежащая под одеялом».

Я не знала, сколько раз мне пришлось повторить все это в голове, прежде чем я действительно сумела ощутить ткань одеяла под пальцами, разлепить глаза и понять, что надо мной больше не закатное небо, а темный потолок, и ночь за окном. И больше не шумел вокруг парк, и не текла вода из фонтана. Из этой чертовой чаши, которая раньше мне так нравилась.

Озноб сотрясал конечности с такой силой, что я не доверяла собственным ногам – не удержали бы. Я отчаянно боялась, что выгляни я сейчас из-под одеяла, снова появится что-нибудь странное, и тогда я сойду с ума. Сумасшествие уже едва не притянуло меня в свои объятья. Как же просто, оказывается, можно свихнуться. Как близко этот порог…

Всхлипывала я долго. И дрожала тоже.

И только через некоторое время, когда уставший от стресса мозг смог полностью отключиться, измотанное тело тоже соскользнуло в сон.

Глава 2

«Alone she says upon a star – Where am I? What the hell?»

Mia Martina «Stay with me»

На работу я продолжала ходить.

Но следующие несколько дней прошли как в дымке. Я чувствовала себя больной и разбитой, будто расколотой на части. И все это время старалась не думать. Вообще ни о чем. Боялась.

На автомате кормила и гладила кота, варила ужин и ложилась спать. Осторожно, с тревогой, то и дело переходящей в панику. Приближалась к кровати, будто к атомному складу, который может рвануть. Не узнавала саму себя.

Сотрудницы списывали мое состояние на бабушку, оказавшуюся в больнице. Я не жаловалась и ничего не отрицала. Даже Татьяна перестала на время язвить – совесть в ней проснулась что ли? Я же едва справлялась с работой, голова стала будто чужой, я ей больше не доверяла. И это разрывало на части. Как можно не доверять самой себе?

Оказывается, можно. Особенно когда спокойный и привычный мир рушится на части, а объяснения этому нет. И поделиться не с кем. Не скажешь ведь: «Лена, я на днях представила какое-то место в сознании и провалилась туда. Как думаешь, такое возможно?»

Представить сочувствующий взгляд подруги не составило труда. Поэтому я молчала. Одна. Закрывшись в своем горе и непонимании происходящего.

Переводы все же удалось сдать в срок. Директор была довольна.

На полученную премию – мизерную, но приятную – по пути домой я купила мешок трюфельных конфет и две бутылки какого-то алкогольного коктейля. Хотелось не то расслабиться, не то забыться. А, может, отпраздновать окончание проекта. Или все вместе.

До автобусной остановки я дошла, но в троллейбус почему-то садиться не стала. Просто стояла и смотрела, как он отъезжает. Двери со скрежетом закрылись, а я так и осталась стоять, где стояла, держа в руках пакет с конфетами и алкоголем. И куда теперь? Почему стою?

А потом я неожиданно разозлилась на себя и на собственные страхи.

Хватит! Нужно просто вернуться к тому моменту и подумать еще раз о том, что же именно произошло той ночью. Сколько можно бегать от самой себя, словно трусиха? Когда-то все равно придется встретиться со страхами лицом к лицу. Так почему бы не сегодня?

Решительно зашагав прочь с остановки, я направилась к близлежащему скверу. Небольшому и достаточно уютному. Радовало то, что там редко сидели сомнительные компании, распивая алкоголь, все больше семьи с детьми или старики. А они не помешают ни мне, ни моим мыслям.

* * *

В одном я была уверена наверняка – я не сумасшедшая. Да, мне было страшно мысленно возвращаться к непонятной ночи, когда я оказалась неизвестно где, но силы восстановились. Теперь я смогу об этом хотя бы спокойно подумать.

Усевшись на детские качели, я развернула мешок с конфетами и открыла один из коктейлей. Да здравствует пятница и заслуженный отдых! Положив в рот сладкий трюфель, я на мгновенье зажмурилась – как хорошо стало на душе. Радость хлынула через вкусовые рецепторы к мозгу.

Отпив добрую треть жидкости из бутылки, я отставила ее подальше и медленно выдохнула, чувствуя, как согреваюсь изнутри. Скоро придет и расслабление. Впервые за несколько дней. И пусть рацион мой вовсе не диетический, зато точно правильный для снятия стресса. А это – самое главное!

Старики действительно сидели на лавочках: разговаривали, просто грелись на солнце. Бегали по площадке дети, одетые в яркие куртки, размахивали зажатыми в руках флажками и воздушными шариками. За ними, прикрикивая, бегали родители, пытаясь уберечь малышей от падения.

Мирно, спокойно, хорошо. Делились сплетнями и полезными советами друг с другом молодые мамы, курили, думая о чем-то своем, молодые отцы.

Напряжение действительно стало спадать. Я ела конфету за конфетой, смотрела на людей в сквере, покачивалась на качелях и ни о чем не думала. Нервы успокаивались, что-то хорошее и правильное возвращалось в норму. Наверное, внутренний баланс. Немного погодя внутри даже снова появился тот свет, который я часто чувствовала в себе. Его трудно было описать. Какое-то тепло и благодарность к миру. Просто за все.

Значит, я действительно расслабляюсь.

Продолжая рассматривать людей, я незаметно сползла к мыслям, в которых часто пребывала последний год: неужели мир действительно нечто большее, чем кажется? И что есть мир – то, что вокруг или то, что есть в голове? Почему-то казалось, что и то, и другое. Но одно было правильно точно – существует то, что невидно навскидку человеческому глазу: энергия, материя, волны. И все то, что их составляет. И этим всем как-то можно управлять.

Помню тот шок, который я испытала, посмотрев фильм «Секрет», после которого, собственно, и началась моя эпопея с чтением всего, что под руку попадется на заданную тематику: как использовать закон привлечения в собственных целях, как видоизменять жизнь, как добиться того, чтобы то, что хочешь, пришло в жизнь.

Именно после того фильма, я начала читать Клауса Джоула. Про тот самый золотой свет. Он называл его Любовью. Потом пришел черед Эстер и Джерри Хиксов, потом был Ричард Бах, но не общеизвестная «Чайка», а другие его книги, более глубокие. И еще много чего.

Все эти люди утверждали, что мир есть то, во что мы верим. И что глаз видит далеко не все. И все эти слова отзывались во мне чем-то правильным. Сердце отзывалось в ответ на эти строчки, будто подтверждая: вот она – правда. И ты это знаешь где-то внутри. И я верила, потому что чувствовала и знала: люди не используют возможности своего сознания, чтобы изменять свою жизнь. А я во что бы то ни стало хотела этому научиться. Если уж так сильно реагировало сердце, значит, следовало к этому прислушаться.

В рот ушла еще одна конфетка. Рядом со мной приземлился резиновый мяч: полосатый, яркий. Я нагнулась и бросила его назад к малышам. Те радостно взвизгнули и снова принялись его гонять.

Мысли вернулись к просмотренному не единожды «Секрету».

Там все объяснялось просто: если вы хотите что-то получить в реальной жизни, то просто представьте это. Представьте, что у вас это уже есть, поверьте в это настолько сильно, насколько можете, и тогда Вселенная предоставит это вам, воплотит в жизни. И чем больше вы будете представлять, что уже обладаете чем-то желанным, тем быстрее оно придет в жизнь. Конечно, в фильме говорилось о том, что есть временная задержка, так называемый «буфер», в течение которого Вселенная постепенно реализует ваше желание. Поэтому результат проявляется не сразу, а находит пути воплощения, основываясь на тех ситуациях, которые вас окружают. Для меня почему-то это звучало логично.

А вот Ричард Бах, в свою очередь, утверждал, что «буфер» может и не существовать. Все зависит от того, насколько сильно вы сможете поверить в то, что видите в голове. Если вещь или ситуация существует в воображении, значит она существует на самом деле. Какие-то ученые провели эксперимент и выявили, что для мозга нет разницы, видит он объект глазами или же видит его просто в сознании. Реагируют одни и те же области. А из этого следует, что воображаемое реально. Или становится таковым. Сразу или погодя.

Первый коктейль заканчивался. Я медленно раскачивалась взад-вперед, дрейфуя в океане собственных мыслей.

Над темой о возможностях сознания я размышляла уже много раз. Училась медитировать, очищать голову, работать с внутренним светом, училась посылать его другим людям, потому что, как учили авторы, это помогало их жизни. И много раз я замечала, что, может и не сразу, но это действительно помогало. И кто знает как?

Но пора было вернуться к той тематике, что несколько дней к ряду отпугивала меня. К той ночи, когда из собственной постели я шагнула на чужой тротуар. Была ли это игра воображения или все же нет? Могла ли я действительно оказаться где-то еще, просто представив это место? Представив его до мелочей, почувствовав вокруг себя атмосферу?

По книгам выходило, что такое было возможно. А в жизни? Испытывал ли кто-нибудь из этих авторов-всезнаек то же, что произошло со мной?

Я почему-то была уверена, что парк галлюцинацией не был. Пусть даже был стресс, и было плохо, но, возможно, именно это плохо толкнуло меня к тому, чтобы представить в голове что-то настолько реальным, что результат вышел неожиданным? Могло ли быть такое на самом деле?

Мысли и чувства путались. Я обычный человек. Обычная девушка. И я верю, что день светлый, а ночь черная. Верю, что если сказать гадость, то настроение портится, а от доброго слова любому становится легче. Верю, что человек не может летать, не может дышать под водой и не может превращаться в кого-то другого. Но все же есть что-то за пределами обычного восприятия, во что я верю. Но что это?

Потерев лоб, я нащупала мешок с конфетами и поняла, что он изрядно опустел. Открыла вторую бутылку с коктейлем. Иногда можно себя побаловать, и хорошо, что никто не дергает.

Цветы на клумбах качались на ветру, гомон детских голосов не утихал. Вот уж кому точно еще несколько лет не придется ломать голову над сложными вопросами и впихивать в себя то, что не впихивается, как взрослым.

Окончательно размякнув от алкоголя и сахара в крови, я уперлась головой в железную трубу, что поддерживала качели с двух сторон, и прикрыла глаза, слушая шум мира вокруг.

Динка, Динка, вот ведь не было печали. А еще казалось, что жизнь до этого была странной, а теперь так совсем.

Но к собственной радости я достигла такого состояния, когда размышления о странном уже не пугали, а скорее веселили.

В конце концов, у меня есть только два варианта: либо я дура, либо нет.

И вариант номер один заключался в следующем: оставшись одна в квартире под грузом навалившихся проблем, я просто поддалась стрессу и панике, которые вылились в игры сознания, то бишь сдвиг по фазе. И ничего из того, что мне чудилось, не происходило на самом деле. А все это время я лежала в постели, и никакого парка в помине не было. Было одно только больное воображение уставшего и измотанного человека.

Да, такое вполне может быть.

Вариант номер два: все это было на самом деле.

От этой мысли я хихикнула.

Вот откину всю логику нафиг и попробую дать волю фантазии. Возьму и представлю, что все было на самом деле. Тогда что получается? Нарисовавшийся в голове фонтан, успешно наполненный золотым сиянием, взял и притворился в жизнь. Точнее, меня вынесло в незнакомое место в физическом теле, как мне и казалось. И, значит, я на самом деле могу перемещаться туда, куда представлю! Как удобно! И если я научусь с этим работать и не пугаться этого, тогда будет здорово попутешествовать.

Нет, алкоголь точно давал о себе знать. Я начинала играть в «сказки» с самой собой. Ладно. Представим, только на минутку представим, что я действительно оказалась в другом месте. Но где? Что за город это был? Небоскребы в небольших количествах есть только в Москве, а не здесь, в сибирской глубинке, где я родилась и жила. Но на московские они не тянули. Слишком их было много и слишком высоким и плотным скоплением они стояли. Тогда где? В Америке? Могло ли меня вынести в Соединенные Штаты?

Я снова хихикнула.

Вот было бы здорово просто взять, щелкнуть пальцами и оказаться в штатах! Да и еще и без визы. А если депортируют с территории? Вот глупость-то где.

Я икнула, разговаривая сама с собой.

Постой-ка, постой-ка, Дин, а ведь там был человек, который спросил меня, все ли в порядке. На каком языке он говорил, на английском?

Отчего-то по моей спине прошел холодок.

Нет, не на английском. Я ведь его поняла, не пытаясь запустить мозговой механизм перевода. А, может, я настолько привыкла к языку, что уже не вижу разницы между ним и своим родным? Могло ли быть так? Наверное, могло, если я целыми днями сижу за монитором и читаю иностранные слова.

Напрягшийся мозг немного успокоился. Наверняка это все-таки был английский.

Пора было выдвигаться домой. Ну их! Всех этих писателей с их идеями! И город этот непонятный туда же. Привиделось, или нет – не так уж важно.

Хотя где-то внутри засела заноза. Какой-то части меня очень хотелось прояснить этот момент. Но как? Не проводить же новый эксперимент по перемещению? А вдруг я закончу свои молодые дни в психбольнице?

Но мысль чем-то зацепила и с задворок сознания не ушла.

Выкинув пустые бутылки, я снова направилась к остановке. Все, на сегодня хватит прохлаждаться. Пора домой.

* * *

Той ночью экспериментировать я не решилась, но читала допоздна, пока глаза не начали слипаться, а голова окончательно не распухла от объема информации – тонны и тонны книг подтверждали мои теории и рассказывали о новых. Я терла лицо, пыталась разложить сотни идей по полкам в голове, но они зачастую расходились, вызывая постоянные противоречия. Мозг будто разбух и пульсировал.

Засыпала я без мыслей. Намеренно. Просто медитировала, избавлялась от эмоций, наполнялась невидимым глазу светом и успокаивалась.

А потом снова читала. Теперь читала везде, где была возможность: по пути на работу, в офисе, в троллейбусе, следующим домой, и снова на кровати. Больше всего мне несло крышу от «Иллюзий» Баха, особенно в том месте, где Мессия рассказывал о том, как создать перо.

Раскрыв книгу, я еще раз с каким-то внутренним волнением перечитала это место:

Официантка, протиравшая тарелки, время от времени странно поглядывала на него – кто он такой, чтобы говорить такие вещи?

«Поэтому тебе никогда не бывает одиноко, Дон?» – спросил я.

«Если я сам этого не захочу. У меня есть друзья, в других измерениях, которые навещают меня время от времени. Да и у тебя они есть».

«Нет. Я имею в виду это измерение, этот воображаемый мир. Покажи, мне, что ты имеешь в виду, яви мне махонькое чудо такого магнита… Я очень хочу этому научиться».

«Это ты мне покажи», – сказал он. «Чтобы что-то пришло в твою жизнь, тебе надо представить, что оно уже там».

«Вроде чего? Вроде моей прекрасной незнакомки?»

«Да что угодно. Незнакомку потом. Для начала, что-нибудь попроще».

«Начинать прямо сейчас?»

«Да».

«Отлично… Голубое перо».

Он удивленно посмотрел на меня, ничего не понимая. «Ричард, какое голубое перо?»

«Ты же сказал, что угодно, кроме незнакомки, что-нибудь помельче».

Он пожал плечами. «Прекрасно. Пусть будет голубое перо. Представь себе это перо. Увидь его – каждую черточку, края, кончик, хвостик, пушок около основания. Всего лишь на минуту. Этого хватит».

Я на минуту закрыл глаза, и перед моим внутренним взором предстал четкий образ. Небольшое, по краям ярко-голубой цвет переходит в серебристый.

Сияющее перо, плывущее во тьме.

«Если хочешь, окружи его золотистым сиянием. Обычно его используют при лечении, чтобы материализовать процесс, но оно помогает и при магнетизации».

Я окружил мое перо золотистым сиянием.

«Сделал».

«Отлично. Глаза можешь открыть».

Я открыл глаза. «Где мое перо?»

«Если ты его четко вообразил, в данный момент оно уже пулей летит тебе навстречу».

«Мое перо? Пулей?»

«В переносном смысле, Ричард».

Весь день я ждал, когда же появится это перо, но все напрасно. И только вечером, за плотным ужином из бутерброда с индейкой, я, наконец, увидел его. Рисунок и маленькая подпись на молочном пакете: «Упаковано компанией „Голубое перо“, г. Брайон, штат Огайо».

«Дон! Мое перо!»

Он посмотрел и пожал плечами. «Я думал, что ты хочешь настоящее перо».

«Новичку любое подойдет, ведь правда?»

«А ты представлял себе только само перо, или то, что ты держишь его в руке?»

«Только само перо».

«Тогда все ясно. Если ты хочешь быть вместе с тем, что притягиваешь, тебе надо и себя ввести в эту картинку. Прости, что забыл тебе об этом сказать».

Мне стало немножко не по себе. Все получилось! Я впервые сознательно притянул в свою жизнь нечто!

«Сегодня перо», – заявил я, – «завтра весь мир!»

«Будь осторожен, Ричард», – предупредил он, – «а то можешь очень пожалеть».

Вот именно! Именно то, что я и сделала: представила что-то в деталях, а потом окутала золотым сиянием. Все точно так, как описано у Баха.

Я поежилась.

* * *

Бабушка поправлялась. Не быстро, но поправлялась. У молодых заживает проще, чем у старых, но теперь в ее сердце стояли шунты, помогающие крови течь по забитым сосудам, а для меня это означало, что жизнь еще сколько-то лет продержится в ее теле. Бог даст, много лет. Очень хотелось в это верить.

Я держала ее руку, сидя у кровати.

– Баба, как ты?

– Неплохо, Диночка. Уже лучше. Это все соседка: она скорую вызвала, когда я на пол стала падать, а если бы не успела… и если бы не твои деньги…

– Забудь, бабушка. Деньги – ничто. Всегда можно еще заработать.

Она слабо покачала седой головой.

– Если бы ты не заплатила за операцию, ее бы не сделали так быстро. Поставили б меня на учет и в очередь. А я б не дожила.

Горько было слышать эти слова. Но они были правдой. Стариков с подобным заболеванием было много, и врачи не спешили тратиться на дорогостоящий материал имплантантов, ожидая, что государство возместит затраты. Чертова система.

– Там фрукты, бабуль, и все, что тебе потребуется. Ты только ешь, ладно? И выздоравливай.

Из больницы я уходила в подавленном настроении. Слишком много лиц с морщинами от горя, слишком много страдания в воздухе, слишком отрешенными были маски докторов, которые понимали, что они не всесильны и не по своей вине.

А я всегда была неимоверно чувствительной к атмосфере мест, слишком остро пропускала через себя то, что висело в воздухе. И это очень мешало нормально жить.

* * *

Постепенно Ричард Бах зачитался мной до дыр. Когда настало время «Гипноза для Марии», я не могла оторваться. Задыхалась, перечитывала одни и те же строчки много раз, понимала каким-то нутром, чутьем, что написанное – правда. Стрелка разума зашкаливала, приходилось много медитировать, потому что прочитанное говорило о том, что люди пропускают каждый день – собственные убеждения, а они, по всему выходило, были всем.

Я тонула в строчках этой книги, как в океане истины. Хотелось кричать всему миру, что в руках у нас самое сильное оружие, которое можно только найти. Ключ ко всему, а мы отворачиваемся, предпочитаем не видеть и не слышать откровенных подсказок. Но почему так? А глаза снова и снова перечитывали отдельные главы:

«Итак, весь мир – это принятые утверждения, и они становятся моими убеждениями, моими предположениями, моей собственной личной главной истиной. Мои позитивные истины „я могу…“ открывают путь для новых установок, новых возможностей. Мои негативные истины „я не могу…“ закрывают для меня этот путь, становятся моими ограничениями. Убеждения других не влияют на мою жизнь, подумал он, пока не становятся и моими убеждениями.

Любое утверждение, подумал он, с которым мы можем согласиться или не согласиться на любом уровне, – это установка.

Он был так поражен этой мыслью, что забыл о самолете.

Любое утверждение? То есть практически каждое слово, которое он видел, произносил, слышал, о котором думал или мечтал, безостановочно днями и ночами напролет, более полувека, не считая невербальных установок, которые еще в десять тысяч раз более живучи.

Каждую долю секунды мы натыкаемся на стену и в который раз подтверждаем: твердая-сквозь-такую-не-пройти. В скольких микрослучаях в течение одного дня наш разум сталкивается со стенами? Дверями? Полами? Потолками? Окнами? Сколько миллисекунд мы принимаем границы-границы-границы, даже не отдавая в этом отчета?

И в основе всего этого – страх. Мы, смертные, должны научиться бояться, подумал он. Если мы собираемся играть в эту Игру, опасность необходима, гибель должна быть возможна.

Вынуждены играть, вынуждены погружаться глубоко, глубже, глубже в этот океан установок на то, что мы смертны, ограничены, уязвимы, слепы в отношении всего, кроме мелких бурь, доступных нашему разуму; превращать ложь в непоколебимое убеждение, без всяких вопросов, и при всем этом стараться не умереть как можно дольше, а пока мы прячемся от смерти, понять, почему мы вообще сюда попали и какая может быть причина называть эту игру развлечением.

Да, все настоящие ответы скрыты. Игра заключается в том, чтобы найти их самим среди тьмы ложных ответов, которые находят другие игроки, и они им подходят, но, к сожалению, совсем не подходят нам».

Отложив книгу, я долго смотрела в окно.

Значит, я тоже пленник убеждений? Сделалось как-то беспомощно и зябко. А что случится, если я попробую сломать их? Что случится со мной, обычной девушкой, если я изменю основополагающие истины сознания? Изменится ли мир?

Дядя Толя видел мою задумчивое лицо вкупе с пальцами, вцепившимися в книгу, и с разговорами не лез. Пил тихо. Варил что-то после того, как я заканчивала готовить ужин для себя. А однажды вечером даже занес занятые в долг двести пятьдесят рублей: положил на тумбочку и тихо закрыл за собой дверь.

А я лишь отвернула голову обратно к книге.

Мне еще слишком многое нужно было понять.

* * *

Кота, впрочем, я кормила исправно, тексты переводила, как и раньше. Почти не разговаривала с коллегами, потому что сознание постоянно тонуло в отвлеченных размышлениях.

А что, если попробовать? Попробовать что-нибудь создать? Не перемещаться черт знает куда, потому что страшно – к таким вещам я пока не чувствовала себя готовой. А вот попытаться притянуть какие-нибудь предметы в жизнь, вполне можно было рискнуть.

Все больше я чувствовала, что нужно либо подтвердить, либо опровергнуть теории, которые мешают спокойно жить, мешают быть обычным человеком, мешают находить темы для разговоров. По всему выходило, что если все продолжит течь в том же направлении, то я стану замкнутым в себе изгоем общества уже очень и очень скоро.

Помнится, я и раньше практиковалась в представлении различных вещей и наполнении их светом. Тот же красный модный плащ, который сначала увидела в журнале, а через месяц его откуда-то привезла мама. Совпадение? Потом была сумка: настоящая, красивая, кожаная. Пара недель мечтаний и я выиграла ее в каком-то конкурсе. Тоже совпадение? Дальше, когда я училась в университете, была даже поездка, не очень далеко, в Украину. Мне очень хотелось присоединиться к группе, и я много думала об этом по ночам, представляя, как здорово было бы оказаться в том автобусе. Но все места были расписаны за месяц вперед. И кто знает, почему в самый последний момент выбыла из списка одна девочка, а ее место предложили именно мне? Еще одно совпадение? Да, именно так я их и называла и не особенно связывала свои мечты, наполненные светом, с настоящим результатом.

А теперь возникало странное и стойкое ощущение, что зря.

Вот, видимо, и настало время либо для воплощения чудес в жизнь, либо крушения веры в них. На этот раз тотально.

И работу над этим я решила начать завтра же с утра, как только приду в офис.

* * *

Настроение с утра задалось на ура.

Ну, а как же еще? Ведь завтра вечером приезжает мама! И неделя, которая обещала быть тягучей и противной, для меня, погруженной в чтение, пролетела незаметно. Ну, наконец-то! Мама, мамочка будет дома!

В офис я направилась бодрым шагом, на ходу придумывая, какой бы такой предмет мне попробовать «притянуть» в жизнь, пока занимаюсь переводами. На ум пришла чашка кофе – дешево и сердито. Но мне понравилось. Понравилось потому, что, во-первых, кофе я пила крайне редко, и девчонки об этом знали. А во-вторых, чашку я представила определенную: ту, большую, с земляниками по краю. Ее обычно только Татьяна использовала и никто больше.

Я плотоядно улыбнулась.

Если получится – хорошо, а нет – черт с ним. Не корову проигрываю, в конце концов. Еще не дойдя до дверей офиса, я уже в деталях представила стоящий на моем столе дымящийся кофе. Хорошо представила, качественно! Даже выпить его захотелось. И чтобы, как у Баха, результат появился быстрее, окружила чашку в воображении золотым сиянием. Не повредит ведь? Буду все делать по инструкции.

Я хихикнула как раз тогда, когда открывала дверь кабинета.

– Во! Бернардина лыбится! Только поглядите на нее! – тут же раздался едкий голос пахнущей на весь кабинет духами Татьяны.

– Привет всем, – миролюбиво отозвалась я и прошла к своему столу. Сняла плащ, повесила на спинку стула сумку.

Девчонки пожелали доброго утра, а Татьяна не унималась.

– Ты завела что ли кого? Счастливая уже с утра ходишь. Круглая, как самовар, и сияющая…