Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

У Кати впервые за многие месяцы было отличное настроение, этому способствовал май. Теплая по летнему погода, день выдался жарким. И пускай она ведет сегодня прием аж до восьми вечера, это ни сколько не портит настроение. У нее завтра отгул, а потом еще целых два дня выходные, которые она проведет с Дашуткой. Она так мало с ней видится из-за своих постоянных дежурств. Ведь папа по прежнему не работает. Это с одной стороны хорошо. Есть кому сидеть с дочкой. Хоть за это у нее голова не болит. Мама вся в коммерции, успешно осваивает профессию продавца, и постоянно упрекает дочь за дурацкую гордость. Ну почему было не взять деньги у бывшего мужа? Он же давал для дочки. Почему она такая упертая в этом вопросе? Ведь не чужой же человек предлагал. Ну что теперь об этом. Все, как говорится, проехали. Семь вечера, а на приеме уже никого. Все правильно, пенсионерам летом некогда болеть. Родные дачи не дают расслабиться. Еще целый час до конца работы и не уйдешь, а вдруг кто появится. И, конечно, появился, и не мог не появиться. В этом она была уверена. Но все получилось так неожиданно, что она просто растерялась. Опустила глаза в бланк рецепта и почти выдохнула:

– На что жалуетесь, больной? – смотрю на свою любимую женщину, самую родную, и то же подыгрываю ей в этой глупой игре.

– Сердце что-то болит последнее время. – Катя глаз не поднимает. Отвечает тихо, почти шепчет:

– Вам надо к другому специалисту, кардиологу.

– И постоянные головные боли.

– А с головой к неврологу.

– Значит, я у вас помощи не получу? Правильно я понял, доктор?

– Я могу вас послушать. Давление измерить.

– Буду очень признателен, если послушаете.

– Рубашку снимите. – послушно раздеваюсь. Стою по пояс голый перед своей любимой женщиной. Она так близко от меня, и в то же время бесконечно далека. Я чувствую запах ее духов. И все, что могу сделать, это закрыть глаза. Холодная поверхность фонендоскопа скользит по груди. Мне приятно, меня слушает моя женщина. Потом следует процедура замера давления и резюме специалиста.

– Давление в норме, шумов с сердце не наблюдается. Мне кажется, что вы вполне здоровы. – Катя по прежнему не смотрит на меня. Уткнулась в какую то бумажку и пытается даже что-то писать.

– Почему ты не взяла деньги?

– Нам не надо. У нас все есть.

– Деньги лишними не бывают. – смотрю и не могу насмотреться на свою женщину. А почему мою? Она уже давно не моя. И это сделал я собственноручно. В полной памяти и светлом разуме. Мне наверное надо к психиатру.

– Я работаю. Мама работает. Нам хватает. – что я могу ответить. Я просто взял Катину ладошку в свою руку. Она вздрогнула, но руку не освободила. Я чуть сильнее сжал ее теплые пальчики, они слегка дернулись, пытаясь освободиться. И успокоились, почувствовав мою силу. Это уже плюс, маленькая победа. И пусть ее нежные пальчики безжизненно замерли – это ерунда. Главное, что ее рука в моей руке. И этого для счастья мне хватит с избытком. Мы молчим долгие пять минут, а может и больше. Хотел так много сказать, а сейчас не знаю что спросить. Молчание нарушает Катя. Задает вопрос, от которого, как ей кажется, я должен смутиться и растеряться.

– Как твоя любимая женщина? Ты счастлив с ней?

– Мы с ней расстались. Она увлеклась джигитом, сыном Кавказа. Продала свой ресторан и куда то уехала. – Катя недоверчиво усмехнулась.

– Я ее недавно видела.

– Недавно – это наверное ранней весной. Она в конце марта покинула наш любимый город.

– Да мне без разницы, когда она уехала и почему. А ты появился за тем, чтобы утешиться?

– Вот именно за этим самым. – смотрю на Катю. Ее лицо, весь вид – полное недоумение. Не верит ни одному моему слову. И наконец шепчет непроизносимые слова:

– Это все напрасно. Наша любовь уже в прошлом. И я возможно скоро выйду замуж. – говорит и не верит своим словам, хотя это вполне реально. По ней вздыхает наверное не один мужик. Нельзя сбиваться на эти мысли. Надо делать, что запланировал и уходить от греха подальше.

– Катя, как насчет денег? Почему ты не хочешь их взять? Поверь, это от чистого сердца. Потрать на Дашутку. Летом съездите куда ни будь отдохнуть. – произнес имя дочери и Катя заплакала. Горько, и в то же время как то по детски. Уткнула лицо в мои руки. Плачет беззвучно, только вздрагивая плечами. Надо бы оставить деньги на столе и уйти. Но мое сердце разрывалось от любви и жалости. И я первый сделал шаг к своей женщине. Не мог не сделать. Ведь я люблю ее больше всего на свете. Ладони коснулись подрагивающих плеч и я потерял контроль над собой. Губами коснулся ее волос, открытой шеи. Моя любимая, как я устал без тебя, как ты нужна мне. Эти мысли мелькнули и исчезли. А руки, не встречая никаких преград, скользнули ниже. Под белым медицинским халатом нет белья. Все правильно, ведь в кабинете так жарко, почти душно. Ничего не соображаю и не хочу. Не чувствуя ни какого сопротивления, овладеваю моей драгоценной Катюшей.

Я ожидала всего, но что появится Дмитрий на приеме, когда уже нет пациентов, совсем не думала. Все так неожиданно, что растеряна до ступора. Вот и вела себя не совсем адекватно, зачем то разыгрывая роль врач – пациент. Мы что совсем уже чужие люди? Опять эта моя аристократическая гордость. И почему аристократическая? Если в нашей родове со всех сторон аристократов и в помине не было. Я в роли строгой врачихи, и в то же время боюсь поднять глаза на моего бывшего мужа. Отца моей Дашутки. И почему сама не знаю. Может от того, что встретившись на мгновение с ним глазами, не увидела в них равнодушия. Это меня взволновало и напугало. Слушаю, а его сердце рвется из груди, хотя с виду совсем спокоен. Сколько не виделись? Уже полгода. Вот мужики, со временем только красивее становятся. Та же спортивная фигура, ни грамма лишнего веса. Хотя, как мне кажется, пара лишних килограмм ему бы не повредила. Эти килограммы убрали бы спортивную агрессивность тела. Придали бы его фигуре более человеческий, общепринятый облик. А так жесткая, сильная машина. Вот и новые шрамы. На правой руке довольно глубокий. Она изучала судебную медицину. Это явно след от пули. А от чего еще? С такой фигурой только и получать огнестрельные раны. По ребрам пули прошли по касательной, и скорее всего их сломала. Боже, во что ввязался ее мужчина? И чем это кончится? Дай Бог, чтобы все закончилось благополучно. Она боится за него, не желает ему ничего плохого. Разговор снова сводится к деньгам. Почему она их не берет? Почему ребенок должен страдать от маминой гордости. Хотя ее Дашутка пока ни от чего не страдает. Она еще маленькая, и ей с мамой, бабушкой и дедом очень хорошо. А было бы еще лучше, будь этот мужчина рядом с ней и мамой. И эта мысль вдруг пронзила ее такой жалостью к себе, что слезы почти самопроизвольно хлынули из глаз в три ручья. А может она устала быть гордой и сильной? Наверное так оно и есть, если не сделала ни малейшей попытки отгородиться от горячих Димкиных рук. А может еще проще: она уже так долго без мужчины, и это ей очень и очень надо. Она во всем не права. Надо бы оттолкнуть, закричать, ударить. Ведь этот человек ее предал. А она только закрыла глаза, крепко сжала губы и отдалась на волю его рук, губ и всего остального. И эта еще жара, которая заставила ее почти раздеться. В полной уверенности, что плотный медицинский халат все очень хорошо скрывает. Не скрыл и не защитил своей строгой белизной, как и ее легкомысленные, почти воздушные трусики, которые были не сняты с нее, а просто и небрежно сдвинуты в сторону. Ее бывший муж опытен в таких делах. И первая мысль, когда пришла в себя, дверь кабинета не на замке. А она на своем рабочем столе, заваленном бумагами. И что самое страшное, с ногами на плечах у мужчины. И нет сил их отдернуть, ведь он так жадно и сладко целует ее колени. И надо же, никто не зашел в кабинет, не отвлек, не ославил на всю поликлинику терапевтшу – недотрогу. Случись такое, и пришлось бы бросать работу, оставаться без средств к существованию. Тогда точно бы пришлось идти на содержание к бывшему мужу, а сейчас хоть видимость гордости сохраняется. А на деле позови, и она побежит не раздумывая. Но вот беда, не позовет. И что самое плачевное, пройдет еще немного времени, и она сама не захочет никуда бежать, возвращаться. Ведь мог проводить хоть до дома после всего этого. Нет, такого не случилось. Он смотрел через окно вестибюля поликлиники, как она садится в машину, как разворачивается, как уезжает. Она снова унижена и оскорблена. А деньги почти насильно втиснуты в ее сумочку. И это усугубляет и подчеркивает унижение. И она уверена, что этот человек никогда просто так не исчезнет из ее жизни. Выйди она хоть трижды замуж, нарожай хоть десяток ребятишек. Она думает об этом, и слезы снова текут из глаз, вызывая жалость у самой себя. Хорошо, что догадалась еще в кабинете убрать тушь с глаз, а то бы сейчас была похожа непонятно на кого. Дашутка не понимает почему мама такая печальная. Ведь она еще не спит, они встретились, и им так хорошо вместе. Так хорошо, что она не оставит свою мамочку одну, ляжет с ней спать. И пускай бабушка ругается, она сегодня будет спать с мамой. Ведь маме так хорошо с ней. И она совсем не понимает почему у мамы текут слезы, когда она ее обнимает. Зачем плакать, если они завтра на целый день поедут на дачу.

Дашутка наконец уснула, она перенесла ее в кроватку. Надо идти мыться и хоть что-то перекусить. А мама, как всегда, не кстати с вопросами, от которых не уйти, не отвертеться. И на которые она очень желает получить ответы. И добьется своего, все выяснит, даст советы и рекомендации. И как ни странно, а после этого вопросника ей станет немного легче и спокойнее.

– По какому поводу слезы, дорогая?

– Просто так. Грустно что то. – маму такими интеллигентскими отговорками с толку не собьешь.

– Не говори глупости. Ну как рассказывай в чем дело. – и она, подчиняясь волевому напору, все выложила.

– Дмитрий ко мне сегодня на работу заходил.

– Ох ты, как интересно. Неужели этого подонка семья заинтересовала? Может, надумает алименты платить?

– Мне не нужны его деньги.

– Тебе то может и не нужны, а вот мне и твоей доченьке не помешают. Отец без работы, ты получаешь мизер. У меня заработок на рынке от случая к случаю. Так что, от материальной поддержки я бы не отказалась.

– Он передал, но я не знаю сколько. Возьми в моей сумочке. – Марина Владимировна явно возбудилась. Ее щеки залил румянец. Споро открыла сумочку дочери.

– Очень интересно на сколько это расщедрился твой непутевый муженек. – достала из конверта деньги и замерла от восхищения. Румянец на щеках стал ярче, а она краше и привлекательней.

– Вот это да. Да тут доллары. И все сотнями. – через пять минут радостно выдохнула. – десять тысяч. Слова о непутевости твоего бывшего беру назад.

– Как ты легко меняешь мнение о человеке.

– Была бы ты в меня, а не в отца, тоже бы быстро ориентировалась в этой жизни.

– Теперь для тебя Дмитрий просто золотой человек. Верно ведь?

– Какая я есть, такая есть. И нечего меня осуждать. Другой я уже не стану. А мнение о человеке складывается по его делам и поступкам. Что я могла сказать о мужчине, который за год не дал родному ребенку ни копейки на пропитание.

– Я тебе говорила, что его не было в городе. И денег у него могло не быть.

– Ладно, это уже неинтересно. На эти деньги я куплю на рынке два контейнера – киоска. Один продовольственный, другой косметика. Может удастся табачный открыть, но это очень сложно. Кстати, а может у тебя на эти деньги свои виды, а я тут со своей коммерцией?

– Нет у меня ни каких видов. Делай с ними что хочешь. Кстати, он нашел нам квартиранта. На неделе обещал этот вопрос урегулировать.

– А вот с квартирантами я сама разберусь. Он отказался от квартиры и слава Богу. У меня уже есть клиент на примете. Товарищ от бизнеса, вроде состоятельный.

– Я не знаю сколько тебе будет платить твой бизнесмен состоятельный, а Дмитрий тысячу долларов в месяц гарантирует.

– Сколько – сколько? И кто же может такие деньжищи в наше голодное время отстегивать? – у Марины Владимировны уже частенько проскальзывали слова новой рыночной эпохи.

– Говорит, что помощник консула с семьей. Правда монгол. Думаю, тебя национальность не сильно волнует.

– Конечно нет, милая. Пускай хоть негр из Африки.

– И как тебе теперь мой бывший муж? Он хороший человек?

– Вот только этого не надо. Я знаю свои недостатки. И грех тебе лишний раз о них напоминать.

– Да я тебя просто готовлю к более важным делам и событиям. Главное, чтобы ты на него молиться не начала. Еще не все приятные моменты освещены.

– Так освещай скорее. Сегодня для меня просто роскошный день. Так много вопросов решилось.

– И главное, без твоего участия. С минимальными затратами как физических, так и умственных сил.

– Катя, ты противная девчонка. Давай смотреть на вещи практичней и спокойней. Ну не сложилась твоя личная жизнь. Это трагедия, я не отрицаю Но зачем отталкивать человека, который хочет хоть как то замолить свою вину. Смотри на все проще и пользуйся тем, что само идет тебе в руки. Времена на дворе очень уж мутные. И когда все наладится, никто не знает. Так что ты там напоследок приберегла?

– Дмитрий в курсе твоих рыночных дел. Если что, он тебе поможет, но не это главное. У него к тебе деловое предложение. Есть бизнес, на котором можно высоко подняться. Если согласна, позвони по этому телефону. – Катя передала матери обрывок газеты, на полях которой написаны шесть цифр. Невзрачная бумага, довольно мятая. И сейчас Марина Владимировна близко не могла предположить, что для нее это пропуск на самый верх. Ну почти на самый.

Села за стол, а кушать не хочется. С трудом втолкнула в себя кусочек хлеба, запила молоком и ушла в свою комнату. Состояние такое, что не хочется даже мыться. А может она не хочет смывать то, что осталось от этой неожиданной встречи. Ведь до сих пор чувствует прикосновение его рук, запах его тела. Такого родного, близкого. А стоит помыться, и шампунь все это уничтожит, а вода безжалостно смоет. Боже, за что ей такое наказание? Почему она не может выкинуть из головы всю эту любовь? Почему не может начать все сначала? И вместо того, чтобы быть сильной и гордой, отдалась на волю этим уже чужим рукам и губам. Она говорит чужие, а они такие теплые и родные. До чего докатилась, если позволила все. Она, уважаемый врач, всегда спокойная и уверенная в себе, по крайней мере с виду, оказалась лежащей на своем рабочем столе с ногами закинутыми на плечи мужчины. И это при не запертых дверях, ведь в любой момент мог кто-то зайти. Но ведь никто не вошел. И это может тоже судьба? Кстати, а так они никогда не делали за свою в общем то не длинную супружескую жизнь. И если честно, то это было восхитительно приятно. И это еще слабо сказано. Боже, а когда Димка целовал ей колени и живот, она чуть сознание не потеряла. До чего она докатится с такой жизнью? А в душе, как себя не обманывай, а теплится надежда на возвращение любимого мужчины. Она все простит. Все забудет. Станет для него покорной восточной женщиной, пусть только вернется. Пусть все будет по старому. И пусть у ее маленькой дочурки будет любимый папочка. Она это хочет всем своим существом, но где то далеко, на самом донышке души поселилось сомнение. Это никогда не случится. Она не знает почему, но этого больше не будет. Ей становится страшно и до жути одиноко. И чтобы уйти от этого, она быстро встает и уходит в ванную. Надо все это выкинуть из головы и выходить замуж за хирурга Женечку, у дочки в конце концов должен быть отец. На этой решительной ноте и заканчивается вечер.

Потом два счастливых дня с Дашуткой на даче. Десять спокойных на работе. И вдруг шок – критические дни все не наступают, а через две недели стало все понятно: она беременна. Пока приходила в себя, раздумывала, прошел месяц. Надо бы все рассказать Дмитрию, узнать как он к этому относится. Да вот беда, она не знает его номера телефона. А набрать те цифры на клочке газеты не решается.

Но отзвониться по этому номеру все же пришлось, мамина коммерция затрещала по швам. На полученные от Дмитрия доллары Марина Владимировна купила два киоска – контейнера на Центральном рынке. Место отличное, проходное. Все идеально, все по уму, как она говорит. И ни какие ей бывшие зятья не нужны в принципе. Но это оказалось не так. Ровно через две недели выяснилось, что на месте ее киосков будет строиться магазин. А она со своими контейнерами пусть убирается на все четыре стороны. Марина Владимировна попыталась искать правду среди учредителей рынка. Но это все равно, что ягненку просить защиты у волка в темном лесу. Место конечно ей могли выделить, не проблема, но за это надо еще «зелень» отстегнуть этим самым учредителям. Бывшая хозяйка контейнеров, широкая в заду черноокая бабища, еще довольно молодая, ее просто – напросто обманула. Она то прекрасно знала про строительство.

Марина Владимировна сначала впала в шок, потом ударилась в истерику. И наконец пришла в себя более – менее, когда Катя отпоила ее какими то травами и лекарствами. И посоветовала все же позвонить по оставленному Дмитрием телефону. Она вняла разумному совету дочери и ровно через три дня снова была прежней Мариной Владимировной, вполне уверенной в себе. Молодой человек, с которым она встретилась, посетовал, что она немного подзатянула со звонком. Но он свяжется с Дмитрием Викторовичем, тот сейчас в дальней командировке. И после дополнительных инструкций, тот скажет, что надо дальше делать. А коли молодой человек будет связываться с ее бывшим зятем, так пускай заодно расскажет о ее бедах на коммерческом поприще. Ей так хочется наказать свою обидчицу, а еще больше вернуть назад деньги. За всеми этими делами Катя осталась один на один со своей глобальной проблемой. И когда Дмитрий наконец вспомнил о ней и позвонил, то она уже приняла решение и помощи ни от кого не ждала. Поговорила с ним спокойно и ровно, больше упирая на мамины проблемы. Почему она не решилась сказать ему о своей беременности, она и сама не знает. А еще через месяц, когда влюбленный в нее однокурсник Евгений Ройзман предложил ей руку и сердце, ответила согласием. Но при этом поведала соискателю ее любви и сердца, что беременна от бывшего мужа и аборт делать не собирается. Женя забрал руку и сердце назад, и больше к этой теме не возвращался, хотя при встречах здоровался с ней очень даже приветливо.

Марина Владимировна снова в коммерции, вся цветет и пахнет. Оказывается торговля ее и только ее дело. И что-то Катя очень часто стала видеть Стаса, который все так же нерешительно, если не сказать робко здоровается с ней. И все так же, наверное, по всем вопросам советуется с Дмитрием Викторовичем. А мама просто обожествляет бывшего зятя. Захлебываясь от радости рассказывает, как он спас ее от базарного беспредела. И не только спас, а предоставил места для ее контейнеров на другом рынке. За моральный урон две тысячи сверху заплатила ей та базарная бонуха. Да и что сейчас эти несчастные контейнера, если ее ввели в аптечный бизнес, у которого на данный момент возможности почти безграничные. У нее теперь и лицензия на торговлю медикаментами, и эти ее два контейнера переоборудованы под аптечные киоски. И вот – вот вопрос решится с землей под аптечный магазин. Все идет просто идеально. А Катя смотрит на нее и не верит, что это ее мама. Вот что торговля с людьми делает. Хорошо, что она взяла больше папиного.

А вот в разруливании проблем Марины Владимировны, бывший зять прямого отношения не имел. Он был в тот момент далеко в тайге, но просьбу о помощи бывшей тещи без внимания не оставил. Попросил Петровича помочь бедной, интеллигентной женщине, попавшей в крутой водоворот рыночного беспредела. А тот, как всегда, подошел к делу серьезно и ответственно. Да и как по другому, если просит лучший друг и партнер по бизнесу. Да и эта женщина им уже не чужая. На нее вскоре ляжет вся торговля медикаментами в городе. А чтобы беспредельщики не вздумали «резко дышать» в сторону Марины Владимировны, он «подписал» на это дело своего бывшего коллегу по кэгэбэшному ремеслу, которому как раз в тот момент очень были нужны деньги. Тысяча долларов на дороге не валяется.

Кеха Мышонкин, спортивный малый тридцати семи лет от роду, почти что владелец рынка «Сосновый», в простонародье «Сосна», в этот день ни каких неприятностей не ожидал. И вдруг проблема. Не сказать, что большая, но занозистая. С одной стороны и Галка Толстая не чужой человек, но и против «Конторы» не попрешь, бывшие коллеги давно на него «зуб точат». Ну бортанула Галка залетную торговку. Не вопрос – так все делают. А у залетной «крыша» оказалась чекистская. Так что Толстой пришлось две штуки «зеленью», своих кровных отстегнуть в счет моральной компенсации. И это правильно, все по понятиям. Кто сильнее, тот и прав. А вот зачем его оскорблять, сыпать соль на рану юности, с таким трудом залеченную? Вот это плохо. За это наказывать надо, да только вот руки у него, Кехи Мышонкина, коротковаты. А рана то кровоточит еще с далекой юности, когда училка при знакомстве с классом переврала его фамилию. И получился не Кеша Мышонкин от слова мышка. Что тоже не очень, но намного лучше чем Мошонкин. И стал Кеша на долгих пять лет Мошонкой – не больше и не меньше. Чтобы сменить эту позорную кликуху, пришлось в бокс идти. Там преуспеть до такой степени, что кликуха позорная сама собой сгинула в небытие. Потом вступил на скользкую чекистскую тропу, с которой правда соскочил при первой возможности. Ну не его это и все. И вот сегодня уважаемого человека, можно сказать долларового миллионера, оскорбили нагло, и главное прилюдно. Вся жизнь в борьбе за право называться просто Кехой, и на тебе. Он позорно вздрогнул, когда услышал:

– Эй, Мошонка, двигай сюда. – в пяти метрах стоял бывший коллега по КГБ Ванечка Крыгин: на сегодня действующий сотрудник уже не КГБ, а ФСБ. Правда, всего в чине майора. Кеха в предъявленное удостоверение глянул внимательно, и конечно не преминул огрызнуться. Хоть и интеллигентно, но все же:

– Что же ты по хамски к бывшему коллеге обращаешься? Как минимум, не красиво. – на что Крыгин ни сколько не смутившись, четко ответил:

– Был коллегой, да сплыл. Ты мне лучше объясни, уважаемый Мошонка, на каком основании ты ограбил мою очень хорошую знакомую?

– Ты ошибся, чекист. Я никого и никогда не грабил. – дальше пошла предъява, на которую нельзя было не отреагировать. Дело пустяшное, копеечное, и решилось в пять минут. А вот осадок остался. Значит кое для кого он так и остался Мошонкой. Можно, конечно, взбрыкнуть и послать этого мудака с удостоверением куда подальше. Но как пошлешь то, если на рынке днем и ночью торгуют паленой водкой из дешевого китайского спирта, и сигаретами непонятного производства. На прощание Иван сказал, мол зря ты все связи с бывшими коллегами оборвал. Добром это для тебя не кончится. И, точно, не кончилось. Прошло два года, бизнес процветал, все шло просто отлично. Решил отдохнуть с женой на дальней дачке, на дикой природе. Прибыл туда со своей любимой Зиночкой рано поутру. Вышел из машины, пошел дверь в дом открывать, а из баньки выскочил чмошник сопливый с «макаровым» в руке. От трех пуль Кеха ушел, крутнулся резко влево-вправо с перекатом. Да вот беда, дистанция между ним и нападавшим слишком маленькой оказалась. Так что из оставшихся четырех, две точно вошли в цель. И в угасающем сознании Кехи мелькнула последняя мысль, а ведь про эту поездку кроме жены никто не знал. Продала тварюга. Сегодня бизнес Мышонкина процветает, им успешно рулит его любимая супруга Зинуля. Которая так благодарна покойному мужу, что назвала площадь перед рынком в его честь. Теперь она зовется площадью святого Иннокентия. Не чурался бы бывших коллег, может они и присмотрели бы за его Зиночкой, может и сигнал бы вовремя подали. Но что теперь то об этом, что есть, то есть.

Наш лесной бизнес трещит по швам. И совсем скоро, если не предпринять экстренных мер, прекратит свое существование. Из тайги нас выжимают более сильные и удачливые – местная братва. Они расположены к деловой древесине на порядок ближе чем мы. Крутая бригада из второго по величине города области объявила нам войну. Мотивация простая – это все их, и только их, включая два крупнейших деревообрабатывающих комбината. И на фиг им с кем то делиться, если они здесь полные хозяева. Петрович докладывает, все разумные методы убеждения использованы. Остались только кардинальные, и ни как иначе. Надо убирать всю верхушку этой оборзевшей «бригады», иного выхода нет. Это и слепому видно. Но вот как это осуществить в глуши далекой, вопрос из вопросов. В провинции то каждый человек на виду. Все приезжие сразу в глаза бросаются. Говорят, местные милицию и ФСБ под себя подмяли. Так что, легально туда соваться себе дороже и время на ожидание просто нет. И не остается ничего другого, как мне и Егору нырнуть в эту самую тайгу на все лето. Проникнуть скрытно в глубину района, воспользовавшись старой и проверенной дорогой по реке. И поставить точку в затянувшемся противостоянии.

Река, сделав петлю, максимально приблизилась к федеральной трассе, до нее всего сорок километров. Тут то мы и высадились с Егором, оборудовав в чаще схрон для лодки и остального, пока еще не нужного продовольствия и имущества. Переход до дороги занял почти двое суток. Вышли к ней по легким сумеркам. поставили палатку, не разводя костра перекусили копченым мясом и завалились спать. Вроде и не такое большое расстояние, а вымотались конкретно. У каждого за спиной по пятнадцать килограмм груза, в основном продукты. Нам сидеть в засаде не один день: сегодня на календаре семнадцатое июня.

Залеживаться – отдыхать нам не резон, надо искать место для засады. И только после этого можно будет немного расслабиться. Нежелательно далеко уходить от проторенной тропинки к реке, ведь там у нас основное НЗ и лодка. У Петровича есть информатор в окружении противника. Его кроме шефа никто не знает. Этот самый информатор может наблюдать «объект» только визуально, с определенного расстояния. Так что информация придет к нам довольно размазанная, но на безрыбье и это хлеб. Еще мы знаем, что «объект» ездит на Ниссан Патроле кремового цвета. Ну и, конечно, номера знаем. Хозяин джипа самый главный в этих местах – бывший первый секретарь райисполкома. Он наш главный враг. Это он все здесь грамотно организовал, собрал в один кулак как своих бывших коллег, так и конченных уголовников. Двое в его ближайшем окружении чуть ли не «воры в законе». Идиоты, ну почему нельзя просто договориться? Зачем затевать бессмысленную войну, когда этого самого леса хватит и им, и нам, и еще десятку таким же как мы и они. Хотя уже поздно об этом, мы смотрим на проблему через оптический прицел СВД.

Каждый день «объект» куда ездит. А вот в нашу сторону, на север области его почему то не тянет, хотя там расположены главные леспромхозы. Вернее то, что от них осталось. Сегодня двадцать шестое июня, и от нашего сиденья пока что никакого толка. Продуктов нам хватит где то на месяц – это без НЗ. Но это если тупо лежать в засаде, питаясь по минимуму. А если куда то рвануть в темпе, то долго не протянем на скудном рационе.

Одиннадцатый день в засаде и все без изменения. Погода стоит теплая, и только по ночам немного подмораживает. Все таки север Сибири. Но в палатке и спальнике, пока что комфортно. Больше донимают комары. И запах достает, считай полмесяца не мылись. Предлагаю Егору сменить место засады. Найти новое поближе к воде. Тот категорически против. Ведь здесь трасса под уклон и поворот хороший градусов на сто. Так что будем терпеть. Вот чукчи всю жизнь не моются и ничего, живут. Вода в, общем, то есть, Сибирь – это не Сахара. Но чтобы добраться до небольшого озерца, больше смахивающего на болото, надо по чаще продираться два километра в одну сторону. Вода в этом озере припахивает тиной конкретно, но это уже мелочи. По очереди делаем ходки, и там же на месте кипятим воду не меньше часа. В противном случае дизентерия обеспечена. Костер разводится в одном месте, в яме, которую потом засыплем. Вполне возможно, что территорию после акции тщательно проверят. И наша задача как можно меньше оставить следов. Сегодня моя очередь заниматься водой. Отправляюсь в путь рано по утру. Чем раньше выйдешь, тем больше у тебя будет время на водные процедуры. Я бы в этом болоте торчал целый день, но нельзя. Вдруг поступит сигнал, а ты черт знает где. И возможный шанс будет бездарно похерен. Связь держим через два спутниковых телефона. Главный минус которых пальчиковые батарейки, которых у нас наверное пара килограмм. Телефоны зарегистрированы на каких то бичей дремучих, которых возможно уже и в живых то нет по причине злоупотребления без меры некачественной водки.

Позвонили нам аж седьмого июля. Объект выехал, возможно, в нашу сторону. Заняли позицию согласно боевого расписания. Я на три километра ближе к городу, Егор со снайперкой на повороте. Моя задача простая: в двенадцатикратный «Цейс» определить по номерам нужный джип и сообщить напарнику. Дорога в месте моего наблюдения довольно прямая. За километр все отлично видно.

Нужная машина появилась после часа дня. Внедорожник пер, как и положено крутой тачке, где то под сотню. Мог и больше, но вторая вечная русская беда этому не способствовала. Через мгновение машина скрылась из виду. И через минуту хлопнули подряд пять одиночных выстрелов.

Напарник сработал профессионально. Первой пулей убрал шофера. Неуправляемая машина не вписалась в поворот и понеслась под склон прямо на Егора, который хладнокровно успел всадить в салон еще четыре разрывные пули. Шансов у пассажиров выжить не было. Сделав полный оборот вокруг своей оси, джип завалился на бок. Пока я добирался до места, Егор убедился в успешности акции и поджег машину. Малая надежда списать на аварию, но все же. Пока то да се, пока экспертиза, мы за это время и выскочим из контролируемой зоны.

Через полчаса мы уже были на тропинке, ведущей к реке там где спрятана лодка и припасы.

Четыре часа топали уверенные в своей полной безнаказанности. Ночью будем на месте, по темноте сплавимся на сколько сможем. Днем отсиживаемся – отсыпаемся, а по сумеркам снова на север. Нас встретят внизу по течению, где то километров за пятьсот. Мы так предполагали, пока в километре от нас не прошел военный вертолет. Егор замер мгновенно.

– Поворачиваем назад. Кажется, влипли.

– Думаешь «вертушка» по нашу душу?

– Не думаю, знаю. Дорога к реке считай перекрыта. Если задействованы большие силы, нам не вырваться. Военных в этом районе много. Видно их и привлекли.