Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

В воскресенье вечером появился в ресторане «Интурист». Маме сказал, что снова собираемся с одноклассниками. И встреча может затянуться до утра. Она конечно огорчена, но виду не подает. Одноклассники так одноклассники. Чувствую, не верит она в это. Я конечно с ними встречусь, но не сегодня. У меня на них тоже определенные виды.

Я всего второй раз в этом заведении, а уже как свой. Пацаны и прикид мой оценили, и получили по пачке «Мальборо», а это круто по местным меркам. С виду я для них лучший друг на все времена. И официантка Оленька с местом подсуетилась, снова у окна посадила. И все время ласково и нежно улыбается. Ее улыбка намекает, что очень скоро в одной постели окажемся. Из всей этой тройки главный гардеробщик Миха. У него всегда цепко – настороженные глаза. Он не из простачков, и свою тему какую то мутит в этом кабаке конкретно. И уже явно прокачал, что у меня к ним интерес. О каком не кричат на всю улицу. Не зря я раздаю ни с того, ни с сего мелкие презенты. К этому вопросу конечно перейдем, но чутка позже. Швейцар с виду вроде как простоват. Но опять же, простачки не прорываются в такие заведения и на такие должности. Посижу, поужинаю, а ближе к закрытию угощу ребят коньяком. Под него легче закинуть пробный крючок, на который вряд ли они сразу клюнут. Как не крути, а меня плохо знают. Уж больно рискован мой вопрос. А пока до этого еще довольно далеко, переключаюсь на официантку Оленьку с ее ладненькой фигуркой и большими серыми глазами, которые меня обжигают весьма благосклонно и ласково. В кармане ровно пятьдесят рублей. Специально больше не взял, чтобы соблазна потратить не было. На приличный ужин, на чаевые официантке и бутылку коньяка пацанам хватит с лихвой. С сегодняшнего дня начинается работа и все подчиняется ей одной. Сам то мог и без спиртного обойтись, но с парнями выпить придется пару рюмок обязательно. Меня просто не поймут и насторожатся. Еще одно. Ресторан для иностранцев, значит и КГБ роет тут с особым усердием. И вполне возможно, что и ребятки стучат конторе. Надо учитывать этот вариант.

К одиннадцати вечера коньяк в гардеробной был распит на троих. Я выложил что мне надо, не крутясь вокруг да около. Мол пристрастился в Афгане к кайфовым папироскам. Соскакивать с них пока не собираюсь, да и подработать на этом не прочь. Все равно карты придется открыть рано или поздно. Парни молчат. Ни да, ни нет. Пока что ничего особо криминального. Планы и есть планы, а не действия. Для первого раза в общем то неплохо. Остается только ждать. Пора уходить. С Оленькой ничего не лепится. Получила десятку сверх счета и перестала глазками сверкать. На мое предложение проводить ее, мягко уклонилась. Она мол совсем не против, но только не сегодня. Проблемы у нее в семейной жизни. Нет так нет, думаю еще случай представится. Правда что-то в ее поведении не то. Я чего то не понимаю, не догоняю. Короче, около ноля был дома. Еще раз порадовал маму как своими трезвым видом, так и ранним появлением. Она еще не ложилась, хотя в такое время уже спит. Уже лежа в постели, в деталях вспомнил разговор с Михой. Свою просьбу достать «дури». Мол пристрастился я к этому на службе. И пока деньги есть, надо затариться этим основательно. Конкретно про количество, про видик пока не заикался. Надо получит хоть несколько доз, а там видно будет. Как стану для этих ресторанных своим, так и тайн для меня будет меньше. Мне кажется, да и по другому быть не может, они в курсе этого мутняка. Главное, что Миха сказал, мол забегай через день другой, может что-то и наклюнется. Так что через день еще придется полтинник оставить в этом очаге разврата. Бог с ними с деньгами, лишь бы результат был. Кстати, на оставшиеся сертификаты надо купить американских сигарет на презент, лишними не будет. А коли завтра свободный день, надо посетить блондинку, может узнаю что про Катю. Хотя этот вариант рисковый, как бы снова с ней в одной постели не оказаться. Она то точно все подружке расскажет в деталях. Лучше не рисковать, начну завтра с мединститута. Выясню когда у первокурсников начинается учеба. Да и в политех надо заехать, узнать про подготовительные курсы. Пора документы подавать. А Катя крепко засела в мою голову. Так крепко, что избегаю красивую девчонку, боясь оказаться с ней в плотной связке. А может я себя просто накручиваю? И это все мои нездоровые фантазии. А почему не здоровые то? Я с ней танцевал очень плотно, близко видел ее глаза. Я не могу объяснить – понять как она на меня смотрела. Но я это запомнил, и от этого у меня до сих пор на душе не спокойно. Она мне понравилась и я хочу ее снова увидеть. Все в общем то здраво. И совсем не при чем тут моя контузия. Кстати, тогда меня и не так сильно тряхнуло. Головные боли не в счет. Да и сейчас их уже нет. Это все московский невролог страху нагнал. Наслушался всякой херни и вот теперь постоянно себя тестирую. Уж больно мнительным стал. Хотя с коньяком надо поаккуратнее быть по любому. Он и на не контуженных со временем не очень то полезно действует. Эх, если бы не этот урод – патрульный, все было бы тип-топ. И я сегодня не маялся бы в неведении.

С мединститутом ничего не получается. Информацию о первокурсниках никто не дает. Узнал с трудом одно, пятого сентября они уезжают на месяц в колхоз копать картошку. Надо успеть встретиться с Катей до ее отъезда. Чем больше время проходит, тем у меня меньше шансов остается. Надо ускорить поиски, а для этого все же придется навестить блондинку Зою. Вариант не очень, но другого выхода не нахожу. Вполне возможно, что я зря туда лезу. Как бы не сорваться, поставив на всем этом жирную точку.

И вот получив от мамы задание съездить на рынок за картошкой, решаю заодно заехать к Зое. Ведь от рынка до нее рукой подать. Поехал к восьми утра. Так больше шансов застать ее дома. И в начале девятого позвонил в знакомую дверь. Уже подумал что дома нет никого, когда услышал тихое:

– Кто там? – – не отвечая встал под глазок. Рассматривает целую минуту. Наверное думает, а стоит ли открывать. Наконец щелкнула задвижка. Удачно, с первого раза застал. А что дальше случится, будем посмотреть, как говорят в Одессе. Дверь как то робко приоткрылась, и в проеме нарисовалась хозяйка. В бледно – васильковом халатике, слегка припухшая ото сна, но уже причесанная.

– Заходи. – и пошла слегка покачивая бедрами. Закрываю дверь и топаю следом в комнату, где застаю красавицу – блондинку в постели, отвернувшуюся лицом к стенке. Хорошо что халатик не сняла, а то бы сразу накрылся деловой визит. Хотя халатик разве помеха? Можно и трахнуть, думаю она против не будет. Но тогда про Катю можно забыть навсегда. Эта мысль сразу притушила мое грешное желание. На единственное кресло брошена юбка цветастая и кофточка. Под ними наверное белье. Все сгребаю в кучу и бросаю на постель поближе к хозяйке. Откидываюсь удобно и жду, когда девушка соизволит проснуться окончательно. Так молча и просидели почти полчаса. Вернее я сидел, а хозяйка лежала. То ли спала, то ли притворялась. Наконец поинтересовалась, не поворачиваясь ко мне:

– Зачем пришел?

– А ты не догадываешься?

– Догадываюсь – не догадываюсь, какая разница. Говори, коль появился. – Зоя повернулась лицом ко мне и кажется проснулась окончательно.

– Мне телефон и адрес Катин нужен. Не смог я ее в институте найти.

– 22 – 47 – 30. Катя Муромцева. Проспект Терешковой 25, квартира 47. Больше тебя ничего не интересует? – торопливо чиркаю в записной книжке. Дело сделано, можно отчаливать. Но останавливает ее ехидный смешок.

– Может еще какие вопросы осветить?

– Ты ей все рассказала?

– Разумеется, мне же за это заплатили.

– Кто платил? Очкастый? – задаю совершенно бессмысленный вопрос, на который знаю ответ.

– Он самый. Ее жених. Еще вопросы будут?

– Да нет. Все понятно. Спасибо за информацию. А ты то за что на меня злишься?

– Я на себя злюсь. Такую красивую пару разбила. У меня сердце кровью обливается. Так мне вас жаль. – и девушка злорадно рассмеялась.

– Зря смеешься, у меня это серьезно.

– А больше не хочешь сладенького? Я не против.

– Если честно, то очень. Ты красивая девчонка. Встретиться бы нам при других обстоятельствах, мне бы лучше и не надо. А сейчас уже как есть так и есть.

– Не мудри, получим удовольствие и разбежимся до следующего раза. Я Кате ничего не скажу. Честное пионерское.

– Прости, не могу. Мне не нужны лишние проблемы. Я воевал на Востоке. А Восток дело тонкое. Может я не на много, но мудрее стал. Обман он и есть обман. Узнает о нем кто-то или нет. Да и пока мозги водкой не залиты, я себя в общем то контролирую.

– Ну коли так серьезно, тогда прощай, мудрый человек. Кате привет передавай.

– Еще одна просьба. Прошу тебя. Так на всякий случай. Был я у тебя, взял телефон, адрес и все. Ты к этому ничего больше не добавляй.

– Твоя просьба для меня священна, любимый. А теперь освобождай квартиру. – встаю. Хватит вести беседы с женщиной лежащей в постели. У которой ворот халатика постоянно распахивается, открывая неестественно белую грудь на фоне загорелой шеи. Какого то мгновения не хватило, чтобы не рвануться к этому горячему и желанному. И последним усилием воли отворачиваюсь. Торопливо ухожу. Я помню Катю, ее глаза. Помню щекой теплоту ее ладошки. А может не это меня остановило? Мелькнула вполне трезвая и циничная мысль. А элементарная не свежесть постельного белья. И вся моя сила воли устояла только от этого небольшого штриха.

У меня есть адрес и телефон, а я весь в сомнениях, которые добавляют мне нерешительности. Встретиться бы нам лицом к лицу, было бы легче. Оправдываю свою позорную трусость. Два раза набирал ее номер и тут же бросал трубку. В конце концов решил звонить, когда определюсь с бизнесом. Оботрусь, появится уверенность. В общем нашел уловку своей нерешительности. Не думал даже, что я способен так позорно бояться. Чудеса да и только. А почему не могу подождать девушку с утра у подъезда? Если мне легче лицом к лицу. И снова оправдывающая уловка. У меня напряг со временем. На что-то конечно решусь. Но это будет не сегодня и не завтра.

Третье посещение ресторана началось с болезненного удара по нервам. Я стоял уже двадцать минут у закрытой двери и терпеливо ждал, когда Леха наконец меня заметит и впустит. Для себя я решил, что если через пятнадцать минут такое не случится, то «заряжу» швейцару в дыхалку. Вот сука кабацкая. Начинаю психовать и элементарно не выдерживаю. Хватит, пора действовать, а то так и до ноля простою. Злюсь все сильнее и сильнее. Вот он результат последних пьянок. Завожусь по пустякам. Пнул со злостью дверь так, что стоявшие рядом такие же ожидающие бедолаги невольно отшатнулись. Но Леха и на это ни как не отреагировал. Но через минуту он все же дверь открывает, выпуская женщину. Она вышла и он тут же хотел ее закрыть снова, уперев глаза в пол. Но я уже подставил ногу под нее. Если он сейчас что-то вякнет против, сходу «заряжу» ему с правой. Чтобы знал сука, со мной такие штучки просто так не проходят. Но у этих ресторанных нюх, что у твоих легавых. Сразу просек обстановку. Почуял грозовой ветер на своей упитанной роже. Прямо звериное чутье на опасность.

– Привет. Давай проходи. – ну что на это скажешь. Учиться этому надо. И злость вроде бы как испарилась. Самое интересное, в будущем у меня никогда не будет друзей из этой кабацкой братии. Как и из автосервиса. Отталкивает меня их лакейство перед сильными и вальяжная наглость перед слабыми.

В фойе дым коромыслом, не продохнуть. Музон гремит так, что уши закладывает. Но мне не до этих мелочей, прошел сразу в гардероб к Михе.

– Привет, держи сигареты. Что это сегодня наш швейцар такой не внимательный?

– Ух ты, американский «Винстон». Где берешь?

– Где придется. Так что с Лехой?

– А вот и сам Леха. У него и спроси чего это он такой невнимательный. – пришел закурить. Увидел из далека, что кореш держит в руках красивую пачку. Значит не такие уж мы и слепые.»

– Что же это ты дорогой, так долго меня мариновал на входе?

– Не заметил сразу.

– Сигареты через все фойе увидел, а меня в метре от себя нет. Как это называется?

– Прости. Дергают со всех сторон, вот и закрутился.

– В следующий раз крутись в нужном направлении. А то я тебе уже хотел было в пятак зарядить. Прямо на твоем боевом посту. – оба от таких слов разом переглянулись. Давно видно с ними так не разговаривали. Чувствуют силу и не возбухают. Сразу все на мирные рельсы переводят. У них конечно возможности в этом плане колоссальные. От местных бандитов до ментов. Но и они не знают возможностей противника, то есть меня. А коли не знают, никогда не полезут на рожон, как я вот сейчас.

– Зря ты так. Я честно говорю, что не заметил. Такое больше не повторится. Ну ошибся чуть – я тоже оттаиваю.

– Ну ошибся так ошибся. С кем не бывает. Все, проехали. Держи сигареты.

– Спасибо за курево. Пойду к дверям, кто-то там ломится.

– Иди служи. А я пойду Оленьку отыщу. Место себе пробью.

– Если у нее не сядешь, я тебе столик организую через Лиду – администраторшу. Ты кстати на весь вечер или как? – он тоже на всякий случай высказывает уважение. Смотри ты, еще ничего не сделал стоящего, а уже зауважали.

– Все от тебя Миша зависит. Сколько скажешь, столько и буду сидеть. Но коньяк на троих обязательно заглотим. – я прошел в зал, отыскал взглядом официантку и тормознул ее, уже готовую нырнуть на кухню.

– Привет, дорогая. Одно место для меня на весь вечер.

– У меня пока все занято. – и тут выпендреж катит. Вот лакеи хреновы.

– Занято так занято. А может мне лучше к другим девочкам обратиться?»

– С ума сошел. Каким другим. Ты мой и только мой. Подожди минутку. Вынесу горячее и устрою. – обжигает взглядом, и у меня сердце невольно екает. Понимаю, игра все это. А все равно замираю. С деньгами все вопросы решаются легко и быстро. А они улетают, как листья в сентябре. Такими темпами у меня скоро не останется свободных «пятаков». Но и от этого искусственного праздника жизни как то не хочется отказываться. Ведь позади суровые будни, а впереди, через месяц – другой напряженная учеба. Тогда поневоле забудешь эти кабацкие праздники. Сегодня точно выясню, что мне по бизнесу светит в этом очаге пьяного веселья. Думаю, что толку не будет. Приобрести по мелочи конечно возможно, но на поставщиков выйти нереально. Так быстро в крутое дело не входят. Вообще-то я хорошо вписался в систему, если уже и ресторанные монстры со мной считаются. Верю, что мои данные, как командирские, так и деловые, выведут наверх. Моя дорога дальняя и светлая, и ни как иначе.

Опять сегодня влечу на полтинник. Не пью ни грамма, но бутылку коньяка заказал. Это для Михи с Лехой. Хорошо покушал и теперь цежу напиток с названием «Медовый». Конкретная дрянь местного, ресторанного изготовления. Простая вода с медом и лимонной кислотой. Мои новые друзья подходили накатить по стопке. Посижу еще часик и буду сваливать. Пару раз подбегала Оленька, интересовалась, ничего мол больше не нужно. Спрашивая, склонялась к моему плечу так близко, что даже скользнула разок грудью по моей щеке. Еще раз такое, и шампанское за посадку увеличится в цене от восьми рублей до десяти. После такого разве клиент посмеет возбухнуть. Одно ей непонятно, почему я трезв, как стеклышко. И это ее немного напрягает. С пьяным то легче расчеты вести. Да еще мои соседи по столу сопливые студенты с замашками важных персон заставили Оленьку как открыть коньяк, так и разлить им по рюмкам. Она бедолажка аж вся переморщилась. Тоже себя считает Бог весть кем, но только не обслугой. Трезвому на это смотреть скучно. Детали нелицеприятные замечаешь сразу. Как эти корявые понты студентов, так и просто кричащий взгляд официантки о добыче. И сидящую вокруг публику не самого высокого пошиба. Рабочий день недели, и народ в зале под стать ему. И даже Оленька не очень то сильно меня привлекает. По крайней мере добиваться ее не буду всеми силами и деньгами.

И все вдруг изменилось. К моему столику подошел Миха. Хлопнул пол фужера коньяка, сказал просто и коротко:

– Подходи ко мне в одиннадцать. – час с небольшим сидел, как на иголках. А ровно в назначенное время стоял у гардеробной.

– Выходи из ресторана и топай прямо по аллеи в сторону моста. К тебе подойдут. – не переспрашивая иду на выход. Вышел на аллею, идущую вдоль всей набережной и не спеша двинулся в нужном направлении. Вечера еще довольно теплые и народу тут гуляет много. Отошел уже метров на триста, как меня догнал парень в спортивном костюме и в черной кепочке на глаза. Вроде как азиат.

– Говори что хочешь.

– Видик японский меняю на «пластилин» по оптовой цене. В комиссионке такой две штуки стоит. На эту сумму по трешке за грамм.

– Грамм по оптовой цене стоит пятерку.

– Знаю, но я же отдаю вещь очень дефицитную. Японский, новый видик стоит этого. Да и себестоимость «товара» оптовая все же трешка.

– Ладно, это уже детали. Через день увидимся здесь же и в это же время. Если что изменится, гардеробщик скажет. – парень резко вильнул в сторону, а я вернулся в ресторан. За столик уже не вернулся, перехватил Оленьку в зале:

– Коньяк со стола и еще одну бутылку сюда. И яблоки прихвати.

– Почему не за стол?

– В гардеробе с ребятами выпьем.

– С тебя двадцатка.

– Коньяк пятнадцать стоит.

– Ситуация не стандартная. Спецобслуживание. Почти что в туалете.

– Понятно, вопросов нет. Тогда еще один момент. Может нам сегодня с тобой поближе познакомиться. Пообщаться так сказать на ощупь. – глаз не отводит, смотрит такой милой и нежной кошечкой. В ответ лепечет явно стандартную отговорку.

– Рада бы с хорошим мальчиком лямур закрутить, да нет пока такой возможности. Сам понимаешь, муж есть муж. – на мой недоверчивый взгляд ласково шепчет:

– Правда – правда. Не представляешь какой ревнивец мой благоверный. – сейчас проверю эту правду.

– Двадцать пять с меня и бутылка шампанского. – из глаз ласковость мгновенно пропадает. Смотрит спокойно, оценивает. И я уже знаю, все будет как надо. Но не тут то было. Мадама тестирует меня на похоть и финансовую состоятельность. Вдруг мальчонка влюбился. И тогда можно будет его «доить» бесконечно, обслуживая за минутку – другую где-нибудь в подсобке.

– Пятьдесят и шампанское. – цена в общем то не запредельная. Частенько в нашем городе появляются как золотоискатели с приисков, и так называемые бамовцы. Многие, одичав в тайге, готовы за женщину дать любые деньги. И дают, чем подрывают рынок платной любви. Ну а если честно, то он в нашем городе не процветает. Так себе, на любительском уровне. Но совсем скоро звериные нравы капитализма станут чуть ли не нормой жизни бывшего советского человека. Придет к нам и расцветет буйно самое поганое, что есть в другой системе.

– Рад бы, да нет у меня таких денег.

– Нет так нет. – и женщина уходит, зазывно покачивая роскошными бедрами. Совсем не огорчился от отказа официантки. Никуда она не денется, и цена думаю будет сброшена. Все в это на данный момент упирается.

Домой приехал после ноля. Мама ворчит конечно, но кажется уже привыкает к моим поздним возвращениям. Одно ее успокаивает, что я постоянно трезвый. А это главный показатель благополучия. Многие вернувшиеся из армии, а тем более повзрослевшие на войне мальчики, начинают новую гражданскую жизнь со стакана. А то и со сладкой папироски. Особенно если характер слабый, а служба прошла в тяжелых испытаниях. А я горжусь собой, что отказался от рюмки в ресторане. Хотя желание выпить за близкую удачу присутствовало конкретно. И понимаю теперь, как был прав московский врач. Это я сегодня еще раз ощутил на себе. Нервы на пределе и я готов сорваться от пустяка. Это мой большой и жирный минус, который в любой момент может привести к трагическому проколу. Ударь я швейцара, и весь мой бизнес, вернее его начало насмарку. Что может быть хуже непредсказуемого человека, не владеющего собой. Которым руководят его эмоции. Человек готовый вспылить из-за любой мелочи, из за пустяка, в этой жизни потенциальная добыча для мало – мальски значимого охотника. А кого – кого, а этих самых охотников в нашей стране хоть отбавляй. Все, следующая рюмка, вернее бокал шампанского только на Новый год. А то я что-то много ошибок совершил на гражданке за очень короткое время. А может моя главная ошибка в мирной жизни, это шаг в сторону очень мутной коммерции? Который может вылиться в последствии в трагедию покруче афганской. Тюрьма есть тюрьма. Этого я не знаю, верю в лучшее, и совсем не думаю отрабатывать назад. В общем готовлюсь к худшему, надеясь на лучшее. Напрягаю все силы, чтобы быть победителем. Беспокойные мысли не дают уснуть. Наверное это от элементарного безделья. Ведь пока толком то ничего не делаю. Не устаю физически, вот сон и не идет. Лежу на своем родном диване, пялюсь на светящиеся окна соседнего дома, который в каких то тридцати метрах. И мысленно снова уношусь в далекую горную страну, где живут суровые бородатые люди, которым я и мои земляки принесли очень много хлопот и неприятностей. И это мягко сказано. Ведь наше там пребывание вылилось для них в горе, беду и смерть. Хотя лично себя виноватым не чувствую. Стрелял только в ответ, защищаясь. И оказался там не по своей воле. Мне самому надо было элементарно выживать. Инициативы не проявлял, не толкал ребят на рожон под пули. При любой возможности избегал боевого столкновения. При случае мы тихо отсиживались. Никогда не наводил авиацию или огонь артиллерии на мирный кишлак или просто на людей, определив их колонной душманов. И в тех же кишлаках, пользуясь властью вооруженного человека, не устраивал шмонов, ни другого беспредела. Внушаю себе что стыдиться нечего, а все равно на душе не спокойно. Герой хренов, весь в медалях. Но я награды не просил. Кухню штабную не знаю, но твердо уверен. Если получил я медаль, то кто-то повыше званием, получил награду позначимей. Слышал краем уха, что на них разнарядка. Фиг орден получишь, будь ты хоть трижды героем, если с начальством разосрался. Мне кажется, что и я свои награды получил по разнарядке. Надо кого то награждать, вот и награждали. Кошмарные случаи конечно были. И жизнь моя висела на волоске. Но и тогда я геройствовал ради спасения своей личной жизни и мне вверенных бойцов. А не во имя каких то мутных идеалов. И скажи кому, что через день мне снятся жуткие сны – воспоминания, которых боюсь до липкого страха во всем теле, не поверят. Вот тебе и весь герой на проверку. И до сих пор радуюсь, как последний кретин, что оказался не на месте танкистов, которых помогал вытаскивать из подбитой машины. Ведь от крика пацана – водителя волосы становились дыбом. Который материл нас, умоляя добить его. И тошнотворный запах горелого мяса, которым тянуло из нутра горевшего танка. Какими наградами все это закроешь, сотрешь из памяти? И только улетев в сладкую дрему алкоголя, на немного, на чуть-чуть закрываешься от этой жути. Хватит себя кошмарить. Чтобы отвлечься от мрачных воспоминаний, пытаюсь переключить мозг на что-то приятное. А приятное только одно. Это мечты о Кате, которой так еще и не позвонил. Ее грустные глаза притянули меня очень крепко. А почему грустные? Придумываю ерунду всякую. Она же улыбалась, когда мы с ней танцевали. И в ее глазах совсем не было печали. Завтра прямо с утра звоню. Хватит тянуть, а то с каждым прошедшим днем моя решимость убывает на порядок. И наконец на этой конкретной мысли засыпаю. И как ни странно, сплю крепко и без сновидений.

А утро начинается с нудного, осеннего дождя. На улице резко похолодало, осень набирает обороты. День – два такой погоды, и дождь перейдет в мокрый снег. Холод станет главным хозяином в нашем городе. Смотрю на серую улицу и не решаюсь подойти к телефону. Надо звонить на подъеме, когда настроение и радость на душе. А когда хмарь и тоска, что скажешь девушке. И это в общем то очередная уловка. Боюсь словно пацан, и ничего с этим поделать не могу. Решаю звонить после одиннадцати утра. Звонить рано как то неудобно. А позже скорее всего никого не застану. Позвонить то я позвоню, никуда не денусь. А вот что сказать девушке не знаю. Ничего в голову путного не лезет. Маялся этим почти до обеда. Все, набираю, а там будь что будет. В конце концов в кино приглашу. Набираю уже выученные назубок цифры, а в ответ долгие гудки. Все правильно, сегодня пятница, все на работе или учебе. С легкой радостью на душе откладываю звонок на вечер. А до него так далеко, что непроизвольно вздыхаю с облегчением. Если я так позорно боюсь, может мне совсем не подходить к телефону. Не знаю, ничего не понимаю.

Мелкий дождик сыплет не переставая. Его почти не видно. А лужи во дворе огромные. Судя по низким облакам, он затянется еще на пару дней. И хорошо что выходить сегодня никуда не надо. Можно пролежать весь день с книжкой на диване. Пытаюсь читать Бальзака. Хочется улететь в романтически – любовный мир старой Франции, чтобы хоть на время отключиться от холодной и сырой погоды, которая навивает на меня хандру вперемежку с проклятой безнадегой. В итоге ничего не получается. А в школьные годы это читалось с удовольствием. Мир чужой страны в голову не лезет. Все это так далеко от меня. Реальность жестко приземляет и напоминает, если чуть зазеваешься, и не дай Бог «проколешься», то получишь такой удар, что мало не покажется. В общем у героев Бальзака свои проблемы, у меня свои. И они между собой ну ни как не перекликаются. Там в далеком – вдалеке красивая, страстная любовь, счастье в конце концов. Красивые женщины, мужественные кавалеры. Теплая и прекрасная Франция. А у меня не только холод на улице, но и на душе. Ведь я беру «дури» на две полновесных «штуки». И эта подлая коммерция может для меня вылиться в пять лет реального срока. Но это при самом плохом раскладе. Но кто думает о неудаче, когда дело только – только начинается. И ты еще такой смелый и умный. Главное, чтобы беда не подобралась незаметно. Чтобы не ударила подло со спины. А вообще-то я уже окунулся в нее полностью. Ведь вступил на путь, которого следовало избегать однозначно. Я в игре, где понятия беда и неудача одинаково равны. Но если на беду ни как не влияю, то от неудачи вполне можно подстраховаться. Стоит только еще раз все взвесить, обдумать и просчитать. И хорош этим «грузиться». Ведь я знаю точно, что уже сил не хватит отказаться от больших денег, которые мне светят в совсем недалеком будущем. И которых мне вполне хватит на машину и безбедную студенческую жизнь. И пускай я их заработаю за счет тех же наркоманов, но тут уж извините. Так наша жизнь устроена. Выживают сильнейшие за счет слабых, тех же раздолбаев – наркоманов. Все по науке, все по Дарвину. Жизнь свирепая штука. Она постоянно ставит нас в условия соблазна, испытывает физически и нравственно. Выводит на грань жизни и смерти. И если человек соблазнился сладким дурманом, и это ему понравилось. Так значит тому и быть. Он хозяин своей судьбы. И пусть он обвиняет сам себя, своих родителей, зарядивших его такими слабыми генами. А уж потом меня, доставившего ему удовольствие из далекого Афганистана. Вопрос решается просто. Хочешь получить «кайф» покупай. Не хочешь балдеть – не покупай. Все просто. Никто тебя к этому не принуждает, кроме твоей личной тяги. А коли купил и «улетел» маленькой счастливой птичкой к большому и горячему солнцу, то по возвращению не надо все это сваливать на какие то обстоятельства, тяжелые моменты в жизни, на соблазнителей – продавцов. Каждый отвечает за себя. И я не буду никого обвинять кроме себя, если окажусь за решеткой на долгие годы. Этому миру, нашей действительности плевать, кто и как окажется на дне жизни. То ли от водки, от которой ломятся все магазины. То ли от «дури», которую не так то просто найти и купить, и которая делает из человека грязное животное. Чего мне жалеть каких то неведомых уродов – наркоманов, если из меня вытравили жалость, отправив пацаном на войну. Где я убивал назначенных мне государством врагов, и мог вполне быть убитым этими же самыми врагами. Какая по большому счету разница между бичами, наркоманами и прочей нечистью, загнувшимися от своей неправедной жизни. И теми пацанами на афганской войне, которые тоже отбыли в небытие. И тем и другим уже ничего не надо. Вот только у тех пацанов – солдат не было шанса. Им его не дали большие кремлевские дяди, отправив в чужую страну на смерть. Пацаны не смогли самостоятельно распорядиться своей судьбой. Их вычеркнули из жизни в угоду кому то и чему то. А те, кто будут употреблять мной привезенную «дурь», эту возможность имеют. А это в жизни очень даже не мало. У меня вот сейчас тоже есть шанс все прекратить. Все оставить как есть, и жить дальше, как все. И я выбрал. Как мне не дорога моя жизнь, как мне не дороги моя мама и родственники, я не останусь в общем стаде. Я буду делать свою жизнь самостоятельно. А не получится, то и виноват буду только я и никто другой. Я и сейчас то не виню ни кого за глубокую борозду, прошедшую по моей судьбе в самом начале жизни. Так что наркоманы извините, я с вами на равных. Мы помогаем сами себе исчезнуть с лица земли. И это по большому счету высшая справедливость. Ведь останутся здоровые люди во всех отношениях, от которых пойдет здоровое поколение. Чего это я философствую без меры? Хватит сопли размазывать. Не фиг этим заморачиваться. Ведь у меня «товар» в наличии и я его спихну однозначно. Доставил то его черт знает откуда, и уже вышел из общего строя. Мне страшно, но и остановиться уже не могу. И завтра, ровно в 23 – 00, буду на назначенном месте. И все получится. Не может не получиться. Ведь у меня есть цель, в достижении которой хороши все средства. Вот так солдат – интернационалист, комсомолец и спортсмен. Что и говорить, а цинизм прет из меня конкретно. Прямо я не дите своей социалистической родины, а какое то отребье капиталистическое. Я еще не ведал, что такого отребья пруд пруди, и на самом кремлевском верху. Что подтвердят через четыре года события по развалу нашей социалистической родины.

Под слезы осеннего дождя и свои невеселые мысли дождался семи вечера. Пора набрать заветный номер. Вдруг ответит она сама и скажет такое, что подарит надежду на будущее. И этот слякотный вечер станет радостным и счастливым.

Опять длинные звонки. Никого нет дома. И только хотел положить трубку, как ответил женский голос. Нет, это не она.

– Слушаю. – в приятном голосе слегка проскальзывает командирская властность.

– Добрый вечер, могу я Катю услышать. – как ни странно, а волнение сразу пропало.

– Кто ее спрашивает?

– Даже не знаю как вам представиться. А вы Катина мама?