Текст книги "Если вы не бессмертны"

17

В «Третий глаз» Инга пришла на полчаса раньше. Долго искать не пришлось, хотя Светлана назвала место встречи эзотериков не совсем точно.

Дом культуры оказался бывшим домой культуры. Теперь в нем размещались какие-то мелкие фирмы. Дверь «Юридическая консультация» на первом этаже соседствовала с мрачным «Ритуальные услуги «Реквием».

Даже вахтер (по всей видимости, работает здесь недавно) и та долго не могла понять, какой такой глаз нужен Инге. И сделала вывод: «Вам, наверное, парикмахерская нужна, так Ирина уже ушла».

Эзотерический клуб соседствовал с дверью, отличавшейся табличкой, украшенной женским силуэтом, под которым летящими буквами было написано «Ваш стиль». Волосы у силуэта, естественно, уложены аккуратно и стильно, а дверь, действительно, была уже закрыта. Зато открытой оказалась другая дверь, безо всяких табличек. Видимо, посвященные и сами знали, куда им идти.

Под потолком от легкого сквозняка покачивались на длинных нитях белые и серебристые шары и лебеди из бумаги. Центр комнаты оставался свободным, а вдоль стен не то кругом, не то квадратом были расставлены стулья, новые и с расшатанными ножками, и два дивана – один с обтрепанной зеленой обивкой, другой, вишневый, чуть-чуть поновее. Диваны разделял стол, заставленный чашками. На стуле у двери стоял видавший виды магнитофон «Весна».

Двое мужчин с бородами и глубокомысленными лицами вели эзотерическую беседу.

О том, как вести себя в подобном обществе, Инга уже имела кое-какие представления. Отчасти по недавнему опыту общения с посвященным семейством Чуриловых.

К тому же, эти двое еще были очень похожи на странных людей, которых много лет назад Инга увидела в полутьме старого костела, который позже вернули католикам. А еще в конце девяностых в нем тоже размещался дом культуры.

Инге было тринадцать лет, и это было то самое время, когда ей хотелось протестовать – не важно против кого и против чего. Не обращая внимание на недовольство учителей, а отчасти как раз благодаря ему, Инга заплетала волосы в мелкие косички, да еще и вешала на них разные безделушки, а на шею обязательно – ксивник из коры дуба – от сглаза, а больше, конечно, для красоты, а ногти красила в зеленый цвет. И конечно же, левая рука до локтя была увешана фенечками – подарки на желание и просто теми, которые сплела сама.

А лодыжку левой ноги и правое предплечье украшали фенечки из черного бисера с похожим издалека на татуировку готическим узором.

В костеле тогда собиралась по субботам весьма разношерстная публика, увлеченная эзотерикой. Невысокий человек с бородкой взял на себя миссию гуру и учил всех, как стать счастливыми. Заглянув однажды в дом культуры, Инга увидела очень странных людей.

– Какой цветок ты выбираешь? – спросил один из странных людей у Инги.

– Мне нравятся гладиолусы и орхидеи.

– Я говорю о других цветах, – странный человек улыбнулся, обнажив зубы, росшие почему-то в два ряда, как у акулы. Инге показалось, что странный человек и улыбнулся только для того, чтобы продемонстрировать свои странные зубы.

– О каких других цветах?

– О трех цветах. Первый цветок, белый цветок, похож на водяную лилию. Этот цветок не имеет корней. Он растет над землей. Никто не может взять в руки этот цветок. Второй цветок, красный цветок, растет на лесной поляне. Он похож на мак. Этот цветок имеет необыкновенный аромат. Пока вдыхаешь его, чувствуешь себя счастливым. Третий цветок, цветок-огонь, цветет ночью, на перекрестках дорог. Он тоже похож на лилию, но больше – на огонь. Какой цветок ты выбираешь?

– Я выбираю цветок-огонь.

– Я тоже выбрал цветок-огонь, – снова обнажил зубы странный человек. – Первый цветок – цветок монахов, философов и художников, тех, кто стремится к созиданию. Кто выбирает второй цветок – любит плотские радости. А цветок-огонь – цветок путешественников и всех тех, кто жаждет новых открытий. Ты можешь стать одной из нас.

Наверняка, и у этих двоих имеется парочка таких тестов в запасе, и тогда битый час придется слушать сказки о цветках или еще о чем-нибудь, так и не услышав ни слова об Аникшине.

Инга сдержанно поздоровалась с обладателями бород. Лучше раньше времени не привлекать к себе внимание. И села в углу, на красном мягком стуле-кресле с железными ножками, откуда удобнее наблюдать за тем, что будет происходить в этой комнате, если, конечно, здесь вообще будет происходить что-то интересное.

Очень забавно иногда оказаться случайным наблюдателем. Почему-то кажется странным, когда люди думают по-другому, говорят о том, о чем ты не говоришь вообще, или говоришь только при определенных обстоятельствах. Инга вспомнила, как несколько дней назад она ехала в маршрутке, думала о чем-то своем, и вдруг незнакомая девушка напротив заговорила на незнакомом языке. И весь оставшийся отрезок пути Инга размышляла уже о том, кто эта девушка и какой это язык.

…Двое с бородами обсуждали достоинства и недостатки какой-то системы.

– Без мяса трудно только первых два месяца, – со знанием дела возражал один другому, который в чем-то сомневался. – Потом о нем и не думаешь.

– Здравствуйте, – сверкая глазами и золотыми коронками, впорхнула в комнату женщина лет пятидесяти пяти в цветастой юбке и сером жакете, очень похожа на Веру Ивановну, которая учила Ингу в старших классах. Как-то Вера Ивановна пришла на урок в таком же вот жакете и в нижней юбке с кружевами. Наверное, тоже, когда одевалась, думала о высших сферах.

– Геннадий Иванович! – прямо с порога обратилась женщина в жакете к мужчине, который говорил, что не есть мяса не трудно. – Вы просто обязаны прийти на наши занятия по валеологии. Я уже обещала детям! – и не дожидаясь ответа, видимо, не сомневаясь, что он будет положительным, переключила внимание на Ингу. – У нас новые люди… Я не видела вас раньше.

– Да, случайно услышала о вашем клубе, пришла посмотреть… – солгала Инга.

– Правильно сделали!.. – одобрила женщина. – У нас все так, приходят из любопытства. Вот и я из любопытства пришла два года назад, клуб тогда еще только открылся. И вот прихожу теперь каждую пятницу. А если не получается прийти, то просто места себе найти не могу.

В этом Инга почти не сомневалась. Может быть, эта женщина, как и ее учительница химии Вера Ивановна, одинока, и странные встречи в клубе «Третий глаз» стали эпицентром ее жизни.

– Конечно, Анлантида существовала на самом деле! – разговаривая, в помещение вошли двое – парень лет восемнадцати и девушка с темными длинными волосами чуть постарше. – Я сам там был.

Молодой человек говорил с каким-то странным мяукающим акцентом. Да и сам по себе голос был каким-то странным, высоким и скрипучим. Хотя странно думать о чем-то «странно», там, где странно все.

– В астрале? – у девушки, напротив, голос оказался грудным, проникновенным.

– Конечно, в астрале! У меня же нет машины времени!

Молодой человек рассмеялся подчеркнуло счастливым смехом, очень довольный своей остротой.

– Здравствуйте! – он улыбнулся еще счастливее, если такое вообще возможно. Отдельно поклонился женщине в сером жакете. – Здравствуйте, Зинаида Петровна.

Чтобы не выглядеть странно в компании, где принято или счастливо улыбаться, или, в крайнем случае, сосредоточенно размышлять, Инга выбрала первое и слегка растянула губы в улыбке.

– Это Женя, – Зинаида Петровна решила взять на себя обязанность ввести Ингу в курс дела. – Мы вместе работаем в доме пионеров. Я преподаю прикладное искусство, а заодно и валеологию. Ведь это все взаимосвязано. В каждую вещь надо вдохнуть душу, тогда она станет произведением искусства. А Женя преподает оригами и фэн-шуй. Мы так его и зовем Женя-Оригами. Правда, Женя?

– Как они меня только не зовут! – с очень довольным и даже самодовольным видом неискренне возмутился молодой человек. Откуда у него этот странный акцент?

Человек с бородой, тот, который подумывал о том, чтобы стать вегетарианцем, как будто прочитал мысли Инги:

– Женя в прошлой жизни был японцем.

– Я так и подумала! – Инга мысленно ругала себя за то, что не удержалась от ехидства. Кто поверит после этого, что она всерьез интересуется эзотерикой? Но никто не заметил, что реплика брошена не всерьез, и молодой человек с еще более самодовольным видом уточнил:

– Я был учеником Шао– Линя!

Начиная понимать правила этой странной игры, которую, впрочем, по всей видимости, кроме нее никто игрой не считал, Инга покачала головой:

– А разве можно узнать, кем ты был в прошлой жизни?

– Конечно! – тоном, каким обычно говорят «Ну ты совсем!», опередил Женю-Оригами с ответом все тот же с бородой. – Я, например, был тетеревом.

Говоривший, и правда, чем-то напоминал тетерева.

– Чтобы узнать, кем ты был в прошлой жизни, надо выйти в астрал. А если не умеешь сам этого делать, то это может сделать кто-то другой, – Геннадий Иванович оказался более лояльным, но нотки снисхождения в приветливых интонациях выдавали, что и он тоже относится к высшей касте посвященных.

Пожалуй, непосвященной здесь была только длинноволосая девушка, которая пришла с Женей-Оригами, судя по тому, что она не знает, как путешествуют в Атлантиду.

– А до того, как я был тетеревом, я был Маркизом де Садом, – явно, гордясь своим прошлым воплощением, небрежно добавил бородач, поглядывая на Ингу, какое впечатление произведут на нее его слова.

Инга постаралась не слишком его разочаровать, и, приподняв брови домиком, многозначительно покачала головой.

– Потому-то и стал тетеревом, – с притворным сожалением вздохнул Маркиз де Сад.

Инга снова покачала головой, но уже с сочувствующим видом.

То, что разговор сосредоточился вокруг нее, ей определенно не нравилось. Напрасно садилась в углу. Гораздо лучше было бы до поры до времени оставаться незаметной, но зато так можно направлять разговор туда, куда надо…

Хотя и остальным, по всей видимости, не терпелось поведать новенькой, что кто-то из них в прошлой жизни был Александром Македонским, а кто-то, может быть, Клеопатрой…

– А почему клуб называется «Третий глаз»? – постаралась Инга увести разговор в сторону от животрепещущей, похоже, для всех, кроме нее, темы.

– Вам сколько лет? – грозно поинтересовался бородач, который был Де Садом, а потом Тетеревом.

– Двадцать! – снова солгала Инга, убавив себе для года. Ведь уже через пару часов придется входить в почти забытый образ неформалки. Так почему бы не потренироваться заранее?

Никто из посвященных не усомнился, что Инге двадцать и ни годом больше.

Мужчина с бородой остался доволен ответом и важно продолжил:

– Третий глаз открывается в двадцать один. Конечно, он не у всех открывается, но если над собой работать…

– Ты объясни нормально, – снова проявил лояльность Геннадий Иванович и терпеливо принялся разъяснять. – Когда у человека открывается третий глаз, он начинает видеть то, чего нельзя увидеть обычным зрением. Это еще называют ясновидением.

– А где находится этот третий глаз? – включилась в разговор другая непосвященная, та, что пришла с Женей-Оригами.

Услышав столь глупый вопрос, выдающий полного профана в эзотерических делах, Женя не смог сдержать усмешки и тыкнул себя в лоб:

– Вот здесь! Между бровями.

– Здравствуйте, здравствуйте! – размашистым шагом в комнату вошел высокий мужчина, отдаленно похожий на Жерара Депардье – Повсекакий Меркулов. – Что-то вас немного сегодня…

Инге нравился такой тип – смесь столичного лоска и сельской простоты.

По всей видимости, Повсекакию тоже нравился тип Инги, потому что он задержал взгляд на яркой в полном смысле этого слова девушке чуть дольше, чем принято, или просто пытался что-то увидеть третьим глазом.

Инга тоже попыталась заглянуть в самую суть Меркулова. Нет, внешне он совсем не похож на желчного завистника, пару дней назад поразившего конкурента энергетическим ударом. Хотя, может быть, вводит в заблуждение сходство с кумиром.

– Анна Николаевна предупреждала, что опоздает, – отрапортовала Зинаида Петровна.

По-видимому, все присутствовавшие хорошо знали друг друга и общались и за пределами этой комнаты.

– А где Сережа? – обвел пытливым взглядом эзотериков Повсекакий.

Никто не знал.

– Извините! – дверь открыл худощавый человек невысокого роста и неопределенного возраста.

Судя по беспокойству Повсекакия, Сережа для него примерно тем же, кем Адонис для Чурилова.

Только Адонис при всем своем демоническом образе – личность крайне обаятельная, чего никак не скажешь о Сереже. Пожалуй, его губы, в меру полные, можно было бы назвать даже чувственными, если бы он не растягивал их постоянно в глупой усмешке-улыбке, обнажая золотые коронки. А в сочетании с лопоухими ушами и близко посаженными, маленькими бесцветными глазами облик получался уж совсем непривлекательным. Да еще и одежда какая-то нелепая, старомодная. Но все это, конечно, не имело бы никакого значения и осталось просто деталями, если бы Сережа не примостился рядом с Ингой, и, наклоняясь прямо через нее к Галине Петровне, не задевал так простодушно коленом незнакомую девушку.

– А что же, Анна Николаевна будет?

– Придет попозже, – повторила Зинаида Петровна.

– А-а, а то она говорила, ей массаж нужен.

– Вот, это Сергей, очень хороший экстрасенс, – порекомендовала Инге Зинаида Петровна. – А массаж делает!.. На себе пробовала. И от мигрени излечил, и от радикулита.

– Так что, если что, обращайтесь! – подвел итог Сергей. – Меня, кстати, Сергей зовут. Можно и просто Серж. Так меня иногда здесь обзывают, – радостно сообщил «просто Серж».

– Инга! – представилась Инга и отодвинула ногу.

Меркулов выдвинул стул, на котором стоял магнитофон, на середину помещения. Магнитофон составил на пол, включил, перевернул на другую сторону стоявшую в нем кассету.

Комнату наполнила успокаивающая мелодия, в приятную монотонность которой время от времени гармонично вплетались шум водопада, крик чаек, всплеск волн.

– Ну что же, начнем, как всегда, с медитации, – Меркулов опустился на стул, обвел помещение тяжелым, бессмысленным взглядом. – Закройте глаза. Расслабьтесь. Все ваше тело невесомо. Все мысли уходят, все мысли уходят, все мысли уходят…

Инга откинулась на спинку стула и думала об Аникшине, о Меркулове… Еще несколько дней назад она сказала бы, что медитация – бред и глупости, но после сеанса в салоне Чурилова… Но на этот раз она не собирается поддаваться влиянию Меркулова, кем бы и в каком поколении он там не был.

Девушка даже незаметно приоткрыла глаза. Все, кроме нее и Меркулова, добросовестно пытались достичь состояния нирваны.

Зинаида Петровна расслабленно катала голову по плечам, а Маркиз де Сад, раскачивался вперед– назад, как кобра.

– Мысли уходят… – посмотрев на Ингу, повторил Меркулов.

Пришлось закрыть глаза и слушать музыку.

– Вы лежите на берегу моря… Солнце мягко светит, приятно ласкает кожу. Все тело расслаблено. Тело расслаблено. Волны накатывают на берег, касаются ваших ног. В небе плывут облака, исчезают за горизонтом. Вы провожаете облака за горизонт. Каждое облако – образ, спонтанно возникающий в подсознании. Вы наблюдаете, как ваши ассоциации уплывают за горизонт. Вы отпускаете их.

… Первое облако, огромный шар или космический корабль, каких нет на земле, исчезает за скалами… Большая белая птица, нет, не птица, Одинокий Лот – следом за ним. Какие странные очертания… Очень длинное облако извивается по небу, как… «Поймайте змею»… Я тебя отпускаю. Чтобы провожать взглядом две алые розы – это уже не облака, но они тоже исчезают за скалами. Что там, за скалами, куда уплыли две алые розы?

– Вы отпускаете образы, – мягко приказал голос Меркулова.

Голос Меркулова – как чаша цветка. Нет, это не лотос. Эта кувшинка из мыла – для ванной. Атлантида, летающий остров, не может его догнать, и тоже исчезает за скалами. За ними, быстрее других облаков, дракон без крыльев, но летит очень быстро. А белый корабль плывет очень медленно, потому что вместо мачт у него острые стрелы и нет парусов… Очень странный корабль, и с кончиков стрел капает яд, похожий на капельки крови. И чайки, белые– белые, целая стая…

– Вы делаете глубокий вдох… Поднимаете руки вверх. Так, хорошо.

Инга не заметила, как вместе со всеми потянулась к облакам.

– Вдох-выдох… – голос как водяная лилия. – Просыпаемся… Открыли глаза, посмотрели друг на друга.

Как в экскурсионном автобусе. «Посмотрели друг на друга, все ли соседи на месте».

Сергей улыбнулся Инге. «Я ему нравлюсь». Незнакомые люди редко вызывали у Инги антипатию, но это был именно тот самый случай. А еще говорят, если кто-то раздражает без причины, значит, раздражают именно те качества, которые есть и в тебе. Нет, нет, это, конечно же, глупости. Что может быть общего у современной экстравагантной девушки с этим эзотериком?

Странно, что он не испытывает ответной антипатии. Явно, не испытывает.

Женя-Оригами улыбался еще шире. Его улыбку в тридцать два зуба вполне можно было бы назвать голливудской, если бы не глупое выражение лица, как, впрочем, у всех в этой комнате. Неужели – у всех? А чего еще ожидать? Еще несколько дней в такой атмосфере, и можно будет смело глотать яды.

Инга вздохнула и попыталась взглянуть на происходящее с иронией. Верный способ увидеть действительность в истинном свете.

Меркулов выключил магнитофон и снова с интересом посмотрел на Ингу:

– Я вижу, у нас новые лица.

Новое лицо в общем – то было всего одно, хотя, наверное, третьим глазом виднее.

– У нас такая традиция, – продолжил за Меркулова Сергей, явно давая «новым лицам» своей хвастливо– простодушной напористостью понять, что имеет на это право. – Каждый новый человек должен немного рассказать о себе. И не стесняйтесь, – покровительственно обратился он к Инге. – Чувствуйте себя, как дома, как говорится. Мы все сюда приходим, как к себе домой, правда, Зинаида Петровна?

Женщина кивнула.

– Сережа, не совсем правильно будет сказать, что каждый должен рассказать о себе, – Зинаида Петровна сделала ударение на «должен». – Правильнее будет сказать, что каждый, если захочет, может рассказать о себе. Не обязательно на первом занятии. А пока можно просто представиться.

Инга благодарно посмотрела на Зинаиду Петровну. Бывают же тактичные, ненавязчивые люди, и с радостью воспользовалась послаблением, любезно улыбнувшись всем сразу:

– Инга.

– Очень красивое имя! – одобрил Сергей.

– Как и его обладательница, – согласился с ним Меркулов.

Симпатия Меркулова не раздражала.

Нет, совсем не так должен выглядеть экстрасенс– убийца. Вот Сергей… Нет, нельзя судить по внешнему виду. То, что Меркулов похож на Жерара Депардье, еще не значит…

– Ой! Прошу прощения… – в приоткрытую дверь (видно, Сергей родился в трамвае) суетливо проскользнула с виноватой, но приятной улыбкой женщина лет пятидесяти, в шляпе и почему-то с зонтиком. Наверное, вчера попала под дождь.

– Ничего, ничего, Анна Николаевна, – поспешил успокоить ее Меркулов. – Вы почти ничего не пропустили. Почитаете нам сегодня что-нибудь?

– Конечно! – с восторгом согласилась женщина с короткими слегка поседевшими кудряшками и все еще красивым одухотворенным лицом.

Ну конечно же, поэтесса!

Странная компдетей цветования.

– А теперь прошу всех за стол, – весело пригласил Женя. – Нас мало сегодня. Все поместимся!

И принялся рассовывать чашки в ящики стола, а которые не вместились, просто составил на стул.

«Мало», значит, обычно бывает больше, но скорее всего, ненамного.

– Мы здесь и чай пьем! – довольно сообщил Инге почти на ухо «просто Серж».

Инга поспешила вместе со стулом к столу, чтобы успеть занять место между Женей-Оригами и Анной Николаевной, подальше от Сержа.

– Прошлый раз мы делали лилию! – продолжала вводить Ингу в курс дела Зинаида Петровна.

– Кувшинку! Это была кувшинка! – широко улыбаясь, изобразил обиду Женя– Оригами. – А сегодня мы будем делать журавликов! – и принялся весело раздавать белые листы.

– Вот эти кусудамы, – Меркулов перевел многозначительный взгляд с белых и серебристых шаров, качающихся под потолком, на Ингу, – сделал Женя.

– А что такое кусудамы?

Еще один вопрос профана, но Меркулов понимающе кивнул головой:

– Кусудамы забирают отрицательную энергию.

– Давайте лучше делать кусудамы! – предложил Тетерев.

– Ну что ты, Саш! – встала на защиту журавликов Анна Николаевна. – Журавлики ничем не хуже!

– Если сделать тысячу журавликов, исполнится заветное желание! – привел решающий довод в пользу журавликов Женя-Оригами.

– Тысячу! Попробуй их сделать тысячу! – фыркнул Тетерев.

– В день по десять журавликов… Сто дней – и вот тебе тысяча журавликов! – подсчитал Геннадий Иванович.

– А кусудамы мы будем делать в следующий раз! – поставил в споре радостный восклицательный знак Женя-Оригами, и все, даже Тетерев, остались довольны.

Торжественно выдержав паузу, Женя-Оригами, как фокусник перед тем, как собирается обычной ловкостью рук заставить и доверчивых, и скептиков поверить в магию, показал всем присутствующим белый лист. Важно и медленно, продолжая интриговать, сложил его пополам, приглашая других последовать его примеру.

– Этого журавлика придумал я сам! – гордо произнес Женя и тут же, состроив расстроенную гримаску, сокрушенно добавил. – Но меня угораздило отправить схему в один международный журнал по оригами. И его опубликовали… – Женя-Оргами выдержал интригующую паузу и радостно выпалил. – И моего журавлика сперли создатели «Перл Харбор»!

– Да, да, там есть такой момент, – вспомнила девушка, интересовавшаяся Атлантидой. – Это когда летчик дарит своей девушке журавлика.

– Он самый!

– Но почему ты решил, что это твой журавлик?

Женя-Оригами смерил девушку насмешливым, чуть ли не презрительным взглядом:

– У него хвост характерный. Это мой хвост. Я сразу его узнал.

Против хвоста никто ничего возразить не посмел, а Женя ревностно следил, насколько добросовестно посвященные и непосвященные следуют его указаниям.

– Бумагу не надо мять!

Инга ощутила на своей шее прерывистое дыхание Жени, который словно коршун выхватил из ее рук сложенный пополам лист.

– Бумагу надо гладить с любовью! Вот так! – мурлыкал он на ухо и, успокоившись, вернул будущего журавлика его законной владелице.

Когда дело дошло до характерного хвоста, Инга и впрямь чувствовала себя значительно счастливее, чем когда сидела рядом с Сержем.

– Складывая фигурки, мы массируем кончики пальцев, – улыбался Женя-Оригами. – От этого улучшается настроение и самочувствие.

И все-таки как не хорош был журавлик с эксклюзивным раздвоенным хвостом, но прошел уже целый час – и ни слова ни о ядах, ни о змеях, ни тем более об Аникшине.

– А что нужно сделать, чтобы открылся третий глаз? – осторожно перевела Инга разговор на интересующую тему.

– Надо больше медитировать, – охотно отозвался Серж.

– Не обязательно медитировать, – мягко возразил Меркулов. – Можно писать картины или стихи… Это тоже разновидность медитации. Правда, Анна Николаевна?..

Меркулов вопросительно посмотрел на поэтессу, явно, не ожидая отрицательного ответа.

– Правда, – пропела она. Ее лицо засветилось еще больше. Ей не терпелось почитать стихи.

Но прежде, чем все остальные настроились на лирический лад, Инга поспешила вставить очередной невежественный вопрос:

– А для чего нужен третий глаз?

– Как для чего? – с жаром набросился на непосвященную Серж. Он, явно, не представлял себе жизни без третьего глаза. – Только третьим взглядом можно увидеть ИСТИНУ?

– А нужно ли видеть истину? И в чем эта истина? – с не меньшим жаром встала на сторону Инги девушка с длинными волосами.

– Так, подождите, подождите… – с видом арбитра, вставшего между боксерами, нарушившими правила на ринге, Меркулов параллельно расставил ладони. Обратился сначала к девушке с длинными волосами. – Скажи, Ася… Ася – я не ошибся? – видимо, Ася (Меркулов не ошибся) в «Третьем глазе» второй, максимум третий раз. – Ты согласна с тем, что добро должно уравновешиваться злом?

Инга успела безразлично кивнуть, хотя вопрос относился не к ней. Но это уже значительно ближе к загадочной смерти Аникшина, чем бумажные лилии.

Девушка подумала несколько секунд и категорически замотала головой:

– Нет! Добро – это добро, а зло – это зло.

– Но как же тогда узнать, что белое – это белое, если не знаешь, что такое черное? – Меркулов был готов к любому ответу.

– Это изначально заложено в каждом человеке, – ответила Ася высокопарно и не слишком уверенно.

Меркулов снисходительно улыбнулся.

А улыбка у него красивая. Немного циничная и беззаботная.

– А ты как считаешь? – резко и манерно (или у него природная грация?) повернулся, как ведущий телешоу, как будто накаляя зрительский интерес, президент «Третьего глаза» к другой непосвященной.

Раздумывая, как лучше ответить, Инга пожала плечами.

– Но какое отношение это имеет к третьему глазу?

– Самое прямое! – Меркулов в этот момент совершенно не был похож не Жерера Депардье. Губы эзотерика искривились в странной усмешке, холодной и липкой, как след дождя на стекле. – Жизнь и смерть – две стороны бытия. Чтобы родиться заново, нужно сначала умереть.

– Как это родиться заново? – не поняла Инга.

Меркулов усмехнулся почти презрительно. Точно также кривил рот, поблескивая зрачками, и Женя– Оригами.

– Третий глаз есть только у посвященных, а посвященным может стать только тот, кто прошел второе рождение. А для этого надо пройти через искусственную смерть.

– Что это за смерть такая? – забеспокоилась Инга, снова утратив (который раз за последние несколько дней?) бесстрастное выражение лица.

Меркулов заметил ее беспокойство, и в его голосе появились успокаивающие и даже веселые интонации.

– Вон – Женя знает. Правда, Женя?

– Да-а, – радостно подтвердил бывший ученик Шао-Линя. – Ничего страшного. Просто долго идешь по длинному – длинному коридору. А все вокруг только черное и белое…

– Подожди, Женя, ты не умеешь рассказывать! – перебила поэтесса и закатила глаза, как будто собралась пророчествовать, и начала рассказывать, будто вспоминая, быстро-быстро. – Ты не идешь, тебя толкает какая-то сила, и ты не можешь ей сопротивляться. Просто идешь – шаг за шагом, и каждый шаг как удар сердца. Ты понимаешь, что спишь. Сначала с тобой происходят какие-то цветные метаморфозы, которые уводят тебя так глубоко, что сон перестает быть сном и становится ЕДИНСТВЕННОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ. Ты идешь по белому коридору в белых одеждах. Все вокруг вдруг становится черно-белым, и, может быть, именно поэтому ЧУВСТВО РЕАЛЬНОСТИ обостряется, как никогда. Но ты еще пытаешься проснуться, пытаешься остановиться… Ты заворачиваешь в какие-то комнаты идеальных квадратных форм, где какие-то люди чертят какие-то схемы. Некоторые даже пытаются тебя задержать, но ты уже чувствуешь запах обугленных нервов, невидимая сила двигает тебя вперед, и, кажется, этому не будет конца, потому что рассыпаться на атомы очень больно. Шаг за шагом… ты идешь по тому же коридору, но он уже в космосе, и все остальное уже неважно. Только боль и запах гари. Вдыхая его, задыхаешься, но конец уже близок. Ты его уже видишь, не понимая уже, кто ты, потому что тебя уже нет. Память – прошлое, настоящее, рассыпается на атомы… А впереди, там, где кончается коридор, воронка и хаос, который засасывает, закручивает то, что было когда-то тобой… Ты еще слышишь какие-то голоса и видишь какие-то лица, которые не можешь уже узнать…

И проще уже умереть, чем вернуться назад, но ты должен родиться заново…

– У вас тоже открылся третий глаз? – перебила Инга, раньше, чем Анна Николаевна принялась во всех эзотерических подробностях рассказывать о своем возвращении на землю, но этого избежать не удалось.

– Конечно!

– Вы стали ясновидящей?

– Я начала писать стихи! – и достоинством ответила Анна Николаевна. – Ведь поэзия – это то, что нельзя увидеть обычными глазами. Ведь мир совсем не такой, каким мы видим его. Вот видите эту стену… – поэтесса сверкнула глазами на стену напротив. – Вот стена. В стене дверь. Но дверь на самом деле не нужна, потому что можно пройти и сквозь стену. Но мы не можем сделать этого, потому что видим дверь. Да и стены не нужны, потому что все, что мы видим, все, что создаем вокруг себя – это только образы, а образ мира проходит. Каждый из нас – только материя и память. И любовь. Память и материя – это и есть наше Я, оно разрушается, когда ты умираешь. А любовь… Любовь остается.

– Но как это умереть, чтобы сразу же родиться?

Инга поймала себя на том, что женщине в большими глазами и улыбкой Джаконды все-таки удалось ее заинтриговать.

Меркулов загадочно усмехнулся:

– Не все сразу. Сначала надо подготовиться.

– Нужно очень далеко зайти в астрал, – догадалась Ася.

– Можно и так сказать, – согласился Меркулов.

– Но если посвященные могут проходить через стены, то почему вы вошли сюда через дверь? – обратилась Инга ко всем сразу, глядя в бледно– голубые глаза Меркулова. Глаза без определенного выражения. Такие же были у Аникшина.

Меркулов весело рассмеялся, но глаза (издалека, из угла казалось, что он улыбается и глазами) остались холодными.

– Зачем проходить через стену, если есть дверь? Да и что скажут те, кто не умеет этого делать? А если серьезно… – Меркулов перестал улыбаться. – Для того чтобы пройти через стену, нужно долго входить в особое состояние, и сделать это достаточно сложно. Даже не у каждого посвященного это получится.

– Об особом состоянии я уже слышала от другого посвященного, – выпалила Инга. – А еще он говорил, что будет жить вечно, выпил керосина и отравился.

Меркулов остановил на Инге неподвижный взгляд, в котором по-прежнему не отражалось ничего.

– Он не был посвященным, – медленно, спокойно произнес Меркулов.

У Инги ни на секунду не возникло сомнения, что Меркулов говорит об Аникшине. Что-то, похожее на страх, промелькнуло на лице президента клуба «Третий глаз». И все-таки, чтобы не оставалось сомнений, Инга возразила:

– Он мог исцелять и глотать яды. Разве это может делать непосвященный?

Меркулов не услышал или, скорее, не захотел услышать вопрос. Во всяком случае, отвечать на него.

– Так это вы мне звонили?

Меркулов чем-то был разочарован. По всей видимости, он предпочел бы, чтобы ему позвонил кто-то другой. Интересно, кто. Инга быстро опустила глаза. Пусть думает, что да.

– Вы его ученица? – продолжал допытываться Меркулов о чем-то, о чем не знала, но очень хотела узнать Инга.

– Я только хочу знать, кто убил его, – честно ответила она.

– Змея, – тихо ответил, почти прошептал Меркулов и уже громче добавил. – Больше я ничего не знаю об этом.

Восемь пар глаз, не отрываясь, смотрели на Ингу. Зинаида Петровна комкала в руках журавлика.

Пожалуй, единственное, что уместно в такой ситуации, это сказать «до свидания».

– До свидания! – Инга решительно направилась к двери.