Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

Я кажется от голода просто отупел. Думаю только о еде. Но вида не показываю что очень уж голодный. Мои бойцы хоть и почернели лицом, но вообще-то выглядят совсем не плохо. А с другой стороны хоть и голодовали, но зато и не работали. Отоспались на месяц вперед. Были бы продукты в наличии, можно бы тут сидеть и месяц, и два. Все лучше чем на нашей Богом забытой точке. Идем по той же схеме. С горы я замыкаю, стараюсь глянуть как можно дальше. И идем на удивление быстро. Дорога отложилась в памяти, так что почти не плутаем среди расщелин. И уже к пяти утра вышли на финишную прямую. А когда до наших осталось всего двести метров, вперед пошел я один. Своим приказал залечь. Вдруг часовые начнут стрелять с перепугу. Стараюсь передвигаться бесшумно, готовый мгновенно крикнуть свои. Но свои меня не видят, у них вообще не выставлено ни какого охранения. Подходи и всех режь —стреляй. Соорудили из ватников и рюкзаков удобную лежку и дрыхнут. Поднимаю без жалости пинками. Вскакивают, испуганно лупают глазами.

– Почему часового нет? – в ответ тупое молчанье. Да и что тут скажешь. Махнул своей группе. Они за мной в бинокль наблюдают. Через пять минут все на месте. Приказываю доложить обстановку. Назначенный старшим Макогон мямлит, что мол все в порядке, все тихо. Тут и без него понятно что все у них тихо прошло. Слава Богу, повезло. А теперь самое главное. От чего у меня в животе что-то постоянно урчит, так как жрать хочется страшно.

– Сколько у вас продуктов осталось? Конкретно тушенки, галет и воды?

– Да ничего не осталось. Только крупа. Время то сколько прошло.

– Вам на четверых оставили продуктов больше в два раза, чем мы взяли с собой на семерых. И вы все сожрали. Прохлаждались одним словом. Отпуск себе устроили. Мы с заданий вернулись голодные. Где наша пайка? – молчат. Приказываю:

– Встать, смирно. – надо наказать немедленно, чтобы другим неповадно было. Служба то не завтра заканчивается. И это у нас не последний выход. Я избежал дедовщины. Надо мной не издевались старослужащие. Но я не знаю как поступить по другому. Понимаю, что слова здесь бесполезны. Снова обращаюсь к Макагону как к старшему:

– Так где наша еда? – молчит, глаза потупил. Парняга моего роста, и немного даже потяжелее будет. Вид совсем не замученный службой. Ну нет, сегодня вы у меня молчанием не отделаетесь. Ни какие оправдания не устроят. Армия сильна своим коллективизмом и взаимовыручкой. Бью коротко в дыхалку, и когда боец переламывается, еще залепил ему кулаком в ухо. Тот отлетел на два шага в сторону. Трое стоят по стойке смирно, весь их вид излучает страх. Снова командую:

– Смирно! – хотя это лишнее. Стоят не шелохнуться. Резко, без замаха, одновременно двумя кулаками тыкаю в губы двоим, ближе ко мне стоявшим. У них мгновенно брызнула кровь, Закрыли лицо руками.

– Руки по швам, стоять смирно. – боятся, но руки опускают. Для них урок крутой. Ведь я рядом, а они по стойке смирно, ни уклонится, ни закрыться. Смотрю им прямо в глаза. Парни замерли от страха. Они не знают что будет дальше, а это еще больше пугает. Ну – ну, потряситесь еще минутку, чтобы до конца службы запомнили этот момент. Удивляет то, что меня так сильно боятся. Неужели я на зверя похож. Наверное это плохо.

Один боец получается не наказан, но у меня уже злости нет. Пусть живет. Да и интуиция подсказывает, хорош на сегодня свирепости. Хотя по большому счету я наверное не прав. Если наказывать, то всех. А так будут коситься на парня, считая его чуть ли не стукачком. Вот так и раскалывают единство. Поставлю его днем на шесть часов подряд в охранение. А ударить без злости все равно не смогу. И вообще еще год назад я не представлял, что смогу ударить человека. Не думал, что меня могут элементарно бояться. Все течет, все изменяется. И к сожалению не в лучшую сторону. Но это с какой стороны посмотреть. Хватит философии, пора службу править.

– Вольно. Осипов, в охранение на шесть часов без смены. Остальные отдыхать. – радист настроил связь. Удивительно быстро отозвался штаб, словно ждал нашего вызова. Теперь и они в курсе, что вся группа в сборе, на месте, продуктов ноль. Ответ в общем то хороший, обнадеживающий. Мол держите рацию на прием, время вылета – прилета «вертушки» сообщим. Я не очень то этому доверяю. Так что собираю все оставшиеся продукты. А их до безобразия мало. Рис разделил на всех и раздал. Хотите жуйте, хотите нет. Все равно варить не на чем, спирта нет. Галет осталось по четыре штуки на бойца. Фляжки почти пустые. В наличии всего три литра воды. Посылать голодных людей на ее поиски крайне не разумно. С притупленной от жажды и голода бдительностью еще чего доброго на противника нарвутся. Вот тогда будут неприятности настоящие. Остатками еды голод притушим и день спокойно продержимся.

Наступило утро, а с ним и жара. Когда прибудет борт неизвестно. Я лично думаю, что ближе к вечеру. Время тянется медленно, но спокойно. Дай Бог, чтобы и эвакуация прошла без проблем. После обеда еще раз вышел на связь. Они нас сюда закинули, пусть и не забывают, что бойцы элементарно голодные. В ответ ждите. Вот пидоры, а если бы душманы тут были по близости. Дождешься от них помощи, держи карман шире. Усвоил еще одно железное правило. Надо надеяться только на себя, а не на какое то далекое начальство, которое скорее всего можно с большой натяжкой назвать командирами. Там могут сидеть такие же как и у нас полупьяные офицеры, которым на свою жизнь наплевать, не говоря уже о солдатской. И вдруг с нами связался майор. На базе «вертушки» нет, он постоянно теребит штаб. Все в курсе, что у нас напряг с продовольствием. Еще бы это не знать. И по любому это не плохо. Дополнительный шанс на наше скорейшее возвращение.

К обеду все доели, все допили. Продуктов ни грамма. Но вскоре все наши волнения и мученья закончились. В шестнадцать двадцать услышали стрекот вертолета. Через полчаса были на борту. Пока летели, летчики угостили сигаретами. Напоили и дали две большие плитки шоколада из бортового пайка. Вертолет сел, высадил нас и тут же снова взлетел. Видно его где то ждали, и срочно. Ведь темнота подступала конкретная. С этим бортом отбыл в отпуск старший лейтенант.

Прибыли на базу, увидел всю неприглядность нашего серого бытия и подумал. При наличии продуктов не стоило так быстро сюда возвращаться, чтобы смотреть на пьяного майора. Еще одни практичный вывод. Надо использовать армейский бардак себе во благо. Как это будет происходить, буду думать и решать в каждом конкретном случае. Стал бы я теребить начальство, имея в запасе хоть какой мизер еды? Конечно нет. Сидели бы себе в этих скалах тихо. Служба идет, а каждый прошедший день приближает заветный дембель.

Нас встретили обычно, никто ничего не сказал. Правда выделили по ведру воды на помывку. И ужин устроили поплотнее. Банка тушенки на человека и гречневая каша от пуза. Чай тоже без ограничения, сладкий и крепкий. Глотаем его и все напиться ни как не можем. И наконец долгожданная солдатская койка, которая после ночевок на камнях кажется периной. Все хорошо закончилось. И дай Бог, чтобы все так и дальше продолжалось. С этим и заснул.

Уже на следующее утро мы бежали на пятнадцать километров в полной выкладке. Первый боевой выход показал, это нам просто необходимо. Майор не мешает, У него снова запас спирта и прапор с тушенкой. Иванцов убыл на родину. И скорее всего мы его больше не увидим. Ну и не большая потеря. Он то убыл, а на его место никто не прибыл. От этого больше страдает майор, у него нет компании. А пить постоянно с прапором ему видно западло, не дошел он еще до такого состояния.

Пятнадцать дней прошли более – менее спокойно. А на шестнадцатый к вечеру появилась «вертушка», которая привезла продукты и нового заместителя командира роты по политчасти капитана Каракуяна. Почему именно по политчасти, никто не знал. Для которого назначение в нашу роту, можно сказать в глушь конкретную, была полной неожиданностью на грани шока. А вид пьяного майора и грязных солдат этот шок усилил на порядок. Он отслужил больше года при штабе в Кабуле, готовился вот – вот отбыть на родину. И на тебе, приказ срочно заменить офицера на время отпуска. Подменить то не проблема. Живым бы отсюда выбраться. А родители все ноги сбили, все связи подняли вплоть до Москвы, чтобы его из Афганистана домой вытянуть. Но к сожалению пока все бесполезно. Ничего у них не получается. Армейская система очень уж неповоротлива и инертна в таких вопросах. Здорово армяшке не повезло. Ведь по плану скоро начнется разведка и поиск дальних целей. Боевая работа, которая по большому счету нужна только для отчетности. Мол все у нас вертится – крутится, воюем днем и ночью без передышки. Ну и под все это награды, новые звездочки на погоны и перспективные назначения. Он то лично знает как эти боевые выходы планируются, кем и для чего. Недаром столько времени в штабе просидел. Знает эту штабную кухню. А может и не всю, если попал в такое гнилое место.

Время тянется до жути медленно, один день похож на другой. Ни каких тебе новых впечатлений, не говоря уже развлечениях. А может и хорошо, что все идет так однообразно и скучно. Ведь на войне веселье вещь очень уж специфическая. Такой праздник может случится, что умоешься кровавыми слезами. Так что пусть все идет как и шло: скучно, но предсказуемо. Я разменял второй год. Середина мая на дворе. Мои солдатики подтянулись за это время. По крайней мере кросс на пятнадцать километров в полной выкладке для них не проблема. Конечно за малым исключением. Без таких исключений наверное ничего не бывает. Вот только со стрельбой по прежнему плохо, нет патронов. Но этот вопрос обещал решить новый замполит. У него в штабе дивизии вроде бы как связи приличные. Он по прежнему не в своей тарелке в нашей крутой разведроте. Держится особняком, с майором не пьет. Как и службу править не пытается. Ко мне с замечаниями по крайней мере не лезет. Да и что лезть то, если невооруженным взглядом видно, что почти все бойцы в полной боевой форме.

Второго июня пришел приказ высадить три дальних поста наблюдения. В том квадрате должен пройти караван с оружием. У штабных всегда караван, и всегда с оружием. Наша задача подержать этот квадрат недельку под наблюдением. Держать так держать. И «вертушка унесла пятнадцать бойцов и одного офицера, капитана Каракуяна, в даль дальнюю. Первой высадили мою группу. Нас пятеро, мы на вершине горного хребта, под которым проходит тропа контрабандистов из Пакистана. Так нам объяснили. Остальные две группы высадились дальше на юг в километрах трех – пяти от нас. В общем все в пределах видимости. По крайней мере красную ракету в случае чего увидим, и свою запустим. Помочь то все равно никто никому по большому счету не поможет. Но хоть знать будем, если у кого проблема возникнет. Прямой связи нет, рация только в группе капитана. Я учел прошлые ошибки. По крайней мере с продуктами. Водой и сухим спиртом запасся основательно. Тем более тащить ничего на себе не надо. Вертолет нас привез – увез. И прапор с тушенкой уже не дергается, замполита побаивается. Так же прихватили к ватным бушлатам еще и шинели. В общем устроились комфортно по местным меркам конечно. Четверо бойцов по очереди наблюдают, я в безделье. Ну не совсем конечно сачкую, занимаюсь продуктами, питанием. И чисто от скуки исследую окрестности нашего лагеря. Но через три дня наше безделье закончилось. К нам добрались два бойца из группы капитана. Приказ сниматься в расположение его группы. Приказ не обсуждается, и мы ранним утром снялись с насиженного места. Пройти пять километров не проблема. Вот только мы загружены под завязку. Одни ватники и шинели чего стоят. Так что поход продолжался почти три часа. И слава Богу что счастливо закончился. Не знали, что наблюдаем за невидимой тропой не мы одни. Добрались, расположились, заняли круговую оборону. Лагерь замполит оборудовал по всем правилам военного дела. Ощетинились стволами на все четыре стороны. Задание на пять дней. Но капитан сказал, что уже продлили на столько же. Все как обычно. Все как всегда. Значит раньше нас никто отсюда не вывезет. Снова приходится экономить продукты.

Прошло еще трое суток в спокойном, можно сказать ленивом ритме. Капитан переживает. Он видел в бинокль вооруженных людей. Потому и усилился нашей группой. Задача стоит простая, вернуться живыми и здоровыми. А все остальное потом. Я с ним согласен полностью. Его тревожность немного передалась и мне. Надо бы и третью группу сюда подтянуть, но капитан не хочет рисковать людьми. Ведь надо снова двоих на связь посылать. Третьей группой командует Филипок, как самый способный из солдат. Он и проявил свои способности. Тщательно замаскировался. Его бойцы ничем не выдали своего присутствия. Их афганцы не обнаружили. Вот что значит относиться серьезно к службе. Я наблюдениями не занимаюсь. В моем ведении продукты и проверка постов. Еще одна моя ошибка. Серьезное дело нельзя никому доверять, если тебе нужен положительный результат. Надо бы почаще брать в руки бинокль, может скорее бы обнаружил опасность. Ведь говорил капитан, что видел душманов. Вот мы и прохлаждались не зная, что сами стали объектами наблюдения. Если бы не капитан с его предусмотрительностью, то нашим двум группам пришел бы капец полный. Как позже выяснится, нас засекли на третий день после высадки. Разведка правильно донесла, что здесь пройдет караван. Потому и афганцы выслали в этот район свою боевую группу из двенадцати человек. Они прикрыли опасный участок. А заодно и обнаружили шурави. Но напасть не успели, наши две группы соединились. А вскоре противник получил приказ уйти из этого района. Караван пошел другим путем. Но как вернуться с пустыми руками. Об этом не могло быть и речи. Но что предпринять конкретно, командир афганцев еще не решил. Он уже совершил ошибку. Позволив этим неверным соединиться. Одиннадцать солдат, это уже не пять. Задача усложнилась. Можно конечно подобраться ближе и прицельно обстрелять, но это в крайнем случае. Толку от этого мало, один шум. А надо сделать не только шум, но и прибыль в карман. А прибыль – это только одно: пленный. И желательно офицер. Значит засада. Там где тропа огибает скалу идеальное место для нападения. Раз в день шурави спускаются по этой тропе за водой. Они считают ее совершенно безопасной. Ведь ручей всего в ста метрах от их лагеря. И сама тропа почти полностью просматривается. Ходят всегда по трое. Офицер обязательно. Он главная добыча. Да и три автомата тоже хорошие деньги. И вот уже с ночи трое за скалой в засаде. Неверные и не подозревают как близко от них смерть. Афганцы не высовываются, ждут сигнала по рации от наблюдателя. Который не спускает глаз, усиленных мощной оптикой, с лагеря русских. В этот раз они за водой не спускались. Всегда ходили, а сегодня нет. Плохая примета, но не отступать же. В следующую ночь в засаду ушли другие. Приказ тот же. Офицера живым, остальных в расход. Все будет отлично. В этом командир афганцев не сомневается. Его воины прошли специальную подготовку в лагерях Пакистана, не первый год воюют. За них он спокоен, главное дождаться добычу.

Этот день начался как обычно. Сменили ночных наблюдателей, перекусили и через час пошли за водой. Обстановка спокойная, никто ничего подозрительного не заметил. Идет как обычно капитан с двумя бойцами. Почему я пошел вместо рядового Калюжного, я не знаю. Вроде как засиделся, прогуляться захотелось. Да и возле небольшого ручейка, вытекающего из глубокой расщелины, можно тщательно помыться, не жалея воды. Я не стал брать автомат, ведь нести придется в гору десятилитровый пакет из плотного полиэтилена. Капитан покосился за это, но ничего не сказал. Еще одна моя ошибка. Оружие в горах должно быть всегда по-боевому, на взводе, направлено в сторону возможного противника. Сколько я их наделал за свою службу, не сосчитать. Сунул в карман брюк ПМ, в другой запасную обойму. В горах с пистолетом, это все равно что без оружия. Да еще с такой пукалкой, как «Макаров». Хорошо что еще догадался патрон в ствол загнать. На войне каждое мгновение на вес золота. Тронулись. Я впереди, за мной капитан, замыкает солдат. Солнышко только поднимается, еще довольно свежо. Воздух чистый, дышится легко. Ничего не предвещает беду. А она нас поджидает за первым поворотом, за нависшей над тропинкой скалой. Наш шанс оказался в том, что афганцы решили действовать в тихую, ножами. Огибаю скалу, делаю из-за нее шаг. В шаге от меня бородатый афганец. Спасает меня то, что он держит кинжал в левой руке. Я автоматически отклонился вправо, вжался в скалу и одновременно двумя руками, резко и сильно, оттолкнул нападающего. На секунду афганец провалился, вернее прокрутился на внешнюю сторону. Моя левая рука захватила его одежду и еще на секунду не дала ему развернуть ко мне лицом. Дело одной секунды выдернуть из кармана пистолет, одновременно взводя курок большим пальцем. И тут же от пояса всаживаю в противника три пули. Он валится на меня. Прикрываюсь им, как щитом, валюсь на тропинку, одновременно разворачиваясь назад. И вовремя. Стреляю из под руки убитого в другого бородача, который в трех метрах от меня водит стволом автомата, не знает куда стрелять. Не решился выпустить очередь в меня через единоверца. И в итоге получил две пули в живот. Нельзя в бою долго раздумывать. Есть возможность стрелять, так стреляй. Потом разберешься что к чему. Главное самому живым остаться. Оттолкнул мертвеца в сторону, вскочил на ноги. Где капитан? Выдернул из кармана запасную обойму. Не помню сколько пуль уже выпустил. Но время перезаряжать пистолет нет. Капитан ниже тропинки метров на пять, в обнимку с афганцем. Слышу его хрип. Душман сдавливает ему горло веревкой. Это я увидел разом, прыгая к ним вниз. Афганец ко мне спиной, не видит меня. Пытается дожать офицера. Две последние пули впиваются ему в спину. Мгновенно перезаряжаю пистолет, поворачиваюсь назад. Но на тропинке больше никого нет. Трое бойцов несутся к нам из лагеря. Молодцы, быстро среагировали. По ним бьет длинная пулеметная очередь. Но парни уже рядом, за скалой. Капитан выбирается из-под убитого, надрывно кашляет. Я его оттягиваю за рукав на тропу, подальше от прицельного огня пулеметчика. Вид у него взъерошенный, панама потеряна. Постоянно утирает потный лоб рукавом гимнастерки. Досталось ему конкретно, если снова прилег на камни. Все ни как не может отдышаться. И что меня сильно в этот момент поразило, так это тоскливый взгляд его больших черных глаз. Васек Кривенко, пацан из Забайкалья, почти земляк, лежит прямо на тропе, свернувшись калачиком. С ним все понятно. Из-под прижатых к животу ладоней вытекла целая лужа крови. В двух метрах от него, подогнув под себя левую ногу, с открытыми в небо глазами, лежит его убийца. Вот она как судьба распорядилась. Вроде дело сделал, ткнул противника в живот кинжалом, а всего через пять секунд отправился на небо вслед за ним. А засаду грамотно устроили. Двое прыгнули со скалы на капитана и бойца. Одного в плен, другого на небо. Втроем на скале не уместились. Вот третий и встретил меня лицом к лицу. Мое счастье, что он левшой оказался. И понадеялся на свое умение работать ножом. Реши стрелять, у меня шанса выжить не было бы. А так спасибо майору Кречету, его боевой науке, которая спасла конкретно. Хорош сопли размазывать, еще ничего не кончилось. Может все только начинается. Кто знает сколько этих душманов вокруг. И неизвестно кто за кем на небо улетит. Надо думать как выбираться отсюда. Хотя по звуку выстрелов понятно, стреляли издалека, метров с трехсот. С такого расстояния сложно попасть по движущейся цели. С другой стороны в гору сильно не разбежишься. Но по любому возвращаться надо, не сидеть же здесь до темноты. Обыскал убитых афганцев. Почти семьсот долларов с троих снял. Но это приблизительно. Не считать же на виду у офицера. Хотя ему не до кого нет дела. Нашел и отдал капитану его автомат, во время схватки отлетевший в сторону. Тот схватил оружие, проверил и держит так, будто это маршальский жезл. Шиза конкретная посетила замполита. Да и я теперь без «Калаша» шага не ступлю. А ведь именно этому учил нас майор Кречет. Еще из трофеев лично мне достался острый, как бритва нож – кинжал с резиновой черной ручкой. С вделанным в нее компасом. Настоящее оружие диверсанта, которое пропороло мне гимнастерку на левом боку, прорезало левый рукав и оставило небольшую царапину у локтя. Порез пустяк, ведь клинок летел то мне прямо в живот. И благодаря своему первому командиру в далеком Забайкалье, я ускользнул от верной смерти. Не зря сотни раз повторял этот нехитрый прием рукопашного боя. Шаг в сторону от траектории то ли пули, то ли ножа. Поворот корпуса, двумя руками отбиваешь руку нападавшего от себя. И если удалось захватить противника за одежду, то резкий рывок в сторону его инерции. Простое всегда гениально. Так что теперь этот прием будем повторять каждый день, и не один десяток раз. Обидно, что к такому выводу пришел, пока сам на нож не напоролся.

По одиночке, скоростными рывками вернулись в лагерь. Васька положили за скалу в тень, накрыли лицо панамой. Заберем, когда стемнеет. Надо бы и третью группу к нам подтянуть, но она уже этого сделать не сможет, кругом противник. Капитан все еще в шоке, молчит. И я, пользуясь его ступором, связываюсь со штабом. Доложил о случившемся бое. Об одном убитом с нашей стороны, и трех со стороны противника. Через два часа нам ответили. Приказали уточнить детали боевого столкновения. Теперь уже с ними говорил замполит. Он сразу попросил огня по скоплению душманов. Мы мол полностью окружены. И нас спасет только бомбовый удар авиации. И еще настоятельно просил эвакуировать.

Огневой поддержки мы так и не дождались. Видно авиация к этому была не готова. А может мы не стоили ни одного боевого самолета – вылета. По темноте я и еще трое бойцов вынесли погибшего солдата. На ночь усилили наблюдение. Пятеро отдыхают, пятеро вслушиваются в ночную тишину. И так всю ночь, два часа через два. Штаб обещал подослать «вертушку» по светлу. И время как всегда не уточнили. Опять это растяжимое в течении дня. Каждый час Каракуян дергает дальний пост, не дает им расслабиться. А как тут расслабишься, если в твою сторону вылетает сигнальная ракета зеленого огня. Сигнал непонятный, не обговоренный заранее. Думаем Филипок догадался что к чему. Выстрелы то слышал. В горах далеко эхо их разносит. Вот армейский дебилизм. Высадили три группы, а связи фактически нет. На базе все рации сдохли, и не поддаются ремонту нашим местным умельцам. То, что нас завтра отсюда вывезут, поднимает боевой дух. А наступающая темнота, и эти громады гор, давят и заполняют душу беспокойством вперемешку со страхом. Не спят даже те, кому можно и вздремнуть. Я сам, как взгляну на завернутого в плащ-палатку убитого бойца, начинаю элементарно мандражить. Скорее бы рассвет, днем как то поспокойней. Вот тогда можно будет немного вздремнуть. А пока вслушиваюсь в тишину, пытаюсь выловить в ней враждебные для тебя звуки. И готов мгновенно открыть огонь по любой тени. Понимаю что это все шиза элементарная. Ведь мы заняли оборону не в самом плохом месте. Укрылись за камнями и перед нами хорошо простреливаемое пространство. На каждый ствол по сто пятьдесят патронов, не считая гранат. Если стрелять прицельно и одиночными, то надолго хватит. И ни какой дурак не полезет нас отсюда выкуривать. Себе будет дороже. А вот все равно тревога и страх не покидают. Скорее всего это обычное состояние войны.

Наконец ночь прошла. Когда светло, оно как то веселее. Я еще не знаю, что через каких то четыре месяца, темнота станет моим лучшим другом и напарником. А пока перекусили и стали готовиться к долгосрочной обороне. Это инициатива капитана. Видно не верит, что сегодня нас эвакуируют. Каждый оборудует для себя хорошо защищенное место, с широким сектором обстрела при стрельбе лежа. Каракуян проверяет это лично. Только с этим закончили, как в небе затрещала «вертушка». Через пару минут зависла над нами, и еще через минуту коснулась колесами скалы. Люк распахнулся. Борт – механик машет, скорее на посадку. Нас уговаривать не надо. Через пять минут мы в брюхе вертолета. Взвыл двигатель и машина резко ушла в сторону нашей второй группы. Они видят вертолет и готовятся к посадке. Группа Филипка снята, мы рады, что наш боевой выход почти закончен. Тогда еще у афганцев не было, «Стрингеров», и мы садились в вертолет почти без страха.

Нас высадили на базе, а вертолет ушел в Кандагар, в штаб. Капитан Каракуян остался на борту, как и убитый Васек Кривенко. На прощанье он пожал мне руку:

– Ты мне жизнь спас. С меня наше лучшее вино и коньяк. – вертолет улетел. И я не представляю, когда замполит угостит меня лучшим армянским вином и коньяком. Ведь по всей видимости он сюда больше не вернется. И я подумал, что хорошие слова про коньяк только красивые слова. Надо было что-то говорить, вот и сказал. Пройдет четыре года, и я вспомню об этой истории. Расскажу ее на телевидении всему городу. Нас, тех кто воевал в Афгане, соберут и покажут на двадцать третье февраля. И уже на следующий день мне передадут два литра коньяка «Арарат» пятнадцатилетней выдержки земляки замполита. Передадут без всяких объяснений. И скорее всего он здесь не при чем. Это просто добрый жест сибирских армян, не желающих чтобы об их земляке плохо вспоминали. Но это будет еще так не скоро. А пока снова тянутся серые армейские будни.

15 октября 1983 года. Заметно похолодало, и наша служба стала еще тяжелее. Вода есть, но нет бани. А без горячей воды какое мытье. Немного спасает спирт, которым делится майор. И которым два раза в сутки мы протираемся почти на сто процентов. Многие бы желали заглотить дозу, но я лично контролирую каждый лоскут простыни, смоченный спиртом и конкретно отжатый. Так что ни о каком празднике души не может быть и речи. Майор ждет смену, а потому он сам по себе. К нам фактически не лезет. И это очень весомый плюс. Я пересчитал патроны, оставил НЗ, и теперь через каждые два дня стрельбы. Все солдаты без исключения прицельно, одиночными, выпускают по валунам по десять патронов. И все в общем то стараются. Кажется я им вдолбил, и они наконец поняли, что меткая стрельба – это шанс выжить в этой дурной войне. Куда нас доставили, не спрашивая согласия. Да и вообще, чем мы лучше освоим военное ремесло, тем будет больше шансов вернуться домой живыми и здоровыми. Но это по теории. Жизнь на войне отдельная тема, которая ни какой логике и теории не придерживается.

Седьмого ноября, в праздник, наша «вертушка» сделала за день четыре рейса. Завезла новое зимнее обмундирование, теплые одеяла и продукты. Пятым, последним рейсом прибыли новый командир старший лейтенант Тарасов и замполит лейтенант Фролов. Майор отбыл на следующий день, и как всегда пьяный. Первый раз я его видел улыбающимся. Наше подразделение видно особой важности не имеет, если прибыли командиры в таких низких званиях. А вполне возможно, что и послать сюда некого. В «горячие точки» и места подобно нашему, попадают в основном крестьянские дети, хоть и в офицерских погонах. Блатных и в армии хватает. У кого есть мало-мальские связи, находят места потеплее. Как капитан Каракуян, который свалил мгновенно, едва обжегшись войной.

С приходом новых офицеров, наша жизнь и служба изменились как в лучшую сторону, так и в плохую. Баня стала задачей номер один. Раз в неделю обязательно. Больше ни как, топлива в горах не найти. Новые командиры трезвенники, и потому службу правят как положено. Теперь стрельбы через день, по полной схеме. Так же улучшилось питание. Прапор не пьет и тушенку на закуску не растаскивает. А вот негатив высветился в лице замполита Фролова. И все от его неуемной энергии, от которой солдаты получают дополнительную тяжелую работу. Оба офицера выпускники одного училища, одного курса. А вот один командир, а другой подчиненный. И звания разные. Младший по званию и должности считает, что это несправедливым. И старается это всеми силами доказать. А как доказывает офицер, имеющий в своем распоряжении солдат? Только правильной и нещадной службой. Через две недели после вступления лейтенанта в должность, солдаты взвыли. А тот кажется элементарно не понимает, что здесь не просто служба, а война. И не каждому суждено вернуться домой. Так зачем лишний раз напрягать солдат пустяками к войне отношения не имеющими. Замполит с какой-то почти детской радостью гоняет солдат строевой по четыре часа. Достал белыми подворотничками, использовав на это новые простыни. Потом затеял учения по скалолазанию, сам толком этого дела не зная. Тут я не выдержал. Надо тормозить товарища, пока он дров не наломал конкретных. И когда тот уже было собрался потащить семнадцать солдат штурмовать отвесные скалы, я поинтересовался у замполита:

– А если вы людей угробите с этими вашими учениями? – тот встал напротив меня, такой жизнерадостный крепыш, пышущий здоровьем. Подражая кому то, заложил большие пальцы за ремень, и как ему показалось, смерил меня презрительным и суровым взглядом одновременно.

– А почему это я людей угроблю, товарищ сержант?

– Вы хотите научить людей тому, чем сами не владеете.

– Откуда ты знаешь сержант, чем я владею, а чем нет? У нас в училище курс горно-альпинистской подготовки был. – разозлился и сразу перешел на ты.

– Вы наверное его пропустили, в нарядах стояли. В противном случае знали бы, что без специального снаряжения в горы лучше не соваться. А все прочее ведет к неоправданному риску. Тут и так война. И уже потери есть. – кстати, мы так и будем ходить в горы без элементарной страховки. Не говоря уже о каких то альпенштоках и специальных ботинках с шипами.

– Я смотрю сержант, ты очень умный. Словечки интеллигентные вворачиваешь: неоправданный риск, в противном случае. Командира учишь что и как.

– Я вас не учу. Устав напоминаю. А там сказано. Нельзя рисковать жизнью подчиненных без веских на то оснований. – я это ляпнул от фонаря, потому как устав не учил. Читал только, и то мельком. И толком ничего из него не помню. Наверное это очень нужный документ. Если в учебке на плацу первый стенд сообщал воинам, что живя по уставу заработаешь честь и славу. Но и летеха в нем тоже не очень силен, так как затруднился с ответом. А я не сдержавшись, еще ляпнул:

– А вы для меня не командир. Просто лейтенант, начальник, да еще замполит. Не все офицеры командирами становятся. – тот покраснев, уже не обращает на меня внимания. Я для него пустое место. Он командует солдатам строиться, твердо решив осуществить свою бредовую идею. Я конечно понимаю, мы в горах, и нам идти туда придется по любому. Но лезть на голые скалы, когда в этом нет необходимости, без элементарной веревки для страховки, идиотизм полный. Надо идти к старлею. Хотя зачем идти, если вот он сам. Этот парень вроде бы попроще, вернее поумнее. Проверю на сколько.